Текст книги "Долгое странное путешествие Сета Гейтса(СИ)"

Автор книги: J A

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Она здесь, чтобы подтянуть меня по части музыки? Шмоток и бижутерии?

– Верно. – согласилась агент Миллер. – Особенности задания требуют от вас несколько иной подготовки, в сравнении с общим тренировочным графиком. Нужен специфический набор умений. Вам все равно понадобятся навыки, которые мы преподаем на общей основе, но придется освоить и многое другое.

– Нам нужно жить вместе. – предположил я, глядя на своих новых родителей. – Втроем. Привыкнуть к общему ритму жизни. Подниматься утром перед школой, смотреть ТВ по вечерам и все в таком духе.

– Угу. – продолжила Миллер. И вам надо уже входить в роль. Ваша фамилия теперь МакКормик. И с этого момента вы отзываетесь только на имя Бет.

* * * * *

В нашем полном распоряжении теперь был отдельный большой трейлер. У меня была своя комната, у моих «стариков» тоже. Я поднимался утром и отправлялся в школу на весь день, потом возвращался домой и смотрел с ними телек на диване. Мы вместе ели, занимали очередь в душ, слушали шаги сквозь тонкие стенки трейлера, если кто-то из нас слонялся по дому.

Они частенько прикладывались к бутылке. Мы ели пищу из пластиковых коробок и контейнеров. Я стал спать гораздо меньше, чем раньше.

Мы также изучали сети наркодилеров, через которые получали и сбывали свой товар Марк и Дебби, наши тренировочные объекты. Их поселили в другом трейлере, отдельно от студентов лагеря. По всему трейлеру федералы разместили скрытые камеры, так что по ночам мы с моими фальшивыми родителями наблюдали за Марком и Дебби в естественной среде, чтобы иметь хорошее представление о том, как они общаются и ведут себя друг с другом, когда думают, что никто не смотрит.

Мы практиковали беседы «за жизнь» в образах своих персонажей, используя информацию из наших легенд, озвученных на брифинге. Так сказать, входили в роль. Обычно при работе под прикрытием стараются как можно меньше приукрашивать свои истории, но нас было трое, и нам предстояло длительное задание. Необходимо было убедиться, что рассказы совпадают, так что мы досконально запоминали факты из жизни наших персонажей, которые были известны, и тщательно договаривались, чем заменить то, о чем мы не знали. Мы придумали несколько десятков общих баек – из тех, что есть у каждой семьи, чтобы рассказать при случае. Типа почему Бет не любит шоколад или от кого по бабушкиной линии «Мама» унаследовала кудрявые волосы. Травмы и ссадины, полученные при интенсивных тренировках у мистера Смита, тоже шли на пользу: мы сочиняли отличные истории о том, какой эпизод из моего детства закончился соответствующим шрамом.

У меня появился айпод, под завязку забитый музыкой, которую слушала Дебби. Я слушал ее между занятиями в школе, на стрельбище, в общем, везде, где только можно – 6000 банальных образчиков громкого злобного трэш-металла, громкого злобного хип-хопа, громкого злобного рока и слезоточивых баллад.

Дебби и я ежедневно проводили по три часа вместе, моя посуду в школьном кафетерии. Хотя Дебби выглядела на двадцать с лишним, на самом деле ей было шестнадцать. Она носила слишком много макияжа и выглядела как деревенская потаскушка, с ее тесными джинсами, мешковатыми фланелевыми рубашками, байкерскими сапожками и реперскими шапочками. Как у большинства тинейджеров из бедных семей, у нее был лишний вес, плохие зубы и плохая кожа.

Совместное мытье посуды было моей идеей. Изначально по тренировочному плану я должен был проводить с ней интервью, но я прекрасно понимал, что это даст мне только информацию, без малейшего представление о том, как себя вести. Мой опыт в Корпусе морской пехоты подсказывал, что лучший способ по-настоящему узнать человека – это делать вместе с ним что-то неприятное и выматывающее. Так что я добился, чтобы нас поставили вместе на кухню скоблить тарелки и нарезать овощи. Разумеется, единственный способ развеять скуку в такой ситуации – это тешить себя долгими разговорами. «Мама» и «Папа» взяли мой метод на заметку и назначили себе работу в компании с Марком. Днем они копали канавы для полосы препятствий, а по вечерам вместе драили полы в здании.

Дебби растил отец. В одиночку – ее мать убежала с бандой байкеров, когда дочке было три года. Отец работал на ферме, пока «эти грёбаные мексикашки не с%&или его работу», а затем, чтобы покрыть счета, начал толкать спид. В итоге он кончил тем, что стал дистрибутором той же самой банды байкеров, с которой когда-то сбежала его жена, и слонялся по всему побережью Калифорнии с карманами, полными спида. Дебби вошла в дело, едва ей исполнилось 14, и ей не один десяток раз удавалось миновать полицейские кордоны, спрятав под одеждой наркотики или пушки для взрослых членов банды. В конце концов, наказание для несовершеннолетних гораздо мягче, чем для взрослых ублюдков.

Не очень-то она мне нравилась, если уж на то пошло. Но ненависти к ней во мне не было тоже. Ее отец отморозок и подонок, исправить его может только могила, так что она росла такой же трахнутой в голову, как он. У нее были огромные надежды на будущее, связанные с программой по защите свидетелей, но я-то понимал, что ее «новый старт» окажется не таким уж радужным. Она говорила «fuck» через слово, никогда не использовала корректное слово, если можно было заменить его расистским словечком, она вылетела из школы в девятом классе. У нее были кое-какие планы вернуться в школу благодаря программе защиты и учиться на юриста, потому что ей очень нравилось спорить. Но я чувствовал местом пониже спины, что к девятнадцати годам у нее уже будет ребенок, а к тридцати – еще трое или четверо, и возможно она проведет остаток жизни на сраных временных работах, вкалывая на тех же «мексикашек», которых так ненавидела.

Между тем, я учился говорить, как она, и двигаться, как она, и пару недель спустя начал делать небольшие шажочки к тому, чтобы одеваться, как она. Я обзавелся двумя парами тесных джинсов и учился носить их неделю без стирки, пока они не начинали похрустывать при ходьбе. Начал таскать фланелевые рубашки и топики, хотя привыкнуть к глубоким вырезам было нелегко. Я планировал и кое-какие другие изменения в гардеробе, но не видел в них смысла, пока мы действительно не окажемся в полевых условиях. Чем меньше Дебби знает о том, как я буду выглядеть в реальности, тем безопаснее будет для нас, если однажды она вдруг решит сбежать из-под наблюдения или найдет какой-то способ слить старым дружкам информацию про нас.

Параллельно я учился «выбивать из людей все говно». Мистер Смит вколачивал нас в пол по четыре часа в день, без перерывов на выходные. Мы назвали боевой стиль, которому нас учили, «girl-fu», и он основывался на неожиданных вспышках бешеных атак и чертовски грязных приемах. Рослые инструкторы, помогавшие мистеру Смиту, надевали усиленную защиту на глаза, горло, суставы, уши, пах. Затем с цепи спускали нас, и мы обрушивали на них шквал ударов, в первую очередь стараясь повредить глаз, оторвать ухо, выбить коленную чашечку или хорошенько зарядить с ноги в пах. Но это была только половина тренировки. Другая половина была направлена на то, чтобы приучить нас к боли, к тому, что теперь нам гораздо легче нанести урон, оторвать от земли, отбросить в сторону. Спарринг-партнеры тоже не жалели нас и в свою очередь не упускали возможности вывести наши остервенелые тушки из строя или хотя бы просто двинуть побольнее. Нашей задачей было не останавливаться – несмотря ни на что. Никакой удар и никакая травма не должны замедлять тебя в бою! Слова агента Миллер про пит-бультерьера частенько всплывали у меня в голове. Мы должны были атаковать с неудержимой яростью лунатиков и наносить удары с точностью тренированного ассасина.

Мы также работали с оружием. Строители лагеря превратили один из коридоров здания в оружейный стенд с мощной звукоизоляцией и пуленепробиваемыми щитами, и мы могли заниматься стрелковой практикой сколько душе угодно. Большинство других девушек использовали пистолеты 38 или 32 калибра, и многие с сожалением говорили о том, насколько меньше их останавливающая сила в сравнении с крупнокалиберными пушками, которыми многие из нас пользовались раньше. Я шагнул еще дальше, пожертвовав останавливающей силой в пользу точности. Я тренировался только с пистолетами 22 калибра. Чаще всего я использовал или ультра-компактный Таурус .22 или Рюгер .22 со встроенным глушителем. Таурус я рассматривал как пушку для скрытого ношения, если ситуация потребует такой страховки, а Рюгер подошел бы как оружие на случай, если дерьмо полезет изо всех щелей.

В то время как все тренировались целиться в центр массы, я практиковался мгновенно выхватывать свое оружие и вести беглый огонь в голову на дистанциях меньше 15 ярдов. В итоге я достиг того, что выхватывал пистолет и укладывал весь боекомплект из 9 патронов в голову мишени менее чем за три секунды. С моим Рюгером я тренировал выстрелы навскидку на дистанциях от 20 до 30 ярдов, работая над точностью. Я приклеивал на мишень цветные стикеры туда, где полагается быть глазам, и целыми вечерами старался всаживать пули с разных дистанций прямо в центр стикера. Пуля, попавшая в глаз, скорее всего войдет в мозг и заставит цель упасть, а это самое важное в перестрелке.

Та модель Тауруса, которая мне понравилась, выпускается сразу в нескольких вариантах расцветок, в том числе и очень дурацких. Собственно, этим она и славится. Я спросил Дебби, какой вариант выбрала бы она. Вот так я и стал владельцем роскошного экземпляра с розовой рукояткой и позолоченными заклепками и затвором. Когда я смотрел на него, то не знал, то ли провалиться от стыда сквозь землю, то ли гордиться тем, насколько аутентично эта пушка выглядит в руках девочки из семьи белых отбросов Америки.

Помимо изучения искусства девочек-ниндзя-копов, мы проводили по четыре часа в день на занятиях по Математике и Науке. Это был единственный раздел школьной программы, который большинству из нас необходимо было изучать заново, чтобы сойти за своих. Английский и История не сильно поменялись с наших времен, но Математика продвинулась вперед. Мы считали продвинутым уровнем переход от алгебры к геометрии и тригонометрии, а теперь приходилось иметь дело с началами матанализа. Конечно, и в наши дни немало школьников, которые не продвинулись дальше алгебры, но средний выпускник старшей школы сейчас обладает большими познаниями в математике, чем большинство из нас после окончания колледжа. То же касается Биологии, Химии, Физики и других основных научных предметов. Конечно, все основы я изучил еще четверть века назад, но все-таки ученице старшей школы полагается иметь набор знаний посвежее. Всем нам нужно было немного восстановить сноровку в этих областях.

Повторение школьного курса давало нам также шанс на ре-социализацию, о которой говорила мне агент Миллер. Новый шанс войти в ту же воду. Мы снова сидели в классе за партами, в строгом порядке. Нам приходилось поднимать руку, чтобы отпроситься в туалет. Мы называли учителей Мистер Томпсон или Миссис Ричардсон. Нам не разрешалось разговаривать. Иногда, просто для фана, мы даже обменивались записочками. Несколько часов в неделю мы писали диктанты на сотовых телефонах, приобретая навык набирать смски так, как это делают в наши дни девушки нашего возраста. В моей армейской юности мне приходилось иметь дело с сокращениями типа ASDF (Air Self Defense Force – Силы противовоздушной самообороны), FATOC (field army tactical operations centre – тактический операционный центр полевой армии). Теперь это было «OMG 2MI!». (Oh my god, too much information! – О боже мой, слишком много информации!).

Ну и, конечно было множество тонких социальных штучек, которые начали проявляться по ходу занятий. То, как мы рассаживались в классах, зависело от факторов, которые мы поначалу даже не осознавали. Разумеется, девочки, которые и раньше были женщинами, предпочитали держаться вместе. То же касалось и тех, кто оказались слишком взрослыми или наоборот слишком юными. Мы также разделялись по расовому принципу и даже по типу одежды, которую предпочитали носить. Например, девушки, которые раньше были мужчинами, но предпочитали носить более женственную одежду, составляли отдельную группу в группе. Им нравилось провоцировать остальных на нервную реакцию. Каждый, конечно, нервничал по своей причине.

Выполнение домашних заданий давало мне возможность поработать над почерком. Почерк настолько трудно поддается осознанному контролю, что даже профессиональному актеру трудно изменить его до неузнаваемости. Но я тренировался скруглять буквы и вставлять завитушки, чтобы это было больше похоже на записи девушки-тинейджера. Честно признаться, больших успехов я не достиг. Все-таки двадцать лет выписывания штрафов за неправильную парковку и мелкие нарушения придали моей манере письма уникальное канцелярское очарование, от которого я так и не сумел до конца избавиться.

Наконец, по истечении девяти месяцев, на протяжении которых я почти каждый день практиковался выбивать из людей дерьмо, учился быть девушкой из семьи белых отбросов Америки, а также заново осваивал алгебру, мое обучение закончилось.

*****

Мы с родителями не сразу приступили к своей миссии под прикрытием. Сперва нас ждал маленький город в Западном Техасе, где меня устроили в школу, отец занялся доставкой пиццы, а мама подрабатывала в баре. Там мы провели три месяца. За это время я покрасил в черный брови и волосы, проколол каждое ухо в шести местах, включая неизбежный пирсинг в верхней части уха, и обзавелся татушкой в виде четырехлистного клевера – сзади на шее, примерно на уровне воротника. Для достоверности я даже поставил три совершенно ненужных пломбы на коренные зубы – две наверху и одну внизу. И начал курить – впервые с тех пор, как уволился из корпуса морской пехоты. Я рассудил так: Баббл подарил мне тридцать дополнительных лет жизни, что ж, пару из них вполне можно потратить на мою фиктивную личность.

Я удивил сам себя, умудрившись обзавестись в школе парой друзей. За хозяйственной постройкой при школе был пятачок, который не просматривался из окон учительской. Туда ходили курить плохие ребята, и когда я присоединился к этой тусовке, обратной дороги в приличное общество уже не было. Через неделю один из завсегдатаев курилки, парень примерно моего возраста по имени Лестер, пригласил меня на пивную вечеринку. Под покровом ночи я вылез из окна дома, который мы арендовали с родителями, и отправился навстречу приключениям.

Он подхватил меня на краю квартала, и мы вместе поехали в пустыню. Лестер был типичным техасским парнем из старшей школы. Копна темных волос, черная кожаная байкерская куртка, мятая белая футболка, и дешевые мешковатые джинсы, которым полагалось выглядеть старыми и рваными. По дороге мы трепались о разных группах, рассуждая какая сойдет за спид-металл, а какая за деф-металл. Вся беседа шла в гнусавой монотонной манере, которая должна была подчеркивать крутизну собеседников. Когда скоростная магистраль пошла в гору, мы съехали на грунтовую дорогу и стали петлять между холмами. Вскоре мы добрались до вечеринки, которая представляла собой кружок подростков у костра в пустыне. Я пристроился рядом с Лестером в своем прикиде деревенской потаскушки, и принялся, как и все, посасывать пиво, болтать о всякой фигне и курить одну сигарету за другой в попытке согреться.

Я не слишком следил за ходом беседы. Меня гораздо больше беспокоило, что будет, когда Лестер повезет меня домой. Никто официально не инструктировал меня, как вести себя с пацанами-тинейджерами, но было ясно, что если я собираюсь играть роль Бет Маккормик хоть какое-то время, придется по крайней мере научиться заигрывать с мальчиками. Полагаю, что все – включая моих родителей и спецагента Миллер – предполагали, что всякие шашни и амуры будут в меню, но никто не потрудился хоть что-то рассказать об этом мне. Лучше было бы вообще не иметь с дела с половыми отношениями – но увы... Если девушка, которая выглядит, как я, одевается, как я, и говорит, как я, не пытается даже флиртовать – это обязательно вызовет вопросы. Конечно, я бы мог разыграть лесбийскую карту. Такая идея мне нравилась. Но это тоже привлекло бы ко мне слишком много внимания и поставило мое прикрытие под угрозу. Безопаснее всего было проглотить лягушку и делать то, что должно быть сделано. Не обязательно доводить до секса. Эту границу я не собирался пересекать – хотя бы из-за возможных криминальных последствий. Но идти по этому пути все же придется.

Когда все уже порядком промерзли и надрались, мы с Лестером забрались обратно в его пикап и двинули домой. Мой мозг копа восставал против того, что Лестер водит пьяным, но я постарался задвинуть его подальше и напомнил себе, что мы в Техасе. Когда мы наконец добрались до нашего квартала, мой спутник совершенно шокировал меня тем, что даже не попытался сунуть руку под мою рубашку или поцеловать меня. Он просто неторопливо припарковал машину, обернулся ко мне сказал:

– Спасибо, что поехала.

– Спасибо, что пригласил. – ответил я. – Было круто.

– Рад стараться. – спокойно ответил он, причем безо всякого подтекста. Странно. На гея вроде не похож. Я вылез из машины и помахал ему вслед, когда машина тронулась с места. Очень странно. Тинейджеры явно изменились с прежних времен.

Я подошел к дому и вытянул из кармана мобильник. Было уже четыре утра. Я приподнял окно, перебрался через подоконник, шмыгнул по узкому коридору мимо комнаты родителей, вошел к себе и забрался в постель. Через два часа пора было вставать в школу.

*****

Именно в эти дни, когда по-настоящему началась моя жизнь в роли Бет МакКормик, я наконец-то начал комфортно чувствовать себя в новом теле. Я все-таки приучил себя менять одежду в комнате при включенном свете. Начал подолгу валяться в ванной. Научился поправлять свои груди в лифчике, не чувствуя себя извращенцем. Я знаю, что благодарить за это следовало мою подложную личность. Бет была – ну, должна была быть – немного распущенной. При любом раскладе она не из тех, кто станет смущаться своего тела, раздеваясь одна в комнате. Присутствие родителей – пусть и фальшивых – тоже помогало поддерживать иллюзию, что я настоящий тинейджер, и не чувствовать себя педофилом, глядя на себя в зеркало. Я вел себя как девочка-подросток. Я изо всех сил старался думать как девочка-подросток. Я делал то, что мне запрещали. Иногда меня ловили на этом – и тогда мы собачились. Иногда мне нужны были деньги, чтобы пойти в кино или еще куда-то, а мама с папой не давали мне их – и тогда мы тоже собачились.

Мы с Лестером предприняли еще несколько вылазок на неделе после вечеринки. Он брал меня с собой на разные другие тусовки и знакомил с новыми людьми. Иногда мы всей компашкой шли в кино. Иногда тусили со скейтами на парковке у К-Марта. Манера ухаживания Лестера – забирать меня в конце квартала, а затем аккуратно доставлять обратно – через несколько недель все-таки сработала.

Это был странный момент. Я не целовался ни с кем, кроме Синди, почти двадцать лет, и теперь я делал это с парнем-тинейджером. Я провел несколько недель, размышляя, как лучше справиться с этой непростой задачей, но когда время пришло, я все еще испытывал дискомфорт и смущение, отказываясь впускать его язык в мой рот. У нас обоих был вкус сигарет, пива и фастфуда. Его щеки были теплыми, и он чуть-чуть царапал меня свежей щетинкой. Он положил ладонь мне на затылок и рассеянно поглаживал мое ухо большим пальцем. И тут я почувствовал внутри себя ощущения, которые не мог контролировать – желание пустить его внутрь, желание притянуть к себе и теплую волну возбуждения, которая медленно поднималась из глубины. Мы обжимались как типичные тинейджеры минут двадцать, а потом я пошел домой.

Я не мог разобраться со своими чувствами. Да и вообще, были ли чувства? Он был младше, чем мой сын Адам. Примерно того же возраста, что и Тара. Но я больше не был копом по имени Сет Гейтс, а он не был моим ребенком. Он был парнем. А я девушкой. Ровесниками. Мы ходили в одни и те же классы. Я влезла в окно, шмыгнула в спальню, разделась и улеглась в постель нагишом. Долго лежала в тишине. Не то, чтобы меня одолевали какие-то мысли. Но спать тоже не хотелось. И вот, глубокой ночью, когда я уже долго-долго лежала без движения и в полной тишине, из-за стенки послышались звуки. Мои родители занимались сексом. Никаких всхлипов или стонов. Они старались делать это в тишине, чтобы я не услышала. Не потому что боялись испортить меня. Нет, просто потому что мы были коллегами, и трахать друг друга не входило в список их должностных обязанностей. Так же как обнимашки с Лестером не входили в список моих.

Я тихонько сдвинула левую руку, положила ладонь на правую грудь и потеребила сосок. Это было приятно, но не сексуально. Ну, не очень. Правая рука скользнула вниз и аккуратно коснулась малоизведанной области клитора. Это тоже было приятно, но все еще не особенно сексуально. Я вспомнил моменты, когда делал это с Синди и со всеми женщинами до нее, но на сей раз все было иначе. Потому что теперь женщиной была я. Подозреваю, что звучит глупо, но в тот момент это озарение стало для меня большим сюрпризом.

Я продолжала нежно массировать клитор и ласкать другой рукой мои груди и живот, и даже не заметила, как это произошло – мой первый женский оргазм. Это была вспышка эйфории и наслаждения, которая накрыла меня словно плотное одеяло и наполняла все тело теплом еще долго после того, как закончились первые конвульсии. Моя рука расслабилась и осталась там, где была, с двумя пальцами, погруженными в мягкое тепло вагины. Я так и уснула, и так же проснулась на следующее утро. Первый урок в школе я проспала.

Спустя три месяца мы покинули Западный Техас и переехали в Юреку, штат Калифорния.

* * * * *

Мы въехали в Юреку на потрепанном жизнью минивене, обезображенном фальшивыми деревянными панелями и таким количеством подстаканников в салоне, что даже многорукому Шиве было бы многовато. Фургон был под самую крышу забит нашим барахлом, в нем еле хватало места для нас самих. Всю дорогу в 1200 миль я просидела в заднем отделении, играясь в старый геймбой с черно-белым экраном. Мои дешевые посеребренные байкерские колечки – оскаленные черепа и орлы с раскрытыми в крике клювами – остервенело стучали по обшарпанному пластику игрушки, когда я пыталась управлять маленькой гуманоидной фигуркой, продвигая ее сквозь бесконечные лабиринты черных жидкокристаллических стен.

Юрека оказалась поблекшим и выцветшим на солнце городком – типичная крысиная дыра Западного побережья. Несколько волн экономической нестабильности оставили свой след на архитектуре и общем виде этого местечка. Вопреки экономическим штормам, городку удавалось держаться на плаву благодаря неплохой гавани и обширным окрестным лесам. В каждом квартале было несколько симпатичных каменных домов Викторианской эпохи. Но их разделяли голые участки на продажу, заброшенные парковки, пустующие полуразваленные здания магазинов, порожденных бумом 60-х годов. Ну и, конечно, уйма брошенных старых машин, ржавеющих на задворках участков. В целом это Юрека здорово напоминала мне сраный маленький городок в Индиане, в котором я вырос, и я знал, что в таком месте ребенком быть погано.

Пару дней, пока мы искали жилище и пытались добыть хоть какую-то работу, пришлось прожить в фургоне. Я тыркнулась в несколько кафешек и кофеен, но в итоге единственным местом, где меня приняли и зачислили в штат, невзирая на мои пятнадцать с половиной, оказался, разумеется, Макдональдс. Менеджером там был толстый белый парень по имени Брайан с нелепыми гитлеровскими усиками над пухлыми вялыми губами. Пышное акне делало его похожим на жертву ожога. Я сказала ему, что смогу работать только три вечера в неделю, потому что мне еще надо ходить в школу. Подозреваю, что мы нарушили минимум дюжину калифорнийских законов о детском труде, но Брайана это не заботило, а уж меня и подавно.

Несколько дней спустя мы въехали в односпальные апартаменты на аллее около парка Копер-Галч, переделанные из бывшего гаража. За те же деньги нам предлагали места получше – некоторые даже с двумя спальнями – но все они были в мультиплексах или многоэтажных зданиях, а нам не хотелось иметь слишком много соседей, наблюдающих за нами и нашими гостями. В любом случае гараж был очень дешевым и уединенным, и это нас очень даже устраивало.

Я спала в гостиной, а мама с папой заняли спальню. Я решила не переживать из-за этого. Я все равно планировала проводить в доме как можно меньше времени.

Теперь, когда у нас наконец был адрес, меня зарегистрировали в школу. Я стала ходить в 10й класс высшей школы Гумбольт Бэй, которая была всего в нескольких кварталах от дома. До конца академического года оставалось чуть больше месяца, поэтому учителя требовали от меня приложить максимум усилий, но большую часть времени я просто сидела на уроках с отсутствующим видом, не обращая внимания на преподавателей, которые читали лекции и задавали вопросы, на которые у меня не было ответов. Но меня никто и не вызывал. Думаю, я просто не производила ни на кого впечатления звездного студента.

Через неделю я обзавелась первым другом в Юреке, – тем же способом, что и в Техасе – прохлаждаясь в курилке позади школы. Я стояла с сигаретой в руке и слушала свой айпод, когда мои глаза зацепились за коренастую блондинку с пирсингом в носу в тесных черных джинсах, черно-белой полосатой рубашке и кожаной куртке. Она откровенно пялилась на мои ботинки. Я сделала музыку потише и постаралась поймать ее взгляд.

– Это Редвингз? – спросила она.

Я посмотрела вниз.

– Ну типа да.

– Обожаю Редвингз. – ответила она. – Но не могу себе позволить.

– Вообще это мамины. – призналась я. – Она их брала, чтоб удобнее было копаться на ферме – ну, стальные мыски и все такое. Но когда мы переехали, пришлось заняться другими делами, и ей больше пригодились обычные ботинки, а эти перепали мне.

– Везука. – сказала она. – Вы вообще откуда?

– Ну... Сюда приехали из Техаса, а до этого где только ни были. На ферме работали в Медфорде.

– Орегон?

– Угу. Но мы жили еще в Вашингтоне, Монтане, Висконсине, Индиане и Техасе... а теперь здесь. Ну, это понятно.

– А чего так часто переезжали?

Я пожала плечами: – Мои родители не очень хорошо улаживают конфликтные ситуации.

– Угу. Понимаю.

– Я Бет. – сказала я, протягивая сигарету. Ее собственная уже почти догорела.

– Эш. – ответила она, принимая дар. – То есть Эшли, если полностью.

– Ты не похожа на Эшли. – заметила я. Это и правда было так. В ней было больше от Кори или Мики. В мои времена ее звали бы Берта.

– Ага, расскажи мне об этом. – сказала она, прикуривая. – Думаю потом поменять на что-то более приличное. Но еще не знаю, на что. Ну и потом, все-таки странно, когда человек меняет первое имя.

– Ясно. – ответила я.

В беседе возникла небольшая пустота.

– Короче... – продолжила Эш через минуту. – Хочешь завтра на пивную вечеринку?

* * * * *

По плану нашей миссии нам всегда следовало оставаться в роли. Несомненно, мы обязаны были собирать данные, так что мама с папой коллекционировали информацию и периодически оставляли в тайниках донесения, но в домашней жизни мы никогда не говорили об этом, чтобы исключить риск, что нас подслушают. В течение ближайших месяцев папаша нащупал ниточку и позволил втянуть себя в какие-то темные махинации – это стало ясно хотя бы по тому, как мало времени он стал проводить дома. Затем в это включилась и мама. Но я знала, что мне ничего не расскажут до тех пор, пока не потребуется мое участие. Так что я просто занималась своими делами.

Между тем, Эш познакомила меня со своей компашкой. У Юреки была репутация города ганджи, так что большинство подростков были адептами травяной культуры. Поэтому общение с Эш и ее командой подразумевало, что мы будет делать все то же самое, что делают обычные тинейджеры в маленьких городках, но только по обкурке. Я начала потихоньку толкать небольшие партии травы, просто чтобы заработать деньги на ее покупку. Но масштабы бизнеса деляг, с которыми мы имели дело, были настолько мелкими, что о них не стоило докладывать федеральным агентам. Ну и, честно признаться, я нарушала основное правило работы под прикрытием – я не выдавала Эш и её друзей, потому что они были мне симпатичны.

Школа закончилась, наступили каникулы. Я немного увеличила свои часы в Макдональдсе, но в основном мы проводили время с Эш и ее друзьями, наслаждаясь свободой.

На уикенд 4 июля мать Эш и ее отчим покинули город, оставив Эш дома, так что открылась отличная возможность для большой вечеринки. Я помогла ей оплатить пару ящиков пива и немного закуски, а потом мы все утро прятали ценные вещи ее родителей в тайник за домом. Мы тащили большую широкоэкранную плазму через задний двор, когда незнакомый парень вышел из дверей дома, оперся о косяк и стал наблюдать за нами.

Он был военным. Я легко могу это определить по прическе, выправке и манере носить одежду. На вид лет 20 с небольшим. Коренастый, как Эш, но при этом крепкий и мускулистый, с русыми волосами и зелеными глазами, украшавшими сильное, угловатое лицо.

– Эш. – предупредила я подругу, кивнув в сторону дома.

Она быстро оглянулась и снова сосредоточилась на плазме.

– Это всего лишь мой брат, Рол. Если полностью – Роланд.

– Че это ты делаешь? – спросил Рол.

– Готовлюсь к вечеринке! – ответила Эш.

– Черта с два!

Эш кивком показала мне опустить телек на лужайку, а затем обернулась к брату, уперев руки в бедра.

– Что значит «черта с два»?

– Я приехал домой на уикенд не для того, чтобы тут вертелась банда пьяных тинейджеров. – ответил Рол. – Я хочу тишины и покоя. Я собирался смотреть футбольный матч на этом телеке!

– Во-первых, – возразила Эш – Ты в жизни своей футбол не смотрел. Во-вторых, ты столько раз устраивал тут пьянки, когда мамы и Джо не было дома, а я ни разу тебя не сдала! Так что ты должен мне по крайней мере одну долбанную вечеринку! Черт, раз уж мы подняли эту тему, мы с Бет заказали пару больших ящиков, но все еще не придумали, кто поднимет их наверх. Как насчет Большого брата?

– То есть мы перешли от «никаких вечеринок в эти выходные» к «ради тебя я отнесу все твое пиво»? Я думаю, ты преувеличиваешь свою силу убеждения, сестренка.

– Бет. – сказала Эш, не отрывая взгляд от брата. – Покажи ему сиськи.

Я пожала плечами и потянула за нижний край своей футболки. Вообще-то я не собиралась выставлять напоказ всё, но Ролу хватило, он удивленно моргнул и быстро отвернулся.