Текст книги "Полвека без Ивлина Во"

Автор книги: Ивлин Во

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Полвека без Ивлина Во

Знакомый незнакомец
Н. Мельников

К 50-летию кончины Ивлина Во

Слава богу, читателям «Иностранки» не надо объяснять, кто такой Ивлин Во. Создатель упоительно-смешных зловещих фантазий, в которых гротескно преломились реалии медленно, но верно разрушавшейся Британской империи и в то же время отразились универсальные законы человеческого бытия, тончайший стилист и ядовитый сатирик, он прочно закрепился в нашем сознании на правах одного из самых ярких и самобытных прозаиков XX столетия, по праву заняв место в ряду виднейших представителей английской словесности. Скромно заметим: он вошел в культурный обиход русских книгочеев сразу после публикации в нашем журнале повести «Незабвенная»[1]1
  «ИЛ», 1969, № 2.


[Закрыть]. С той поры его произведения (в первую очередь, конечно же, романы) вполне приличными тиражами издавались в СССР и продолжают издаваться в постсоветской России, по-прежнему пьяня читателей и перечитывателей диковинной смесью фарса, черного юмора и элегической грусти.

Пятьдесят лет со дня смерти – печальная и в то же время знаменательная дата, позволяющая не только с полным основанием судить о высоком статусе писателя в литературной табели о рангах, но и дополнить наше представление о его эстетических воззрениях, эмоционально-психологическом облике и, главное, творческом наследии, которое отнюдь не исчерпывается художественной прозой – романами, повестями и рассказами. Прославленные романы и повести Ивлина Во, к настоящему времени более или менее благополучно переведенные на русский язык, – всего лишь вершина айсберга, значительная часть которого еще скрыта от отечественного читателя. Между тем, будучи истинным man of letters, Ивлин Во проявил себя едва ли не во всех разновидностях нон-фикшн (критика, эссеистика, путевая проза, биография и автобиография), опробовал едва ли не все существующие критические и публицистические жанры: рецензия, обзор, эссе, памфлет, полемическое письмо, юмореска, фельетон.

Некоторые из образчиков документальной прозы Во – избранные письма[2]2
  Письма Ивлина Во Джорджу Оруэллу и Грэму Грину / Пер. А. Ливерганта // «ИЛ». 2008. № 5.


[Закрыть], дневники[3]3
  И. Во. Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневника / Пер. А. Ливерганта. – М.: Текст, 2013.


[Закрыть], наконец, незаконченная автобиография[4]4
  И. Во. Насмешник / Пер. В. Г. Минушина. – М.: Вагриус, 2005.


[Закрыть] – уже опубликованы по-русски. И все же об адекватном восприятии его литературного канона в России говорить, конечно же, не приходится. Нам почти не известен Во-эссеист, публицист и критик, а ведь на этом поприще он был известен своим современникам не меньше, чем автор романов.

Выпущенный в 1983 году Донатом Галлахером шестисотстраничный том статей и эссе Во[5]5
  The Essays, Articles and Reviews of Evelyn Waugh / Ed. By Donat Gallagher. – L.: Methuen, 1983.


[Закрыть], представляющий его в качестве критика и публициста, включает в себя лишь половину его газетно-журнальной продукции: набранный убористым шрифтом перечень публикаций, не вошедших в книгу, занимает десять страниц. Быть может, львиная доля этих текстов представляет ограниченный интерес лишь для историков-англистов, однако, уверен: без знакомства с основным корпусом критических статей и эссе (среди которых попадаются истинные жемчужины) нам до конца не понять ни характер писателя, ни его мировоззрение, ни его роль в англоязычном литературном мире 1920–1960-х годов.

Не имея, подобно американским собратьям по перу, университетской синекуры (что неудивительно, ведь прогуляв и провеселившись несколько лет в Оксфорде, будущий классик английской литературы с позором провалил экзамены и вылетел из университета с дипломом «третьей степени»), Ивлин Во зарабатывал на жизнь исключительно литературным трудом, сотрудничал едва ли не во всех периодических изданиях Британии и США, включая солидные журналы, вроде консервативного «Спектейтора» или католического «Тэблет», глянцевые издания типа «Вог» и «Лайф», а также таблоиды, исчадия пресловутой «Флит-стрит»: «Дейли экспресс», «Дейли мейл» и т. п. Причем писал он, как наш Боборыкин, «много и хорошо», писал о всякой всячине: тематика варьируется от шутливых советов молодым людям, как дешево, но модно одеваться всего за 60 фунтов в год[6]6
  Beau Brummells on £ 60 A Year // Daily Express. 1929. February 13.


[Закрыть], до апологии кубизма[7]7
  In Defense of Cubism // Drawing and Design. 1917. November.


[Закрыть] (в юности ярый архиконсерватор и реакционер, естественно, придерживался «передовых» взглядов на искусство, и в литературе, кстати, начинал как ультрамодернист: прочтите хотя бы рассказ «Равновесие» (1926) с его кинематографическим повествованием и монтажной композицией).

Вплоть до сенсационного успеха в Америке ностальгического романа «Возвращение в Брайдсхед» (1944), принесшего автору не только мировую известность, но и материальный достаток (а значит, и свободу от журнальной поденщины), Ивлин Во в равной степени мог считать себя и беллетристом, и журналистом, причем еще неизвестно, какой род деятельности занимал бо́льшую часть его времени и сил, и обеспечивал популярность у читательской аудитории двадцатых-тридцатых годов.

Сразу после публикации дебютного романа «Упадок и разрушение» (1928) начинающий литератор (совсем недавно подумывавший о карьере мебельного дизайнера) связал свою судьбу с журналистикой: вел колонку в газете «Дейли мейл» и питал рецензиями более солидную «Обзёрвер», а затем, после успеха «Мерзкой плоти» (1930), стал желанным гостем на страницах модных иллюстрированных газет и журналов («График», «Джон Буль» «Харперс Базар» и т. п.). В тридцатые годы Во – сначала корреспондент «Таймс», а потом «Дейли мейл» – побывал в Эфиопии (тогда – Абиссинии): в 1930-м присутствовал на коронации абиссинского императора Хайле Селассие (она подробно описана в книге «Далекие люди» (1931)[8]8
  В сборнике 1946 г. «Когда ездить было не грех» была опубликована сокращенная версия книги под заглавием «Коронация 1930 года»; перевод см.: «ИЛ», 1999, № 2.


[Закрыть], а в 1935-м освещал итало-эфиопскую войну. Последняя поездка породила не только серию корреспонденций[9]9
  Одну из них, особенно важную, Во диктовал телеграфисту на латыни, дабы скрыть содержание от потенциальных конкурентов; однако, газетчик, принимавший сообщение, ничего в нем не понял, поскольку явно был не силен в классических языках, и выкинул текст в корзину. В результате новость дошла до потребителей от других, менее эксцентричных репортеров, а эрудированный выпускник Оксфорда вместо благодарности получил от начальства нагоняй за «озорство».


[Закрыть], но и нашла отражение в документальной книге «Во в Абиссинии» (1936), воспринятой левыми и либеральными критиками как «фашистская брошюра» – из-за явной симпатии автора к итальянцам; позже абиссинские впечатления преобразились в очередном комическом шедевре, романе «Сенсация» (1938).

Потчуя «глотателей пустот» легковесными фельетонами и книжными обзорами, молодой литератор не забывал и об утверждении собственной писательской репутации. В частности, на страницах иллюстрированного еженедельника «График» откликнулся на выход книги путевых заметок «Наклейки на чемодане»… Ивлина Во[10]10
  The Graphic. 1930. October 4, p. 25.


[Закрыть]. Я не читал рецензию, но подозреваю, что получилась она не слишком придирчивой.

Свое же мнение о первом «травелоге» Ивлина Во читатель может составить по представленному в нашем «Литературном гиде» переводу сокращенной версии, вошедшей в авторизованный сборник 1946 года «Когда ездить было не грех».

Это произведение, отмеченное суховатым юмором, интересно не столько описаниями шаблонных туристических достопримечательностей и красот Средиземноморья, сколько зарисовками быта и нравов туземцев, так или иначе вовлеченных в туристический бизнес, и эскизными портретами спутников повествователя. «Мои попутчики и их поведение в разных местах, которые мы посещали, куда более увлекательны для изучения, нежели сами эти места», – чистосердечно признается он читателю.

Книга писалась в кризисный, даже переломный для писателя период: после расставания с первой женой, Ивлин Гарднер, и до его обращения в католичество. Верный себе и традиции британской сдержанности, автор «Наклеек на чемодане» избегает лирических излияний и медитаций, раздваивая свое «я» между повествователем, играющим роль холодного, по чайльдгарольдовски пресыщенного, несмотря на молодость, наблюдателя, и «беднягой Джеффри», блеклым персонажем, который во время свадебного путешествия вынужден расстаться с молодой женой, Джулиет, заболевшей пневмонией и попавшей в госпиталь: сюжет, повторяющий жизненные обстоятельства автора книги.

* * *

Болезненный разрыв с женой, обращение в католичество – события, повлиявшие на характер писателя и обозначившие важный рубеж в его жизни. С этого времени праздный гуляка, как и положено представителю «золотой молодежи», весело прожигавший свою жизнь в кутежах и на вечеринках, аполитичный эстет и модный журналист постепенно перерождается в правоверного католика, ярого консерватора и традиционалиста, который в равной степени не приемлет левизну в искусстве и политике, искренне ненавидит идолов тогдашней либеральной интеллигенции, а свой идеал видит в образе жизни английских джентри доиндустриальной эпохи.

Наметилась эволюция и в его творчестве. После череды первоклассных, но в общем-то однотипных по трагикомической тональности и хоггартовской стилистике произведений в нем обозначился переход и к новой манере, и к новому, более объемному изображению человека и погрязшего во грехе мира. Эта тенденция проявилась сначала в макабрическом шедевре «Пригоршня праха» (1936), а затем, уже в годы военного лихолетья, увенчалась романом «Возвращение в Брайдсхед», исполненным щемящего лиризма и светлой грусти по разрушенному войной жизненному укладу, ушедшей юности, увядшей дружбе, угасшей любви.

Роман, ставший бестселлером, завоевал своему создателю репутацию одного из ведущих английских писателей и привлек к нему внимание широкой читательской публики, а значит, и предприимчивых кинодельцов, всегда рассчитывающих заработать на экранизации «выстрелившей» книжной новинки, а также собирателей автографов, диссертантов и, разумеется, журналистов, во все времена питающих слабость к знаменитостям. Последних он притягивал не столько как автор бестселлеров (последовавшая за «Возвращением в Брайдсхед» сатирическая повесть «Незабвенная» (1948) также стала литературным событием в Америке и Британии), сколько как колоритный медиаперсонаж: гуру консерватизма, называвший марксизм «опиумом для народа», ниспровергавший с пьедесталов мэтров авангардного искусства и проклинавший «век обычного человека», его идеалам – Свободе, Равенству, Братству – противопоставлявший иную триаду: Свобода, Неодинаковость и Уединенность.

Несмотря на то что последние двадцать лет своей жизни преждевременно одряхлевший писатель жил анахоретом (сначала в загородном доме в Пирс-Корт, затем в Кум-Флори), редко выбираясь оттуда в Лондон или в очередное путешествие, он вынужден был поддерживать интерес к своей персоне общением с представителями СМИ, которых недолюбливал, но с которыми мирился как с неизбежным злом. Денег, вырученных за романы, по-прежнему не хватало. Дворянское гнездо новоявленного джентри – добротный каменный дом с подвалом для вина, коллекция картин, куча детей, прислуга – поглощало массу средств; опять же грабительские, с его точки зрения, налоги никто не отменял, поэтому именитый автор поддерживал сотрудничество с массмедиа: это давало дополнительный доход. Каждый раз, когда к нему поступали предложения дать интервью, он просил за них кругленькую сумму. Впрочем, даже приличный гонорар не мог служить гарантией того, что затворник из Кум-Флори удовлетворит все чаяния охочих до скандалов и курьезов журналистов и как следует сыграет роль главного брюзгозавра английской литературы, каким к началу пятидесятых успел зарекомендовать себя благодаря скандальным выступлениям в прессе: политическим памфлетам и сердитым письмам в редакции различных периодических изданий. (Наибольший резонанс, пожалуй, вызвала его статья «Наш бесчестный гость»[11]11
  Our Guest of Dishonor // Sunday Express. 1952. November 30.


[Закрыть], приуроченная к официальному визиту в Лондон югославского диктатора Тито: она едва не спровоцировала дипломатический скандал между Югославией и Великобританией).

Ивлин Во никогда не отличался ангельским характером. И уж тем более его нельзя назвать «душой нараспашку». При встрече с теле– и радиожурналистами он чаще всего замыкался, отвечал сухо и односложно, так что интервьюерам приходилось всячески исхитряться, чтобы вытянуть из него развернутое высказывание на интересующую их тему. Подобно своему автобиографическому герою, мистеру Пинфолду, чувствуя, что собеседники видят в нем лишь забавный анахронизм и хотят «загнать в угол и развенчать, точными вопросами обозначив заведомо известное позорное пятно», писатель умел управляться с «нахалами»: «давал краткие и резкие ответы, по пунктам сбивая спесь с противников» (вспоминаем первую главу «Испытания Гилберта Пинфолда»)[12]12
  И. Во. Испытание Гилберта Пинфолда / Пер. В. Харитонова. – М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1992. – С. 16.


[Закрыть].

Неслучайно, что одна из самых забавных юморесок Ивлина Во, «Непростое искусство давать интервью» (1948), где в абсурдистской манере воссоздается беседа с настырной, плохо говорящей по-английски репортершей, проникшей в гостиничный номер рассказчика, по сути, – не что иное, как остроумная пародия на халтурные интервью, какими его донимали репортеры в «послебрайдсхедовский» период жизни. Например, во время рекламного тура по скандинавским странам в августе 1947 года. «После обеда дал интервью молодой туповатой толстушке, – пишет он в своем дневнике после встречи с шведской журналисткой. – На следующий день раскрыл газету и прочел название интервью: ‘У обезьяны Хаксли новое хобби – кладбища’»[13]13
  И. Во. Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневника… – С. 356. Материал с таким заглавием действительно появился в стокгольмской газете: Kyrkogärd hobbyför Huxley’sapa: härparbesök // Dagens Nyheter. 1947. Aug. 20, p. 11.


[Закрыть].

Примечательно и описание, оставленное в дневнике Во по горячим следам беседы с американским интервьюером (запись от 23 мая 1947 г.). «Темы, которые он затрагивал, вызывали у меня такую скуку, что я только и говорил: ‘Нет-нет’.

– Как вы считаете, в эпоху демократии радио и кино могут стать большим искусством?

– Нет-нет.

– Вы согласны, что злодей эпохи Возрождения олицетворяет собой борьбу личности с обществом?

– Нет-нет.

– Как вам кажется, сегодняшние издатели оказывают не меньшее влияние на современную литературу, чем покровители искусств в восемнадцатом веке?

– Нет-нет»[14]14
  И. Во. Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневника… – С. 354–355.


[Закрыть].

Не менее забавно описание интервью американским телевизионщикам (запись от 30 июня 1955 г.): «Режиссер то и дело лез в карман за бумажками: ‘Мистер Во, тут говорится, что вы очень вспыльчивы и консервативны. Скажите, будьте добры, что-нибудь оскорбительное’. Я сказал: ‘Человек, который принес в мой дом этот аппарат, ждет от меня какое-нибудь оскорбительное замечание. Не дождется’»[15]15
  Цит. соч. С. 375.


[Закрыть].

Примерно в таком же ключе были выдержаны и другие теле– и радиобеседы «мистера Во» с журналистами. К такому выводу можно прийти, если ознакомиться с их расшифровками, выполненными Дэвидом Клиффом и размещенными на его сайте, посвященном творчеству Ивлина Во[16]16
  См.: http://www.abbotshill.freeserve.co.uk/HisOwnWords.html


[Закрыть].

Даже маститый Джон Фримен, ведущий популярной программы Би-би-си «Лицом к лицу», как правило, выжимавший из своих визави все, что ему было нужно, во время беседы со строптивым стариком, записанной в июне 1960 года, что называется, обломал зубы. Много позже в документальном фильме о Во, он называл это интервью самым неудачным за всю карьеру. С первой же секунды встречи, еще до начала записи, он ощутил, что именитый гость чувствует себя в студии неуютно и питает к нему явную неприязнь. На дежурное приветствие: «Добрый вечер, мистер Во!» – тот сердито заявил: «Моя фамилия Во, сэр, а не Вофф!» И дальше во время беседы придерживался тактики Гилберта Пинфолда, особенно если речь заходила о малоприятных для него вещах:

Интервьюер (медоточиво-ласково): Почему в Оксфорде вы выбрали Хартфорд-колледж?

Ивлин Во: Там платили стипендию.

Интервьюер: У вас была открытая стипендия[17]17
  В британских университетах экзаменационные требования к студентам с открытой стипендией (open scholarship) более строгие, нежели к тем, кто обучался с закрытой (closed scholarship).


[Закрыть]…

Ивлин Во: Да.

Интервьюер: …по истории…

Ивлин Во: Да.

Интервьюер: Впоследствии вы сохранили глубокий интерес к истории?

Ивлин Во (рассмеявшись): О, нет!

Интервьюер: Вы ведь не получили высокой степени, поэтому я и спрашиваю.

Ивлин Во: Я получил никудышную третью степень.

Интервьюер: Почему так произошло?

Ивлин Во (благодушно-иронически улыбнувшись): Лень.

Интервьюер: Что вы делали в Оксфорде?

Ивлин Во: Развлекался. Взрослел, знаете ли…

Интервьюер: Хорошо, как именно развлекались?

Ивлин Во: Ну, как и все в те дни.

Интервьюер (с нотками раздражения в голосе): Люди уже этого не помнят, будьте так любезны, расскажите.

Ивлин Во: Большую часть времени надирался, принимал гостей, заводил новые знакомства, писал глупые статейки в университетские журналы – в этом роде.

Интервьюер: О вас говорят – и об этом можно судить по вашим книгам, – что вы вращались в эстетических кругах Оксфорда, что, как мне кажется, сильно отличается от вашего теперешнего образа жизни. Я прав?

Ивлин Во (вынимая изо рта сигару, добродушно улыбнувшись): Оба ваших суждения справедливы[18]18
  Телеинтервью цитируется по расшифровке Дэвида Клиффа. См: http://www.abbotshill.freeserve.co.uk/CompleteFace.htm. Ремарки добавлены после просмотра записи передачи.


[Закрыть].

И дальше в том же духе – не слишком балуя интервьюера интимными признаниями и хоть сколько-нибудь развернутыми ответами. Можете сами, если не верите, ознакомиться с записью передачи: ее легко можно найти на «ютьюбе».

Более интересным и содержательным, на мой взгляд, получилось телеинтервью, записанное в 1964 году на Би-би-си для программы «Монитор». Беседу на сей раз вела писательница и журналистка Элизабет Джейн Хоуард (1923–2014), в недалеком будущем – жена другого известного английского прозаика Кингсли Эмиса. Обаятельная, деликатная, не лишенная привлекательности сорокалетняя дама (судя по фрагментам передачи, которые мне удалось отыскать в Сети), своей доброжелательностью она растопила лед в сердце подозрительного и замкнутого старика, который мало-помалу разговорился, разоткровенничался и довольно развернуто высказался по широкому кругу вопросов, одарив очаровательную собеседницу целой россыпью по-набоковски «твердых суждений»: например, об «ушлой девахе» Гертруде Стайн или о «писавшем откровенную чушь» Джеймсе Джойсе.

Разумеется, русским поклонникам Во были бы интересны тексты всех без исключения теле– и радиовыступлений эксцентричного писателя, однако журнальное место ограничено, поэтому вашему вниманию будут предложены переводы только двух материалов: уже упомянутой телебеседы с Джейн Хоуард и более раннего интервью «Нью-Йорк Таймс», приуроченного к выходу американского издания повести «Новая Европа Скотт-Кинга».

По той же причине в нашем «Литературном гиде» опубликована относительно небольшая часть эпистолярного наследия Ивлина Во и представлена лишь малая толика его эссеистики и критики. Предпочтение отдано послевоенному, «послебрайдхедовскому» периоду, когда он писал уже не столько ради заработка, сколько по велению души и сердца: более серьезно и обстоятельно, чем в молодые годы, не на заказ, а только на темы, представлявшие интерес для него самого.

По тематике статьи «позднего Во» условно можно разбить на три группы: писания на религиозные темы (несмотря на несогласие с реформами в католической церкви, он до последнего дня оставался ревностным католиком), тексты, так или иначе связанные с общественно-политической проблематикой и в полной мере раскрывающие его консервативное мировоззрение – твердолобого тори, для которого приход к власти лейбористов был равнозначен концу света, а не удержавшийся в премьерском кресле Уинстон Черчиль был всего лишь позером и пустозвоном, «окружившим себя мошенниками», «не более чем ‘радиознаменитостью’, пережившей свою славу» (из письма Ивлина Во Энн Флеминг от 27 января 1965 г.)[19]19
  См. ниже.


[Закрыть]. Наконец, самое для нас ценное и интересное: литературно-критические статьи, прямо или косвенно раскрывающие эстетическое кредо писателя.

Хочется верить, что в недалеком будущем найдется энтузиаст-издатель, который, невзирая на свирепствующий кризис и деградацию российского книжного рынка, выпустит солидный сборник документальной прозы Ивлина Во, в котором как можно более полно будут представлены и его письма, и его критические работы, посвященные как классикам, так и малоизвестным литераторам. Пока же будем довольствоваться несколькими переводами его рецензий на книги хорошо нам известных авторов первого ряда (одна из них – на дебютный роман Мюриэл Спарк «Утешители» (1957), подоспела как раз вовремя: в десятом номере «Иностранной литературы» за прошлый год опубликован его перевод).

Наш юбилейный «гид» был бы ущербным, если бы в нем хотя бы фрагментарно не была представлена критическая рецепция наиболее значимых произведений Ивлина Во. Мы привыкли к тому, что зарубежные классики, независимо от национальности или принадлежности к какому-нибудь «изму», преподносятся нам уже забронзовевшими, покрытыми патиной почтительного умиления – в то время как в реальности каждый из них проходил через сито пристрастной критики современников, далеко не все из которых готовы были воскурять им фимиам.

Не был исключением и автор «Мерзкой плоти», «Пригоршни праха», «Возвращения в Брайдсхед», «Незабвенной» и других, не менее замечательных образцов художественной прозы. Почти всегда они вызывали разноречивые отклики рецензентов, среди которых можно обнаружить ведущих англо-американских писателей XX века: Энтони Бёрджесса, Гора Видала, Грэма Грина, Ричарда Олдингтона, Джорджа Оруэлла, Джозефа Хеллера, Энгуса Уилсона, Кингсли Эмиса и др.

С авторитетными мнениями некоторых из них предоставляется возможность ознакомиться в разделе «Писатель в зеркале критики», который, надеюсь, станет постоянным спутником последующих «Литературных гидов». О том, чьи толкования, оценки и прогнозы оказались наиболее аутентичными, наиболее верными, судить, разумеется, вам, уважаемый читатель. В любом случае, согласитесь вы с ними или нет, они добавят новые краски в картину литературных нравов прошлого века и, безусловно, по-новому осветят фигуру замечательного писателя – знакомого незнакомца любителей по-настоящему умной и изящной словесности, все еще не переведшихся у нас на Руси.