Текст книги "Франт 4 (СИ)"

Автор книги: Иван Солин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 8

Роскошный кабинет одной из Дарских высокопоставленных чиновниц.

– Что, Пустошь побери, у них там происходит? Сначала невнятная смерть Большекрутской, пусть и полезная нам, но пугающая своей непонятностью, затем регулярные поражения от не пойми кого. Теперь вот, исчезает один из лучших оперативников – Тугогротская. Наверняка же, еще и с непоследним отрядом специалистов по темным делишкам! А следом за ней и Туготыльская, да еще и под ахи-охи с прочими похотливыми стонами совокупляющихся идиотов! И не надо мне рассказывать ерунды, что её уволок в кусты какой-то сержант, чтоб не делиться с прочими! Где они или хотя бы их останки? Нет? Пропали? Что, я повторяю, в том распроклятом месте происходит! А? Как мне теперь принимать дела обеих этих идио… исчезнувших высокопоставленных особ, что отвечать её величеству, да еще и о каком-то, Магия нас всех береги, драконе! КАК?!! Как, я спрашиваю, такое могло случиться, да еще и на каком-то второстепенном участке фронта? Слава Магии, хоть нашей мудрейшей королевой было вовремя заключено перемирие с империей, а то, глядишь, эти Чернопольцы, или как их там, всех вообще победили бы(с сарказмом)! Прорвали фронт и ворвавшись в Дар взяли нашу благословенную столицу! Так что ли? – очень громко распекала сухая, пожилая дама в богатом мундире, восседая за монументальным столом посреди кричащего безумной роскошью интерьера, стоящего перед ней навытяжку полноватого, лысоватого господина в пенсне и в чиновничьем мундире по следственному ведомству.

– Никак нет, ваше сиятельство. Идет расследование. Участники и свидетели допрашиваются, – бледный докладчик, сумел-таки взять себя в руки и решительно раскрыв папку, которую до этого крепко сжимал в своей, даже с побелевшими пальцами руке, принялся зачитывать результаты работы собственного отдела. – Выявлено четыре заговора против ее величества, заведены восемнадцать делопроизводств по факту вскрывшихся преступлений с истекшим сроком давности, обнаружены крупные недостачи, образовавшиеся в результате вопиющих, беспринципных и поражающих своей наглостью хищений из казны! Работа, как видите, ведется и по резуль…

– Да плевать мне на эти мелочи! – побагровев от гнева, принялась еще сильнее орать на, как видно, профессионала, даже привставшая и пару раз грохнувшая кулаком по столу хозяйка кабинета. – Её величеству мне что отвечать? Что за дракон? Куда она вообще посылала Тугогротскую и почему с ней поперлась Туготыльская? Как связаны те нелепые фальсификации Ардцев, о якобы летающих у них по небесам драконах, со всем произошедшем под Бело… Как там эту дыру? Неважно! Что мне докладывать ее величеству, идиот!!!

– Затрудняюсь… не могу знать… никак не…

– Увести!

– Пощадите! – выронив папку, плюхнулся на колени визитер, когда повинуясь жесту чиновницы, из-за портьер появилась пятерка особо приближенных, как всегда идеально выбритых и крепких гвардейцев, чтобы отконвоировать в «холодную» попавшего в немилость следака.

– Хищения он обнаружил, скотина! – чуть успокоившись, плюхнулась в кресло, и подставив бокал подскочившему, непонятно откуда взявшемуся с бутылкой Форленского игристого, а после буквально испарившемуся угодливому лакею, принялась ворчать дамочка. – Лучше расследовать надо. И(отпив) понимание иметь: чьи хищения стоит… обнаруживать(перекривляв), а чьи – нет! Совсем распустились. Это ж хорошо ещё, что этот кретин так и не догадался капнуть не в такой глуши, а то бы там ТАКИЕ(сглотнув) суммы поперли. Бррр. Я надеюсь, Дигнэ, что еще до вечера этот слабоумный споткнется на лестницах в подземелья и случайно размозжит свою бестолковую голову о каменные ступени?

– Разумеется, ваше сиятельство. Как поступим с делом? – указав на все еще валяющуюся на полу, как оказалось, воистину драгоценную папку, обратилась к успокоившейся чиновнице её, очевидно секретарь, всё это время находившаяся в нише за плотной занавесью, где было оборудованно вполне комфортное, но неприметное для посетителей рабочее место.

– В архив, – лениво махнула рукой чиновница, примеряясь к, по милости всё того же эксперта в сфере обслуживания, появившемуся блюду с Каратскими сырами. – Они имеют обыкновение хорошо гореть. Работников отдела этого(презрительно поморщившись) проверить на сообразительность. Выявленных тупиц – в провинцию! А там уж от бандитского нападения в подворотне никто не застрахован. На свидетелей по делу – надавить! Понятливые пусть забудут обо всем случившемся, а строптивцы самоубьются в камерах, не пережив позора о вскрывшихся темных делишках. Придумай там, чего-нибудь погрязнее. Кстати о грязи! Я об этих… эм, извращенцах из гвардейской компании Туготыльской. Здоровых – в колонии, поехавших – в Халифат. Всех! Развратники такие(облизнувшись), смеют бросать тень на Дом. Я после зайду, погляжу, может кто интересный есть. Отбери там мне мальчиков посимпатичнее и без этой противной волосни на роже. Фу.

– Будет исполнено, ваше сиятельство. Как быть с расследованием истинных причин…

– КАКОЕ расследование!!! Ты плохо слышишь? Никаких расследований! Если мое имя где-то всплывёт, то тебе гореть на соседнем столбе! Ты поняла? Всё, иди! Надо же было этой Тугогротской куда-то как всегда влезть. Чего, спрашивается, в столице не сиделось? Тут же… всё что надо! Живи припеваючи. Так нет же. Вечно лезет на рожон, и постоянно лично. Дура. Из-за неё вот, пришлось отвлекаться от действительно важных дел, едва не поставленных под угрозу рвением идиота, – отправив отдать распоряжения свою, как видно, еще и соучастницу, строгая дама чуть побурчала себе под нос, а затем поудобнее умостившись в кресле, расстегнув мундир и приспустив штаны, подозвала одного из гвардейцев поработать языком. И нет, сонеты он ей читать не станет. – Драконы еще, какие-то? Совсем Волькара мозги себе последние вытрахала и прокурила. Понести от дракона! Идиотка. Может хоть Мягкохолмская будет поадекватнее, правда и «вопиющие, беспринципные хищения» будет сложнее проворачивать. Ох, ах… Ох… Левее, остолоп! Тяжело же денно и нощно на благо державы трудиться. Совсем не берегу я себя, всё о… Ох… о народе пекусь. Теперь правее! Да, так…

А тем временем, где-то этажом ниже отосланная с поручением столь доверенная вышеозначенной чиновницей секретарь шепталась с такой же неприметной, как и она сама особой. Прежде же чем предать той, так и не добравшуюся до архивов папку с воистину термоядерным содержимым, в этих перешептываниях пару раз прозвучало слово: Синдикат.

* * *

– Герд? Вот те на! Дурацкие же шутки у твоих одногруппниц. Иди я тебя обниму, мой пронырли… Это что у тебя в петлице? Лента медали «За Отвагу»? Ты кому так отлиз…

– Заткнись, дура! – вовремя пнула своим острым локотком под ребра голубоволосая Клемен, прислушавшуюся-таки к ней подругу, как я помню, весьма артистичную красноволосую Милен, которая бросилась было поприветствовать уж нежданного меня своим традиционными ехидством, но тут узрела мою висюльку, а точнее, в пренебрежение статуту не саму медаль, как было положено носить с парадным или повседневным облачением, а лишь, как предписано с полевой формой, её ленту продетую во вторую сверху пуговичную петлю, по случаю проделанную в моем беспуговичном студенческом мундире на «липучке».

– Приношу свои извинения, студент Франт, – чуть поклонилась резко посерьезневшая, подозреваю принявшая свое естественное выражение лица, и как видно вовсе не старшая в этом дуэте, Милен Горская, избавив тем самым от необходимости жестоко убивать её, то ли и впрямь настолько не дружащую с башкой, то ли намеренно спущенную с поводка своей голубоволосой хозяйкой для целенаправленной провокации меня, который и без того не рад обязательному требованию носить эту, пусть и почетную здесь, но очевидно же, врученную мне с целью унизить, побрякушку, да еще и едва не охарактеризованную только что столь нелестным для любого уважающего себя мужчины образом.

– Ваш рот, Милен, столь щедро одаренный природой достойным фасадом, полагаю гораздо лучше покажет себя в других целях. Рекомендую открывать его в следующий раз исключительно для них, – нанес я откровенное оскорбление, не столько из-за того что меня взбесили слова, пусть и не произнесенные до конца, но вполне понятные, сколько дабы начать череду дуэлей, преимущественно бескровных студенческих, но это не точно, которые я давно уже запланировал и имеющих целью показательно заткнуть всех тех, кто может своей возней отвлекать меня от дел, а заодно восстановить свою репутацию после того моего «выступления» на Журавле, по дороге в Белосолье. Лучше, как говорится, день потерять, неустанно вырезая дураков, зато потом за пять минут долететь, пока те что поумнее, убравшись с дороги, сотрясают от страха все окрестные кусты.

– Молчи! – проскрежетала сквозь зубы голубоволосая, вцепившись а руку красноволосой, сначала побледневшей, затем покрасневшей, а после действий «хозяйки» даже чутка позеленевшей. – Благодарим за совет, Герд. Студентка Горская непременно прислушается к мудрым речам того, чьи отважные действия, бесспорно заслуженно, оценены командованием. Прошу прощения, но нам нужно отойти: Милен не здоровится.

И эта порочная особа, а также, как теперь отчетливо видно во Взоре, настоящая садистка и вообще жестокая девочка поволокла куда-то в кусты безропотно последовавшую за ней на своих негнущихся деревянных ногах Горскую – определенно мазохистку, что наряду с непомерной похотью, были чуть ли не единственными, но поистине всепоглощающими пороками этой, на удивление организованной, и по-видимому вынужденно сдержанной, а следовательно и артистичной натуры. Я даже представляю, каким образом голубоволосая будет приводить её сейчас в чувства. Там, как раз, и прутики подходящие растут. Жесть.

Так вот значит, какая ты на самом деле, очаровательная глупышка Клемен? Надо же, опасная особа, любительница подавлять и доминировать над… Хм, да хрен там, Милен слабая! Тут уж скорее подойдет: нездоровая.

Что-то любование чужими пороками и состоянием их душ меня изрядно расстраивает и ввергает в тоску из-за утраты веры в человечество. Мда. Воздержусь я, пожалуй, пока от этой своей возможности. Теперь только по делу!

Нет, не то чтобы прям все встречные были поголовно монстрами, но почти у каждого, даже у милашки Лузин, душа вся пронизана нехорошим разноцветием, и это, можно сказать, норма. Беда же, когда кто-то не держит себя не то что в узде, но хотя бы в руках. Вот тогда эта аппетитная демонам цветастая мерзость, лелеемая, поощряемая и тренируемая, так сказать, своим владельцем, настолько разрастается, что рвет им всю «мякотку», превращая душу в привлекательные нам лохмотья.

Вот, например, Вольская. Из мучащих ту пороков, пожалуй, стоит выделить обжорство, с которым девочка никак не может совладать, хоть и уделяет борьбе с ним, по-видимому, титанические усилия. Причем настолько, что об этой беде Вижон я узнал лишь впервые взглянув на её душу. Я ни разу не видел, чтобы наша изобильная красавица переедала или тем более сидела на диете. Настолько она умеет контролировать себя, прилагая немалые старания, причем даже не подавая вида. Да то же высокомерие, судя по всему, Вижон гораздо проще обуздать, а это, к слову, вторая её беда, перестань которую она сдерживать, и тогда легко может стать желанной мне… еще и как демону. Мда. Так что именно под натиском обжорства, толстый жгут которого сейчас едва прорастает в её душу и заметно уступает даже жиле высокомерия, но только попади девочка в спокойную жизнь и разместись в зоне комфорта, и тогда перестав себя сдерживать наверняка не то что раздобреет, полагаю приизрядно, но и гораздо стремительнее, чем от чего бы то ни было другого, станет весьма и весьма аппетитным лакомством в демоническом смысле. Предрасположенность, что поделать.

Что ж, вся эта ситуация произошла почти уже на площади, где я когда-то проходил публичное испытание перед зачислением в академию, а сейчас вот, должна была начаться торжественная церемония наподобие линейки и своего рода переклички, чтобы руководство могло поздравить успешно преодолевших учебную практику и зафиксировать не явившихся. Ну и куда я неспешно следовал, пока случайно не встретил на подходах эту язвительную парочку. Сам. Крольц я отправил другой дорогой, так как решил явиться и поприветствовать прочих дезертирок самостоятельно, заодно и укрепить мистический, так сказать, эффект, сбивая с толку на предмет того, как я вообще мог оказаться в столице и поспеть к началу занятий.

Лузин, к слову, после нашей близости словно податливый воск, и пусть она не станет терпеть моих явных похождений на сторону, но теперь стала очень понятлива и покладиста относительно моих планов и действий. О последних событиях в Белосолье язык пообещала держать за зубами и решений не оспаривала, даже без обсуждения и убеждения, а лишь безропотно приняв к сведению мои указания. Золото, а не девочка. Знает, когда стоит пообсуждать, а когда лишь довериться. Жаль всё-таки, что я не пылаю к ней чувствами. Хотя может быть так даже и лучше.

Двойняшек я также не брал с собой. Во-первых, для начала им необходимо легализоваться. Пусть у них и были уже бумаги, изначально выправленные у нечистого на руку Белосольского стряпчего на «левые» личности, да еще и под гримом, с которым, напомню, ловкие двойняшки мастерски обращаются. Но так как всё же не был уверен, что такие коррупционеры не на карандаше у местной «конторы», то в последствии я, умеющий подделывать любые магические печати разных типов, опираясь на полученные образцы сделал девочкам чистые бумаги, пусть они и не выдержат более глубокой проверки из-за отсутствия регистрации в книгах и прочих архивах. Поэтому сегодня Лу и Ло с моим письмом отправились в столичный особняк прибывшей уже после решения проблем в провинции баронессы Чернохолмской, у которой и получат все необходимые и безупречные документы, став «из Чернохолмских».

Ну а во-вторых, для того чтобы иметь возможность содержать при себе свиту не из числа студентов, мне понадобится официальное разрешение ректора, поэтому сначала нужно решить этот вопрос с Ровской, а уж потом тащить с собой в академию Лу и Ло.

Но вот, я пришел и вижу обращенные к себе ошарашенные взгляды студентов почти всего своего курса. Тех, которые уже, очевидно, узнали о причинах моего отсутствия на Журавле, пока летели на нем совместно с моей поредевшей группой, понесшей столь существенные потери входе вроде бы не призванной подвергать серьезным опасностям студентов учебной практики.

– Приветствую, Вижон, – лучезарно улыбнулся я слегка бледной красотке, окруженной толпой, и не только первокурсников, восхищенной её орденским знаком, в соответствии со статутом, в своем естественном виде занявшим место на ленте на шее нашей «героини». – Надеюсь, ты уже приняла решение по тому вопросу, о котором мы имели с тобой беседу пару дней назад? Полагаю, теперь тебе будет легче избрать верный, и что самое главное, наиболее перспективный путь. Что ж, поговорим об этом позже, а сейчас не буду отвлекать тебя от раздачи автографов, ведь ты(расплывшись в улыбке)… заслужила это, не так ли?

Последнее утверждение я сопроводил паузой, в момент которой моя улыбка медленно расширялась до состояния, если не ехидного оскала, то уж точно широченной лыбы, словно того, кто наблюдая со стороны, радовался глупости «мышки» напрочь увязшей в его хитрой конструкции ловушке.

Больше жути! Нужно больше!

– Вирона, лапочка, можно тебя на минутку, – не дожидаясь ответа от Вижон, подозвал я Торпс-Ройс, которая также пользовалась интересом окружающих, из-за своего ордена, висящего на как и у меня продетой в пуговичную петлю орденской ленте и врученного ей за участие в том же рейде. Он хоть и был не столь значим как у Вольской, но всё же повесомее моей медальки, и что самое главное, студент-первокурсник, да и не сказать что много кто из прошедших Заливный конфликт, мог бы похвастаться наличием подобного. Награда-то не от Дома, а имперская, а Серые в этом конфликте щедро осыпали ими лишь «своих», которых в пекло не особо-то и совали, в отличие от Черных, пусть и вынесших на себе все тягости, но в итоге так и оставшихся без должной оценки своих жертв и героизма. – Вирона, ты слышишь меня? Отомри уже.

– Д-да… А?

– Отойдем, говорю.

– П-прости, Господин… Герд, – залепетала Ройс в облике Торпс, когда рядом не оказалось посторонних ушей. А спустя еще некоторое время заикания, наделив его нотками фатализма, продолжила. – Я… я… не знаю, как так вышло… Я готова принять любое наказание, Гос…

– Да ну какое наказание, малышка? Скажешь тоже, – ободряюще приобняв за плечи понурившуюся «малышку», что почти на голову выше меня, принялся я проникновенно вещать. – Ну подумаешь, бросила умирать того, кому обязана жизнью и новой судьбой, и кого считала своим Господином, даже не дождавшись пока тот придет в себя, дабы узнать насколько всё плохо. Не переживай. Бывает. В конце концов, дарами нужно пользоваться, а не хранить на пыльной полке. Я не сержусь(сияя улыбкой)… рабыня. А теперь ступай.

Последнее я поведал с паузой, в момент которой моя успокаивающая, добрая и где-то даже обнадеживающая улыбка преобразилась в холодную, дежурную и высокомерную, отчетливо демонстрирующую теперь уже окончательный статус девушки в моих глазах.

Я конечно осознаю, что кроме меня в этой ситуации с моими дезертировавшими миньонами никто не виноват. В конце концов, я же добился лояльности девочек не какой-нибудь ментальной магией с порабощением или чем-то подобным, дающим стопроцентную гарантию, а тупо промывкой мозгов, то есть довольно косвенными, так сказать, методами, по сути поломав их здоровые личности и превратив в некие механизмы, пусть и био-, при этом не самые надежные, и как видно, иногда конфликтующие своими всплывающими противоречиями в… пусть будет, настройках. Ведь после проделанных изменений всё еще необходимо наблюдение и внесение периодических поправок и корректив, призванных наращивать отказоустойчивость и надежность установок. Поэтому ожидать от таких вот, далеко теперь не обычных людей типичных им, простых, понятных и главное привычных реакций на события – пожалуй, не стоит.

Так что то обстоятельство, что вроде как до гроба верные мне девочки, чуть только возникла нештатная ситуация, можно сказать форс-мажор, и я оказался офлайн, не имея возможности подкорректировать установки, ну а они взяли и спетляли – это ни что иное как мой недосмотр и ошибка… программирования, что ли, а никак не их предательство или ненадежность. Точнее тут сам механизм подчинения не надежен, поэтому на будущее, конечно следует доработать алгоритм, но всё же не стоит возлагать на него чрезмерные надежды и всё-таки быть готовым к периодическим сбоям, разумеется способствующим выявлению уязвимостей и их устранению впредь, пусть и чреватым малоприятными неожиданностями. Мда.

Но как бы то ни было, я всё равно уже более не смогу позиционировать, подчиненных таким вот образом людей, по старому и без оглядки доверять им. А может… может даже, со временем конечно, но отдалюсь и дам девочкам свободу. Но не сейчас. Рано.

Так, а вон и Лузин явилась. С противоположной стороны площади приближалась Крольц, к слову, с таким же орденом, как и у Торпс.

Вольской тогда навесили «Дружбу народов» сразу 3-й степени, в виде такой себе рубиновой розочки, оплетенной изумрудными шипастыми ветвями, на золотой основе, и который носят на нашейной ленте. Торпс и Крольц получили по «Незабудке» 4-й степени, которая и по статуту пониже будет, и степень самая младшая, поэтому и её орденский знак в виде собственно незабудки из соответствующего цвета каких-то драгоценных камней на серебряной основе носят в петлице, как и мою медаль, тоже серебряную к слову, в виде дубового листочка размером, как треть одноименной медали из моего мира.

Тут вообще награды совсем малюсенькие, а последующие степени не предполагают ношения предыдущих, при том, что на шею можно нацепить лишь самый старший орден, пусть и сразу на нескольких вычурно сплетенных орденских лентах. Медали же, будь они не ладны, до получения первого ордена награжденный обязан носить на любой не полевой форме не в виде ленточек, как я – смутьян такой, а в натуральном виде. Но бесит меня эта распроклятая висюлька, блин. Особенно после моей такой же еще с Земли за… не важно короче, и этот вот здешний индикатор проныры и приспособленца, разумеется таковым ом однозначно будет воспринят окружающими на фоне наград прочих участниц рейда, уж такое чувство юмора оказалось у наградившего, так вот, эта хрень меня не то чтобы доводит до бешенства, но негодование вызывает ощутимое. Но вообще не носить эту хрень я не могу. Преступление. Давать законный повод, тем же Серым обрести на меня рычаг давления, или вступать в войну со всей империей – я пока не желаю.

Так что поиносим. Пока.

Хотя сам не пойму, чего так заморачиваюсь насчет этих побрякушек, являясь по сути тем, кто миры, блин, способен порабощать! Пусть и не горю желанием и навряд ли когда-либо стану… эм, в обозримом будущем, пожалуй. Всё же: уметь, желать, делать и быть вынужденным сделать – разные вещи.

Так, а вон и Ровская вышла к народу. ИО ПА, как ни как, речугу небось сейчас начнет задвигать.

Лирон, к слову, после практики сияет двумя новыми наградами. Помимо «Незабудки» 3-й степени, то есть уже золотой и на шее, 2-я степень делается из платины, 1-я – еще и с брюликами, так вот, помимо упомянутого ордена за рейд, не известно за какие заслуги на эфесе меча у Ровской появилась еще и «Хризантема» 4-степени – довольно почетный орден, исключительно боевой.

О, увидела меня! А чего так бледнеть? Я ж не страшный. Улыбнусь-ка ей. Ой, перестарался. Медноволосая аж пошатнулась. Ну ничего, гнобить я её не стану, в конце концов она не моя рабыня, а лишь вроде как… временный попутчик, ситуационный союзник. Соратницей ей теперь уж не быть. Мда.

– Герд, ты всё же вернулся, – прижались ко мне сзади, сразу после едва слышного и выданного с таким облегчением возгласа, что я наверное даже поверил бы и поддался на это вот всё, ответив взаимностью, если бы не глянул украдкой на душу рыжей Иви.

Нет, там я не обнаружил чего-то такого, от чего волосы должны были бы встать дыбом. Но вместо до невозможности милой, иногда очаровательно неуклюжей, а порой и невероятно приставучей, от чего нереально забавной рыжульки, я увидел идеального как минимум монарха, и уж никак не ту, с которой можно идти рядом по жизни не будучи её сиюминутной хотелкой, не являясь для той, что не привыкла себе ни в чем отказывать, эдакой, во что бы то ни стало, так нужной именно здесь и сейчас новой игрушкой, со сроком эксплуатации, так сказать, зависящим от твоей неординарности и разумеется полезности делу, ради которого, к слову, если уж она задастся целью, то наступит на горло не то что кому-то, но и себе. Невозможно быть рядом с такой. Только ПОД ней. В лучшем случае подле.

Передо мной стояла властная, властная и еще раз властная, целеустремленная и беспощадная не то что любому, но и к себе, особа. Будь я слабее, не раздумывая примкнул бы к парти Ивон Серогорской, стал бы надежным соратником и служил бы ей верой и правдой, параллельно направляя и оберегая от корыстных, подлых советников и прочих проходимцев-выгодосоискателей, чьи интересы бы перевешивали интересы общего дела и удаляли от цели моего сюзерена. Но… но я уже не тот, кем был всего-то четыре с лишним месяца назад, когда попал в этот мир и в тело Герда Франта. Поэтому, увы, но я не смогу быть ПРИ ней, хоть и постараюсь поддержать и посодействовать столь, на мой взгляд, достойной личности.

– Здравствуй, Ивон. Прости, но тебе не стоит так поступать на людях, – ровным голосом проговорил я, ловко вывернувшись из её объятий и стараясь не подавать вида, как мне непросто было никак не реагировать на ее словно от пощечины дернувшееся и побледневшее лицо с набухающими слезами глазами. – Я могу лишь предложить тебе дружбу и… и пожалуй союз. Не спеши отвечать, пока ты не сказала лишнего и не поставила себя в непростое положение, так как твоя гордость не позволит тебе всё исправить, а я не хотел бы находиться в противостоянии с тобой и твоей партией. Я многое могу, Ивон, поверь. Я могу такое, что тебе и не снилось, и я готов сотрудничать на правах РАВНОГО союзника, но никак не быть ТВОИМ. Поэтому не спеши, давай поговорим через пару дней, и я уверяю тебя, если ты примешь мою, протянутую тебе, руку ДРУЖБЫ, то не пожалеешь и достигнешь таких высот, о которых и мечтать не смела. Прости, мне пора.

– Лузин, стой! – отойдя на десяток метров успел упредить я объятия наконец пробравшейся ко мне салатововолосой, что могло бы произойти чуть ли не на глазах пребывающей в смятении рыжей, дабы не подливать масла в огонь и не заместить боль и обиду, наверняка испытываемые сейчас девчонкой, на гнев и ненависть, тем самым наделив «обиженную женщину» целью, пусть и настолько деструктивной, да по сути бестолковой. – Я рад тебя видеть, малышка, но сейчас политический момент. Будь, пожалуйста, сдержанней. Я подойду к тебе позже. Пообщайся пока с восхищенными твоим героизмом под Белосольем поклонниками. Вон тот скользкий проныра, кажись баронский сын из Красничей, с тебя не спускает глаз, а от его масляного взгляда тебя скоро можно будет жарить. И не смотри на меня так, я не собираюсь подкладыва… делать то, о чем ты подумала. Связи, Лузин, связи. Работай!

Ага, вон и Розин стоит. Как кролик на удава смотрит. Вся дрожит и подойти боится. Ну и Виолет рядом. Сверлит меня недоверчивым взглядом. Что ж, подойдем и их поприветствуем пока не нача…

– Студенты! – усилив голос жезловым, как ни странно «Голосом», начала свою речь в затихающем шуме Ровская, прервав всё общение и перемещение встретившихся после расставания студентов, и тем самым не дав мне пообщаться с Зелено– как Дальской, так и Вежской. – Я приветствую вас…