Текст книги "Полное собрание рассказов"

Автор книги: Ивлин Во

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Продолжение

Все они приехали в Тэтч на этот день; их было девять – трое в «моррисе» Генри Квеста, остальные в громадной старой машине Ричарда Бэзингстока. Миссис Хай ждала только Генри Квеста и Суитина, но приветливо машет пухлой рукой, слуги начинают искать побольше еды. Очень приятно жить рядом с Оксфордом, друзья Бэзила всегда выглядятздесь так очаровательно, хотя иногда странно себя ведут. Говорят так быстро, что не всегда разберешь, никогда не заканчивают фразы – но это не важно, они всегда ведут разговоры о людях, которых она не знает. Милые мальчики; конечно, они не хотят быть грубыми – так хорошо воспитаны, и так приятновидеть, что они чувствуют себя как дома. О ком они сейчас говорят?

– Нет, Имогена, он становился совершенно невозможным.

– Не могу передать, как он выглядел в тот вечер.

– В тот, когда ты приехала сюда.

– Габриэл устраивал вечеринку.

– А он не знал Габриэла, и его не приглашали.

– И Габриэл не хотел его видеть. Правда, Габриэл?

– Потому что никогда не знаешь, чего от него ждать.

– И он привел совершенно отвратительноготипа.

– Очень, очень пьяного.

– Его зовут Эрнест Воган, вряд ли ты знакома с ним. Просто самый противныйна свете тип. Габриэл был с ним очень любезен.

Милые мальчики, такие юные, такие нетерпимые.

Только если им нужно курить между переменами блюд, они могли бы не сорить так пеплом. Темноволосый мальчик в конце стола – Бэзил вечно забывает представлять ей своих друзей – совершенно замусорил стол.

– Эдвардс, дай джентльмену, который сидит рядом с лордом Бэзингстоком, другую пепельницу.

Что они говорили?

– Знаешь, по-моему, это было глупо с твоей стороны. Что мне до того, что какой-то жалкий пьяница говорит обо мне?

Какой милой девушкой была Имогена Квест. Насколько приятнее,чем ее отец. Миссис Хай всегда побаивалась ее отца. Боялась, что Генри будет таким, как он. Как очаровательно она сейчас выглядит. Непонятно, почему все мальчики не влюблены в нее. В дни юности миссис Хай влюбились бы. Никто из друзей Бэзила почему-то не выглядит женихом. Вот бы Бэзил женился на девушке, похожей на Имогену Квест.

– Однако, кажется, я знаю Эрнеста Вогана. По крайней мере кто-то его мне показывал. Не ты, Суитин?

– Да. Ты сказала, он выглядит довольно привлекательно.

– Имогена!

– Мой дорогой.

– По-моему, да. Он невысокий, с густыми немытыми волосами?

– Вечно пьяный.

– Да, помню. По-моему, он выглядел очаровательно. Хочу по-настоящему познакомиться с ним.

– Имогена, право,не может быть. Он слишкомпротивный.

– Это не он делал рисунки в комнате Ричарда? Ричард, пригласишь меня как-нибудь познакомиться с ним?

– Нет, Имогена, право, не могу.

– Тогда это должен сделать кто-то другой – Габриэл, пригласи, пожалуйста.Я настаиваю на знакомстве с ним.

Милые дети, такие юные, такие элегантные.

– Так вот, я считаю – это очень гадко с вашей стороны. Но я все равно с ним познакомлюсь. Заставлю Адама представить нас друг другу.

Стол весь замусорен.

– Эдвардс, думаю, будет замечательно попить кофе в саду.

ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО
© Перевод. В. Вебер, 2011

1

Я прибыл в Ванбург без пяти час. Дождь лил как из ведра, и площадь перед паршивенькой станцией пустовала, если не считать продуваемого всеми ветрами такси. Они могли бы прислать за мной автомобиль.

И как далеко находится Стайл? Примерно в трех милях, сказал мне кондуктор. И какая часть Стайла меня интересует? Поместье герцога? Еще миля по другую сторону деревни.

Они точно могли бы прислать за мной автомобиль.

Не без трудностей мне удалось найти таксиста – мрачного, страдающего от цинги молодого человека, который скорее всего хулиганил, учась в давно забытой школе. Утешало только одно: ему предстояло вымокнуть сильнее, чем мне. Поездка нас ждала жуткая.

После перекрестка в Стайле мы наконец-то добрались до – очевидно – огораживающей парк стены, бесконечной и обветшалой, тянувшейся вдоль дороги и повторявшей все ее повороты и изгибы. Лишенные листвы деревья капали водой на и без того намокший камень. Через какое-то время мы увидели ворота и сторожевые будки – четверо ворот и три сторожевые будки. Через кованое железо виднелась широкая и неухоженная подъездная дорожка.

Но все ворота оказались запертыми на висячие замки, а в сторожевых будках большинство окошек разбитыми.

– Дальше есть еще ворота, – сообщил мне школьный хулиган. – Потом еще и еще. Как я понимаю, должны они как-то входить и выходить, хотя бы изредка.

В конце концов мы нашли деревянные ворота и проселок, который вел мимо каких-то фермерских домов к подъездной дорожке. Парковую землю по обе стороны ограждали изгороди, и использовалась она, несомненно, под пастбища. Одна очень грязная овца выскочила на дорогу и, завидев нас, бросилась прочь, то и дело оглядываясь, а когда мы ее обогнали, уставилась нам вслед. Дорога таки привела нас к особняку, по мере приближения расползающемуся во все стороны.

Таксист потребовал с меня восемь шиллингов. Я заплатил и позвонил в дверь.

После некоторой задержки ее открыл какой-то старик.

– Мистер Воэн, – представился я. – Как я понимаю, его светлость ждет меня к ленчу.

– Да, заходите, пожалуйста. – Я уже хотел отдать ему мою шляпу, когда он добавил: – Я герцог Ванбурга. Надеюсь, вы извините меня за то, что я сам открыл дверь. Дворецкий сегодня в постели – зимой у него ужасно болит спина, а обоих моих лакеев давно убили на войне. Это «давно убили» не отпускало меня последующие часы и даже дни. Действительно, давно, лет десять, а то и больше.

Комната, в которую мы вошли, стала для меня полной неожиданностью. Только однажды, лет в двенадцать, мне довелось побывать в герцогском доме, и, если не считать фруктового сада, запомнился он мне диким холодом: даже пришлось бежать по длинным коридорам за меховой накидкой, которую мать попросила принести ей после обеда, чтобы хоть немного согреться. Конечно, случилось все это в Шотландии, но всесокрушающая жара, которая встретила нас, когда герцог открыл дверь, изумила меня сверх всякой меры. Двойные окна закрыли намертво, и яркий огонь пылал в круглом викторианском камине. Воздух наполнял тяжелый аромат хризантем, на каминной доске стояли золоченые часы под стеклянным колпаком, и повсюду я видел фарфоровые статуэтки и прочие безделушки. Такую комнату ожидаешь найти где-нибудь в Ланкастер-Гейте или Элм-Парк-Гардене, где вдова какого-то провинциального рыцаря коротает свои дни среди преданных слуг. Перед камином сидела старушка, ела яблоко.

– Дорогая моя, это мистер Воэн, которому предстоит вывезти Стайла за границу… Моя сестра, леди Эмили. Мистер Воэн только что приехал из Лондона на своем автомобиле.

– Нет, – поправил его я. – Я приехал на поезде. В двенадцать пятьдесят пять.

– Не слишком ли это дорого? – спросила леди Эмили.

Возможно, мне пора объяснить причину моего визита. Как я уже говорил, нет у меня привычки вращаться в столь высокородных кругах, но моя крестная, из тех самых кругов, изредка проявляет интерес к моим делам. Я только-только закончил Оксфорд и еще не смог найти применения моим талантам и полученным знаниям, когда она неожиданно узнала, что герцогу Ванбурга нужен домашний учитель, чтобы вывезти его внука, восемнадцатилетнего юношу, маркиза Стайлского, за рубеж. Вроде бы предлагался вполне приемлемый способ времяпрепровождения ближайших шести месяцев, и после достигнутой договоренности я прибыл в Ванбург, с тем чтобы на следующий день забрать моего ученика и отбыть с ним на континент.

– Вы говорите, что приехали поездом? – переспросил герцог.

– В двенадцать пятьдесят пять, – подтвердил я.

– Но вы говорили, что приедете на автомобиле.

– Нет, я просто не мог такого сказать. Прежде всего у меня нет автомобиля.

– Если вы этого не говорили, мне следовало послать Бинга, чтобы он встретил вас. Бинг вас не встретил, так?

– Нет, не встретил.

– Ну вот видите!

Леди Эмили положила огрызок и внезапно сменила тему:

– Ваш отец в свое время жил в Окшоте. Я знала его довольно-таки хорошо. Отвратительно держался в седле.

– Нет, вы говорите про моего дядю Хью. Мой отец чуть ли не всю свою жизнь провел в Индии. Там он и умер.

– Не думаю, что он мог так поступить, – ответила леди Эмили. – Просто не верю, что он отправился туда. Правда, Чарлз?

– Кто? Что?

– Хью Воэн никогда не бывал в Индии, так?

– Нет-нет, разумеется, нет. Он продал Окшот и уехал куда-то в Гэмпшир. В Индии он не бывал.

В этот момент в комнату вошла еще одна пожилая дама, практически неотличимая от леди Эмили.

– Это мистер Воэн, дорогая моя. Ты помнишь его отца из Окшота, правда? Он вывезет маркиза Стайлского за границу… моя сестра, леди Гертруда.

Леди Гертруда ослепительно улыбнулась и пожала мне руку.

– Я знала, что кто-то приедет к ленчу, и когда пятнадцатью минутами раньше увидела Бинга, входившего в дом с овощами, подумала: а ведь он должен быть в Ванбурге и встречать поезд.

– Нет-нет, дорогая, – возразила леди Эмили. – Мистер Воэн приехал на автомобиле.

– Тогда все хорошо. Я думала, он говорил, что приедет на поезде.

2

Маркиз Стайлский на ленч не пришел.

– Боюсь, поначалу вы найдете его очень застенчивым, – объяснил герцог. – До этого утра мы не говорили ему о вашем приезде. Боялись, что это может его расстроить. И действительно, он немного расстроился. Вы видели его после завтрака, дорогие мои?

– Не кажется ли вам, что мистеру Воэну лучше знать правду о Стайле? – спросила леди Гертруда. – Он же и так скоро все узнает.

Герцог вздохнул:

– Правда в том, мистер Воэн, что у моего внука не все в порядке с головой. Он не безумец, вы понимаете, но сильно отстает в развитии.

Я кивнул:

– Моя крестная что-то такое говорила.

– Главным образом потому, что он не ходил в школу. Он проучился в частной школе два семестра, но ему там не нравилось, да и стоимость обучения высоковата, поэтому я его оттуда забрал. С тех пор он не получал нормального образования.

– Никакого образования, дорогой, – уточнила леди Гертруда.

– Что ж, дело обстоит именно так. Безусловно, это печально, как вы, разумеется, поймете. Видите ли, мальчик – мой наследник и… что ж, это крайне неудачно. А теперь выяснилось, что мать мальчика оставила довольно-таки большую сумму на его образование. Ничего другого с этими деньгами сделать нельзя… и, по правде говоря, я совершенно забыл обо всем этом, пока на днях мне не напомнил мой адвокат. Я думаю, на счете сейчас порядка тысячи трехсот фунтов. Мы с леди Эмили и леди Гертрудой обсудили сложившуюся ситуацию и пришли к заключению, что наилучший вариант – отправить его за границу с домашним учителем. Может, он изменится. Во всяком случае, мы будем уверены, что выполнили свой долг перед мальчиком.

Мне показалось странным такое отношение к моему будущему ученику, но я ничего не сказал.

– Вам, вероятно, придется купить ему кое-какую одежду. Видите ли, он нигде не бывает, и так уж вышло, одежда у него, боюсь, поизносилась.

Когда ленч закончился, они поставили на стол большую коробку сливочной помадки с мятным вкусом. Леди Эмили съела аж пять штук.

3

Что ж, Оксфорд я окончил далеко не с отличием и восторженными рекомендациями не располагал, так что не пристало мне выказывать излишнюю разборчивость, однако счел ниже своего достоинства убивать год, сопровождая высокородного психа по всей Европе, и уже практически принял решение отказаться от предложенной работы, пусть и рискуя вызвать неудовольствие моей крестной, когда появился молодой человек.

Остановившись у дверей столовой, он окинул взглядом всех присутствующих. Чувствовалось, что ему определенно не по себе, но при этом он не очень-то тушевался.

– Привет, вы закончили ленч? Могу я взять мятную помадку, тетя Эмили?

Юноша мне понравился. Роста чуть выше среднего, речь правильная, с интонациями, свойственными людям благородного происхождения, которые жили среди слуг и крестьян. Одежда, конечно, оставляла желать лучшего: ярко-синий костюм с четырьмя пуговицами на пиджаке был явно ему мал, поэтому из-под брючин виднелись шерстяные носки; белая фланелевая рубашка с жестким вечерним воротником и очень узкий галстук, завязанный морским узлом, картину не улучшали. Излишне длинные волосы он пригладил водой. Но несмотря на столь нелепый внешний вид, безумцем не выглядел.

– Войди и поздоровайся со своим новым учителем, – предложила леди Гертруда так, словно разговаривала с шестилеткой. – Протяни правую руку… да, эту.

Он неуклюже подошел ко мне, протягивая руку, потом убрал за спину и тут же выбросил вперед, при этом еще и наклонившись ко мне. Я вдруг почувствовал стыд за это не умеющее вести себя в обществе существо.

– Добрый день, – поздоровался он. – Если не ошибаюсь, они забыли послать за вами автомобиль, так? Последний домашний учитель приехал на станцию и попал сюда только в половине третьего. Потом они сказали, что я псих, и он тут же ушел. Они уже сказали вам, что я псих?

– Нет, – заверил я его, – конечно же, нет.

– Что ж, еще скажут. Но, возможно, уже сказали, просто вы не хотите мне этого говорить. Вы джентльмен, так? Мой дед любит говорить: «Он негодяй, но по крайней мере джентльмен». Насчет меня можете не волноваться. Они все говорят, что я псих.

В любом другом месте такая тирада могла вызвать неловкость, но леди Гертруда заговорила спокойно и без эмоций:

– Ты не должен так разговаривать с мистером Воэном. Подойди и возьми мятную помадку, дорогой. – И она посмотрела на меня так, будто хотела сказать: «Ну что я вам говорила?»

И совершенно внезапно я решил согласиться на эту работу.

Часом позже мы сидели в поезде. В моем кармане лежал чек герцога на сто пятьдесят фунтов, выделенных на предварительные расходы. Маленький чемоданчик с жалкими пожитками юноши легко поместился на полке над его головой.

– И как мне вас называть? – спросил он.

– Большинство моих друзей называют меня Эрнест.

– Мне тоже можно?

– Да, разумеется. А как мне называть тебя?

На его лице отразилась неуверенность.

– Дедушка и тетушки называют меня «Стайл», все остальные – «мой господин», когда они рядом, и «Бэтс», когда мы одни.

– Но разве у тебя нет имени, данного при крещении?

Ему пришлось призадуматься, прежде чем ответить.

– Да… Джордж Теодор Верней.

– Что ж, тогда я буду звать тебя Джордж.

– Правда? А скажите, вы часто бываете в Лондоне?

– Да, обычно я там живу.

– Понятно. Знаете, я никогда не был в Лондоне. Никогда не уезжал из дома… кроме как в школу.

– Так было ужасно?

– Там было… – Он произнес ругательство, какое можно услышать только от крестьянина. – Наверное, нельзя мне так говорить? Тетя Эмили говорит, что нельзя.

– Она совершенно права.

– Знаете, ей в голову иногда приходят такие странные идеи…

Оставшуюся часть поездки мы весело болтали. В тот вечер он выразил желание пойти в театр, но, помня об одежде юноши, я ранним вечером уложил его спать, а сам отправился на поиски друзей. Имея в кармане сто пятьдесят фунтов, я мог позволить себе шампанское. Не говоря уж о хорошей истории, которую намеревался рассказать.

Весь следующий день мы занимались заказами одежды. Едва я увидел вещи, которые он взял с собой, мне стало понятно, что в Лондоне нам придется провести четыре-пять дней: у него не было ничего, что можно надеть. Как только он проснулся, я отвел его во все магазины, где задолжал. Он заказывал много и с явным удовольствием. К вечеру начали прибывать первые покупки, и скоро его номер превратился в груду картона и оберточной бумаги. Мистер Филбрик, который всегда производит впечатление, будто я первый клиент, решившийся заказать у него костюм, так растрогался, видя его покупательскую искренность, что прибыл к нам в отель в сопровождении помощника, который принес целый чемодан с образцами тканей. Джордж показал врожденную тягу к клетчатому. Мистер Филбрик пообещал, что два костюма будут готовы к четвергу, а третий догонит нас в Крильоне. Я спросил, не знает ли он места, где можно приобрести сносный готовый костюм для выхода в свет. Он назвал магазин, куда его фирма продавала костюмы, от которых по каким-то причинам отказывались клиенты. Он хорошо помнил отца его светлости. Пообещал прийти завтра на примерку. Спросил, есть ли вся необходимая одежда у меня самого, потому что у него появились новые интересные ткани. Что же касается числящегося за мной должка… что ж я мог оплатить его в любое удобное для меня время (в его последнем письме однозначно указывалось, что новый заказ он возьмет лишь после полного расчета по прежним). Я заказал два костюма. Все это действо очень нравилось Джорджу.

Уже после первого утра я перестал изображать из себя учителя. Нам предстояло провести в Лондоне четыре дня до отъезда на континент, и, как и говорил Джордж, в столицу он попал впервые. Ему хотелось повидать все, и прежде всего посмотреть на людей; он легко отличал хорошее от плохого и обладал врожденной утонченностью, которая легко просматривалась сквозь налет провинциальности. Впервые попав в театр, он всему радовался и изумлялся: сцена, оркестр, зрительный зал завораживали его. Он настоял, чтобы мы заняли свои места за десять минут до начала, и он же пожелал уйти за десять минут до окончания первого действия. Он решил, что зрелище вульгарное, скучное и отвратительное, а ему хотелось еще столько увидеть. Точка зрения «можно-остаться-здесь-раз-за-все-уплочено» представлялась ему неприемлемой.

Так же он подходил и к еде – хотел перепробовать все. Если какое-то блюдо ему не нравилось, тут же заказывал что-нибудь еще. В первый наш обед он решил, что шампанское безвкусное и неприятное, после чего отказался его пить. Он не желал подстраиваться под чьи бы то ни было вкусы, но большинство действительно достойного внимания доставляло ему безмерное удовольствие. Так, в Национальной галерее после «Смерти Петра-мученика» Беллини он отказался смотреть на что-либо еще.

Он пользовался огромным успехом у всех, с кем я его знакомил. Манер у него не было никаких. Он говорил что думал, ничего не умалчивая, и с предельным интересом слушал все, что говорилось при нем. Поначалу иногда вмешивался с довольно тревожащей искренностью в разговоры, состоявшие чуть ли не целиком из штампов, к которым мы так привыкли, но почти сразу понял, какие фразы произносятся чисто механически, а потому их надобно пропускать мимо ушей. Расхожие выражения и словечки он схватывал на лету, но использовал по-своему, придавая им новые оттенки.

И все это произошло за четыре дня. За четыре месяца перемены были бы куда заметнее. Я отметил для себя, как он с каждым часом набирался опыта и приобретал новые знания.

В наш последний вечер в Лондоне я купил атлас и попытался объяснить ему, куда мы едем. Мир делился для него на три части: Европа, где закончилась война, где находится множество городов, таких как Париж и Будапешт, одинаково далеких от Англии и населенных проститутками; Восток, кишащий слонами и верблюдами, пустынями, и дервишами и покачивающими мандаринами, и Америка, которая, помимо двух континентов, включала Австралию, Новую Зеландию и большую часть Британской империи, конечно же, не «восточной», где тоже жили дикари.

– Нам придется остановиться на ночь в Бринзини, – сказал я ему. – Тогда утром мы сможем пойти в «Ллойд Трестино». [9]9
  Судоходная компания.


[Закрыть]Как много ты куришь!

Мы только вернулись после чая и коктейль-пати. Джордж стоял у зеркала и разглядывал себя в новой одежде.

– Знаешь, он хорошо сшил этот костюм, Эрнест. Это единственное, чему я научился дома, – в смысле, курить. Обычно я уходил в седельную с Бингом.

– Ты не сказал, как тебе коктейль-пати.

– Эрнест, почему все твои друзья были так милы со мной? Только потому, что я стану герцогом?

– Думаю, для некоторых это многое значит… для Джулии, например. Она сказала, что ты выглядел таким потерянным.

– Боюсь, Джулия мне не приглянулась. Нет, я про Питера и этого забавного мистера Олифанта.

– Я думаю, ты им просто понравился.

– Как странно! – Он вновь оглядел себя в зеркале. – Знаешь, я хочу сказать тебе, что теперь думаю, после этих нескольких дней. Теперь мне уже не кажется, что я псих. Только дома я чувствовал себя не таким, как все. Разумеется, я многого не знаю… но вот подумал… как по-твоему: может, это дедушка и мои тетушки безумные?

– Они, конечно, старые.

– Нет, сумасшедшие. Я помню, как странно иной раз они себя вели. Прошлым летом тетя Гертруда решила, что под кроватью у нее рой пчел. Позвала садовников, чтобы их выкурили. Отказывалась вылезать из кровати, пока пчелы не улетели, а ведь их не было вовсе. Или дедушка… как-то сплел венок из листьев клубники и принялся танцевать в саду, распевая детские песенки. Тогда я не обратил на это внимания, но ведь это странное поведение, правда? Ну да ладно, в любом случае я не увижу их долгие месяцы. И это прекрасно. Тебе не кажется, что рукава узковаты? В Афинах люди черные?

– Не черные как уголь… по большей части евреи и студенты-выпускники.

– Кто это?

– Вот Питер – студент-выпускник, как и я, только несколькими неделями раньше.

– Слушай, как думаешь, люди могут принять меня за студента-выпускника?

4

Иногда мне кажется, что природа, как ленивый автор, превращает в короткий рассказ то, что задумывалось началом романа.

Наутро почтой мне прибыли два письма: одно из банка, с чеком от герцога на сто пятьдесят фунтов и пометкой: «Платежи прекращены»; другое – из адвокатской конторы, с сообщением, что они, точнее, один из них, этим утром нанесет мне визит по поручению герцога Ванбурга. Я отнес письма Джорджу.

Он, казалось, даже не удивился:

– Я чувствовал, что все это слишком хорошо, чтобы затянуться надолго.

Адвокат прибыл. На лице читалось неудовольствие, поскольку мы не потрудились одеться к его приходу. Он выразил желание поговорить со мной наедине.

Его светлость, сказал он, изменил свои планы в отношении внука. Разумеется, строго между нами, мы должны признать, что мальчик немного не в себе… так печально… такой древний род… и я, если б что случилось, оказался бы в сложном положении… его светлость обсудил все с леди Эмили и леди Гертрудой… слишком это опасный эксперимент… кроме того, они специально держали мальчика взаперти, потому что не хотели, чтобы мир знал… дискредитация фамилии… и, разумеется, пойдут разговоры. Это совершенно не его дело, обсуждать правильность решения клиента, но он очень удивлен, что его светлость вообще рассматривал возможность отпустить мальчика из дому… потом – возможно, но не сейчас… он должен находиться под постоянным присмотром. И, разумеется, он должен унаследовать большие деньги, дела у его светлости идут гораздо лучше, чем предполагают многие… городская недвижимость… поместье… и так далее.

Он получил указания оплатить все расходы по сегодняшний день и выдать мне трехмесячное жалованье… очень великодушно со стороны его светлости, учитывая отсутствие документально подтвержденных обязательств… что же касается одежды… мы, похоже, перестарались. Однако все готовые вещи вернутся в магазины, заказанные будут оплачены. Он получил инструкции и на этот счет… и он сам отвезет маркиза Стайлского к дедушке.

Через час они отбыли.

– Я провел четыре прекрасных дня, – сказал на прощание Джордж и добавил: – Все равно через три года мне исполнится двадцать один и деньги моей матери станут моими. Думаю, будет неправильно отсылать все эти галстуки. Как по-вашему, могу я оставить себе один или два?

А пятью минутами позже позвонила Джулия, чтобы пригласить нас на ленч.