Текст книги "На арене с Гошей"
Автор книги: Иван Кудрявцев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)
Когда вокруг друзья
Продолжая усердно выполнять свою основную работу у Сидоркиных, я в то же время усиленно готовился к занятиям с Гошей. Накупил книжек о животных и методах их приручения. В библиотеках выискивал малейшие сведения о медведях, их нравах и повадках, о способах обращения с ними.
В одной из библиотек попалась мне книга о великом русском физиологе И. П. Павлове. Я о нем тогда почти ничего не знал. С жадностью прочитал книгу. Вот когда я особенно остро ощутил всю тяжесть недостатка знаний, если не сказать – отсутствия их. И как же горько я сожалел о многих бесцельно ушедших днях, как досадовал на себя, что упустил неисчислимое множество возможностей обогатиться знаниями; со всей резкостью упрекал себя за то, что, увы! так мало читал обычно.
"Как же можно приниматься за работу дрессировщика, – внутренне казнил я себя,– с таким скудным запасом знаний, на что это похоже?"
Признаюсь, были моменты, когда именно по этой причине я совсем уже решал бросить свою затею.
Значит, навсегда распрощаться с мечтой стать артистом?
Но не всем же быть артистами!
Такого рода мысли осаждали меня, едва я укладывался в постель, не давали уснуть, несмотря на ужасающую усталость.
И если все же настроения того периода не сломили мой дух, не принудили отступить, то этим я целиком обязан товарищам – артистам и рабочим, относившимся ко мне с дружеским участием, хотя, быть может, они и не догадывались, что творилось в моей душе.
По совету друзей я написал письмо в Москву, в Циркобъединение, с просьбой предоставить мне дополнительно несколько медведей, чтобы подготовить их к работе на манеже. С завидной быстротой прибыл ответ – короткий, всего из двух фраз, и очень внятный. Заканчивался он так: "...в связи с избытком номеров с крупными животными".
Отказ поверг меня в отчаяние. Первым побуждением было бросить все, уйти из цирка. Я даже вслух высказал это обступившим меня товарищам.
– Ты что это, Ваня,– отвечал мне старый коверный*, весельчак и балагур, он был сейчас необычно серьезен,– с первой попытки – в кусты?.. Это, брат, не по-цирковому. У нас-то ведь, знаешь, как принято: хоть сто раз повтори, но пока трюк не сделан, попыток не прекращай.
*(Коверный – цирковой комик.)
В одно мгновение я попал под меткий перекрестный огонь, не оставивший камня на камне от моей, как кто– то из товарищей выразился, пораженческой позиции.
– Да как это можно?– доказывали они мне,– ведь ты почти уже настоящий дрессировщик, артист. А Гоша, он же замечательный медведь, такого в цирке еще не было...
Разговор о Гоше был выстрелом без промаха. Они хорошо знали, мои товарищи, кем был для меня Гоша уже в то время. Я, правда, пытался еще "отстреливаться".
– Гоша-то, конечно, очень хорош,– сказал я.– Но разве молено работать с одним медведем? Такого еще не бывало...
– Не було, так буде,– почему-то по-украински ответил коверный.– Хиба ж не так, хлопцы?
Со всех сторон посыпалось:
– Так, так...
– Верно.
– Какой может быть разговор!
Все-таки я еще не сдавался:
– Нет, придется уйти из цирка.
И тут один артист иронически спросил:
– Это ты сам придумал или сообща с Гошей?
Я рта не успел раскрыть, как старый коверный опередил меня:
– Ни, це вин сам, бо Гоша не такый дурень... Громкий смех прокатился по двору цирка. И хотя
надо мной смеялись, я понял, что это – борьба за меня.
Очень большое значение имеют для артиста, а тем более для начинающего, дружеская поддержка, интерес, проявляемый к его труду товарищами по искусству, вовремя услышанное доброе слово.
Но не всем же быть артистами!
Такого рода мысли осаждали меня, едва я укладывался в постель, не давали уснуть, несмотря на ужасающую усталость.
И если все же настроения того периода не сломили мой дух, не принудили отступить, то этим я целиком обязан товарищам – артистам и рабочим, относившимся ко мне с дружеским участием, хотя, быть может, они и не догадывались, что творилось в моей душе.
По совету друзей я написал письмо в Москву, в Циркобъединение, с просьбой предоставить мне дополнительно несколько медведей, чтобы подготовить их к работе на манеже. С завидной быстротой прибыл ответ – короткий, всего из двух фраз, и очень внятный. Заканчивался он так: "...в связи с избытком номеров с крупными животными".
Отказ поверг меня в отчаяние. Первым побуждением было бросить все, уйти из цирка. Я даже вслух высказал это обступившим меня товарищам.
– Ты что это, Ваня,– отвечал мне старый коверный*, весельчак и балагур, он был сейчас необычно серьезен,– с первой попытки – в кусты?.. Это, брат, не по-цирковому. У нас-то ведь, знаешь, как принято: хоть сто раз повтори, но пока трюк не сделан, попыток не прекращай.
*(Коверный – цирковой комик.)
В одно мгновение я попал под меткий перекрестный огонь, не оставивший камня на камне от моей, как кто– то из товарищей выразился, пораженческой позиции.
– Да как это можно?– доказывали они мне,– ведь ты почти уже настоящий дрессировщик, артист. А Гоша, он же замечательный медведь, такого в цирке еще не было...
Разговор о Гоше был выстрелом без промаха. Они хорошо знали, мои товарищи, кем был для меня Гоша уже в то время. Я, правда, пытался еще "отстреливаться".
– Гоша-то, конечно, очень хорош,– сказал я.– Но разве молено работать с одним медведем? Такого еще не бывало...
– Не було, так буде,– почему-то по-украински ответил коверный.– Хиба ж не так, хлопцы?
Со всех сторон посыпалось:
– Так, так...
– Верно.
– Какой может быть разговор!
Все-таки я еще не сдавался:
– Нет, придется уйти из цирка.
И тут один артист иронически спросил:
– Это ты сам придумал или сообща с Гошей?
Я рта не успел раскрыть, как старый коверный опередил меня:
– Ни, це вин сам, бо Гоша не такый дурень... Громкий смех прокатился по двору цирка. И хотя
надо мной смеялись, я понял, что это – борьба за меня.
Очень большое значение имеют для артиста, а тем более для начинающего, дружеская поддержка, интерес, проявляемый к его труду товарищами по искусству, вовремя услышанное доброе слово.
Насколько легче было бороться с Гошей маленьким. Теперь он стал грозным партнером
