Текст книги "Гангутское сражение. Морская сила"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Второй месяц ожидал царя в Москве Крюйс. В самом деле, по его заданию навербовал в Голландии семнадцать капитанов, пятьдесят три поручика, пятьдесят штурманов, пятьдесят пять боцманов.

Петр в присутствии Головина разговор вел с каждым. Представлял их вице-адмирал Корнелий Крюйс:

– Капитан Петр Сиверс, капитан Витус Беринг, капитан Ян Нельсон…

Сразу же решили семейных отправить в Воронеж, холостых – на Балтику, в Петербург. Крюйс получил от Петра особое назначение:

– Новоявленный флот рождается на Балтийском море. Езжай туда без промедления. Все тебе Меншиков расскажет. Принимай под единое начало и крепость Кроншлотскую, и корабли.

Возвращение Ингрии в лоно России, выход к морю было заветной мечтой Петра I пять лет назад, когда он вступил в войну со шведами. Завоеванное теперь следовало удержать, конца войны не предвиделось. Поневоле действия противника в какой-то мере способствовали стратегическим успехам русских войск. Основные силы неприятеля в ту пору преследовали по пятам саксонскую армию. В те дни, когда пала Нарва, войска Карла XII победно вступили в древний Львов. Упоенный успехами молодой король двинулся в Речь Посполитую. Вскоре польский трон поменял своего патрона. Под диктовку Карла XII поляки низвергли Августа II, и престол занял Станислав Лещинский, «мягкий, уступчивый» по-знанский юноша, пришедшийся по вкусу королю Швеции. Не одного шляхтича тащили на этот троя шведы, но не каждый соглашался занять довольно шаткое место… Устроив дела в Варшаве, Карл начал погоню за саксонским войском, но с досадой понял, что в самую Саксонию ему путь перекрыли морские державы.

Как-то совпало по времени занятие русскими Нарвы, вступление шведов во Львов и разгром французов при Гохштадте английским корпусом под командой Мальборо. Но герцог слыл не только искусным воякой, но и способным дипломатом. Прослышав, что французы пытаются восстановить свою силу прусскими войсками, Мальборо, бросив все дела, опередил их и оказался в Берлине. За большие деньги он уговорил Фридриха I выделить англичанам 8 тысяч отборного войска. Кроме платы деньгами, Англия и Голландия стали гарантами границ Пруссии и Саксонии. Хотя до границ Саксонии было далеко, но, узнав об этом, Карл XII взбесился:

– Теперь я не смогу окончательно разделаться с Августом на его земле!

Окончательно испортили настроение королю грустные вести из Стокгольма: пала Нарва, эскадра не сумела отбросить русских от моря, войска Майделя топчутся на месте.

– Королевская казна разоряется на содержание флота, – раздраженно выговаривал король Пиперу в присутствии генералов. – Русские, как младенцы, наверняка боятся одного присутствия воды, а наши моряки пасуют перед ними. Позорят себя и корону. Предпишите Вахмейстеру послать к Нарве весь флот с опытным адмиралом.

Пипер, зная нрав короля, осторожно заметил:

– Ваше величество, нельзя забывать, что на другом конце королевства в проливах затаился датский флот.

– Датчане твердо сдержат слово и не посмеют нарушить договор, делайте, как я сказал. Напомните и Майделю, что его действия не приносят славу нашему королевству. Подкрепите его корпус войсками, дайте ему десять тысяч.

В зимнюю пору в Европе обычно боевые стычки затихали, – какой боец из замерзшего солдата. Даже на юге, под Азовом, сворачивали осадные работы. По иному рассуждал шведский генерал Майдель. Майделю прежде определенно не везло. Затаив досаду, он решил проучить этих русских, а заодно проявить перед королем свою находчивость и инициативу. В январскую ночь с финского берега по сугробам Финского залива он двинул отряд в тысячу отборных солдат в атаку на остров Котлин. Сила нешуточная, если применена будет с умом. Вышли на лед в вечерних сумерках, чтобы напасть внезапно, ночью. Но то ли зашкалили компасы у шведских офицеров, то ли проводник напутал, то ли пурга помешала, Майдель просчитался. Долго блуждали шведы по льду и увидели Котлин, когда совсем рассвело. Но и шведов приметили толбухинские часовые. Гренадеры несли службу по присказке: «Недоглядишь оком, так заплатишь боком». Затрубил тревогу трубач, забили дробь барабаны. Развернули пушки и беглым огнем ударили картечью по окоченевшим шведам. Без оглядки побежали шведы назад, разогрелись, опомнились лишь на финском берегу.

Но Майделю король представил еще одну возможность восстановить свою репутацию.

В эту кампанию из Воронежа Петр поехал в армию. Не ладилось опять у Шереметева в Курляндии. Летом замутились стрельцы в Астрахани. Боялся царь, как бы головешки не вспыхнули пламенем… Но флотские заботы его не оставляли. По приказу Петра в середине мая вице-адмирал Крюйс появился у Котлина. Привел на Котлинский рейд первую русскую эскадру.

Толбухин и Островский поглядывали с берега, сбились со счета, никогда столько кораблей не видели.

– Фрегатов восемь, шняв пять, – загибал пальцы полковник Толбухин, – семь галер, еще какие-то суда, не разберу.

В морской азбуке Толбухин преуспел в прошлой кампании, научился различать корабли по шведским вымпелам, которые не раз отгонял от Котлина.

По сигналу флагмана корабли отдавали якоря на рейде западнее Кроншлота. С флагманского фрегата «Де Фам» спустили шлюпку, вице-адмирал направился сначала на Кроншлот. Принял рапорт Трейдена. Крепость ему понравилась.

– Сам государь чертеж правил, – доложил комендант.

Осмотрев бастион, Крюйс направился на шлюпке к острову. Походил по берегу, сделал промеры глубин на шлюпке, выслушал Толбухина:

– Господин вице-адмирал, надо бы укрепить крепость пушками. В прошлую кампанию шведы нас корабельными пушками доставали, а наши пушечки как игрушечки. В воду с недолетом стреляли.

– Сам вижу, – хмурился Крюйс, – возьмем наши корабельные пушки, для начала дюжину-другую, – пожевал губами, кивнул Толбухину и Островскому: – Садитесь, полковники, на шлюпку, пошли ко мне, отобедаем.

Поднявшись по трапу, Крюйс коротко скомандовал:

– Поднять сигнал: «Капитанам прибыть к флагману».

Первым слушали Толбухина:

– Одной батареи маловато. Ну-ка шведы сунутся по южному берегу! Там все пусто, крыть нечем, и нас отрежут.

Крюйс слушал внимательно, черкал что-то на бумаге.

– Шведы могут появиться и через час, и через неделю. Терять время не будем. Наипервое. На острове соорудим еще две батареи, – Крюйс ткнул пальцем в схему, – одну напротив Кроншлота, другую к весту. Пушки взять со шнявы «Де Гайс», фрегатов «Штандарт» и «Нарва», по две пушки. Старшим от флота пойдет сооружать батареи Иван Крюйс. – Назвав фамилию сына, вице-адмирал продолжал: – Второе. Диспозиция кораблей на случай боя такова: фрегаты поперек фарватера и вдоль берега по дуге, на флангах галеры и бригантины. Диспозиции кораблей получите завтра утром. Последнее. Каждому фрегату и шняве изготовить по две рогатки плавучих на якорях. Поставить их кабельтовых в пяти перед фарватером… Пускай шведы бока намнут, ежели сунутся, а мы их огоньком угостим.

Неприятель отпустил на размышление русским ровно десять дней. Но им этого хватило. Солдаты трудились, выбиваясь из сил, пушки вязли в заболоченном лесу, траншеи и брустверы копали не разгибая спин. В первый день июня на Котлине ощерились орудиями две новые батареи. Лесная, из девяти пушек и мортир, на опушке леса, вторая, Ивановская, из одиннадцати пушек, мортир, гаубиц. Прозвали ее по имени Ивана Крюйса, который немало попотел здесь. На балтийской волне, загородив фарватер, покачивались грозные рогатины.

На рассвете 4 июня выстрелила сигнальная пушка с Кроншлота. На горизонте замаячили неприятельские паруса.

За день до этого адмирал Анкерштерн провожал Майделя. Генерал спешил к своему войску.

– Мой генерал, я надеюсь, через два-три дня мы поднимем бокал за нашу победу на развалинах Питербурха.

Эскадра Анкерштерна в двадцать два вымпела следовала классическим строем. Авангард вел прошлогодний неудачник, вице-адмирал де Пруа, кордебаталией командовал бывалый моряк, адмирал Анкерштерн, замыкал строй арьергард шаутбенахта Спарре. Анкерштерн был настроен по-боевому и решил атаковать с ходу. Правда, он не ожидал увидеть на рейде русскую эскадру. Де Пруа докладывал ему, что у русских не наберется и десяти кораблей. Однако, судя по силуэтам, среди судов добрая половина фрегатов.

– Я вижу два десятка вымпелов, – доложил капитан.

Анкерштерн досадливо поморщился, прикинул: «У меня семьсот пятьдесят орудий, у русских сотни две. Четыре к одному». Адмирал скомандовал:

– Поднять сигнал: «Авангарду атаковать неприятеля!»

Де Пруа прибавил парусов и двинулся к Кроншло-ту. Но вдруг прямо по курсу на волнах показались непонятные сооружения. «Похоже, это затопленные корабли, значит, по фарватеру не пройти».

– Кораблям стать на якорь, открыть огонь по крепости!

Авангард вступил в артиллерийскую дуэль.

Рядом становились на якоря корабли эскадры. Мощь огня увеличилась. Шведы явно не ожидали, что их возьмут в клещи с берега и крепости. Не стоило рисковать в первый день. Слева на полоске суши просматривались какие-то постройки. В авангарде У шведов тысяча гренадер из десанта. Анкерштерн послал приказ де Пруа: «Подойти к берегу, высадить десант, уничтожить неприятеля!»

Он распорядился подойти арьергарду как можно ближе к крепости. Основные си ль! вышли из зоны огня. Надо избегать ненужного риска.

Из реляции Крюйса Петру:

«Июня в 4 день поут-РУ:. увидели неприятельский флот, на всех парусах идущий к Котлину острову, состоящий из двадцати двух кораблей, в том числе 7 кораблей линейных от 54 до 64 пушек, 6 фрегатов от 28 до 36 пушек, 2 шнявы, 2 бомбардирских, еще два судна по 40 пушек, и не дошел до Кроншлота с милю небольшую, стали на якоря; а около 10 часов перед полуднем из оного неприятельского флота 6 фрегатов, подняв паруса, пошли под самые пушки кроншлотские (також фрегатов наших и галер, стоящих у оного) к нашим пловущим рогатинам, которые на якорях лежали поперек фарватера между косою кроншлотскою и Котлина острова, и как стали приближаться, то из наших галерных пушек да с батареи, именуемой Святого Иоанна, оных встретили, отчего немедленно поворотились… к большому флоту. И пошли к Копорскому берегу, и высадили на берег 1000 человек, некоторые небольшие жилья там пожгли».

На деле с десантом вышел один конфуз. Тысячный шведский десант захватил опустевшую деревеньку Дударовку. Шведы с досады сожгли две избы и привезли трофей: несколько голов скота.

Хорошо, что светлы июньские ночи, тем более спать некогда. Анкерштерн созвал флагманов. Первый день прошел впустую, блин вышел комом.

– Завтра с утра основная часть эскадры начнет массированно бомбардировать крепость и корабли. Наши пушки бьют намного дальше русских.

Спарре и де Пруа переглянулись: слава Богу, так спокойнее. Флагман пододвинул карту:

– По моим наблюдениям, самое слабое место на острове на западе. К тому же там есть мель. – Анкерштерн поманил Спарре. – вам, шаутбенахт, надлежит подойти здесь, как можно ближе к острову и высадить десант. Задача – опрокинуть русских, захватить батарею и закрепиться на острове. Мы прикроем вас знатным огнем. С Божию помощью мы изгоним русских с острова, затем легко расправимся с крепостью.

– Но, мой адмирал, – поперхнулся Спарре, – мы не знаем, сколько там русских.

– Во всяком случае, наших гренадер на них хватит.

Гладко было на бумаге. Вроде бы все просчитали аккуратные шведы, бились они раньше с датчанами, и саксонцев побеждали, и англичанам сдачи давали. Все получалось. Но, видимо, что-то не разгадали у своих противников, московитов.

Из реляции Крюйса:

«…июня в 5 день, поутру… изрядная погода; около 8 часов неприятельский флот весь начал приближаться к нашей эскадре и стал на якоря от нас в пушечном выстреле; а шаутбенахт Шпар со своей эскадрой стал у Котлинской косы… близ берега (где имел пост полковник Толбухин с одним только полком и тремя полковыми пушками) и палил из пушек своей эскадры на тую косу довольно; однако ж ни малого повреждения одною стрельбой нашим не учинили, для того что помянутый полковник Толбухин во время той стрельбы людям велел лечь; а перед полуднем ell часов неприятель под тою стрельбою посадил людей своих в боты и шлюпки, под командою полковника Нирота пошел к берегу, и как быстро подошел и стал выходить на берег (и уже 128 человек гренадер вышли на берег, а прочие за ними поспешили с рогатками), тогда наши, встав, начали по ним стрелять, как из мелкого ружья, так и из трех пушек дробью, от чего неприятель пришел в конфузию. И тут их на месте осталось с 40 человек, да и в полон взято 31 человек (между которыми несколько человек было офицеров), а остальные с берега побежали в той конфузии на свои суда и, будучи в такой конфузии, те свои суда опроки-нули, от чего многое число их потонуло. И между тем из наших помянутых трех пушек огонь непрестанно продолжался, от которого в ретираде неприятель також немалое число людей потерял».

Хладнокровие командующего шведской эскадрой мало-помалу испарялось. Десант русские сбросили в море, корабли их стояли целехонькие. Со стороны устья Невы второй день доносились глухие раскаты канонады.

– Вы слышите, – Анкерштерн кивнул младшим флагманам на восток, – наши гренадеры, конечно, теснят русских, но они ждут нашей помощи.

Едва отбили десант и затихла канонада, Крюйс вызвал командира шнявы «Мункер» Наума Сенявина. За две недели наметанным глазом вице-адмирал определил в нем лихого моряка.

– Пойдешь в Питербурх, до Меншикова или Брюса. Передашь: надобны мортиры да пушки большие. Сам видишь, ядра шлепают в воду с недолетом. Возьми пакет с письмом у секретаря Андрея Остермана.

Из письма Крюйса:

«…здесь довольно есть куражу или смельства, но есть токмо недостаток в способах. Ежели бы я еще добрых шесть восемнадцатифунтовых пушек да две гаубицы на моих батареях имел, то чаял бы неприятеля принудить вскоре от бомбардирования своего престать».

Утром шведы с прежней яростью бомбардировали и крепость, и корабли, и батареи на острове. На этот раз из сотен выпущенных ядер лишь два попали в цель. Одна бомба угодила на палубу галеры «Святой Павел», прошила верхнюю палубу, не разорвалась и застряла в матросской койке. Вторая ударила в стену крепости и «разорвалась так, что весь Кроншлот затрясло».

На другой день шведы угомонились, и как раз вовремя. «Мункер» доставил из Петропавловской крепости две мортиры и две восемнадцатифунтовые пушки.

Их,с ходу установили на ивановской батарее, а через два дня доставили еще шесть пушек и две мортиры.

Шведы, передохнув, через три дня приблизились к острову и крепости на дистанцию огня, но пристреливаться им не позволили.

Из реляции Крюйса:

«В 10-й день неприятель на батарею Святого Иоанна и на нашу авангардию довольно из пушек стрелял и бомбы и гранаты метал; однако нашим никакого вреда не учинили, только им с наших батарей и кораблей… жестоко докучали пушечной стрельбою. Потом стала бить тишь и неприятельский флот стал назад отходить».

Но теперь положение изменилось. В атаку пошли русские корабли. Крюйс доносил:

«Потом наши, приближаясь своими бомбардирскими судами, начали на эскадру вице-адмирала Депроу бомбы бросать, отчего принужден он со своими кораблями завозом выбираться, а вся его эскадра – отступать… После того с неприятельского флота ни одного выстрела не было, а с наших галер по неприятельскому флоту непрестанно стреляли. Наших людей убито в то время матросов и солдат – 13 человек, да ранено 19 человек».

Ругаясь, Анкерштерн начал отводить корабли подальше. Оба младших флагмана доложили, что командам надо отходить да и корабли привести в порядок. На время пушки замолчали и шведы даже позволили себе расслабиться. Нашелся повод – именины флагмана. Но весь праздник испортили русские. Из реляции Крюйса:

«В 15-й день было тихо и все флагманы были на корабле у шаутбенахта Шпара в гостях, где на литаврах и трубах довольно играли… С батареи, именуемой Святого Иоанна, из одной Щшки и гаубицы выстрелили по адмиральскому ко-раблю, и так трафило, что с того корабля разные галереи сшибло… Потом того же часа изо всех мортир и пушек, привезенных из Петербурга, по адмиральскоту и шаутбенахтскому кораблям вдруг стали стрелять, от чего неприятель пришел в великую кон-фузию, и, спустя паруса, шлюпками назад буксировались, и всеми мерами трудились, чтоб от наших пушек и гаубиц отступить свободно, чтоб до них не доносило; и так отступили, что невозможно было уже из наших мортир и пушек их достать».

Шведская эскадра отошла к западу мили на три, и неприятель занялся починкой кораблей. А из устья Невы снова доносилась канонада. Майдель на суше трудился подобно своему другу Анкерштерну, но русские не хотели уступать ни пяди и даже, наоборот, шведского генерала заставили пятиться.

Во время затишья Анкерштерн мучительно раздумывал, как поправить дело. Все флагманы сошлись на одном. Атаковать крепость бессмысленно. Благоразумнее овладеть островом, а потом штурмовать крепость. На остров необходимо высадить десант. И в таком месте, где его не ждут, на западный мыс с северной стороны. Адмирал послал в полночь к северному побережью Котлина фрегат.

– Ваша задача подойти скрытно, спустить шлюпки и промерить глубины, – инструктировал он командира фрегата. – Имейте в виду, от этого зависит успех всей нашей кампании.

Шведский фрегат подобрался незаметно: перелесок на мысу закрывал батарею. Западную сторону часовые не просматривали, знали, что там мелко, корабли не пройдут. И все же утром поручик, обходя часовых, заметил вдали за полверсты три шлюпки, мористее дрейфовал фрегат. Сыграли дробь, солдаты выскочили по тревоге, но шлюпки убрались восвояси на фрегат.

– По моему мнению, – докладывал поручик Толбухину, – сии шлюпы вдоль берега глубины мерили, бросали какие-то веревки.

Толбухин покачал головой:

– Не к добру это.

Спустя два дня шведская эскадра снялась с якорей без шума и скрылась за горизонтом. Крюйс недоумевал:

– Быть не может, чтоб Анкерштерн вовсе убрался. Генеральную схватку он еще не давал. Токмо проведывал, прощупывал наши укрепления.

Так оно и оказалось. У северного берега рыбачили финны, их захватили, привели к вице-адмиралу. Они без обиняков все выложили.

– Который генерал был в устье Невы, ушел на Выборг. А шведская эскадра у Березовых островов. Чинят корабли, из Выборга транспорта принимают.

Рыбаков отпустили, а Крюйс собрал совет.

– Так разумею, коли он у мыса промеры глубин производил, неспроста это. Десантирование готовит. – Крюйс подозвал Толбухина. – Твоя батарея прострел имеет на вест да на зюйд. А швед замышляет с севера диверсию произвести. Там и лесок закрывает.

– В самый раз на сей ракурс батарею новую соорудить, – согласился Толбухин.

– Бери дюжину пушек да мортиру. Ежели десант, то для картечи и шестифунтовые сойдут.

У Березовых островов шведы приняли на борт свежих десантников, пополнили запасы. В военном деле успех зависит от мощи, умения, хитрости. Силы и умения шведам было не занимать, поэтому Анкерштерн воспрянул духом:

– Русские нас кое-чем провели поначалу. Теперь мы их перехитрим.

Спарре и де Пруа дружно поддакивали: кто же хочет признать себя побежденным.

– В тот раз русским повезло случайно. Нынче мы их забросаем ядрами, а наши гренадеры вспомнят былые победы.

Трое флагманов склонились над картой…

В разгар лета, на рассвете 14 июля, ударила сигнальная пушка Кроншлота.

На этот раз неприятельская эскадра показалась на норд-весте.

Крюйс насчитал двадцать пять вымпелов и не отрываясь следил за маневрами шведов. «Авангард держит курс на западный мыс Котлина. Видимо, как мы и предполагали, там будет диверсия. – Крюйс вздохнул. – Ну, Федор Толбухин, держись».

Подозвал командира:

– Пошли шлюпки на берег, передать Островскому: пушкарей и солдат две сотни, отрядить немедленно в помощь Тобухину. Им сегодня жарко придется.

С марса[28]28
  Марс – на парусных судах деревянная площадка, в средней части мачты, служащая для работы с парусами и такелажем, а также для наблюдателей.


[Закрыть] крикнул сигнальный матрос:

– Неприятель ворочает!

Крюйс вскинул подзорную трубу. Не доходя полутора миль до оконечности острова, часть кораблей повернула на ост, другая спускалась к зюйду. На флагмане подняли красный флаг – сигнал атаки: «Открыть огонь».

– Берут батарею в клещи, – проговорил командир, – жди пальбы великой.

– Ежели по кораблям судить, стволов шестьсот против шестнадцати. К нашим-то корабликам они несунутся, боязно им. – Крюйс, не отрываясь от трубы, скомандовал: – Поднять красный флаг на правом ноке!

Русский флагман принимал вызов неприятеля.

Шведы расположили корабли на якорях в две линии, охватив оконечный западный мыс с севера и юга. Пять часов без перерыва утюжили ядрами батарею и траншеи толбухинского полка на косе. Тысячи ядер взрыли косогор, не оставляя живого места. И все же шведы не рассчитали. Траншеи и брустверы надежно укрыли преображенцев. Но Анкерштерн не мог этого предполагать и в полдень уверенно отдал приказ:

– Начать высадку!

Из-за громад кораблей выскочили и ринулись к берегу полсотни шлюпок.

На их борту, ощетинившись мушкетами, приготовились к броску тысяча семьсот шведских гренадер. Вот шлюпки ткнулись в мель, подняли мушкеты атакующие, цепи одна за другой понеслись к берегу, разбрызгивая воду. Все ближе спасительная суша, но вдруг в центре передние цепи атакующих проваливаются под воду.

Анкерштерн лихорадочно водил трубой по глади воды. На поверхности плавали шапки гренадер…

– Бог мой! Черти побери капитана! – метался по шкафуту Анкерштерн, бессильно потрясая руками.

А берег вдруг ожил, сверкнуло пламя, засвистела картечь. В бой вступили русские гренадеры.

Из реляции Крюйса:

«По полуночи в 6 часов неприятель начал всею своею силою из верхних и нижних пушек с обеих сторон с кораблей против острова стрелять. Однако нашим никакой вреды не учинил, от того, что две тысячи двести человек солдат под командою полковника Толбухина лежали на земле в прикрытом месте и по неприятелю ни единого выстрела не было. А перед полуднем неприятель, посадив людей своих на мелкие суда, послал к берегу, и как они подошли недалеко от берега, тогда наши по неприятелю жестоко из пушек стреляли; а как оные пришли к берегу гораздо ближе, их взяли в мушкетную стрельбу; а как стали выходить из воды, им было выше колен, в некоторых местах глубже, а иные до дна не достали, иные же по горло в воде. Из наших 15 пушек непрестанно стреляли ядрами и картечами, от чего оные неприятели пришли в конфузию. И хотя из них некоторые вышли было на берег, однако ж оные в той конфузии все побежали назад на свои суда, из которых многие опрокинулись, и тогда 35 человек неприятелей на берег выхватили, а в 1 и 2 часу неприятель со всем флотом стал назад подаваться, тогда стрельба перестала. Неприятельских судов было ботов и шлюпов 29. Того же числа к берегу принесло с 400 человек мертвых неприятельских тел; тогда же взято в плен 3 капитана, 2 поручика, 2 прапорщика, 7 унтер-офицеров да рядовых 21 человек. В нашем ретраншементе[29]29
  Ретраншемент – земляное сооружение для обороны в укрепленном лагере.


[Закрыть] убито 29 человек да 50 ранено».

Подбирая жалкие остатки уцелевшего десанта, шведы уходили в море, оставляя на берегу сотни убитых и раненых… Вдогонку с острова неслись вслед бомбы, из-за рогаток выходила в погоню флотилия галер шаутбенахта Боциса.

Получив однажды урок, шведские адмиралы уже до конца войны ни разу больше не испытывали судьбу на Невском взморье. Нарождающийся русский флот и возведенная на острове крепость надежно закрыли морские ворота на Балтике.

Весной 1706 года капитан-командор Петр Михайлов сам повел свою любимую и пока самую быстроходную шняву к Кроншлоту. В кильватер «Мункеру» выстроились дюжина галер и бригантин. Соскучился царь по морскому раздолью. Вышли из Котлина, Наум Сенявин рассказывал о прошлогоднем сражении со шведами.

– Анкерштерн, стало быть, пятки салом смазал? – смеялся раскатисто Петр.

Наум еще в прошлом году заметил перемену в царе. Стал он раскованней, шутил чаще да и на людях покрикивал меньше. Не один Сенявин, все окружение приметило добрые перемены в его поведении с того момента, как рядом с ним обосновалась Екатерина

Алексеевна. По-разному толковали в народе, не всё знали и близкие царские сановники. История ее появления в царских апартаментах была непростая…

Началась она летом 1702 года, после взятия войг сками Шереметева Мариенбурга. Как и обычно, в плен брали солдат, а местные жители неприятельских крепостей иногда платили контрибуцию, иногда оставались на положении заложников.

Семья местного католического пастора Глюка невольно оказалась под иным скипетром – православия. В услужении у его дочери состояла Марта Скавронская, сирота, взятая в свое время пастором на воспитание. Накануне военных действий Марта была повенчана со шведским капралом. Но мужа прямо от венца вызвали в полк и направили в бой, где он и сгинул.

Наметанный глаз русских драгун выхватил из толпы горожан полуодетую чернобровую, красавицу. Начальник драгун, генерал Бауер, имел привычку объезжать биваки своих подчиненных. Не заслонили вовремя драгуны от генеральского взгляда свою подружку, и Бауер не упустил лакомый кусочек. Дальше все шло строго по воинской иерархии. Над Бауером начальствовал генерал-фельдмаршал Шереметев, который изредка гостил у своих генералов. Хотя и стар был годами, но, говорится: ко времени и «бес в ребро».

Прижилась Марта у степенного боярина, да все перевернул губернатор Ингерманландии Александр Меншиков. И обрела свои новые покои бывшая «пор-томоя» на берегах Невы. Но ненадолго. Вскоре узрел ее Петр и уже больше с ней не расставался. Обрела наконец-то свою пристань вновь нареченная Екатерина, по имени своего крестника, сына Петра, ставшая Алексеевной. Нарушил вековой порядок Петр Алексеевич, но зато обзавелся семейным очагом…

Нынче и в море уходил с легким сердцем, тепло на душе у моряка, когда есть на берегу верная подружка…

Генерал значит «главный». Устанавливая в России эту приставку к званиям фельдмаршала и адмирала, Петр четко наделял людей, имевших этот чин, полномочиями на флоте и в армии.

Генерал-адмирал Федор Алексеевич Головин не однажды задумывался, за какие заслуги, каким образом стал он генерал-фельдмаршалом. Произошло это в самом начале войны со Швецией. Переходили они вместе с царем к Новгороду и дальше к Нарве. После одного из шумных застолий в Новгороде и родился на свет указ о производстве его в генерал-фельдмаршалы, а в том походе в подчинении у него и войск не было. Под стенами злополучной Нарвы он оказался самым старшим по званию, но не у дел. Отъезжая в Новгород, царь взял его с собой. И, быть может, к лучшему, а то, не дай-то Бог, попал бы в плен к шведам…

Состоя начальником воинского морского приказа, старался хоть малую толику времени уделить флоту, но все никак не получалось. Заедали архиважные дела в Посольском, Ямском приказах, каждый день дьяки тащили ворох бумаг из Оружейной, Золотой, Серебряной палат. Грешным делом, выходил в море в последний раз на «Крепости», когда провожали посольство. Давненько это было… Ныне государь назвал его адмиралом, поручил ему новый Балтийский флот, вменил «господину адмиралу на него смотреть, яко вышнему правителю».

Головин припоздал, царь опередил его, раньше вышел в море. Командир шнявы «Мункер» Наум Се-нявин вторую неделю похмелялся каждое утро. Только что его произвели в боцманматы, а друзей-товарищей пруд-пруди, с каждым надо отпраздновать. Но вчера вечером получил приказ царя готовить корабль к походу на Котлинский рейд.

Лед на Неве еще не прошел, шняву мотало туда-сюда, рвало с якорей, а государь каждый день требовал: «В море. В море». «Соскучилась, поди, душа морская по простору», – посмеивался про себя командир шнявы.

Первым на Котлинском рейде бросил якорь вице-адмирал Крюйс. Он поднял свой флаг на тридцати-двухпушечном фрегате «Олифант». На самой быстроходной шняве «Мункер» развевался царский штандарт капитан-командора Петра Михайлова.

Один за другим подходили фрегаты, ложились в дрейф.

В устье Невы шаутбенахт Иван Боцис, командир галерной эскадры, отдавал почести адмиралу Головину. Встречал пушечной пальбой, игрой на флейтах с барабанным боем, криками «ура!» матросов на вантах.[30]30
  Ванты – снасти (веревки), которыми укрепляются мачты (стеньги), составные верхние части мачт с боков.


[Закрыть]

Головин отдувался, неторопливо поднимаясь по трапу, озирался по сторонам. Такого приема он не встречал.

– Сие, ваша светлость, – доложил Боцис, – на венецианский манер.

– Ну, как знаешь, – высказался довольный церемонией адмирал, – поднимай якоря, догоняй государя.

Запели дудки, загремели барабаны.

Галеры и бригантины стройной колонной потянулись из устья Невы.

Тем временем «Мункер» с отрядом фрегатов ушел далеко. Кроншлот давно скрылся из виду. Моряков звал простор, соскучились по морю, свежему ветру, соленой волне. Вскоре на горизонте замаячили корабли шведов.

– Дюжина с лишком, господин капитан-командор, – доложил Сенявин.

Разглядывая в подзорную трубу шведскую эскадру, Петр, с одной стороны, бодрился: «Такую неприятельскую махину отбросили от Котлина!», и в то же время в его душе веяло холодком от неспособности противостоять неприятелю на море. «Што у нас? Фрегат, шнява, галиоты да бригантины. С такой силой в море соваться на верную погибель. Покуда корабли для первой линии пушек в полсотни, не менее, не сподобим, дюжину, дай Бог, на первый раз, с Карлом тягаться на море пустая затея. А когда сие сбудется?»

Петр покосился на снующего от борта к борту Крюйса. «Капитан он добрый, флагман то ж грамотен, а все же и своих заиметь надобно. Даром Федя Головин адмирал, – царь кинул взгляд на одутловатую фигуру, – но в морском ремесле-то мало сведущ. Ак-ромя того на нем Посольский приказ и другие заботы. Крюйс-то хорош, но своего бы флагмана на море здешнем обрести бы надобно. Разве Апраксин? Так у него забот в Азове и Воронеже уйма».

– Ну что ж, слава Богу, порезвились, – отрываясь от подзорной трубы, проговорил царь. – А тягаться со шведами в открыток море еще рановато. Пушек корабельных мало. Поднять сигнал по линии: «Поворот всем на обратный курс!»

Отряд возвратился на Котлинский рейд под прикрытие береговых батарей, сюда-то шведы не сунутся…

Две недели крейсировала русская эскадра на расстоянии дальности стрельбы береговых батарей.

Превосходящая вдвойне армада шведских кораблей так и не решилась приблизиться к острову Котлину.

Петр с Головиным ушли на «Мункере» в Петербург. Эскадра салютовала адмиралу в последний раз.

Впервые обозревал свои акватории на Балтике генерал-адмирал. Невольно пришли сполохи воспоминаний на ум о былом, Азовских походах, становлении Азовской флотилии. Тогда все суда поступали с Воронежских верфей. Там и сейчас Апраксин наращивает морскую силу для южных рубежей супротив турок.

А начинали-то все с казачьих лодок и доморощенных галер. Нынче и с турками по-иному разговор держим, опасается султан нашей морской силы, вот-вот нагрянет в Черное море, а там и в Константинополь…