Текст книги "Приключения принца Иогана Мекленбургского. (СИ)"

Автор книги: Иван Оченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

  – Чего?

  – Чего, чего.... Вон лаз какой под топчаном, оно конечно, латинец телесами вельми велик, но жить захочешь протиснешься.

  Да, замок довольно древний и тайн в нем, судя по всему не счесть. Вот одна из них мне и попалась. Анисим, пройдя тайным ходом до рва замка, нашел лишь брошенную сутану падре Игнасио. Интересно, много ли таких ходов в Гюстрове и самое главное много ли людей о них знают? Ну чего бы сначала иезуита не допросить, а потом с этими напыщеными индюками беседовать? Перетоптались бы в прихожей паразиты. Ох, лихо мне!

  Похороны герцога Адольфа Фридриха и герцогини Маргариты Елизаветы были проведены со всей возможной пышностью. Мне нужно было выгадать время, а послам волей неволей пришлось участвовать во всех этих церемониях. Когда, наконец, вернулись лазутчики и принесли мне необходимые сведения, я вздохнул свободнее. Ну что можно сказать, я, конечно, не ожидал, что король Сигизмунд пошлет в Мекленбург своих крылатых гусар, но все же ждал большего уважения что ли. К нам двигалось ровно четыре хоругви польской кавалерии. В каждой из них было примерно десятка четыре великопольских шляхтичей. Правда у каждого доблестного воина было два – три пахолика оруженосца. К тому же путешествовали ясновельможные паны с комфортом, у самого бедного было минимум два воза в обозе со всяким припасом, шатрами и утварью. Если помимо воинов посчитать всех обозных и прислугу две тысячи народу как раз и набиралось. Активных, так сказать, штыков и сабель было сотни четыре, остальные тыловики.

  Выслушав рассказ Тимофея я призадумался. У меня под ружьем почти две тысячи солдат. Конечно, большинство из них новобранцы, но два месяца муштры не прошли даром. Стрелять-маршировать умеют, когда-нибудь начинать надо, так почему не сейчас? Я ясновельможных панов в гости не звал, сами пришли. Герцогство тут моё и я решаю, кто просто прогуливается, а кто охренел без меры. Репутация, опять же, дело такое, требует постоянного подтверждения. Герцог Мекленбургский Иоган Странник чем известен? Правильно, тем, что отморожен на всю голову и никаких правил на войне не признаёт. Подданным надо напомнить кто в доме хозяин, а то моду взяли, указывать моей светлости, воевать или нет. Соседям тонко намекнуть, что пропускать ко мне вражеские войска не есть гут. Особенно померанским, тоже мне родня называется. Правда, нельзя исключать возможности, что поляки вломят мне. Бывали, знаете ли, прецеденты. Будь у поляков крылатые гусары я бы поостерегся, но шило в сиятельной заднице настойчиво требовало решительных действий.

  После того как прошли похороны, я решительно заявил послам что устал от траурных церемоний и хочу поохотиться. Предложение было встречено с восторгом и рано утром мы отправились. Послы, и без того обычно выряженные как попугаи, разоделись и без того в пух и прах. Моя свита, впрочем, вполне им соответствовала. Своих московитов я от греха отправил подальше. Они с поляками плохо друг на друга реагировали. Подальше это к границам моего богом спасаемого герцогства. Едва мы скрылись в окрестных лесах, оберст-лейтенант Хайнц Гротте поднял войска и повел их вслед за русским региментом.

  Поохотились мы на славу, послы и виднейшие дворяне мекленбургской земли вдоволь настрелялись, напились и нажрались на природе. Повара сбились с ног, обслуживая свору высокопоставленных бездельников. Винные погреба Гюстрова и Шверина серьезно подсократили свое содержимое и ассортимент, но дело того стоило. На третий день продравшие глаза высокопоставленные гости обнаружили, что находятся довольно далеко от Гюстрова. Вокруг воинский лагерь, а мы стоим на дороге и впереди граница с Померанией.

  Место выбрали по моему настоянию. С одной стороны болото, с другой довольно густой лес. И прямо перед нами польский отряд. Еще во время охоты я послал начальствующему над ним пану Одзиевскому послание, в котором предельно вежливо интересовался, какого лешего подданные короля Сигизмунда забыли в моих землях. Дескать, я имперский князь в своей вотчине полноправный хозяин и не хотят ли ясновельможные паны в связи с вышеизложенным убраться подобру-поздорову.

  Если бы я заявился в польский лагерь и щелкнул каждого шляхтича по носу, это не стало бы большим вызовом в данной ситуации. Я грешным делом думал, что ясновельможные тут же попрыгают на коней и поскачут в атаку, но не тут то было. Пан Одзиевский как видно свое дело и знал и, первым делом отгородившись возами, устроил лагерь. Потом уже и из укрепленного лагеря к нам выехала делегация поинтересоваться у вельможного пана герцога, не слишком ли он охренел с таким наездами на правильных польских пацанов. Кроме того выказывалась обеспокоенность здоровьем послов и выражалась надежда что завербованные мной солдаты уже распущены. А то польские кони застоялись, руки чешутся и, вообще, пся крев всех убьем одни останемся, если вы наши требования не выполните.

  На что я ответил в том духе, что послы живы и здоровы, вон они с похмелья маются болезные. Солдат я нанимаю для шведского короля, имею право. А через мои земли всякая гонористая сволочь шляться не будет, ибо здесь не какая-то сраная Пруссия или Клевское герцогство. Так что вот вам шановные паны бог, а вот вам порог. И, вообще, я тут завтракаю пока, вот доем тогда и подберете.

  Делегация, скрипнув зубами, откланялась, но испытания на этом для них не кончились. По моему приказу среди людей Аникиты были выделены самые языкатые во главе с Анисимом, и пока паны делегаты садились в седла высказали по поводу внешнего вида поляков много интересного.

  Вытерпеть подобного обращения посполитое панство не смогло и некоторое время спустя польские хоругви стали выезжать из лагеря и строится для атаки. Довольно стройно, кстати, выезжать. Ну, что же и нам пора. Зарокотали барабаны, и моя пехота перегородила дорогу на Мекленбург.

  Польский командир, посмотрев на тонкую линию моих солдат, очевидно, решил, что мекленбуржцы спятили и немедленно атакует. Две польские хоругви сначала шагом, потом все время убыстряя аллюр и наконец, пустив коней в галоп неудержимой лавиной покатились на моих солдат. Увы, время кавалерии уходило, хотя мало еще кто знал об этом. Вот оберст-лейтенант Гротте поднимает руку в перчатке и резким взмахом командует залп. Шеренга мушкетеров давала залп, разворачивалась и уступала место следующей, и так раз за разом. Получив несколько залпов, ясновельможные паны развернули коней и пустились в беспорядочное бегство. Чтоб меня! военная машина еще не стала идеальной, но уже работает! Эх, сейчас бы атаковать их тяжелой кавалерией! Хотя, черта с два, гульден против медного гроша, что отступление ложное. Изучив доступные мне описания польско-шведских сражений, я понял, что они мастера на такие кунштюки. Так что стоим твердо и невозмутимо, как стойкие и оловянные во всю голову солдатики. И точно, только что отступавшие в полном беспорядке польские кавалеристы уже развернулись и готовы в полном порядке атаковать зарвавшихся преследователей. А преследователей-то и нет! Поляки возвращаются и атакуют с прежней силой, хотя я точно видел немалое количество павших на поле боя, а также скачущих без всадников лошадей. Ничего, атакуйте, атакуйте свинца и пороха у нас довольно. Атака отбита точно также и точно также мои кавалеристы не трогаются с места. Кажется Одзиевский начинает понимать что так он только сточит своих воинов об мекленбургский наждак, и подкрепив поредевшие хоругви оставшимися у него войсками снова атакует но уже всеми силами. Мушкетеры ведут методичный огонь, но кавалеристы, казалось, на этот раз на их стрельбу никакого внимания. Я начинаю понимать, в чем секрет польских побед. Экие смельчаки, сам черт им не брат! Останови таких попробуй. Наконец всадники прорываются к строю пехоты сквозь свинцовую метель. Еще секунда и их сабли начнут кровавую жатву, но что это? Между ними и мушкетерами откуда-то возникли "испанские козлы", а строй расступился и на прямую наводку выкачены пушки. Залп картечью в упор смешивает атакующих с землей и немногие оставшиеся в живых поляки разворачивают коней. Первая атака отбита, но это еще не конец. Оружие заряжено, и линия мушкетеров начинает движение. Гренадеры подхватывают "козлов" за нарочно приделанные лямки и несут готовые при необходимости вновь огородится ими. Пикинеры блестя доспехом, идут следом, подняв пики. Пушкари, впрягшись в постромки, тянут свои пушки. Да какие это пушки? Так пушечки! В любом другом деле, скажем, в осаде вражеской крепости или в стрельбе по кораблям от них было бы совсем мало толку. Но при стрельбе картечью в упор они производят страшные опустошения в рядах противника.

   Тем временем Одзиевский приводит в порядок свои хоругви и снова пытается атаковать. Да что же это такое, они что стальные? Поляки прут вперед, так что можно подумать, что не было страшных потерь от ружейного и артиллерийского огня. Вот гремят мушкетные залпы, вот снова брошены козлы под ноги дорогих скакунов, какими славится польская кавалерия. Вот пушки прорубают картечью длинные просеки в польских хоругвях. Но ничто не может остановить этих отчаянных смельчаков и вот-вот скрестятся польские сабли и мекленбургские пики. И тут в дело идет последний козырь моей пехоты. Гренадеры уже запалили фитили своих гренад и "чертовы яблоки" (как их называют мои солдаты) летят в немногих прорвавшихся шляхтичей. Прекрасно выезженные кони выдержали мушкетную стрельбу и пушечные залпы. Они донесли своих всадников до врага сквозь все препятствия, но рвущиеся рядом гренады уже чересчур даже для этих благородных животных. Они шарахаются в сторону, взвиваются на дыбы и сбрасывают своих седоков. Это все, вражеская атака отбита, и на отхлынувшую польскую кавалерию устремляются мои кирасиры, драбанты и рейтары. Они настигают деморализованных противников и рубят и саблями, выбивают из седел выстрелами из пистолетов. Одна хоругвь все-же сохраняет строй и ее командиры пытаются развернуть ее для контратаки. Увы, сегодня не их день. В зарослях леса уже заняли позицию мои русские стрельцы во главе с Анисимом. Дружный залп в самую гущу уже колеблющегося врага и его воля к сопротивлению сломлена. Немногие сохранившие хладнокровие пытаются взять стрельцов в сабли, но они в отличие от, разрядивших оружие, мушкетер небеззащитны. Подхватив бердыши, Анисим и его люди смыкают ряды и ловко отбиваются. Это уже агония и вскоре мы объединенными усилиями загоняем последних оказывающих сопротивление поляков в их укрепленный лагерь.

  Это был первый бой, когда я не лез очертя голову впереди своих людей, а руководил им со стороны. Все получилось как нельзя лучше, но хорошо начатое дело необходимо так же хорошо закончить. Поляков еще много, оружия у них тоже в достатке и если я пошлю своих людей на штурм, то потерь будет предостаточно. Ну, нет, мы пойдем другим путем, и вновь на прямую наводку выкатывают пушки, на этот раз заряженные ядрами. Парламентер интересуется у осажденных, не желают ли благородные господа сдаться. Господа не желают и пушки вновь говорят свое веское слово. От возов во все стороны летят обломки, калеча обороняющихся, но команды на штурм, как и прежде, нет. Передвигаем орудия и продолжаем методично разносить польский лагерь. После шестого залпа осажденные выкидывают белый флаг. Давно бы так. Выходить по одному, оружие и амуницию складывать аккуратно! Они нам еще пригодятся, так что попросил бы.

  Помню, в детстве читал книжку о великом полководце древности Ганнибале, со временем детали из памяти стерлись и вряд ли я сейчас припомню подробности, но одно помню точно. Он всегда побеждал, но никогда не мог воспользоваться плодами победы. Тогда я еще удивился, как это не смог воспользоваться, чего тут мочь-то? Теперь понимаю. Я разгромил польский отряд наголову. Мои мушкетеры и пушкари не дали им даже приблизится. Потери были столь ничтожны, что нечего о них и упоминать. То, что солдат у меня было несколько больше чем у поляков, особой роли не играло, поскольку шведы, раз за разом терпели поражения при подобном соотношении сил. И при всем при этом моя победа никого в родном герцогстве не обрадовала. Ни дворян, ни бюргеров, ни крестьян. Впрочем, последним было просто пофиг. Победил герцог, проиграл разница не большая, работы от этого в деревне меньше не станет. А вот остальные, похоже, просто испугались. Всего испугались, моей неуемной энергии, возможной мести короля Сигизмунда, просто какого то движения в тихом и родном болоте. Короче подданные ненавязчиво дали понять моей светлости, что очень гордятся мной. Но если бы я совершал свои подвиги, где-нибудь в другом месте, их обожание было бы просто безграничным. Нечто подобное я наблюдал в Швеции. Когда я отбил атаку датских рейтар на меня смотрели одобрительно, дескать, молодец парень, такой же дубовый как мы! А после кальмарской резни, одобрения поубавилось, хотя, казалось бы. После налета на Кристианополь от взглядов шведских офицеров стало просто скисать молоко. Ка будто я каждому из них любимую мозоль оттоптал. Нет, я понимаю, выскочек нигде не любят, но я же, deine mutter, ваш герцог!

  И вот я, со своими войсками гружусь в Ростоке на корабли. Мои солдаты бодры и веселы. Они только что победили и получили щедрую награду. Я тоже не в убытке мне достался польский обоз и куча других трофеев. Львиная их доля осела в Шверине в моей новой резиденции. Да, да теперь я герцог Мекленбург Шверинский. Кузен и его матушка герцогиня София скушали не поморщившись. Иоган Альбрехт, во первых потому что номинально он остался старшим. А во вторых другого выхода у него все равно не было. С разлюбезной тетушкой было сложнее, но договорились. Пока я отсутствую, она управляет моими амтами и выступает от моего имени в совете трех. Совет трех это новый орган управления герцогством. Трое это кузен, тетушка и я сирый и убогий. Совсем, совсем младший. Так что тетка пока меня нет, рулит всем. С одной стороны это хорошо женщина она бережливая и богобоязненная, лишнего не возьмет. С сыночком она в ссоре и, похоже, мириться не собирается. С другой, кто его знает, как оно повернется за время моего отсутствия. Родная кровь как-никак! Но будем решать проблемы по мере их появления. Одним из главных условий поставленных мной было то, что герцог Иоган Альбрехт II Мекленбург Гюстровский, сиречь мой дражайший кузен, не женится. Чует мое сердце, что он совсем не женится, и следующие поколения герцогов Мекленбурга будут моими потомками.

   Отдельной проблемой стали пленные. Большинство знатных и богатых панов, за которых можно было получить выкуп, были в рядах атакующих хоругвей почти помноженных на ноль артиллерийским и мушкетным огнем. Оставшиеся в живых были так или иначе зависимыми от них людьми, то есть, с моей точки зрения, крепостными. Правда, почти все они мне заявили, что являются шляхтичами и требуют к себе соответствующего отношения! Ага, сейчас! Если к каждому кто правил конями в панском обозе, разводил огонь на стоянках и кашеварил, относится как к шляхтичу, то меня в Европе засмеют (и жаба задушит). Так что моя светлость предельно вежливо поинтересовалась, кто из таких достойных панов может заплатить за себя выкуп в сколько-нибудь приемлемые сроки. Эффект был как на вопрос, кто хочет поработать на ликероводочном заводе заданный незабвенным Басовым в "Приключениях Шурика". Шагнули все, причем так дружно как будто тренировались. После чего я уже совершенно медовым голосом пообещал, что если через месяц каждый из них не заплатит за себя пять сотен полновесных талеров, то я лично найду каждому место в каменоломне и хорошее кайло. Ну, или как вариант, галеру и весло. А что, Аникита вон соврать не даст, там люди постоянно нужны!

  Два десятка случайно выживших панов (реальных панов, а не всякой шелупони) во главе с тяжело раненым, но пока еще дышащим паном Одзиевским были размещены по одному у кузена, тетушки и других дворян в Мекленбурге. Причем я им со всей ответственностью заявил что если кто сбежит, то я найду с кого получить выкуп. Если же несчастный, оставленный на попечение, не дай бог умрет, это возможно будет признано страховым случаем, а возможно и нет. По сему, лечите лучше, дорогие мои! Самый бедный (и самый здоровый) из более-менее высокопоставленных пленных мог заплатить за себя восемьсот талеров. Пан Одзиевский, если выживет (дай ему бог здоровья!) обогатит меня на десять тысяч. Короче, в зависимости от усилий местных эскулапов мой доход может составить тысяч пятьдесят-восемьдесят.

  Трофейное оружие и доспехи по богаче, не считая розданных сразу в награду, тоже кое-что стоят. Посуды из драгметаллов два больших мешка заперты в кладовых Шверина. Вот вернусь, разберусь предметно, что и как. Отдельная статья прибыли кони. Конечно, самые лучшие были под седлом и разделили участь своих всадников, но некоторым все же удалось выжить. Плюс у многих были заводные лошади в обозе. Из тех, что получше, часть, в основном мерины, пожалованы тут же за верную службу, остальные в герцогские конюшни. Те, что похуже, на стройки народного хозяйства. В смысле, крестьянам. Своим за деньги, чужим, пусть хозяева платят. И не дай бог шталмейстер что-то напортачит я его самого на колбасу пущу! Вот вернусь и озабочусь созданием своего конезавода. Опять "вот вернусь"! Эх, когда я вернусь-то!

  Наконец войска погружены, и мы идем по балтийскому морю. Впереди "Агнесса" и "Марта", они теперь только для моей светлости и приближенных. Курс на Щецин, мне нужно задать разлюбезному моему дяде Филипу Набожному один интересный вопрос, по какому такому случаю через территорию дружественной нам Померании (ведь дружественной, или как?!!) продефилировали какие-то непонятные поляки? Это удачно получилось, что я дома и с войсками, а если бы наоборот? Не хорошо! Вот совсем, совсем nicht gut!

  Вид у моего дяди при виде меня был слегка пришибленный. Похоже, он не ожидал, что я так сильно обижусь. Нет, я не предъявлял ему претензий, ни намекал на разные толстые обстоятельства. Просто, стоящая на рейде эскадра активизировала мозговую деятельность померанского герцога, и он сам вспомнил все свои косяки.

  – Дорогой племянник. – Начал он сам за ужином. – Ты, верно, сердишься на своего старого дядюшку за пропущенную мной кавалерию Сигизмунда?

  – Ну, что вы дядя. Сигизмунд тот вообще, как оказалось не при чем.

  – Да, что ты говоришь?

  – Именно так, mein lieber, король Сигизмунд, только послал послов выразить обеспокоенность. О посылке войск речь не шла. Да он и не может этого сделать без посполитого рушения. Эти войска нанял сам Одзиевский, не знаю, правда, на какие деньги. Впрочем, догадываюсь, познаньский епископ так страстно благословлял на поход против еретика, что явно поучаствовал в финансировании. Но все закончилось благополучно, я проверил своих солдат в деле, и слегка поправил свои финансы за счет трофеев. Правда, мне не хотелось бы, что такие походы вошли у наших соседей в привычку. Вы понимаете мою обеспокоенность, дядюшка?

  – Да, да милый Иоган, разумеется.

  Мы довольно плодотворно пообщались, и я отправился ночевать к себе на корабль. Что-то мне не хотелось останавливаться в Щецинском замке. Я довольно быстро шагали к пристани, когда нам наперерез бросилась фигура в длинном плаще. Мои альгвазилы среагировали моментально, но когда они схватили неизвестного, оказалось что это женщина, которая громко звала на помощь.

  – Ваша светлость! Помогите ваша светлость! Ради всего святого помогите!

  Когда я присмотрелся к женщине у меня помимо воли вырвалось:

  – Фройлян Катарина фон Нойбек? Вы здесь, а что случилось? И почему вы в таком виде?

  Действительно, приближенная княгини Дарловской выглядела совершенно неприглядным образом. Платье разорвано и испачкано, прическа растрепана, лицо изнуренное.

  – Ах, мой принц, простите герцог, не надо тратить время на разговоры обо мне. Помогите Агнессе, она в опасности!

  – Агнесса, что вы говорите, где она?

  И фройлян Катарина рассказала мне душераздирающую историю.

  Неизвестно почему, но мой добрейший дядюшка герцог Филип Набожный что-то заподозрил о происхождении беременности у Агнессы Магдалены. Будучи в Дарлове он между делом поинтересовался каким видит свое будущее молодая вдова. Вместо того чтобы заявить деверю о том у нее нет иных мыслей кроме как о будущем ребенке, Агнесса поведала о том что еще молода и надеется найти свое счастье. Филип перевел разговор на другую тему, но, как видно, не забыл. В другой раз разговор зашел о войне шведов с датчанами, торговля, дескать, захирела и прочее. Потом разговор перескочил на вашего покорного слугу. Уж больно много ходило слухов о моих подвигах под Кальмаром и его окрестностях. Услышав мое имя княгиня оживилась и с нескрываемым удовольствием обсудила мою персону с герцогом. Сложить два и два было не трудно.

  У моего деда по материнской линии Богуслава XIII было одиннадцать детей. Семеро из них дожило до зрелого возраста, но внук был до сих пор только один, и тот по женской линии, то есть я. Потомства, правда, еще можно было ожидать от Ульриха и Анны, но если у Георга родится сын, именно он будет старшим в следующем поколении по мужской линии. И вот, нет-бы порадоваться, что династия не прервется (возможно), в голову герцога Филипа полезли разные глупые мысли. Таким образом, еще не рожденный ребенок Агнессы Магдалены из разряда долгожданных перешел в нежелательные. Однако княгиня Дарловская не та женщина, у которой можно вызвать преждевременные роды случайно зажав ее в дверях. Подданные успели полюбить простую и милостивую Агнессу, чего доброго заступаться будут, поэтому в голове у него родился совершенно иезуитский план. Заманить ничего не подозревающую княгиню в Щецин где опоить отваром вызывающим преждевременные роды. План вполне мог удаться, Агнесса прибыла во владения своего деверя, где оказалась в западне. Все было уже готово к злодеянию, но тут на рейде появилась целая эскадра под командованием герцога Мекленбургского. Именно от этого и нервничал разлюбезный мой дядюшка, а вовсе не от этой глупой экспедиции пана Одзиевского.

  – Где содержат княгиню Агнессу? – Спросил я, дослушав Катарину.

  – В одном частном доме здесь недалеко, я покажу!

  – Ведите! Кароль, ты со мной! А ты Болеслав, ну ладно ты тоже. Хайнц, придется вам отправляться на корабль за подмогой. И предупредите всех если я не появлюсь до утра живой и здоровый, то пусть сравняют этот город с землей!

  Фройлян Катарина показала нам дорогу и вскоре мы из за угла осматривали ничем непримечательный в ряду соседей каменный дом. Одно отличие, правда, было, перед домом стояло несколько человек, явно охрана. Критически оглядев себя и своих спутников, я запахнул плащ и, оставив Катарину с одним из своих солдат, решительно направился к дому. Лёлик, Болек и два оставшихся драбанта как тени последовали за мной.

  Охранники насторожились и попытались преградить путь. Тем временем в доме слышалась какая-то суматоха, очевидно, обнаружилось исчезновение фройлян фон Нойбек. Я, подойдя к охране громко представился.

  – Я офицер городской стражи! Неподалеку обнаружено тело молодой женщины, она не из ваших подопечных?

  Пока охранники кланялись и морщили лбы, припоминая офицеров городской стражи, мои люди их окружили. Так что понимание того обстоятельства что мою персону они имеют честь лицезреть впервые, пришло одновременно с направленными на них пистолетами. Доброе слово и пистолет в умелых руках творят чудеса. Господа охранники любезно разрешили нам сначала зайти, а затем связать себе руки и заткнуть рты. Внутренняя охрана была представлена еще тройкой, каких-то темных личностей, с которыми поступили аналогично охране внешней. Была еще какая-то мужеподобная тетка, в отвратительном чепце, пытавшаяся качать права. Но ее быстро закрыли в чулане пообещав отрезать язык в случае чего.

  Зашедшая тем временем в дом Катарина проводила меня в покои княгини. Я, осторожно ступая, практически на цыпочках вошел в довольно неопрятную комнату, где мы застали заплаканную служанку.

  – Где твоя госпожа? – Спросил я строго.

  Она вздрогнула и, посмотрев на меня безумными глазами, принялась что-то лепетать. Вдруг из-за портьеры мелькнула тень, и свет на мгновение померк в моих глазах. очнувшись я обнаружил себя лежащим на полу, а рядом на коленях стояла княгиня Агнесса Магдалена и очевидно, оплакивала мою безвременную кончину.

  – Сударыня! – Произнес я слабым голосом. – Если бы я не питал к вам самые нежные чувства с момента нашей первой встречи, то непременно влюбился бы в вас сейчас! Ибо как можно не влюбиться в девушку, столь мастерски устроившую засаду и нанесшую такой замечательный удар!

  Ответом мне был еще больший поток слез, обильно оросивший мою грудь и лицо и перемежаемый поцелуями. Боже, какая страсть! Сначала она меня чуть не убила, потом покрыла поцелуями. Это моя девочка!

  Впрочем, долго миловаться нам не дали, пришел Болек и сообщил что к нам гости. Мы притихли, а внизу уже слышалась ругань. Кто-то громко возмущался отсутствием охраны. Наконец лестница заскрипела и к нам зашли двое. Один богато одетый господин с надменным лицом. Именно ему принадлежал громкий голос, возмущавшийся в низу. Второй выглядел как врач и только бегающие глаза выдавали в нем изрядного пройдоху. Приглядевшись к богатому, я узнал одного из камергеров моего дяди Филипа. Тот тоже меня узнал и, как видно, напряженно пытался сообразить, что происходит. Тем временем пройдоха вышел вперед и слащавым голосом спросил:

  – А где наша больная? Я приготовил ей снадобье...

  Придворный пытался заставить его молчать, но наткнувшись, на мой взгляд, присмирел.

  – Как вовремя милый доктор! – Любезно воскликнул я. – А не будете ли вы так добры подробнее объяснить характер снадобья? Чтобы мы, так сказать, лучше понимали последствия.

  – Отчего же не объяснить. Оное снадобье обладает одним чудесным свойством, если его примет женщина на сносях, то она в самом скором времени разрешится от бремени...

  – Замолчите несчастный! – Не выдержав закричал камергер, но тут же свалился от удара под ребра.

  – Замечательно! Вы непременно должны будете поделиться со мной рецептом этого чудодейственного средства. А так же письменно и максимально подробно описать кто вас нанял и для каких целей. Немедленно!

  – Но как же, ваша милость, я не могу...

  – А если вы, достопочтимый мэтр, не сделаете этого, то позвольте обратить ваше внимание на этот камин и кочергу стоящую рядом. Если оную кочергу хорошенько раскалить в означенном камине, после чего поместить в ваш anus... Что латынь от волнения забыли? В задницу, мэтр, в задницу! Так вот пишите и не испытывайте судьбу. Кстати, господин придворный, надеюсь у вас хороший почерк? Потому что вам предстоит та же операция, если вы откажитесь в красках описать ваши намерения в отношении светлейшей княгини дарловской и ее, не родившегося ребенка. Хотя... вы все это прекрасно напишите на борту моего корабля. Что-то мне местный воздух перестал казаться здоровым.

  "Ветер по морю гуляет да кораблик подгоняет". Мы сидим в каюте "Святой Агнессы" обнявшись, и я рассказываю княгине Дарловской "Сказку о царе Салтане". В прозе, конечно, я, в конце концов, не Пушкин. Она доверчиво держит меня за руку и слушает, а я в который раз рассказываю женщине сказку. В сказке хорошо, там прекрасный принц победит дракона и женится на прекрасной принцессе. И жить они будут долго и счастливо. А тут что делать? Дракона я не победил, хотя принцессу из его лап, пока что вырвал. Прекрасная принцесса ждет от принца ребенка и знать не знает, что он собирается жениться на другой. Не говоря о отм что такая принцесса у принца не одна. Такая вот хреновая сказка.

  – Что с нами будет, Иоган? – прерывает меня Агнесса Магдалена и заглядывает в глаза.

  – Все будет хорошо Агнешка (ласково я зову ее на польский манер). Все будет хорошо.

  – Куда мы плывем?

  – Идем милая, мы на военном корабле, а моряки говорят "идем".

  – И куда же мы идем?

  – В Дарлов, Агнешка.

  – Почему в Дарлов?

  – Это твой город, милая и твоего будущего малыша. Он должен родиться там.

  – А ты останешься со мной?

  – Нельзя. Ты же знаешь мне нельзя быть рядом. Но, я оставлю своих людей, если надо будет, они будут оборонять замок до моего приезда. Впрочем, дядя не решится на открытую войну, а если решится, то я ему не завидую.

  – Дядя сказал, что никогда не даст своего согласия на наш брак.

  – Я знаю, не только он.

  – Твоя матушка тоже... она знает?

  – Да, и она тоже из Грифичей. Но это все не важно, важен только наш ребенок. А он старший в своем поколении и он наследник всей Померании.

  – А Ульрих?

  – Он, младший сын деда Богуслава, даже если у него будут дети, потомство князя Георга имеет больше прав.

  – Потомство князя Георга... – горько повторила Агнесса.

  – Мы с самого начала знали, что так будет, милая.

  – Твоя матушка, верно, нашла тебе невесту?

  – Да, но не надо сейчас об этом! Сейчас надо думать о будущем нашего малыша. Помимо дяди Филипа есть еще Бранденбург. Если династия прервется, то Померанию получат Гогенцоллерны. Сейчас они по уши увязли в дележе Клевского герцогства, но кто знает что на уме у этой жадной семейки.

  – Боже как я устала.

  – Ты должна быть сильной Агнешка. И я буду помогать тебе и нашему малышу, даже если женюсь на другой.

  – Ты не уверен в том что женишься?

  – Еще даже помолвки не было. А я иду на войну. Кто знает, что будет завтра.

  В Дарлове я отпустил придворного своего дяди, сказав ему напоследок.

  – Послушайте, то, что вы собирались сделать, отвратительно. Пусть вы действовали по приказу герцога, суть от этого не меняется. У меня есть ваши показания заверенные должным образом. А также показания, с позволения сказать, врача. Ну и сам врач до кучи. Надеюсь, вы понимаете, что обнародуй я эти документы дяде Филипу вовек не отмыться, а вам прямая дорога на костер как детоубийце и колдуну. Посему берите коня и как можно скорее отправляйтесь в Щецин, где доведите до Филипа Набожного мое предложение. Он все оставляет как есть и больше не пытается угробить своего племянника. Да, да племянника, черт вас возьми! А я сделаю вид, что всего этого не было. Но пусть помнит что только родственные чувства и огромная благодарность которую я испытываю к нему удержали меня от захвата Щецина. И еще, я оставлю в Дарлове гарнизон из верных мне солдат и офицеров, и если понадобится, они выдержат любую осаду до моего прихода, так что не надо делать глупостей. А теперь убирайтесь!