Текст книги "Свет маяка"

Автор книги: Иван Жигалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

На отца Тося обижена. За все время раза четыре получала она от него приветы. Дважды заходили незнакомые люди, а то как-то прибежал мальчишка из Бабьих выселок, отец прислал. Где он? Не может же она верить глупым слухам, будто он продался немцам, работает в Каменке старостой. Тося сказала об этом тете Саше, а та пожала плечами да рукой махнула. «Не верь болтовне, доченька». – «Да разве я верю?».

Тося вдруг услышала, будто кто-то зовет ее.

Тося отпрянула за поленницу. «Кто это?».

– Тося, не бойся! Это я, Алешка-моряк, Неужели забыла?

«Алеша Лепов?!.. Но откуда он взялся? В такое время? А может быть, и его прислал батя с приветом? Ведь они знают друг друга».

Лепов подошел совсем близко. Из-под белого капюшона видны глаза, нос, рот. Алексей глядит и улыбается.

– Не узнала, что ли? Ну чего дрожишь? Здравствуй, Тося, – Алексей протянул руку, но девушка попятилась, спросила:

– Зачем ты здесь? Фашисты кругом…

Лепов перестал улыбаться, вытащил из кармана гранату, подбросил на ладони.

– Подарок для них привез из лесу… от деда Мороза.

Тося все еще жалась к стенке, не решаясь подойти к Алексею. А так хотелось броситься ему на шею.

– Значит, от наших, – не выдержала Тося, и на ее глазах Алексей увидел слезинки.

«Ты батю моего не видел?» – порывалась узнать она, но не спросила, а потащила Алексея в открытую дверь сарайчика.

– Иди же скорее… Чего оглядываешься? Увидят, беды не оберешься.

– Товарищ там остался.

– Ничего, подождет…

Тося прижалась к Алексею:

– Ты давно из Ленинграда? Его немцы не взяли? А как Москва?

– Все, все, Тося, на своих местах: и Москва, и Ленинград.

– В газетах да листовках такое пишут. Ой, как брешут фашисты!

Из полуоткрытой двери сарайчика виднелся Тосин дом. Алексей посматривал на висевшее там полотнище со свастикой в центре белого круга. Кивнув головой в сторону дома, спросил:

– Что там?

– Какая-то часть побитая на отдых пришла… Лешенька, у нас гитлеровцы столько понатворили, столько понатворили. Страху мы натерпелись.

Тося рассказала о казни Нестерова, его дочери Веры, Плетнева, о гибели подруг. Лепов расспросил, в каких местах стоят часовые и какое вооружение находится в деревне. Тося говорила, а он напряженно думал, и в голове его рождались самые отчаянные планы.

– Понятно, Тося, – наконец сказал Алексей. – А где отец?

Что могла она ответить Алеше? Сказала, что батя ушел из дому в ту страшную ночь вместе с Карповым.

– А где он сейчас, я не знаю.

– У партизан?

– Наверное, с ними.

– А где партизаны?

– Всюду!

– Как их найти?

– Не знаю…

– Как же так, Тося?

Лепов собрался уходить. Уже более сорока минут прошло с того момента, как он оставил Веселова. И хотя о партизанах ничего толком не узнал, зато у него созрел блестящий план. Убежден: Шуханов и Бертенев одобрят. Тосе сказал, что придет ночью, предупредил, чтобы о встрече никому не говорила.

Тося Чащина

Партизаны с нетерпением ждали возвращения разведчиков.

– По глазам вижу – с хорошими вестями прибыли, – сказал Шуханов.

– Есть одна идейка, – заявил Лепов. Он отозвал Шуханова и Бертенева в сторону. – Есть возможность фашистам веселый праздник устроить. На днях в Масляную гору прибыла на отдых воинская часть. Охраняется селение плохо. Такой случай никак нельзя упускать. Тося показала, где находятся посты. Их семь. Пробраться к ним легко. Гитлеровцев в деревне около двух сотен. Конечно, для нас это многовато. Но мы нападем внезапно… Вот точная схема Масляной горы и ее окрестностей. – Лепов хворостинкой рисовал на снегу. – Это озеро. Посты. Дома, как видите, расположены подковой и жмутся одной стороной к озеру, другой – к дороге. С севера лес подступает к самым избам… Вот штаб. А здесь живут офицеры… Теперь разрешите доложить соображения о расстановке наших людей. Мы с мичманом все продумали… Часовых снимем «морскими силами», без шума. С обоих концов деревни выставим автоматчиков. Нападем на штаб, столовую, дом офицеров… В общем, создадим видимость полного окружения, – Лепов перевел дыхание.

Шуханов ждал, когда же он начнет рассказывать о самом главном – о партизанах. Где они? Как их разыскать? Что узнал у девушки?

А Лепов подводил «теоретическую базу» под свой «стратегический план».

– Смелость, граничащая с дерзостью, главное а тактике партизанской войны.

«Что ж – все выкладки правильные. Вычитаны из некой приключенческой повести, – думал Шуханов. – Идея смелая и весьма простая: пришли, окружили, напали, забросали гранатами и скрылись».

– А как думает мичман? – серьезно спросил командир и, не дав ответить Веселову, уже сердито сказал: – В результате подобной «дерзости» мы потеряли Летунова и еле сами унесли ноги. План, Лепов, у вас блестящий. Выводы правильные. Но построено все на песке. Авантюрой это называется.

– Такой налет нам под силу! – с жаром отстаивал Лепов.

Бертенев взял из рук лейтенанта хворостинку, еще раз посмотрел на схему.

– Продумано здорово! Но… – он повысил голос: – Командир прав: шансы на успех ограничены. А теперь о другом – удалось ли вам что-либо узнать о партизанах?

– Тосин отец у партизан, – ответил Алексей. – Но она не знает, где он скрывается…

– Подведем итоги, – перебил Шуханов лейтенанта.

– Вы, товарищ Лепов, не выполнили основного задания. Предлагаю вам снова отправиться в деревню. Даю два часа.

Лепов и Веселов ушли. «Такой случай упустить!» – негодовал Алексей.

– Слишком горячий парень, – сказал Бертенев.

– Да, это верно, – согласился Шуханов. – Если не сдерживать, может глупостей наделать. Хоть и из добрых побуждений.

* * *

Время истекло, а разведчики все не возвращались. В отряде начали волноваться.

Мороз крепчал. Чтобы согреться, прыгали, толкали друг друга, посматривая в сторону Масляной горы. До деревни километра три, и сквозь нечастый сосновый лес виднелись ее строения. Дым, поднимавшийся над крышами изб, напоминал перемерзшим людям о тепле, горячей пище, об отдыхе…

Вдруг в деревне взметнулось багровое зарево. Огонь усиливался. У всех мелькнула одна и та же мысль: подожгли Лепов и Веселов…

Шуханов был вне себя, чего за ним никогда не замечалось.

– Придется наказать обоих! – резко бросил он.

Послышался хруст снега, и на фоне пожарища совсем близко возникли три силуэта.

– Балтика идет! – крикнул Журов, присвистнув от удивления: – Ба! Трофей прихватили. Глядите!

Первым шагал на лыжах Лепов, за ним девушка и мичман. Шуханов негодовал: «Это черт знает что такое! Надо срочно уходить».

Не обращая внимания на поднятый немцами шум, Лепов по-военному четко доложил Шуханову обо всем, что произошло.

– …А это Тося, – объявил он в конце, как о самом обыденном, ничего не значащем деле. – Это она устроила переполох. Подожгла свою избу, там у них штаб. Теперь вот к нам в отряд пришла.

«Час от часу не легче!» – возмущался Шуханов, но сказал как можно спокойней.

– Мне достоверно известно, лейтенант, на корабле женщины не служат… Что она у нас станет делать?

Тося сама ответила:

– Буду делать все. Шить, стирать, обед готовить. – Подумав, резко добавила: – И фашистов бить не побоюсь. – Говорила бойко, хотя голос от волнения дрожал. Чувствовалось – девушка за себя постоит.

– Сколько же вам лет? – спросил Шуханов.

– Девятнадцать. Фамилия Чащина. Зовут Тося. Я комсомолка. Умею стрелять. Из ста выбивала девяносто семь.

«Свяжет нас по рукам и ногам», – в сердцах подумал Шуханов.

– Все это превосходно, Тося, – сказал он. – Но мы не можем вас взять. Не девичье это дело. Куда вы пойдете с нами, по лесам да болотам бродить? А если попадете к немцам? Знаете, что они с вами сделают?

– Знаю, уж нагляделась.

Бертенев поддерживал командира. Примерно такого же мнения были Кошкетов и Трофимов. Не совсем твердую позицию занимал Журов. Он был убежден, что если девушку оставят, то пойдет в его «подразделение». И все же колебался. Моряки были на стороне Лепова: оставить! Захаров, Нилов и Крепляков тоже были за это.

Первым в защиту Чащиной выступил Веселов. Еще там, близ деревни, когда они лежали в снегу, Лепов поведал мичману свою тайну. А после, когда Тося подожгла избу и попросилась в отряд, Веселов, недолго раздумывая, сказал: «Попросим командира».

– Конечно, – начал он, – если бы вопрос касался боевого корабля, я бы первым ответил: нет. Там женщинам нечего делать, они счастья не принесут. Но смотрите – горит ее родная хата! Разве можно ей вернуться? Повесят ее! А нам санитарка нужна. К тому же, если подходить с деловой стороны, – ну, какой Журов, прямо скажем, кок? Никакой. Не обижайся, Миша. Прошу вас, товарищ командир, принять девушку.

«Ну что ж, пожалуй, ребята правы, – подумал Шуханов. – К тому же Чащина местная, и с ее помощью мы скорее найдем путь к партизанам».

– Все слышали мичмана? – громко спросил Шуханов. – Есть не согласные с ним?

– Оставить!

– Надо принять!

– Ясно! Мы вас принимаем, но помните: если возникнет необходимость, оставим у надежных людей, – сказал Шуханов. – А сейчас – в путь, задерживаться больше нельзя.

Тосю Шуханов определил к Журову в качестве медицинской сестры и повара. Так Миша пополнил свое подразделение.

Чащиной вручили автомат покойного Летунова, его рюкзак и лыжи.

Снова в отряде стало четырнадцать бойцов.

* * *

На первом большом привале Шуханов долго беседовал с Тосей, но ничего утешительного она сказать не могла. О партизанах слышала и видела их, только где находятся – не знает.

– У меня тетя здесь недалеко живет, в деревне Сомово. Она до войны секретарем сельского Совета работала. Может, она что-нибудь о Карпове и Оленеве знает.

Слушая девушку, Шуханов вспомнил разговор с Асадовым. Ведь и полковой комиссар говорил об этих людях.

– Вы остановитесь в песчаных карьерах – там раньше был кирпичный завод, а я проберусь к тетке и все выведаю, – предложила Тося.

Была у Тоси и еще одна думка. В восьми километрах от Сомово, в Каменке, живет батин друг, Никита Павлович. По слухам, именно в этой деревне отец работает старостой. Тося хорошо знала Никиту Павловича и всю его семью.

– А сумеем мы найти эти карьеры? – поинтересовался Бертенев. – Сейчас зима, все занесло снегом.

Подумав, Чащина ответила:

– Если по дороге – доведу, а лесом, пожалуй, не сумею. Далековато. Места глухие, вдруг заблужусь.

– Заблудиться мы не можем, у нас есть карта, компас, – пояснил Шуханов. – Вот узнаешь ли ты места… Как ты назвала деревню?

– Сомово, – ответила Тося. О Каменке она опять умолчала, хотя эта деревня ближе расположена к песчаным карьерам.

По карте разыскали развалины кирпичного заводе. Измерили расстояние: около сорока километров. Учитывая, что придется обойти деревни, прибавили еще десять.

– Пойдем! – сказал Шуханов.

Тося не стала обузой для отряда. Да и ребята как-то подтянулись, повеселели. Самого скучного из всех Журова и то будто подменили. Два дружка-лесгафтовца даже попытались ухаживать за Тосей. Веселов отозвал их в сторону и посоветовал «отработать самый полный назад». Вася и Ваня все поняли.

Тосе вручили солдатские штаны из резервного фонда. И теперь она сильно походила на краснощекого мальчугана-подростка.

– Добрый камуфляж получился, – заключил Рабралов, осмотрев Тосю.

Незнакомое слово смутило девушку.

– Это что-то нехорошее?

Веселов засмеялся:

– Да разве моряки способны на плохое. Так у нас на флоте называется маскировка корабля…

– А-а, – рассмеялась Тося. – Понятно.

Журов из личных запасов шелка помог Тосе смастерить что-то наподобие белой накидки.

Однажды Шуханов случайно подслушал разговор Лепова и Журова.

– Чащина медсестра и повар, – говорил Журов. – Она в моем подразделении. За ее жизнь отвечаю я… В разведку она с тобой не пойдет. Понял?

– Понять-то понял, Миша, – спокойно отвечал Лепов. – Но надо ведь и с ее желанием считаться.

– Боец обязан беспрекословно выполнять приказ командира.

– Миша, ты мне начинаешь нравиться… А с Тосей мы все же поговорим…

Из-за снегопадов было трудно продвигаться. К счастью, близ небольшой речки нашли сарай, и Шуханов разрешил отряду переждать непогоду.

Кошкетову удалось убить лося, и Чащина готовила еду. В сарае горел маленький костер. Из почерневшей от копоти кастрюли исходил аппетитный запах вареного мяса. Тося помешивала лопаточкой и тихо рассказывала:

– Страху мы натерпелись. В ноябре в соседней деревне партизаны разгромили немцев. Понаехали каратели, взяли заложников, увезли в комендатуру и после пыток всех расстреляли. Искали Волкова, Карпова, Оленева. Солдат нагнали, собирались, видно, с партизанами разделаться. Сколько тогда деревень сожгли…

Веселов снял с костра кастрюлю. Все ели молча. Шуханов думал: «Значит, против партизан немцы большие силы направили. Наверное, тогда же и Комково сожгли».

Мясо уложили в рюкзаки и отправились в путь. Так же, как и раньше, обходили населенные пункты, делали короткие остановки для отдыха.

Из очередной разведки вернулись Захаров, Нилов и Лепов. Алексей был чем-то расстроен. Он отозвал Шуханова и Бертенева в сторону.

– Чертовщина получается, – сказал лейтенант. – Просто не могу поверить. Тосин отец – староста.

Появись сейчас в лесу немецкие автоматчики, и они бы так не удивили Шуханова, как эта ошеломляющая новость.

Между тем Лепов рассказал: они набрели на лесной лагерь, пробрались в холодную сырую землянку и ужаснулись: там сидели трое больных, исхудалых детей, завернутых в лохмотья, а около камелька, прямо на земле, лежал дряхлый дед, единственный кормилец тех ребят. Самому старшему лет семь. Отец детей, сын старика, на фронте, а мать фашисты убили за то, что не хотела отдавать им свою избу.

– Немцы выгнали всех колхозников из деревни и разместили в ней своих солдат, – продолжал Алексей. – Дед, по-моему, знает, где находятся партизаны, но молчит.

– Это еще не все, вот, – сказал Захаров и посмотрел на лейтенанта.

– Решили мы помочь старику, – рассказывал Лепов. – Вышли из леса на дорогу, ждем. Тут появился обоз под сильной охраной. Пропустили его. Орешек твердый. Потом долго ждать не пришлось. Из-за поворота выскочила штабная машина. «Эту, думаю, возьмем». Два чемодана отнесли в землянку. После этого дед разговорился. Назвал двух предателей. Потом и о Чащине сказал. Когда я услышал, остолбенел: «Не может быть!» Но старик заверил, что знает Вениамина Чащина из Масляной горы. «Хотя на него никто не жалуется и зла в нем нет, – сказал, – но раз староста – значит, предатель».

– Захаров и Нилов знают о Чащине? – спросил Шуханов.

– Нет. Когда я был в землянке, ребята караулили у входа. А я ничего не сказал. Хотел с вами вначале посоветоваться.

– Правильно… Пока не разберемся во всем, никто знать не должен. Особенно Тося…

Отряд приближался к песчаным карьерам. В разведку пошли Лепов, Веселов, Чащина, Захаров и Нилов. Остальные расположились на отдых.

Вернулся один Захаров, сияющий от радости.

– Нашли! – закричал он, приблизившись к сидевшим вокруг маленького костра. От волнения стал больше заикаться: – Устроимся с комфортом, в-вот. Шикарное подземелье… Д-даже п-продукты есть… Печка…

Как уверял Захаров, предстояло пройти километров шесть. Он вел отряд по лыжне… Стоял сорокаградусный мороз, деревья трещали от холода, а людям было тепло. И километры будто короче стали, лыжи скользили лучше, и рюкзаки не давили на плечи.

– Глядите! В-вот наш д-дворец! – воскликнул Вася.

Все стояли у темного отверстия в сопке. Вокруг – сосновый лес, обычный бор, и довольно частый. Откуда-то, из черного зева, появился Алексей.

– Прошу следовать за мной, – произнес он и, казалось, говорил это вовсе не лейтенант Лепов, а волшебник Али-Баба, который вот-вот провозгласит: «Сим-сим, открой дверь!» Алексей поднял над головой фонарь «летучая мышь» и повел всех по широкому подземелью.

– Эй! – крикнул Лепов.

Из темноты ответила Тося:

– Сюда, сюда.

Алексей свернул вправо и остановился. Впереди виднелось строение.

– Наше жилье, – сказал лейтенант. – Добрые люди соорудили и неплохо оборудовали. Даже запас продуктов оставили. В общем, если нас отсюда не выкурят, будем жить припеваючи… Как медведи в берлоге.

Вошли в просторное помещение из бревен, досок и прутьев. Справа стояла железная печурка, по стенам – до самого потолка – двухъярусные нары, на которых лежала сухая солома, в центре – стол, над ним – фонарь «летучая мышь».

– Как видно, запасная база партизан, – определил Шуханов. – Думаю, что хозяева скоро обнаружат непрошеных жильцов. И все же мы тут пока отдохнем. А дальше видно будет, – Шуханов сбросил рюкзак, расправил плечи. – Яков Вячеславович, выставь караул, а мы с Леповым посмотрим окрестности.

Была уже ночь. На чистом небе светились яркие звезды. Вокруг – сопки, поросшие сосняком.

– Вы хорошо проверили местность? – спросил Шуханов.

– Видите еле заметный след? – Алексей показал рукой в сторону. Он ведет в Каменку. До нее километров семь. Мы с мичманом подходили к деревне, но в нее не зашли. Завтра проберемся туда.

Шуханов одобрил:

– Пойдем рано утром.

Из Ленинграда мы

В новом жилище было тепло. В печурке горели дрова. Все сбросили полушубки, а кое-кто даже снял валенки. Тося и Журов создали «уют»: накрыли нары парашютным шелком. В подземелье обнаружили прикрытые досками и песком ящики. В них оказались консервы и галеты. «Словно добрый волшебник приготовил», – усмехнулся Шуханов. После ужина он сказал:

– Завтра отдыхаем, будем ждать возвращения Лепова и Веселова…

Разведчики точно установили, что Чащин служит в Каменке старостой. О партизанах ничего нового выяснить не удалось.

– Они действуют где-то в этих краях, – сказал Лепов.

– С женщиной мне удалось поговорить. Рассказывает: отряд Карпова накрыл гадов в бане. Попариться фрицы захотели. Ну, наши и дали знать Карпову. Говорят, много фрицев перебили. Теперь рыщут по всему району, Карпова да Волкова ищут… Только разве найдут!

– Значит, скоро отыщем и Карпова, и партизан, – сказал Шуханов.

Услышав этот разговор, Тося попросилась в разведку.

– Я вам уже говорила, что тут совсем близко в Сомове живет моя тетка. Я обязательно от нее узнаю что-нибудь о Карпове. Разрешите мне пойти. И про отца узнаю. Продуктов привезу.

«Неужели она так искусно маскируется?» – подумал Шуханов.

– Пойдешь одна? – спросил он.

– Пойду! – быстро ответила Тося. – Выберусь на дорогу и поплетусь с палочкой. Вы за меня не беспокойтесь, товарищ командир.

– А если немцев встретишь, что говорить станешь?

– Иду, мол, к тетке.

– Хорошо, я согласен… Пойдешь с Леповым и Веселовым.

Журов молча обижался на командира, что тот посылает его подчиненного с Алексеем. С нескрываемой грустью Миша сказал Тосе:

– Смотри, будь осторожна. – И, обращаясь к Лепову: – Береги ее, Леша. Да и сам смотри в оба. Напрасно не рискуй и не горячись…

– Будь спокоен, товарищ интендант. В обиду твоего бойца не дам.

Когда разведчики уже скрылись в лесу, Шуханов вдруг приказал Захарову и Нилову вернуть их.

– Мы решили – отложить ваш поход в Сомове. Я сам пойду в Каменку вместе с Леповым и Веселовым. А потом можно и в Сомово… – Шуханов достал карту.

На трехкилометровой карте деревня Каменка походила на дугу, зажатую между рекой, лесным массивом и небольшой каемочкой пахотных земель. Тося легко нашла на карте заброшенную мельницу, мост, перекинутый через реку Сухоню; дальше черная извилистая линия дороги проходила через Митрово, Никифорово к районному центру… А вот и Масляная гора.

– Вот в этом месте была наша изба. Наверное, и углей-то не осталось.

Шуханов, Лепов и Веселов собирались в Каменку, поэтому и расспрашивали у Тони мельчайшие подробности. Главное было – найти в Каменке друга тосиного отца – Никиту Павловича Иванова.

– Вы ищите его по бороде! Увидите человека с бородой, как у Льва Толстого, – это и есть Иванов. Другого такого во всем районе не встретишь, – говорила Тося. И с отчаянием думала: «А вдруг окажется, что батя действительно староста!»

Разведчики шли по лыжне, проложенной вчера Леповым и Веселовым, то спускались с небольших горок-сопок, поросших соснами, то вновь взбирались на них. Шуханов любовался зимними лесными пейзажами и мысленно представлял себе, как хорошо в этих краях летом.

– Кто-то едет, – услышал он голос Веселова: мичман шел несколько впереди. – Наверное, за дровами.

«Больно глухое место», – подумал Шуханов. Среди леса он увидел сначала лошадь, а потом дровни и человека, стоявшего на коленях.

– Перейдем чуть наискось и подождем, – предложил Шуханов.

* * *

Каменский пастух Прохор Сащенко направлялся к песчаным карьерам. Отощавшая Химера едва плелась, но сейчас Прохор не торопился: он старался подготовить себя к той встрече, которая у него должна произойти. Еще вчера Никита Павлович неведомо откуда узнал, что на запасной базе появились люди. База, спрятанная в земле, в сосновом бору, уже не раз укрывала партизан. Частенько, особенно осенью, находил здесь надежный приют со своим отрядом и сын Никиты Павловича, Назар. Что за народ появился там сейчас? Быть может, это о них запрашивали и Никитин из Ленинграда и Асанов из Валдая?

– Хорошо, если это те самые, – говорил Никита Прохору. – А вдруг предатели? Нам надо, Проша, все узнать немедля. Поезжай, разнюхай…

Сащенко охотно выполнял «ответственные задания» Никиты. Правда, за это ему доставалось от Авдотьи, но к этому он уже притерпелся.

Когда Сащенко увидел лыжников, он и обрадовался и испугался. Обрадовался, что, наконец, после долгой езды вокруг песчаных карьеров увидел, как ему казалось, тех самых, но испугался: а вдруг не те, чего доброго, и пристукнут, а он, Прохор, вовсе не хочет помирать так просто, ни за нюх табаку. «А, будь что будет!» – решил Прохор и продолжал ехать так же медленно, стоя на коленях в дровнях. Да и вряд ли кобыла, даже если бы и почуяла на спине удары кнута, побежала быстрее.

Прохор не спускал глаз с лыжников. Вот они свернули к дороге. «Не иначе, что-то замышляют!».

– Эй, добрый человек, подвези! – услышал он.

Сащенко нажал на вожжи.

– Тпру, тпру, – кричал он, хотя кобыла уже стояла, как вкопанная.

– Вам куда? – спросил Прохор, чуть повернув голову, делая вид, что ему это безразлично.

– В Каменку…

– Садитесь… А к кому там?

– Чащина из Масляной горы не знаете? – спросил Лепов.

Сащенко удивился. «Откуда им знать Чащина?» Покосился на седоков. «Хотя и обросли бородами, но сразу видно – не деревенские».

– Но! Но-о! – крикнул он. Химера явно не торопилась.

– Что он делает-то в Каменке, этот Чащин? Проездом или у родни? – безразличным тоном спросил Прохор.

– Говорят, к сестре в Сомово шел, а застрял в Каменке… Мы его дальние родственники.

Последняя фраза, произнесенная Леповым, возмутила Шуханова, «К чему это?».

Слова Лепова совсем сбили Прохора с толку. Сестра у Чащина действительно живет в Сомово, и шел он к ней, да задержался в Каменке. Только откуда этим мужикам все известно? Родственники, говорят, Чащина? Поди тут разберись. Прохор сердито ударил лошадь вожжой, Химера презрительно махнула хвостом и бросила под дровни несколько теплых шариков, отчего запахло конюшней.

– Вот оно что-о-, – протянул Сащенко. И было непонятно: относились ли его слова к лошади или к попутчикам.

Шуханов посмотрел на мичмана: тот лежал на животе, теребил усики и, казалось, дремал. Лепов улыбался.

Некоторое время ехали молча. Из-под занесенной снегом елочки выскочил заяц, постоял, посмотрел по сторонам и пустился наутек.

– Ишь ты, косой, перепугался, – Прохору очень хотелось выругаться, но он сдержался.

– Не знаю только, у кого он может быть, – как бы между прочим сказал Лепов. – Куришь, отец?

– Не курю, сынок, берегу здоровье… Вон крайнюю избу с белой трубой видите? – Сащенко указал кнутовищем.

Шуханов удивился: деревня как-то совсем неожиданно выросла, ее от леса отделяло неширокое в этом месте поле, а гумно и сараи стояли, скрытые соснами.

– В той избе живет Никита Павлович Иванов. Человек он знающий. Вы у него и спросите про свого сродственника. А мне направо. «Пускай Никита разбирается…».

– Немцы-то есть в деревне? – спросил Шуханов.

– Сейчас вроде нету, – буркнул Прохор.

Шуханов, Лепов, и Веселов слезли с дровней, поблагодарили Прохора. Он дернул вожжи, махнул кнутом, и Химера затрусила, заспешила во двор, к яслям с пахучим сеном.

– Ну и тип, – произнес Веселов, проводив глазами удалявшегося возницу.

– Мужик себе на уме, – добавил Лепов.

– Вот именно «себе на уме», – подтвердил Шуханов.

– Что это вам взбрело в голову записываться в родственники к Чащину?

– Я и сам понял – глупость сморозил, – согласился Лепов.

Они свернули по намятой в снегу тропинке к гумну и там решили подождать…

* * *

Прохор, поставив лошадь около хлева, крикнул Авдотье, чтобы распрягла Химеру и ввела ее во двор, асам поспешил к Иванову. По дороге встретил внука Иванова, Володю.

– Несколько раз заходил к вам, – сказал парень.

– Дедушка беспокоится, почему застряли в лесу. Я уже было собрался вас разыскивать с Маяком.

Сащенко ничего не ответил Володе. Он торопился.

Никита Павлович встретил Прохора в сенях и повел его в свою горницу – в баню.

– Подозрительные мужики, – Прохор почти дословно передал весь разговор с неизвестными…

– Откуда они знают Чащина? – удивился Иванов.

– Да еще и родственниками назвались. Выходит, это не ленинградцы. Тут, Проша, что-то не так.

– И я об том толкую. Ты, Никита, держи ухо остро. В случае чего, пришлешь Володю, я буду дома.

– Не вооружены?

– Натурально не видно, а в карманы не заглядывал… Ну, я побежал…

«Поглядим, что за птицы перелетные», – думал Никита Павлович.

Прошел час, другой, а в Каменке никто не появлялся.

Но вот прибежал Володя и сообщил: у бывшего соловьевского гумна показался человек. Иванов накинул полушубок и вышел на крыльцо. Ждать долго не пришлось. Незнакомый снял шапку, поклонился и попросил попить. Окинув его с ног до головы, Никита Павлович определил: «городской», но тут же сам себя поправил: «Хотя теперь не поймешь, кто да откуда».

– Заходи, чего стоять на морозе. – Пропустив незнакомца, запер ворота на засов и прошел в глубь двора. – Домой звать не могу: хозяйка захворала. Пройдем в баньку.

Шуханов молча следовал. Они прошли мимо конуры, из которой с любопытством выглянула дворняжка, через занесенный снегом небольшой фруктовый садик и очутились в, предбаннике.

– Посиди малость, – Иванов кивнул на скамейку. – Я мигом вернусь.

Шуханов пролез в закопченную дверцу бани. Квадратное оконце, хотя и небольшое, достаточно освещало помещение. Справа при входе – каменка, тут же полок, по стенам – скамейки с опрокинутыми шайками. «Зачем бородач привел меня сюда? Может, уйти? Впрочем, отступать поздно, да и некуда», – подумал Шуханов.

Вернулся хозяин. Он принес глиняный горшок, накрытый толстым ломтем ржаного хлеба, поставил на дно опрокинутой бочки и, посмотрев на гостя из-под густых нахохленных бровей, предложил:

– Закуси, поди, проголодался с дороги. Так-то.

Шуханов взял горшок и с удовольствием стал пить молоко, заедая вкусно пахнувшим хлебом.

А Никита Павлович присматривался, думал: «Вроде похож. Таким и обрисовал его Камов». Спросил:

– Откуда путь-то держишь?

Шуханов ответил: он из Пскова, а в этих краях очутился, чтобы купить кое-что из продуктов: семья умирает с голоду. Покончив с едой, достал из кармана пачку американских сигарет и протянул хозяину. Тот, в свою очередь, предложил кисет с самосадом.

– Собственного производства. Не уступает казенному. Так-то.

Шуханов заметил, что слово это Иванов произносит часто и по-особенному.

В кисете не оказалось бумаги. Шуханов достал из кармана аккуратно сложенную немецкую листовку, подобранную где-то по дороге, оторвал от нее уголок, стал курить козью ножку.

Никита Павлович не спеша выбивал из кремня искру, чтобы загорелся кусочек рыжеватого трута, наблюдал за гостем. «Козью ножку мастерит, значит, простые цигарки вертеть не умеет, к папиросам привык». Наконец, «электростанция» сработала. От загоревшегося трута в бане запахло чем-то отдаленно напоминавшим запах печеной картошки.

Шуханов набил козью ножку самосадом и неумело закрепил кончики бумаги. Никита Павлович положил в нее тлеющий кусочек.

– Как живется-то? – раскурив папиросу, спросил Шуханов.

– Да ведь живем… – Никита Павлович бросил окурок потушенной сигареты в сторону каменки, едва видневшейся в темном углу… – Все живут: человек, волк, собака, птица. Каждый по-своему. Помаленьку – день да ночь – сутки прочь. Так-то.

«За кого он меня принял? – размышлял Шуханов. Посмотрел на лежавшую пачку американских сигарет. – Напрасно я ее показал, еще сочтет за предателя».

– Немцы-то в деревне есть?

– Скоро пожалуют… Всегда к ночи появляются.

«В такую глушь они и днем, видно, редко заходят», – подумал Шуханов.

– Патрули, значит?

– Вроде.

– Поди, все забрали?

– Хватит и нам. Не станет хлеба, коры на деревьях много. Как-нибудь.

– Семья большая?

– Старуха, внучек да девочка приемная. Так-то.

Иванов начинал сердиться. «Уж говорил бы, что надо, а то тянет, словно нитку из кудели».

Беседа не клеилась. Шуханов сердцем чувствовал, что сидит с честным человеком, но понимал – одному чувству доверяться нельзя. Но как вызвать бородача на откровенный разговор?

– Наверное, сына имеешь?

– Два у меня… А вот где они – не знаю.

– В Красной Армии или в партизанах?

– Кто будешь, что так пытаешь? Коль за продуктами, то у меня ничего нет.

«Вроде дело идет на лад», – Шуханов решился.

– Не за продуктами я, Никита Павлович. Да и менять мне нечего. Помогите мне найти Чащина Вениамина Платоновича.

Иванов насторожился, но виду не показал. Спросил:

– Чащин твой родственник? И тех двоих, что прячутся на гумне?

«Значит, мужичишка побывал здесь».

– Письмо у меня к нему. От дочери. От Тоси.

Иванов в упор посмотрел на Шуханова и уже сердито спросил:

– Скажи, кто будешь и зачем ко мне пришел?

«Да, такого голыми руками не возьмешь». Но отступать уже было нельзя.

– Из Ленинграда мы.

Никита Павлович недоверчиво взглянул, покачал головой, но ничего не сказал.

– Не верите? – Шуханов перешел на «вы».

– То – из Пскова, а теперь вдруг из Ленинграда. Так-то. Ленинград, говорят, у немцев?

Шуханов, недоуменно посмотрев на Никиту Павловича, воскликнул:

– Такого не было и не будет!

– А вот немцы пишут: взяли.

– Врут они!

– Врут, говоришь?

– Врут!

– Да-а, – протянул Иванов. – Правда? А где же она, правда-то?

– Может, и о Москве слыхали? Толкуют, там тоже немцы. Скажи, милый, как на духу – зачем пришел?

Шуханов ответил:

– Пришли, чтобы рассказать вам о Ленинграде. Людям там очень трудно, но они держатся.

– Знаем! Все знаем. Знаем, что нет в Ленинграде немчуры и не будет! И в Москве нет. – Иванов взял с кадки положенную Шухановым листовку с оторванным уголком. Такую он уже читал. В ней фашисты описывали, какие ужасы переживает Ленинград. – «Город сам запросит пощады, сам сдастся. Никто ленинградцев не спасет!» – вслух прочитал и зло воскликнул: