Текст книги "Пожиратель снов (СИ)"

Автор книги: К. Линкольн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Парень был мертв. И я ощущала это с радостным смехом, жутким триумфом.

От воспоминания меня мутило.

«Хайк – очень плохой».

Хайку снилась смерть и убийства, и это его радовало. Это были не кошмары, они были слишком… радостными. Сильные эмоции показывали, что фрагменты были не просто фантазией, а отголоском реальности. Сны от воспоминаний. Жутких воспоминаний. Они давили на меня, и желудок мутило.

Я не переживала из-за проекта. Это был просто перевод слов. Но я не хотела помогать Хайку. Я не хотела снова быть возле него.

Я подавила тошноту, смогла усидеть, пока комната переставала кружиться. Я прижала большие пальцы к носу возле глав, чтобы голова не раскалывалась. Это немного помогло.

Желание пойти в туалет пересиливало смущение от мысли, что Кен увидит меня растрепанной после сна. Я пошла, спотыкаясь, в ванную, проглотила три ибупрофена без воды. Марлин заставляла меня пользоваться особым шампунем, и он холодил руку, но не помог гнезду на моей голове. Зато запах был приятным.

После пары минут борьбы с колтунами с помощью мокрой расчески, я стянула волосы в аккуратный хвост.

Мне нужно было отвести папу в туалет. Порой он обмачивал кровать, если я давала ему спать слишком долго утром.

Боль в голове стала слабее, и я рискнула опуститься на колени у кровати.

– Пап, – сказала я. Движений не было. Я пощупала его под одеялами, и было удивительно мягко. Я сорвала одеяло. Под ним были свернутые штаны пижамы и подушка.

«О, боже».

Я выбежала за дверь и врезалась в знакомый серый свитер, скрывающий твердый и теплый живот.

– Уф, – сказал Кен, поймав меня за плечи, – ты вообще смотришь, куда идешь?

– Папа! – сказала я ему, сердце грохотало. Его утренний запах был чуть горьким, и я невольно вдыхала глубоко, наслаждаясь этим.

– Он ушел около десяти минут назад, – глаза Кена потемнели, он удерживал мой взгляд, и грань между зрачком и радужкой пропала. Черные глаза, как у зверя. Я вспомнила хвою на земле в лесу, силы в ногах. И мох с землей на языке. – Он вел себя адекватно, знал свое имя, дату, и что это твой дом. Он сказал мне не будить тебя и ушел. Я не мог возразить.

– Тебе не хватило его срыва прошлой ночью? – я сжала кулаки. Я еще раз глубоко вдохнула и закрыла глаза. Избиение Кена не вернет папу. – Я должна найти его. Его прояснения не длятся долго.

Я попыталась обойти Кена, но его руки на моих плечах удержали меня на месте. Я подняла голову, увидела, что он нюхает воздух, а потом он пронзил меня взглядом, и я сжалась.

– Не так, – хрипло сказал он.

«Ой, точно», – я спала в футболке и нижнем белье. Я надеялась, что футболка хотя бы скрывала мои трусики, но не могла отвести взгляд от Кена и проверить. Моя шея покраснела, румянец грозил покрыть все тело.

Кен гулко рассмеялся. Тепло охватило меня, мурашки покрыли открытые места. Длинные ресницы опустились, и его глаза стали темными полумесяцами, которые едва выдавали движение его глаз, пока он разглядывал меня с головы до пят.

Ладони на моих плечах медленно развернули меня и толкнули в открытую дверь моей спальни. Он закрыл дверь между нами. Он управлял собой.

Папа мог лежать где-то в канаве. Или петь энку, почти обнажившись, в фонтане на площади. Не было времени смущаться перед Кеном.

Я порылась в почти чистой одежде в куче возле шкафа. Я вытащила первое, что ухватила: джинсы, черную толстовку с короткими рукавами и вышитым губаном на спине. Еще один подарок мамы.

Я снова была у двери, спустилась и поняла, что Кен шел за мной. Он успел уложить волосы в шипы на макушке, надел черные джинсы, хотя я не знала, где он их взял, ведь пришел ко мне без сумки.

– Ты не обязан идти, – сказала я.

– Двое проверят больше территории, – он серьезно воспринимал роль сиделки.

– Я найду его, жди здесь, – бросила я через плечо. Но Кена за мной уже не было.

Он был почти вдвое ближе к почтовому ящику в конце дорожки. Он снова нюхал. Я замерла. А он повернулся, пробуя воздух вокруг себя. Это должно было выглядеть глупо, но в его мышцах копилась энергия, он словно сдерживался. Был как тучи перед дождем.

Как я не заметила, что его волосы доставали до шеи? Или какими острыми были его плечи?

– Он пошел по той улице, – сказал Кен. Я покачала головой. Серьезно? Он мог учуять папу?

Я указала в другую сторону.

– Он почти всегда пытается вернуться в наш старый дом в Тригарде. Он явно пошел на юг.

Кен шагнул ко мне, его черты были острыми от подавляемой энергии.

– Ты – какая-то проверка? Совет это подстроил? Что я должен доказать…

– Я не знаю, о чем ты, – рявкнула я и шагнула в сторону, но Кен оказался передо мной. Я моргнула.

– Я пришел сюда не ради бед. Я показываю желание помочь, – низко прорычал он.

– Ты меня серьезно пугаешь. Мне нужно найти папу. Дай пройти.

Лицо Кена лишилось эмоций. Его глаза расширились, уже не были гневными полумесяцами. Но они все еще были черными, ни капли белого.

– Я знаю твоего отца, Кои. Я не знаю насчет тебя, но с ним все понятно. Даже если ты не знаешь, а не притворяешься, ты должна понимать, что я не такой, каким выгляжу. Я могу его найти по запаху.

Кен повернулся в другую сторону. Что с ним такое? Я вырвалась из его оков. Ладно. Я не знала, куда именно ушел папа. Но мне нужно было двигаться, чтобы не взорваться.

Кен источал ту же надежность, что и Марлин, словно всегда знал, что делать. Я была королевой отрицаний, но не могла отрицать, что что-то с ним не было нормальным. Что-то не было нормальным в том, что можно было видеть сны других людей и понимать, что делаешь это. Знать, что некоторые сны были просто кошмарами, а некоторые – воспоминаниями о злых поступках.

Я пошла по дорожке глубже в соседний район, минуя территорию школы. Я не видела нигде следов лиловой пижамы отца. И он не прятался в колючих кустах у ограды. Но я шагала за Кеном, указывающим кивками направление.

Кена было невозможно игнорировать. И дело было не в том, что его глаза вызывали у меня трепет. Он не был нормальным. Он мог быть таким, как я. Я бы выбрала его президентом своего клуба, если его нюх найдет отца.

Мы прошли школу и попали в небольшой район магазинов. Его не было видно. Я резко замерла, но грация не подвела Кена. Он остановился плавно, даже не задыхался от быстрого темпа ходьбы.

– Куда теперь? – я указала на основные перекрестки у магазинов.

Кен склонил голову к моему уху и глубоко вдохнул. Я отпрянула.

– Что такое?

– Твой запах очень сильный, смешивается с запахом твоего отца. Я пытался различить их, – он приподнял бровь.

– И? – я топнула ногой.

– Сюда, – он указал на остановку для автобусов, едущих к колледжу.

«Нет, прошу, нельзя, чтобы папа сел на автобус».

Прикосновения к папе не давали мне кошмары, но порой я видела свои сны.

Как-то в пятницу, когда я была подростком, после того, как я стала видеть фрагменты, я была в его доме и упала с лестницы подвала с шестью пачками бутылок колы. Он убирал осколки стекла и промывал рану на моем колене, вел себя сдержанно, но ему пришлось задеть мою голую кожу.

И той ночью, когда мне снились фрагменты, собранные у одноклассников, был и темный сон, кошмар.

Я проснулась уставшей. За завтраком папа спросил меня, с кем я обедала вчера. Я знала, что что-то не так – папа никогда не спрашивал о друзьях или школе, это делала мама. Я рассказала о своей лучшей на тот момент – и единственной – подруге Лисе.

В следующий понедельник в школе Лиса не сидела со мной на английском. На физкультуре она избегала моего взгляда. На следующий день ее не было в школе.

Через неделю до меня дошли слухи. Семья Лисы вдруг переехала. Кто-то анонимно сообщил школе и социальной службе, что отец Лисы сексуально домогается ее.

Я не удивилась из-за папы Лисы. После старшей школы я смогла отделать сны-воспоминания от фантазии, но кошмары Лисы были необычными. Ей снился туман с тонкими бледными конечностями, лежащими обнаженно на простынях, и над ней нависали грозные лица, глаза того же зеленого оттенка, что и у Лисы.

Меня удивило, что папа увидел фрагменты Лисы ночью, коснувшись моего колена. И он стал действовать, хоть он никогда не приходил на родительские собрания или школьные собрания.

Если папа уловил от меня фрагменты Хайка, то он мог направляться только в одно место с этой остановки.

Кабинет Хайка.

Я надеялась, что он был адекватным.

– Он на пути в мой колледж, – выпалила я.

Кен с вопросом посмотрел на меня, словно пытался увидеть мозг. Чтобы не ерзать, я прикусила губу и впилась ногтями в ладони.

Желание объяснить поднималось во мне, давило на горле. Долгое время были только мы с папой, не озвученные подозрения мамы и стена между нами и миром. А потом мама умерла, а папа все реже был адекватным.

Кен стоял там, его глаза снова стали карими, и он вглядывался в меня, словно не боялся того, что мог найти, словно хотел узнать. Ком возник в моей груди – желание рассказать Кену правду. Всю правду.

Я… не ощущала страх.

И слова полились спешным потоком:

– Профессор, от которого ты спас меня вчера… доктор Хайк… папа пошел к нему.

– Потому что…?

Что я могла ему сказать? Потому что Хайку снились убийства, и это меня пугало? Тонкая ветка, по которой я двигалась, дрожала и грозила сломаться.

Как скоро теплый интерес на его лице станет шоком?

– Потому что мог увидеть бумаги, которые дал мне вчера доктор Хайк. Я согласилась кое-что перевести с диалекта моего отца, и, может, отец обнаружил это, – это было близко к правде.

Обмануть Кена не удалось. Он приподнял бровь.

– Это игра с новеньким в городе? – он ухмыльнулся. – Я не такое ожидал от Хераи-сан, – он опустил голову к груди и глубоко вдохнул. – Все инстинкты говорят мне уходить.

Жар подступил к голове. Я была такой глупой. Марлин всегда дразнила меня из-за проблемы с границами. Один близкий момент на кухне из-за соуса, и я уже подавляла желание рассказать Кену тайны, которые хранила всю жизнь.

Больше никакого нюха и глаз, что видели так много. Я найду папу сама. Так безопаснее.

– Так почему бы не уйти? – рявкнула я.

Кен потянулся к моей руке, но я отпрянула. Он выпрямился и резко подошел, и я оказалась в ловушке между скамейкой остановки и его грудью.

– Потому что я еще не встречал никого такого, как ты, – низко прорычал он. – Потому что тебя и твоего отца сложно оставить.

«Что он имеет в виду?».

– И, – продолжил он, – потому что Хераи-сан – одни из трех оставшихся баку, о которых знают. И ты боишься того, что он пошел к этому профессору.

Я моргнула.

– Боишься не просто от тревоги, что он заблудится, – сказал Кен.

– Баку? – я смогла выдавить лишь одно слово. Я запуталась в потрясении, раздражении и страхе за папу.

К остановке подъехал автобус, и Кен бросился к открывшейся двери.

Слова бились о мой череп, как рыба. Я стояла и смотрела на дверь. Водитель нетерпеливо кашлянул.

«Ладно, по шагу за раз», – я сяду в автобус, заставлю потом Кена объяснить, почему он назвал папу баку.

Ступеньки автобуса казались границей. Недовольный водитель с неохотой принял у меня два бумажных билета из блокнота, который я носила в кармане толстовки. Он окинул меня взглядом, говорящим, что его не удивило бы, даже если бы у меня выросли крылья, или я стала лиловой. Кен вынюхивал папу, как гончая, звал его «баку», не дрогнув. Словно он был из сериала, типа «Гримма».

Сидения были заняты. Группа учеников по обмену, наверное, корейцев, заняли всю заднюю часть. Кен стоял у шеста возле двух девушек с оранжевыми прядями в их гладких волосах и с сочетающимися сумками.

– Расскажи о Хайке. Почему тебя пугает, что твой отец может быть с ним?

Я повернулась к нему, отвернулась от автобуса и старалась не задевать колено кореянки.

– Ты сказал баку.

Кен вздохнул, провел рукой по волосам, запутывая каштановые пряди. Девушка у окна улыбнулась ему, и он ответил ей тем же.

Я многозначительно кашлянула. Девушка ухмыльнулась, сказала что-то подруге на быстром корейском. Они рассмеялись, звук терзал мои уже потрепанные нервы.

– Мне нужно это произносить? – сказал Кен. – Лучше расскажи, чего ждать в колледже. Насколько опасен Хайк? Он из Тех?

«Что это такое вообще?» – автобус дернулся, и я пошатнулась. Кен поймал меня за плечи. Его глаза снова потемнели, пристально глядели на меня, пока тьма поглощала белизну.

Он не был просто безумным. И я не была. Что-то ненормальное происходило здесь.

– Ты не знаешь, – хрипло сказал он. – Хераи-сан тебе не поведал? – он сжал мои плечи. – Глупец.

Я охнула.

– Отпусти, – пропищала я не властно.

В автобусе не было воздуха. Он притянул меня ближе, и нас разделял только металлический шест. Где-то далеко хихикали кореянки. Я сосредоточилась на Кене. Теперь он ощущался не безопасным, а неустойчивым. Энергия искажала воздух, словно перед ливнем.

– Расскажи. Мне. Все, – сказал он.

Автобус остановился перед студенческим самоуправлением, и меня вырвало из его хватки, когда группа корейцев встала и пошла из автобуса. Я попала в волну, спустилась по ступенькам, энергия покалывала кожу.

«Прочь. Прочь, – прочь от Кена и тех вопросов. Ответы были на дне глубокого водоворота безумия, и мне хватало шрамов от побега из того водоворота. – Блин, я просто хочу пойти в колледж, окончить его и жить нормально. Хотя… вычеркните это нытье. Сейчас я хочу найти папу».

Я почти бежала среди кустов, хоть шипы и впивались в мои джинсы. Я спустилась по траве склона к серым зданиям из кирпича и бетона, сливающимся с пасмурным небом. Мимо кафе, к ступенькам, что вели к двухэтажному зданию обществознания. Один шаг внутрь, и я увидела Элизу у стеклянной двери, глядящую в мою сторону, словно желающую привлечь мое внимание. На нее не было времени. Я повернулась и пошла к лестнице снаружи.

Там никого не было, кроме Кена. Он прислонялся к двери, скрестив руки на груди.

– Ты чего так долго? – сказал он. Даже не запыхался. Как он попал сюда первым? Его черты снова стали острыми, как когда он вынюхивал папу. Не довольный Кен.

«Плохо дело».

– Уйди с дороги.

Он выпрямился и поклонился.

– После вас, – я прошла мимо него, чтобы открыть дверь, ощутила бурю его энергии, задевшую мою руку. Знакомый запах заполнил мой нос, едкий привкус окутал язык. На миг я оказалась на хвое, пальцы сжимались от желания дышать.

Сон Кена.

Я взглянула на его лицо, пока входила. Его глаза были полностью черными.

«Ладно», – хоть мне снились фрагменты людей, я была уверена, что была человеком. А Кен? И что означало то, что, хоть он странный, с ним было безопаснее, чем искать папу в одиночку?

– Запах твоего отца тут сильный, – сказал Кен за мной. Я быстро шагала по коридору. Там было пусто, двери кабинетов не пропускали свет. Было еще рано, чтобы профессоры прибыли к себе. Я надеялась на то, что Хайка тут не было. Может, папа уже ушел домой.

Дверь Хайка была приоткрыта, свет падал в тусклый коридор.

Я зашла так далеко в панике, но вдруг мысль, что я войду в логово Хайка, сдавила мою грудь, и я резко остановилась.

Мертвый мальчик на дне ямы, его кудри блестели от крови. Крючконосая женщина в коридоре. Тошнотворная смесь кардамона и гнили.

– Все хорошо, – хрипло сказал Кен. Он коснулся моего плеча.

Тепло заполнило грудь, и я смогла глубоко вдохнуть. И фрагменты погасли, как спичка в стакане воды.

Из кабинета донесся приглушенный всхлип. Папа. Я прошла в дверь. Тот же дешевый металлический стол выделялся среди алой роскоши. Огромный камень стоял у стены. Хайка не было. Всхлип донесся снова. Папа сжался в углу, голова была между колен.

– Пап? – я опустилась рядом с ним. Моя ладонь замерла над его спиной. Пару раз в прошлом, когда папа был во время «срыва», он резко реагировал на мои прикосновения.

– Кровь… она в крови, – сказал папа. Наверное, видел один из фрагментов Хайка. Будет хуже, если я его коснусь. Я села на пятки.

– Пап, вставай. Тут нельзя оставаться.

Он поднял голову. Его лицо было в красных пятнах, блестело от слез.

Ком с болью застрял в горле. Мне не нравилось видеть его таким. Терпеть это. Разрываться между желанием тряхнуть его и обнять, и я могла лишь сидеть на коленях, сжимая крепко кулаки, пока я дрожала.

– Кто в крови? – сказал Кен. Его теплые ноги прижимались ко мне сзади, поддерживая.

– Девушка в коридоре, – прошептал папа.

Я охнула.

– Юноша в колодце.

Кен решит, что это бред сумасшедшего, но если услышит Хайк…

– Нельзя, чтобы Хайк нашел нас тут, – сказала я.

– Хайк – просто человек, – буркнул Кен. Он опустился рядом с папой, и моя спина стала холодной без его тепла. – Не опасен для баку.

– Опасность, Кои, – сказал папа. Дрожащие ладони впились в мою толстовку у воротника. Он встал, его мышцам хватило сил поднять меня с ним. – Всюду кровь, – сказал он, ладонь впилась в мои волосы. – Пропитала ее изорванную блузку.

– Хватит, – прошипела я. – Я тут. Я в порядке.

Отец провел потным большим пальцем по центру моего лба к переносице.

– Кои, – его зрачки стали черными точками. – Еще жива.

«Он не в себе», – касания были необходимым риском. Я сжала его запястья и оттащила папу от стены.

– Тут что-то есть, – сказал Кен, прижав ладонь к моему плечу. Его запах подавил вонь старых пряностей и плесени в кабинете Хайка.

– Тут мы, – рявкнула я. – И скоро будет Хайк.

Кен хмуро посмотрел на меня, оскалился, показывая белые зубы. Его ноздри раздувались, он высунул язык, пробуя воздух. Он медленно развернулся.

– Не человек и не баку.

Он медленно шагнул к камню.

Кен мог стоять тут и играть в странного парня, но я должна была увести папу. Я потянула его, но папа упирался и сосредоточился на Кене и камне.

– Это не просто камень, – сказал Кен. Его ладони замерли над поверхностью камня, словно он ощущал тепло. – Там что-то есть… почти как Те, но не совсем.

– Вишап, – сказал папа. – Я не могу… дотянуться до снов… не могу защитить… – его тело напряглось, содрогнулось, и я обвила его плечи рукой, чтобы удержать его вес.

– Запах камня неправильный, – сказал Кен. – Как странные пряности и металл. Что-то неправильно спит в этом камне. Нужно уйти, пока оно не проснулось.

Я отчаянно вздохнула.

– Думаешь?

Кен покачал головой, взял папу за другую руку и закинул на свои плечи. Мы повели папу от камня к двери.

Хайк стоял на пороге, на его лице была пустая маска. Это могло быть его удивлением, потому что через миг я увидела с ужасом то, как его лицо становится таким, как в мультиках: злая насмешка. Он даже потирал руки.

– Какой приятный сюрприз, мисс Пирс.

– Эм, профессор Хайк, здравствуйте.

Папа что-то буркнул на диалекте. Я не уловила значение, но Кен кивнул в сторону Хайка.

– Эм, это мой отец. Я думала, что он поможет мне с… переводами.

– Отлично, – сказал Хайк. Он шагнул в свой кабинет, потянулся к моему локтю. – Тогда просто… – сказал он, и Кен зарычал.

Зарычал.

Я отпрянула, вес папы остался на мне. Я услышала хорош сзади, словно двигался камень.

Кен зарычал снова. А потом оказался передо мной, закрывая от Хайка. И все сходство с нормальностью пропало. Кен согнулся, одна нога была сзади, и обе ладони с когтями были на уровне груди.

– И что же ты такое? – профессор не боялся. Он выглядел радостно.

– Мы уходим, – хрипло сказал Кен, его слова звучали глухо из-за сжатых челюстей.

– Нет, вы только пришли, – Хайк шагнул вперед, но резко застыл из-да когтей Кена. Когти? Пальцы Кена не напоминали когти, а на их концах были толстые ногти длиной с дюйм грязно-бежевого цвета. Хайк посмотрел на коготь на его груди и моргнул.

– Мы уходим, – повторил Кен.

– Но ты даже не назвал имя, – сказал Хайк. От того, как он произнес «имя», я поежилась, вспомнила, как странно кружился класс Канэко-сенсея. Разум был настороже, кожу покалывало. Я усиленно ощущала шершавую ткань рубашки папы и удушающий запах кардамона. За нами снова подвинулся камень. Раздался громкий треск.

Улыбка Хайка стала шире, и на миг он перевел взгляд с Кена на камень. От увиденного он шагнул ближе, не думая, что когти Кена оставили дырки в его рубашке.

«Соберись», – я покачала головой и уперлась в тело папы бедром.

– Не ошибись, считая меня несведущим, – сказал Кен.

Довольное лицо Хайка дрогнуло на миг.

– Не бойся, я не ошибся ни в тебе, ни в мисс Пирс. Мне интересно, кто же ты.

– Кицунэ нам поможет, не даст тебе умереть, – сказал папа на японском, но без диалекта. Его глаза были ясными. Кен фыркнул.

– Кицунэ, – повторил Хайк. Его голос давил, полный гармонии, странный, и в воздухе запахло горелой паприкой. – Интересно, – мои руки и спина дрожали. – Я покажу, что вам покажется интересным.

Я быстро заморгала, пытаясь убрать жжение паприки.

Гулкий голос Хайка продолжал:

– Уверен, у вас есть немного времени до…

«Нельзя, чтобы он договорил».

– Идем, – заявила я, тяжело дыша, пробиваясь сквозь туман специй. – Вперед.

Слова Хайка сбились, гнев пробил его любезную маску.

Кен выпрямился. Он ладонью оттолкнул Хайка с дороги. Хайк врезался в стену, охнув, из него вылетел воздух.

Я потащила папу за руку, кожу на шее покалывало, там проступили мурашки. Мы миновали Хайка и дверь. Я поспешила по пустому коридору, зная, что Хайк бросится за нами и вот-вот заберет у меня папу.

Я оглянулась возле угла. Хайк стоял у себя в кабинете, пронзая меня мрачным взглядом.

Глава четвертая

– Ты – кицунэ? – сказала я на японском. Не было смысла пугать водителя такси.

Папа тихо сидел между нами на заднем сидении. Его глаза были ясными, словно он был адекватен, но он поджимал губы так, что они побелели. Не выпускал слова. Или его тошнило.

Я пыталась говорить с ним на его диалекте. Ответа не было. Он был мне нужен больше всего в жизни, но пропал. Пропал в бреду. Это вызывало у меня только гнев и печаль. Желая отвлечься, я повернулась к странному Кену.

– Простой ответ – да, – сказал Кен на том же языке.

– Так ты – рыжий лис?

Кен рассмеялся.

– Ты видела когти, – он поднял руку, покрутил ее передо мной. Я представляла, что она станет жуткой мохнатой лапой, но она оставалась красивой, с сильными тонкими пальцами и мышцами на предплечье. Когтей не было видно. Их можно было выпустить?

Я оторвала взгляд от его ладони и посмотрела в окно. Мне всегда нравились ладони. У Кена были хорошие ладони, длинные и сильные пальцы. Когти. Кицунэ. Если это не был розыгрыш.

– Не изображай глупость, – сказал Кен. – Нельзя говорить на японском так хорошо, не зная хоть чего-то об истории. Ясное дело, что кицунэ – не в смысле лисы, а в смысле оборотня и иллюзиониста.

– Так ты оборотень? – я не знала, откуда взялся высокий голосок. Может, от истерики. Может, я сорвалась.

– Да, – сказал Кен на английском, – в ночи полной луны я покрываюсь шерстью и роюсь в людских урнах.

Раздражение во мне убило смех.

– Не издевайся.

– Не тупи. Ты – дочь чистокровного баку, а я – кицунэ. Мы оба из Тех. Не знаю всего твоего наследия, но если ты – дочь Хераи Акихито, то ты хотя бы пробовала сны людей. Может, и мои сны, – судя по его гримасе под конец, мысль обо мне, видящего его фрагмент, не радовала обоих.

Но Кен не закончил. Он говорил, хоть папа склонил голову, прикрыв глаза.

– И Хайк, может, и человек, но в нем есть что-то от Тех. Ты в опасности. Не прячься за неведением, это делает тебя уязвимее, – пыл в его голосе добрался до моего живота, пошевелил ощущения, и я не могла больше отличить гнев от страха на мутной глубине.

– Ты не можешь игнорировать это, как делал Хераи-сан со всем, что угрожало разбить его ценную человеческую жизнь, – он опустился.

«Как он смеет? Он встретил меня вчера. Он не имеет права…».

Такси проехало мимо моего дома. Я попросила на английском развернуться и оплатила проезд.

Такси уехало, Кен стоял, придерживая рукой моего папу, и его лицо было бесстрастным, эту маску я уже ненавидела.

«Изображать глупость?» – кем был этот загадочный кицунэ, раз звал меня закрытой? Словно он был открытым. Он знал о папе больше, чем говорил. Но он не избегал этого. Он не скрывался где-то в квартире, делая вид, что все в порядке.

Он был прав. Мы с папой скрывали это всю мою жизнь. Если я позволю снам или странностям занять мои мысли днем, если признаю, что не просто догадываюсь, что означают слова Кена про Тех и баку, то придется признать и все остальное.

Мне снились фрагменты других людей. Я получила талант от папы, который, скорее всего, был мифическим пожирателем снов. И Хайк не просто словами приказал мне прийти в его кабинет. Он не был нормальным. Еще и был злым.

Я не была готова к борьбе со Злом. Или думать, что болтовня папы была не бредом от болезни.

Или представлять, что я могла делать с фрагментами других людей. Я подавила всхлип. Я хотела вернуть настоящего папу, который не кричал, не путался и мог объяснить, что мне делать.

– И? – Кен не мог терпеть мое молчание.

Папа прижал мою ладонь к своей груди. Я ощущала тепло, знакомое ощущение его, единственного человека в этом мире, которого я могла касаться. Только от него не нужно было отходит из-за снов. Его фрагменты мне никогда не снились. Ни разу.

«Пожиратель снов».

– Пап, – сказала я так напряженно, как только могла, на английском. Кен удивленно моргнул. – Тебе снились мои сны? Ты… ел их?

Папа выдохнул.

– Я видел сны дракона мира, – прохрипел он на японском. – Я видел леди света.

Мои плечи расслабились. Не этого ответа я ждала. Так он хрипел во время помутнений. Это говорил Альцгеймер, а не папа-баку. Жуткий страх немного утих. Это была проблема болезни, а не мистики.

– Конечно, – сказала я. Просто никогда не было. Я повела папу по лестнице.

– Не зарывай голову снова в песок, – сказал Кен.

– Верь в меня хоть немного, – рявкнула я. Рука папы была тонкой и уязвимой под моей ладонью, но он был тихим, словно ждал еще вопрос. Спокойный и серьезный. Не раздраженный, как при помутнениях. Это был не бред. Он был серьезен.

Хуже того, что папа был поражен Альцгеймером, было лишь то, что все эти годы он мог пытаться сказать нам правду.

Ладонь на запястье папы ощущалась неправильно, неловко. Как у девочки, которая тянула умного родителя склониться к ней.

– Почему ты убежал? Что делал в кабинете профессора Хайка?

– Хайк? – сказал папа. Его лицо вытянулось, тени под прикрытыми глазами делали из его восковую статую. Его язык теребил передние зубы. Я вспомнила запах горелой паприки, желтую ткань и зловоние крови.

– Ты видел фрагменты прошлой ночью, да?

– Да, – сказал папа. – Я ощутил вкус дракона. Но я не мог… дотянуться до того, кому это снилось, – он волновался все сильнее, Кен подошел за нами и прижал ладонь к его плечу, чтобы поддержать, но папа отпрянул. – Ты в опасности. Он знает – пешка дракона знает о тебе.

– Знает о чем?

Папа закрыл глаза, сморщил нос, словно от боли. Жилы выступили на его шее. Все мышцы тела отца были напряжены, делая… что-то. Я такое уже видела. Это было началом его сильных припадков, когда туман Альцгеймера делал его другим, несущим бред.

Или это проступал настоящий папа, который скрывался от семьи столько лет, что стало слишком поздно?

– Что такое, пап? – я обвила рукой его плечи и потянула к входной двери, его тело было напряженным, похожим на камень. – Ему нужно присесть.

Уязвимый папа был ужасен. От дрожи его рук я прикусила губу. Изящные пальцы, которые раньше управлялись с разделочным ножом на уровне искусства, теперь были бесполезными.

Папа рухнул на диван.

Он сжался в комок, напоминал высохшую оболочку себя. Его глаза дико вращались под закрытыми веками.

– Где ты была? – спросил голос. Я повернулась и увидела Марлин, выходящую из ванной, поправляя юбку.

– Отлично, – сказала я. Желание Марлин узнать все было тем, чего мне не хватало в этот миг открытий. – А как же «Я умираю и не могу встать»?

– Я выздоровела, – сказала она. – И я забыла принести лекарства папы вчера, – она кивнула Кену. От радости на ее лице я сжала кулаки, но ее улыбка сменилась хмурым видом при виде папы. Он уткнулся лицом в ладони, раскачивался и бормотал. – Что ты сделала с папой?

– Ничего, – я тут же стала защищаться. – У него просто было очередное помутнение.

– И все? – едко спросила Марлин. Я подавила желание извиниться и объяснить. Чем меньше Марлин знала о Хайке, тем лучше. Я не хотела, чтобы он лез к моей семье.

Марлин вздохнула. Она прошла мимо меня и обняла папу с любовью.

– Ты не можешь бросать его одного.

– Он не ушел один, – сказал Кен. – Я видел, как он ушел. Я не знал, что это проблема. Хераи-сан вел себя нормально.

Марлин приподняла бровь, глядя на Кена.

– И кто это? – она пронзила меня взглядом в стиле мамы.

– Его зовут Кен, – сказала я.

Как объяснить, чтобы Марлин не выдумала дикостей? Я не пускала мужчин сюда. Кен был первым из не родственников из всех, кого Марлин видела при мне за годы.

Кен и Марлин смотрели на меня, требуя то, что я не могла дать.

– Он помогал мне с опекой папы.

Марлин кивнула Кену, окинула его взглядом, словно он был тканью для клиента.

Ноздри Кена раздулись.

– Ты – сестра Кои? – его глаза потемнели. – Что знаешь о баку и Тех?

Рот Марлин застыл открытым от удивления.

– Прости, что? – сказала она.

«Точно. Мне пора вмешаться», – я не хотела, чтобы она получила кучу бреда с утра.

Нам нужно было сходство с нормальным. Я хорошо умерла подражать. Я изображала всю жизнь.

– Кен – ученик японского в колледже, – сказала я. – Ему нравится эта работа, – я посмотрела на Кена, чтобы он поддержал меня.

– Пусть постарается помочь моему отцу, и проблем не будет, – сказала Марлин.

– Это я и хотел, – вежливо сказал Кен.

Марлин хмыкнула. Она провела ладонью по шее и спине папы, шепча на японском. Через миг папа перестал раскачиваться и устроился на боку на подлокотнике с подушкой.

– Кои, – сказал он. Я подошла к нему и опустилась на колени. Но он не дал коснуться его руки. – Нет, – процедил он. – Не трогай меня. Фрагменты дракона…

Я села на пятки, ощущая боль. Глаза папы затуманились. Морщины окружили уголки его рта.

– Я знаю, зачем ты пришел сюда, – сказал он Кену. Он говорил на английском, и ему было неудобно, как при спорах с мамой. – Я ощущаю водного дракона в фрагменте сна Кои. Ты понимаешь, о чем я?

Я повернулась к Марлин, попыталась изобразить удивление, какое было у нее.

«Теперь мы больше напоминаем нормальное».

Кен кивнул, скрывая эмоции.

Папа сжал кулаки на коленях.

– Я не… я не смогу уснуть, – сказал он. Он опустил голову, вдыхая так, словно его грудь сдавило.

– Пап? – Марлин погладила его кулак, потирая его и расслабляя ладонь. Гнев проступил пятнами на ее щеках, черта Пирсов. – Не сдавайся заблуждениям. Для него плохо…

– Дай закончить, Мару-чан, – сухо сказал папа на японском.

Кен опустился на колени возле меня, ноги заняли позу сэйза.

– Слушаю, сэр, – сказал он.

Взгляд Марлин мог растопить стекло.

– Когда я покинул Аомори, – сказал папа, глядя на Кена, – Те только обрадовались, а остальные не верили в разговоры о крови.