Текст книги "Агент зарубежного центра"

Автор книги: Иван Папуловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

3

Как быстротечно время! Давно ли всё это было – встречи с деятелями Антверпенского отдела НТС, знакомство с вездесущим Евгением Мишкиным, славшим ему письма из Ленинграда и даже из Москвы, а для личной встречи с Калью приезжавшим в Антверпен – бельгийский порт – из западногерманского города Гамбурга.

«Шустрый молодой человек!.. – думал о нем эстонский моряк, наблюдая за энергичной жестикуляцией одетого по последней моде шефа, с острым подбородком и светлыми маленькими глазками. – Интересно, кто он – потомок российских дворян, бежавших от Советской власти, сынок офицера-белогвардейца?»

– Член революционного штаба НТС Балтийского флота, – подчеркнуто отрекомендовался Евгений Мишкин в первую их встречу.

Калью едва сдержался, чтобы не присвистнуть: оказывается, у Балтийского флота еще и такой штаб существует!.. Но недаром сдержанность истинных эстонцев известна всем, кто с ними встречался, – Калью не выдал себя ни одним движением мускула на лице. А «член революционного штаба» развивал перед молодым эстонским моряком такие перспективы борьбы с Советами и грядущей победы над коммунистическим режимом и в России и в Прибалтике, что исчезало ощущение времени, в котором они жили. Калью, слегка прищурив черные глаза, молча слушал незнакомца, которому его «передали» для дальнейшей работы члены Антверпенского отдела НТС. Он понимал, что Евгений Мишкин ринулся на него в «лобовую атаку», и счел за лучшее выказать понятливость и полное согласие с развернутой перед ним программой «революционной борьбы».

На последнюю встречу с Калью Евгений Мишкин приехал в Антверпен из какого-то западногерманского города. Он был явно чем-то озабочен, намекнул на возможный перерыв в их связи, но просил оставаться верным энтээсовским «солидаристам» (вон еще как они себя величали!) и продолжать всеми возможными способами борьбу с Советами – распространять антисоветские листовки, распускать разные слухи, вербовать единомышленников.

Вскоре после той встречи, как уже говорилось, Калью по семейным обстоятельствам ушел из пароходства и стал работать инженером узла связи в одном из южных эстонских городов.

Он отремонтировал старый отцовский дом, провел водопровод, оборудовал центральное отопление, поставив вместительный котел в подвале под кухней, починил забор, перепланировал сад а приусадебный участок.

– В тебе столько энергии скрыто, Калью! – удовлетворенно говорил ему отец, а Эстер ставила мужа в пример и детям, и подругам.

– Истосковался по работе, – сказала ей завуч школы, хорошо знавшая Калью с детства. – В море-то ведь земли нет, сиди себе в радиорубке – слушай музыку!..

Конечно, она очень упрощенно понимала обязанности начальника радиостанции на большом торговом судне, но Калью только посмеивался над этим. Он-то знал штормы и авралы в безбрежном океане, особенно при переходах через вечно бушующий Бискайский залив, помнил настороженную тишину в разноцветных водах у Бермуд, но ни отец, ни жена, ни одна душа на свете не знала, чему так рад бывший моряк, оказавшись на суше. Здесь все ясно, открыто – здесь нет «солидаристов», сюда не приедет для встречи с ним респектабельный и самоуверенный Евгений Мишкин, не станет приставать к нему с новыми «заданиями», не будет сверлить своими острыми светлыми глазками…

Несколько лет блаженствовал в кругу семьи и среди товарищей по работе Калью Рыым. Он слыл хорошим семьянином, внимательным мужем и заботливым отцом, да и свои сыновьи обязанности перед больным отцом выполнял без напоминаний и понуканий.

Продолжалась эта счастливая жизнь до 19 июня 1963 года. Именно в этот теплый летний день, когда Калью из шланга поливал капусту на огороде, у низенькой калитки остановилась с набитой газетами и письмами черной сумкой через плечо девушка-почтальон и уже издалека показала ему белый конверт:

– Вам письмо, Калью Рыым! Из Ленинграда!

Она с чувством произнесла эти слова – «из Ленинграда»: ездила туда на экскурсию, влюбилась в проспекты, набережные, музеи северной Пальмиры – и была приятно удивлена, что в этом великом городе кто-то знает их скромного инженера с узла связи.

Калью бросило в жар от неясного предчувствия. Он выключил воду, не торопясь положил на место шланг, вытер платком руки и только тогда подошел к калитке, чтобы взять письмо из Ленинграда. Он даже не заметил сияющих глаз почтальонки, сухо поблагодарил ее за письмо.

Обратный адрес, написанный четким, почти каллиграфическим почерком, ни о чем не говорил. Улица 4-я Советская, дом 29, квартира 18, Демидов Павел. Не знал ни этой улицы, ни Демидова Павла.

– От кого письмо? – появившись на крыльце дома, спросила Эстер.

Она была в легком сарафанчике с узенькими лямками на загоревших, почти бронзовых плечах, ветер раздувал широкий подол, голубые глаза смотрели на мужа вопросительно и ласково.

Калью и этого не заметил.

– Так, от одного знакомого… Учились в мореходке, теперь он в Ленинграде…

Не поняла Эстер недовольства мужа этим неожиданным письмом, впрочем, ответ приняла к сведению.

Калью ушел в дом, что-то буркнул в ответ на вопрос отдыхавшему на кушетке отцу, закрылся в спальне: здесь было самое уютное и тихое место в доме.

Письмо оказалось коротким, но удивило Калью нарочитым искажением русского языка:

«…Вот я и попал в ваш замечательный страна. Хожу по Москва и Ленинград и любуюсь. Хотел поехать в Эстония, но нет уже время. Вы меня помните? Я бельгиец-моряк, мы встречались с вами в Антверпен и хорошо гулял… Мое имя – Эугене – Евгений. Пиши и поезжай ко мне гости. Пользуй мой адрес 1958 года. Думал, ты его помнишь. Твой Евг. М.».

Значит, опять Евгений Мишкин… Письмо пришло из Ленинграда, а отвечать… Да, Калью действительно помнит тот адрес:

Е. D. Katenbeld

Lesturgeonstr. 14

Assen, Nederland…

Напрасно спрашивала Эстер, что так хмур стал ее муж, – заметила ведь, что это случилось после получения того письма от бывшего сокурсника.

– Неприятные новости, дорогой?

– С чего ты взяла?

– Да по твоему виду догадываюсь.

– А что вид? Нормальный вид.

– Ну-ну…

Даже обиделась, но с расспросами отстала.

А Калью мучительно обдумывал, как поступить. Просто ответить? Ведь не потому «Эугене» не заехал к нему, что не хватило времени, а потому, что городок его в то время лежал вдали от туристских путей для иностранцев. Не добраться до Калью Рыыма Евгению, если только с помощью других лиц…

Вспомнились ему деятели Антверпенского отдела НТС, рыжеволосая девица и ее два спутника. Где они сейчас? Поломавшись для приличия (сделать так ему подсказали чекисты), Калью согласился «работать» на благо Народно-трудового союза, помог завалить опекавшую его группу. «Солидаристы» передали его тогда на связь Евгению – значит, ни о чем не догадались…

4

Уполномоченный Комитета государственной безопасности по этому южному району капитан Мялк только что вернулся из Таллинна с хорошими новостями – руководство хвалило его «команду» за разоблачение двух скрывавшихся под чужими именами фашистских карателей, нескольким товарищам была объявлена благодарность в приказе председателя КГБ республики.

С удовольствием прошелся капитан по зеленой ковровой дорожке, протянувшейся от двери его продолговатого кабинета до письменного стола, отгороженного от ближней стены низким полированным столиком с телефонами, с удовольствием скрипнул ремнями новой портупеи: редко надевал он форму с офицерскими погонами, а ведь человек он военный, подтянутый и выправка видна даже в гражданском костюме. Весь боевой путь Эстонского корпуса прошел – от Великих Лук до Курляндии, был рядовым – стал офицером-чекистом. Правда, это случилось уже после войны…

«Надо пообедать дома, заодно переоденусь», – подумал капитан Мялк и не расслышал стука в дверь.

Но дверь отворилась, в ее проеме вырос дежурный – старшина Воробьев.

– Разрешите доложить, товарищ капитан?

– Докладывайте.

Уполномоченный всегда любовался громадной фигурой старшины и при этом нередко вспоминал забавный эпизод. Однажды капитан вместе с Воробьевым участвовал в поиске «лесных братьев». Обнаружив в сенях сельского дома двух спрятавшихся бандитов, старшина взял их за шиворот и так стукнул лбами, что те взвыли от дикой боли, сразу потеряв всякую охоту к сопротивлению.

– Инженер узла связи Калью Рыым просит встречи с вами.

– Калью Рыым? Жду его завтра к семнадцати ноль-ноль.

– Есть, товарищ капитан: на завтра к семнадцати ноль-ноль!

Долго отсиживался Калью Рыым в отцовском домике. Ни один человек в городе, кроме капитана Мялка, не знал о его роли в громком скандале вокруг деятелей Антверпенского отдела НТС.

«Благодаря правильной линии поведения К. Р. вошел в доверие «солидаристов», в 1958 году был принят на связь Евгением Мишкиным, который приезжал к нему в Антверпен на встречи из Западной Германии», – докладывал руководству Комитета капитан Мялк после беседы с инженером узла связи.

Чекист хорошо знал того, кому давал сейчас характеристику. Происходит из рабочей семьи, в войну проживал на временно оккупированной врагом территории, в 1946 году окончил среднюю школу, потом Таллиннское мореходное училище, работал на судах загранплавания. В связи с тяжелой болезнью отца уволился из Эстонского морского пароходства. Женат, двое детей. Кроме работы на узле связи занят перестройкой отцовского дома, увлекается музыкой… Капитан Мялк уверен, что Калью Рыым сумеет вести «игру» с зарубежным центром НТС…

Известно, что «солидаристы» многие годы пытались всеми способами расширить свою агентурную сеть в Москве, Ленинграде, других крупных городах страны, а также в Прибалтийских советских республиках, где они надеялись найти благодатную почву, а может быть, и возродить разгромленные к началу пятидесятых годов антисоветские организации, банды «лесных братьев». Каждое новое имя они окружали ореолом «борцов за свободу» и под будущие результаты их антисоветской деятельности получали деньги от разведок западных стран. Застой в «борьбе» грозил лишением щедрых подачек умеющих считать доллары и марки заокеанских хозяев, а это – смерти подобно.

Капитан Мялк тоже любил пораскинуть умом. Связь Калью Рыыма с энтээсовцами могла вывести на спецслужбы противника, а ради этого стоило начинать новую игру!

Вскоре капитан держал в руках второе письмо Калью Рыыму от Евгения Мишкина с тем же обратным адресом из Ленинграда: 4-я Советская, от Демидова Павла. Конечно, никакого Демидова Павла не существовало и в природе, но письмо было опущено в почтовый ящик в городе на Неве. В основной конверт был вложен другой, поменьше. При вскрытии в нем оказались марки, а под ними – злобное письмо антисоветского содержания, призыв размножить его, специальная копировальная бумага для тайнописи, клише для печатания листовок.

– Та-ак! – заключил капитан. – Доверяют своему агенту, стремятся вовлечь в активную антисоветскую деятельность. Что ж, посмотрим, что из этого получится. Посмотрим!

Письмо-листовка было напечатано мелким шрифтом на свернутом вдвое листе дешевой бумаги и занимало три страницы. Так оформлял свои «послания» агентам на советской земле Франкфуртский центр НТС. Там находится верхушка Народно-трудового союза. Капитан понял, что на крючок нацеливалась довольно крупная рыба.

За кордон полетело ответное письмо Калью:

«Здравствуй, Евгений!

Твое письмо получил… Оно, правда, больше недели пролежало дома, так как я был в отъезде. Учился два месяца в другом городе на курсах по повышению квалификации.

Твой подарок – марки для меня – был большой неожиданностью. Спасибо за них. О своей жизни более подробно напишу в ближайшее время.

С приветом Георг».

Георгом он назвал себя по старой договоренности с Евгением Мишкиным, для конспирации.

По требованию «солидаристов» Калью в определенные ими же дни и часы должен был настраивать свой радиоприемник на волну радиостанции «Свободная Россия». Если письма к ним он должен был подписывать именем «Георг», то в радиосеансах, обращенных к нему, его будут называть «Гуннар». Для отправления своих сообщений, написанных через присланную специальную копирку тайнописью поперек «нормального» письма безобидного содержания, Калью получил два подставных адреса – в Западной Германии и Бельгии.

О начатой эстонскими чекистами «игре» с Франкфуртским центром НТС пока ничего не знали их коллеги в соседней Латвии. Но бдительные латыши несколько раз в июле 1963 года зафиксировали передачу радиостанции «Свободная Россия» и расшифрованный текст сообщили коллегам в Эстонии, где он вскоре и лег на стол капитана Мялка.

«Гуннар, сожалеем, что раньше не могли ответить на твое сообщение», —

извинялись перед эстонцем неизвестные корреспонденты. И далее пространно излагали советы, как вести антисоветскую борьбу, как компрометировать в глазах населения политические и хозяйственные мероприятия Коммунистической партии и Советского правительства, а в конце выражалась радость по поводу возобновления с Гуннаром регулярной связи.

Вскоре текст этого замаскированного обращения к эстонскому адресату лежал уже на столе одного из начальников подразделений Комитета государственной безопасности Эстонской ССР.

5

Было принято решение завязать с НТС «игру» с кодовым названием «Прилив». Контрразведывательные мероприятия эстонских чекистов должны быть направлены на разоблачение в глазах мировой общественности и пресечение враждебной Советскому Союзу деятельности Народно-трудового союза, его возможных связей с западными разведывательными центрами.

Капитан Аугуст Мялк назначался одним из ответственных за ведение операции «Прилив», чем был откровенно доволен. Он, бывший фронтовик, вновь почувствовал себя необходимым в важном боевом деле, а это поднимает настроение.

Текст новой радиограммы, переданной той же радиостанцией «Свободная Россия» в августе 1963 года, лег на его стол:

«Слушай, Гуннар! Согласно уставу группа НТС – первичная организационная единица, но это не только административная единица. Группа НТС – это живая клетка союзного организма. Каждый член НТС – носитель наших идей и участник нашей борьбы. И, конечно, каждый член НТС – одиночка – уже может сделать многое, но оставаться в одиночестве всегда труднее…»

В общем, давался прямой совет завести себе единомышленников, хотя бы два-три друга для начала, а дальше выдвигалось требование активизировать печатание и распространение листовок с помощью присланного клише, вовлекать в свои сети молодежь, объяснялось, как это все следует делать. После пространных разглагольствований о святости их борьбы содержалась просьба сообщать о всех фактах сопротивления населения властям, популяризировать НТС в Эстонии, проводить саботаж и манифестации. Заканчивалось обращение ободряющими словами:

«Мы о тебе помним, Гуннар! Шлем наш дружеский привет!»

Калью заготовил ответ – он тоже лежал на столе капитана Мялка. Был уже поздний вечер, капитан зажег настольную лампу и положил исписанный инженером тетрадный листок поверх текста «солидаристов». Читая первые строчки, он довольно потирал руки: хороший ответ антисоветчикам они сочинили с бывшим моряком! В общем, писал Калью Рыым закордонным деятелям, ни о каком сопротивлении властям и массовых выступлениях против мероприятий коммунистов агент не слышал, а также и о выступлениях одиночек ни в Эстонской ССР, ни в других республиках он ничего не знает. В их городе в продаже имеется все необходимое, а про деревню он не знает. Про НТС люди не говорят – наверное, не слышали. А передачи «Свободной России» он слушает по тем дням, как указано в расписании. Родственников у него мало, а втягивать в дело знакомых он не осмеливается. Вообще, у эстонцев свое отношение ко всем проблемам, оно может не совпадать с намерениями русских. «Вам надо решить вопрос дальнейшего нашего сотрудничества», то есть своих услуг энтээсовцам он не навязывает.

– Правильно! – вслух сказал капитан Мялк. – Мы не напрашиваемся. Хотите продолжать – пожалуйста, дело ваше!..

Этой репликой уполномоченный КГБ как бы объединял себя с Калью Рыымом. Их сблизила борьба с окопавшимися во Франкфурте-на-Майне деятелями антисоветского Народно-трудового союза.

В сентябре радиостанция «Свободная Россия» разразилась уже знакомыми позывными.

«Ревштаб – Гуннару.

Гуннар, спасибо за ответ. Мы рады, что у тебя все в порядке. Гуннар, не пиши нам на почтовый ящик из города, в котором ты живешь. Не рискуй понапрасну! Почтовый ящик можно использовать только для писем из-за границы, а для писем из своей страны у тебя есть другой адрес…»

Это уже походило на искреннюю заботу о безопасности агента. «Ну-ну, – усмехнулся капитан Мялк, – мы и так его не съедим!..»

6

Оперативная «игра» эстонских чекистов с Франкфуртским центром НТС хорошо шла до конца октября 1963 года. Все ее участники были довольны наладившейся двусторонней связью, только, как понимает читатель, Евгений Мишкин и его франкфуртские вожди не могли знать того, какие дела развертывались после их тайнописных сообщений и радиосеансов на другой стороне – в Эстонии.

А здесь, в маленьком южноэстонском городке, совершенно неожиданно разразился скандал.

Незадолго до этого скандала энтээсовцы прозрачно намекнули своему агенту Гуннару-Георгу о том, что постараются как-то компенсировать его затраты на их общее дело, но пожаловались на скудость поступлений в кассу НТС, особенно в последнее время, так как из-за случившихся провалов в Москве и Ленинграде западные разведцентры стали прижимистее. Но как бы ни складывались у НТС финансовые «обстоятельства», в октябре в очередном письме Калью получил от закордонных хозяев 120 рублей советскими деньгами.

То утро было морозным, дышалось легко, и Калью в добром настроении возвращался с работы в обновленный, очень уютный отцовский домик на окраине городка. Весело здоровался со встречавшимися знакомыми, соседями – его тут знали и уважали: бывший моряк, образованный, основательный. А уж соседям и помогал нередко: то электропроводку наладит, то радиоприемник починит – так, за спасибо.

Взволнованного отца, такого же осанистого, но измученного тяжелой болезнью, Калью увидел еще от калитки: он шел от сарая к крыльцу дома и делал сыну непонятные знаки рукой. В дверях дома появилась Эстер. Ее голубые глаза сверкали гневом.

– Добрый вечер, – сказал Калью, теряясь в догадках, что бы это значило.

Вслед за матерью вышла на крыльцо в легком спортивном костюмчике Сигне – любимая дочка.

– Папа, папа, тебе письмо! – закричала она, бросившись в объятия отца. – И деньги! Сто двадцать рублей!..

Калью почувствовал, как его бросило в жар, – он, наверное, даже покраснел, подхватив дочь.

– Сигне, немедленно в дом! – жестко крикнула Эстер.

А кричала она крайне редко – действительно в экстремальных случаях. Она властно оторвала дочку от отца и заставила уйти в дом. Калью начал догадываться. Мысли его работали быстро, четко. Он вспомнил жалобы «солидаристов» на бедность… И тут же взял себя в руки.

– От Евгения Мишкина письмо? – спросил почти холодно.

Эстер – руки в боки:

– Да, от Евгения Мишкина!

– Так это старый долг…

– Старый долг? Почему-то ты никогда не говорил мне о старых долгах приятелей. Или жене не положено знать?

– Да что ты, Эстер! Просто это было давно, я дал ему в Антверпене немного валюты. Как раз на сто двадцать и вытянет…

– Ах так – «немного валюты»! Значит, у тебя были лишние запасы валюты, а жена об этом не знает?

Эстер говорила громко, и старенький свекор в поддержку невестки кивал, но положением уже овладел Калью.

– Знаешь что, милая, не надо из-за пустяка устраивать скандал. Это на тебя не похоже. Могла бы спокойно спросить…

И Эстер остановилась, даже почувствовала неловкость: действительно, что это как с цепи сорвалась… Ее Калью – честный, замечательный семьянин, все знакомые женщины завидуют их слаженной жизни.

А отец уже понял, что конфликт сына с женой исчерпан, и с лукавой улыбкой удалился в сарай, где что-то мастерил. Маленькая Сигне наконец-то могла забраться на могучие плечи отца, как делала это в дни его возвращения с моря.

Капитан Мялк, узнав о случившейся оплошности с энтээсовскими деньгами, всерьез забеспокоился: любая случайность может сорвать успешно начавшуюся «игру». Просить Эстер не вскрывать писем, адресованных мужу? Калью не может на это пойти, ведь никакие объяснения не помогут. Что же делать?

Для начала Калью тайнописью ответил Франкфуртскому центру:

«…Письмо с деньгами получил. Благодарю. Оно попало в руки жены, из-за денег был небольшой скандал с нею. Пришлось выкручиваться…»

Далее, продолжая начатую в предыдущем письме тему, он писал за кордон:

«…Привлечь кого-либо из моих знакомых не рискнул. Из числа русских надежных ребят пока не имею. Попытался поговорить с эстонцами, но никто из них об НТС ничего не слышал. Боюсь, что трудно будет кого-нибудь из них убедить в необходимости борьбы на стороне зарубежных русских, так как национальные интересы разные. Тут нужен какой-то другой лозунг. Во избежание неприятностей от создания группы воздержусь…

Да, будучи в Тарту, опустил несколько листовок в почтовые ящики. О случаях закрытия церквей мне ничего не известно, – добавил Калью, вспомнив про некоторые вопросы, заданные ему энтээсовцами. – Никаких приготовлений к войне не заметно. Слышал, что в Таллинне и других городах проходили учения по ПВО, а больше ничего…»

Интересно, как отреагируют «солидаристы»? Отреагировали быстро. В декабре 1963 года в эфире на волне радиостанции «Свободная Россия» прозвучало их обращение к своему агенту.

Записав четко произносившиеся далеким диктором цифры, Калью быстро расшифровал текст и усмехнулся: смотри, чего хотят господа «солидаристы»! Ведь думают всерьез, что ведут борьбу, которая в будущем поможет им свалить советский строй!..

«Ревштаб – Гуннару. Твое последнее сообщение мы получили. Спасибо за присланные соображения. Твое предложение действовать в местных условиях под другим лозунгом мы принимаем. Действуй, Гуннар, и помни: главное – это солидарность, сплочение и общая борьба всех групп нашего народа против Коммунистической партии…»

А назначение присланных денег вскоре выяснилось. Пришло в разных письмах, отправленных из Москвы и Ленинграда, еще двести рублей – на покупку хорошего радиоприемника. Энтээсовцы были очень заинтересованы в том, чтобы их радиообращения к Гуннару хорошо принимались адресатом.

Но и Эстер, начавшая следить за странной перепиской мужа (хорошо хоть, что не могла прочесть тайнописи, это Калью делал по ночам), однажды опять взорвалась:

– Нет, ты объяснишь мне все-таки, что это за друг такой у тебя обнаружился – Евгений Мишкин!

Калью выкручивался как мог, но при этом пыхтел и краснел – не умел врать жене.

Капитану Мялку пришлось вызвать молодую женщину для доверительной беседы.

Но что он скажет ей? С чего начнет?

Он мелкими шажками ходил перед Эстер по зеленой ковровой дорожке, собираясь с духом. «Какая красивая у него жена! – подумал о сидевшей у стола в мягком кресле стройной блондинке. – Впрочем, отличная пара, один другого стоят!..»

А Эстер с недоумением следила за явно смущенным офицером. Слышала, что он воевал в Эстонском корпусе (ее отец погиб в Курляндии – в составе этого корпуса), говорили люди и о внимательности главного в районе чекиста – к нему не боялись обратиться за советом даже в щекотливых ситуациях, но что этому человеку надо от нее, Эстер понять не могла. Переписка Калью с каким-то Мишкиным? Ведь ей тоже все это не по нутру…

А капитан Аугуст Мялк неожиданно сел перед нею в кресло и как-то по-доброму, ласково улыбнулся. Именно ласково, как давней знакомой.

– Гадаете, зачем я вас пригласил? Строите догадки насчет мужа, его переписки? Не стройте! Муж ваш – замечательный человек. Да вы это сами лучше меня знаете. Так ведь?

– Та-ак… – растерянно пробормотала Эстер.

– Вот и хорошо, что наши с вами оценки совпадают. Но я хочу сказать вам больше…

За окном давно стемнело, капитан Мялк зажег верхний свет, прошелся по кабинету, потом опять сел напротив женщины. Она с первых слов поняла, о чем пойдет речь, хотя изрядно испугалась. Как-то по-другому вдруг увидела своего Калью – не умеющего ничего скрывать от жены и все-таки годами хранившего в тайне от всех родных и близких опасную связь с настоящими врагами Родины, которые вполне искренне считают его своим надежным представителем в Эстонии.

– Ваш Калью – солдат невидимого фронта, – сказал на прощание уполномоченный КГБ, – и очень храбрый и умный солдат. От вас требуется не так уж много: не мешать ему выполнять свой долг, а раз вы посвящены в суть дела, то и оберегать его тайну. Государственную тайну. Мы на вас надеемся.

Со смешанным чувством возвращалась Эстер домой. Сигне встретила ее на пороге:

– А папа новый радиоприемник купил! Красивый такой! Идем скорее – ты посмотришь!..

Эстер невольно улыбнулась дочке и, войдя в дом, встретилась со взглядом добрых глаз мужа, выходившего из своей комнаты. Они ничего не сказали друг другу, но мир в семье с этой минуты не подвергался новым испытаниям.