Текст книги "Свет маяка"

Автор книги: Иван Жигалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Пятьдесят первое поощрение

Вскоре после всплытия подводной лодки Николай Лукич Назарченко сменился с вахты. Мичман поднялся на мостик покурить, подышать свежим воздухом. Кончался день, теплый, безветренный. Вокруг до самого горизонта блестела вода. Далеко-далеко еле заметно виднелся дымок проходившего парохода да в недоступной для взора небесной выси гудел реактивный самолет. Неистово кричали чайки, неизменные спутники мореплавателей. Они садились близ самого борта корабля, ожидая, когда добрый кок выплеснет в море остатки недоеденной пищи.

 
«Ходят чайки по песку,
Моряку сулят тоску,
И пока не сядут в воду,
Штормовую жди погоду», —
 

вспомнил Назарченко старые стихи и глянул на сигнальщика старшего матроса Владимира Гульцева. Тот стоял и внимательно следил за морем. «Вряд ли знает Гульцев, что чайки – враги подводников, – подумал мичман. – Сколько неприятностей доставляли они во время войны!»

Однажды подводная лодка, на которой служил Назарченко, едва не погибла из-за этих птиц. Вот так же, как сейчас, шла она, «конвоируемая» сотнями чаек. Вдруг на горизонте показались вражеские катера. Они мчались с огромной скоростью. Командир приказал срочно погружаться. А чайки как ни в чем не бывало продолжали следовать за кораблем по курсу. По ним и определили фашистские катерники место лодки… Долго грохотали глубинные бомбы. Казалось, от них невозможно было спастись. Наконец гитлеровцы прекратили преследование. Подводники с облегчением вздохнули. Командир поднял перископ и снова увидел чаек, а через некоторое время появились и фашисты. И так продолжалось в течение целого дня…

Гульцев доложил командиру о появившемся справа самолете. «Молодец! – подумал мичман. – В годы войны был мальчишкой, а сейчас вон какой проворный сигнальщик!»

Хорошо стоит на горизонтальных рулях и одногодок Гульцева, старший матрос Евгений Лежнин. Он уже вполне заменяет Назарченко. Когда Лежнин на вахте, командир спокоен. Хорошие ребята приходят на флот.

Но вдруг Назарченко помрачнел, его доброе, приветливое лицо стало сердитым.

– Старший матрос Гульцев, что видите в море? – строго спросил мичман сигнальщика.

– Бревно, товарищ мичман.

– Почему не докладываете?

– Ведь и так видно, что бревно.

– Доложите вахтенному офицеру.

На волне перекатывалось обыкновенное бревно, почерневшее от долгого плавания. «Сколько раз говорилось о том, что сигнальщик должен быть внимательным!.. Сегодня же еще раз проведу беседу с молодыми матросами», – решает Назарченко.

Немало поучительных историй мог бы вспомнить бывалый моряк, прослуживший на флоте почти двадцать лет. Он мог бы рассказать, к примеру, о том, как однажды в годы войны из-за того, что не был вовремя убран перископ, едва не погибла лодка со всем экипажем: перископ был замечен вражескими катерами, и десятки бомб обрушились на подводников.

Глубина в том месте оказалась незначительной. От взрывов бомб погас свет, в носовой отсек стала поступать вода, вышло из строя рулевое управление…

Немецкие катера ушли, а поврежденная лодка осталась лежать на дне моря. Однако экипаж не собирался погибать. Отремонтировали корабль. Ночью всплыли и дошли до базы. А через некоторое время потопили вражеский транспорт. На горизонтальных рулях стоял тогда старшина 1-й статьи Назарченко.

Экипаж обычно не видит гибели вражеского транспорта. Даже сам командир после выстрела не всегда поднимает перископ, а уводит лодку на глубину. Так было и в тот раз. Но в том, что транспорт потоплен, никто не сомневался: во всех отсеках слышали отдаленный гул. Затем начали грохотать глубинные бомбы: фашистским кораблям все же удалось обнаружить подводную лодку. Командир маневрировал, меняя курс, стараясь оторваться от врага, выйти из зоны гидроакустического наблюдения. А бомбы все рвались. Кто-то из матросов подсчитывал взрывы: сто пятьдесят, сто семьдесят… двести…

Когда наступила тишина, командир спросил, все ли в порядке в отсеках, и, убедившись, что повреждений нет, объявил благодарность личному составу за отлично выполненную боевую задачу.

Незадолго перед этой атакой было партийное собрание – Николая Назарченко приняли кандидатом в члены партии. Радостно было на сердце у старшины, он оправдал доверие коммунистов!

Командир, крепко пожав ему руку, сказал:

– Я доволен вами, товарищ Назарченко. Успеху атаки помогли и ваши умелые действия.

За этот поход Назарченко получил орден Отечественной войны II степени. Своей радостью он поделился с отцом, который воевал на 2-м Украинском фронте.

В ответном письме отец писал: «Прочитал я своим однополчанам твое письмо, Николай. Не скрою, горжусь я вами, дети мои, очень горжусь! Ты вот бьешь врага на Черном море, Андрей защищает Ленинград, Михаил стережет воздушные подступы к родной Москве. Да и я не сижу без дела…» Вместе с ответом отец прислал фронтовую газету, в которой рассказывалось о ратных делах старого воина Луки Назарченко.

Подводная лодка, на которой служил Николай, продолжала сражаться с врагом. Она прошла по Черному морю сотни миль, потопила много кораблей противника. Во время торпедных атак и ответственных переходов неизменно на горизонтальных рулях стоял Назарченко.

Разве когда-нибудь сотрутся в памяти походы в занятый гитлеровцами Севастополь? Однажды подошли они к городу, а в бухту проникнуть долго не могли: на море рыскали немецкие катера – охотники за подводными лодками. Пришлось отлеживаться на дне с выключенными моторами. Но вот катера ушли, а над притаившейся советской лодкой послышался шум гребных винтов. Гидроакустик определил: в Севастополь идет транспорт водоизмещением около десяти тысяч тонн. Под его днищем и проникла наша лодка в Севастополь… Весь день пролежали на дне бухты, а ночью всплыли, пустили на дно тот самый транспорт, под дном которого проникли в бухту, да еще одну баржу, как видно, груженную боеприпасами, потому что уж очень сильным был взрыв. Из бухты выбрались только под утро. На этот раз подводная лодка пристроилась за кормой немецкого миноносца и благополучно ушла в море…

* * *

Давно погасла папироса, а Назарченко все стоял на мостике, вспоминая былое.

– Мичман, о чем задумались? – спросил командир. – Шли бы отдыхать. Завтра у нас большой день.

– Сейчас пойду… Надо с народом поговорить, – ответил Назарченко и стал спускаться в люк.

Ведь он не только старшина команды рулевых, он теперь секретарь партийной организации корабля. Завтра предстоят торпедные стрельбы. Выполнить задачи на «отлично» – это было единое желание коммунистов, высказанное на партийном собрании. Так решили и комсомольцы.

Спать не хотелось, и Назарченко пошел по отсекам. В центральном проверил работу своих подчиненных.

Потом прошел к торпедистам. Здесь хозяйничал его дружок – главный старшина Василий Потапов. Он старшина команды торпедистов, отличный мастер своего дела. Ученики Потапова служат на Балтийском и Черном морях, на севере и на Тихом океане…

Потапов и старшина 2-й статьи Владимир Подволоцкий работали у торпедного аппарата. Подволоцкий – секретарь комсомольской организации. Он классный специалист, но секретарь еще молодой.

– Значит, Николай Лукич, завтра экзамен держим? – сказал Василий Потапов, обращаясь к Назарченко.

– Да, завтра… Командир надеется на нас.

– Торпедисты не подведут, – вступил в разговор земляк Назарченко, украинец, матрос Олизарович.

– И командир так думает о вас, – ответил мичман.

Назарченко побывал во всех отсеках, поговорил с заместителем командира по политической части, но, прежде чем идти отдыхать, снова поднялся на мостик. Гульцев уже сменился с вахты.

– Как прошла вахта?

– Хорошо, товарищ мичман.

Над кораблем по-прежнему маячили чайки. Наблюдая за ними, Назарченко заметил:

– Вишь, подлые, раскричались.

– А почему вы их так называете? – спросил матрос и добавил: – Они наши друзья. Летают себе за кораблем.

– Историю одну припомнил, – ответил мичман. – Во время войны это было.

Рассказ Назарченко не произвел большого впечатления на матроса.

– А вот минеры, например, говорят, что чайки – их боевые помощники, – сказал Гульцев. – Увидят чайки в море плавающую мину, сядут на нее – вроде на отдых. А минеры тут как тут. Подойдут они к мине, закрепят взрывчатку – и взлетит в воздух рогатая смерть. Выходит, птица эта не подлая, а полезная.

– Для минеров полезная, а я говорю о нас, о подводниках, – сказал мичман и уже более строго закончил: – Вот что, товарищ Гульцев, пошли на отдых. Завтра горячий день.

* * *

Утром погода испортилась. Подул ветер. По морю побежали белые барашки – предвестники шторма.

Лодка шла в подводном положении. К горизонтальным рулям встал мичман Назарченко, к вертикальным – старший матрос Лежнин. Где-то поблизости находился «противник».

Командир прильнул к перископу.

– Боевая тревога! Торпедная атака!

В мгновение люди заняли свои места на боевых постах.

Корабль шел на сближение с целью.

– Крейсер по пеленгу сто восемьдесят пять. Дистанция пятьдесят кабельтовых. Курсовой угол тридцать пять левого борта. Убрать перископ!

В центральном посту – монотонный перестук работающих приборов.

Мичман Назарченко действует горизонтальными рулями. Лицо напряжено, глаза устремлены на приборы.

Торпедисты подготовили аппараты к выстрелу.

Подводная лодка сближается с крейсером. Командир определяет курс и скорость цели. Командиру помогают старшина команды гидроакустиков, торпедный электрик.

– Курс крейсера сорок пять. Скорость двадцать четыре.

Лодка на боевом курсе. В отсеках тишина. С затаенным вниманием люди прислушиваются к голосу, доносящемуся из центрального поста.

Гидроакустик докладывает о быстром изменении пеленга. Он сидит в своей маленькой рубке. Сейчас он особенно внимателен, вслушивается в подводные шумы. Целая гамма звуков, от тонкого, нежного плача скрипки до грубого уханья контрабаса или боя барабанов. Среди всего этого хаоса надо отыскать самый нужный, главный, различить работу двигателей или гребных винтов, определить, какой идет корабль. У гидроакустика музыкальный натренированный слух. На значительном расстоянии он безошибочно узнает корабль, и это помогает командиру принять верное решение.

Командир еще раз уточняет элементы движения крейсера и, убедившись, что он проходит цель на заданном угле упреждения, приказывает:

– Пли!!!

– Торпеды вышли! – доносят переговорные трубы.

– Слышу шум торпед. Идут нормально, – докладывает акустик.

Назарченко внимательно следит за показаниями приборов и знает наперед, что сейчас последует. Его, мичмана, главная задача – после выстрела удержать глубину, чтобы «противник» не обнаружил лодку.

– Мичман! Ныряй на сорок! – приказывает командир.

Через некоторое время экипаж узнал: корабль «противника» уничтожен…

Вскоре и еще одну радостную весть узнали подводники: Министр обороны Союза ССР наградил личный состав подводной лодки ценными подарками.

Мичман Николай Назарченко получил именные часы. Это было его пятьдесят первое поощрение за время службы на флоте. Николай написал письмо отцу. Старый фронтовик, ныне бухгалтер колхоза имени XIX партсъезда на Днепропетровщине, ответил:

«Горжусь тобой, Николай. И колхозники шлют тебе и всем товарищам морякам горячий привет. Смотрите, не зазнавайтесь! Учитесь, дорогие наши защитники, много и настойчиво учитесь. Держите порох сухим…».

Негероическая специальность

До призыва Коля Максименко не видел моря, но об отваге и мужестве моряков слышал много, с увлечением читал книги о них. Коля мечтал служить на крейсере или подводной лодке. И обязательно комендором или торпедистом. Мысленно он часто видел себя стоящим у орудия в ожидании команды открыть огонь.

И вот Максименко оказался в Севастополе. Героический город поднимался из руин и пепла. Как зачарованный, смотрел Николай на синюю гладь бухты, где стояли боевые корабли. «Хорошо бы попасть вон на тот крейсер», – думал Коля.

Но на корабль Максименко не попал. Вместе с группой новобранцев его отправили в маленький приморский городок. Там он прошел курс молодого матроса, принял Военную присягу и снова вернулся в Севастополь. «Теперь-то, конечно, пошлют на крейсер».

Но определенно не везло Максименко. Очутился он на камбузе, где предстояло учиться на кока. Все мечты рушились. «Разве отличишься на кухне? Негероическая специальность…»

Встретил Николая пожилой кок-инструктор. Усатый мичман показал ученику свое немудреное хозяйство. О кастрюлях, огромных противнях, сковородках, плитах он говорил нежно, будто речь шла об одушевленных предметах.

– Будем учиться готовить вкусно, сытно, красиво, – сказал мичман в конце беседы.

– Будем, – без особого энтузиазма повторил Николай.

Мичман уловил в голосе ученика недовольство.

– Не вешайте головы, Максименко, – ласково сказал кок. – Наше поварское дело – важное. Очень ответственный доверен вам пост. Вы, наверное, слыхали про адмирала Макарова? Корабли строил, высокими науками занимался, а в то же время инструкции писал, как нужно готовить вкусный флотский борщ. Понятно?

Максименко узнал, что его наставник оборонял Севастополь, под ураганным обстрелом доставлял защитникам города-героя обеды и сам не раз ходил в атаки, за что награжден орденами и медалями. Мичмана любили и матросы, и офицеры. Все называли его «наш Петрович». Он был отличным поваром и к приготовлению пищи относился с большой выдумкой.

 
«Дельный, что и говорить,
Был старик тот самый.
Что придумал суп варить
На колесах прямо.
Суп – во-первых, во-вторых,
Кашу в норме прочной.
Нет, старик он был старик,
Чуткий – это точно…»
 

– продекламировал однажды Петрович и, подумав, закончил: – Вот так, товарищ Максименко. У нас с вами ответственнейший пост. Мы должны уметь готовить и наваристый флотский борщ, и жирный плов, и отбивные котлеты. Морячки пищу дюже обожают, особенно вкусную. Их здоровью не повредит и пирожное. Согласен? Так вот, запомни: кок – это воин. Наш боевой пост – камбуз, оружие – вкусная, сытная пища. Любить надо свое дело. Тогда тебя будут уважать и ценить.

После окончания учебы Максименко направили на работу в базовую столовую. О молодом коке скоро пошла добрая слава. И хотя продукты отпускались те же, что и раньше, и норма была прежней, качество пищи стало лучше. Николаю было приятно слышать, когда его хвалили подводники, и особенно Петрович. Старый кок хотя редко, но захаживал к своему бывшему ученику.

Хорошо шли дела у Максименко на камбузе. Но отличился он в походе. Кто-то сказал командованию, что Максименко страстно хочет сходить в море. Поход был тяжелый и длительный, но молодой кок великолепно справился со своими обязанностями. О нем написали во флотской газете, наградили нагрудным знаком «Отличный повар» и назначили инструктором. Теперь коки подводных лодок проходили у Максименко практику. И если случалось, что кто-нибудь из них неуважительно отзывался о поварской специальности, Николай, подражая интонациям своего бывшего учителя Петровича, говорил:

– Любить надо свое дело. Пост у нас ответственнейший и боевой. Понимать надо!

И все же Максименко не переставал мечтать о море и корабле. Когда узнал, что одна из подводных лодок готовится к плаванию, защемило сердце. «А что, если пойти и чистосердечно рассказать командиру? – размышлял Николай. – Только разве отпустят!»

Неожиданно на камбуз зашел сам командир лодки. Кок даже просиял от радости.

– Не желали бы вы, товарищ Максименко, пойти с нами в море? – спросил офицер. – Нашего кока в госпиталь положили.

Счастье само шло к Николаю.

– Только об этом и мечтаю, – быстро отозвался кок и, подумав, добавил: – Только не отпустят. Я ведь инструктор.

– Раз вы согласны, об остальном позабочусь я. Сегодня адмирал подпишет приказ. Я с ним уже говорил, он не возражает. Так что готовьтесь.

В тот день Максименко особенно старательно трудился около плиты. Он уже видел себя в роли кока подводной лодки.

…«Противник», обнаружив корабль, много дней подряд преследует его, заставляет уходить на очень большую глубину. Экипаж устал. Не хватает воздуха. Кончилась электроэнергия в аккумуляторных батареях. А всплыть нельзя: наверху рыскают катера-охотники. Командир принял решение – лечь на грунт, выключить моторы и ждать. Он взглянул на камбуз и сказал: «Люди сильно утомлены, у них пропал аппетит. Надо что-то приготовить. Подумайте, Максименко». – «Я уже и придумал, и сготовил. Полагаю, всем понравится. Прошу снять пробу». Он подает командиру тарелку с супом и смотрит – нравится ли. Офицер отведал. Съел все, попросил добавки, а потом сказал: «Молодец. Вкусно. Раздавайте обед». А потом в «Боевом листке» стихи появятся:

 
Знают все на корабле,
Даже штормы злые,
Приготовит в срок обед
Бог кулинарии…
 

Вечером Максименко уже точно знал, что приказ подписан. А рано утром Николай быстро спустился по каменной лестнице к пирсу. Лодки, словно близнецы, прижались бортами друг к другу. Отыскал свою. Поздоровался с вахтенным, с боцманом Николаем Лавренко.

– Бог кулинарии прибыл. Можно и с якоря сниматься, – пошутил боцман.

Экипаж тщательно готовил корабль к большому плаванию. Не сидел сложа руки и Максименко. Вместе с врачом отбирал на складе продукты. Сокрушался, что не может погрузить достаточное количество мяса, капусты, картофеля, чтобы хватило на все время похода, – холодильник маловат.

– Ничего, и из консервов отличные блюда получатся. Было бы умение, – утешал его врач.

Настал день, которого с таким нетерпением ждал Николай. По установившимся на флоте традициям моряков, отбывающих в длительное плавание, пришли проводить товарищи. Весь экипаж лодки выстроился на палубе. Максименко смотрел на город, на бухту, где было тесно от больших и малых кораблей, и не мог нарадоваться своему счастью.

Вот уже отданы швартовы. Подводная лодка в море. Ветер крепчает, нагоняет волну. Покачивает. Николай Максименко спустился в свое хозяйство. Да… Камбуз здесь невелик. Но не потому, что конструкторы недооценили «цех питания». На подводном корабле каждый сантиметр площади на учете.

Максименко ловко орудовал на своем камбузе, хотя там и повернуться негде. Он готовил завтрак.

На пятый день плавания Николай вдруг почувствовал, что палуба будто ускользает из-под ног. Солянка полилась через край и сердито зашипела на раскаленной плите. Запахло горелым жиром. Кок забеспокоился: «И так воздуха мало, а тут еще смраду напущу». Дифферент усиливался. Пришлось снять с плиты кастрюли. Через некоторое время близ борта стали грохотать взрывы. На полках звенела посуда, упала сковородка. Уханье «глубинных бомб» продолжалось долго. «Как же могло случиться, что „противник“ нас обнаружил? – недоумевал Николай. – Допустили какую-то ошибку?»

На камбуз заглянул боцман, явно чем-то расстроенный.

– Нет ли чего-нибудь кисленького? – обратился он к Максименко.

Николай налил стакан клюквенного морсу и, подавая, спросил:

– Что там? Чуть всю солянку на плиту не вылил.

– Что там солянка?! – махнул рукой Лавренко, – «Противнику» показали себя. Матрос Сафронов подвел, подчиненный мой. Случись такое во время войны, плохо бы нам пришлось.

Заглянув на камбуз во второй раз, боцман рассказал о случившемся. После долгого плавания в подводном положении вахтенный командир решил всплыть под перископ и осмотреть горизонт. Стоявший у горизонтальных рулей Иван Сафронов на какой-то миг запоздал доложить, что корабль с дифферентом на нос продолжает всплывать. Взглянув на глубиномер, вахтенный обнаружил: лодка проскочила заданную глубину. Он быстро приказал принять балласт в уравнительную цистерну. Но момент был упущен. Катера дозора «противника» успели обнаружить лодку. Началось преследование. В море полетели «глубинные бомбы». С трудом удалось оторваться и уйти на глубину.

Плавание продолжалось в тяжелых условиях, в обстановке, предельно напоминавшей боевую. Командир усложнял задачи. Вдруг гас свет. Лодка погружалась в темноту. Электрики включили аварийное освещение, быстро находили и устраняли повреждение. В результате попадания «глубинной бомбы» «противника» в прочном корпусе образовалась течь, и забортная вода хлынула внутрь.

Трюмные под руководством мичмана Алексея Ильина мастерски заделывали «пробоину», спасая корабль от угрозы потопления.

Кок делал все, чтобы хоть как-нибудь облегчить положение подводников. Стойко неся бессменную вахту, он вкладывал в свое дело весь талант. Варил густые жирные борщи, солянки, готовил вкусные котлеты, пловы, угощал моряков бисквитами, пончиками, поражая их своей изобретательностью.

Как-то после обеда Николай вошел в кают-компанию и поставил на стол блюдо, покрытое белоснежной салфеткой. Поставил, но не ушел. Хотелось посмотреть, какое впечатление произведет его сюрприз.

Командир снял салфетку.

– О! Вот это да!

На столе красовался торт, сделанный в форме подводной лодки, с рубкой и перископом. Все было, как на настоящей лодке, даже бортовой номер и флаг на корме.

– Произведение искусства, – заключил врач.

– Молодец, Максименко, – похвалил командир. Он отрезал первый кусок и протянул Николаю.

После успешного выполнения учебного задания корабль возвращался в родной город. Во время медицинского осмотра Максименко с удовлетворением узнал, что все участники похода прибавили в весе. «Значит, еду я готовил питательную», – заключил он.

А вот сам Николай похудел. Сбавил в весе и еще один член экипажа – командир корабля.

– Выходит, что мы с вами, товарищ Максименко, больше всех трудились да о делах заботились, – улыбаясь, заметил командир.

Кок даже покраснел от похвалы.

А спустя некоторое время на флот пришла радостная весть: Президиум Верховного Совета СССР наградил орденами и медалями многих участников плавания. В числе награжденных был и Николай Максименко.

Вручая награду, командующий флотом крепко пожал руку Николаю и сказал:

– Вы настоящий моряк. Отлично знаете свое дело. И о людях заботитесь от всей души.

В этот день Максименко с особенным теплом вспоминал своего старого инструктора мичмана Петровича, который научил его любить труд повара и маленькую, быть может, и не очень героическую должность.