355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иван Жигалов » Свет маяка » Текст книги (страница 4)
Свет маяка
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 11:28

Текст книги "Свет маяка"


Автор книги: Иван Жигалов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Вынужденный десант

Сергею Тимофеевичу Воробьеву

Алексей Тимофеевич Воронин – мой земляк, друг детства. Он бывалый моряк-балтиец, герой Отечественной войны, кавалер двух боевых орденов и шести медалей. Воронин говорит, что громил врага на воде и на земле и завершил свой боевой путь в Кольберге.

От него я услышал эту историю с катером «308».

– Неужели так все и произошло, Алексей Тимофеевич?

– А то как же! – воскликнул он. – Тимошку Кочетова я отлично знаю. Очень он тяготился должностью посыльного. А на катере «308» я сам бывал не раз. Смелые там были ребята. Все в бой рвались, а им приходилось перевозками всякими заниматься… А Тимофей Кочетов помог им отличиться в бою.

И вдруг у меня мелькнула мысль: «Может быть, Кочетов и Воронин – одно и то же лицо?» Мне было известно, что некоторое время и Алексей Тимофеевич также выполнял обязанности рассыльного. Боевые награды он получил, наверное, позже. Однако это только догадка.

История с катером «308» мне понравилась, и я решил о ней написать.

* * *

Рассыльный Тимофей Кочетов, молодой матрос с добродушным веснушчатым лицом, сидел на ящике с гранатами и, облокотясь на пулемет, рассеянным взглядом смотрел то на торчавшую из воды трубу затонувшего парохода, то на катер, медленно подходивший к причалу. Катер-тихоход, закоптелый, громыхая и отчаянно дымя, наконец, встал к стенке.

– Ну и посудина у вас, товарищ мичман, – недовольно сказал Кочетов, спрыгнув на палубу катера. – Как наш штабной самовар. Пыхтит, кряхтит, а все ни с места. Битый час жду, чуть не заснул. А у меня каждая минута на учете, сами знаете…

– Еще бы не знать! – ответил командир катера, рослый, плечистый красавец моряк, насмешливо посматривая сверху вниз на неказистого Кочетова. – Ну выкладывайте, какие новости?

– Ишь канцелярист! – с обидой вмешался в разговор высунувшийся из люка моторист. – Не приучится, как вести себя на порядочном корабле, а тоже – в критику… Опять наследил на палубе, каждый раз после тебя приборку делай.

Мичман резко повернулся, но голова моториста уже нырнула обратно, и только из-под палубы доносилось невнятное ворчание. Усмехнувшись и покачав головой, командир снова обратился к посыльному:

– Слушаю.

– Старший лейтенант приказал перевезти боезапас на остров, – Кочетов на секунду замялся, с трудом припоминая мудреное название, и скороговоркой выпалил:

– Ассуари.

– Лассуари? – переспросил мичман.

– Вот-вот, Лассуари, – уже твердо повторил матрос. – Товарищ Вдовин так и сказал: рабочему катеру «308» принять ящики с боезапасом и пулеметы и перебросить на этот… на Лассуари для десантников, мол…

Мичман молчал в раздумье.

– Если вы сомневаетесь, что не продукты на этот раз везти, – опять заговорил Кочетов, – так это потому, что все другие катера в разгоне.

– Где боезапас? – живо перебил мичман, видимо, задетый объяснением Кочетова.

Минут через двадцать ящики, пулеметы и автоматы были погружены. Расчихался мотор, и причал снова окутался дымом.

– Ну зачадили… – махнул рукой Кочетов, выбрался на стенку и медленно побрел к командному пункту. «Сегодня же у Вдовина попрошусь в морскую пехоту, – решил он. – Тогда узнает этот Демин, что и я не лыком шит. Подумаешь, чистюля: „Наследил“».

День был жаркий. Легкие волны ласково набегали на песок, матово поблескивавший под яркими лучами солнца. Совсем еще недавно сюда приезжали ленинградцы целыми семьями в воскресные дни на отдых. Бронзовые стволы сосен, словно стройные мачты, вздымались к светлому небу, и весь берег, круто возвышавшийся над водой, казался огромным кораблем, вышедшим в дальнее плавание.

Тимофей Кочетов шел не спеша, наслаждаясь непривычной для последних дней тишиной, и на его добродушном лице расплылась блаженная улыбка. «Вроде и войны нет», – думал рассыльный.

Неожиданно за лесом послышались сухие выстрелы. Матрос помрачнел и прибавил шагу. Но вдруг остановился, круто повернулся и, побледнев, со всех ног кинулся обратно к причалу.

Причал был пуст. Лишь слева по-прежнему высовывалась из воды почерневшая, исковерканная труба. На горизонте виднелся дымок знакомого катера.

– Э-гей! – закричал почти плача Тимофей Кочетов.

– Чего орешь? – послышалось в ответ с соседнего причала. – Врагов перепугаешь, штабист. Глоткой воевать надумал.

Матросы, возившиеся у зенитного орудия, пересмеиваясь, наблюдали за странным поведением рассыльного. Кочетов несколько секунд метался по причалу, странно взмахивал руками, словно вспугнутая птица, потом стремительно побежал к лесу.

Запыхавшись, хлюпая вздернутым носом, он влетел в землянку, чуть не сбив с ног часового, и, с трудом переводя дыхание, просипел:

– Где командир?

Худощавый телефонист спросил:

– А что, случилось что-нибудь?

– Где командир? – дрожащим голосом переспросил Кочетов.

– Все на НП-три ушли. Через полчаса вернется. Может быть, вызвать?

Телефонист потянулся к аппарату, но, когда оглянулся, в землянке уже никого не было.

* * *

Мичман Павел Огнев после ухода Кочетова некоторое время молчал и, прищурившись, вглядывался в спокойную гладь залива. Потом вызвал наверх моториста.

Смущенный Демин, ожидая разноса за свое очередное нападение на посыльного штаба отряда матроса Кочетова, быстро поднялся на палубу, на ходу вытирая ветошью вымазанные руки, и по всем правилам подошел к командиру.

Огнев задал совершенно неожиданный вопрос:

– Старшина, на мотор положиться можно? Не подведет?

– Товарищ мичман, он хотя и пыхтит и дыму дюже много, но не подведет, – с укоризной в голосе ответил Демин. – Не в таких походах бывали… А до этого Лассуари рукой подать.

Огнев прищурил левый глаз. Экипаж катера уже привык к тому, что, раз командир щурится, значит, он в чем-то сомневается, и Демин поспешил еще раз подтвердить:

– Головой ручаюсь, не сдаст. К своему сроку доставим груз. Ух, и дадут же жару фашистам наши десантники!

– Добре, – задумчиво сказал мичман. – Готовьтесь, сейчас выходим.

– Есть! – крикнул Демин, про себя подумал: «И сомневаться не стоило, командир».

– Товарищи, на минутку ко мне, – позвал Огнев моряков.

Первым подбежал заместитель Демина матрос Асхат Абдулаев, подвижной, с вечно улыбающимися блестящими глазами. Подошел помощник командира старший матрос Алексей Коровин – высокий, узкоплечий юноша, с вытянутым лицом, на котором светились большие синие глаза. И наконец, тяжело ступая чуть вывернутыми внутрь ступнями, подошел и второй помощник, старший матрос Павел Мохов, приземистый, похожий на боксера, с упрямо втянутой в широкие плечи круглой бритой головой. Немногочисленная команда катера была налицо.

– Нам приказано, – громко сказал мичман, – доставить боезапас и оружие на Лассуари для наших десантников. Придется идти под самым носом у врага, поэтому на всякий случай два пулемета из тех, что сейчас погрузили, привести в боевую готовность, К носовому встать Абдулаеву, к кормовому – Мохову. Товарищу Коровину подготовить десятка два гранат, находиться возле меня, в случае надобности встать к рулю. Демину смотреть за мотором в оба. Всем следить за воздухом и за морем. Понятно, товарищи?

Все было понятно, но все-таки матросы чувствовали какую-то недоговоренность в словах командира. Когда катер взял курс на архипелаг, каждый из них изредка вопросительно поглядывал на мичмана.

Огнев спокойно стоял за штурвалом, но был по-прежнему задумчив и слегка щурился.

Матросы знали, что достичь Лассуари, который находился на другой стороне шхерного района среди многочисленных островков, чрезвычайно похожих друг на друга как своими названиями, так и очертаниями, к тому же частично занятых врагом, – задача нелегкая, но все понимали, что не это смущало командира, который знал шхеры как свои пять пальцев. Он, конечно, сумеет провести катер к острову. Очевидно, была какая-то другая причина задумчивости мичмана.

Причина в самом деле была другая.

Огневу было известно, что еще совсем недавно Лассуари находился в руках противника, который держал там маленький гарнизон охраны. А когда остров успели занять наши, он почему-то не знал. «Впрочем, эти острова то и дело переходят из рук в руки», – успокаивал себя мичман. И все же он решил действовать крайне осторожно и провести катер обходным путем.

* * *

Вдали показался скалистый, покрытый мелкорослым сосняком островок. По маленькой бухточке, укрытой от морских волн и прибоя двумя высокими скалами, Огнев сразу узнал его.

– Наблюдать за островом, – приказал он, поднимая бинокль к глазам.

«Черт возьми, уж не напутал ли Кочетов чего-ни-будь?» – внезапно мелькнула мысль у мичмана.

– Вижу людей! – крикнул с кормы Павел Мохов. – Вон правее кургузой сосны…

Движение на Лассуари заметил и мичман. Он напрягал зрение, силясь разглядеть форму, в которую были одеты люди на острове. Вдруг он опустил бинокль.

* * *

Кочетов нагнал старшего лейтенанта Вдовина, шедшего вместе со штурманом в лесу. Он пробежал кустами и вырос перед ними на дороге как из-под земли. По растерянному лицу Кочетова офицер понял, что случилось нечто серьезное, а по испуганно смотревшим глазам и по капелькам пота, дрожавшим на веснушчатом носу, сразу угадал и виновника случившегося.

– Что натворили? – спросил он.

– Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант?.. Ваше приказание выполнено.

– Хорошо. Еще что?

– Разрешите… – Кочетов заколебался и, сбившись с уставного тона, быстро залепетал: – Товарищ старший лейтенант, я, кажется, беду наделал… Я всю дорогу твердил… Я уж и тогда опасался, да он… Как вы назвали этот проклятый остров?

– Глассуари, – ответил командир.

– А я сказал Лассуари… Я бы вспомнил, да мичман Огнев сам так повторил… Я потом воротился, но они уже ушли…

– Послал «триста восьмой» на Лассуари? – старший лейтенант схватил Кочетова за плечи. – Да понимаете ли вы, что наделали?! Там же фашисты!..

– Фашисты? – безнадежно пролепетал Кочетов, и его выгоревшие брови страдальчески задергались. – Товарищ старший лейтенант, я не знал… Я думал, что не туда, но я не знал, что я…

– Перестаньте его трясти, Николай Иванович, – сказал штурман. – Может быть, все обойдется, – неуверенно продолжал он. – Мичман Огнев повернет…

– Только не Огнев, – быстро отозвался старший лейтенант, отвернувшись от Кочетова. – Под арест! – бросил ему через плечо.

Прошло не менее получаса, прежде чем в погоню за катером «308» пошли три «морских охотника» с десантом моряков на случай, если понадобится захватить остров. Катера вихрем промчались мимо группы островов, с которых вслед им понеслись беспорядочные выстрелы. Наконец, на горизонте замаячил Лассуари. От него отделилась какая-то точка, которая быстро росла, и Вдовин с облегчением узнал в ней катер «308».

– Целы, – обрадовался он и приказал сбавить ход.

Однако, когда катера сблизились, он увидел, что на руле вместо мичмана Огнева стоял матрос Коровин. Приложив руки к губам, как в рупор, Вдовин прокричал:

– Где командир?

– Высадился на Лассуари с десантом! – донеслось в ответ.

– Заглушить мотор! – крикнул старший лейтенант. – С каким десантом?!

– С десантом в составе старшего матроса Мохова и матроса Абдулаева, – не скрывая радостного удовлетворения, четко доложил Коровин.

Перейдя на рабочий катер, Вдовин узнал, что произошло.

* * *

Когда Огнев определил вражеских солдат по их форме, он не растерялся, а только сквозь зубы процедил:

– На острове враг…

Он окинул взглядом моряков и в их глазах прочел: «Это же и хорошо, товарищ мичман. Докажем, что и мы воевать умеем…».

Катер находился уже совсем близко от острова. Неприятельские солдаты (Огнев насчитал восемь) стояли на берегу, на высокой скале, и, казалось, не собирались открывать огонь. Они как бы недоумевали, зачем пожаловал к ним этот катерок.

Огнев решил действовать.

– Товарищ Коровин, поднимите сигнал «Имею важное поручение».

Сигнальные флаги взвились на фалах.

Неизвестно, поняли ли враги сигнал, но он, как видно, их еще больше запутал.

– У пулеметов! Приготовиться! – крикнул мичман. – Без приказа не стрелять.

Огнев вдруг усомнился в своих действиях, но раздумывать было уже поздно. «Не возьмем числом, так возьмем хитростью и мастерством», – решил мичман и направил катер к берегу.

– Огонь!

Мохов и Абдулаев нажали гашетки.

Враги, как вспугнутые овцы, шарахнулись в стороны. Три солдата сорвались со скалы и полетели на камни, другие, словно крабы, поползли вверх на гору.

Над катером засвистели ответные пули. Огнев пригнулся.

А наши пулеметы все били и били. Им вторили из автоматов Коровин и высунувшийся наполовину из моторного отделения Демин.

Стрельба с острова скоро прекратилась. Катер вошел в бухточку.

– Мохов, Абдулаев, – за мной, Демин, – к пулемету, а мы с Коровиным поищем, не укрылся ли кто у озерка, я эти места знаю…

Огнев повел свой десант на берег. Оставшиеся в живых фашисты залегли за высокими камнями и открыли огонь по морякам.

Балтийцы выбрались на гору, и небольшой островок открылся перед ними весь. Он представлял собой гранитную чашу с глубокой выемкой посередине, заполненной прозрачной водой. По берегам озера торчали кусты малины и смородины и грудой громоздились унылые валуны. Два рыбацких заброшенных домика стояли по ту сторону озера, тесно прижавшись друг к другу.

– Абдулаев, беги на тот гребень, где их пулемет остался. Действуй самостоятельно. Собираемся по свисту, – сказал Огнев.

Сам он с Моховым добрался, укрывшись за кустами, до озера. Здесь они разошлись.

Началась опасная охота за недобитым противником. Добравшись до валунов, Огнев поднялся во весь рост и метнул в расщелины одну за другой две гранаты. Вода в тихом озере вздрогнула. Через мгновение раздались взрывы и по ту сторону озера. «Молодец Мохов», – одобрительно подумал мичман.

С горы рявкнул трофейный пулемет. Это стрелял Абдулаев. Огнев влез на высокую скалу с острым выступом и, свесившись, заглянул вниз. Оттуда на него уставилось дуло автомата. Огнев в одно мгновение обрушился на куст с пятиметровой высоты. Короткая очередь прорезала тишину. Моряк очутился рядом с вражеским автоматчиком и ударил его ногой. Тот упал на спину. Мичман поднял валявшийся автомат и так, чтобы не убить, стукнул им солдата по голове.

Скрутив на всякий случай гитлеровцу руки, мичман быстро пошел в глубь острова, к домикам. Они оказались пустыми. С гарнизоном на острове, видимо, было покончено.

Огнев сунул два пальца в рот и свистнул, подавая условленный сигнал. В ожидании моряков он устало опустился на камень и несколько минут сидел, ни о чем не думая. Неподалеку раздались шаги. Мичман поднял голову. Прямо на него, сгибаясь под тяжестью пулемета, брел пленный, а следом, держа в одной руке замок пулемета, а в другой – автомат на изготовку, с видом победителя шел сияющий Асхат Абдулаев.

– Вот, товарищ мичман, по пути подобрал, сам сдался, – сказал матрос, помогая пленному освободиться от груза.

Мохов пришел насупленный, злой. Левая рука его была небрежно забинтована, и сквозь повязку проступала кровь.

– Ранены? – спросил Огнев, поднявшись навстречу.

– Кинжалом фашист руку искромсал, – угрюмо ответил Мохов. – А наших-то, видно, здесь и не было…

Огнев не ответил. Его серые глаза заблестели. Голосом, в котором звучало неподдельное удивление, он мягко произнес:

– Товарищи, а остров-то наш?!

* * *

На катере мичман собрал матросов.

– Ну, орлы, кажись, хорошее дело мы сделали. Но в этом разберемся потом, времени терять нельзя, враги могут каждую минуту сюда пожаловать. Надо спешить за подмогой, да и приказ мы еще не выполнили. Коровин, Демин и Мохов, забирайте пленных – и в базу. Я и Абдулаев останемся здесь. Нам и трофейного оружия хватит.

– Товарищ мичман, оставьте меня на острове, – умолял Мохов.

Мичман хотел возразить, но поглядел на просящее лицо старшего матроса, махнул рукой.

– Побыстрей, Коровин, – тихо сказал Огнев своему помощнику, но Демин услышал и не удержался, чтобы не ввернуть:

– Моментом слетаем… Ох и покажу ж я теперь этому Кочетову полундру!

И он поспешно скрылся в моторном отсеке.

Огнев, Мохов и Абдулаев сошли на берег.

А потом, когда «морские охотники» подошли к острову, старший лейтенант Вдовин минут пять тряс в объятиях мичмана Огнева.

– Ну спасибо, родной! Не растерялся в сложной обстановке… А я за этот час чуть не поседел. И все этот путаник Кочетов! Пускай теперь замаливает свою вину.

– В самом деле путаник, – серьезно отозвался Огнев и добавил: – Путаник, хоть и без злого умысла… А остров-то наш!.. Наш остров, товарищ старший лейтенант!

– Не радуйтесь, – остановил Вдовин Огнева. – Вы тоже хороши. Вместо того, чтобы везти боеприпасы, в десант полезли. – Вдовин помолчал. – Надо подбросить подмогу десантникам. Раз остров взят, необходимо закрепиться…

…И снова катер «308» доставлял продукты морским пехотинцам.

Золушкино счастье

Капитан-лейтенанта Василия Малаева я встретил весной сорок четвертого на Невском проспекте. В новенькой шинели, наутюженных брюках, в ботинках, начищенных до зеркального блеска, в фуражечке-«нахимовке» с маленьким козырьком, Малаев походил на курсанта, только что произведенного в офицеры, хотя было ему за двадцать пять и не раз находился он в двух шагах от смерти.

Познакомились мы с ним в первые дни войны. Тогда младший лейтенант служил на «морском охотнике».

В августе их катер выдержал неравный бой с пятью вражескими «юнкерами». Почти все члены экипажа были ранены, а четверо убиты. Малаева в тяжелом состоянии отправили в госпиталь. Вновь мы встретились осенью 1941 года на знаменитом «ораниенбаумском пятачке», где младший лейтенант командовал взводом разведчиков в морской бригаде. Здесь он снова был ранен, и я потерял его след. И вот только сейчас мы снова увиделись. Служил Василий теперь в местной противовоздушной обороне. На днях получил звание капитан-лейтенанта. Потому и ходил таким нарядным.

Узнав цель моего приезда в Ленинград, Малаев воскликнул:

– Товарищ подполковник, считайте, что задание редакции вы уже выполнили. – И пояснил: – В МПВО создано специальное подразделение из девушек-разминеров, а эта специальность у нас самая наиважнейшая. Вот только за последние двадцать дней девчата ликвидировали двенадцать тысяч мин и шесть тысяч снарядов. Не шутка. Прибавьте к этому обследованных более тысячи метров ходов сообщений да восемь тысяч бывших вражеских землянок и блиндажей. Все ленинградские газеты только о них и пишут. Разыщите Асю Михайлову, – Малаев улыбнулся: – Ее у нас зовут Золушкой… Впрочем, я вам помогу. В сторону Петергофа идет наша машина, и мы с вами подъедем.

Малаев сменил свою новенькую форму на довольно поношенную, надел резиновые сапоги, такие же и для меня достал. «В наших флотских ботиночках по болотам не пройдешь», – сказал он.

Машина то и дело ныряла по ухабам. Некогда прямое и гладкое, как стол, шоссе разбито, исковеркано снарядами и бомбами, красивый сосновый лес изуродован, словно прошел по нему ураган невероятной силы. Земля изрыта, по сторонам – обвалившиеся окопы, блиндажи, ходы сообщений. Кое-где – разбитые, порыжелые орудия, тягачи, перевернутые танки. И ни единого дерева – все перемешано с землей, вырвано с корнями. Здесь проходила линия немецкой обороны. Отсюда фашисты девятьсот дней и ночей били по Ленинграду из тяжелых орудий. Теперь фронт передвинулся к Западу, но израненная земля все еще грохотала. Поминутно рвались мины и фугасы.

– Это наши девчата трудятся, – говорит Малаев и просит водителя остановить машину.

Пробираемся по грязи. Капитан-лейтенанту тут все знакомо.

Метрах в полустах от нас низенькая девушка, на ходу заправляя под пилотку выбившиеся волосы, медленной, усталой походкой идет к красному флажку. На ней заляпанные грязью огромные резиновые сапоги, флотский бушлат довольно большого размера, подпоясанный ремнем с ярко надраенной бляхой, на которой играет солнечный лучик, черная юбка. Малаев поясняет, что это и есть та самая Ася Михайлова.

«Да она же совсем ребенок», – думаю я.

Девушка что-то кричит нам и показывает рукой.

– Просит, чтобы мы спрятались в танке. – Малаев ускоряет шаги. – Сейчас подорвет мину.

Мертвый немецкий танк, наполовину погрузившийся в болотистый грунт, стоит совсем близко. Лезем в него. Пахнет ржавым железом, сыростью, тлением… Смотрю на девушку. Она подошла к флажку, опустилась на колени и осторожно разгребает землю. Там – мина.

Ася заложила тол, закрепила шнур, но, прежде чем поджечь его, посмотрела в нашу сторону, махнула рукой.

– Танк – надежное убежище. Ничего, ничего, Ася успеет… – капитан-лейтенант замолкает.

Девушка чиркнула спичку, подожгла шнур и побежала. Споткнулась, упала: ей трудно передвигать облепленные грязью, тяжелые сапоги. Малаев наполовину высовывается из люка, помогает Асе подняться. Теперь мы сидим втроем, захлопнув над головами стальную крышку. Темно-темно в железном ящике.

Содрогается воздух, и танк чуть вздрагивает. Комья земли и камни падают на броню. Наступает тишина, и опять взрыв, но где-то вдали.

– Маришка ликвидировала мину, – говорит Ася.

Поднимаемся наверх. Пахнет горелым пероксилином.

Садимся на башне.

Асе двадцать один год. Родилась и жила в деревне близ Ясной Поляны. Комсомолка. Во время блокады командовала санитарной дружиной. Студентка первого курса Педагогического института имени Герцена. Когда немцев отогнали от города и сняли блокаду, подобрала группу студенток, и они стали учиться на разминеров. Признается, что нелегко далась эта специальность. Вначале трусила.

– Вышли первый раз на заминированный участок вместе с инструктором. Вот с ним. – Она смотрит на Малаева и почему-то краснеет. – Обследовали щупами вокруг себя, стали тихонько продвигаться вперед. Мой щуп сработал. Раздвинула руками снег. Потом сняла слой мха. Увидела мину. Мою первую! Осторожно придержала пальцами чеку. Вынула взрыватель. А потом все стало привычным, обыденным. Работаем. Вместе с напарницей Маришей Жебраковой мы уже ликвидировали свыше тысячи мин и несколько сот снарядов. А вот сейчас я подорвала последнюю мину и на этом участке.

Смотрю на нее. Глаза черные, носик пуговкой, лицо загорелое, обветренное.

– Почему вас называют Золушкой?

Ася как-то совсем по-детски засмеялась:

– Говорят, счастливая я. Как та Золушка. И обязательно очарую принца какого-то.

Малаев слез с танка, стоит в стороне. Скоро к нему стали подходить остальные девушки.

Я достал фотоаппарат. Ася замахала руками.

– Нет, нет, не надо. – В голосе ее чувствуется мольба. – В таком-то виде! Не хочу. – Спросила: – Вы когда уезжаете?

– Сегодня, если достану билет.

– Я бы дала свою фотографию. Хорошо получилось, только скажите, куда вам принести.

Договорились: Малаев узнает, каким поездом я поеду, и они вдвоем придут на вокзал.

Разминеры строем шагали к шоссе.

Девушек в матросских бушлатах с длинными щупами в руках хорошо знали на контрольно-пропускных пунктах.

Когда они, усталые, измазанные, подошли к шлагбауму, чтобы сесть на попутную машину, бойцы почтительно уступили им место.

– Разминеры вне опереди!

Билет я получил на последний поезд.

Малаев обещал вместе с Асей прийти минут на пятнадцать.

…Я еще не видел Ленинград после снятия блокады. Вечерело. Моросил мелкий дождик, а по привокзальной площади и Невскому шли люди. Много военных. Шагали бодро, оживленно болтали, смеялись. Следы недавних артиллерийских обстрелов и воздушных бомбардировок виднелись всюду. Но люди, казалось, не обращали на это внимания, знали: пройдет время, и Ленинград станет таким, как и прежде.

Когда вернулся на вокзал, Малаев и Ася уже были там. Девушку не узнать: на ней новенькое форменное пальто с погонами старшего краснофлотца, на голове беретик со звездочкой. Вся она какая-то весенняя, сияющая.

Протянула мне снимок и, смущаясь, произнесла:

– Тут я похожа на моряка.

Ася была сфотографирована в матросской фланелевке. Я сказал, что лучше бы напечатать в рабочем обмундировании. Она снова замахала руками:

– Нет, нет.

Мы расстались.

Снимок мы опубликовали крупным планом – на половину журнальной страницы. Свой очерк я назвал «Последняя мина». По моей просьбе художник сделал рисунок: по бикфордову шнуру к мине крадется огонек, а Ася бежит к подбитому немецкому танку.

Едва журнал вышел в свет, как в редакцию посыпались письма от солдат, матросов, офицеров. Они желали «завести серьезную переписку с „Золушкой“». Редакционные девушки не без зависти говорили:

– Везет девчонке. На вид – пигалица, а счастливая.

Всю корреспонденцию мы отправляли в Ленинград Асе. Примерно месяца через два-три я получил письмо от Малаева. Капитан-лейтенант писал, что он и она, Ася, стали мужем и женой, и слезно просил больше не пересылать Асе писем. «Жена только тем и занимается, – писал молодой муж, – что отвечает на многочисленные послания влюбленных. Избавьте ее от этой обязанности. И меня пощадите».

Бывая в Ленинграде, я всегда навещал эту счастливую чету. После войны Ася закончила педагогический институт и получила назначение в Заполярье. Туда же перевелся и Василий Малаев. Новый их адрес мне не был известен.

Минуло около двадцати лет. Недавно, оказавшись на Севере, я разыскал Малаевых. Они живут в Мурманске. Василий Викторович после демобилизации работает капитаном плавучей рыбной базы. Совершает рейсы к Северному и Южному полюсам. Ася Алексеевна преподает в средней школе литературу. У них двое детей: сын Алексей кончает мореходное училище, дочь Тамара собирается поступить в Ленинградский педагогический институт. Она, как две капли воды, похожа на свою маму – Золушку. И, конечно, будет такой же счастливой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю