Текст книги "Рыбьи байки"
Автор книги: Иван Храмовник
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Иван Храмовник
рыбьи байки
книга стихов
Санкт-Петербург
2013
Published by
docking the mad dog
Предисловие
Любителям «старой доброй классики», с заглавными буквами в начале каждой строчки, тщательно расставленных знаков препинания и прочее – я сразу посоветую добавить пузырёк валерианы в стакан водки и… Либо не читать эту книгу дальше. Зачем рисковать? Стоны и возмущенный ропот читателей автор всё равно вежливо проигнорирует и продолжит писать так, как ему нравится. Да, у Храмовника всё в порядке с грамотностью, он легко пользуется запятыми и прочей пунктуацией, если они стилистически важны в тексте. И легко отказывается от этих интонационных инструкций читателю, так как пишет не для самых маленьких, оставляет возможность самостоятельно расставлять акценты и паузы, менять темп чтения. Да, некоторые ассоциации и отсылки в текстах не сразу видны, автор не стремится писать попроще, чтобы всем было понятно. Он даже не претендует на ясность мысли и владение истиной в философско-поэтическом понимании этого слова. Я подозреваю, что Храмовник просто развлекается, периодически играя словами и образами, составляя из них парадоксальные сочетания смыслов, а потом отбрасывает эту игрушку и увлекается звукорядом, попутно что-то импровизируя. Я надеюсь, что его творчество не додумаются включить в школьную программу, так как учителям литературы и так хватает проблем с пубертатными акселератами-инфантилами. Тогда для кого всё это? Для любителей, друзей и знакомых. И если приживётся кому-то ещё – тоже хорошо. Автор не стремится понравиться всем, что, как мне кажется, вообще очень важно для творчества и личности поэта.
Я очень рад появлению третьей книги Храмовника, даже с учётом того, что вторая была издана чуть менее года назад. Отбор текстов и оформление оставляют целостное впечатление, общая тональность говорит о зрелом этапе в творчестве, когда многие ошибки начинающих авторов уже сделаны и оставлены в прошлом, когда идти легко и говорить есть о чём.
Николай Мурашов
Содержание
Предисловие
Содержание
рыбьи байки
прорыбное
или ада
здравствуй, рыба
Дождь на твоих губах
арифметичное
короче
никогда
черный по белому
кроссворд
беззвучное
герр труде
предутреннее прощальное
подводное
очередное офелийное
текстовая переменная
всемирная и томная
DM
пренебречь вальсированием
академическая гребля
мультяшное
книжные черви
минимализм
весеннее
рыж
жи ши
уподобленное
гагага
попкорн
голос
ку-два
зола
майская
настоящий джедай
пираты карибского моря
совиное
в окружении
procol harum
памяти новой волны
12+
Двенадцать плюс
барбара
демисезонное
лайки
туда
цойское
это не рок-н-ролл
чужим
картинное
ненастье
Дубль два
перепост-модерн
Она теряет ритм
Одиссейное
белеет
Трескайп
станцуй что-нибудь, лолита
тень отца г.
девушки
регата где бланк
кадр и пауза
ам а дэй
бар/код
короткою строкой
марсианские хроники
анатолийское
аве цезарь
(у) вечности
фьорды камчатки
байопики
осенняя серия
почти
Рисуя чешую
ножевое
бис
port vein
in through
ремемба
зависшее
читающий
Нео. Фильм третий
площадная
масса жи
сценой
двойная
баллада о фляге
Букет Офелии
король болотного гламура
белая гвардия
весна онлайн
ремиссия
другой другой
эллинское
славянка
а пока ли
два снимка
попытка романса
этимология
явное
от первого
дайвинг
вот такое
электричество
время мимо книг
звездные войны. эпизод
по правилу винта
так прорастают крылья
маленькие трагении
пустое
Икра классики
настоящий панк
пикник на обоях
сбитые летчики
2012
на фонарь
нас обманули
поточное
сквозь
сиквел
торрентное
извечное
садовое
трамвайное
они
день курка
Библиография
Acknowledgements
Copyright information
рыбьи байки
прорыбное
рыбы не тонут просто всплывают вверх
к свету крючков динамита и соцсетей
рыб не волнует что судный их день четверг
в кислой среде воскресение без затей
рыбы не плачут в море сплошная соль
даже в балтийской лужице вне невы
рыбы суровы и только под алкоголь
рыбы танцуют даже в дыму травы
рыбы не верят в суши постыдный вид
в маленьких принцев с удочкой по годам
рыбы привыкли на нерест теряя стыд
в город где каждый сам себе Амстердам
рыбы считают корюшку корешком
а над русалкой ржут как моржовый конь
рыбы не мясо просто плывут пешком
а от икры их тошнит просто хоть в огонь
рыбы молчат (караоке – удел плотвы)
глядя сквозь ливень вод в небесную синеву
но ни в одну из сказок гниющих из головы
рыбы не верят и просто плывут плывут
или ада
что, одиссей, опять рассеян?
и так осталось полпути
по островам, где нет спасенья
на мелководье и в сети
и позади побед немало
но ты давно попался в плен
филологических русалок
и поэтических сирен
одни поют, другие топят
ревнуют строго те и те
кто к незабвенной пенелопе
кто к покоренной пустоте
но те приплыли, те в пролете
им всем опять не повезло
а если ветер снова против
харон наляжет на весло
но ты пустой, платить не станешь
ни сигаретой, ни строкой
и снова дрогнет под ногами
уставший плавать диск земной
здравствуй, рыба
и я видел рыбу
на мокрой блестящей спине
когда твои бедра
скользили в руках моих
в рай и обратно
и рыба дрожала и билась
цеплялась за воздух
которого ночь не оставила нам на двоих
и мы не делили дыханья
сливались и снова
пока не разверзлись
и ты не прилипла спиною
к немым простыням
перекомканным и побежденным
и рыба пропала
и более не появлялась весь день
только ночью она промелькнула
во сне моем вновь одиноком
как все-таки злы расставанья
а после всех встреч и разлук
зимних лет
вдруг в каком-то кафе
где мы грелись
от хищного ветра
упрятав свои откровенья
ты вдруг улыбнулась
как только лишь ты и умеешь
и я сразу вспомнил о рыбе
и тут ты спросила:
а хочешь ее покажу тебе?
и свитер свой теплый задрав
(за столами соседей – волненье)
обнажила соленую спину
где рыба синела под кожей
и я ее сразу узнал
здравствуй, рыба
Дождь на твоих губах
Дождь на твоих губах
Музыка талых крыш
Труб водосточный Бах
Ты что-то говоришь
Вроде бы новый год
Вроде бы белый снег
Но перепутан код
Дело пешком к весне
Исповедь темных стен
Каждому свой вокзал
Надо назло звезде
Что-то успеть сказать
Время Невой в залив
Полночь скрипит в часах
Но я запомню лишь
Дождь на твоих губах
арифметичное
эти два города точками А и Б
и поезда из старых школьных задач
эти попытки думать не о тебе
а о каких-то третьих дабы без неудач
чтоб хоть немного света горит звезда
эта зима что снова пытается стать весной
просто расставит точки и города
в правильном беспорядке ну и тебя со мной
тоже по росту или там в алфавит
в общем без разницы рядом всегда никак
с первого интернета где-то всегда саднит
вечный обрыв контактного двойника
ну а пока ты ждешь своих новых гостей
я нахожу синонимы к слову "пить"
и города как кости где цифры всегда не те
а время все тянется делая тоньше нить
короче
короче, там никто не виноват
она мила, и он совсем не старый
они могли бы стать прекрасной парой
вот только вновь не сложены слова
в простой рассказ по типу хэппиэнд
где молодость, прожженная как куртка
осталась в гардеробе древней дурки
на пряжке нацарапанный фрагмент
немых поэм, неведомых с тех пор
как черновик, погрязший в битве пятен
разбит, забыт, затерян, перепрятан
теперь другой повсюду разговор
и ночь подводит жирную черту
браслеты слов и девочки под виски
а где-то там, в притонах сан-франциско
лиловый негр ей намочил манту
и перекрыт озон, и амазон
поет кобзон, шныряют фармазоны
пока по всей предсумеречной зоне
звучит извечный фановый музон
ушел в отрыв настенный сборник дат
где нет любви, надежды, тихой славы
большому кораблю – большая гавань
короче, там никто не виноват
никогда
поэты никогда не победят
ведь в их рядах до дури дезертиров
и некому зачистить честь мундира
пока в полках рифмуют наугад
поэты никогда не победят
на кораблях у них так много женщин
что капитаны смотрят вдаль все меньше
и айсбергов в коктейлях полон ряд
поэты никогда не победят
прошла пора бурления концепта
остаток стынет бельевой прищепкой
и в каждой чаше в недостаче яд
и в рукоположении вещей
совсем не виден смысл новых песен
их торный текст земле не интересен
а небо гонит ангелов взашей
и пусть диез терзает звукоряд
давно записан золотом по тлену
закон важнейший в сгинувшей вселенной
поэты никогда не победят
черный по белому
Белым-бело, в пределы и в придел,
Густеет снег в заглушенных проулках.
И тишина, лишь что-то бьется гулко
Под птичьим пухом в такт чужой звезде.
И в этой воцарившейся зиме,
Что славит ветер на волшебной флейте,
В плаще и маске – вылитый Дарт Вейдер,
Мой черный человек идет ко мне.
Я жду его, как ждал бы Дон Гуан
Объятий неживого командора,
Вот только чую, он придет нескоро,
Все глубже ночи каверзный капкан.
Мой труд готов, и в точке волшебства,
Где сплетены кларнеты и гобои,
Мой реквием меня еще догонит,
Когда сойдутся нужные слова.
С немых небес сползает глыба льда,
И мимо нот срывается навстречу,
Но Фигаро поет то в чет, то в нечет,
И кажется в дебюте – не беда.
Невыносимы легкость, быт и яд,
Сальери слеп, Бетховен номер пятый
Давно сыграл в пристенок пиччикато,
И ночь прошла, как тысяча токкат.
Но не пришел мой черный человек,
А белым людям реквием не нужен.
По снежным венам непрозрачных кружев
Шуршит рассвета медленный разбег.
кроссворд
один по горизонтали, совсем один,
с мыслями диагональными ни о чем.
рядом на вертикали – старозабытый фильм,
взявший четыре оскара в восемьдесят восьмом.
за окнами по вертикали сплошная вода с небес,
и вдаль по горизонтали извечные поезда
все лупят по ржавому рельсу, только пожар, подлец,
теперь не вернется, всего лишь раз опоздав.
и только в последнем квадрате привычная тишина
(надо ведь как-то пристроить и мягкий знак)
да вместо легенды – эпиграфы, сложные имена,
сто глупых вопросов типа когда там восстал спартак.
но злой серо-западный ветер влет затирает след,
черным по белому легший меж наших "но",
а в пересеченьях линий, вечно навеселе
танцуют общие буквы
(у нас с тобой – ни одной).
беззвучное
бог есть беда, потерянный фонарь
и ветер, с крыш срывающий железо
и за карниз цепляться бесполезно
когда теряет ночь полутона
чека легка, гранатовый браслет
разорван в клочья, рукопись не пахнет
огонь разгонит пепельные папки
по небесам, которых больше нет
и ладан лег вдоль струн на крест ладам
но звука нет, приметы вместо веры
прикрыли перекошенные двери
теперь – нигде, и дальше никуда
но он войдет, момент остановив
и, молча глядя сквозь привычный ахтунг
сотрет с доски задание на завтра
и мир, не состоящий из любви
герр труде
О женщины, вам имя, имена,
Фамилия и должность – все неважно,
Пока течет парфюм кроваво-красный,
Пока теряет бдительность весна.
Но износить пустые башмаки
Не так легко, весьма капризна мода
По капле в ухо принимать урода,
Чей толстый нос, примятый под очки,
Спроси, Шекспир – не пахнет лебедой?
Казалось бы, на что тут можно злиться?
Но брат убит, и принц пойдет на принцип,
Чтоб перебрать все кости от и до.
И пусть полны запасы бла-бла-блы,
Холодное вскипает от касаний,
Слова, слова с небес слетают сами
И занавеса дергают углы.
И автору светиться не резон,
Он вскоре станет слишком осторожен.
Пока Бог есть, любовь еще быть может,
Но снова не выходит на поклон.
предутреннее прощальное
нет выдоха, и выход перекрыт
рожденный день спеленут, словно кокон
сверкает лед подслеповатых окон
во мгле, накрывшей вышедших навзрыд
вымачивая город в темноте
проходит ночь, не задевая сонных
по берегам гражданской обороны
в убежище вчерашних новостей
метель накинет белый пуховик
на этот миг прощального объятья
то в жар, то в холод, закаляя платье
бросает утро уходящих в крик
но никогда не поздно оседлать
дорогу из безвестности в забвенье
которую легко осилит гений
что черный с белым делит пополам
и небосвод под звездной саранчой
дрожит и ждет предсказанного ада
и где-то между, двадцать пятым кадром
застрял еще не начатый отсчет
подводное
такой вот город ничего смешного
кругом вода туда сюда и снова
то в лед то в пар до одури не ново
нева не варит валит все в залив
мосты пусты в пыли застыли шпили
петра и павла точно не спросили
зачем стоять среди болотной гнили
под ангелом скрывая корабли
а воды отойдут и с новой силой
текут на город жидкой хиросимой
и остров что назвал себя васильев
дрожит меж этих линий на плаву
но в аквапарках не растут деревья
а дождь застрял невесел и серебрян
и затекая рифмой под поребрик
смывает наносную синеву
на улице марата кто-то в ванной
лежит себе втыкает под нирвану
впадает но шарлотта вместе с анной
проходят мимо к невскому спеша
а там давно отгрохотал трамвайно
последний акт угарного дэдлайна
и масло слить придется тихо тайно
пока полна распятием душа
очередное офелийное
офелии не тонут а плывут
и плачут покрываясь чешуею
до пояса а там такая муть
что в этих водах что в шаланде ноя
где каждой паре твари не дают
спокойно жить по правилам шекспира
мир не театр люди на краю
подмостков жизни не доверят лире
а милый принц на цыпочек подсел
и чешет череп но не точит шпагу
невесел выбор быть не быть совсем
но яд чернил давно спалил бумагу
текстовая переменная
она так быстро превратилась в текст
рассыпавшись на мелкие предлоги
и клавиши немые недотроги
застыли в обнаженной темноте
из азбучных не выписать роман
и шрифт хитрит скрывая переносы
в плену местоимений под вопросом
хранит издатель пересохший план
мы слишком сразу перешли на ты
они за нами просто не успели
все эти письма долгие недели
из ожиданий в дебрях пустоты
но звук раздвоен в разных городах
вот так и жили в стереорежиме
играя эхом в перекатах пыльных
усталой сталью в нудных проводах
пока не стих за прозой пустяка
последний риф разобранный на рифмы
и том под стол закладку удалив но
там все дрожит последняя строка
всемирная и томная
и вечер на стол и крошками со стола
созвездия слов и битый фаянс подлунный
и все кто разлит стаканами пополам
поют о своем но пусть их пьяны как гунны
и лампа горит и греет всемирный газ
на стенах бойцы сменили немодный постриг
костры далеки с руки не попасть в приказ
и стрелы летят чтоб меч оставался острым
и млечность страниц привычно желтит рука
но в поисках букв картинки мы пропускаем
и все хорошо вот только горчит слегка
забытый вопрос запитый холодным чаем
DM
стихи как секс прелюдия предлог
и тонкий тон живого диалога
размытых строк потерянная строгость
и нежным звуком вывернутый слог
стихи как секс в них длительность – поджанр
одни штампуют матерные хокку
другие тянут выдавая опыт
поэмы где зевоты не сдержать
стихи как секс читая не спеши
пиши сильней потом еще сильнее
пока не дрогнет на знакомой шее
сигнальной жилкой проводок души
стихи как секс в них должен быть финал
внезапный но попавший точно в точку
последний звук рожденный непорочно
и выдох изменивший времена
пренебречь вальсированием
кружа ее не выпускай руки
пусть танец тянет в сабельные вихри
пока окрест оркестр не затихнет
чтоб отдышать пустые мундштуки
и вытряхнуть последние из нот
застрявших влет в колках уставших скрипок
но взмах на бис и снова струны вскрикнут
на раз два три раздавшейся весной
кружа ее не выпускай руки
прощания легки пока напрасны
пока слегка напоминает праздник
весь этот день прошитый в две строки
подальше прячь заветное кольцо
не тот размер не та огранка камня
не подойдет и станешь прочим равным
запив разрыв дешевеньким винцом
так вот пока пускает пузырьки
шампанское – ведерочный титаник
пусть холодеет истина в стакане
кружа ее не выпускай руки
академическая гребля
не свезло как водится не свезло
не крыло блин выдали а весло
распашное парное не понять
вот и мутим воду то вплавь то вспять
а кругом круизные корабли
или баржи ждущие на мели
режет белым парус на чаек крик
и бликует лик и ликует блик
не свезло как водится не свезло
хорошо весло еще не кайло
ведь кайлом зело не с руки грести
и охрана радует по пути
и не любит парус суконный штиль
да по буре будет и оверкиль
а весло надежно и так и так
и сойдет за биту в иных местах
ну и пусть в мозолях в занозах взмах
рулевой запутался в трех словах
впереди неведомый водоем
ничего когда-нибудь приплывем
мультяшное
на скрижалях пожар, у хоттабыча бомба в кармане
тридевятое царство накрылось, и вовка не тот
ты все ищешь коня, как обдолбанный ежик в тумане
чтоб скорее в седло и копьем прививать антидот
ты все ждешь перемен, хоть уроки давно отменили
винни-пух с пятачком поутру не протрется в метро
и немое кино, что пятном затянулось чернильным
на полях дневника отбывает пожизненный срок
но орда из ворда налетает все чаще и чаще
и сметает героев, и лепит из слухов слона
пусть кричит фрекен бок: а ведь карлсон-то ненастоящий!
на китайский пропеллер гораздо приятней цена
а когда этот мир, наконец соскользнув с черепахи
уплывет в никуда, языки и предметы смешав
да пребудут с тобой преподобные бивис и баттхед
да придет чебурашка с благими вестями в ушах
книжные черви
вертится вечер
в полых квадратах труб
все части речи
станут одним к утру
книжные бубны
вечный козырный ход
это так трудно
новое слово жжет
целыми днями
игры на подкидном
вини винями
холод глухим вином
книжные крестят
только на свой-чужой
в правильном месте
речи теснят кружок
тем кто из черни
просто не отопрут
книжные черви
свой доедают труп
минимализм
будет только февраль, никакого там марта-апреля
разливной гололед и дрожание черных ветвей
через сотню границ перелетные к нам не сумеют
на таможне бардак, пограничники портят портвейн
и повсюду во льдах даже подвиги будут недвижны
это север, и здесь с серым камнем какой разговор
ведь под инеем нем даже ветер, лихой чернокнижник
и ни слова вперед, только памятник, только хардкор
этот минимализм будет царствовать снова и снова
разменяв на меня и тебя многосложный сезон
только шахматный бог композицией с матом в три слова
обозначит финал с неизменной раздачей призов
весеннее
а неба не было совсем
лишь серый купол, полный пыли
но ангелы, конечно, были
и в небо верили, как все
а новый день по новой пел
единство человека с блогом
но тот, кого вела дорога
не торопился за предел
к нему слетали по звезде
на каждый шаг, и даже по две
в его ушах звучало кодой
ночь. улица. фонарь. пиздец
гудели в деле провода
сливая свет куда-то к югу
и ветры верили друг другу
и пропадали в никуда
а там, где пряталась весна
царила связь беспроводная
и плакал на подмостках рая
тот мальчик, знающий о нас
рыж
удивительно то, что она вообще существует
знаешь, рыжих сжигает огонь, что идет снизу вверх
по вискам каблука, по ахиллу, который не всуе
по лодыжкам все выше и выше, земному привет
поколения ждут, у бедра дробовик передернут
а на верхнем регистре красуются сдвоенным си
те вершины твин пикса, покрытые матовым порно
совы – снова не то, чем нам кажутся на би-би-си
удивительно то, что она вообще существует
расставляет слова по порядку который сезон
в ее зоне давно вертухаи не ждут поцелуев
заключенных в объятья доверив чужому сизо
каждый шаг не в побег, каждый выстрел в истрепанном небе
зависает на раз, делит каждую птицу на два
в ее голосе нет низких тем, только звонкая нотная небыль
но она существует. доказано. вечность права
жи ши
пиши пиши ча ща жи ши
крючочек к палочке пришит
скрипит перо проворна нить
чернильных строк не повторить
холодных клавиш перебор
сколь не копируй слишком скор
компьютер ненадежный спит
и рукописный точит скрипт
но эхом мертвого листа
пуста тетрадь забытых там
и откровение кровит
тут только не тупи пиит
сливая уровни нирван
не путай с сутью естества
лепи из тлена куличи
и прочь по новым нотам мчи
уподобленное
уподобляясь темноте
что обнимает, но не греет
с утра – на реверс прежний день
где первым треком – гимн борею
минор, как норма, хор несмел
и темень падает картинно
а меланхолий черный мел
грядущее закрасит стильно
но аве аве – прост контакт
по клеткам пиксельного фона
размыт неразведенный такт
просаженный на четверть тона
пусть эквалайзер тишины
настроен только на шипенье
посты симфониям равны
по силе пероизведенья
дешевой дури дзен-дизайн
распишет сетевые роли
все рыбы попадают в рай
где долго плавают в рассоле
чапаев тонет в пустоте
но снова закипает чайник
свистит, зараза, мимо тем
и дым пускает, как титаник
а мы все тянем ре минор
токатту катой разминая
и собираем разговор
из кубиков воспоминаний
гагага
Гуси летели – их тоже можно понять.
Дмитрий Богатырев
гуси летят их можно понять простить
но отпустить никак это не по нам
воздух раздав в дыхательные пути
небо зависло перезагруз весна
строит апрель-прораб журавлиный клин
парашютисты падают без кольца
гуси летят пока ты не скажешь пли
так что молчи и ветер утри с лица
дождь еще долго будет лупить в там-там
с утренних стен смывая сухую тьму
только презрев насиженые места
гуси летят не спрашивай почему
