Текст книги "Револьвер"

Автор книги: Изабелла Сантакроче

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Я желала, чтобы по ошибке убили Маттео. Блин, это мучение должно закончиться. Я тайком пробралась во дворик внизу. Темные глаза. Обезьяна. Я рискнула пойти по улицам. Подальше от красной зоны. Возможно, мне понадобится сабля, если на меня нападут. Мной овладело желание. Когда я думала о нем, у меня намокли трусы. Я представляла себя в огромной кровати. Запах ладана поднимался к потолку. Тринадцатилетние мальчики в кружевных трусах. Через кружево виднеются их члены. Маттео лучше всех. Цирковой наездник без шлема. А другие были в шлемах. Маленькие шапочки из твердого пластика. Они проникали в меня хором. Я была дирижером оркестра. Наслаждаясь, сосала их яйца. Для меня началась оргия. Со всеми. Одинаково. Только с Маттео десять раз. Запрет размножал предмет. Их был уже целый флот. Я становилась все больше и больше, чтобы вместить его. Все было бы намного проще. Достаточно его кончины. Я могла бы выстрелить в него. Подождать его на балконе и всадить пулю между глаз. Он мог бы упасть с велосипеда. Размозжить себе голову. Я могла бы по всему дому разложить бомбы. В девять вечера, когда вернутся все. Умерла бы и я. И другие жители этого свинюшника. Я уже видела Джанмария. Разорванного в клочья. Вывалились кишки. Суп даже на люстре. Я осторожно, не останавливаясь, продвигалась вперед. Сувенир дергала меня за уши. Затем прямо на углу. Ох, это нужно было предвидеть. Но конечно. Несомненно. К этой неудаче можно было прикоснуться. Это невезение, как многослойный торт. Торт из шариков из дерьма. Он с мамой. Думает мальчик. Какая радость встретить их. Я только что закурила сигарету. Вся напряженная. Уже готовая. Я как бы знала, что это случится. Стеклянный шар. Ничего не помню. Я провидица. Утонченная синьора с ребенком. К счастью, не моя ровесница. Сдержанные манеры богатой, раздражительной дамы. Льняной костюм и блузка. Средний каблук. Укладка. Маттео пошел ко мне. Он хотел погладить обезьянку. Он меня мгновенно разоружил. Просто уничтожил. Мне хотелось поклониться ему. Я дрожала как лист. Лист, колеблемый ветерком. Та же дрожь в мышцах. И сердце. Какой гений. Он застыл в прыжке. Трамплин. Разбег и прыжок. В воду того возбуждения, от которого каменеют даже мои нервы. Женщина из бетона. Мужайся. Держись. Ничего, что выдало бы твою панику. Он и его мама были муравьями с зубами. Они искусали меня всю. Я заметила у них клыки. Жесткое нападение. Божья кара. Бог, почему ты всегда меня наказываешь. Что я тебе сделала. Ты знаешь, что я пытаюсь спастись, молясь стоя на коленях. Бичуй меня теперь. Чего еще нет в списке этого наказания? Я уже сошла с ума. Во все вмешиваюсь. Ты думаешь, мне это нужно? Ты хочешь крови? И это то, что ты пытаешься сообщить мне? Ты хочешь уничтожить мою безнравственность? Я все время думаю о прелюбодействе. Извращенка. Но я борюсь, чтобы не стать ей. А что делаешь ты? Удар в спину. Ставишь его передо мной. Ты говоришь мне, Анджелика, напрягаться невозможно. Это знак. Ты меня зондируешь. Хочешь узнать, до каких пор мне удастся отвергать его. Ты хочешь меня обесчестить. Но, быть может, это не ты. И виноват в этом дьявол. А ты сбежал от меня. А он прибежал, чтобы заменить тебя. Я во власти темных сил. Рога. Языки пламени. Добрый день, синьора. Эта шлюшка так назвала меня. Какой удар. Миленькая обезьянка. Вы взяли ее в лесу? Маттео, не позволяй ей лизать руки. Будь осторожен. Она говорила тоном благородной женщины, которая чистит горох. Я изучала ее кожу. Мысленно я сравнивала нас. Я была намного свежее. Ей должно было быть по крайней мере лет сорок. Я теряла сознание. Тело ее сына в двух шагах от меня. Я его укушу. Если ты не отойдешь назад, я в тебя вцеплюсь. Вдруг он мне улыбнулся. Так лукаво. Я не могла ошибиться. Этот проблеск, который имеет отношение к сексу. К тому, в чем я нуждалась. Конечно же, я ошибалась. Я предлагала себе настоящую подделку своего сна. Какое-нибудь извинение. Об этом я думала. А теперь убирайся. Извините. До следующего раза. До свидания. Давай поторопись. Я ускорила шаги. Я шла быстро. Я вошла в парк. Обезьяну я посадила на дерево. Стояла под ним, глядя перед собой. На лавочке сидели два пенсионера. Двое мужчин. Около их ног дворняжка. Они были печальны. Одиноки. Уставшие. Согнутые как книжки. Они были некрасивые. Страдающие. Умиротворенные. Неподвижные, как две мраморные плиты. И со мной это произойдет. И я стану такой. Уже я чувствовала себя очень старой. Я вся покрывалась морщинами, как только перед моими глазами появлялся Маттео. В мыслях. Я начала прыгать по траве. Довольная обезьянка бегала около меня. Я становилась девочкой. Детская радость. Счастье. Беззаботность. Глупость. Я легче, чем облачко. Я удерживала слезы. Я подходила к двум старичкам. Мои мышцы напряглись. Я смеялась вместо того, чтобы плакать. Я хотела, чтобы они лопнули от зависти.

В то время как я возвращалась после прыжков на траве. В то время, как я возвращалась с чувством отчаяния. Так и не заполненной пустоты. В то время, как я возвращалась, проклиная свои годы. В то время как я возвращалась, покончив со всем. С несколькими предпосылками. С моими попытками поговорить. С приличием. В то время как я возвращалась, он мешался у меня в ногах, ослабляя мое сопротивление. Маттео был среди них, наплевав на них. В то время как я возвращалась, мне хотелось иметь свою плоть. Мозги. Ум. В то время как я возвращалась, я увидела его. На стене. В магазине. Там, в глубине. Одет как Зорро. На боку шпага. Плащ из блестящего атласа. Очень широкие панталоны, которые могли вместить и меня. Одежда могущественного мстителя. То, что было мне нужно в этот момент. То, что было мне нужно, чтобы наказать их. Отомстить за всю мою жизнь. Уколоть кончиком шпаги и потом проткнуть их. Пустить из всех них кровь. Проклятые. Слишком большая. Слишком маленькая. Никогда нет ничего подходящего. В шесть лет мне захотелось карнавальный костюм. Я очень хорошо это помню. Мои родители не хотели мне его покупать, боясь, что я стану лесбиянкой. Я была слишком мала, чтобы сопротивляться. Отказ. Бессилие. Я совсем не собиралась превращаться в лесбиянку. Говорила моя мать. Слово «лесбиянка» звучало упруго. Я объединяла его со словом «кузнечик». Тот же прыжок, когда произносишь его. Лесбиянки были кузнечиками. Кузнечики были лесбиянками. Кузнечики были зелеными. И лесбиянки были зелеными. Я ей отвечала, что не стану зеленой, если мне его купят. Девочек одевают волшебницами и принцессами. Отвечала мне мать, косо глядя на меня. Мне пришлось надеть розовое платье со шляпкой, украшенной полевыми цветами. Как барышня весной. Резинка сжимала шею. Удавка для бойцовых собак. У меня долго оставался на шее след. Красноватая полоска. Я ненавидела тот кровоостанавливающий жгут с ромашкой посредине. Я ненавидела то торжество ткани, от которого я раздулась. Я чувствовала себя смешной. В то время я мечтала быть мальчиком с петушком вместо пирожка. Меня приводила в ужас мысль, что и у меня на груди, как у матери, вырастут эти выпуклости. Я надеялась, что вместо них, как у моего отца, у меня вырастут волосы. В туалете я мочилась стоя. Я намазывала лицо пеной для бритья. Я одевалась как мальчишка. Я не хотела носить юбки. Надевала штаны в клетку. Кофточки, застегнутые под горло. Большие гимнастические туфли. Меховую шапку с висящим хвостом енота. Носила короткие волосы и свисающий на глаза чуб. Среди девочек я хвасталась этим костюмом. Чтобы почувствовать себя более сильной. Со шпагой, чтобы поранить их, когда они станут насмехаться надо мной. Надо мной все время все смеялись. Маленькой от одного из родителей я слышала, что я другая. Этого я никогда не забывала. Я была чужаком.

С Сувенир я вошла в магазин. Продавщица была симпатичной. В блестящей зеленой майке. Мне она улыбнулась, когда я попросила завернуть ее. Это для моего сына. Я придумывала разные небылицы. Для него. Чтобы гордилась мама. Я дала ей целое представление. Ждет не дождется, когда сможет надеть ее. И автомат, пожалуйста. Также и это. Я должна была спешить. Предвосхитить то возвращение. Возвращение назойливого мужа. К дому я побежала. В мешок я засунула и обезьяну. Переходила на красный. На крыше не хватало только сирен. Я чувствовала себя девчонкой, которая купила самое лучшее в мире мороженое. Вернувшись домой, я полностью разделась. Поспешно натянула ее. Разорвала зубами. Как я страстно желала этого момента. Я Зорро. Из окна я видела двоих детей. Я были в доме напротив. Они склонились над своими заданиями. Я видела их лица и часть их тела. Несомненно, рядом с их тетрадками лежали молочные оладышки. Спесивые родители их баловали. Они ничем не отличались от тех детей, которым я завидовала в детстве. У которых была своя комнатка и душистая перина на кровати. Окружены лаской. Уверенность. Никаких вшей. Я вышла, чтобы стрелять в них из автомата. Я вышла на террасу и выстрелила несколько раз. Сначала они меня не видели. Потом бросились на пол. Как мне понравилось, что они перепугались. Я приведу их в ужас. Я чудовище. Если захочу, у меня будет две головы. У меня вырастет еще одна, если я захочу. Я бесчеловечна. Я не настоящая. Мне тридцать лет. Я развлекаюсь. Я не печалюсь. Я играю с вами. Берите оружие. Я маленькая девочка. Мне только десять лет. Мне всегда будет десять лет. Смелее. Поразите меня. Я продолжала поражать себя. Всякий раз, как я нажимала на курок, я стреляла в свой возраст. Я уже убила семнадцать лет. Стала ровесницей Маттео. Без всего отравляющего меня прошлого. Я перебегала справа налево. На другую сторону. Я стала прицеливаться, стоя на коленях. Я знаю, вы там. Без прикрытия. Я выпустила пар. Трусы. Я вернулась со слезами на глазах. По моим щекам текли слезы. Какая отвратительная нежность.

До возвращения Джанмария я ничего другого не делала. Только курила сигареты. Одну за другой. Сидя на шкафу. Ища его голос. Голос того мальчика, который так осветил ад, что я его лучше увидела. На этот раз свет не прервал моего кошмара. Осветив, он его расширил. И пока я курила, мне не за что было зацепиться. И пока я вдыхала дым, я думала о том, чем занималась всегда. Курить. Это я начала у тети. На четвертый день. На четвертый день жизни у нее. Через четыре дня, как меня бросили. Я постоянно прикуривала их. Сигареты, купленные в табачной лавке внизу. У женщины с одним глазом. Другой закрыт повязкой. Я ходила их курить в яму на соседнем поле. Своеобразная, очень длинная могила. Я забиралась туда внутрь и с удовольствием затягивалась. Когда приходили другие дети, я испытывала стыд. Я боялась, что они узнают, что я одна из тех печальных девочек. Без мамы. Без папы. С тетушкой, искалеченной склерозом. Я боялась, что они подумают, что я тут курю, потому что я одна. Бедняжка. Они называли меня курилкой. Я с ними не играла. Я отворачивалась от них. Иногда они ударяли меня саблей по голове и убегали. Они кричали, убьем курилку. Я остерегалась догонять их. Смеяться. Я видела их в прекрасных комнатках. Современные игрушки. Около печки мать блондинка. Объятия. Когда я возвращалась в очень темном лифте, они стояли у меня перед глазами. От меня пахло табаком. Я садилась к столу. Ела, опустив голову. Мне казалось, что я на постоялом дворе у чудовищ. После еды тетя разбирала свой рот. Вынимала зубной протез, обсасывая его. И у румынки это вызывало отвращение, но она терпела это хотя бы из-за денег. Не было никогда никакой радости. Веера, которым можно было бы разогнать эту мрачную атмосферу. Первые дни там были для меня ужасающими. Полная безутешность. Я начала мастурбировать. Я занималась этим каждый вечер, прежде чем заснуть. По углам занавеси я ставила туфли. Чтобы она не двигалась. Чтобы румынка меня не увидела. Я гладила себя, чтобы ощутить нежность. Легкий оргазм в конце. Восторг тела в одиноком детстве. Я отрывала куклам головы. Я отрезала шеи бритвой. Я хотела, чтобы они походили на меня. Сердце, удаленное от собственной головы. Тот кошмар. Постепенно я удалилась от всего. Я даже не знала, где я. Я знала только то, что выросла. Что я не умру.

Я не умерла в тот вечер, накрывая на стол. Я не умерла, целуя Джанмария. Я не умерла, подавая ему в тарелке его тысячный суп. Я не умерла, сидя рядом с ним и смотря телераспродажи. Я не умерла, раздвигая ноги. Я не умерла, впуская в себя его член. Я не умерла, так и не заснув около него. Я не умерла, забираясь на шкаф. Я не умерла, еще раз возжелав Маттео. Я не умерла, слушая тишину. Я не умерла, так как страдание бессмертно.

Где мои туфли. Куда я их сунула. Я оставила их на этом месте. Я пыталась успокоить ее. Она унесла их, но не помнит этого. Безусловно, это сделала проклятая обезьяна. В документальном фильме я видела, что они едят все. Сжав кулаки, она прижала их к бокам. Боксер, подготовившийся нанести удар справа. Если я ее схвачу, то задушу. Она бродила по комнатам как одержимая. Под футболкой колыхались ее груди. Сувенир спряталась в стиральной машине. Я видела ее мордочку. В иллюминаторе. Вытаращенные, как у психопатки, глаза. Когда приходила мать Джанмария, она пряталась в стиральной машине. Пряталась там, внутри. Пока она ворчала, ругаясь, я вышла на террасу. Проверяла, там ли она. Возвращалась. Опять выходила. Как на карусели. Она очень быстро крутилась. Все окружающее поплыло у меня перед глазами. У меня кружилась голова. Я видела, как эта женщина дымилась от бешенства. Я не могла переносить ее. Удерживало меня другое. Повисшее в воздухе лицо. Оно поднималось от земли, занимая свое место. Передо мной. На той высоте, чтобы я смогла его взять. Приклеиться ртом к его губам. Если бы у меня были крылья, мне бы удалось добраться до него. Если бы я была птицей, то смогла бы подлететь к нему. Я бы летала по небу, чтобы схватить его. Анджелика, прекрати это раз и навсегда. Ты должна слушать меня. Что ты делаешь. Почему все время выходишь. Ты должна найти их. Я бы сказала ей, что придурочная. Я все их уничтожила. Оставь меня в покое. У меня кончилось терпение и нет сил переносить тебя. Она настаивала, ложись. Ты должна постелить простыни. Накрой углы. Хорошенько посмотри и запомни раз и навсегда. Как ей нравилось это «раз и навсегда». Раз и навсегда. Теперь тебе лучше. Ты должна прекратить витать в облаках. И со мной такое случалось, когда я была молодой. Сдавали нервы. С женщинами такое случается. Анджелика, раз и навсегда прекрати. Тебе нужно послушать меня. Что ты делаешь. Почему все время выходишь. Висящее в воздухе лицо. Оно поднималось с земли, занимая свое место. Передо мной. На той высоте, чтобы я смогла его схватить. Приклеиться ртом к его губам. Если бы у меня были крылья, мне удалось добраться до него. Если бы я была птицей, то смогла бы подлететь к нему. Я бы летала по небу, чтобы схватить его. Какое глупое это животное. Это она говорила о моей обезьяне. Она бы выбросила ее из окна. Ты не понимаешь, но на этой зверушке полно насекомых. Она считала, что из шерсти Сувенир может выползти все. Даже тараканы. Ты знаешь, я видела документальный фильм, в котором у животных, как это, около глаз были волдыри? Они вдруг трескались, и из них выходили тараканы. Она даже в перчатках не погладила бы обезьяну. По крайней мере сажай ее в клетку, когда я здесь. Ты знаешь, что я ее не переношу. У меня она вызывает отвращение. За час до этого я вымыла ее в умывальнике. Чтобы для свекрови она поприличнее выглядела. Она была такой маленькой и хрупкой. Такой беззащитной и нуждающейся в любви. Никаких проступков. Никаких. Я чувствовала, что несу за нее ответственность. Я чувствовала, что у меня есть желание защищать ее. Я чувствовала, что смогла бы сделать для нее все. Даже побить ее. Даже изнасиловать ее гигантским бананом. Поколотить ее. Обстричь ее шерсть машинкой. Утопить ее в туалете. Разрезать ее пополам электропилой. Я могла бы сделать это. Другому. Тому, кто смог бы спасти ее. Кто никогда не плакал бы. Как бы мне удалось защищаться. Я об этом думала. Я ее сжала. Мокрую. Прильнувшую к моей груди. Я думала о ней. О той, какой я была. Я ей сказала. Ты больше не должна страдать. Больше никто не сможет ранить тебя. А вот меня постоянно ранило лежащее на женщине проклятие. Плетка. Она била меня по спине и беспрерывно кричала. Хорошенько смотри и раз и навсегда запомни, как застилают постель. Ты не понимаешь, для того чтобы хорошо спать, на простынях не должно быть ни одной складочки. Посмотри, какие у тебя под глазами синяки. И у моего сына они появились. Он похож на зомби. Потом рубашки. Но ты можешь понять, что он работает у адвоката? Этот адвокат считает, что его секретарь должен выглядеть элегантно. Анджелика, прекрати раз и навсегда. Ты должна слушать меня. Что ты делаешь. Почему все время выходишь. Висящее в воздухе лицо. Оно поднималось с земли, занимая свое место. Передо мной. На той высоте, чтобы я смогла бы его схватить. Приклеиться ртом к его губам. Если бы у меня были крылья, мне бы удалось добраться до него. Если бы я была птицей, я бы смогла подлететь к нему. Я бы летала по небу, чтобы схватить его. Клади на диван покрывало, когда на него забирается эта зверина. Посмотри, сколько шерсти. Там есть и тараканы. Почему ты не подрежешь волосы. Ты похожа на цыганку. Время от времени она говорила мне, что я похожа на цыганку. Она все видела в документальных фильмах. Я видела документальный фильм, где были цыгане и одна цыганка была похожа на тебя. Я рассмеялась. Я смотрела на нее и смеялась. Я смотрела на нее и отколотила бы ее палкой.

Я следила за ступеньками. Я принялась за это, как только она повернулась ко мне задом. Закрыв глаза, я мечтала об этом моменте. Она попрощалась. Я иду на службу, Анджелика. Да катись ты, куда хочешь. Открывается замок. Закрывается занавес. Название спектакля «Освобождение Анджелики». Аплодисменты. Я рванулась к двери. Прильнула к глазку. Может быть, он пройдет. Автоматически во мне заговорил инстинкт. Я громко ругала себя. Не делай этого. Послушайся. Давай, сделай это. Забыла. Чтобы отвлечься, я пошла покраситься. Я хотела изменить свое лицо. Изменить свои черты. Чтобы меня не узнали. Стать чужой. Забыть себя хотя бы на секунду. Хирургическая операция без ланцета. Я намазала густой слой очень светлого тонального крема. В стратегических точках я перебарщивала контурным карандашом. Время от времени я прерывалась. В ванную я принесла огромную бутылку. Я изящно, как из кубка, отхлебывала из нее. Я громко включила музыку. Современную. Восточный халат спереди распахнут. На мне только сексуальные трусики. Крошечные. Из кружева. Мои ягодицы извивались. Я повторяла, что я большая вульва. Огромнейшая вульва. Когда я произносила это, мой взгляд становился все более напряженным. Я смыкала губы. Откидывала назад голову. Какая я вульва. Я вытащила наружу свои груди. И вновь принялась контурным карандашом уничтожать свое лицо. Сувенир в умывальнике играла с пеной для бритья. Нажимала на разбрызгиватель, и она падала на пол. Возбужденная своим открытием, обезьянка вскрикивала. Бегала по ванне, измазав ее. Прыгала по полу с баллончиком. И невозмутимо продолжала. Я и не думала останавливать ее. Я была слишком увлечена. Грязная шлюха, какая ты большая вульва. Действительно, громадная вульва. Я повторяла это каждый раз, когда чувствовала, что Маттео пришел ко мне. Чтобы очаровать меня. Я это говорила, чтобы подтолкнуть его. Чтобы хотя бы на секунду выбросить его из своей головы. Я действительно вульва. Большая вульва. Я спрятала брови, наложив толстый слой тонального крема и пудры. Занялась своим носом. Всем. Я превратила свое лицо в гипсовую статую. Очень белую статую. Казалось, что лицо приставлено к телу другой женщины. Как это произошло, когда я была маленькой, из-за лампы для загара с моей матерью.

Мои родители купили лампу для загара. Положили ее в гостиной. В гостиной почти ничего не было. Только телевизор и лампа для загара. Если ею не пользовались, то накрывали ее скатертью. Они кричали, споря из-за нее. Я больше не могла находиться в столовой. Боясь, что я ее разобью, они закрывали гостиную на ключ. Если ты ее разобьешь, я тебя убью. Ты все разбиваешь. Я тебя убью. Они уже пытались убить меня, из-за прибывшей из Японии редкой мушмулы. Они хотели убить меня из-за лампы для загара. Она прибыла из Америки. Все говорили, что она прибыла оттуда. Она меня тревожила. Они по очереди пользовались лампой. Закрывшись на ключ. Я в коридоре жду, когда меня убьют. Ночами мне снились кошмары. Она разбивалась. Наткнувшись на нее, я разбивала ее. Они спокойно меня убивали. Они постоянно загорали. Только на Рождество мы обычно отправлялись в задрипанную деревушку собирать грибы. Вертеп мы ставили на телевизор. Тогда я их видела. В то Рождество я их больше не видела. Мне хотелось отправиться в ту занюханную деревеньку, чтобы собирать там грибы. Поставить на телевизор вертеп. Видеть их. Я надеялась, что как-нибудь ночью вор украдет ее. Я ее ненавидела. В Новый год мы заставим всех лопнуть от зависти. Моей маме очень приятно было думать, что она заставит всех лопнуть от зависти. В полдень я увидела его голой, черное лицо и бледное тело. Оно казалось приклеенным к телу другой. Потом она обожглась. Она обругала этот хитроумный прибор. Хотела выкинуть его в окно. Она кричала мне, давай разбей его. Давай, отведи душу. Теперь ты можешь полностью разбить лампу. Я вышла на улицу с велосипедом. В пижаме. Без пальто. Падал снег. Соседи кричали мне вслед, что я несчастный ребенок.

А я кричала, что я была большой вульвой. Какой большой вульвой я была. Огромнейшая вульва. Никогда не видели подобную вульву. Мне пришлось сказать это себе тысячу раз. Тысячу раз мальчишка насиловал меня. Овладевал мною раз за разом. Плевать. Вдруг зазвонил телефон. Это был Джанмария. Он подарил мне чудо. Он не вернется. Ужин в конторе. У адвоката. С коллегами. Анджелика, я иду с ними, так как ты больше не хочешь ходить. Да, милый, не беспокойся. Ты сделал меня счастливой. Ему я этого не сказала. Я видела свое страшно загримированное лицо. Я ему сказала, до встречи, золотце. Я тебя жду. Я с восторгом перенесла то свидание. Когда он вернется, я притворюсь, что крепко сплю. От радости я надела ролики. Я каталась, натыкаясь на мебель, когда почувствовала тревогу. Голос. Его. Маттео. Я была уверена. Не ошибалась. Я устремилась к двери. Припала к глазку. Он стоял с мамой. На лестничной площадке. Они разговаривали с соседкой с механической рукой. Краны. Протечки. Нужен слесарь-водопроводчик. Я пожирала его глазами. Его красивый профиль. Какой он плотный. Боже мой. Удержись. Иди в комнату. Иди в душ. Выпей шампунь. Отколоти себя. Они прощаются. Добрый вечер. До скорого. Не сейчас. Сейчас я хочу твои глаза. Я вижу, они поворачиваются. Уже на первой ступеньке. Потом другие. Я видела, они покидают меня. Какая тоска. Я переждала минутку. Не больше двух. И вот я на роликах шагнула на ступеньки. Я с остервенением цеплялась за перила. С трудом удерживаясь на ногах, я шла вперед. Я должна победить. Ступеньки как ледяные плиты. Я должна спокойно прицелиться. Прямо в них. Они расстроились. Размножались, как рыбы и хлеб у Иисуса Христа. Я не могла остановиться. Вернуться на свое место. Мне было нужно только догнать его. Вернуться на свое место. Я не должна была догнать его. Вернуться на свое место. Мне было нужно только догнать его. Как в день моей свадьбы, шизофрения разделила мои мысли на две части. Я их ставила одну перед другой. На противоположных концах. Побыстрее, иначе ты его потеряешь. Притормози и возвращайся в квартиру. Я хочу Маттео. Не могу хотеть его. Ты не делаешь ничего плохого. Искажаешь преступления. Мой язык удлинился. Он уже касался губ. Я была собакой с палкой в зубах. Мое лицо покрыто ужасающим гримом. Если бы кто-то меня увидел, то закричал бы от ужаса. Борясь с собой, я продолжала спускаться. Конца не было видно. Когда я добралась до двери, я дернула дверь. Мне казалось, что я вынырнула после невозможной остановки дыхания. Я отправилась на стоянку. Я спряталась среди деревьев. Пока я устраивалась, поняла, что потерпела неудачу. Какого черта я тут делаю. Раскаленное небо. Ветер. Мое лицо как у паяца. Я увидела, как они выехали из гаража на машине. Фары освещали асфальт. Я помчалась за ними на роликах. Я бежала как бесноватая, чтобы не потерять их. На хорошем от них расстоянии. В тени. Узкая и темная улица. Очень мало прохожих. У меня распахнулся халат. Раскрылись мои груди. Я надеялась, что начнется спуск. На глаза падали волосы. На ресницы стекал тональный крем. Растворившаяся помада попала в рот. Я с отвращением плевалась. Прозевала поворот. Я видела себя в могиле. Халат стал моим плащом. Я потеряла завязку от него. Супервумен с каплями пота на лбу. Эта тряпка развевалась, удлиняя мою спину. Я говорила себе, отталкивайся сильнее ногами. Включи мотор. Когда я видела машины, то опускалась, чтобы спрятаться. Я схватила халат. Потом я его сбросила, чтобы быстрее двигаться. Руками я размахивала, как саблями. Клинками с когтями. Не останавливайся. Немедленно остановись. Не думать. Подумай теперь. Ты смешна. Нет, не смешна. Нет никакого смысла. Даже очень много. Ты не устала. Ты очень сильно устала. Возвращайся домой. Вперед. Чего ты ищешь. Продолжай искать. Я продолжала нестись, несмотря на то, что возбуждение чередовалось с сомнением. Они были как облака, до которых никогда нельзя добраться. Я была такой, какой была и какой буду всегда. Девочкой без кукол. Я остановилась посмотреть на себя. Я внезапно остановилась. Я вдруг это сделала. Остановка сердца. Так остановилась, что с шумом затормозила на асфальте. От стыда. Мгновенная ясность в мыслях. Никаких противоречий. Я посмотрела на свои ноги. На ролики. Я смотрела на свое лицо, отражавшееся в воздухе. Какая несостоятельность. Я была ничем в то время, когда думала жить. Впереди исчезала машина. Я в темноте ищу ее. В той машине было все. Я была никем.

Крепкий сон. Когда Джанмария вернулся, я притворилась, спрятав лицо в подушку. Я слышала, как он раздевается. Идет в ванную. Мочится, напевая какую-то глупую песенку. Я могла ощутить даже запах его мочи в туалете. Этот запах, искаженный спаржей. Ризотто, приправленное этим овощем, в его желудке. Даже если это не так, все равно это так. Тошнота усиливала мое беспокойство. Я старалась дышать ровно. Притворялась спокойной. Я не ужинала, вернувшись с пробежки. Коньки висели у меня на плече. Как сумочка. Грязные от пыли чулки. Опустив голову, я села в кухне. И осталась там. Меня засасывали зыбучие пески. Сначала провалились ноги. До заднего места. Моя верхняя часть была вверху, я смотрела на лучик света. Спуск медленно продолжался. Кисти рук. Живот. Грудь. Руки. Плечи. На воздухе оставалась только голова. Страха не было. Я зачарованно продолжала пристально смотреть на тот лучик света вместо того, чтобы испытывать страх. Я знала, когда исчезнут и глаза, этот маленький проблеск все равно останется. Оправленный, как бриллиант, в зрачки. Сжимая пальцами простыню, я спрашивала себя, каким был Маттео, когда жил там, где меня не было. Я видела бабочек. Я видела измазанные спермой стены. Моя мысль разделялась на две части. Теперь всем вещам я противопоставляла их противоположность. Для него существовала нежность, не загрязненная сексом. Желание очарования. В то же самое время нездоровое желание надругаться над его чистотой. Ласка. Сосать его петушок. Осторожно войти в его детство. Полностью его развратить. Отстранить его. То, что я страстно желала его, пробуждало во мне зависть. Я ее облагораживала чем-то другим. Как следствие рождался романтизм, чтобы не испытывать стыда. Все это я смогу понять потом. Только тогда, когда все закончится. Я хотела быть им. Занять его место.

Джанмария растянулся на кровати. Он больше, как это было раньше, не целовал меня в щечку. Он отвернулся от меня. Отодвинулся. Почти к краю кровати. Мы становились теми, кем мы были всегда. Два чужих человека, которые как-то встретились и продолжают это делать. Пренебрегать этим. Не желать признать. Две параллельных линии, которые движутся и никогда даже на миг не встречаются. Я слушала, как он храпит. Звуковая колонка моей энной ошибки. Я поднялась как привидение. В гостиной я надела наушники. Стояла. Неподвижно. В ушах музыка. Я рассматривала место, которого, казалось, не существует. Серая галлюцинация, которую я хотела бы забросить в ящик. Я начала злобно двигать руками. Я поднимала их вверх, пока у меня не занемели мышцы. Так я освобождалась от внутреннего напряжения. У меня был клубок. Клубок из тревог. Этот нервный танец был моей раковиной. Я его придумала еще девочкой. В тот день, когда мне было очень плохо. В тот день, когда Рождество было для всех. Когда я позвала врача, потому что мне было очень тоскливо. Когда он меня покинул, я начала, как безумная, плясать на кровати. Дергаясь рывками, как во время эпилептического приступа, я успокаивала свои нервы. Я его видела у сына продавца магазина. Упасть на пол и корчиться, как будто тебя трясет. И я так себя чувствовала. Как будто бы меня трясло. В тот день я изобрела свой освободительный танец. Мой эпилептический танец. Я бы хотела стать танцовщицей эпилептических танцев. Я возбуждалась, механически перемещаясь в воздухе. Я занималась этим в туалете, потому что, стоя на толчке, видела всю себя в зеркале напротив. Я приносила туда свой проигрыватель. Я закрывалась на ключ и танцевала. Я делала это каждый раз, когда чувствовала, что мною овладевает тоска. Я сшила себе платье из старой белой кружевной занавески. Два конца я завязывала вокруг шеи и подпоясывалась кожаным ремнем. Я вместо тапочек надевала носки в зеленую и черную полоску и потом начинала биться на этой крошечной поверхности. Я чувствовала мощь. Этим танцем я уничтожала все. Он был лучше, чем выпивка. Чем сигареты. Он был моим спасением. И все становилось крошечным. А я становилась громадной. И оставляла всю эту грязь. И видела себя под мощными лучами рампы. Они следили за мной с подозрением. Смотрели, как я укрываюсь в уборной. Тетя говорила, что я чокнутая. Румынка, что я во власти дьявола. Танцуя той ночью, я действительно подумала, что мною овладело что-то подобное. Возможно, Маттео был демоном с обликом ангела. Я подошла к окну и смотрела на ночь. Мне вспомнилась одна фраза. Настолько актуальная в тот момент. Я думала о ней, когда румынка, открыв, что я пляшу как безумная, сказала мне, ты кончишь в аду. Я смотрела на нее, думая, что с адом я уже знакома и он хуже для живой, а не мертвой.