Текст книги "Лучший приключенческий детектив"

Автор книги: Иван Аврамов

Соавторы: В. О. Ронин,Иван Аврамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава пятнадцатая,
в которой Алиса становится дочерью купца

– Этот маршрут сложнее, но значительно короче. Сейчас нам не следует наматывать лишние километры, – пояснял Данила выбор дороги.

Кладоискатели стояли на берегу горной речки. Неглубокая, но бурная, она явилась преградой на их пути, что не прибавило оптимизма. По обеим сторонам от препятствия зелёными волнами поднимался лес.

– Ничего себе ручеек! – буркнула Громова, наклоняясь к воде.

– Она мелкая. Здесь воды по пояс.

– Бр-р, ледяная! – Даша отдернула руку. – И супер прозрачная.

Через бурлящую на каменистых порогах воду были перекинуты узкие длинные мостки. Эдик первым ступил на деревянный настил.

– Давайте я. Заодно проверю на крепость.

– Когда будешь переходить, смотри на мостки. На воду глядеть нельзя, – инструктировал Данила.

– А то что? Голова закружится? – Даша выступила вслед за братом, но шла неуверенно. – Сейчас ка-ак навернусь отсюда. Приложусь балдой, и начнутся траблы.

Легко балансируя, Эдик пробежал до середины мостков и решил поработать на аудиторию. Он застыл на одной ноге, опасно покачался и обернулся к зрителям с вытаращенными глазами:

– О-ёй! Сейчас упаду!

Сестра не восприняла розыгрыш:

– Целый день колбасит, – бурчала она, обвиняя кого-то невидимого. – Сначала проваливаешься в погреб, потом банда молодняка на «Ямахах» налетает, битами машет…

Она доковыляла до середины мостков и замахала руками, теряя равновесие.

– На воду не гляди! – приказал Данила.

– …теперь на мостках отжигаешь, – продолжала ворчать Громова.

Припадая на больную ногу и покачиваясь, она практически приблизилась к финалу, когда на мостик ступила Шуйская.

Десять метров мостков Алиса намеревалась пройти…

– …неспешно и достойно, неспешно и достойно! – повторяла мантру, преодолевая приставными шагами четвертый метр.

На пятом метре она нарушила запрет Данилы, взглянув на бегущую воду. В следующую секунду она уже неслась вместе с мостками вниз по реке, и перед глазами закручивались белые бурлящие барашки.

Дальнейшее воспринималось ею отвлечённо, как взгляд со стороны. «По узким мосткам идет печальная девушка в коричневом платье. Очень темно. Сизые тучи клубятся над головой, а на душе тяжесть невыносимая. Лоб жаром пылает, трудно дышать. Ничего её не спасет! Хотя выход есть: надо погрузиться в холодную воду и остудить голову. Хорошо бы дотронуться до синего камня на дне и заснуть вечным сном».

Где-то на заднем плане заиграл реквием. Алиса вытянула перед собой руки, – на безымянном пальце сверкнул найденный перстень, – уставилась в воду взглядом сомнамбулы и плашмя рухнула с мостков. Она закрыла глаза и с наслаждением погрузилась в воду: на душе поразительная лёгкость и ожидание эйфории. В агонии взвизгнула скрипка – жуткий звук. Заткнуть бы уши и не слышать. Дальше был бесцеремонный рывок, визгливые крики, которые мешали ей наслаждаться блаженным небытием. Несколько человек на разные голоса повторяли чужое имя:

– Алиса! Алиса очнись!

К кому это они? Она – не Алиса. Елизавета она. Алексеевна. Дочь уважаемого…

Её встряхнули, больно ударили по щеке. Это невыносимо! Сначала отец…

Алиса открыла глаза. Вокруг бурлящая вода, и Даша хромым галопом мечется по берегу. Ничего себе. Она – в реке! Данила одной рукой держал ее за талию, не давая погрузиться в воду, а другой цеплялся за деревянные доски. Подбежал Эдик и подхватил Елизавету-Алису под руки, помогая усадить пропащую девицу на мостки.

– Держись крепко! – приказал Данила, отбрасывая с лица мокрую прядь.

– Солнечный удар? – не понимал Эдик, поглядывая на затянутое тучами небо. – Алиска, ты меня слышишь?

Она медленно кивнула. Все-таки она – Алиса.

– Тогда поднимайся.

Окончательно признав себя Алисой, бывшая Елизавета встала на деревянный настил и распрямилась во весь рост. Господи, как же холодно! Данила глядел снизу вверх, не выпуская дрожащих пальцев ее руки из своей ладони. Прокладывая путь вдоль мостков, по пояс в очень холодной воде, он перевел её через реку. Эдик все время шел поверху и подстраховывал, очень надеясь, что Алиска не бухнется в обморок второй раз.

На берегу, припадая на ногу, топталась взволнованная Громова. Когда незадачливая подружка сошла с мостков, та энергично покрутила пальцем у виска и несколько сумбурно выразила чувства:

– Ты даешь, Шуйская! Закрыла глазки, ручки вытянула и – бултых в воду. Я чуть не свихнулась от ужаса!

Глаза у Даши и впрямь были неправдоподобно круглые, как у принцессы Беатрис Йоркской. Когда Алиса впервые рассматривала фотографии этой коронованной особы, ей подумалось, что английскую принцессу серьезно озадачили с самого рождения, и с той поры, ее Высочество, не устает удивляться. Сейчас Громова таращилась точно так же как благородная Беатрис.

– Не помню, – пожаловалась Алиса. – Вернее помню Елизавету Алексеевну – несчастную дочь.

Она попыталась стянуть с плеч мокрую ветровку.

– Какую Елизавету? Совсем сбрендила? Лежала там, – подружка ткнула пальцем в реку, – и не трепыхалась. Водичка несла послушное тело.

Ветровка и футболка упали на камни. Алиса обхватила руками голые плечи, задрала голову к небу, поёжилась.

– Солнца нет, – согласилась подружка. – В мокром купальнике прохладно будет.

Вернулся Данила с противоположного берега. Он успел сбросить рюкзаки и куртку на землю, прежде чем бросился спасать утопающую в метре воды Шуйскую.

– Надо переодеться в сухое или отжать. – Он направился в сторону кустов со своим рюкзаком.

– Даньку в одежде искупала. Слушай, ты у нас, оказывается, не только гор боишься, но и реки. Давай оглашай весь список фобий, чтобы в следующий раз тупо обвязать тебя канатами и волочь как глупую овцу на заклание. – Громова выдала несвойственный словарный оборот.

– Ты чего, Дашунь? – озадачилась Алиса. – Не боюсь я реки. И плавать люблю.

Подружка копалась в рюкзаке, разыскивая сухие вещи.

– Переодевайся. Купальник сними.

Она сунула Алисе сухую футболку, спортивные брюки и носки.

– Как чувствовала, сменку набрала, – ворчала она.

Подошел Эдик, стягивая на ходу ветровку.

– Набросишь.

– Не надо! – воспротивилась Алиса и едва успела перехватить брошенную вещь. Металлическая кнопка хлестнула по щеке.

Положение ухудшалось. Она не понимала, что за история закручивалась вокруг неё, но чувствовала себя виноватой за те неприятности, которые с её прямой подачи обрушивались на друзей. Зачем она пошла в этот заранее обреченный на неудачу поход?! Где была ее голова?

Притихший Эдик уселся спиной к девушкам. Он молча любовался красавицей-рекой и не торопился никого обвинять.

– Не спорь, Шуйская! – отмахнулась Громова. – Попробуй только заболеть!

Алиса пришла в ужас от подобного исхода. Воображение сработало безотказно: самодельные носилки, которые тащат измученные Данила и Эдик. На носилках лежит она в горячечном бреду. Следом за троицей бредет злая, обложенная рюкзаками, Громова. Особняком от скорбной процессии держится Графин, бросая осуждающие взгляды на «тридцать три несчастья». Скорбные лица друзей, причём подружка очень показательно хромает и ругается затейливыми словесными оборотами.

Воображаемая картинка получилась на редкость красочной: натурализм ситуации придал виновнице сил и ускорения. Алиса за одну минуту скинула с себя мокрые вещи и облачилась во всё сухое. Громова была поражена скоростью подруги.

– Армия по тебе плачет, Шуйская.

Из-за кустов вышел Данила с курткой в руке.

– Уже одели? – спросил он Эдика, с лёгкой оторопью наблюдая скоростное застегивание кнопок на куртке. – Хотел свою предложить.

Спасенная промолчала, зато сварливая Громова снова затянула арию:

– Отказывалась. С реверансами. А потом накинулась на одежду, как будто сейчас отберут.

Алиса насмешливо фыркнула.

– Всё одно не пойму, – тон у подруги стал жалобным, – с какой радости ты в воду нырнула. Голова закружилась?

Дождь усиливался. Эдик натягивал на плечо мешок с металлоискателем. Данила цеплял на себя рюкзаки: один – на грудь, другой – на спину. И все они вопросительно поглядывали на Алису.

Не зная, что ответить, она схватилась за правую руку. Трофейный перстень неприятно сжимал палец, вызывая дискомфорт и уныние.

– Не люблю ничего на пальцах носить, – пожаловалась она.

Громова отмахнулась:

– Сними его, Шуйская, или вообще выкинь. Никакой радости от этого треклятого богатства.

– Никакой, – согласилась Алиса и с некоторым усилием сняла «треклятого», сунув его в карман ветровки. На душе сразу стало спокойнее. Она распрямила плечи и огляделась: места здесь, и правда, красы неописуемой. Стройные сосны метров под тридцать, породистые и величественные. Невысокие березы, празднично-белые и раскидистые, как на картинках в школьных учебниках. На лужайке, что примыкала к реке, россыпи жёлтых, белых и сиреневых цветов. Какая трогательная красота! Какая чудесная жизнь!

– Долго идти? – спросил Эдик. – Девчонки устали.

Данила оглянулся. Порозовевшая Алиса с блаженным видом присела возле пушистого султана из белых цветов. Странно. Десять минут назад девица выглядела измученной и бледной.

– Часа полтора.

– Как думаете, эти подростки на мотоциклах от нас отстали? – Громова не доверяла подозрительному спокойствию. – Как мы не додумались колёса «Ямахам» порезать? Если это они вчера вечером напали на Шуйскую, то…

– …то сегодня ночью снова придут.

– Мстить! – догадалась Громова.

– Следует ждать гостей, – закончил Эдик.

– Живыми бы вернуться из этого похода.

Данила с любопытством наблюдал за преображением Алисы, а потому не проникся серьёзностью ситуации.

– Будем дежурить по очереди, – предложила Шуйская. – Можно базу сменить.

– Нет! – хором выкрикнули мужчины, мечтающие подраться ещё раз.

Алиса не разделяла боевого настроя друзей, сомневаясь в безоговорочной победе глубокой ночью, но сейчас ее внимание привлек сказочной окраски алый цветок. Она свернула с тропы и по пути к чудо-цветку сначала отступилась в яму, а потом споткнулась о кочку. Пока выбиралась из мокрой травы, Эдик и Даша озабоченно перебрасывались:

– На какую ногу споткнулась? Правая, левая?

– Левая.

– Автомат бы не помешал.

– Лучше гранату.

– Шуйская, вылезай уже! Здесь тропинка просто волшебная: разбегается, подлюка, в три стороны. Ищи тебя потом с местным драконом, замужнюю и без головы.

Дождь внезапно кончился. Тучи превратились в лохматые тонкие обрывки, которые в мгновенья ока разметал шаловливый ветер. На оживший после дождя лес брызнули нестерпимо-яркие солнечные лучи.

Мобильная четвёрка свернула в тень молодого березняка, с каждым шагом приближаясь к палаточному лагерю.

Закатное солнце медленно опускалось в лес, окрашивая золотом зеленые кроны. По безупречной глади озера протянулась ослепительно-яркая солнечная дорожка, по обеим сторонам которой сплетались жёлтые, оранжевые и болотно-коричневые блики-тона.

Сумеречное буйство красок завораживало. Плеснув в лицо холодной водой, Данила оборвал сеанс природного гипноза, врачебный эффект которого выразился душевным подъёмом и отсутствием усталости.

Он легко взбежал по береговому склону, направляясь к биваку кладоискателей. Эта разношерстная троица постоянно занимала его мысли. Эдик был довольно комичен, Громова держала в тонусе, не давая скучать, а вот Алиса…к ней он испытывал странное чувство нежности и беспокойства, желая находиться поблизости и не выпускать ее из поля зрения.

Сейчас лагерь соседей являл собой идеальную картину мира и спокойствия. На колоде возле костра сидел загорелый Эдик и с увлечением строгал палку. Его красноватый нос и щеки были щедро усеяны веснушками, а кудрявые рыжие волосы торчали дыбом. Рядом с ним, на самом краешке бревна, примостился Графин с половником в руках. Родственник находился в своей стихии – готовил ужин. В котелке над огнем исходила паром гречневая каша с тушенкой, умопомрачительный запах которой разошелся по всему берегу, собирая разбредшихся туристов.

– Мы тут поговорили, – обернулся Графин к Даниле, – ты будешь дежурить с двенадцати до двух ночи, Эдик – с двух до четырёх, а я – с четырёх и до упора. Всё равно бессонница проклятая…

– Как скажете.

Он подбросил дрова в огонь и устроился рядом с младшим Громовым. Тот покосился на соседа и задал, по сути, странный вопрос, который никому не показался странным:

– А вы, вообще, кто друг другу?

– Евграф Силантьич – мой троюродный брат, – улыбнулся Данила.

– Оба местные?

– Данька городской, – вмешался Графин. – Его дед с бабкой, как поженились, перебрались в город.

– Здешние тропинки хорошо знает, как для городского.

– Каждое лето здесь проводит. Как не знать?

Даниле не понравилось, что обсуждают его особу, и он кивнул на большую палатку:

– Что девчонки?

– А-а, – отмахнулся младшенький Громов, – лазарет. Алиска растирает Дашку мазью от ушибов, а та поливает Шуйскую камфарным спиртом.

– Зачем поливает?

– Профилактика ангины, насморка и воспаления лёгких.

– Весело. Еще одна такая вылазка, и мы их потеряем.

Графин опустил крышку на пофыркивающую кашу и отложил половник.

– Ничего не понимаю, – пожал плечами он и задрал лицо к небу. – Откуда взялись эти мотоциклисты? Именно в Плакиде, будто других развалин мало.

Его лицо выражало полное недоумение. Пятнистые штаны обвисли, майка растянулась, голубой берет десантника сиротливо валялся за колодой.

– Где наши соседи? – Эдик нетерпеливо поглядывал на дымящийся котелок.

– Филимон уехал на рыбалку, а Кристина тенью возле озера бродила. Когда начался дождь, залезла к тебе в палатку и выглядывала оттуда смурой тучей.

Он присел к ребятам.

– Колечко покажете?

Эдик привстал было, собираясь бежать в палатку к девицам, но плюхнулся назад на бревно, сдвинул брови и задумчиво похлопал по карманам ветровки.

– Здесь! – обрадовался он, расстегивая кнопку. – Его Алиска с пальца сняла, жаловалась, что маленькое, и в карман моей ветровки сунула.

Он вытащил находку и радостно подкинул в воздухе. Графин на лету перехватил перстень.

– Тяжелый. Понятное дело, маленькое. Ваша Алиска – девка здоровая, а здесь… – Графин примолк, рассматривая камень.

– Янтарь, – полез с разъяснениями Эдик.

– Вижу, не слепой. Вам надо выяснить, кому принадлежал этот перстень.

– Дашка не хочет светиться. Опасается конкуренции наследников.

– Лучше узнать, – насупился Графин. – Спроси о янтаре у Даньки.

Эдик перевел взгляд на Данилу.

– О чем спросить?

– Дед говорил…

– А кто у нас дед?

– Кузнец, – хмыкнул Данила.

– Дед у него ювелир, – вмешался Графин, – и отец тоже ювелир. Ты слушай, слушай!

– Так вот, дед говорил, что янтарь обладает способностью помнить своих прошлых хозяев. Он приносит с собой чужие сны, воспоминания и может превратить нового владельца в подобие «предыдущего». Как тебе расклад?

– Охренеть от перспектив! – скривился Эдик.

– Говорим же вам, – сердился Графин, – узнайте, какая судьба у хозяйки перстня. Если счастливая, носите на здоровье.

– Алиска чуть не утопилась.

– То-то же, – пробормотал Графин.

Зашуршали листья, с шелестом выпрямилась в воздухе согнутая ветвь, и на поляне материализовалась хмурая Кристина. Сегодня она разрисовала глаза и губы черной краской, что было по-разному воспринято окружающими. Эдик глядел на мрачную готку с обожанием, а суеверному Графину хотелось перекреститься. Следом за племянницей объявился обласканный фортуною дядя. Он нес железный садок, в котором вяло били хвостами одна крупная рыбина и несколько мелких подлещиков.

– Здорово всем! – Филимон тряхнул сеткой в воздухе. – Как сходили?

– С приключениями, – ответил Графин и обернулся к палатке девушек. – Девчата, посуду несите!

Филимон подобрался к палатке и церемонно постучал в брезентовый полог.

– Солнце, выходи мириться!

В убежище зазвенела посуда, и раздался смешок Дашуни.

– По приколу, да? – прозвучал непонятный ответ «солнца», после чего объявился голубой джинсовый зад, художественно исполосованный провокационными прорехами.

Даша пятилась из палатки.

– Классные штаны! – похвалил миротворец, помогая владелице штанов принять вертикальное положение. Следом за Громовой выполз край поролонового матраца и уткнулся ей в ноги.

– Держи! – скомандовал голос Шуйской.

– Забирай! – Дашуня перевела стрелки на сильного мужчину.

Когда они с удобствами расположились на импровизированном сиденье, Даша игриво потерлась носом о щёку соседа, исподтишка дунув ему в ухо. Он сморщил нос, обнял её за плечи и повернул лицом к садку с уловом.

– Смотри сюда! Неплохо, а?

Она шутливо пихнула его локтем в живот, заставив демонстративно согнуться.

– Ты, мать, на грубость нарываешься и всё обидеть… что там за приключения? – сдался Филимон.

Громова обхватила его за талию обоими руками и пожаловалась:

– Подо мною гнилые доски проломились, и я в погреб упала. Эдик с Данькой верёвкой вытягивали. А ещё, представляешь, на нас мажоры с битами напали. Мы дрались. Не день, а затычка!

Филимон перестал сгибаться, с недоверием уставившись на подружку.

– Какие такие мажоры? Местные?

– Откуда я знаю?

– Мальчишки на мотоциклах, – уточнила Алиса, подходя к костру с мисками.

– Беспредел! – возмутился Филимон. – Что за дристамёты?

– Японцы.

– Что за мотоциклы? Японские, – перевел Эдик.

– Приезжие чуваки захотели острых ощущений. – Громова с удовольствием подливала масла в огонь.

– Только пусть появятся, бараны, я им устрою ощущения.

Филимон подхватил лежащий поодаль камень, и со всей дури обрушил его на землю, гипотетически пригвоздив баранов-мотоциклистов. Алиса мысленно поздравила подружку, сумевшую за пару минут подрядить защитника.

– Вас опасно одних отпускать, – тревожился Графин. – Меня родственница за брата… – Он провёл рукой по шее, потом в обратную сторону и на закуску изобразил висельника с языком.

Кристине, меж тем, надоело стоять позади сплоченного общества. Она оттолкнула Эдика и уселась с ребятами на колоде.

– Мы золотой перстень под срубом нашли, – Эдик ринулся в наступление. – С янтарём.

Кристина равнодушно протянула руку и получила перстень в своё полное распоряжение. С непроницаемым видом рассматривая драгоценность, она нарочито скучающе зевнула, что послужило сигналом для Громовой. Она привстала с матраца и забрала трофей с вялой ладони.

– Как тебе? – Нацепила перстень на палец и помахала рукой перед лицом Филимона.

– Круто, – одобрил тот, прицениваясь к находке. – Камушек забойный.

– Темнота! Это же янтарь! Скажи, супер?

– Супер.

Алиса так не думала: кольцо ей не нравилось, а энтузиазм подружки тревожил. Как было бы хорошо продать «Аську» тому же Графину и домой. Больше тебе никаких находок, никаких сокровищ, никаких юных байкеров с битами. Она вскрикнула от боли.

– Ой-ёй!

Диковатая Кристина сорвалась с места, бесцеремонно пробежалась по ногам и скрылась в кустарнике.

– Ты куда? – крикнул Филимон.

Графин пожал плечами: с молоденькими девицами сплошные проблемы. Что у них в голове делается?! То есть великая тайна.

Беглянка возвратилась довольно быстро. Она держала перед собой гитару Данилы, которую и вручила оторопевшему хозяину.

– Лучше бы кружки принесла, – попенял ей дядя и прошептал на ухо Даше. – Сейчас бы, за удачу и находки!

Та, без намека на улыбку, несколько долгих секунд разглядывала его в упор – он даже забеспокоился – после чего протянула миску с кашей.

– Поешь сначала. Потом пойдём…рыбу чистить.

Они рассмеялись, причем смех Даши звучал веселее. Филимон потянулся к сетке и стал с азартом рассказывать слушателям, где и какого «карася» он поймал. Данила перебирал струны гитары, а Кристина заняла место Алисы. Та, не рискуя вторично попасть под ноги девицы-слона, вытащила из палатки второй матрац и с удобством расположилась чуть в стороне от общества. Подошёл Графин с двумя чашками чая и присел рядом с ней.

– Спасибо, – искренне поблагодарила она, окидывая взглядом старых и новых друзей.

Оранжевые блики костра и глубокие тени накидывали флер загадочности на фигурантов событий и побуждали к разговорам о странностях последних дней.

Жара исчезла вместе с закатом, с озера потянуло прохладой. Подлые враги всё не являлись, затягивая обсуждение. Где-то вначале одиннадцатого Даша пару раз отчаянно зевнула, вяло распрощалась с разочарованным любителем алкогольных тостов и ушла «давить на подушку». Филимон недовольно бурчал, костеря «любительницу дрыхнуть», и на пару с Графином решал судьбу рыбы.

У Алисы тоже слипались глаза, но она решила не изменять жизненным принципам, а потому отправилась мыть посуду. Данила тотчас вызвался помогать и для начала накинул ей на плечи свою куртку. Она обернулась с улыбкой и невольно ускорила шаг: на поляне, в сосуде под именем Кристина, кипела взрывоопасная смесь ненависти, ревности и злобы. Так вдвоем и сбежали.

Алиса заворочалась в спальном мешке. Прошло полчаса, а она не в силах заснуть от будоражащих мыслей. Данила за ней ухаживает! Причем так осторожно. Она уставилась в брезентовый потолок и едва слышно рассмеялась. Вокруг столько красавиц, а он ухаживает именно за ней! На мостике они церемонно побеседовали о камерном оркестре, в котором она играет, о музыкальном репертуаре, о скрипачах и виолончелистах. Интересно, что ему рассказал Эдик?

В темноте слышалось тихое сопение подружки. Умница Дашуня! Ничто её не тревожит: крепко спит и не забивает голову глупыми фантазиями. Это ведь ужасно глупо! Через пару дней они расстанутся и больше никогда не встретятся. Два глубоких вздоха с гримасой боли. Поворот на другой бок. Который час?

Алиса не выдержала, выпростала руку из спального мешка и потянулась за фонариком и часами. В темноте вспыхнул тонкий лучик, высветив сиреневый циферблат на кожаном ремешке. Сколько? Так и есть. Одиннадцать пятьдесят семь – глухая полночь. Она выключила фонарик и перед глазами появилась другая картинка: возле костра сидит Данила, подбрасывает дрова в огонь и охраняет их от врагов. Она бы с удовольствием посидела рядом. Обидно, если никогда не встретятся.

Даша как-то надрывно застонала и заметалась в спальном мешке. Алиса даже затаила дыхание: доворочалась, что разбудила подружку. Послышался тихое «вж-жик» расстёгиваемой молнии, слабый шелест ткани, и тёмный силуэт завозился у входа в палатку.

– Дашунь, ты куда? Подожди, я с тобой.

Подруга даже не обернулась. Она выскользнула из палатки и пошла по траве. Босиком. Откинутый полог с шуршаньем вернулся на место. Алиса ничего не понимала: договаривались же никуда не выходить поодиночке. Она поспешно расстегнула свой спальный мешок.