Текст книги "Револьвер"

Автор книги: Изабелла Сантакроче

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

А потом вот что произошло. Колесо обозрения. Справа. Поднимается вверх. Поднимается в голубое небо. Мы сидим на его сиденьях. Нашу грудь по диагонали пересекают ремни безопасности. Мы их не сняли. Я ей сказала, что мне хочется подняться туда. Я видела, как оно медленно вращается. Очень спокойно. Наша противоположность. Мы бежали, не двигаясь. Мысленно. Никто из нас двоих не оценил этого момента. Другое пространство. Поздороваться и потом расстаться. И больше не звонить друг другу. И ничего другого. Мы сидели на карусели. Я боялась, что она отцепится. Что рухнет. Из-за перевеса. Ее тело. Гуляющие внизу матери с детьми. Сахарная пудра. Цыгане. Гнусность прохожих. Все казалось художественной инсталляцией из бумаги. Той, что исчезает, если на нее подуть. Я ее сделала. Я уже знала, что мне придется за нее заплатить. Я ей сказала, что выкидыш – моя выдумка. Что я никогда никого не ожидала. Что ненавижу своего мужа-придурка. Что мне противно видеть ее такой толстой. Что я бешусь из-за того, что произошло. Что я влюбилась в подростка. Что мы больше никогда не увидимся. Почему ты стала такой мерзкой? Ты должна рассказать мне. Почему ты так быстро сдалась. Я говорила, опустив голову. Я стреляла ей прямо в лоб. Забыв о деликатности. Не выбирая слов. Ничего не боясь. Я говорила, что мне противна она такая огромная. Побежденная. Что я все время думала, что в один прекрасный день она поднимет бунт. Против своего мужа. Против заключения. Против бездеятельности. Побежит. Как она в тот раз бегала на фабрике. Когда мы устраивали соревнование, кто быстрее прибежит к нашей тараканьей гостиничке. Ты летела как ветер. В короткой юбчонке. Твои ноги. Ты была прекрасна. Я так разозлилась, потому что в ней видела поражение. Кто такая я, чтобы судить ее. Что такого я сделала, что позволило бы мне изрекать здесь сентенции. Она уставилась на меня. Потом взорвалась. Я ненавижу тебя, Анджелика. С тех пор, как мы работали на фабрике. Я всегда думала, что ты чокнутая. Потаскуха-дешевка. Когда ты ушла, я была довольна. Выбросила тебя из головы. Ты говоришь, что чувствуешь ненависть к своему мужу, но не убегаешь. Ты трусливее меня. И ты еще меня упрекаешь. Говоришь, что я тебе отвратительна. А ты отвратительна мне. Вдвойне отвратительна. Посмотри, как ты опустилась. Посмотри на свое лицо. Ты выглядишь как проститутка. Ты влюбилась в мальчишку, как постаревшие мужчины влюбляются в девочек. Ты бежишь за вечной молодостью. Наклей свою жизнь на свои воспоминания. Ты никогда не хотела проигрывать. Но мы проиграли. Ты ничего не стоишь. А потом пустота. Разбитое стекло. Парализующая истина. Что настоящее. Что ложное. Из чего сделана дружба. Я вышла. Она осталась. Я стояла внизу. В блестящем платье. С синяками на коленках. Губная помада размазана по подбородку. Я осталась на скамейке, чтобы рассмотреть ее. Она из тех, кто голосует. И их подбирают. Ты не знаешь, откуда они приехали. Куда едут. Потом их теряешь. В этот миг я ее даже не ненавидела. Возможно, она сделала это на самом деле. Собака, усевшаяся у моих ног. Ветер поднимал мешочки. Я видела, как она качается. Совсем одна. Там, на самом верху. Уже далеко. И ничего другого.

Я колотила кулаками по рулю. Я пыталась рассердиться. Я должна была взбеситься. Я должна была взбеситься поневоле. Ты отдаешь себе отчет в том, что с тобой произошло? Тебя грязная корова назвала потаскушкой-дешевкой. Все пропало. Ты рассердилась. Взбешена. У тебя были причины взбеситься. Та, которую ты считала своей лучшей подругой, всегда тебя ненавидела. Понимаешь, всегда. Не один месяц. Не один год. По крайней мере два. Нет. Всегда. Ты это заслужила? Попробуй подумать, заслужила ли ты это? Ты это заслужила? Давай, скажи. Потом, что она тебе еще сказала? Ах, да, что просто обрадовалась, когда ты ушла. А почему бы и нет? Потому что ты перестала путаться под ногами. Ясно. Все сходится. Прекрасно, не думаешь? А если ты вспомнишь все, то она добавила, что всегда считала тебя чокнутой? С ума сойти. А что уж сказать о воспоминаниях и о старящихся мужчинах! Бедная дурочка. Она уже в шкафу обливала меня грязью. Мне показалось, что я слышу, как она сплетничает со своими платьями. Чего только она им не понарассказала. И почему она облила тебя всей этой грязью? Только потому, что ты была искренней, сказав ей, что она толстая. Я это сделала для ее блага. Только для этого. Чтобы она смогла понять, что для нее было бы полезно придерживаться диеты. А что еще. Ты вела себя прилично. Но ты сказала ей не только о том, что она толстая. Ты ей сказала, что она тебе неприятна. Она тебе неприятна. А что тут плохого? Скажи мне, разве это ужасно? И это я, которая всегда все ей отдавала! Я, которая, бросив ее, так сильно страдала! Я, которая была так счастлива, вновь увидев ее! Трусиха. Врунья. Обманщица. Пытаешься лелеять свою боль. Ты не можешь наплевать на все. Скажи ей эту проклятую правду! Наплевать на дружбу! На любовь! Наплевать и на Маттео! Я рассмеялась. Маттео, какое глупое имя! Смешное! Я громко, задыхаясь от смеха, произнесла это имя. Маттео. Бог мой, как смешно. Ха! Ха! Ха! Ха! Вероника, стокилограммовая нога!!! И опять я рассмеялась. Захлебывалась смехом. Я произносила имя Джанмария, и меня опять разбирал смех. Я вылетела на встречную полосу, потому что просто лопалась от смеха. Если кто-то, сигналя, меня обгонял, я посылала его подальше. Смеясь, указывала на него пальцем. Кривлялась. Высовывала язык. Катись туда! Боже мой, как смешно! Меня все страшно веселило. Невероятно! Комично! Уморительно! Я думала о свекрови и покатывалась со смеху. О своем беге на коньках, и от смеха у меня выступили на глазах слезы. Ха! Ха! Ха! Боже мой, какая же я безмозглая! Меня бросало из стороны в сторону, но я пыталась контролировать себя. Привести себя в порядок. Я получила противоположный результат. Истерика нарастала. Ха! Ха! Ха! Бог мой, я больше не могу!!! Вызовите скорую помощь!! Я видела всех. Выстроившихся в ряд. Обои, украшенные этими марионетками. Я видела Веронику, стокилограммовую ногу, запертую в шкафу, ее рот был набит попкорном. Джанмария с Библией. Обезьяна с бананом на заднице. Маттео с этим глупым мячом. Свекровь под ручку с курицей. Старуха с механической рукой в своей электронной кровати. Тетя в кресле на колесиках. Противник с нацепленными на его член куличами. Я покатывалась со смеху, пытаясь вести машину прямо. Я животик надорвала. Я описалась. Я никогда так сильно не смеялась. Я смеялась сильнее, чем те сопляки. Прямо курам на смех. Если сложить весь мой смех и то, как смеялись надо мной, то теперь смеху было намного больше. Даже из-за Якопо-абажура я никогда не покатывалась со смеху. Потому что я смеялась над ним уже после того, как годами считала его незаменимым в моем узком кругу чувств. Это случилось ночью. Я возвращалась после привычной для меня в те времена вылазки. Я была отпетой четырнадцатилетней девчонкой. В ту ночь мы заставили нашего избранника лишить меня и Мариеллу девственности. Избраннику было восемнадцать лет. Ла Мазерати. Сапожки с металлическими носами. От его отца-преступника в смокинге несло сладковатыми духами. У него в доме был покрытый сукном стол, и там играли в карты. На мебели бутылочки Кампари. Фотографии блондинок. Ла Мазерати со стерео. Избранник тайком его стащил, чтобы прийти к нам на стоянку. Мы поджидали его в грузовике. Страшно накрашенные. Курили сигареты. Я, подняв голову, стояла впереди. Я пустила музыку на всю мощь. Глядя в зеркальце, я подкрашивалась. В то время мы обожали бегать по автостраде как безумные. Мы придумывали, что за нами гонятся полицейские. Мы грабили банки. Мариелла стреляла из автомата. Я бросала бомбы. Я высовывала голову из окошка и кидала их вместе с падавшими мне на глаза волосами. Я постоянно их бросала. Против всего. Против мерзости жестокого и грязного отрочества. На стоянке мы бесились, поднимая пыль. Как-то ночью мы приняли решение, что он именно тот человек, который лишит нас девственности. Мы выбрали его, потому что у него уже был опыт. Потому что он нас очаровал и был старше нас. Потому что он трахался с преподавательницей физкультуры. Эта женщина казалась нам точкой отсчета. В юбке с разрезом и с тремя килограммами туши, она кружила головы всем мужчинам. Особенно родителям учеников. Она была не такая, как другие учителя. На губах волосы и дурной запах изо рта. Разочарование из-за того, что она женщина, и печаль. В классе она сидела скрестив ноги. Была уверена в себе. Настоящая самка. И мы страстно хотели стать такими. Противопоставить себя тем образцам, которые мы видели в наших сомнительных семьях. Она отличалась от ее согнутой матери-прислуги. Отличалась от тети, которую никто ни разу не использовал. Отличалась от румынки, которой приходилось мастурбировать. Первой он лишил девственности Мариеллу. Потом настала моя очередь снять трусики. Мы надышались какой-то дряни, чтобы оглушить себя. Но все-таки мы очень боялись. Никто из нас двоих не почувствовал удовлетворения. Я была смущена, хотя притворялась, что все было прекрасно. Вернувшись, я искала у Якопо поддержки. Я обняла его, но он же был металлической лампой. Я отдавала себе отчет в том, что это смешно, и, рассмеявшись, бросилась на кровать. В самом начале я сдерживала смех, а потом я уже не могла удержаться. Я разбудила румынку, та стала меня ругать. Мне было трудно сдерживать себя. Я видела лампу, которая долгое время освещала мою комнату. Именно ее я страстно целовала и обнимала. Как она смогла так много дать мне! Какое астрономическое шутовство! Просто обсмеешься, взглянув на нее. Вот было смеху! Но это ничто по сравнению с тем, как я закатывалась смехом в машине. Я грохотала, гоготала. Из меня вылетал смех, как из печи булочки. И я думала. Безусловно, я думала. Разве можно не делать этого. И я, задумчивая, думала. Я думала, что, если наткнусь на Маттео, того мальчишку с таким потешным именем, я буду вести себя так. Я похлопаю по щекам этого школяра. Грациозно похлопаю. И скажу ему, гляди-ка какой красивый мальчишка!!! Но ты знаешь, что станешь очень красивым мужчиной? Повзрослев, чем ты займешься? Станешь пожарником? Я обойдусь с ним так, как он этого заслуживает. Буду смотреть на него сверху вниз. Соблюдая эту мерзкую дистанцию. Он микроб. Я великая, недостижимая женщина. Ты хочешь, чтобы я обратила внимание на какого-то незначительного сопляка-онаниста. Потому что, безусловно, заперевшись в сортире, он, нюхая трусики своей матери, мастурбирует. От смеха можно лопнуть! Какая веселая истерика!

Я смеялась, болела гриппом. Градусник. Поднималась температура, и я краснела. Тут у меня появились сомнения. Покинуть семейный кров. Как я буду вести себя с Джанмария? Потому что и у него есть своя программа. Несомненно. В тот же вечер я с ним поговорю. Разбитая. Придавленная своим неумением быть женой. Лишенная надежды сделать его лучше, чтобы он мог гордиться мною. Вся в слезах, я брошусь к его ногам. Я намажу щеки ментолом, чтобы потекли слезы. Джанмария, прости меня! Я не достойна тебя! Ты фантастический муж! Потрясающий мужчина! Великолепный любовник! Я не заслуживаю тебя! Никак не заслуживаю тебя! Извини меня! Прости меня! Я больше не могу заставлять тебя так страдать. Я этого не перенесу! Я ухожу! Да, я ухожу! Ты найдешь чудесную женщину! Такую, что будет обожать тебя так, как ты этого заслуживаешь! Я только хочу, чтобы ты был счастливым! Он меня изобьет, бросив на землю. Потрясающая сцена со всеми прибамбасами. Сколько я пролью слез! Я вставлю в глаза луковицу, чтобы не провалить сцену. Ах!!! Ах!!! Ах!!! Как я хохотала!!! У меня заболели мышцы лица. Трусики промокли насквозь, Я старалась придумать, как вести себя. Чтобы у меня все получилось, я думала о детишках, которые в Африке умирают от голода. Но в этом не было нужды. Совсем другое привело меня дома в смятение.

Проклятые мальчишки. Я поставила машину в гараж. Проклятые мальчишки все время на улице. Я останусь в машине. Перед ними я не пройду. Стрелки на часах в машине показывали восемнадцать. Они стояли под домом. Маттео и та девчонка. Вооруженные до зубов. Черт возьми, эти говнюки не пойдут отдохнуть. Конечно, сейчас я как ни в чем не бывало выйду из гаража. В вечернем платье. Тушь размазана по скулам. Растрепана так, что выгляжу сумасшедшей. Я с ними здороваюсь. Со всеми. Добрый вечер. Знаешь, как здорово. Какая фигура. Какой стыд. Они прицепятся ко мне, как в тот раз. Я уже это чувствовала. Спиной. Грудью. Я пыталась привести себя в порядок. Бог мой, что за лицо. В зеркальце я видела только его части. Перевернутое чудо. Шлюха, всем шлюхам шлюха! Мне не хватило моей толстой подруги. Сейчас мне добавят. Но извини, ты ничего не сказала о смешном? Иди и скажи ему. Будь выше. Великая женщина перед ничтожным школяром. Было невозможно. Если я немного отклоняла голову от стенки, мне удавалось разглядеть их. Маттео и Лолиту с лошадиным хвостом. Они стояли рядом и болтали. Обжимались. Целовались. Так, влюблены. Их захлестнуло физическое влечение. Непристойность. Мне нужно было решиться. Ползти даже на коленях. Так я и сделала. Они были далеко от входа. Я могла на четвереньках проползти около стены. Пока они волочатся друг за другом, они не заметят меня. Мне только нужно надеяться, что никто не выйдет из дома. Согнись. Медленно, как собака, я вышла из укрытия. Летняя жара поощряла мою смелость. Давай, шлюшка, двигай вперед. Колени на асфальте. Вперед сначала я посылала руки. Потом ноги. Правый бок касался стены. Я змея. Если они повернутся, я пропала. Время от времени я поглядывала на них. Я была в их руках. Подумай об этом и двигай вперед. Подумай, что ты прохожая. Какая-то. Которую ждет что-то великолепное. Одна из тех, кто не думает. Которые ни черта не знают. Которые все понимают наоборот. Которые думают, что справедливо все. Которые рассуждают о цене. Которые экономят, чтобы подольше прожить.

Я продолжала с усилием продвигаться вперед. Я уже ободрала коленки. Продвигайся осторожно. Еще один рывок. Еще немного – и цель достигнута. Какой способ передвижения. Чтобы расчищать дорогу, мне понадобились бы полицейские. Флажки на капоте и сверху надпись: «ОПАСНО». Как те, что были у черного человека. Продавца бус, с которым ушла румынка, когда мне исполнилось восемнадцать лет. Черный человек спал в какой-то комнатенке под лестницей. В небоскребе. Он был негром. Там была очень маленькая, окрашенная зеленым дверца. Он жил там, внутри. В лачуге без окон. Свет. Воздух. Тесно и сыро. Пахнет мужиком. Это сказала румынка, побывав там. Он пошел к ней. Они кувыркались на кровати. Так она называла занятие сексом. В этой истории сразу же можно было угадать счастливый конец. Вся нежность, которая вытекала, как вода из крана. Эта иностранка занялась даже своими подмышками. Она покупала очень дорогие французские лифчики. Крошечные трусики с кружевами. Он приехал из Марокко. Он торговал дешевой бижутерией. Тетя купила подвеску с голубым камнем. И повесила на шею. Она не могла прямо держать голову, настолько та была тяжела. У него был фургон с флажками на крыше и дверцами другого цвета. Иногда они, важничая, отправлялись путешествовать. Как будто этот катафалк был лимузином. Мгновенная, как растворимый напиток, вспышка. Тетя забеспокоилась. Увидишь, она нас бросит. Увидишь, она выйдет замуж за этого негритоса. А я была довольна. Я сняла занавеску. Накрывшись простыней, она убегала ночью. Шла заниматься любовью. Кувыркаться на кровати. Она даже обесцветила волосы. Красила ресницы. Душила свою вульву. Груди. Выбросила инструмент, которым пользовалась в уборной. Выкинула журналы, запрещенные до восемнадцати лет. Стала романтичной. Прямо как корова. Я видела порванные во время любовных схваток трусы. В тот день, когда черный человек увел румынку, тетя безудержно плакала. Потоп. Они попрощались с нами, сидя в фургончике с флажками на крыше. Он казался кораблем, покидающим порт и направляющимся в Америку. Мы стояли на улице и смотрели на них. Тетя спустилась на лифте и вновь увидела мир. Она потребовала солнечные очки, чтобы защитить глаза. Она хныкала. Я думала, что без румынки мне будет лучше. Получилось наоборот. Мне пришлось расстаться с магазином, где торговали сувенирами. И ухаживать за тетей. Заниматься с ней гимнастикой. Я девять лет провела в заключении. В летаргическом сне. Добывала себе любовников. Курила сигареты. Напивалась в одиночестве в своей комнатке. Очень странно думать о том, что я делала все это время. Но я всегда размышляла о том, что к двадцати годам обязательно убегу. Но я осталась. В двадцать лет ушла Мариелла. Из-за клопов. Гигиена. Из-за мотеля, закрытого из-за творящихся в нем непристойностей. И о ней я думала, что она взбунтуется. Сделает выбор и покинет эту семью. Я видела, как она уезжала в «Мерседесе». Его вел ее отец. Я бы выстрелила ему в голову, чтобы остановить его. Какой удар. Я потеряла все. Я оставалась на том же месте. Я растрачивала свое время. До того дня. Потом все остальное. Фабрика. Нищета. Джанмария, еще одна моя ошибка.

До моего спасения оставалось совсем немного, но тут старуха с механической рукой выглянула в окно. Она увидела меня. Она всем расскажет, что я ползла на коленках. Меня это не волнует. Я уйду. В ту же ночь. Удар в голову. В грудь. Я утка. Я последний раз взглянула на ребят. Сопляки, как тесно прижимаются. Два голубка. Два воркующих голубка. Два коршуна, которые готовы напасть на кролика. Какая-то щепка вонзилась в мою ладонь. Острый осколок стекла в теле. Из ранки текла кровь, вызывая острую боль. На земле красные следы. Потом вход. Я поспешила. Морской пехотинец, который перепрыгивает через бруствер из мешков. Я побежала домой. Я перемазалась кровью и бесилась. Меня воспламенило мое бессилие. Горели коленки. Бранясь, я направилась в комнату. Я туда пошла, чтобы вытащить шкатулку. Это был параллелепипед зеленого цвета. Перевязанный веревочкой. Годами я ее не открывала. Я унесла ее с собой, убегая от своей тетушки-склеротички. Она лежала в ящике. Я ее открыла. Там были мои фотографии, сделанные во время конфирмации. Я выбрала одну. Цветную. Самую большую. Она была свернута. На ней резинка. Я сказала фотографу, в натуральную величину. Я могла бы вставить ее в рамку. И считать ее своим отражением. Волосы на висках поддерживали шпильки. Кривая полуулыбка. Я поднесла ее к зеркалу. Проверила себя. Искала различия. Что случилось. Разительные изменения. Что изменилось. Что внес мой возраст. Я больше не переносила того, что стало другим. Я хотела видеть себя такой же. Быть такой же. Я хотела бы отправиться к пластическому хирургу и заставить его вернуть мой прежний облик. Как на фотографии. Не пропустив самой мельчайшей черточки. Я ненавидела себя. Потому что нельзя принять решение, когда же нужно остановиться. Взбешенная, я подошла к окну. Я спряталась за занавеской и следила за ними. Я смотрела на потаскушку с лентами в волосах. Она стояла рядом с ним. Ты должна видеть ее. Она прислонилась к нему, как будто он был ее псом на поводке. Сука в течке, которая ждет, когда ее укусят за шею. Как я ревновала к этому слащавому очарованию! Подумай обо мне в этом дрянном доме. Пиджак Джанмария на диване напомнил мне, что раньше или позже я его увижу. Ведь он вернется в этот день. Скромный. С сопливым носовым платком. Когда я о нем думала, к глазам подступали слезы. От его спокойствия, с которым он встречал бурю. В любой момент он мог прекрасно умереть. Он был бы великолепным мертвецом. Ему всегда всего хватало, а если не хватало, он делал вид, что этого не хватает другому. Глядя на то, как Маттео внизу играет в любовь, я думала, если Джанмария вернется, то он меня изобьет. Мне нужно будет наброситься на него. Смягчить его. Боже мой, как я устала. Мною овладело отчаяние. Я выбилась из колеи, и нет сил добраться до конца. Я засела в засаде. Я следила за ними. В каждом их движении я ловила оттенки желания. Исправляла оттенки. Извращала их, изменяя их форму. Вот он дернул ее за волосы. Это он хотел волоски ее вульвы. Она лижет его ухо. Она хочет полизать его член. Он сорвал ее бант. Он хотел сорвать с нее трусики. Она сжала его голову руками. Она хотела сжать руками его яйца. Он толкнул ее. Это он хотел войти в нее. Она закричала. Она хотела закричать от страсти. Я сходила с ума. Гладила свою вульву указательным пальцем. Я была в бешенстве. Оно выходило даже из моих глаз. Чем дольше я смотрела на них, тем более старой я себя чувствовала. Безнадежная старая хрычовка. Никаких радостей в жизни. Я подбегала к зеркалу. Обезумев, возвращалась к окну. Теперь поцелуй. Я лягушка. Поцелуй – и злые чары рассеются. Поцелуй – и я вновь стану девочкой. Поцелуй – и я стану жить по-другому. Они попрощались. Они всегда прощались в половине седьмого. Смеясь, она убежала. Села на велосипед. Ярко-голубое небо. Маттео возвращался через несколько секунд. Анджелика, иди, пусть тебе заплатит этот говнюк. Он не знает, как ты его отколотишь. Как ты этого желаешь. Как ты страдала. Сделай так, чтобы он не оставался в неведении. Укуси его.

Я приготовилась к нападению. Я спокойно поджидала землетрясения. Я хотела напасть на него. Я видала, как он направился ко входу. Это был благоприятный момент. Я дам ему время подняться на столько ступенек, чтобы нас не увидали с улицы. Я расчесала волосы. Потом бегом по ступенькам. Перемахивала через две ступеньки. Через три. Задохнулась. Неизвестность. Темнота. Никого. Еще немножко пробежать. И потом все. И потом ничего. И ты все. И ты ничего. Самоубийство. Ты знаешь, что ты камикадзе, но ты знаешь, что ты ни за что им не станешь. Может произойти все. А может, ничего не произойдет. Победа. Поражение. Да плевать тебе на все. Ты должна сделать это и не знаешь, кто тебе об этом сказал. Ты поневоле должна сделать это. Этого ты никому не обещала. Это ты пообещала чокнутой. Ты безумная. Безумие не существует. Ты смертельно себя ранишь. Возродишься из пепла. Я точно не знала, где находилась, когда неслась к выходу. Я неслась. Самолет, пораженный ракетами. Мне не хватало удара. Взрыва, чтобы убить меня. На теле сто парашютов. Я могу спастись. Приземлиться на траву. Почувствовать себя непобедимой. Он был впереди. В полутьме. Ничего не знал. Вдруг я его увидела. Я стояла неподвижно в своем вечернем платье. Лицо измазано кровью. Макияжем. Я посмотрела на него, как смотрят на жертву, которой выстрелят в голову. Я нанесу ему удар. Курок. Нож. Топор. Ножницы. Руки на шее. Удар. Дрожа, я стояла перед ним. Он как будто знал, что я что-то сделаю. Кто знает, что было у меня в глазах. Что было у меня внутри. Безумие, которое парализовало меня. Если ты двинешься, я тебя убью. В этот миг я была лампой для загара. Если ты двинешься, ты меня разобьешь. Если ты меня разобьешь, я тебя убью. Я чувствовала себя лампой для загара. Той лампой для загара. Меня заперли в гостиной. Он вошел, не мог не войти. Если ты двинешься, я тебя убью. Он двинулся. Я это сделала. Я прыгнула на него. В этом у меня было преимущество. Я больше тебя. Ты маленький. Я сильнее тебя. Я женщина, которая становится очень сильной, когда ей плохо. Если ты удалишься, я раздавлю тебя как муху. Ты этого не знаешь, но я всегда так делала. Ты всегда удалялся. А я тебя догоняла. Сколько труда. Какое огорчение. У тебя никогда не было отчаяния. Я мгновенно набросилась на него. Отбросила его к стене. Сжала ему руки. Насиловала его губы. Он меня толкал. Отвергал меня. Я невозмутимо продолжала. Возьми весь мой язык. Быстрее, ублюдок. Я так тебя хочу, что мне плохо. Я так тебя хочу, что не хочу себя. Я хочу быть тобой. Только тобой. Я хочу занять твое место. Выпей всю мою слюну. Дай мне хоть ненадолго свои губы. Горло. Я хочу и его. Стой спокойно. Какая борьба. Я укусила его за щеку. Давай, целуй этого лягушонка. Преобрази меня. Дай мне войти в тебя. Быть внутри. Я владею тобой. Он залепил мне оплеуху. И, плача, убежал. Этот петушок хныкал. Катись к чертям собачьим, сопляк, дерьмо!!! Я кричала и билась головой о стену. Я продолжала рыть ее. Могилу. Гроб. Я в нем. Я умерла.

О том поцелуе, что я украла у двери. О том стыде, который меня мучил, я ничего не скажу. Тридцатилетняя потаскуха, желающая переделать себя. Вновь прожить свои годы. Полные наивности и нежности. Клубника и фисташки. Которых я никогда не пробовала. Мне их никогда не дарили. Я их никогда не проживала. Никогда не ела. Хотя бы одно. Только половинку. Хотя бы кусочек. Сантиметр. Сущность. Хотя бы это. Какие-нибудь остатки. Объедки. То, что упало у кого-то изо рта. Пережеванное. Испорченное. Раскрошенное. Раздавленное тем, у кого слишком много детства. Собрание деталей нежности. Каникулы с мамой. С папой, который тебя ласкает. Веселые дни рождения. Детская влюбленность. Игры в догонялки в чистых лугах. Легкие и успокаивающие полдни. Бессознательность. Сказки о принцах. О замках в лесах. О волшебстве. О неведении. О том поцелуе, что я украла около двери. О губах, в которые я впилась. О языке. О руках. Я их крепко сжала. Мои пальцы погрузились в его плоть. Давай, останься, говорила я ему своими глазами. Давай, верни меня в то место. Которое ты пересекаешь и в этот миг ветер не дует. Давай, научи меня, как вернуться туда, где я заблудилась. Давай, научи меня, как очистить от толстого слоя грязи мой ум. К чертям собачьим всю эту мерзость. Давай, переверни меня. Встряхни меня как следует. Я думаю, что полюбила тебя как-то извращенно. Я думаю, что очень сильно ненавижу тебя. Только сейчас, думая о тебе, я подумала об этом. Я думаю, что так было всегда. Невероятная ненависть. Я так сильно ненавижу тебя, что могла бы тебя убить. Я возненавидела тебя сразу же. С первого момента. С того дня на лестнице. С мячом. Из-за Джанмария, который контролировал каждое движение. Передвижение. Я ненавижу тебя всеми фибрами души. Ты мне отвратителен. Ты мне отвратителен. Ты счастлив. Ты мне отвратителен. Я бы хотела избить тебя палкой. Колотить, не переставая. Прикончить тебя. Выстрелить в тебя с трассы. Поразить тебя и ту корову, твою зеленую полюбовницу. У меня начинаются колики, когда я вижу, когда вы так наивно и слащаво ухлестываете друг за другом. Эти поцелуйчики в щечку. Эти стычки-желания. Я бы хотела заставить вас трахаться здесь. Избить вас плеткой. Испоганить вашу чистоту. Мерзкие говнюки. Вы находитесь в самом начале того, к чему еще никогда не прикоснулись. Вы ничего не знаете о том конце, о котором знаю я. О моей постели с занавеской. О вечно живой и вечно умирающей тете. О проклятой шлюхе-служанке. Об удушающих ночах. О том, как расслаблялся мой папа. Моя мама. О том, как быть одной среди толпы. О том, как гнездится в тебе безумие. И ничто не может тебя вместить. О том, как быть рядом с мужчиной, который не пробуждает в тебе никаких желаний. Как находиться в холодном и безвкусном доме. О той горячей коже, которую никогда никто по-настоящему не ласкал. О той нелюбви к кому бы то ни было, потому что я разучилась обманывать себя. Потому что я полностью порнографична. Потому что ты совсем меня не желаешь, а я хотела бы быть тобой и полностью потерять себя. Теперь скажи мне, что я делаю. Теперь скажи мне, какая обезоруживающая альтернатива может соблазнить меня. Какое чувство может заставить родиться тот красный кусочек, который теперь бьется только из-за страха. Из-за того, что я знаю, что конец мой близок. Из-за того, что я знаю, что начало у меня безжалостно отняла разрушающая осведомленность. Из-за того, что я знаю, теперь со всем этим покончено. Я попробовала желать быть безумной. Забраться, как паук, в чернила. Даже думала, что это мне удастся. Подарит мне спасение. Безумный сон хватает тебя из тьмы. Безрассудность. Я могу жить шесть раз. Возрождаться. Влюбиться в ребенка, который меня восхищает. Хотя бы войти в эту веселую вселенную. Которая ничего не просит. Только спокойно расти. Медленно. Среди роскоши наивности. Все остальное. Я остаюсь. В дерьме. В этой отвратной жизни. Очень сильной. Копье, которое воткнули в пустыню. Я тебя еще ненавижу. Всеми фибрами души. Как молния, которая разрывает тучи. Этот уничтожающий тебя свет. Удерживающее тебя расстояние – это сдавливающая тебя петля. С другой стороны я совсем другая. Два конца, которые нельзя покинуть. И я знаю, что мне не удастся забыть тебя, потому что я родилась из твоей противоположности. Приговор. Ты представляешь то, чего мне не хватает. Я могу только смотреть на тебя, пока ты проживаешь мою жизнь, и не двигаться. Только это. Джанмария рядом со мной, чтобы напомнить, кто я на самом деле. Женщина. Без ничего. Поражение. Тайник. Отказ. Гроб, куда я спрячусь, ожидая, когда разложатся мои черты. Я пыталась научиться умирать, зная, что на самом деле я никогда не родилась. Я пыталась не бояться уничтожения. Мне это не удалось. А теперь удастся.

Приведи в порядок лицо. Давай, мерзкая дрянь. Воткни его туда. Боже мой, сделай это теперь. Я это делаю, успокойся. С кем ты разговариваешь. С кем ты говоришь, Ведь ты одна. Никого здесь нет. Я говорю с ней. Она меня слушает. Маленькая Анджелика здесь. Я с ней. Она рядом со мной. На груди. Я говорю с ней. Она меня трахает. Не видишь, какие глаза. Не видишь, как она на меня смотрит. Здесь слишком тихо. Как всегда. Мне от всего плохо. Теперь перестань жалеть себя. Тихо, иначе я не слышу. Кого ты должна слышать. Маленькую Анджелику. Я должна слушать ее. Она мне говорит. Я ее поставлю. Успокойся. Я ее передвину. Я тебя умоляю, убирайся к чертям собачьим. Здесь слишком тихо, я не слышу. Если ты уйдешь, я смогу понять ее. Она говорит очень громко. Теперь кричит. Да, скажи мне, маленькая Анджелика, я та, другая. Та, что пришла после тебя. Та, что все время тебя душит. Которая не предоставила тебе никакого выбора. Только развратить тебя. Жить ничем. Насиловать и рвать кукол. Как мне тебя не хватает. Как мне тебя не хватает. Как мне тебя не хватает, боже мой. Теперь, когда ты возвратилась, я хочу одеть тебя. Ты здесь передо мной. Твое лицо. Только это. Твое лицо на бумаге. Я тебя вырезаю. Прокалываю виски. В дырки вставляю резинку. Небольшие узелки на концах. Теперь ты здесь. Ты моя маска. Видишь, ты возвращаешься. Давай, задуши меня. Спрячь то лицо, которое я слишком хорошо знаю. Превзойди меня. Уничтожь меня. Уничтожь меня. Замещение без скальпеля. Наклеивающаяся хирургия. Я тебя искала в чем-то другом. Ты девочка. Я не могу никогда не трогать тебя. Тебя от меня оторвали. Я оторвала тебя от кукол. Мне тебя не хватает. Мне тебя не хватает. Я должна убить тебя. Знать, что ты под землей. В этот раз я должна на самом деле задушить тебя. Знать, что с тобой покончено. Что я больше никогда не смогу искать тебя. Я уже большая, понимаешь. Взрослая. Меня уже больше ничего не ждет. Не плакать. Дрянь, не делай этого. Обними свое лицо.