Текст книги "Полное собрание рассказов"

Автор книги: Ивлин Во

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Нет.

– Нет?

– Нет, не пойдет. Все насмарку. Что-то мы далеко отошли от текста. Вообще не понимаю, зачем вам понадобились Юлий Цезарь и король Артур.

– Но, сэр, вы же сами их предложили на последнем совещании.

– Неужели? Ну, что ж теперь поделаешь. Значит, я был переутомлен и слегка рассеян… Кстати, мне не нравится диалог. В нем утрачена вся поэтичность оригинала. Зрителю нужен Шекспир, весь Шекспир и ничего, кроме Шекспира. Вот что я вам скажу. Мы отснимем пьесу именно так, как она написана, с протокольной точностью. Запишите там у себя, мисс Гритс.

– Так что, в моих услугах вы больше не нуждаетесь? – сказал Саймон.

– Да, пожалуй что не нуждаюсь. Но чудно, что вы подъехали.

На другое утро Саймон проснулся, как обычно, бодр и свеж и собрался было вскочить с постели, как вдруг припомнил события прошлой ночи. Дел не стало. Ему предстоял пустой день. Ни мисс Гритс, ни мисс Доукинс, ни срочных совещаний, ни надиктованных диалогов. Он позвонил мисс Гритс и пригласил ее позавтракать с ним.

– Нет, боюсь, что это никак не выйдет. К концу недели мне нужно раскадровать сценарий Евангелия от Иоанна. Работка не из легких. Снимать будем в Алжире, чтоб воссоздать обстановку. А через месяц – в Голливуд. Думаю, что мы с вами больше не увидимся. До свидания.

Саймон лежал в постели, и энергия его постепенно улетучивалась. Снова безделье. Что ж, подумал он, теперь самое время поехать в деревню дописывать роман. Или съездить за границу? Где-нибудь в тихом солнечном кафе можно будет подумать над этими несчастными последними главами. Да, так он и сделает… в скорости… Скажем, на этой неделе.

Пока что он приподнялся на локте, снял трубку, назвал номер Сильвии и приготовился к двадцатипятиминутному язвительному примирению.

СЛУЧАЙ В АЗАНИИ
© Перевод. Ю. Здоровов, 2011

Азания – большой вымышленный остров у восточного побережья Африки; по природе и истории сочетание Занзибара и Абиссинии. [13]13
  Так во время написания рассказа называлась современная Эфиопия.


[Закрыть] В конце романа «Черная беда» местную администрацию свергают и устанавливают над островом совместный франко-британский протекторат. Некоторые персонажи этого рассказа появлялись и в «Черной беде».

I

Клуб Соединенного Королевства в Матоди заметно контрастировал с жилищами большинства его членов – бунгало на склоне холма. Он стоял в центре города, на берегу океана; арабский особняк XVII века, построенный в виде массивных побеленных строений вокруг небольшого дворика: нависающие над улицей решетчатые окна, сквозь которые в былые времена женщины великого купца наблюдали за прохожими и повозками; тяжелая дверь, усыпанная медными шишечками, открывала доступ в тенистый дворик, где из-под корней громадного манго бил маленький фонтан; лестница из инкрустированного кедра вела в прохладные внутренние помещения.

Швейцар-араб в белых одеждах, выбеленных и накрахмаленных, как саккос [14]14
  Саккос – часть облачения христианского духовенства в виде большого прямоугольного куска материи с вырезом для головы в середине и небольшими широкими рукавами.


[Закрыть]епископа, которые дополняли малиновый кушак и феска, сидел, борясь со сном, у ворот. Он встал в знак уважения, когда мимо него в бар величественно прошествовали мировой судья мистер Реппингтон и санитарный инспектор мистер Бретертон.

В знак сердечности совместного правления все французские официальные лица были объявлены почетными членами клуба, а фотография бывшего президента Франции («Мы не можем их менять, – сказал майор Лепперидж, – каждый раз, когда лягушатники устраивают свару».) висела в курительной комнате напротив портрета принца Уэльского; впрочем, если не считать больших праздников, они редко пользовались своей привилегией. Единственным французским журналом, на который подписался клуб, был «La vie Parisienne», [15]15
  «La vie Parisienne» – популярный французский журнал весьма пикантного содержания.


[Закрыть]который в тот вечер держал в руках маленький человек плебейского вида, одиноко сидевший в плетеном кресле.

Реппингтон и Бретертон, здороваясь, продвигались вперед: «Добрый вечер, Грейнджер. Добрый вечер, Баркер. Добрый вечер, Джэггер», а затем вполголоса Бретертон спросил:

– А кто этот тип в углу с «La Vie»?

– Зовут Брукс. Нефть или что-то еще.

– Ага.

– Розовый джин?

– Ага.

– Как сегодня день?

– Достаточно паршивый. Не удается осушить поле для крикета. Никакой подпочвы.

– Ага. Паршиво.

Бармен из Гоа [16]16
  Гоа – штат на юго-западе Индии, самый маленький среди штатов по площади и один из последних по населённости, бывшая колония Португалии.


[Закрыть]поставил перед ними напитки. Бретертон подписал счет.

– Ну, будем здоровы!

– Будем здоровы!

Мистер Брукс был погружен в чтение «La vie Parisienne».

В эту минуту вошел майор Лепперидж, и атмосфера стала немного натянутой. (Он был командиром местных ополченцев, присланным сюда из Индии.)

– Добрый вечер, майор, – здоровались с ним гражданские.

– Добрый вечер, сэр, – здоровались с ним военные.

– Добрый вечер. Добрый вечер. Добрый вечер. Ну и ну. Только что сыграл быстрый сет в теннис с молодым Кентишем. Быстрая подача. Джин с лаймом. Кстати, Бретертон, поле для крикета выглядит весьма скверно.

– Я знаю. Никакой подпочвы.

– Говорю вам, дело паршиво. Никакой подпочвы.Сделайте все, что можете, там есть кому помочь. Поле выглядит ужасно. Лысое, и посредине большое озеро.

Майор взял свой джин с лаймом и пошел к креслу; неожиданно он увидел мистера Брукса, и его горделивый вид сменился непривычным для него дружелюбием.

– Привет, Брукс. Как дела? Рад, что вы вернулись. Только что имел удовольствие видеть вашу дочь в теннисном клубе. Моя жена спрашивает, не придете ли вы и она к нам как-нибудь вечером на обед. Как насчет четверга? Прекрасно. Она будет рада. До свидания, господа. Пойду приму душ.

Событие было поразительным. Бретертон и Реппингтон смотрели друг на друга в непередаваемом изумлении.

Майор Лепперидж, как по рангу, так и по личным качествам, был признанным лидером в Матоди – да на самом деле и во всей Азании, если не считать Верховного комиссара в Дебра-Дова. Уму непостижимо, что Брукс будет обедать с Липпериджем. Сам Бретертон только однажды обедал с ним, но онбыл членом правительства.

– Привет, Брукс, – сказал Реппингтон. – Не узнал тебя за журналом. Пошли выпьем.

– Да, Брукс, – сказал Бретертон. – Не знал, что ты уже вернулся. Хорошо отдохнул? Видел какие-нибудь спектакли?

– Очень мило с вашей стороны, но мне пора идти. Мы вернулись во вторник на «Нгоме». Нет, спектаклей я не видел. Видите ли, я был почти все время в Бурнмаунте.

– Выпьем по одной, пока не ушел.

– Нет, спасибо, мне пора. Меня ждет дочь. Увидимся с вами позднее.

Дочь?..

II

В Матоди было восемь женщин-англичанок, включая двухлетнюю дочь мистера Бретертона; девять, если учитывать миссис Макдоналд (но никтоне учитывал миссис Макдоналд, которая приехала из Бомбея и имела явные признаки азиатской крови. Кроме того, никто не знал, кем был мистер Макдоналд. Миссис Макдоналд держала пользовавшийся дурной славой пансион в окрестностях города, который она назвала «Бугенвиллея»), Все достигшие брачного возраста женщины были замужем и жили под взаимным наблюдением, слишком строгим и неусыпным для любовных приключений. Однако в городе было семь неженатых англичан: трое на государственной службе, трое в коммерции и один безработный, который бежал в Матоди от своих кредиторов в Кении. (Он иногда говорил неопределенно о «посадках» или «изысканиях», но тем временем получал ежемесячно небольшие денежные переводы и слонялся с приветливым видом в клубе и у теннисных кортов.)

Считалось, что у большинства холостяков на родине остались девушки, – в своих комнатах они держали фотографии, регулярно писали длинные письма, а когда уезжали в отпуск, намекали, что могут вернуться на остров не одни. Но неизменно возвращались одни. Возможно, в опрометчивом желании расположить к себе они рисовали жизнь в Азании чересчур мрачно; может, тропики несколько сдвинули их мозги…

Как бы то ни было, прибытие Прунеллы Брукс вызвало волнение в местном английском обществе. Будучи дочерью мистера Брукса, агента нефтяной компании, она должна была ограничить свой выбор тремя коммерсантами: мистером Джеймсом из «Истерн эксчейндж телеграф компани», мистерами Уотсоном и Джеггером из банка, но Прунелла была девушкой таких очевидных личных достоинств, что в первый же день своего появления на теннисных кортах, как мы уже убедились выше, она пересекла невидимую линию безо всяких усилий и, даже не заметив этого, вступила сразу в святая святых, бунгало Леппериджа.

Она была миниатюрной и непосредственной, яркая блондинка со здоровой кожей, вдвойне пленительной по контрасту с окружающими ее загорелыми и сухими тропическими лицами; с гибкими молодыми ногами и лицом, которое загоралось весельем при каждой даже самой плоской шутке; с неподдельным интересом к чужим мнениям и опыту; настоящая наперсницабезо всякой склонности становиться центром компании, Прунелла предпочитала общаться со своими друзьями по одному, с каждым в свое время, когда они нуждались в ней; почтительная и приветливая с замужними женщинами; мягкая, дружелюбная и слегка кокетливая с мужчинами; умелая в играх, но не настолько, чтобы поколебать мужское превосходство; преданная дочь, отказывающая себе в удовольствии, которое может нарушить размеренный покой дома мистера Брукса («Нет, я должнаидти. Я не могу позволить, чтобы отец пришел из клуба домой и не застал меня дома»), – девушка, которая стала бы светом и благословением любого аванпоста империи. Прошло немного дней, и все в Матоди заговорили о своей большой удаче.

Разумеется, сначала Прунеллу должны были проэкзаменовать и проинструктировать матроны колонии, но она согласилась на свою инициацию с таким прелестным тактом, что создалось впечатление, будто она не подозревает об опасностях испытания. Подвергли ее этому испытанию миссис Лепперидж и миссис Реппингтон. Глубоко в джунглях, в мрачных потайных местах, где витой ствол поперек тропинки, тряпка, дрожащая на ветке дерева, обезглавленная птица, расплющенная старым пнем, служили метками запрета, который не мог нарушить ни один человек, женщины племени сакуйа распевали свою первозданную молитву инициации; здесь, на склоне холма, не менее ужасная церемония происходила за чайным столом миссис Лепперидж. Сначала вопросы: замаскированные и осторожные за пирожными к чаю, но постепенно убыстрявшиеся с повышением тона племенного ритма и уборкой со стола подноса и чайника, потом все быстрее и быстрее, словно исступленные руки на туго натянутой коровьей коже, вырастая и ширясь с первой сигаретой; серия нетерпеливых властных допросов. На все на это Прунелла отвечала с покорной простотой. Вся ее жизнь, воспитание и образование были тщательно рассмотрены, изучены и найдены образцовыми; смерть ее матери, жизнь с тетей, католическая школа, которая привила ей прелестные манеры, готовность найти подходящего мужчину и обосноваться с ним там, где потребует Служение; ее вера в неполную семью и европейское образование, увлечение спортом, любовь к животным, ее нежное покровительство мужчинам.

Затем, когда она доказала, что достой на этого, начались наставления по поводу интимных деталей здоровья и гигиены, того, что должна знать каждая девушка, общей опасности секса и особенной – в тропиках; нормального отношения к другим обитателям Матоди, соблюдения этикета в общении с дамами высшего света, вреда карточных игр… « Никогдане здоровайтесь за руку с туземцами, какими бы образованными они себя ни считали. Арабы совсем другое дело, многие из них похожи на джентльменов… не хуже многих итальянцев… индусы… к счастью, они вам не встретятся… никогда не позволяйте слугам видеть вас в халате… и будьте оченьосторожны с занавесями в ванной – туземцы подглядывают…никогда не ходите по переулкам в одиночестве – собственно, вам нечего там делать… никогда не выезжайте за границы поселка без сопровождения. Здесь было несколько случаев бандитизма… американский миссионер только в прошлом году, но он был не от мира сего… Мы зависим от наших мужчин,чтобы не подвергаться ненужным рискам… банда разбойников, которыми командует туземец сакуйа по имени Джоав… майор расправится с ними, когда приведет рекрутов в надлежащую форму… их положению сейчас не позавидуешь… [17]17
  См. «Черную беду». – Примеч. авт.


[Закрыть]а пока возьмите за правило для безопасности ходить везде с мужчиной».

III

И Прунелла никогда не оставалась без мужского эскорта. Несколько недель спустя наблюдающей колонии стало ясно, что ее выбор сузился до двух джентльменов – мистера Кентиша, помощника местного комиссара, и мистера Бенсона, второго лейтенанта местного ополчения; что не означало, будто она не была мила со всеми прочими – даже с подозрительным безработным и омерзительным мистером Джеггером, – но самыми малыми знаками внимания она давала знать, что Кентиш и Бенсон были ее любимцами.

А изучение их невинных романов неожиданно возродило интерес к общественной жизни города. И до тех пор в городке, разумеется, имелись развлечения; спортивные соревнования и теннисные турниры, танцы и вечеринки, визиты и сплетни, любительская опера и церковные базары, – но все это было без особой радости и с осознанием долга. Они знали, чего ожидают от англичан за рубежом; они должны соблюдать приличия в присутствии туземцев и других их благодетелей; с ними должно происходить лишь то, о чем можно написать домой, так что положение обязывало их стойко переносить все повторяющиеся развлечения. Но с приездом Прунеллы все озарилось новым светом – стало больше танцев и больше вечеринок, и во всем была своя изюминка. Мистер Брукс, который никогда ранее не обедал на людях, вдруг обнаружил, что стал популярен, и точно так, как его не волновало прежнее вынужденное затворничество, так и нынешнюю известность, которая ему нравилась и слегка озадачивала, он воспринимал как естественный результат, обаяния своей дочери. Он понимал, что вскоре ей захочется замуж, и хладнокровно ожидал неизбежного возвращения одиночества.

Тем временем Бенсон и Кентиш бежали сквозь буйную азанийскую весну, как говорится, ноздря в ноздрю, и никто с уверенностью не мог отдать лидерство ни одному из них – заключая пари, чуть чаще ставили на Бенсона, который танцевал с ней вечером на балах в Каледонском клубе и в Поло-клубе, – когда произошло событие, которое потрясло азанийские чувства до самой глубины. Прунеллу Брукс украли.

Обстоятельства были неясные и немного подозрительные. Прунелла, которая ни разу не была замечена хотя бы в малейшем, самом ничтожном нарушении местных правил, каталась верхом на холмах одна. Это стало очевидно с самого начала, и затем, после перекрестного допроса ее конюха, выяснилось, что в течение какого-то времени она это практиковала два-три раза в неделю. Потрясение от такого несоблюдения правил было не меньшим, чем от ее исчезновения.

Но худшее ожидало впереди. Однажды вечером в клубе (мистер Брукс отсутствовал, поскольку за последние дни его популярность растаяла, а присутствие всех тяготило), когда мужчины живо обсуждали тайные прогулки Прунеллы, беседу прервал слегка писклявый голос.

– Это все равно бы узнали, – произнес безработный человек из Кении, – так что лучше я все вам сам сейчас расскажу. Прунелла каталась верхом со мной.Она не хотела огласки, поэтому мы встречались на дороге в Дебра-Дова около Мусульманских Гробниц. Мне будет недоставать этих дневных прогулок, – добавил безработный человек с легкой алкогольной дрожью в голосе, – и я во многом виню себя в том, что случилось. Видите ли, в то утро я, должно быть, выпил чуть больше, чем следовало, а тогда стояла жара, и когда я пошел надеть бриджи для верховой езды, я заснул и проснулся только вечером. И, возможно, мы ее больше никогда не увидим… – Две большие слезы скатились у него по щекам.

Это унылое зрелище разрядило обстановку, так как Бенсон и Кентиш уже начали угрожающе приближаться к безработному. Но в том, чтобы обрушиться на того, кто и так испытывает крайнюю жалость к себе, удовлетворения мало, и твердый голос майора Леппериджа быстро призвал их к порядку.

– Бенсон, Кентиш, я не хочу сказать, что не сочувствую вам, ребята, и я точно знаю, что бы сделал сам в таких обстоятельствах. История, которую мы только что услышали, может быть и правдой и неправдой. И в том и в другом случае, мне кажется, я знаю, какие чувства мы испытываем к рассказчику. Но это может подождать. И у вас будет достаточно времени устроить эти дела, когда мы спасем мисс Брукс. Это наш первейший долг.

Предупрежденное таким образом общественное мнение снова обратилось к Прунелле, и спустя два дня неотложность ее дела была драматически подтверждена тем, что в американское консульство прислали правое ухо баптистского миссионера, завернутое в газету и перетянутое веревочкой. Мужчины колонии – за исключением, естественно, безработного – собрались в бунгало Леппериджа и образовали комитет обороны, прежде всего для защиты оставшихся женщин и для спасения мисс Брукс, каких бы личных усилий или риска это ни потребовало.

IV

Первое требование о выкупе поступило через мистера Юкумяна. Маленького армянина хорошо знали и в целом любили в английском землячестве – всем нравился человек, который так совершенно соответствовал их идеалу иностранца. Два дня спустя после учреждения Британского комитета зашиты женщин в аккуратной комнате майора появился и попросил о личной аудиенции оживленный, пухлый, склонный к самоуничижению человек в блестящем костюме из альпаки, [18]18
  Альпака – шерсть латиноамериканского животного с тем же названием.


[Закрыть]круглой шапочке и желтых ботинках с боковыми резинками.

– Майор Лепперидж, – сказал он, – вы знаете меня. Все джентльмены в Матоди знают меня. Англичане – мои любимые джентльмены и естественные защитники слабых рас, точно такие же, как Лига Наций. Майор Лепперидж, я слышу разные вещи. Мне все доверяют. Ничего хорошего, когда эти черные люди похищают английских леди. Я это утверждаю.

Отвечая на вопросы майора, Юкумян с бесконечными увертками и околичностями объяснил, что с помощью разных двоюродных братьев своей жены он вышел на араба, одна из жен которого была сестрой сакуйи из банды Джоава, что мисс Брукс находится в настоящее время в безопасности и что Джоав расположен вести переговоры.

– Джоав выставил очень суровые требования, – сказал он. – Он хочет сто тысяч долларов, бронированный автомобиль, сто ружей, пять тысяч боеприпасов, пятьдесят лошадей, пятьдесят наручных золотых часов, радиоприемник, пятьдесят ящиков виски, полную амнистию и звание полковника в азанийском войске.

– Это, конечно, даже не обсуждается.

Маленький армянин пожал плечами:

– Что ж, тогда он отрежет уши у мисс Брукс так, как отрезал их у американского священника. Послушайте, майор, это чертовски нехорошая страна. Я живу здесь сорок лет и знаю. Я в этой стране был и маленьким человеком и большим, правила здесь для всех одни и те же. Если туземец чего-то хочет, надо дать ему это быстро, потом выбить из него душу и забрать все обратно. Туземцы глупые, но очень жестокие, как животные. Послушайте, майор, я делаю лучший виски в Матоди – шотландский, ирландский, я все сорта делаю; у меня есть очень хорошие часы в магазине, золотые тоже, у меня есть радио, бронированный автомобиль, лошади, автоматы по вашей части. Мы выправим ситуацию вдвоем пополам, идет?

V

Два дня спустя мистер Юкумян появился в бунгало мистера Брукса.

– Письмо от мисс Брукс, – сказал он. – Туземец сакуйа принес. Я дал ему рупию.

Это были неряшливые каракули на обратной стороне конверта.

Дорогой папа!

Сейчас я в безопасности и чувствую себя неплохо. Ни при каких условиях не пытайся выследить посыльного. Джоав и бандиты замучают меня до смерти. Пришли, пожалуйста, патефон и пластинки. Договорись с ними, или я не знаю, что случится.

Прунелла

Это была первая из серии записок, которые с того времени стали приходить каждые два-три дня при содействии мистера Юкумяна. Большей частью они содержали просьбы о небольших личных вещах…

Дорогой папа!

Это не те пластинки. Нужны танцевальные… Пожалуйста, пришли крем для лица в баночке из ванной, а также иллюстрированные газеты… зеленую шелковую пижаму… сигареты «Лаки страйк»… две легкие спортивные юбки и безрукавки…

Все письма принесли в клуб и прочитали вслух, и с течением времени ощущение напряженности потеряло остроту, уступив место общему пониманию, что драма становится прозаичной.

– Они вынуждены будут снизить цену. А пока девушка находится в безопасности, – произнес майор Лепперидж, озвучивая авторитетно то, что оставалось невысказанным в умах землячества.

Жизнь в городе стала возвращаться к рутине – дела, спорт, сплетни; прислали второе ухо американского миссионера, что не привлекло внимание только мистера Юкумяна, который продемонстрировал слуховой рожок, который пытался продать штаб-квартире миссии. Дамы колонии отказались от затворнической жизни, которую они стали вести во время первого испуга; мужчины перестали охранять женщин и оставались в клубе допоздна, как раньше.

А затем случилось происшествие, которое оживило интерес к пленнице. Сэм Стеббинг нашел шифр.

Это был утонченный молодой человек высокой учености, недавно приехавший из Кембриджа работать с Грейнджером в иммиграционной службе. С самого начала он проявил к ситуации более живой интерес, чем большинство его коллег. Две недели нестерпимой жары он провел за изучением текстов посланий Прунеллы, затем он всем сообщил, что в них есть шифр. Система, с помощью которой он решил эту задачу, была отнюдь не простой. Он с готовностью объяснял ее, но его слушатели неизбывно теряли нить его аргументации и удовлетворялись самим результатом.

– …видите ли, сначала текст надо перевести на латынь, потом сделать анаграмму из первого и последнего слов первого письма, второго и предпоследнего слов третьего письма, а потом начинаете отсчитывать от центра вперед. Спорю, это озадачило бандитов…

– Да, старина. Кстати, никто из них читать все равно не умеет…

– Затем, в четвертом письме, нужно снова вернуться к первоначальной системе, взяв четвертое слово и третье с конца…

– Да-да, я понимаю. Не трудитесь объяснять дальше. Просто скажите, что на самом деле в письме сказано.

– Там сказано: «ЕЖЕДНЕВНО УГРОЖАЮТ УЧИТЬ». Здесь ее система дала сбой – она имела в виду «убить»; и там еще есть слово, которое я не понимаю, – ПЛЗГФ. Нет никакого сомнения, что бедное дитя было в большом волнении, когда писало. А после этого идет: «ВЕРЮ В МОЕГО КОРОЛЯ».

Большинство сочло это победой. Мужья рассказали новость женам.

– …Очень изобретательно то, как старина Стеббинг справился с этим. Я тебе не буду объяснять. Все равно не поймешь. В любом случае, результат весьма ясен. Мисс Брукс находится в ужасной опасности. Мы все должны что-то сделать.

– Но кто мог вообразить, что маленькая Прунелла проявит такой ум…

– Я всегда говорил, что у этой девушки хорошие мозги.

VI

Новости об открытии информационные агентства разнесли по всему цивилизованному миру. Сначала дело привлекло большое внимание. Сообщения о нем первые два дня были на первых полосах с портретом, потом на внутренней полосе с портретом, потом на внутренней полосе внизу без портрета и, наконец, когда история перестала быть такой тревожной, на полосе три «Эксцесс». Шифр дал истории новое право на существование. Стеббинг с портретом появился на первой полосе. Газета предложила десять тысяч фунтов в качестве выкупа, и звездный журналист появился с небес на аэроплане для ведения переговоров.

Это был крепкий молодой человек с австралийскими корнями, и с момента его появления все приняло невиданный размах. Колония забыла о своей неприязни к прессе, избрала его в клуб и заполнила его досуг коктейль-вечеринками и теннисными турнирами. Он даже занял место Леппериджа в качестве авторитета в мировых делах.

Но его пребывание было недолгим. В первый день он взял интервью у мистера Брукса и всех других важных персон в городе и отправил телеграфом в газету трогательную «человечную» историю о том, как Прунелла стала сердцем колонии. С этого момента для трех миллионов читателей газеты мисс Брукс стала Прунеллой. (Только с одной местной знаменитостью он не смог встретиться. Бедный мистер Стеббинг слег с лихорадкой и был отправлен обратно в Англию в отпуск по болезни в совершенно расстроенном состоянии нервов и рассудка.)

На второй день он взял интервью у мистера Юкумяна. Они устроились вдвоем с бутылкой мастики за маленьким круглым столиком около прилавка мистера Юкумяна в десять утра. Было три пополудни, когда репортер вышел на пекло, пропитанное белой пылью, но своего добился. Мистер Юкумян обещал отвести его в лагерь бандитов. Оба они дали слово держать все в секрете. К закату весь Матоди обсуждал предстоящую экспедицию, но журналиста никто расспросами не тревожил; он был один в тот вечер, печатая на машинке отчет о том, что, по его ожиданиям, должно было случиться на следующий день.

Он описал, как они отправились в путь на заре; «Серый свет покрывает осиротевший городок Матоди… верблюды фыркают, натягивая поводья… многие горюющие англичане, для которых солнце означало лишь конец еще одной ночи безнадежного наблюдения… серебристая заря проникает в маленькую комнату, где стоит кровать Прунеллы, покрывало заправлено так, как она оставила его в тот роковой день…» Он описал подъем на холмы – «…роскошная тропическая растительность сменялась тощим кустарником и голыми скалами…». Он описал, как посыльный бандитов завязал ему глаза и как он ехал сквозь темень в неизвестность, покачиваясь на спине верблюда. Казалось, время остановилось; когда повязку сняли с его глаз, он увидел бандитский лагерь: «…двадцать пар безжалостных восточных глаз блестели за уродливыми винтовками…». Здесь он вынул лист бумаги из машинки и сделал исправление; бандитское логово было в пещере, «…заваленной костями и шкурами». …Джоав, предводитель бандитов, сидел на корточках в своем варварском великолепии, на его коленях лежал меч, украшенный драгоценными камнями. И кульминация рассказа: связанная Прунелла. Какое-то время он поиграл с идеей раздеть ее и начал высекать словесный портрет ее девичьего тела, исчезающего, словно Андромеда, в тени. Но осторожность сдержала его и он ограничился описанием «ее красивого стройного тела со следами впивавшихся в него пеньковых веревок…». В заключительных абзацах рассказывалось, как отчаяние в ее глазах сменялось надеждой, когда он выступил вперед, протягивая выкуп предводителю бандитов, и «от имени „Дейли эксцесс“ [19]19
  Эта газета, как и «Эксцесс», естественно, выдуманная.


[Закрыть]и народа Великобритании восстановил ее наследственную свободу».

Закончил он очень поздно, но спать отправился с чувством исполненного долга, а на следующее утро передал свою рукопись в «Истерн эксчейндж телеграф компани» еще до того, как отправиться на холмы.

Путешествие во всех отношениях отличалось от повествования. Оно началось после сытного завтрака, успеха ему пожелала вся британская колония и большая часть французской, и отправились они не на верблюдах, а на маленьком «остине» мистера Кентиша. И логова Джоава они не посещали. Не успели они проехать и десяти миль, как увидели на дороге одиноко идущую им навстречу женщину. Она была не очень опрятной, особенно волосы, но в остальном выказывала все признаки здоровья и благополучия.

– Мисс Брукс, я предполагаю, – сказал журналист, бессознательно следуя за знаменитым прецедентом. – А где же бандиты?

Прунелла вопросительно посмотрела в направлении мистера Юкумяна, который шел на несколько шагов сзади и решительно мотал головой.

– Этот британский журналист из газеты, – объяснил он, – знает всех джентльменов в Матоди. Он привез тысячи фунтов для Джоава.

– Ну, тогда ему лучше быть поосторожнее, – сказала мисс Брукс, – бандиты здесь везде. Вы их, конечно, не увидите, но готова держать пари, что не меньше пятидесяти винтовок направлены на нас в этот момент из-за валунов, кустов и прочего. – Она махнула голой загорелой рукой в сторону невинного ландшафта. – Надеюсь, вы привезли деньги золотом.

– Они все здесь, мисс Брукс, в багажнике машины.

– Превосходно. Что ж, боюсь, Джоав не пустит вас в свое логово, так что мы с вами подождем здесь, а Юкумян поедет на холмы и доставит выкуп.

– Но послушайте, мисс Брукс, моя газета вложила много денег в эту историю. Мне надо посмотреть это логово.

– Я вам все о нем расскажу, – пообещала Прунелла.

– Там было три хижины, – начала она, потупив взор и сложив руки на груди, голос ее звучал ясно и мягко, словно она отвечала заученный урок. – Самая маленькая и темная использовалась как моя темница.

Журналист неловко помялся.

– Хижины, – сказал он. – У меня сложилось впечатление, что там были пещеры.

– Они и были, – сказала Прунелла. – Хижина – это местное слово, которым называют пещеру. Рядом со мной день и ночь сидели два льва на цепях. Глаза их светились, и я чувствовала их зловонное дыхание. Цепи были такой длины, что если я лежала совершенно спокойно, то была для них вне досягаемости, но стоило двинуть ногой или рукой… – Она замолчала и слегка вздрогнула…

Ко времени возвращения Юкумяна у журналиста набрался материал для еще одной забойной истории на первую полосу.

– Джоав отдал приказ снять снайперов, – объявила Прунелла после разговора шепотом с армянином. – Теперь мы можем беспрепятственно уехать.

Они все сели в маленькую машину и доехали до Матоди без приключений.

VII

Мало что можно добавить к этой истории. В городе царило большое оживление, когда Прунелла вернулась, а в следующий вторник была организована официальная церемония. Журналист сделал много снимков, описал сцену возвращения домой, которая потрясла британскую публику до глубины души, и вскоре улетел на аэроплане получать поздравления и повышения в офисе «Эксцесс».

Ожидалось, что Прунелла наконец-таки сделает окончательный выбор между Кентишем и Бенсоном, но этого праздника колония не дождалась. Вместо этого кто-то узнал, что она уезжает в Англию. Казалось, свет азанийской жизни померк, и, несмотря на добрые пожелания, чувствовалось какое-то напряжение накануне ее отъезда – почти обида, словно Прунелла своим отъездом совершала какое-то предательство. «Эксцесс» поместила абзац о ее приезде, озаглавленный «ЭХО КИДНЕПИНГА», а в остальном общественное внимание быстро забыло ее. Стеббинг, бедняга, был вынужден оставить службу. Разум его пребывал в постоянном расстройстве, и с тех пор он проводил время безобидно и бесприбыльно в частном приюте, работая над скрытыми посланиями в Железнодорожном справочнике Брэдшоу. Даже в Матоди киднепинг почти не обсуждался.

Однажды шесть месяцев спустя Лепперидж и Бретертон пили в клубе свой вечерний розовый джин. Бандитская тема была снова в центре внимания, поскольку этим утром у ворот баптистского квартала нашли тело американского миссионера, у которого известные части тела отсутствовали.

– Это одна из проблем, с которой нам придется разбираться, – сказал Лепперидж. – Надо действовать. Я собираюсь написать отчет обо всем этом деле.

Мимо них к своему одинокому обеденному столу прошел мистер Брукс; теперь он был редким посетителем в клубе – нефтяное агентство преуспевало, и это держало его на работе допоздна. Он не помнил и не сожалел о своей былой популярности, но Лепперидж при встрече всегда проявлял по отношению к нему какую-то повинную сердечность.