Текст книги "Морская сила(Гангутское сражение)"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Иван Фирсов

ГАНГУТСКОЕ СРАЖЕНИЕ

Москва, Астрель, Транзиткнига – 2005г

Иван Фирсов

МОРСКАЯ СИЛА

ИСТОРИЧЕСКИЙРОМАН

БСЭ.М., 1971г., т. 6

ГАНГУТСКОЕ СРАЖЕНИЕ – морское сражение у полуострова Гангут (Ханко) между русским и шведским флотами во время Северной войны 1700-1721. В 1714 русскому галерному флоту под командованием генерал-адмирала Ф. М. Апраксина (99 галер и скампавей с 15-тысячным десантом) была поставлена задача пройти к Або-Аландским шхерам и высадить десант. Однако вышедшая 9 мая из Кронштадта русская флотилия была вынуждена остановиться у Тверминне, т. к. дальнейший путь был прегражден шведским линейным флотом (15 линейных и 14 более мелких кораблей) вице-адмирала Ватранга. Чтобы обойти шведские корабли, находившиеся у южной оконечности полуострова Гангут, было решено создать переволоку в узкой части перешейка и по ней перетащить галеры в тыл основных сил шведского флота. Шведы направили отряд контр-адмирала Эреншельда (1 фрегат, 6 галер и 3 шхербота) к конечному пункту переволоки, а отряд контр-адмирала Лилье (8 линейных и 3 других корабля) к Тверминне для атаки против русской флотилии. Воспользовавшись разделением шведских сил и штилем, Петр I решил прорваться вдоль берега. 26 июля русский авангард (35 скам-павей) на веслах обошел полуостров Гангут и блокировал отряд Эреншельда в Рилакс-фьорде, 27 июля к нему присоединились главные силы. 27 июля авангард атаковал отряд Эреншельда, который после упйрного боя сдался. Шведы потеряли 10 кораблей с 116 орудиями, 361 человека убитыми, 350 ранеными и 237 во главе с Эреншельдом пленных. 28 июля шведский флот ушел к Аландским островам. Гангутское сражение, явившееся первой крупной морской победой русского флота над сильным противником, обеспечило русским войскам овладение всей Финляндией. В память победы была учреждена медаль, а на берегу у Рилакс-фьорда поставлен памятник.

Введение

Все наши дела ниспровергнутся,

Ежели флот истратится.

ПетрI

Кто владеет морем,

Тот владеет миром.

Контр-адмирал Альфред Мэхэн

Так определили русский царь Петр I в начале XVIII и американский моряк Мэхэн на рубеже XIX—XX веков свои взгляды на влияние морской силы – флота – первый – на судьбу державы, второй – на современность.

Видный американский военно-морской теоретик пришел к этой мысли, скрупулезно исследовав войны европейских держав и Америки XVII—XIX веков. Неспроста возник интерес Мэхэна к этому вопросу. Его родину отделяли от остального мира два океана. Через них тянулись жизненные торговые артерии, питающие ее экономику.

Рассматривая войны, Мэхэн делает вывод о решающей роли морской силы в схватке между ведущими странами Европы – Испанией, Францией, Англией и их союзниками. В частности, причину поражения Наполеона он трактует исходя из превосходства флота англичан над французами.

Из шестисот страниц своей книги «Влияние морской силы на историю» Мэхэн лишь одну страничку отводит описанию Северной войны на Балтике, между флотами России и Швеции, причем делает это предвзято.

Чувствуя неминуемое поражение шведов, на помощь им «Англия послала на Балтику свой флот, – говорит Мэхэн. – Царь в испуге отозвал свой флот. Это случилось в 1719 году».

Известно, что Петр I был осторожен, но никак не из пугливых монархов. Как раз в том году русские моряки одержали первую победу в морском сражении со шведами на траверзе острова Эзель. Отряд кораблей капитана 2-го ранга Наума Сенявина пленил шведский линейный корабль, фрегат и бригантину. Более того, Петра I нисколько не смутило появление на Балтике английской эскадры адмирала Норриса. На шведское побережье высадился 5-тысячный русский десант. В окрестностях Стокгольма, наводя страх на шведов, появились разъезды казаков. В следующую кампанию, невзирая на эскадру англичан, русский флот вновь десантировал войска на побережье Швеции и одержал победу при Гренгаме.

Однако эти факты не смущают Мэхэна, и он продолжает развивать свою версию: «Но Петр, хотяи уступивший, не был еще покорен. В следующем году вмешательство Англии повторилось с большим эффектом, хотя и недостаточно вовремя для спасения шведских берегов от нанесения им серьезного вреда русскими силами; но Петр, поняв настойчивость цели, с которою ему приходилось считаться, и зная из личного наблюдения и практической опытности действительность английской морской силы, окончательно согласился на мир».

Все поставлено вверх ногами.

Мэхэну было известно, что еще два десятилетия назад шведский флот – полсотни линейных кораблей и фрегатов – безраздельно господствовал на Балтике. Русские же не имели в водах Балтики ни одной рыбацкой лодки.

Как случилось, что спустя всего два десятилетия «война между Швецией и Россией, – как вынужден признать Мэхэн, – имела результатом превосходство последней на Балтийском море, низведение Швеции – старой союзницы Франции – на степень второразрядного государства и определительное начало приобщения России к европейской политике».

Подробно излагая историю вековечного противостояния на море западных держав, столетиями создававших свою морскую силу, американский историк умалчивает о зарождении и становлении русского флота на Балтийском море.

Видимо, ему не было досконально известно о том, каким образом Россия за весьма короткий для истории срок, всего за два десятилетия, создала на Балтике морскую силу, которая сокрушила гегемона на этом море. Быть может, Мэхэну пришлось бы объяснить, как русский адмирал Петр Романов попросту игнорировал флот англичан, помогавший шведам, и принудил-таки короля Фридриха заключить мир, означавший поражение Швеции. И все это свершилось, как говорил Петр, «при очах английских».

Но подобные выводы звучали бы диссонансом в концепции Мэхэна, превозносившего Британию как «владычицу морей».

Примечательно, что прозорливый Петр Великий на полтора столетия опередил Мэхэна в рассуждении о значимости флота в вооруженной борьбе приморских держав. Отсюда и верное стратегическое направление усилий, предпринимаемых Петром Великим. Тяжко, с неимоверными потугами выпало русскому люду выполнять предначертания своего государя. Однако русский народ выдюжил. Подобных примеров история прежде не знала. Каким же манером перед удивленной Европой неожиданно явилась морская сила России? О том речь…

Глава I
ВЛАДЕТЕЛИ БАЛТИКИ

Необычно весело и беззаботно встречали шведы первое Рождество в наступившем восемнадцатом столетии. На всем Балтийском побережье, в городах и поместьях, от Умео на Севере и до Мальме у Датских проливов, непривычно для слуха, празднично трезвонили колокола лютеранских кирх. Пасторы восторженно прославляли недавнюю победу своего юного короля Карла XII, над «еретиками» русскими под Нарвой.

Под сводами кафедральных соборов звучали проповеди о попирании «свыше» царя Петра, посмевшего посягнуть на королевские владения в Ингрии.

–    Господь раз и навсегда повелел, чтобы Прибалтика была шведской, а не русской!

–    Царь Петр потерпел поражение потому, что восхотел нарушить волю Божию и поступил вопреки ему!

–    Победа нашего славного короля должна почитаться скорее за проявление воли Божеской, чем человеческой!

– Московия должна раз и навсегда забыть об исконных шведских землях в Лифляндии и Ливонии!

Шведские пастыри напрочь «позабыли», а быть может, и не знали, что еще в прошлом веке земли в Прибалтике принадлежали русским. Все эти «вотчины и дедины» именовались издревле Ям и Копорье, Ивангород и Орешек, Ругодив и Юрьев1 и только в Смуту были отторгнуты от Руси.

Наставлял церковных проповедников из-за моря духовник Карла XII, Нордберг. Главный капеллан королевского войска не скупился на эпитеты, смешивая с грязью презренных русских «свиней».

Наслушавшись проповедей, сдобренных псалмами, паства возвращалась к делам мирским, растекаясь по сословиям…

Королевский сенат по традиции собрался перед Рождеством. С умилением дружно прославляли сенаторы подвиги молодого короля в минувшем году, сравнивая его с Александром Македонским.

После недавней победы над извечным соперником, Данией, на Балтике вновь безраздельно воцарилась шведская корона. Россия и Речь Посполитая, Пруссия, Померания и Голштиния совсем не имели флота, а датская эскадра весной приниженно капитулировала и уступила без боя проливы шведскому десанту.

В сенате задавали тон королевские советники Аксель Делагарди, Карл Гилленшерн, Кнут Поссе, Ар-вед Горн.

Первый напомнил сенаторам о недавних победах:

– Наш достославный король, едва ступив на Датскую землю, поставил на колени короля датского Фредерика, и отныне Зеландия в проливах будет служить нашим интересам.

Делагарди вторили остальные советники. Теперь шведская корона властвует над Балтийским морем. Разгром войск царя Петра утвердил монополию Швеции в сборе таможенных пошлин. Наши купцы наконец-то обретут главенство в торговле с Лифляндией, Эстляндией, Курляндией и будут задавать тон всем пришельцам из Европы. Там всегда собирают добрый урожай хлеба – подспорье для Швеции, – черпают корабельный лес британцы и голландцы. Их купечес-кие суда всегда норовили обходить стороной шведских таможенников.

Теперь казна не оскудеет, хотя король требует новых денег на войну. Сенаторы откровенничали, самодовольно ухмыляясь и поглядывая друг на друга. За их спинами стояли интересы дворян, владельцев железоделательных и медеплавильных заводов, бюргеров и купцов.

Недавно королевский флот доставил из Нарвы в Стокгольм первую партию пленных. На причалы, подгоняемые пинками, жмурясь и озираясь, выбирались из зловонных трюмов русские увальни. Вокруг толпились с довольными лицами бюргеры, присматриваясь и приценяясь, предвкушая свой прибыток от даровых работников.

Немало было поводов для ликования сенаторов, но далеко не все из них безудержно радовались первым успехам в начавшейся войне. Натянутые улыбки, а то и полное равнодушие отражались на лицах сенаторов-помещиков. Все больше батраков-кнехтов уходили в армию, почуяв возможность наконец-то обогатиться на войне и изменить свое жалкое существование. Постепенно росли необработанные пашни, сокращались доходы владельцев поместий и зажиточных крестьян.

Не ускользнули от внимания сенаторов и некоторые хмурые лица высшего, графского, сословия. Косили взглядом на возбужденных ораторов Иоган Стенбок и Бенгст Уксеншерн, а ведь они влиятельнейшие члены Государственного совета…

Минула Рождественская неделя, наступил Новый, 11701 год, и на первом же заседании Государственного совета выяснилось, что поводов для благодушного настроения у правителей Швеции не так уж много.

Выступая первым, как обычно, открывая заседание совета, граф Стенбок одновременно восхищался и сокрушался:

– Их величество, наш покойный король создал бесподобную армию в Европе. – Граф сделал паузу и, повернувшись, отвесил глубокий поклон в сторону Гедвиги-Элеоноры, вдовствующей королевы и регентши, расположившейся в позолоченном кресле на почетном месте подле королевского трона.

Гедвига-Элеонора поднесла батистовый платок к сухим глазам и слегка дотронулась до плечика сидевшей рядом с ней в таком же кресле младшей сестры короля, двенадцатилетней принцессы Ульрики, которая беззаботно болтала худенькими ножками и вертелась из стороны в сторону. Да, за минувшие годы в памяти Гедвиги не уменьшились ни на йоту воспоминания о свершениях ее покойного мужа, короля Швеции Карла X. Как женщина, она почти не касалась государственных дел мужа, но постоянно ощущала, с каким рвением отдавался он деятельности по укреплению армии и флота. И как ей было лестно слышать, что он превзошел в этом деле не только своего отца, Густава-Адольфа, но и европейских коронованных особ. Из письма своей тетки, матери курфюрста Саксонии и короля Польши, она знала, что Август II почти каждый день твердит всем и воздает хвалу ее сыну, внезапно скончавшемуся недавно, королю Швеции Карлу XI, за его военные реформы и восхищается его неутомимой деятельностью на этом поприще. Потому-то Гедвига после кончины сына, Карла XI, полностью перенесла свои прежние симпатии к военным делам на пятнадцатилетнего внука, получившего в наследство могущественную армию. Она с волнением перечитывала письма Карла, когда он двинулся на кораблях королевского флота в поход к берегам Дании. Правда, тогда она тревожилась, что шведские эскадры могут не выдержать схватки с сильным датским флотом. Но граф Пипер, ее верный друг и первый министр короля, заверил Гедвигу, что датские эскадры не посмеют помешать высадке шведов в Зеландии.

– Мы имеем твердые гарантии короля Вильгельма, флот Британии и Голландии надежно прикроет нас от датчан на морских дорогах к Зеландии и не допустит каких-либо противодействий со стороны датчан.

Заверения графа оправдались. Шведский флот без помех высадил вблизи Копенгагена двадцатитысячный десант. На горизонте крейсировала англо-голландская эскадра под флагом матерого британского адмирала сэра Георга Рука.

Эта армада опекала шведов от враждебных наскоков датчан на море, переправу через проливы и высадку войск Карла XII. Король Англии знал, кому доверить такое дело. Вскоре и сэр Рук обогатит Британию, завоюет ключи от Средиземноморья, скалу Гибралтар…

– Наш досточтимый король, как вы знаете, – продолжал между тем трескучим фальцетом Стенбок, – успешно приумножает славу своего родителя. Всего две недели понадобилось ему, чтобы поставить на колени Датское королевство. Узнав, что Август начал осаду Риги, его величество без промедления отправился на выручку нашего важного порта. Саксонцы трусливо убрались, но к нашим владениям двинулся извечный соперник с Востока, царь Петр.

При упоминании о царе граф Уксеншерн опустил веки, погружаясь в воспоминания о недавнем прошлом. Как глава Кане ли – Коллегии, ведавшей иностранными сношениями, – в свое время он внимательно следил за успехами армии царя под Азовом и проницательно заметил королю Карлу XI:

– Кто может знать, ваше величество, что таит против вас этот молодой честолюбивый царь? Ведь Ингерманландия и Кексгольм колют ему глаза…

Но, выражая тревогу, Бенгст Уксеншерн тогда не ведал, что вскоре у царя в Англии состоится примечательный диалог с глазу на глаз с королем Вильгельмом2 , или, как называл его Петр, Вильямом. Случилось это во время вояжа царя в Европу, когда шведы присягали новому королю, пятнадцатилетнему Карлу XII…

…Обычно сдержанный, несколько замкнутый Вильгельм III старался не показать гостю своего превосходства и даже некоторой снисходительности. «Эта далекая загадочная Московия, где царь спит на медвежьей шкуре рядом со слугой. Однако у него есть войско, и, кажется, он уже одержал кое-какие победы над турками…»

–    Как нравится вам Англия? – был один из первых вопросов к русскому царю.

–    Ваше величество, трудно передать впечатления от всего виденного. Многое для меня пользительно. Но наиболее я восхищен вашими умельцами корабельными.

–    Да, это, пожалуй, наши самые сведущие люди в этом важном для Англии деле. Вы, я знаю, тоже влюблены в море и собираетесь завести свой флот?

–    Имею такую охоту.

–    Позвольте дать добрый совет. Для флота нужен порт, а лучше, чем на Балтийском море, места для Московии не выбрать.

Вильгельм начинал понемногу проникаться симпатией к царю Московии, но это пожелание он высказал из чисто меркантильных соображений. Швеции надо связать руки на Балтике, чтобы она, не дай Бог, не примкнула к Франции.

Слушая короля, Петр усмехался: «Он в самом деле провидец, мысли мои читает».

– Ваше величество, я очень рад, что наши мысли совпадают. Но нынче для того времена не подоспели…

Также не знали ни Уксеншерн, ни Стенбок, что, когда шведы уже высаживались в Дании, Вильгельм послал приказ адмиралу Руку не трогать датчан и не содействовать высадке десанта шведских войск. Но, увы, адмирал получил этот приказ слишком поздно…

Откашлявшись, Стенбок продолжал воздавать хвалу королю:

– Слава Провидению и Господу Богу, что свершилось чудо, что королевские войска растерзали русского медведя под Нарвой.

Несколько утомившись, Уксеншерн выпрямил спину, продолжая размышлять. Пора начинать разговор о главном, о чем накануне они договорились со Стенбоком и вскользь намекнули об этом Гедвиге-Элеоноре. Дело касалось ее внука.

Отъезжая на войну, король обязал Гедвигу вместе с принцессой Ульрикой присутствовать на всех заседаниях Государственного совета.

Сейчас маленькая принцесса, скучая, позевывая, думала только о том, как бы поскорее закончили свои монотонные тирады эти важные люди в пышных, напудренных париках.

Ульрика, чтобы не обижать брата, не показывала виду, но ей всегда претило высиживать часами среди напыщенных королевских советников, об этом она откровенно сообщала в письмах любимому брату Карлу, но тот сердился и строго внушал ей не пропускать ни одного заседания.

Услышав слова Стенбока о русском медведе, она ткнула туфелькой лежавшую на полу медвежью шкуру и грустно улыбнулась.

Казалось, совсем недавно она забавлялась с братом, в шутку пряталась от него со старшей сестрой Софией, а теперь коротает время одна. Брат, король, выдал сестру замуж за герцога Голштейна3 , и та очень довольна выбором брата. Но Ульрике от этого не легче. А братец теперь стал вдруг знаменитым и, кажется, на самом деле увлекся войной и упивается своей славой…

В голосе Стенбока Ульрика уловила новые, досадные интонации. Граф высказывался о дальнейших планах брата. Оказывается, король це собирается возвращаться домой, а задумал еще раз поколотить царя а главное, заодно и саксонского курфюрста Августа. Стенбок вдруг заговорил о непомерных расходах на войну, непосильных для королевской казны.

– Граф Пипер сообщает, что его величество настроен решительно, чтобы не только поставить на колени Петра, но и расправиться с Августом. Такие обширные действия не под силу нашей казне. Надобно убедить его величество искать выгодный мир с Августом, а потом только разделаться с русскими. – Отдуваясь, вытирая платком вспотевшее лицо, Стенбок наконец замолчал и опустился в кресло.

Следом поднялся Бенгст Уксеншерн. Его, пожалуй, больше других присутствующих волновало будущее.

– Швеция уже влезла в долги, – сетовал он, – в случае войны и против короля Августа, и царя Петра страна не выдержит и попадет в безвыходное положение. Для управления королевством надобно поддерживать крепкую власть, особенно во время войны, а чиновники, опора государства, бедствуют на нищенской зарплате. Страдают земледельцы, сокращается торговля с Польшей и Курляндией. Из провинции в Государственный совет то и дело поступают жалобы на тяжелое положение в уездах. – Уксеншерн высказался за специальное обращение к королю.

Постепенно трезвели головы советников от недавнего радужного похмелья, от первого успеха в стычке с русской армией. В Стокгольме уже поговаривали, что королевские полки не добились полного разгрома русского войска, а благоразумно уклонились от дальнейшей схватки и отошли на зимние квартиры в Эстляндию. Слушая Уксеншерна, не оставалась равнодушной и Гедвига. Она пожаловалась, что не раз просила в письмах Пиперу посоветовать брату не ввязываться в войну с Августом, а заключить с ним добрый мир.

– Но граф мне отвечает каждый раз, что переубедить короля невозможно, – грустно поведала Гедвига.

В конце концов Государственный совет отправил королю послание, в котором предостерегал его от опрометчивых планов.

«Если продолжить войну как против царя, таки против короля Августа, то ваше величество до такой степени погрузится в долги, что в конце концов невозможно будет добывать деньги для продолжения войны и для управления государством. Мы говорим также от имени бедных чиновников, которые за свою большую работу получают лишь очень малую плату или вовсе ничего не получают и изнуряются со своими женами и детьми, за многих бедняков, которых поддерживает государство. Из чувства подданнической верности и из сострадания к обедневшему народу мы просим ваше величество освободить себя по крайней мере хоть от одного из двух врагов, лучше всего от польского короля, после чего бы Швеция могла снова пользоваться доходами от пошлин в Риге».

Рассудительные члены Государственного совета ставили свои подписи под посланием и надеялись, что молодой король не будет опрометчив в своих замыслах. Почти все железо и медь идет на нужды войск и флота, заводчики пока терпеливо ожидают выплаты долга от державы, а казна пуста.

Другое дело, если Швеция навсегда закрепится на берегах Восточной Балтики. Король будет диктовать всей Европе условия торгового мореплавания на Балтийском море, и Швеция обогатится.

В отличие от сановников Государственного совета, флагманы и адмиралы королевской Адмиралтейств-коллегий были настроены благодушно ивесьма оптимистично. Король не бросил ни одного упрека в их адрес за все время военных действий.

Без единой задоринки шведский флот погрузил на корабли и купеческие суда двадцать тысяч войск, перевез их благополучно через проливы Зунда к берегам Зеландии и высадил в бухте Гумбилека, в семи милях от Копенгагена. Еще с весны шведские адмиралы оснащали корабли королевского флота к предстоящим схваткам с датчанами. Как-никак, а морские силы королевских флотов Дании и Швеции были примерно равными. Перегруженные же войсками шведские эскадры могли потерпеть поражение от датчан, и тогда вся операция пошла бы насмарку. Но, слава Богу, королевские дипломаты заключили с Вильгельмом секретное соглашение о помощи Швеции в этом деле. Эскадрам англичан и голландцев, адмиралам Руку и фон Алемонде английский король4 приказал соединиться со шведским флотом и «поддержать мир» в проливах. Датчанам отводилась роль посторонних «зрителей» в этом спектакле. Превосходство на море предрешило успех и на берегу. Карл XII верно выбрал направление удара. Войска датчан во главе с королем Фредериком IV нерешительно копошились далеко на юге у границ Голштинии. Беспрепятственно осадив Копенгаген, под угрозой полного разгрома его величество заставил капитулировать датчан.

Вспоминая чисто морские эпизоды минувшей кампании, шведские флагманы удовлетворенно посмеивались:

– Отныне Балтийское море становится нашей вотчиной. – Адмиралы не скрывали своего довольства. – Мы будем править на морских дорогах, и Балтика будет нашим more castrum5 .

Расправившись с датчанами, молодой король не мешкая отправился с войсками на помощь осажденной армией Августа II Риге. Теперь шведский флот безбоязненно перевез королевскую армию через всю Балтику и высадил ее в Пярну, на берега Эстляндии, Узнав об этом, испуганный Август II тут же снял осаду Риги и спешно отошел в Речь Посполитую. Хвалебный тон в адрес короля задавал старший флагман, адмирал-генерал Ганс Вахтмейстер. Ему вторили все адмиралы.

– Но его величество, наш король, оказался молодцом, – оживленно переговаривались флагманы, – он без промедления двинул полки к Нарве и в пух и прах разделал войска царя Петра. Теперь навсегда отвадили московитян от моря…

На заседаниях королевской Адмиралтейств-коллегий флагманы выговаривались официальным языком и, как говорится, не отводили при этом душу.

Покинув резиденцию Адмиралтейств-коллегий, они не спешили расставаться, по сложившейся традиции кучковались по схожести характеров, прежней дружбе и взаимопониманию.

Барон, адмирал Кристиан Анкерштерн обычно приглашал в свой уютный особняк старинных приятелей – вице-адмиралов Карла Нумерса и Густава Шеблада.

Расположившись в полутемной, освещенной несколькими свечами гостиной, подле ярко пылающего огня в камине, моряки, смакуя, отпивали ром из пузатых бокалов и не торопясь вспоминали примечательные случаи из морской жизни на подопечных кораблях и фрегатах в минувшей кампании, а кроме того, откровенничали о том, чего не полагалось высказывать вслух в стенах королевской Адмиралтейств-коллегий.

Собеседники впервые сошлись вместе после долгого перерыва. В минувшую кампанию они находились в разных местах. Анкерштерн и Шеблад поначалу возглавляли эскадру и отряд, обеспечивая переправу шведской армии через Зунд. Нумере верховодил отрядом кораблей далеко на востоке, охраняя морские рубежи королевства в Финском заливе и Ладожском озере.

Раскуривая трубки, бывалые моряки, улыбаясь в полутьме, собираясь с мыслями, припоминали, чем потешить или удивить своих коллег и, несмотря на дружеские взаимоотношения, не нарушить при этом субординации, в пределах всегда соблюдаемой ими корректности.

Как и бывало прежде, первым, прерывая тишину, заговорил хозяин дома. На этот раз его грубоватый голос с хрипотцой звучал необычно резко:

– Как ни странно, коллеги, за последние годы у меня сложилось убеждение, что его величество недооценивает нашу с вами деятельность, как и значимость для королевства нашего морского могущества.

Младших флагманов не удивила реплика с довольно откровенным выражением недовольства верховной властью. Среди офицеров королевского флота давненько поговаривают, что с кончиной отца короля, Карла XI, флот все более становится похожим на пасынка его величества…

Пригубив рома, адмирал не уклонился от взятого им курса:

– В самом деле, на первый взгляд, в летнюю кампанию его величество не бросил ни одного упрека нашему флоту, но мы и не заслужили ни одной похвалы. Припомните, в какую пушечную перепалку поначалу вступила наша эскадра с неприятелем, который пытался помешать высадке королевских полков. Слава Богу, эскадра англичан и голландцев вовремя подоспела и датчане присмирели. Только несколько странно, что адмирал Рук тут же получил приказ короля Вильяма не вмешиваться в наши распри с датчанами. Хорошо, что курьер с этой депешей прибыл, когда мы закончили высадку наших войск, иначе мы могли бы попасть впросак.

Анкерштерн запыхтел, раскуривая трубку и продолжал:

– Не в пример нашему юному сюзерену, король Вильгельм знает цену флоту. Не будь у него в Ганновере отличной эскадры, ему никогда бы не владеть английской короной.

Гости одобрительно закивали, а Нумере вспомнил прошлые времена – выбрал удачный момент. Английские моряки не любили короля Джемса, и голландцы беспрепятственно пересекли канал и высадились в Британии. Пять сотен транспортов и пять десятков кораблей под флагом Голландии выбросили на берег пятнадцать тысяч войск, и роковой приговор королю Джемсу был произнесен на деле. Флот Вильяма решил судьбу Англии.

Анкерштерн с довольной миной на лице поднял вверх большой палец левой руки, как бы подтверждая высказывание Нумерса, а Шеблад, улыбаясь, заметил:

– Нельзя забывать о странной нерешительности в ту пору короля французов. Мне до сих пор непонятно, почему Людовик не воспрепятствовал Вильяму? Ведь его флот, мог с успехом разрушить планы штатгальтера Голландии, но Людовик отправил его в это время в Средиземное море.

Никто не возразил, и стало ясно, что собеседники согласны с мнением товарища.

После небольшой паузы Анкерштерн возобновил беседу. Повернувшись к Нумерсу, он спросил:

–    А что новенького на наших остовых румбах, дорогой Карл?

–    В моих акваториях полнейший порядок, – благодушно проговорил Нумере, – в Финском заливе и наших крепостях на Неве моряки скучают. Их покой тревожит лишь крик залетных альбатросов. На Ладожском озере мы полные властители, а московиты забились в устьях рек, точно пескари.

Нумере глубоко затянулся, закашлялся и, отдышавшись, закончил важно:

– Но мы не даем им дремать и ради потехи шквальным огоньком подпаливаем их деревеньки на другом берегу. Наши матросики не забывают их пошерстить, при этом не упускают шанса прихватить все, что плохо лежит. Русские как очумелые убегают в лес.

Адмиралы, довольные шуткой, ухмыльнулись и не сговариваясь пригубили ром.

– И все же мы еще не отсекли напрочь московитов от моря, – неожиданно, прервав молчание, заговорил Шеблад.

Анкерштерн и Нумере недоуменно переглянулись, а Шеблад пояснил:

– Я имею в виду северный порт московитов на Белом море, Святого Архангела. Как-то я слышал сетования Уксеншерна, что там вольготно торгуют англичане, голландцы, французы. Без пошлин они берут там лес, пеньку, смолу, а главное, прекрасные меха

зверей, которыми славится Московия…

Продолжая беседу за обеденным столом, адмиралы, разомлев, вновь заговорили о юном короле, на этот раз восхищаясь его безудержной смелостью. При подходе эскадры к берегу к свисту ветра в судовых снастях прибавился посвист пуль, долетавший от ружейного огня датчан.

–    Что это? – удивился Карл.

–    Сиё поют пульки неприятеля, ваше величество, – поеживаясь, пояснил Вахтмейстер.

–    О, такая музыка мне по душе, – беззаботно рассмеялся король, – я готов ее слушать бесконечно.

Когда началась высадка десанта, он вскочил в одну из первых шлюпок, направлявшихся к берегу. Солдаты пригибались под ружейным огнем и не решались прыгать за борт. Подавая пример, Карл бесстрашно выпрыгнул из шлюпки и сразу погрузился по шею в воду. Отфыркиваясь, он зашагал к берегу, размахивая поднятой шпагой, и тогда десятки и сотни пристыженных солдат как горох посыпались из шлюпок и, обгоняя короля, ринулись в атаку…

Обо всем этом вспоминали, дополняя друг друга, Анкерштерн и Шеблад. Глядя на них, несколько флегматичный по натуре Нумере в душе радовался, что ему пока выпало служить подальше от взбалмошного его величества…

Покидая метрополию, Карл XII неожиданно для окружения объявил, что в его отсутствие впредь всем иностранным послам следует обращаться только в Государственный совет.

Молодой король, по складу характера довольно замкнутый и молчаливый, почти никогда не делился своими сокровенными мыслями и замыслами даже с близкими из его окружения людьми, такими, как граф Пипер или льстивый фаворит генерал Аксель Спарре. Непомерно гордый и самоуверенный Карл безотчетно уверовал в свой гений, не желал слушать советов, особенно штатских людей в кружевных жабо. Запретив иностранным послам появляться в его ставке, он фактически поставил себя особняком среди европейских монархов и довольствовался докладами из Стокгольма о том, что происходит в Европе. В начале весны, получив одно из первых посланий Государственного совета в Дерптском замке, Карл разгневался.

– Эти пигмеи ничего не смыслят в стратегии, – горячился он, слушая своего постоянного спутника и советника первого министра, графа Пипера, – два моих заклятых врага, царь Петр и Август, должны быть поставлены на колени. Никаких сделок с Августом я заключать не намерей до тех пор, пока не изгоню его из Речи Посполитои и он не сложит оружие в Саксонии.

Граф Пипер привык к таким тирадам и заметил:

– Но, ваше величество, королевская казна почти пуста, а война против Саксонии и Московии требует слишком больших денег. Разумнее было бы искать покорства Августа мирным путем.