Текст книги "Чужое имя"
Автор книги: Иван Зозуля
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
10.
Через три дня я поехал в аэропорт встречать Дунаеву, а Оллонов, надев общевойсковую форму с красными погонами, отправился в военкомат.
Устроив старушку в гостинице, я посоветовал ей отдохнуть и пообещал попозже заехать за ней. Екатерину Ивановну прислал в Якутск Турантаев под предлогом уточнения некоторых вопросов по пенсионному делу ее погибшего мужа.
Во второй половине дня пожилой майор в финотделе облвоенкомата очень вежливо, но недолго побеседовал с Дунаевой и попросил ее еще немного подождать в комнате дежурного, пока он наведет кое-какие справки.
На месте дежурного по военкомату сидел Оллонов и разговаривал по телефону. Предложив Екатерине Ивановне присесть, он сказал в трубку:
– Пришлите-ка ко мне в дежурку старшину Дунаева, – и покосится на Екатерину Ивановну.
Но, занятая своими мыслями, Дунаева никак не реагировала на его слова, да и своего недавнего гостя, судя по всему, не узнала.
Открылась дверь:
– Старшина Дунаев прибыл, товарищ капитан! – он красиво, по-уставному поднес руку к головному убору.
– Дунаев Иван Петрович, так кажется?
– Так точно.
– Так вот, Иван Петрович, собирайтесь в обратную дорогу. Билеты вам уже заказаны. Предписание у вас? И ваших товарищей тоже? Давайте я подпишу. В Усть-Маю не поедете. Алдан вскрылся, и поэтому на ту сторону в свою деревню вам сейчас не попасть. Вот такие пироги, товарищ Дунаев Иван Петрович...
И тут только Екатерина Ивановна подняла голову и внимательно посмотрела вначале на старшину, а потом на капитана:
– Как вы сказали, товарищ военный? – ее голос задрожал. – Дунаев Иван Петрович? Это кто же? Вот этот солдат?
Внезапно она узнала старшину. Он медленно обернулся, и глаза его сузились. Но ничем другим он себя не выдал. Повернулся к Оллонову и спокойно спросил:
– Разрешите идти?
– Минуточку. Извините, гражданка, как ваша фамилия?
– Дунаева я, товарищ военный, Дунаева Екатерина Ивановна, а Дунаев... Иван... Петрович... сын мой... был... погиб он... потоп. А вы... – она вдруг еще пристальнее посмотрела на Оллонова. – по-моему, были у меня недавно. Говорили еще, что из райсобеса...
«Узнала все-таки», – подумал Оллонов и строго сказал:
– У вас? У вас я, гражданка, никогда не был. Если из райсобеса, так это мой брат. Так что вы ошиблись. И здесь вы что-то путаете, уважаемая. Перед вами, – он кивнул на старшину, – Иван Петрович Дунаев, старшина Н-ской части, командированный к нам из Львова. Все документы у него в порядке и не вызывают никаких сомнений, – он особо подчеркнул последние слова.
– Не знаю я про документы, милок, а только не Ванюша он. Не сын мой. Друг это его, Кеша. Иннокентий Звягинцев... Что ж ты, Кеша, неправду говоришь, ведь я как мать тебе...
– Какая мать?! Товарищ капитан, эта баба явно не в своем уме, – старшина покрутил пальцем у виска. – Разрешите идти, меня солдаты ждут, – он отступил на шаг.
Мы с майором Дмитриевым, старшим следователем МГБ республики, стояли за дверью и сквозь открытое окошко для приема заявлений все слышали. Майор посмотрел на меня: пора? Я кивнул.
Дмитриев вошел первым, и я сначала виден не был за его широкой атлетической спиной.
– Капитан, – сказал Дмитриев недовольным тоном, – отпустите, наконец, лейтенанта, он все-таки не из аласа приехал.
Я подошел к столу и попал в поле зрения Дунаева. Он, казалось, не верил своим глазам. Он смотрел на меня, как бы узнавая и все же сомневаясь. Наконец проговорил:
– Товарищ лейтенант...
Я удивился в свою очередь:
– Старшина?! Вы что тут делаете?
– В командировке я... уезжать собрался, да вот, – он развел руками, показывая сразу и на Дунаеву, которая стояла в полном недоумении, и на Оллонова.
Тот, правда, был совершенно невозмутим и спокоен. Но, мельком взглянув на него, я увидел веселую злость в его глазах, которая слава богу, предназначалась не мне. Я знал ее убойную силу.
Мне лично, в отличие от Оллонова, большого труда стоило сдержаться, чтобы не врезать «Дунаеву» по его нахальной физиономии. Майор Дмитриев непринужденно, как посторонний, сел на стул между Дунаевой и старшиной. Мягким движением руки он заставил старую женщину тоже сесть, но, говоря ей что-то утешительное, не спускал глаз с «подопытного».
– Уезжаешь? – спросил я Побегуна. – Значит, поедем вместе. Капитан, что, собственно, натворил старшина?
– Да ничего... пока. Просто небольшая неувязка между документами и памятью людской. Вроде бы он не тот, за кого себя выдает.
– Бросьте, – как можно небрежнее сказал я. – Я его знаю с самого начала службы, – последнее слово я подчеркнул голосом. – И не сомневаюсь в том...
– Вот видите, – перебил меня старшина и в голосе его окрепла надежда.
– Не сомневаюсь в том... – повторил я. В это время «Дунаев», словно загипнотизированный, смотрел на манипуляции Оллонова, отодвинувшего его проездные документы в сторону и медленно доставшего из стола какие-то бумажки и фотографии, которые он наваливал беспорядочной кучей на столе, причем текстом или изображением вниз.
Майор Дмитриев незаметно проводил из кабинета растерянную Екатерину Ивановну и вернулся с двумя спутниками старшины, автоматчиками.
– ...в том, старшина, что не Дунаев ты и не Звягинцев. Так что здравствуй, Илья Леонтьевич!
Тот резко повернулся ко мне и тут же увидел своих спутников, Дмитриева и то, что Дунаевой уже нет.
– Кто, кто? – не сразу выдавил он из себя. – К-к-какой Илья... вы, лейтенант...
– Гражданин лейтенант, или гражданин начальник – так я теперь для тебя буду называться, – я был совершенно спокоен, но что-то во мне подсознательно еще требовало полной уверенности и я приказал:
– Повернись!
К этому времени Оллонов разложил весь наш «пасьянс».
Что и говорить, коллекция была богатая. Из архивов белорусских коллег на столе лежали фотографии участников процесса из группы «СБМ», которой руководил Побегун, факсимиле их показаний, снимки сожженных белорусских сел и старика, прижатого к большому дереву крылом легкового автомобиля, за рулем которого сидел Побегун, суд над фашистскими пособниками в Минске в 1946 году, среди которых наверняка было немало друзей «старшины».
Удивительно, но предатель молчал. Он почти не дышал и только через минуту сказал, как мне показалось, облегченно:
– Ясно. Признаю. Хочу дать официальные показания и прошу учесть, что дальнейшей безупречной службой на пользу Родине я в какой-то мере искупил свою вину. Я очень хотел это сделать, поэтому и сменил фамилию...
Черт меня дернул, но я почти испортил все дело, вынул из кармана два снимка отпечатков сапог с мебельным гвоздем. Один со слепка.
– Узнаете?
Он, видно, удивился, что к нему стали обращаться «на вы», и не знал, чему это приписать. Я уже пожалел о своей мальчишеской выходке, но меня спас Оллонов. Непринужденно сграбастав мои сомнительные «вещдоки»[3]3
«Вещдоки» – вещественные доказательства: предметы, фотоснимки и т. д.
[Закрыть], он, улыбаясь, спросил Побегуна:
– Как вы думаете, Илья Леонтьевич, перед вами «cмерш» или... – он протянул ему фотографию.
– Шмерц... – выдохнул Побегун.
– Конечно, он. Старые друзья, как говорится, не забываются. Тем более, что за двух битых дают...
– Сколько? – Этот вопрос старшина почти прошептал.
Мне вдруг все стало неинтересным. Столько месяцев беготни, поисков, сомнений и надежд – и в результате вот такой даже не страшный, а омерзительный противник.
Но Оллонов не терял нити разговора. Выйдя из-за стола и держа снимок «Дунаева», посылающего телеграмму, он вполне дружелюбно, как-то понимающе спросил:
– Так сколько вы успели передать?
Побегун внимательно посмотрел на фотографию и сказал:
– Это я сообщил своим родственникам в Якутию, что случайно буду в этих краях.
– И среди них есть Кирпичников? И он проживает во Львове. Недалеко от Усть-Маи?
– Какой Кирпичников? Я не знаю никакого Кирпичникова...
– Правильно, не знаете. Пока не знаете, но скоро познакомитесь, – Оллонов все еще улыбался, но внезапно резко спросил: – Где Шмерц?!
– Я... я... честно, не знаю... Он не говорил... Дал адрес этого... и сказал, чтобы я его совсем забыл... Да вот не удалось.
– И не удастся, – подал голос Дмитриев. – Наверное, пока я им займусь, а потом передадим его белорусским и украинским товарищам. Правильно?
Никто не возражал.
* * *
– ...Во Львове я прежде всего получил устный выговор от начальника за неудачный «фокус-эксперимент» со снимками отпечатков сапог. Но особенно Титов меня не ругал. И на том спасибо. Долго и нудно пришлось объясняться с командиром части, почему его бравый старшина не вернулся до сих пор к месту службы. Пришлось говорить намеками и предположениями, а я в то время еще не совсем этому научился. Да и сейчас, по-моему, тоже.
Уже без меня была проведена операция «Гауптман», которая стоила моим коллегам по работе не только трудов и пота, но и крови. Но об этом как-нибудь в другой раз.
