Текст книги "Мотель Отчаяния (СИ)"

Автор книги: Иван Красавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Я не знаю, что тебе сказать, – честно признался я.

– Ничего не говори. Лежи спокойно.

И я послушно лежал, обнимал эту странную, безумную девушку с перламутровыми лицами, не веря в то, что всё это происходит на самом деле. Сплошной сюрреализм – Апокалипсис, конец света, загадочный Мотель, полный придурковатых людей, где-то в коридорах убийца ищет свою жертву, а я лежу в постели с девушкой, которую знаю двое суток. И мне преступно хорошо с ней! Впервые в жизни моя внутренняя пустота отступила, равнодушие покинуло сердце. Мне захотелось продлить это мгновение, сделать так, чтобы оно никогда не заканчивалось. Я не хотел её отпускать, не хотел позволить Апокалипсису забрать её у меня. Она была мне нужна, ведь с ней я чувствовал себя живым.

– Давай уедем отсюда, – внезапно выпалил я.

– Уедем? – переспросила она удивлённо. – Дамиан, куда? Куда мы уедем? И почему мы вообще должны уезжать вдвоём?

– Потому что я ненавижу это место и люблю тебя. Я готов отправиться в Неизвестность, но только вместе с тобой. Один я погибну. С тобой – выдержку что угодно.

– Ты сам не понимаешь, что предлагаешь, – она поскребла ногтями мою руку. – Это всего лишь утопическая мечта – бежать куда-то, искать своё место в разрушенном мире, быть вместе… Разве ты не думал о том, что я не хочу быть с кем-либо? Что мне вполне хорошо одной.

– Тогда почему ты здесь? Почему ты всё ещё со мной? Почему просто не уйдёшь?

– Я не знаю. Я просто наслаждаюсь моментом и не думаю о том, что будет с нами потом. Короткая передышка, а потом вновь – побег от Апокалипсиса.

– Неужели ты совсем не хочешь разделить этот побег со мной?

Она промолчала.

Я аккуратно переложил её голову на подушку, а сам поднялся, достал из чемоданчика несколько пустых листов бумаги, извлёк из внутреннего кармана пиджака карандаш и уселся за стол.

– Ты чего? – спросила Маскова слегка сонным голосом.

– У меня есть что-то вроде обряда, – сказал я, посмеиваясь. – Я люблю иногда излагать желаемое будущее в форме коротких рассказов или дневниковых заметок. Это не гарантирует, что они обязательно сбудутся, но это вселяет какую-то призрачную надежду на лучшее. А ещё помогает очистить мозги.

– И что ты пишешь?

– Я пишу о том, как мы найдём убийцу. О том, как заставим его сдаться, направив револьвер. И о том, как мы уедем с тобой отсюда в Неизвестность, оставив за собой раздосадованные языки пламени. Вот так просто, вопреки нашим страхам и концу света. Пускай ты не веришь в это или не хочешь, пускай я мучаюсь мыслями о нас с тобой, но… Попробовать стоит. Всё равно это лишь романтический бред, изложенный на бумаге.

– А с девушками ты тоже так делал? – засмеялась Маскова, лёжа за моей спиной.

– Делал. Несколько раз. Исписывал пару десятков листов. Всякие розовые сопли – как встретимся, как хорошо проведём время вместе, как мы любим друг друга… Что угодно, лишь бы поверить в то, что она может быть со мной. Это было похоже на жуткую патологию, поэтому я завязал. Даже добившись признания, ничего в моей жизни не изменилось.

Когда я начинал каким-то чудом встречаться с девушками, то никогда не верил, что у нас это надолго, навсегда. Ведь в таком случае неизбежное расставание доставляло наибольшую, настоящую боль. Пересекаясь с девушкой будучи состоявшимся автором, я всегда считал, что она либо жалеет меня, либо удовлетворяет своё любопытство, либо попросту связалась со мной по глупости или по ошибке. Я считал себя незадачливым парнем, который ловит девушек на отскоке, словно при игре в мяч, рассчитывая исключительно на удачу. Если повезёт оказаться в нужном месте, то поздравляю, Дамиан, хватай ту, что в тебя прилетела. Мне казалось, что никто не способен полюбить меня за какие-то там мои личные достоинства или достижения, потому что я не верил, что они вообще были.

– Ты должен обязательно дать мне прочитать что-нибудь из этих писем в будущее, – протянула Маскова, зевая.

– Увы, большая часть этих записок сгорела в огне Апокалипсиса. Не осталось ничего. Да и к тому же – неужели тебе было бы интересно читать подобное?

– Мне интересно всё, что ты делаешь. Всё. Я хочу знать о тебе как можно больше. И особенно я хочу прочитать твои произведения. С каждой минутой, проведённой рядом с тобой, они кажутся мне всё более заманчивыми.

– Занизь свои ожидания, – я поставил точку в короткой истории о том, как мы поймали убийцу в Мотеле Отчаяния, отложил карандаш в сторону и забрался обратно в постель, сопроводив Маскову поцелуем в губы.

– Ложись спать, – приказала она, легонько отталкивая меня рукой.

– Я боюсь засыпать, поскольку не хочу просыпаться и каждый день переживать знакомую тяжесть бытия.

– Как хочешь, – она развернулась ко мне спиной. – Спокойной ночи.

Я посмотрел на неё, а затем улыбнулся, лёг рядышком, прижался и обнял. Заснул я под размеренный стук капель. А когда проснулся, то обнаружил себя в комнате в полном одиночестве. Маскова исчезла.

Я проспал до обеда. Лёжа в постели и слушая то, как разбиваются с хлюпаньем чёрные капли, я провёл рукой по той части кровати, где лежала моя ночная гостья. Пустота. Пустота внутри меня породила пустоту снаружи, проникла во внешний мир и заразила его. Была ли они вообще со мной? Я имею в виду, по-настоящему. Может, мне всё это лишь приснилось? Но нет, в воздухе всё ещё витает запах её духов и сигарет. Даже подушка пахнет ей. Я повернулся на бок и крепко обнял одеяло, почувствовав, как глухо бьётся сердце в груди. Почему мне не наплевать на неё? Где моё былое равнодушие? Почему я вновь хочу ощутить её прикосновение, вкус её губ, её дыхание на своей небритой щеке? Она ведь явно всего лишь призрак, к которому я, идиот, привязался. Можно даже сказать, полюбил. Если это вообще можно назвать любовью. Я не знаю, мне просто стало невероятно, до ужаса тоскливо и одиноко без неё. И тогда я поднялся, накинул пиджак и вышел в коридор на поиски своей апокалиптической любви. Краем глаза я заметил, как из переполненного мусорного ведра чёрная жидкость выливается на пол, образуя лужицу.

В коридорах Мотеля ситуация была не лучше. Пространство трещало по швам – сквозь щели проникала знакомая смолистая жидкость, половицы скрипели, часть светильников перегорела, стены и потолок стремительно покрывались пузырящейся чернотой. Закрыв глаза, я двинулся вперёд, пересекая бесконечные повороты этого жуткого лабиринта, который кряхтел и болезненно вздыхал, пытаясь вырваться из плена поразившей его заразы. Коридоры петляли, скручивались сами в себя, двери то открывались настежь, то с грохотом закрывались на замок. Невидимый архитектор этого места переживал свои последние дни. Уже тогда мне стало ясно – Мотелю Отчаяния конец, он умрёт раньше, чем до него доберётся Апокалипсис, чтобы сожрать останки.

Я бросился к одной из дверей, дёрнул ручку и зашёл внутрь, оказавшись в другом месте и в другое время.

Я находился где-то в лесу поздно ночью. Над головой – смешанные с копотью холодные звёзды и тусклая луна. Где-то вдалеке виднелась железная дорога и высокие панельные дома. Из труб на горизонте вырывались густые облака дыма, закрывая собой небо. А прямо передо мной возвышался колодец. Я подбежал к его краю, наклонился и, заглянув в чёрную бездну, закричал что есть силы:

– Раян, вылезай оттуда! Вылезай, говорю тебе!

Но он не слышал меня. Лежал на самом дне, раскинув руки и глядя в пустоту Млечного Пути над собой. Ледяная вода сдавливала его грудь и, как мне показалось, утаскивала вниз. Я предпринял ещё несколько попыток докричаться, в истерике бегая вокруг колодца, постоянно повторяя: «Раян! Раян, вылезай!». Не выдержав, я бросился вниз, с трудом цепляясь пальцами за выступающие, но чертовски скользкие камни. Где-то на середине пути я сорвался и с воплем полетел вниз, плюхнувшись рядом с мальчиком на дно колодца.

Когда я всплыл, то обнаружил, что Раян уже не дышит – его бледное тело качалось на поверхности воды, глаза были плотно закрыты, а изо рта вперемешку с кровью вытекала вода. Я схватил его и зачем-то начал судорожно трясти, кричать и плакать, реветь во всю глотку:

– Раян! Раян, очнись! Очнись, я тебя прошу, я тебя умоляю, очнись!

Но Раян был мёртв. И когда я закрыл глаза, чтобы сдержать очередную порцию рвущихся на волю слёз, холод колодца исчез. Открыв глаза, я увидел знакомую комнату Мотеля Отчаяния. Одежда моя была сухая, а сам я сидел на коленях перед огромной кроваво-чёрной лужей, внутри которой всё ещё растворялось тело Туманова. Последнее, что я успел увидеть, это то, как с его перекошенного судорогой лица огромными шматами спадает кожа, оголяя ярко-красные мышцы, затем сползли и они, а под конец рассыпался череп. И всё это в гробовой тишине за считанные секунды.

– Туманов мёртв, – оповестил я оставшихся постояльцев Мотеля, когда наконец нашёл путь на первый этаж сквозь мрачные коридоры. – И, кажется, Мотелю тоже вот-вот настанет конец.

Я искал взглядом Маскову, но внизу куковали только вечно довольный Варалица, занятая письмом Бездухова, погружённый в свои философские бредни Мрачни и до смерти напуганный Вуйкович. Где-то на фоне играла Wish You Were Here.

– Вы нашли убийцу, Дамиан? – встревоженно обратился он ко мне. – Что вы вообще делали в комнате Туманова?

Напряжение нарастало. Снаружи уже был слышен вой стремительно приближающегося Апокалипсиса. Бар Мотеля потерял свой былой уютный и ухоженный вид, превратившись скорее в подпольное помещение на какой-нибудь фабрике. Чтобы успокоить владельца, я заверил его, что активно занимаюсь поисками, а к Туманову планировал зайти на допрос, где меня уже поджидал сюрприз. Чтобы припугнуть собравшихся, я в красках описал, как на моих глазах разложилось тело Туманова.

– А где наша вторая дамочка, – внезапно прищурился Варалица. – Куда это она подевалась? Почему я не чувствую знакомого запаха сигарет?

– Соглашусь, – кивнул Вуйкович. – Где Маскова, Кровник? Вы с ней уже встречались, общались насчёт убийства?

– Общались, ещё вчера вечером, – я решил тактично умолчать о деталях нашей встречи. – Я склонен доверять ей – она невиновна.

– Ну а я, наоборот, считаю, что именно она за всем стоит, – захохотал Варалица. – Иначе как объяснить её внезапное исчезновение в день очередного убийства?

– Да, Андрэ, но вы не детектив, а подозреваемый, – процедил я сквозь зубы.

– Как и вы, Кровник, – парировал трикстер, поправляя свою дурацкую шляпу и угрожающе сверкая хищными глазами. – Мы с вами в одной лодке, так что будьте добры делать свою работу, а не тыкать в меня пальцами или уж тем более кулаками. Подумаешь, я немного пошутил, прикончил блохастого кота – и что с того? Раз уж весь мир горит, то и я тоже хочу гореть вместе с ним, хочу видеть, как всё пылает!

– Довольно, – прервал нас Вуйкович. – Я соглашусь с Андрэ – исчезновение Масковой вызывает подозрение. Когда вы видели её в последний раз, Дамиан?

– Да они всю ночь вместе провели, – захихикал Варалице. – Маскова ушла от нашего доморощенного писателя утром, так что вполне могла успеть прикончить Туманова…

– Откуда вы это знаете? – спросил Вуйкович, заметив, как я вздрогнул после слов Варалице и сжал кулаки.

– А я следил за его номером. Да-да, в отличие от Кровника я выполняю свою работу и пытаюсь найти убийцу. Именно так, дружище – я не провожу ночь с подозреваемыми, я их допрашиваю, изучаю и слежу за каждым шагом, потому что не хочу стать следующим в условном списке жертв чёрной жидкости. Более того, раз уж я раскрыл интимный секретик нашего следователя, то почему бы сразу не докинуть в общую кучу, что Маскова и Кровник могут действовать заодно.

– Вы в своём уме? – не выдержал я.

– Тише, – приказал Вуйкович. – Почему вы так считаете, Андрэ?

– Ну это же очевидно, – расплылся в улыбке вечный шутник. – Они единственные, кто прибыл сюда незадолго до убийства Огледало. Сладкая парочка договорилась встретиться в Мотеле, чтобы перерезать всех гостей и исчезнуть незамеченными. Как же это удобно – сказать, что подозреваемая всю ночь лежала с тобой под одним одеялом и точно-точно не могла никого укокошить, клянусь вам, ведь я самый честный детектив, который искренне хочет помочь вам. Сначала вы ей обеспечите алиби, потом она вам, а там, глядишь, вырезали всех постояльцев, меняясь ролями. И вот теперь она исчезает. Почему? Затаилась, чтобы нанести новый удар? Позорно сбежала с места преступления, раскаявшись перед нашим сердобольным детективом, который влюбился и поклялся защищать её, даже если она кого-то хладнокровно зарежет? Или нам следует искать третью лужу, м?

– Ты больной, – прорычал я. – Просто сумасшедший. Она никого не убивала, ясно тебе? Вы назначили меня расследовать убийство Огледало, и таков мой вердикт – Маскову можно вычеркнуть из числа подозреваемых.

– То, что она тебе сосала, Кровник, не делает её невинной, – съехидничал Варалице. – Хотя, если так здесь покупается правосудие, то я готов…

– Хватит! – крикнул Вуйкович. – Кровник, я хочу, чтобы вы отыскали Маскову как можно скорее и привели её сюда на коллективный допрос. Это не обсуждается. Действуйте!

– Какой к чёрту допрос, какие алиби! – не выдержал я. – Раскройте глаза – миру конец! Мы скоро все сгорим заживо в этом Мотеле! Это место трещит по швам, а вы только и думаете о том, как найти воображаемого убийцу. Почему вам не наплевать? Ничто из этого не имеет смысла, поймите уже наконец…

– Интересно, это то, о чём вы шептались с Масковой всю ночь? – спросил Варалице, разглядывая ногти. – А мне показалось, что вы планировали побег…

Я махнул рукой и отошёл к Бездуховой, которая усердно чиркала что-то своим пером. Заметив мой взгляд, она вздрогнула, покраснела:

– Ох, это вы, господин Кровник, – залепетала она, поправляя платье. – Вы же писатель, верно? Не могли бы вы помочь с письмом для моего мужа?

– Для вашего мужа? – я устало потёр глаза, думая только о том, как мне найти Маскову в лабиринте Мотеля, после чего уехать до того, как до нас доберётся огненный смерч. – Дорогуша, вы понимаете, что ваш муж, скорее всего, мёртв?

– Не говорите так! – взвизгнула София. – Он жив, я верю в это! Он бы никогда меня не оставил, никогда! Потому что он любит меня, читает каждое моё письмо, а я регулярно рассказываю ему, как поживаю в этом чудесном Мотеле. Он приедет и заберёт меня, вот увидите, после чего мы вместе отправимся на юг искать новую, счастливую, совместную жизнь.

– Вы правда верите в эти романтические бредни? – засмеялся я обречённо. – Вот прям вылетит на лимузине из огненной стены, схватит вас и увезёт на кисельные берега? Вместе? Вы и он? В мире, в котором больше нет «нас»?

– Я не заставляю вас верить, господин Кровник, – чванливо сказала Бездухова, отодвигаясь от меня в сторону. – Если вы не хотите помогать мне с письмом для любимого мужа, то всего хорошего. Удачи поймать убийцу. Но только в следующий раз постарайтесь не лезть со своей упадническим настроением в мой мир света, добра и надежды на лучшее.

– Помогу, без проблем. Вот вам бесплатный совет от именитого писателя – напишите о том, что вы идиотка. Не для мужа, а для себя. Поможет наконец протрезветь и перестать верить в этот романтический бред. Вы никогда уже не будете вместе.

Она посмотрела на меня, залилась краской, нахохлилась, надула губы и вернулась к написанию письма. Её ручка гневно выводила строчки, царапая лист бумаги.

– И смените наконец это дурацкое сиреневое платье, ей-богу, – бросил я напоследок, прежде чем вернуться к себе в комнату, где меня встретили почерневшие стены. Через окно проникали лучи предзакатного солнца. Телевизор вышел из строя.

Я понимал, что мне необходимо отправиться на поиски Масковой, но понятия не имел, где искать. Самое очевидное – добраться до её комнаты, но я боялся. Боялся увидеть её тело разлагающимся на молекулы в чёрной луже. Этот страх был даже сильнее страха перед приближающимся Апокалипсисом, который находился менее, чем в ста милях от Мотеля. Сутки, может, двое – и он будет здесь.

И что же делал с этой информацией я? Ничего, я просто лежал у себя в номере, считал падающие на пол капли и вспоминал перламутровые лица Масковой, скрывающие её истинную природу. Я не знал, кто она, не знал, насколько она была со мной искренна, не знал, действительно ли я люблю её и желаю. Почему я так тоскую без неё, почему изнутри меня пожирает пустота, почему я никак не могу перестать думать о ней, снова и снова прокручивая нашу первую и последнюю ночь. Неужели я одержим ей настолько, что даже конец света кажется мне чем-то мелочным, не стоящим внимания? Ты ведь её совсем не знаешь, идиот, так откуда же все эти грандиозные планы на побег? Почему ты не замечаешь то огромное количествопрепятствий, которые никогда не позволят вам быть вместе? Да, но моё упрямство не позволяло мне просто откинуть её в сторону, забыть её прекрасный образ и двигаться в Ничто. Что-то связывало меня с ней, заставляло думать о том, что у меня нет ни сил, ни желания искать кого-то в качестве замены. Унизительное и мерзкое чувство собственной беспомощности, зависимости от призрака. Так много нюансов, так много вещей, над которыми у меня не было власти. Она была переменной, которую невозможно контролировать. Неукротимая и противоречивая, словно Апокалипсис. Ведь если б я мог, если б я только мог, то оставил её рядом, поверил в лучшее и закрыл глаза на любые проблемы. Я хотел быть с ней вопреки, но в то же время понимал, почему это невозможно, почему мы никогда не сможем быть вместе по-настоящему, сколько бы ни пытались. Но просто смириться я не мог. Закрыв глаза, я видел её перед собой, вдыхал её аромат и не мог ни на чём сосредоточиться. Меня уничтожали параноидальные мысли о ней. Вопреки собственной воле, я представлял, как она проводит время с кем-то другим, валяется в постели и трахается с кем-то другим. Почему вообще меня должно это тревожить? Существуют ли какие-нибудь волшебные слова, позволяющие забыть, выдернуть человека из сердца и памяти? Миллионы людей раньше так жили – забывали легко, не привязывались, обращали всё в шутку, но только не я. Я бы хотел вот так легко, по щелчку пальца построить наше совместное будущее из слоновой кости, хотел бы простых вещей. Но шанс на такую жизнь забрал Апокалипсис. И я не понятия не имею, как всё вернуть, как добиться того, к чему я всегда стремился. Я застрял здесь, застрял в этом Мотеле Отчаяния наедине со своими болезненными воспоминаниями о призрачной любви, которая то ли была, то ли её никогда не было. А потом мы её убили.

Под такие мысли я провалился в сон, а когда открыл глаза, то оказался в ржаном поле, окружённый со всех сторон высокой, колючей травой. Солнце безжалостно пекло. Золотистые поля убегали далеко к голубому горизонту.

Кто-то взял меня за руку и повёл по узкой тропинке вверх, на склон, где под тенью дерева мы уселись, свесили ноги и уставились на пролегающее где-то вдалеке шоссе, ведущее в Долину Смерти. Тёплый ветерок шуршал в кроне дерева. Здесь было хорошо. Просто невероятно хорошо и спокойно.

– Как думаешь, они сбросят бомбу? – спросила Саммер, сидя рядом и сжимая мою руку.

– Кто – они? – тихо спросил я, хоть и так знал ответ.

– Они. Идиоты.

Мы помолчали, сидя с закрытыми глазами, вдыхая полной грудью и подставляя лица под лучи высоко висящего солнца.

– Думаю, да, – ответил я наконец. – Они сбросят бомбу.

После этих слова где-то высоко в небе раздался гул самолёта, а затем свист, грохот, взрыв. Где-то вдалеке расцвёл атомный гриб. И как только ударная волна достигла нашего холма, я проснулся, вновь оказавшись в умирающем Мотеле Отчаяния.

– Я должен найти её, – прошептал её, после чего вскочил, выбежал из комнаты и бросился по коридорам в поисках Масковой. Я бежал практически в полной тьме, тарабанил в каждую дверь, спотыкался об ковёр и хлюпал ботинками по вязким чёрным лужам. Мотель скрипел в такт моим движениям, стены трещали, покрытые чёрной, маслянистой жидкостью. А я всё бежал и бежал, глотая вытекающие из глаз слёзы. Боже, хоть бы не опоздать, прошу, скажите, что ещё не поздно всё вернуть…

Рванув очередную дверь, я провалился в очередное параллельное измерение. Ещё один рассказ материализовался передо мной. Скромная комната, бетонные стены, закрытые шторами окна, залитый кровью и блевотиной пол, растерзанное женское тело. В дальнем конце, прижавшись к батарее и поджав ноги к груди, сидел голый мужчина. Всё его бледное, худощавое тело дрожало, остекленевшие глаза смотрели в пустоту перед собой. Рядом с ним валялись окровавленные ножницы.

– Нет, – сказал я, мотая головой. – Только не ты. Только не ты!

Мужчина никак не отреагировал на мой крик. Казалось, будто он вообще не замечает меня, погружённый в собственные мысли. Ощутив дрожь в руках, я развернулся, раскрыл ещё одну дверь и выскочил обратно в Мотель. На выходе меня уже поджидала знакомая кроваво-чёрная лужа, в которой исчез последний клочок сиреневого платья.

Внизу царила полная разруха: в тусклом свете последнего канделябра можно было с трудом разглядеть залитые чёрной жидкостью стены и потолок. Трещины покрывали практически все поверхности. Музыкальный аппарат подавился песней The Night The Lights Went Out In Georgia и теперь судорожно изрыгал жуткие звуки, выблёвывая замедленные или ускоренные фрагменты вперемешку со скрежетом. Перекошенное лицо Вуйковича было едва различимо за стеной белого шума и помех, покрывающих экран его телевизора. Сквозь растрёпанные жалюзи внутрь прорывалось бурое сияние расплавленных небес. Общую какофонию звуков усиливал вой Апокалипсиса – невероятных размеров огненная стена находилась практически у подножья холма, с треском пожирая хвойный лес и зелёные поля.

Я устало прошаркал мимо чёрных луж к столику, за которым сидел Мрачни. Его лысая голова была покрыта капельками пота, очки сползали с носа, дрожащие руки продолжали раскладывать карты таро, а обескровленные губы лепетали что-то бессвязное насчёт конца света, изрыгая одну безумную философскую теорию за другой. Согласно его версиям, Апокалипсис был и наказанием за наши грехи, и порождением матрицы, и образом неизбежного раскаяния.

– Боже, блять, – выдохнул я, чувствуя жар приближающегося пламени Апокалипсиса, – и почему ты вообще сидишь здесь, а? Раз такой умный, мог бы сидеть где-нибудь в Калифорнии, ходить на кинофестивали и расшифровать для широкой публики всякое артхаусное дерьмо.

Мрачни промолчал, продолжая в панике выкладывать на стол карту за картой.

– Прекрати это делать, меня бесит твой напускной интеллект, – приказал я, попытавшись схватить его за руку, но тот вырвался. – Заебало твоё молчание, твой надменный вид, твои инцеловские повадки типичного ботана в очках, который ни на что не способен, кроме как кичиться бесполезными знаниями о всякой хуйне, которая никогда не пригодится в реальной жизни. Да что вообще ты знаешь о реальной жизни? А? Ну скажи мне, чучело, расскажи! Скажи мне, кто убийца? Кто их всех убил? Говори, скотина, хватит уже молчать и пускать слюни на свои бесполезные карты! Давай, раскрой мне, что там говорят карты…

После этих слов Мрачни выложил на стол карты смерти, луны и башни. Я истерично засмеялся, после чего убил его.

Было это так: я толкнул его в грудь, заставил свалиться на пол спиной назад, после чего залез сверху и принялся с воплем вдавливать очки ему в глаза, пока те не треснули, а осколки не впились в глазные яблоки, из которых тут же брызнула кровь. Мрачни закричал, а я всё сидел на нём и давил, и давил, и давил со всей силы осколки очков глубоко в кровоточащие глаза, пока не раздался мерзкий хруст ломающейся переносицы. Ужасный, онемевший оскал при этом не сползал с моего покрасневшего лица, на шее сухожилия превратились в натянутые струны, на которых при желании можно было исполнить басовую партию.

– Что, блять, думал меня обойти! – закричал я на бьющегося в агонии Мрачни. – Думал наебать систему своими ебаными картами, прогнозами, предсказаниями и прочей хуйней, которая якобы делает тебя лучше меня? Хотел уничтожить мою веру в лучшее, а? Ты… ты, ебаное ничтожество, вздумал соревноваться со мной, сука!?

В качестве последнего жеста доброй воли я поднялся и несколько раз с размаху наступил ногой на его лицо, превратив его в кровавую кашу. Только после этого его конечности перестали дёргаться.

– Ты небось гордишься собой, – усмехнулся Варалица, который спокойно наблюдал за этой сценой расправы, сидя за соседним столиком.

Я устало повалился напротив него, не обращая внимания на ужасный зуд запястий и кровоточащие костяшки пальцев.

– Ну вот ты и прикончил их всех, – сказал Варалица, откидываясь на спинку диванчика. – Доволен? Полегчало?

– Заткнись, – буркнул я. – Всему пришёл конец.

– Хоть в чем-то ты прав. Это действительно конец, Кровник. А ты так и не ответил на мой вопрос. Эх, скукотища… Никакого развлечения с тобой. Чего ты такой зануда, вот правда?

– Прекрати этот спектакль, меня уже тошнит от тебя и от этого места…

– Молчу, – засмеялся Варалица. – Ты ведь и так всё понял, верно? Удивительно, как же много тебе требуется времени, чтобы включить мозги и научиться видеть вещи вокруг себя. Ты правда был успешным писателем? С такими навыками связывать намёки тебе прямой путь в пекло.

Он помолчал, глядя в окно на пылающий горизонт.

– И всё же, – произнёс он. – Может, ответишь, кто убийца, м? Интересно узнать. Ну перед тем, как всё закончится и мы с тобой больше никогда не увидимся.

– Я не знаю, – признался я. – Что-то пошло не так. Почему оно сперва разделалось с Огледало? Была ли вообще хоть какая-то логика в его действиях? За что оно убило Туманова и Бездухову… Ведь даже если мы допускаем, что…

– Да я не об этом, Господи, – вздохнул Варалица, запрокинув голову назад. – Плевать мне на эту унылую массовку. Почему ты понял всё, кроме этого? Ты хватаешься за красную рыбу, а истину не видишь. Или просто боишься. Боишься сказать. Ведь ты же знаешь, верно? Ты всё знаешь, Кровник, сукин ты сын.

– Знаю что? Что ты хочешь узнать?

Варалица наклонил ко мне своё заострённое лицо, растянул губы в улыбке. Глаза его сверкнули детским озорством, когда он произнёс:

– Ну так и кто их убил?

Мы посмотрели друг другу в глаза, а затем прогремел выстрел, после которого безжизненное тело Варалице свалилось на пол, прямиком в чёрную лужу. В его груди зияло пулевое отверстие. А я сжимал в руке дымящийся револьвер.

– Что вы устроили? – сквозь помехи закричал Вуйкович, когда я подошёл к барной стойке. – Вы нашли убийцу, Кровник? Это был он, верно? Варалица? Это он всех убил?

Я спокойно прошёл к полке, схватил первую попавшуюся бутылку, подхватил свободной рукой гранёный стакан, уселся перед телевизором и налил себе немного изумрудного яда. Поднеся стакан к носу, я понюхал свою жидкую смерть, немного взболтал, а затем перевёл взгляд на Вуйковича и произнёс:

– Пустота. Их убила пустота.

После этого я резко швырнул стакан в полку с фальшивым алкоголем. За ним следом полетела взятая мной бутылка и револьверная очередь. Последний патрон я подарил музыкальному автомату, чтобы его как следует закоротило. Нескольких искр и пороха хватило, чтобы весь этот бардак вспыхнул, пламя перепрыгнуло на почерневшие стены, на полку с ядом и на телевизор, внутри которого кричал умирающий Стефан Вуйкович Третий.

Спокойным шагом я добрался до машины, сел за руль и завёл мотор. Следом за мной из охваченного огнём Мотеля вышла Маскова. Она подошла к открытому окну, наклонилась и нежно улыбнулась мне. Калейдоскоп её лиц отражал рубиновые вспышки окружающего нас со всех сторон пламени – горящего Мотеля и приближающейся стены Апокалипсиса. Мотор гудел, настойчиво предлагая мне вдавить педаль газа. Вот только я понятия не имел, куда двигаться дальше.

– Вот так и уедешь? – спросила Маскова. – Оставишь меня и даже не попрощаешься?

Я почесал запястья и задумался. Из радиоприёмника вырывались сдавленные, словно женский крик, финальные аккорды «Фа-диез, Ля-диез, Бесконечность».

– Почему я здесь? – этот вопрос я адресовал пустоте, прежде чем повернуться лицом к Масковой. – Что я здесь делаю? Разве я не должен быть дома? Дома, с тобой, с человеком, которого я люблю…

– Должен, – вздохнула Маскова. – Но ты поступил иначе, Дамиан. Ты выбрал Апокалипсис и сгорел. Твой мозг умирает. И ты – его последняя составная часть. Пожалуй, самая талантливая из всех, что уже мертвы. Перерезать вены под музыку, сидя голым в ванной – романтичная смерть, ничего не скажешь. Только не очень эффективно в плане скорости. Какой же ты всё-таки глупенький и наивный – надеялся, что кто-нибудь успеет спасти тебя, раз ты сам не способен помочь себе? Прямо как в той истории, что ты выдумал для своей последней книги? Что же у тебя за шутки такие…

– Но я ведь успел, – мои губы залепетали сами собой. – Я успел, я помню, как звонил тебе. Помню, что просил приехать, умолял вернуться ко мне, рыдал и задыхался, чтобы ты не оставляла меня одного. Только не сейчас. И ты ответила…

– Дамиан, – Маскова печально вздохнула. На секунду её лица соединились вместе, и я увидел их всех, всех сразу.

– Автоответчик, да? – спросил я сам себя. – Ты не ответила.

– Я не ответила, – кивнула Маскова. – Потому что так нужно было. Нужно было для нас с тобой. Прости, Даниан, но… Я тебя люблю, правда, но так нельзя. Я просто не могу.

– Ты не пришла. Никто не пришёл. Потому что некому было приходить.

– Лабиринт всегда был внутри тебя, – покачала головой Маскова. Голос её был таким мягким, таким ласковым и таким далёким, что я не выдержал и вновь заплакал. – Это твоя личная тюрьма из чёрного металла. Она вечно меняется, вечно запирает тебя в знакомых образах. Сюда ты попадаешь каждый раз, когда начинается очередной сезон отчаяния. После каждой написанной книги ты снимал один и тот же номер, не в силах забыть меня. Запирался на несколько дней, пока это работало. А потом наступил Апокалипсис. Исчез смысл жить дальше. Остался только страх перед будущим. И ты начал отсчитывать последние дни, безнадёжно пытаясь забыться, выкинуть меня из своей головы, чтобы научиться жить как свободный сердцем и духом человек. Но в итоге сдался. Отчаяние победило. И вот мы здесь. Ты и я – твой добрый, безумный призрак из далёкого прошлого, которого ты никак не можешь отпустить. И он любит тебя, честное слово. А ты любишь его, это я тоже знаю. И я хотела бы, чтобы ты жил дальше, хоть и без меня. Но ты выбрал Апокалипсис. Потому что таков уж ты, вечно одержимый людьми, эмоциями… смертью. И всё худшее только впереди.

Я с трудом перестал плакать и взялся обеими руками за руль.

– Ты не поедешь со мной, – сказал я сдавленным голосом.