Текст книги "Морская сила(Гангутское сражение)"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Бинг помолчал, пристально посмотрел на Норриса и закончил:

– Через несколько недель вам предстоит ответственная и непростая миссия. Главное – удержать русских и обезопасить Швецию и ее королеву Ульрику, но ни в коем случае не ставить под риск удара наши корабли.

В мае 1719 года эскадра Норриса вошла в Балтику и направилась к берегам Швеции… Британец немного припоздал.

Ранней весной, расталкивая редкие льдины в Ревеле, снимались с якорей корабли. Наконец-то на шканцах линейных кораблей распоряжались русские мореходы. Вернулись в родные пенаты капитан 3-го ранга Конон Зотов и капитан-поручик Александр Апраксин.

Первым открыл навигацию Александр Апраксин, отправился в разведку крейсировать на морских путях, перехватывать каперов, купцов, которые везли товары в Швецию. Замирения с неприятелем пока не предвиделось.

На прошлой неделе капитан-поручик докладывал царю:

– Господин вице-адмирал, смею доложить, от берегов швецких в Пиллау конвой снаряжается. У шведа, сказывают немецкие купцы, с хлебом проруха. Днями отряд выйдет в море – оберегать своих купцов.

Генерал-адмирал стоял за спиной царя, радовался в душе за племянника.

– Слыхал об том. Молодец, ступай. – Петр повернулся к Апраксину: – Мешкать не будем, пора шведа проучить на морской стезе, под парусом. Пустим на него Сенявина Наума, сладит, лихой капитан.

На рассвете 14 мая эскадра вышла из Ревеля на поиски и перехват неприятеля. Брейд-вымпел флагман поднял напятидесятипушечном корабле «Портсмут». В кильватер ему держался такой же корабль «Девоншир» под командой капитана 3-го ранга Конона Зотова. Замыкала колонну шнява «Наталия» лейтенанта Семена Лопухина.

Ночи стояли светлые. Сенявин коротал их на шканцах, прихлебывая крепкий чай. В полночь на 24 мая с марса раздался возглас:

– Вижу неприятеля на норд!

Сенявин разглядывал шведов в подзорную трубу. Он насчитал три боевых вымпела, шведы держали на северо-восток.

«Хуже не придумаешь, – размышлял Сенявин, – мы у них почти на корме, а ветер крутой. Мы под ветром» . По всем тактическим канонам он обязан был отказаться от атаки неприятеля. «Однако другого такого случая может и не быть».

– Поднять сигнал: «Прибавить парусов! Держать на шведа!» – скомандовал флагман.

Рядом выросла встревоженная фигура лейтенанта-датчанина:

–    Но, господин капитан, атака с подветра строжайше запрещена.

–    Кем же? – ухмыльнулся Сенявин.

–    Тактикой Госта и печальным опытом, – побледнев, ответил лейтенант. – Несколько лет назад мой соотечественник храбрый капитан Хвитфельд отважился подняться на линию шведов, но те перекрестным огнем быстро потопили его. Со всем экипажем.

– Восхищаюсь вашим капитаном. Однако государь наш любит присказку: «Пульки бояться, в солдаты не идти». К тому же на матросов своих надеюсь, выучка отменная. Канониры не подведут.

Сенявин оглянулся и нахмурился. В кильватер ему держались лишь корабль Зотова и шнява Лопухина. Остальные четыре судна под командой иноземцев отстали на целую милю…

Тем временем шведы приближались, и бой пришлось начинать малыми силами.

С первой же минуты канонады шведы старались, имея преимущество в ветре, взять «Портсмут» под перекрестный огонь и выбить его из строя. Через два часа им удалось задуманное. Перебитые марса-реи «Портсмута», страшно закачавшись, полетели вниз.

Шведы ликовали: лишившись основных парусов, русский флагман волей-неволей выйдет из строя и увалится под ветер.

Сенявин решил по-другому.

– Лево руль! – скомандовал он. Используя остаточную инерцию, он направил свой корабль на прорезание линии строя шведов.

Медленно, но неотвратимо, развернув полностью пушки своего борта, «Портсмут» буквально втиснулся между шведами навстречу ветру. Радость шведов сменилась ужасом. Их пушки не могли стрелять по русскому кораблю. А прямо на них смотрели черные жерла двадцати шести заряженных картечью пушек левого борта «Портсмута», точно по форштевню неприятельского фрегата. Фитили дымились. Канониры ждали команды.

– Пали!

Продольный залп, особенно картечью, страшен. Он сметает все живое на верхней палубе, в клочья рвет паруса, крушит рангоут. На фрегате, не дожидаясь второго залпа, спустили флаг. Бригантина последовала примеру старших. Флагман шведов «Командор» начал разворачиваться, пытаясь уйти. Дав по его корме два залпа ядрами, Сенявин послал вдогонку за кораблем капитан-командора Врангеля, подоспевших наконец-то капитанов Деляпа и Шапизо. Настигнув пятидесятидвухпушечный «Командор», они принудили его к сдаче. Деляп и Шапизо наперегонки на шлюпках устремились к борту «Командора», домогаясь первыми принять капитуляцию шведского флагмана. Наблюдая за ними в подзорную трубу, Сенявин невольно усмехнулся:

– Здесь-то вы не опоздаете приз заполучить.

Пороховой дым окончательно рассеялся. На всех

трех плененных судах капитан-командора Врангеля развевались флаги Святого Андрея Первозванного.

Тепло встретил Петр победителей. Выслушав рапорт Сенявина,сказал:

– Молодец, творил не по букве, а по разумению. Добрый почин русскому флоту учинил капитан-командор, – и первым поздравил с новым званием. – Братца нынче ты обскакал, через ступеньку перепрыгнул!

Спустя месяц, в конце июня, на Гангутском рейде развевались вымпелы сорока кораблей, фрегатов и двухсот тридцати галер Балтийского флота России. Среди них выделялся красавец «Ингерманланд». На нем вице-адмирал Петр Михайлов держал совет флагманов и капитанов.

Солнце близилось к закату. К правому трапу одна за другой подходили шлюпки с командирами кораблей.

Шлюпка мягко ошвартовалась, на нижнюю площадку трапа ловко спрыгнул стройный офицер, молодцевато поднялся по трапу. Задержавшись на мгновение для приветствия флага, легким шагом направился в галерею. Оттуда навстречу ему из-под навеса, широко улыбаясь, спешил шаутбенахт Змаевич.

– Здоров будь, Наум! – приветствовал Змаевич сослуживца.

– Подобру, Матвей Христофоров.

Они вышли на шканцы.

–    Как мыслишь, Матвей, пора бы давно Апраксину с Богом начинать шведа тревожить? – обратился Сенявин к Змаевичу.

–    Начал-то ты, Наум, дюжину годков назад, в Выборге, с покойным Щепотьевым. – Змаевич перекрестился, потом широко улыбнулся, а лицо Сенявина зарделось румянцем:

–    Не ведаю, то быльем поросло.

–    Ого, не скажи. – Змаевич покачал головой. – «Эсперн» с четырьмя пушками, сотня шведов противу полусотни наших с мушкетами на шлюпках. Лихой был абордаж!

По-летнему теплый бриз играл в снастях, трепетали флаги на шкотах и гафелях.

Змаевич, перегнувшись через поручень, кивнул на трап и проговорил:

–    Вон и Конон Зотов прибыл.

–    Поздорову, господа капитаны. – Прямо с трапа Зотов подошел к Сенявину и Змаевичу. – Слыхали новость? – И, не ожидая ответа, сообщил: – Любезный Джон Норрис объявился на Балтике в подмогу шведу.

Змаевич ухмыльнулся:

– Знамо сих аглицких. И нашим и вашим. Токмо выгоду выискивают… Всюду жар загребают, небось не свои лапы ошпаривают! Так мыслю – не миновать ноне Норрису восвояси убираться подобру-поздорову.

Зотов встал между Сенявиным и Змаевичем, обнял их за плечи, слегка повернул друзей к корме. Куда ни кинь взгляд, всюду весело полоскались на ветру десятки, сотни вымпелов.

Подошел рослый Федосей Скляев, главный корабельный мастер флота.

Сенявин оглянулся:

– А-а, господин капитан, надежда наша, опять задумки творишь. Поболее, пожалуй, будет, чем «Полтава»?

Змаевич весело похлопал Скляева по плечу, обвел руками рейд:

– За сии кораблики, кои сотворил споро, великое спасибо от отечества…

Его прервал Сенявин:

– Пошли борзо, господин вице-адмирал трубку выкурил.

В распахнутые оконца салона флагмана вместе с солнцем врывался легкий бриз, разгоняя застоявшиеся клубы табачного дыма. Вице-адмирал Михайлов держал совет.

– Господа капитаны, – в сильном голосе царя чувствовалась некоторая торжественность, – всем ведомо, после Полтавы крепко мы били брата Карла, да одолеть по сей день не можем. Одна рука не мастерица, другой вовсе не было, – скосил озорно глаз на Скляева, – а без нее свалить ворога не мочно. Здесь, в Гангуте, – Петр притопнул ногой о палубу, кивнул в распахнутую окончину, – вторую руку обрели, нонича сильна она. Давеча капитан-командор Сенявин викторию знатную взял в баталии морской, у Эзеля

пленил три корабля добротных, швецких, нос утер Норрису. – Насмешливо глянул на разомлевшего вице-адмирала Крюйса. – Не тебе чета, Крюйс, по прежним грехам твоим, да будя, авось замолишь, – под общий хохот закончил царь.

Побагровевший Крюйс тяжело приподнялся:

– Однако, государь, капитан Сенявин преступил регламент, тобой писанный…

Петр махнул рукой:

– Садись, Крюйс. В уставах порядки писаны, а случаев нет, а посему, – Петр обвел всех взглядом, – не след цепляться указа, яко слепцу за стену. Хвала капитану Сенявину за русскую сметку, что шведа поразила.

Петр помолчал и вдруг посуровел:

– Сестра Ульрика замирения не ищет, на помочь аглицкую уповает. Нам мир люб, однако неполезного мира не учиним. – Повернулся к Меншикову: – Читай.

Тот встал, поправил съехавший на глаза парик.

–    «Генерал-адмиралу Апраксину повелеваем: флоту две эскадры, двадцать шесть тыщ морских солдат высадить на берег неприятеля. Искать оного на его же земле». – Меншиков на минуту остановился, и царь приглушенно сказал:

–    Исконные земли кровушкой нашей просочились. Тыщи воев полегло, мирных людишек несть числа Карл загубил зазря, нипочем. В плен израненных не брал, порешил всех. – Голос Петра зазвенел тетивой. – Однако ж, слава Богу, мы не швецкие, —

кивнул Меншикову и тот продолжал:

–    «Повелеваем мирных людишек не токмо небрать, но и не грабить с них и ничем не досаждать, постращать их, но внушать им, что сенат их не склонен к миру, а потому пришли мы-де единственно для того, чтобы желаемого замирения достигнуть можно было». – Меншиков дочитал последнюю фразу.

Совет капитанов был единодушен: шведский флот надобно спровадить от нашего побережья. Петр добавил жестко:

– Храмы ихние не касать под страхом смерти.

Царь задержал Апраксина:

–    К шведам поведешь флот самолично. Мне недужится, задержусь на Лемлянде, обустрою базу, кораблями распоряжусь, тебя прикрою.

–    Дозволь, господин вице-адмирал, к Стокгольму посунуться, королевский замок потревожить.

– Раненько, Федор, рискованно. Нынче разведай фарватеры, берега, сколь войска. В следующую кампанию нагрянем. Я к тебе инженеров и навигаторов переправлю.

Галерный флот под флагом генерал-адмирала направился к Стокгольму, а царь послал к Датским проливам поручика Николая Головина.

– Пойдешь к Датским проливам. – «Времечко-то летит, давно ли его батюшка первым флагманом был», – глядя на офицера, размышлял Петр. – Там аглицкая эскадра. Передашь адмиралу Норрису, старому знакомцу, мою эстафету. Пускай поведает, чего для на Балтику пожаловал.

Головин отправился на фрегате «Самсон» в сопровождении линкора и пинка.

– Следом пойдут фрегаты и корабли на видимости, – предупредил Петр капитана Конона Зотова. – Держи ухо востро, – аглицкие, ведомо, лисы.

Норрис принял посланца почтительно, невозмутимо ответил царю: «Я прибыл для оказания покровительства купечеству нашему». Как это часто было, лицемерили англичане. У него в столе лежал секретный приказ лорда Стенгопа «Предпринять все, что в ваших силах, чтобы уничтожить русский флот».

Английский адмирал раздумывал, как ему сподручнее исполнить приказ из Лондона, а русский адмирал с флотом действовал в трех десятках километров от Стокгольма. По пути на островах уничтожали медеплавильные и другие заводы, захватывали пушки, купеческие суда; на берега пролива высаживали тысячные отряды пехоты; казачьи сотни достигали предместьев шведской столицы. Всюду Апраксин посылал боцманов промерять фарватеры, составлять планы и карты. Отряд полковника Барятинского вступил в бой и обратил в бегство семнадцатитысячный корпус принца Кассельского. Отряд командира Змаевича при поддержке ружейного огня с галер также высадился на берег, сжег замок графа Вердена.

–    У крепости под Стокгольмом стоит эскадра – пять линкоров и пять прамов, поперек фарватера суда затоплены, железные цепи протянуты, – доложил Змаевич флагману.

–    И то ладно, – сказал Апраксин, – теперь сюда наведаемся не вслепую.

К северу Апраксин послал второй отряд галер, генерала Ласси. И там эскадры шведов в панике отступали.

В эти дни к Норрису полетел отчаянный призыв британского посла в Швеции: «Самое главное, перехватить царя и не дать ему достичь Ревеля. Перережьте ему путь отступления! Бог да благословит вас, Джон Норрис. Каждый англичанин будет вам обязан, если вы сможете уничтожить царский флот, что, я не сомневаюсь, вы сделаете».

Норрис наконец-то соединился со шведской эскадрой, но было поздно…

Выслушав доклад Апраксина, царь расцеловал его:

– Покойный брат Карл Москву воевать хотел, ан вышло – русские Стокгольм за грудки трясут.

Генерал-адмирал слушал царя, а думал о будущем:

–    Аглицкие-то вряд ли отстанут, господин вице– адмирал, будущим годом ждем их в гости.

–    Встретим их хлебом-солью, – Петра не оставляло хорошее настроение, – хлебом абордажным, солью картечною.

С приходом весны обнажилась земля, растаял лед в Финском заливе. Природа сбрасывала зимнее покрывало. Выявились и скрытые раньше замыслы английских политиков. Король Георг I заключил союз со Швецией против России. Тут же отшатнулись от России Пруссия и Дания, хмурился император в Вене, затаились в Варшаве.

– Проклятые обманщики, – чертыхался Петр, – ну, погоди, дайте срок.

Вместе с Апраксиным и генералом Михаилом Голицыным обсуждали план на лето. Зимой сорвался задуманный Петром поход казаков по льду Ботнического залива к берегам Швеции. Зима выдалась теплая, лед оказался тонким.

– Нынче, адмирал, распоряжайся всем флотом самолично. Я буду на Котлине, займусь обороной. Ежели крайняя нужда, повести. Генеральная задумка прежняя: держать шведов в страхе и на берегах. Ты, князь, – кивнул царь Голицыну, -пойдешь на Аланды с галерами и войском. В море нерыскай. Ежели шведы посунутся, заманывай их в шхеры, абордируй. Ты у Гангута был, стреляный воробей.

Едва Ревельская бухта очистилась ото льда, на внешний рейд вытянулись семерка линейных кораблей и фрегат. Эскадра капитан-командора Гофа изготовилась для поиска к берегам Швеции. Апраксин напомнил задачу командору:

– Пошли фрегат к проливам. Там ему крейсировать. Завидит англичан, мигом к тебе, потом сюда эстафетой. Сам пройдешь от Борнхольма к северу, вдоль бережка. Присмотри пустынные бухты для стоянки нашей эскадры. Всех швецких купцов осматривай. Ежели с пушками, бери в приз. Иноземцев особенно не трогай, но заподозришь – проверяй. Выявишь ружья, пушки, порох – заарестуй. Остальное по инструкции. С Богом отправляйся!

Месяц кипел аврал в Ревеле. На входных мысах устанавливали дополнительные пушки, оставшиеся корабли заняли пристрелянные позиции. На случай высадки десанта небольшой гарнизон усилили местными жителями, раздали им ружья.

В последний майский день у входа в Ревельскую бухту замаячили паруса англо-шведской эскадры, десятки вымпелов под командой Норриса. На юте английский флагман в подзорную трубу внимательно разглядывал бухту.

На входных мысах появились новые укрепления, на них, конечно, орудия. В глубине бухты правильным полукругом замерли в ожидании боя корабли. Они наверняка распределили цели.

Вдали по берегу скакали вооруженные всадники, виднелись орудийные повозки. Несомненно, русские неплохо подготовились к встрече. Из глубины бухты к флагману направилась шлюпка.

На корме стоял парламентер, размахивая белым флагом.

Русский офицер доставил письмо адмирала Апраксина.

– «Зачем пришли? – недовольно выпятив губу, слушал перевод Норрис. – Такое ваше приближение к оборонам здешних мест принадлежащим, не инако, как за явный знак неприятства от нас принято быть может и мы принуждены будем в подлежащей осто

рожности того себя содержать».

Английский адмирал посчитал ниже своего достоинства отвечать русскому адмиралу:

– Передайте адмиралу, я буду сноситься только с царем.

Получив ответ, Апраксин возмутился:

– Не по чину берет Норрис. Письмо сие не распечатывать, вернуть автору.

В конце-концов англичанин сообщил, что прислан, мол, посредничать в переговорах России со Швецией.

– Хорош посредничек, – ухмыльнулся Апраксин, – прихватил тыщу пушек. Ответствуй, – кивнул адъютанту. – Ежели король аглицкий желает государю добра, пущай шлет посланника, хотя и самого Норриса, но с грамотой и без пушек, в Петербург.

Ответа Апраксин не дождался, ночью его разбудили:

– Над островом Нарген дым и огонь, неприятель снимается с якорей.

Спустя два часа паруса незваных гостей растаяли на западе в предрассветной дымке. «Союзники» сожгли на острове пустую избу и баню…

Оказалось, что Норрис поспешил к Стокгольму, там началась паника: русские казаки, посланные Голицыным, наводили ужас в окрестностях Умео…

Как ни надеялась Ульрика-Элеонора на подмогу Британии, а вышла для нее великая промашка.

Не помог и союзный договор с Англией, дальше обещаний англичане не пошли. На деле английская эскадра за два года не произвела ни одного орудийного залпа по русским кораблям…

Высокомерная Ульрика была уязвлена. Шведские берега подвергались то и дело безнаказанным диверсиям русских десантов. Перестрелка шведов с русскими гренадерами доносилась временами до окраин Стокгольма. Испытывать унижение, обращаться с просьбой о мире к русскому царю королева не пожелала. Отреклась от престола. Предоставила это право своему супругу, гессенскому принцу Фридриху, в феврале 1720 года уступила ему престол Швеции.

Увенчав голову королевской короной, Фридрих I поначалу рьяно принялся наводить порядок, прежде всего на море.

– Сколько можно терпеть унижения от флота царя Петра? – вопрошал он у флагманов Адмиралтейств-коллегий. – Русские галеры беспрепятственно плавают в стокгольмских шхерах, высаживают на берег казаков, наводят ужас на горожан Стокгольма.

Шесть лет назад королевский флот опозорился у Ган-гута. Когда же вы сумеете дать отпор царю и наказать русских? Вам поможет эскадра короля Георга и воля Господа Бога!

Краснели полные физиономии адмиралов, они сопели и переглядывались. Никогда еще королевская особа не выговаривала столь обидные слова шведским флагманам…

Обида обидой, но есть королевская воля. На этот раз выбор остановился на вице-адмирале Шебладе. Он самый опытный, знает повадки русских моряков, в прошлом у него есть свои старые счеты с ними. Ему и быть флагманом эскадры, стоять на защите берегов королевских от набегов русских варваров.

Весной 1720 года Петр вывел на Котлинский рейд пять новых, только что сошедших со стапелей линкоров, провел ученья с ними, отработал артиллерийские стрельбы. После этого осмотрел укрепления на Кот-лине, остался доволен сделанным, объявил шаутбе-нахту Сиверсу краткий указ:

– Оборонять флот и сие место до последней силы и живота – наиглавнейшее дело.

Норрис больше не показывался у наших берегов, а шведы получили еще один предметный урок на море…

Голицын оставил у Аланд дозоры и все же, опасаясь эскадры Норриса, отстаивался в Гельсингфорсе. Петр узнал, что шведская эскадра «обижает» наши дозорные галеры.

«Посланные в разъезд от пребывавшего в Финляндии галерного флота наши три лодки, 28 июня встретив у Ламеланда, в аландских шхерах, три неприятельские галеры, воротились назад и при этом потеряли одну из своих лодок, ставшую на мель. По этому случаю, очень огорчившему Государя, Голицыну было приказано послать кого-нибудь к месту, где таким образом появились неприятели, и сделать над ним «поиск».

– Будет отстаиваться в гавани, – упрекнул Петр Голицына, – поднимай якоря, спеши к Аландам, надобно шведов отвадить навсегда. Как договорились, завлекай в шхеры и азардируй. Не позабудь абордажные лестницы.

В конце июля галерный флот в девяносто вымпелов, с десантом десять тысяч войск направился на запад. Генерал Михаил Голицын командовал на сей раз флотом галер, а в его подчинении следовал князь лейтенант Михаил Голицын…

На подходе к Аландам поднялся сильный южный ветер, развело крупную волну, галеры с трудом выгребали, удерживая заданный курс. Днем 26 июля головная галера выстрелила из пушки, подняла сигнал: «Неприятель на зюйд-весте»!

В подзорную трубу генерал Голицын определил силы противника:

– Вымпелов пятнадцать, стоят на якорях, супостаты.

Осмотрелся по корме. Низкобортные галеры с трудом удерживали строй, волны захлестывали борта.

– Передать по флоту! Курс норд!

Голицын решил повернуть к шхерам и отстояться, пока не утихнет шторм. Галерный флот отдал якоря. Голицын собрал капитанов и полковников. Военный совет постановил единогласно: случая не упускать, «когда погода будет тихая, чтоб абордировать». Голицын согласился с мнением капитанов:

– Утром перейдем поближе к шведам, укроемся

от волны за островом Гренгам, а там, дай Бог, упредим неприятеля.

Флагман шведов вице-адмирал Шеблад не первую неделю поджидал русские галеры. Весенний набег на шведские берега вызвал переполох в столице. В парламенте в открытую корили моряков: «Где былое величие королевского флота? Даже помощь Великобритании не останавливает русских».

Пятнадцать капитанов чинно расселись в адмиральском салоне.

– Такой момент упустить невозможно, у русских нет ни одного корабля, одни галеры. Сотни наших пушек сметут эти гребные лодки. Наш долг рассчитаться с русскими за Гангут. – Шеблад распахнул балконную дверь. Свежий ветер ворвался в салон, разгоняя клубы табачного дыма. – Добрый ветер от зюйд-веста нам в помощь.

В дверях салона появился вахтенный офицер:

– Господин вице-адмирал, неприятель на норд-осте!

Шеблад обрадовался:

– Господа капитаны, по кораблям, сниматься с якорей, занимать места в линии баталии.

Спустя час с попутным ветром шведская эскадра устремилась к галерам.

Но Голицын упредил шведов. Дозорные вовремя доложили о подъеме парусов у шведов.

– Стало быть, атаковать вздумали с попутным ветром. Нам сие не с руки, против волны и ветра не выгрести, а пушками они сильны. – Голицын поманил капитана: – Ворочаем обратно к шхерам, авось там наша возьмет.

Флагман русских поворотил на обратный курс, а шведы ставили дополнительные паруса, набирая ход.

Тем временем галеры, укрывшись от ветра, рзвер-нулись и построились полукружьем. Голицын приказал поднять сигнал атаки – красный флаг – и передал на галеры:

– Абордажные партии к бою! Атаковать неприятеля по способности с обоих бортов!

На море каждый миг решает многое. Увлекшись погоней, головной тридцатипушечный фрегат шведов слишком поздно заметил ловушку. Мелко сидящие галеры заманили их на камни. То ли не хватило опыта, то ли подвел глазомер шведских капитанов. Фрегаты уже открыли огонь по галерам и одновременно хотели отвернуть, – но напоролись на камни. Крепко сели на мертвый якорь.

Маневренные галеры сквозь картечную завесу бросились на абордаж. Не спасли шведов ни сети против абордажа, ни высокие борта. Вскоре на палубах закипели жаркие схватки.

Проморгал и сам Шеблад. Его линейный корабль тоже запоздал с разворотом. Семьдесят пушек изры-гали огонь на оба борта, но ядра не долетали до галер, а в это время полетел в воду якорь, но только так, разворачиваясь на якорном канате, меняя галс, флагман шведов смог избежать катастрофы. Но тем самым отрезал путь отхода еще двум фрегатам. В считанные минуты галеры охватили смертельным обручем и эти фрегаты, потерявшие свободу маневра… Остальные десятки галер устремились за кораблем Шеблада и его эскадрой. Но здесь свежий ветер и паруса помогли противнику уйти. Шведы бесславно покидали место боя, а их английский партнер спокойно дрейфовал за сотни миль отсюда…

Гренгам и Гангут удивительно совпали – день в день 27 июля так и вошли в скрижали истории одной датой: «Корабль, на котором находился начальник отряда, и осталъныя мелкие суда успели уйти,хотя с большими повреждениями. Взятые фрегатыбыли:34 пушки «Сторфеникс» – Капитан Штрале.

30 пушек «Венкор» – Фалкенгрен.

22 пушки «Сискен» – Штоуден.

18 пушек «Данск-эрн» – Колее.

На них убито 103, взято 407 человек. У нас в этой битве убито 2 офицера и 80 рядовых, ранено 7 офицеров и 196 рядовых, да опалены огнем 1 офицер и 42 рядовых; всего убитых 82, раненых 246. Эта победа, совершенная в годовщину Гангутской победы, почтена Государем почти такими же почестями, как и Ган-гутская; взятые фрегаты также были введены в столицу с триумфом 8 сентября, и победа изображена на гравюре, суда эти также повелено было хранить вечно, и модель одного из них, «Данск-эрна», сделанная в 1737 году, поныне хранится в нашем Адмиралтействе; на память этой победы также выбита медаль, изображающая битву, с надписью, подобною Гангутской медали: «Прилежание и храбрость превосходит силу»; и наконец, церковь, по завещанию Петра Великого, поныне совершает в этот день благодарственное молебствие за обе эти битвы. Государь благодарил победителей письмом на имя начальника, генерала князя Голицына, ему пожаловал шпагу и трость, осыпанные бриллиантами, и всем участникам медали, офицерам – золотые, нижним чинам – серебряные; за взятые суда выдано призовыхденег 8960 рублей. Уведомляя об этой победе своих любимцев, губернаторов и послов при иностранных дворах, Государь говорил в письме князю Меншикову: «Правда, не малая виктория может почесться, потому что при очах господ англичан, которые равно шведов обороняли, как их земля, так и флот».

Четыре плененных фрегата, более сотни пушек на их борту, четыреста пленных привел Голицын в устье Невы.

Петр обнял генерала:

– Виктория славная, а наиглавнейшее, что при очах аглицких свершилась. В один день, как при Ган-гуте. Британцы ведь шведов науськивают, сулят многое, а сами в кусты смотрят.

Но англичане не угомонились, не могли они смириться с утверждением России на Балтике и в Европе. Выслали из Лондона посла Бестужева, а весной 1721 года эскадру Норриса опять хотели направить к шведам. Петр не провоцировал неприятеля, хотя силы у него было достаточно. На Котлинском рейде стояла эскадра, равная неприятельской, – двадцать семь линейных кораблей, двенадцать фрегатов, два бомбардирских корабля, на них две тысячи двести орудий. На стапелях верфей достраивались еще около десятка линейных кораблей.

Весной на Балтику двинулась вновь эскадра Норриса, но король Швеции уже как-то с сомнением посматривал на британский флот. За два года, после подписания договора о союзе с королем Георгом, английская эскадра ни разу не вступила в схватку с русскими кораблями. К тому же Франция отказала в деньгах королю Фридриху.

На Аландских островах появились посланцы Швеции. В этот раз они не жеманились:

– Король желает продолжить переговоры с царем Петром.

Узнав о намерениях Фридриха, Петр сказал как отрубил:

– Я предлагал Карлу два раза мир со своей стороны: сперва по нужде, а потом из великодушия. Но он оба раза отказался. Теперь пусть же шведы заключат со мной мир по принуждению, для них постыдный.

Наученный коварством шведов в прошлом, царь не ограничился словесами. На стапелях Петербургского адмиралтейства стояли готовые к спуску на воду три линейных корабля – «Святой Андрей», «Фри-демакер», «Святая Екатерина». Лед на Неве отливал синевой, ледоход начнется через месяц.

– Рубить лед под берегом, – распорядился царь, – готовить проруби, спускать корабли. Неча ждать ледохода.

Иноземные послы в столице покачивали головами:

– Царь готовится к новым походам.

Через две недели в европейских столицах газеты сообщили, что русские не думают прекращать войну.

Первые донесения о начале переговоров с шведами в Ништадте, на западном берегу Финляндии, настораживали.

Шведские уполномоченные уже поджидали Остер-мана и сразу задали вопрос:

–    На каких условиях царь намерен мириться с королем?

–    На тех же, что мы обговорили раньше на Алан-дах, – невозмутимо ответил Остерман.

–    Об аландских условиях не может быть и речи, – высокопарно отвечали шведы, – тогда у Швеции было четыре врага, а теперь только вы, русские.

Остерман хладнокровно ответил:

– Во все время войны союзники мало помогали России, да и вам, шведам, нечего рассчитывать на англичан. Они вас подведут. В прошлую кампанию Норрис не помешал нам разорять ваши берега.

Шведы промолчали, но потом спросили:

–    Какие будут ваши условия?

–    Как и прежде, его величество оставляет все отвоеванное, кроме Финляндии.

–    Тому не бывать! – воскликнули шведы. – Если Лифляндию и Выборг оставить за Россией, нам остается погибнуть от голода! Мы скорее отрубим себе руки, чем согласимся на такое зло!

–    Его величество царь Петр без Лифляндии и Выборга мир не заключит, – твердо ответил Ос-терман.

В Ништадте шли переговоры, а в Петербург приехал уговаривать царя французский посол Кампредон.

–    Его величество король Фридрих желает с вами перемирия, чтобы начать мирные переговоры.

–    О перемирии и речи быть не может, – ответил царь французу, – сии фокусы нам ведомы. Или мир, или война.

Котлинский рейд еще был во льду, когда царь распорядился Апраксину:

– Отправляй-ка, Федор Матвеевич, галерный флот из Гельсингфорса к берегам Швеции на севере, эскадру Ревельскую отсылай в крейсерство к Борнхольму. Ежели Норрис объявится, отойти ей к Ревелю. Я нынче в Ригу отъеду.

Двадцать первый год продолжалась схватка с северным соседом. Первые десять лет шведы свободно разгуливали по Европе, держа в страхе попеременно Саксонию и Речь Посполитую, Данию, Пруссию, Гол-штинию. В эти годы русские люди сооружали верфи, строили суда, исподволь на берегах Финского залива создавался приморский плацдарм России. На море впервые затрепетали на ветру Андреевские флаги, шведам так и не удалось отвадить россиян от моря.

Полтава поставила крест на былой славе армии короля Карла.

Центр противостояния сместился на просторы Балтийского моря.

Теперь в борьбе со шведскими эскадрами определялось будущее России. Верно предусмотрев природу прибрежных акваторий, царь за несколько лет неимоверным усилием людей соорудил сотни галер, юрких скампавей, «стерлядей», как их прозвали в народе. Шхерный флот успешно боролся со шведами в битве за Финляндию.

Гангутское сражение вывело галерный флот для прямого нападения на шведские берега.

После Гангута Карл постепенно понял угрозу для Швеции и пошел на попятную. Гангут заставил поежиться Францию, насторожил Англию, вынудил Пруссию, Данию, Речь Посполитую покинуть своего прежнего верного русского союзника. Все они со страхом смотрели на вставшую вдруг на берегах Балтики новую морскую мощь России… Предпринимая отчаянные попытки, они всеми способами желали ослабления своего восточного соседа.