Текст книги "Приключения принца Иогана Мекленбургского. (СИ)"

Автор книги: Иван Оченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

  Отбыв художественную повинность, мы отправились немного перекусить чем бог послал, перед приемом. Господь послал наследнику дивный паштет из балтийских угрей, свежевыпеченный хлеб и полный кувшин светлого пива. Кстати, пиво здесь не считается алкогольным напитком в нашем понимании, его тут разве что грудничкам не наливают. Утолив первый голод, Густав внимательно посмотрел на меня и, улыбнувшись, сказал.

  – Друг мой, на нынешнем приеме тебя ожидает большой сюрприз!

  – Да ладно! И какой же?

  – Не скажу, а то какой же это будет сюрприз. Скажу только, что тебе понравится.

  – Густав, ты интриган!

  – Что поделать? Рositio requirit! Положение обязывает.

  Вот же блин! До приема еще пара часов, да я с ума сойду от любопытства. Ладно, ладно Густав, я тебе это припомню!

  Прием в целом проходил как обычно, разве что королю представлялись послы. Я не слишком прислушивался к происходящему, так как был занят болтовней с самой молодой придворной королевы Кристины графиней Эббой Браге. Об этой очень красивой и не по годам умной пятнадцатилетней девочке стоит упомянуть особо. Придворной дамой она стала совсем недавно, после смерти матери, получив ее должность по наследству. Юный Густав не на шутку увлекся ей, но его королевское величество королева Кристина не одобряет этого увлечения. Узнав о любовных переживаниях своего друга, я немедленно пришел к нему на помощь. Весь двор на полном серьезе полагает, что я волочусь за юной графиней. На самом деле я таскаю им записки друг от друга и устраиваю короткие свидания. Далеко их отношения еще не зашли, да и если Густав будет и дальше корчить из себя галантного рыцаря, то и не зайдут. Сводить его к непотребным девкам, что ли? Так сказать, для расширения кругозора. Впрочем, Эбба, как я уже говорил, большая умница и если уж поддастся женской слабости, то так, что Густаву будет дешевле ее королевой объявить. Кстати, совсем не плохая королева выйдет, ну а то, что происхождение у нее не королевское, так Ваза тоже не от Карла Великого родом ведутся. Но это его дело, а пока я стараюсь не выпадать из образа. Что впрочем, совсем не трудно, поскольку с Эббой общаться интересно, а до двора дошли слухи о моих похождениях и репутация у меня соответствующая. Именно поэтому я не сразу расслышал представление следующих послов, и умничке Эббе пришлось привлечь мое внимание к происходящему.

  – Послы их герцогских светлостей Адольфа Фридриха Мекленбург-Шверинского и Иогана Альбрехта Мекленбург-Гюстовского...

  Опаньки, в Стокгольме послы моих двоюродных братцев, а я не в курсе!

  – С великим сожалением узнали мы о пропаже нашего брата, принца Иогана Альбрехта Мекленбург-Стрелицкого, и с радостью – о его чудесном спасении и прибытии ко двору любимого дяди нашего короля Карла...

  Нет, я сейчас расплачусь! Родственнички, оказывается, изпереживались обо мне бесприютном!

  – И дабы окончательно удостовериться в его спасении, посылаем нашего камергера...

  Так, я не понял: они что, опознание решили устроить?

  – Узнав же от нашей любезнейшей тети герцогини Брауншвейг-Вольфенбютельской о неопровержимости и подлинности...

  Ага, матушка подсуетилась и так просто меня самозванцем не объявить.

  – Мы с великой радостью сообщаем нашему брату принцу Иогану Альбрехту Мекленбург-Стрелицкому о признании его незыблемых прав и посылаем ему...

   О как? Права вспомнили! Кстати, чего посылаем?

  – Наше герцогское благословление и напутствие, а также ...

  Деньги, деньги, деньги!

  – Герцогскую корону, принадлежащую ему по праву, и объявляем его нашим братом и соправителем, равным нам во всех правах в его наследственных владениях...

  Корона тоже хорошо, но где мои денежки за два,... хотя уже за три года? Нет, я вас спрашиваю!

  Речь посла окончена, и король Карл, милостиво их выслушав, кивнул стоящему рядом камергеру; тот выступил вперед и провозгласил:

  – Иоган Альбрехт принц Мекленбургский!

  Я вышел вперед и, коротко поклонившись в сторону короля, стал рядом с послами.

  – Мы, Карл IX, божьей милостью король шведов, готов и вендов, сердечно рады согласию среди наших родственников герцогов Меклебургских! Скажи нам, Иоган Альбрехт, обязуешься ли ты соблюдать права и привилегии своих подданных?

  – Обязуюсь! – Несколько обалдело ответил я.

  – Депутаты Мекленбурга, признаете ли вы Иогана Альбрехта своим герцогом и обязуетесь ли вы повиноваться ему?

  – Обязуемся и признаем! – эхом ответили послы.

  – Приклони колено, герцог Мекленбург-Стрелицкий!

  Я послушно склоняюсь, и на мою голову ложится корона, привезенная посланцами.

  Елки-палки! Сбылась мечта идиота! В голове неожиданно мелькает мысль, а не стал ли я сейчас вассалом шведского короля? Впрочем, додумать ее не получается, потому что принц Густав оглушительно кричит:

  – Да здравствует герцог Мекленбургский! И придворные дружно за ним подхватывают: – Да здравствует герцог!

  Подождав, пока возгласы стихнут, отвечаю: – Да здравствует король! И изображаю почтительный поклон в сторону Карла.

  Его величество определенно доволен. Милостиво кивнув, он снова делает знак камергеру и тот продолжает:

  – В ознаменование данного счастливого события и за многие услуги, оказанные им шведской короне, награждаем любезного нашему сердцу герцога Мекленбургского чином полковника нашей гвардии и жалуем ему десять тысяч риксдалеров на обзаведение, а также мызу Алатскиви с замком в Эстляндии.

  Меня со всех сторон поздравляют, я благодарю и, улыбаясь, бочком, бочком ретируюсь в сторону. Густав Адольф довольно улыбается мне.

  – Ну, как сюрприз?

  – О, Густав, я даже мечтать о таком не смел!

  – Вот видишь, ты уже герцог, а я все еще принц.

  – Не завидуй, дружище, у тебя корона не хуже.

  – Дай посмотреть.

  Я снимаю корону и подаю ее принцу. Он внимательно рассматривает и возвращает. Я тоже раньше никогда ее не видел, поэтому мне интересно. Корона явно не золотая, очевидно позолоченное серебро. Восемь больших листьевидных зубцов, между ними зубцы поменьше, украшенные жемчужинами. Ни перекладин, ни крестов, как на короне короля Карла, нет. Ну что же, корона как корона, будем носить.

  В этот день произошло еще два интересных события. Во первых, вернулась "Благочестивая Марта". Кароль и Ян блестяще выполнили все мои поручения: распродали железо, закупили на вырученные деньги зерно, завербовали четыре десятка молодых парней мне на службу. Посетили Щецин и Дарлов, привезли письма. Во вторых, королева Кристина пригласила меня вечером в свои покои на беседу. Кроме нее я застал там Мекленбургского посланника камергера фон Радлова. Разговор предстоял явно о делах в герцогстве, и начала его королева.

  – Милый Иоган Альбрехт, как ты себя чувствуешь в новом качестве?

  – Сказать по правде, ваше величество, еще никак. Тяжесть короны, конечно, приятно чувствуется на голове, но карманы мои по-прежнему пусты. Мекленбургские родственники явно забыли приложить к ней положенное мне содержание.

  – Так уж и пусты, ваша светлость? Король Карл был весьма щедр к вам, – вступил в разговор фон Радлов.

  – Его величество умеет ценить верную службу. Однако его щедрость не отменяет обязательств моих дорогих кузенов.

  – Вижу, люди, описывающие вашу хватку, нисколько не преувеличили, – усмехнулся камергер. – Это и есть причина, по которой мы с вами встретились. Отправляясь в Швецию, я получил достаточно подробные инструкции.

  – Вот как! И какие же инструкции, позвольте спросить?

  – О, перечислять их все займет слишком много времени. Скажу лишь, что ваши двоюродные братья имели сомнения в том, что человек, объявившийся в Стокгольме – именно вы. Поэтому прежде чем передать вам знаки герцогской власти, я должен был убедиться, что вы есть вы.

  – И что же вас убедило в том, что я есть я?

  – Вы меня не помните, ваша светлость?

  – Нет, а должен?

  – Я достаточно часто бывал в Стрелице при дворе вашего батюшки. Ваша матушка герцогиня Клара Мария упомянула о вашем недуге, но выразила надежду, что он скоро пройдет.

  – Недуге? Я бы не назвал это состояние так. Напротив, я считаю это благословением божьим. Забыв свое прошлое, я забыл обо всех несправедливостях, допущенных по отношению ко мне. Обо всех фальшивых улыбках и неискренних словах. Так что я совсем не удивился тому, что угодил в тюрьму по надуманному обвинению, и тому, что моя родня не стала за меня заступаться. Не потеряй я память, это стало бы для меня ударом.

  – Вы полагаете, что в ваших злоключениях виноваты их светлости?

  – Is fecit cui prodest! Ищи, кому выгодно!

  – Что вы хотите этим сказать?

  – Я хочу сказать, что моим родственникам была бы выгодна моя безвременная кончина. Их финансы, насколько я знаю, в весьма неприглядном состоянии. Страна разорена, а коррупция превышает все мыслимые пределы, и они с ней, замечу, нисколько не борются. Мои любезные кузены тратят свою жизнь и финансы государства на пустые развлечения, так что моя скромная рента может представлять для них определенный интерес. Как и мои наследственные владения. Ну а поскольку в такой вещи, как совесть, их упрекнуть трудно, то мои подозрения вряд ли можно назвать беспочвенными.

  – А что вы собираетесь делать теперь, когда получили корону?

  – То же, что и раньше. Теперь, когда мои права надежно защищены, я могу не бояться, что Стрелиц, Миров и Ивенак будут у меня отобраны. Я намерен послужить его королевскому величеству Карлу IX, дабы получить необходимый опыт и положение. Затем я вернусь в свои земли, женюсь, осную новую ветвь династии, наконец.

  – Увы, ваша светлость, в вашей оценке состояния Мекленбурга много горькой истины. И дурное управление, и совершенно запредельная коррупция действительно имеют место. Но знаете, есть два островка спокойствия в этом хаосе. Один из них – это вдовьи владения герцогини Софии, а другой...

  – Стрелиц, Миров и Ивенак, не так ли? Причем владения герцогини процветают благодаря умелому управлению тетушки, а мои напротив, потому что я не вмешиваюсь и все идет своим чередом?

  – Я вижу, вы недурно осведомлены!

  – Ещё бы, я интересовался этим вопросом, впрочем, к чему этот разговор?

  – В Мекленбурге есть определённые круги, недовольные правлением ваших кузенов. И часть из них полагает, что вы могли бы стать им альтернативой. Если бы вы смогли предоставить определенные гарантии дворянству и городам, полагаю, вы смогли бы объединить страну под своим руководством.... Кстати, вдовствующая герцогиня также недовольна своими сыновьями и при определенных условиях могла бы...

  Вот тут я задумался. Я и впрямь интересовался происходящим на своей нынешней родине и чем больше узнавал, тем больше удивлялся. Двоюродные братцы Адольф Фридрих и мой полный тезка Иоган Альбрехт были людьми на редкость пустыми. Иной раз я задумывался, а чего ради я так тщательно скрывался? Может, надо было просто заявиться в Мекленбург и пинками выгнать их из дворца? Вряд ли кто стал бы сильно сожалеть об этих коронованных тунеядцах. Впрочем, моя репутация и особенно репутация папеньки тоже, мягко говоря, не очень. Да и до Мекленбурга еще надо добраться, а патрули, искавшие меня вплоть до самой Баварии, были вполне реальны. Как и Карл Гротте, разговор которого я так счастливо подслушал в свое время. Кстати, все забываю спросить Хайнца, не родственники ли они. Но если вся эта история не затея моих кузенов, а им такое явно не под силу, то кто мой враг? И чем я ему успел так насолить? А теперь мне открытым текстом предлагают выгнать родню из герцогства и занять их место. С чего бы такой аттракцион невиданной щедрости?

  – Господин камергер, давайте условимся так. Как только позволят дела, я посещу, ну скажем, Росток, где я мог бы встретиться с людьми, о которых вы говорите. И обсудить все интересующие нас вопросы. Как вам такое предложение?

  – Как будет угодно вашей герцогской светлости! – поклонился фон Радлов.

  – Кстати, друг мой, – обратился я к нему. – А под каким именем я стал герцогом Мекленбургским? Ведь один из моих кузенов мой полный тезка?

  – Как то так получилось, ваша светлость, что в народе вы известны под именем "странствующий принц".

  -Wandernde Prinz? Иоган Альбрехт Странник? Ну что же, почему бы и нет!

  Ну что же, с посланником поговорили, и вроде как продуктивно. Моя паранойя, правда, шепчет мне, что все это ж-ж-ж неспроста, но посмотрим. Надо бы прочитать письма, но у мне предстоит еще один визит. К Ульрике Спаре...

  Еще когда я вез ее из леса, после достопамятной охоты, она тонко намекнула мне, что скучает вечерами. А ее падчерица скоро уедет и оставит бедняжку мачеху совсем одну. И я совершенно естественно пообещал скрасить ее одиночество. Правда, несколько позже, когда возможность соображать вернулась в ослабленные спермотоксикозом мозги, моя любимая паранойя стала во весь голос кричать, что это ловушка. Поэтому на свидание я заявился в кольчуге и до зубов вооруженным, а пути возможного отхода из охотничьего домика, служившего местом нашего свидания, прикрывали мои бравые наемники во главе с капитаном Хайнцем. Когда до Ульрики дошло, чего ради я так вырядился и почему постоянно подаю знаки в окна, она жутко развеселилась и одновременно слегка обиделась. Как-то у женщин это бывает одновременно. "Только такой болван, как ваша светлость, мог не знать, что я терпеть не могу своего отца и брата"! – заявила она мне. Короче, чтобы извиниться, пришлось попотеть; причем Ульрика, зараза такая, специально раскрыла окна и развлекала моих бравых мушкетеров своими криками. Хотел было даже сказать ей, что "так, как она кричит, не бывает", но воздержался. Теперь мои наемники поглядывают на меня с чувством глубокого уважения. А Хайнц Гротте, похоже, просто боготворит.

  Как выяснилось, с мужем у нее чисто деловые отношения и все, что он требует – это соблюдения приличий. Вот уж не думал, что у термина "шведский брак" такая давняя история. Как бы то ни было, нас наши отношения вполне устраивают. Поскольку она тоже придворная дама, то днем мы иногда встречаемся во дворце и обмениваемся колкостями на радость греющим уши сплетникам. Все убеждены, что мы друг друга на дух не переносим, и мой мнимый роман с Эббой Браге прекрасное тому прикрытие. Ульрика, кстати, активная участница этой интриги, что, впрочем, вполне объяснимо. Внутри каждой женщины сидит активная сводница, всегда готовая содействовать любви, особенно запретной. Ну, кроме тех случаев, когда на предмет страсти есть свои виды. Ночи же принадлежат нам, хотя организовать встречу во дворце бывает достаточно сложно. Все же до галантного века еще лет сто и дворцовый разврат в моду не вошел.

  Когда поутру я заявился в штаб-квартиру, у меня наконец дошли руки до писем. Хотел было напрячь с чтением Манфреда, но потом прикинул, что именно мне могут написать из Дарлова, и стал читать сам. Первым прочитал письмо от герцога Филипа. Дядя ожидаемо писал, что очень рад, что я прижился в Швеции и заимел свой корабль. Обещал все возможное содействие и выражал надежду на... короче, дядя был рад, что я не буду висеть у него на шее. Я как бы и не собирался. Ладно, озадачу Манфреда написанием вежливого ответа. Дядя ведь не в курсе, что я уже герцог. Порадую родню.

  Второе письмо было из Дарлова. Формально его писала фройлян Катарина, но речь шла об Агнессе. Если коротко, молодая вдова чувствовала себя прекрасно, беременность протекала без осложнений. Родственники притихли и ожидали результатов. Так что все шло по намеченному плану. Тут буду писать ответ сам. Надо намекнуть, что очень страдаю в разлуке. Ночами не сплю и совсем-совсем не могу кушать от тоски. Причем не называя имени, мало ли кто прочитает. Мэнни тут точно не справится.

  Третье письмо от матушки герцогини Браунгшвейг-Вольфенбютельской. Майн либер мутер сообщала мне о Мекленбургских раскладах, косвенно подтверждая информацию фон Радлова. Это есть гут. Поиски невесты пока успехом не увенчались, но она старается. Это тоже гут. Хм, а не сообщить ли маме, что кандидатура уже есть? Сильно вряд ли она найдет мне кандидатуру с бесхозным княжеством. То, что Агнесса вдова с ребенком, мне как бы по барабану. Ребенок там чужой только по паспорту, а Дарлов ничего так городишко. Цинично? Согласен. Негодую вместе с вами. Впрочем, не буду забегать вперед. Письмо пока напишет Мэнни, на тему как я стал герцогом и сколько получил плюшек от короля Карла. Опаньки, а это что за приписка? "Известная вам особа, состоящая на нашей службе, ждет ребенка"... Марта беременна? О блин! "Если она благополучно разрешится от бремени, я намерена позаботиться о малыше, ведь он ни в чем не виноват". Благородно. Впрочем, сын у нее один, то есть я. Дети, рожденные от Августа Младшего, не выжили, а тут намечается внук. Все понятно, а мне вот что делать? В прошлой жизни у меня детей не было, так уж случилось. А вот тут уже сразу два, причем ни одного я своим не назову. Так уж легли карты. Но если с Агнессой все, скорее всего, будет хорошо, то Марте надо бы как-то помочь. Впрочем, ничего больше того, что делает матушка, я сделать не смогу... хотя кое-что сделать все же можно. Достаю шкатулку с конфискованным у пиратов добром и начинаю перебирать ювелирку. Ну что тут скажешь – украшения простенькие, Ульрике такие не подаришь, не говоря уж об Агнессе. Вот и пригодились. Перстень, правда, явно мужской, запонки тоже ни к чему, не говоря уж об обручальных кольцах, а вот цепочка с крестиком и серьги как раз в тему.

  Ну что же, с эпистолярным жанром покончили, пошли знакомиться с новобранцами. Молодые здоровые парни, завербованные Каролем в Щецине и особенно в Дарлове. Что, ребятки, наслушались баек моих мушкетеров о привольной жизни у принца? А теперь в строй! Капитан Хайнц, кстати, время зря не теряет, и его капралы вовсю муштруют непуганый молодняк. Оружия у меня, слава богу, в достатке. Значит, так и порешим: с утра учение с мушкетами, с обеда с холодным оружием, главным образом с пиками. Вот получу ружья от Ван Дейка, подумаю насчет багинетов, а пока прогресс не форсируем. Чин полковника, пожалованный мне Карлом IX, предусматривает командование полком, а щедрая денежная награда недвусмысленно намекает, что этот полк надо еще и сформировать. С этим, увы, не все так просто. Шведы в войска нанимаются не слишком охотно, по большому счету чисто шведский состав только в драбантах. Прочие войска – это наемники, причем в основном французские гугеноты и шотландцы. И те и другие при деле, переманить их дохлый номер. Начинаю понимать, что безработный капитан Хайнц Гротте, так вовремя нанявшийся ко мне со своей бандой – это большая, просто невероятная удача. Ладно, время пока есть, продолжим вербовку в Померании. "Благочестивая Марта" разгружается, сходим еще раз в Померанию, глядишь, и навербуем необходимое количество. Надо бы и в родной Мекленбург наведаться, должны же там быть потенциальные солдаты удачи?

  А это кто? Господи, Клим? Жив курилка!

  – Как здоровье, Карл? (На людях мы говорим с ним только на немецком).

  – А чего мне сделается, ваша светлость?

  – И то верно. Готов служить дальше?

  – Да, мой принц, засиделся я!

  – Бери выше, уже герцог.

  – Поздравляю вашу светлость. Вы зря время не теряете.

  – Время – деньги. Причем у нас толком ни времени, ни денег.

  – Это уж как водится. У меня до вашей герцогской светлости просьбишка будет.

  – Говори.

  – Уж больно меня ярл этот, чтоб ему ни дна, ни покрышки, хорошо приложил. Тяжковато мне в море будет, да и команду Ян, шкипер ваш, целиком набрал, и боцман у него есть. Может, у вас на берегу пока для меня дело сыщется, а?

  – Что же, верные люди всегда нужны. А что ты кроме морского дела знаешь?

  – Ну, про грамоту я вам говорил. В торговлишке маленько соображаю. Пушкарем приходилось быть.

  – Пушкарем? Ну-ка поподробнее.

  – Да чего там, еще в Колывани, до того как в море ушел.

  – Значит так, найдешь среди моих людей парней потолковее, научишь с пушками обращаться. Пока "Марта" здесь, потренируются на ней, а там будет видно. Будет день, будут и пушки.

  – А многих ли учить, ваша светлость?

  – А всех и учи, а там разберемся, кто на что годится.

  Сколько раз замечал, что стоит только жизни хоть немного наладиться и войти в накатанную колею, тут же случится какая-нибудь хрень и все пойдет наперекосяк. Вот только в прежней моей жизни это дико бесило, а сейчас даже радует. Нравится мне этот драйв. Странное дело: вокруг вроде бы дремучие времена, жизнь простых людей крайне неспешна и размеренна, но ваш покорный слуга всегда находит приключения на свою обтянутую бархатными штанами часть тела.

  Все началось одним прекрасным вечером, когда герцог Мекленбургский, то бишь я, улизнув из дворца под благовидным предлогом, направлялся в гости к Ульрике Спаре в надежде выплеснуть накопившуюся энергию в сумасшедшем сексе, до которого она большая охотница. Отправился я, естественно, не один, мои верные Лёлик и Болек сопровождали мою светлость. Такой уж век вокруг, что даже на блядки герцогу нельзя отправиться одному. Впрочем, мои паладины отнюдь не в убытке. Камеристка и служанка Ульрики, сопровождающие свою госпожу в ее секс-вояжах, выглядят очень довольными, когда встречают нашу бравую троицу.

  Все шло как обычно: утолив первую страсть, мы лежали на перинах, болтая о разных глупостях. Мы молоды и здоровы – чего еще нужно для счастья? Внезапно Ульрика прижимает палец ко рту, мы замолкаем и слышим, как с нижнего этажа охотничьего домика доносятся стоны приближенных госпожи Спаре. Услышанное нас так забавит, что от смеха мы едва не падаем с кровати.

  – Интересно, они там не меняются? (Упс! Я что, сказал это вслух?!!)

  Ульрика смотрит на меня с непонятным выражением на лице, и один рогатый знает, что за мысли бродят в ее хорошенькой головке.

  – А вот это уже не Лёлик с Болеком!

  Со двора явно слышен стук копыт от нескольких лошадей и приглушенная ругань на шведском. Ульрика, совершенно не стесняясь своей наготы, вскакивает с постели и аккуратно выглядывает в окно.

  – Вот проклятие! Принесла же его нелегкая!

  – Кого именно принесла, моя прелесть? О, ты, наверное, сейчас представишь меня достопочтенному господину Спаре?

  – Если бы! Господин Спаре достаточно благоразумен, чтобы заблаговременно оповещать меня о своем приезде. Все гораздо хуже: это мой брат, со своими головорезами.

  – Карл Юхан? Вот уж некстати!

  – И не говорите, ваша светлость! А знаете что, прячьтесь. Я поговорю с ним, вряд ли он задумал здесь ночевать.

  Что же, пожалуй, Ульрика права. На ходу натягивая штаны и сгребая остальную одежду и оружие, я прячусь в небольшой комнатке, смежной со спальней. Ульрика тем временем набрасывает на себя нечто вроде халата и собирается выйти со свечой в руках, когда дверь распахивается и в комнату вваливается молодой ярл Юленшерна собственной персоной. "А он изрядная свинья!" – приходит мне в голову мысль.

  – Доброй ночи всем присутствующим! Надеюсь, я тебя не потревожил, сестренка! – громко и развязно приветствует он Ульрику. – Тебя и того господина, ради которого ты торчишь в этой развалюхе, вместо того чтобы блистать при дворе!

  – Пфуй! Какая ты грязная скотина, Карл! И чего тебе только понадобилось здесь в такое время?

  – Ты не рада видеть своего единственного брата? Или я помешал тебе наставлять рога этому старому дураку Спаре? Не тревожься, я ненадолго. Только узнаю последние новости, и можешь развратничать далее.

  – Какие еще новости?

  – Ты знаешь какие! Я хочу знать, не подавали ли жалобу королю эти чертовы голландские торгаши! Если подавали, то ты не можешь этого не знать!

  – Если бы они ее подали, то не сомневаюсь, что тебя уже бы схватили и повесили, как ты того заслуживаешь! И уж я бы не пролила ни одной слезинки по такому отпетому мерзавцу, как ты!

  – Ах, вот ты как заговорила, маленькая дрянь! А когда-то тебе нравились мои объятья и поцелуи.

  – Замолчи, скотина! Это неправда, неправда, неправда!

  – О, это еще какая правда! А что ты так нервничаешь, боишься, что о нашей маленькой тайне узнает твой любовник? Кстати, где он прячется? – С этими словами ярл стремительно подошел к двери в мое убежище и распахнул ее. – Где, здесь или под кроватью...

  Этими словами Карл Юхан подавился, поскольку прямо в лоб ему смотрели стволы моего допельфастера. Одеться я не успел, а вот заряженные пистолеты у меня всегда под рукой.

  – Какая неожиданная встреча, не правда ли? Знаете, Карл Юхан, меня достаточно сложно удивить, но у вас получается. То, что вы пират и вор, я знал и раньше, но вот о том, что вы такая низкая дрянь, даже не подозревал. Назовите мне хоть одну причину, чтобы я не прострелил вам голову.

  – Э... во дворе мои люди, их пятнадцать человек!

  – Вы знаете, дорогой ярл, мне приходилось слышать, что в английских колониях в Новом Свете есть такая поговорка: "Если ваш мушкет на дюйм дальше, чем вы можете дотянуться, то у вас нет мушкета!" Забавные ребята эти английские колонисты, не находите?

  – Что вы хотите?

  – О, пошел серьезный разговор. Вообще-то я хочу вас повесить. Помните, я предлагал вам выбор между выкупом и веревкой, и вы выбрали выкуп, а потом меня обманули. Не так ли? Но веревки тут нет, и я вполне могу удовлетвориться свинцом!

  – Иоган, умоляю вас! Ради всего святого не убивайте его! – Ульрика неожиданно бросилась передо мной на колени. – Если вы хоть немного любите меня, оставьте ему жизнь!

  – Вы просите за этого негодяя, Ульрика? Впрочем, ваше желание для меня закон. Не постигаю, правда, причин вашего милосердия с учетом того, что я услышал, ну да ладно. Вот что, любезный, высуньтесь в окно и скомандуйте вашей банде убираться ко всем чертям. Ну, скажем, до утра! Утром нас здесь не будет, а вы будете гарантом нашей безопасности и помните, ради кого я пощадил вашу трижды никчемную жизнь! Да поживее, черт вас возьми!

  Карл Юхан свекнул с ненавистью глазами, но подчинился. Выглянув в окно, он прокричал своим людям приказание. Чтобы ярл не выкинул при этом какого-нибудь фортеля, в его спину упирались стволы моих пистолетов. Когда его люди ускакали, Лёлик и Болек, слегка обалдевшие от разворачивавшихся вокруг событий, кинулись седлать лошадей. И вскоре мы вшестером покинули ставший таким негостеприимным дом. Братец Ульрики остался связанным и с заткнутым ртом на первом этаже дожидаться возвращения своих подчиненных. Проверив, хорошо ли затянуты веревки, я сказал ему на прощание:

  – Что-то наши встречи заканчиваются довольно однообразно. Знаете что, держитесь от меня подальше: боюсь, что в следующий раз я вас все-таки убью.

  К стольному граду Стокгольму мы подъехали под утро. Заспанная стража смотрела на нас без малейшего дружелюбия, но я все-таки полковник, так что пустили. Пора было прощаться, Лёлик и Болек со своими подружками деликатно отстали, и мы с Ульрикой остались наедине.

  – Мне, наверное, надо что-то сказать вам, – помявшись, протянула она.

  – Зачем? Я и так узнал больше, чем вы хотели бы мне рассказать, не так ли?

  – Да, пожалуй.

  – Ну и не надо ничего говорить, вы будете чувствовать себя неловко. Мне будет слушать это не слишком приятно. К чему тогда эти разговоры? Давайте просто расстанемся сегодня, как будто все прошло как обычно. А когда встретимся в следующий раз...

  – Следующего раза не будет.

  – Это еще warum?

  – Так будет правильно, нам не нужно встречаться. Я не должна...

  – Сударыня, вы меня бросаете – я правильно вас понял?

  Ответом мне было глубокое и красноречивое молчание.

  – Ну что же: это, прямо скажу, новый для меня опыт, но, полагаю, необходимый. Не смею задерживать вас, сударыня.

  – Ганс, я...

  – Прощайте, сударыня. Всего вам доброго.

  Едва я зашел во дворец "трех корон", меня чуть не сбил с ног принц Густав.

  – Иоган, дружище, война!

  – Да ладно! А с кем? Хотя дай угадаю. Одна с поляками, другая с русскими, ты про какую?

  – С датчанами!

  – Час от часу не легче! И кто на кого напал?

  – Король Кристиан вторгся в наши пределы во главе шеститысячного войска!

  – И только-то? Я уж думал, что дело и впрямь серьезное. Думаю, в такой стране, как Швеция, найдется чем отразить нашествие шеститысячной орды.

  – Все не так просто, Иоган. Наши лучшие войска находятся в Новгороде и Ревеле, и нам просто нечем сейчас встретить датчан. Если они возьмут Кальмар, то наше положение окажется весьма скверным.

  – Дай-ка подумать, друг мой. А перебросить войска мы не можем, потому что этому мешает датский флот, правильно?

  – Именно!

  – А можно узнать, какого черта наши войска вообще делают в Новгороде?

  – Ну, они посланы туда помочь царю Василию выгнать поляков.

  – О, это важное дело! В ходе этой помощи Жолкевский втоптал наши войска в землю при Клушине, а потом Волконский выгнал Делавиля из Старой Ладоги. Я ничего не упустил?

  – Понимаешь Иоган, в Московском царстве сейчас трудные времена.

  – О, это понятно! И вы решили откусить от ослабевшего соседа небольшой кусочек земли, так? Тем более что пригласивший вас царь Василий в польском плену.

  – Не совсем, я не знаю всех подробностей, но в Новгороде есть умные люди, которые хотели бы отделиться от Москвы. И они готовы позвать на свой престол моего брата.

  – Карла Филипа? Помилуй, он еще ребенок. К тому же, кто эти "умные люди"? На самом деле всех таких умных в Новгороде вывел еще Iwan der Schreckliche. Как его правильно? Иоган Ва-силь-евич! И насколько я знаю, в сам Новгород русские вас так и не пустили.

  – А вы, герцог, довольно хорошо осведомлены! – Вступил в разговор незаметно подошедший Аксель Оксеншерна.

  – Увы, далеко не так хорошо, как мне бы этого хотелось, иначе бы я знал, что делать в данной ситуации. Однако, я пока я не вижу выхода, кроме одного.

  – И какого же?

  – Сражаться, Аксель! Сражаться! Другого выхода у нас все равно нет!

  Стокгольмский рейд выглядит непривычно пусто. Все знающие голландцы и ганзейцы ушли еще до начала датской блокады. Немногочисленные шведские суда, кажется, жмутся друг к другу в опасении нападения. Зато чуть мористее выход в море запирает многочисленный и грозный флот датчан. Еще совсем недавно, каких-нибудь сто лет назад, голову датского короля украшали три короны: Дании, Норвегии и Швеции. Кстати, одним из первых таких королей был мой предок со стороны матери Эрик Померанский. Норвежская корона до сих пор на голове моего кузена короля Кристиана, а вот шведы от такой радости все же избавились. Но как видно, фантомные боли не дают спокойно спать датскому владетелю и он очередной раз осаждает Кальмар. Делать это, имея всего шесть тысяч солдат, довольно опрометчиво, но только на первый взгляд. Датский флот господствует на море и прочно блокирует доставку подкреплений. Он и есть главная проблема в этой войне. Нарастить шведские силы быстро невозможно, строительство кораблей дело не скорое. Надо уменьшать силы датчан, но вот как?