Текст книги "Лучший приключенческий детектив"

Автор книги: Иван Аврамов

Соавторы: В. О. Ронин,Иван Аврамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава одиннадцатая,
в которой приходит злобный Мамай

Костер на поляне догорал: отблески красных углей слабо разгоняли темноту, позволяя любоваться красотой лунной ночи. Утомлённые туристы разбрелись по палаткам. Данила огляделся: закрутил бутыль с водой, накрыл посуду куском клеёнки, сложил походный стульчик. С утра будет роса. Всё, что не накрыто, намокнет. Рядом со стульчиком лежало что-то светлое. Склонившись, он вытащил из травы голубую курточку Алисы. «Искать будет. Конечно, надо отнести. Утром прохладно. Пожелаю спокойной ночи, если не спит».

Ещё в кустах он почувствовал удушливый запах горящего пластика, а после послышались крики. Даня выбежал на полянку соседей – запах стал невыносимым – и обнаружил палатку, исторгающую клубы светлого дыма. Эдик что-то голосил про узлы, Даша кричала и падала на брата, а из палатки раздавался надсадный кашель и вопли о помощи. Данила выронил куртку на землю и вытащил из кармана нож. Открывая лезвие, он выдернул Эдика из объятий сестры.

– Свети! – приказал он.

Младший Громов послушно наклонил голову с фонарем и сунулся к завязкам.

– Руки убери! – отодвинул его Данька и прошелся лезвием по узлам. – Сейчас.

Мечущаяся по поляне Даша споткнулась о большой фонарь и с проклятьями растянулась в траве. Поднявшись, она включила его, направив луч света на место бедствия.

Ребята синхронно откинули полог палатки и отпрянули. Ядовитые клубы дыма вырвались оттуда с необычайной мощью, затягивая поляну молочно-белой пеленой.

Алиса лежала на боку, лицом к щели и надсадно хрипела. Она видела как исчезла непробиваемая брезентовая стена. Позже над ней склонилась чья-то тень и приподняла её за плечи.

– Давай, я держу. – Эдик подхватил Алису за ноги.

Чертыхаясь и кашляя, они потащили её в сторону от палатки.

«Трава. Мягкая душистая трава. И воздух. Чистый воздух. Его можно вдохнуть».

– Там нет огня! Кх! Где эта чертова дымовуха?! – услышала Алиса сольное выступление Громовой перед тем, как потерять сознание.

Она открыла глаза и уставилась в сияющее звёздами затуманенное небо. Слабые отблески света, идущие откуда-то сбоку, и дымка перед глазами не позволяли ей любоваться неземными красотами. К тому же ощущение явного дискомфорта: голова кружится, слабость во всем теле, першит в горле. Она попробовала вздохнуть и глухо застонала, схватившись за грудь. Дышать было больно.

Кто-то склонился над ней. Только сейчас Алиса сообразила, что её голова лежит не на подушке, а на чужих коленях.

– Ты как? – спросил голос Дани. Она почувствовала, как её щеки коснулись чужие пальцы, убирающие прядь волос с лица.

– Дышать, – взяла паузу и осторожно кашлянула, – не могу.

Появилась еще одна тёмная личность с фонариком и с голосом Громовой:

– Очнулась? Супер! Напугала ты нас, Шуйская! Особенно меня. Это твоя рука, как из-под земли вылезла! Ох, и стрёмно было! Сердце до сих пор где-то в пятках болтается.

Даша бухнулась на колени рядом с пострадавшей и сунула ей в руку кружку с водой.

– На, попей.

Луч фонаря попал на лицо благотворительнице, и Алиса заметила, что выглядит подружка неважно. Мокрые волосы стоят торчком, в глаза не смотрит, а руки мелко подрагивают. Что случилось?

Данила приподнял ее за плечи, помогая принять сидячее положение. Она сделала пару маленьких глотков из кружки и, запрокинув голову на мужское плечо, приложила холодное донышко ко лбу. Как приятно! Белый туман перед глазами слегка рассеялся, дышать стало легче.

Явился серьёзный Эдик с фонарем-прожектором во лбу. Он молча потряс перед зрителями расстёгнутым футляром и продемонстрировал раскуроченный фотоаппарат.

– Нашёл в траве. Валялся раскрытым. Плёнки нет.

– Вот вам и дымовуха, – сказал Данила.

– Из чего она должна быть сделана эта плёнка? – засомневался Эдик. – Такую уже не выпускают. Сейчас все фотоаппараты цифровые.

– Отстань, умник! – разозлилась сестрица и сняла кружку с Алисиного лба. – Лучше подскажи, кто так улётно пошутил? Дымовуха, от которой можно кони двинуть или свихнуться. Это я не про себя! Шуйская, вон, словно овощ лежит. Ни одного слова разумного.

Сразу два ослепительных луча ударили в лицо овоща. Присутствующие пытливо искали следы явной деградации.

– Алис, ты кого-нибудь видела или слышала? – спросил Эдик.

Та, не открывая глаз, отрицательно мотнула головой и заслонилась руками, мол, уберите. Прожекторы поспешно убрали.

Даша нахмурилась: молчание Шуйской настораживало.

– Чужие забрели, решили поприкалываться, – выдвинул Эдик дипломатичный вариант.

Все одновременно занялись поиском. Даша завертела шеей в надежде отыскать злобных чужих, а Данила задрал лицо к небу. Даже самый захудалый звездолёт был бы весьма кстати.

– Моя палатка вообще пустая стояла, – непонятно зачем уточнил Эдик и задумался.

– Вещи проверь, чудо! – приказала сестрица.

Эдик потоптался рядом с молчаливой троицей и без охоты потащился осматривать свою слегка скособоченную палатку.

Алиса усаживалась удобнее, опираясь спиной о грудь Данилы.

– Уже легче, – сказала она и подняла лицо к подружке. – Как спать будем?

– Дань, немая заговорила! – обрадовалась Дашуня. – Соображает вроде. Не боись, сигнализацию соорудим, протянем верёвку по периметру лагеря, подвесим всяко-разное барахло металлическое и звонкое. Звезданутые пришельцы не пройдут. Хочешь, свою биту отдам? Будешь с ней спать. А я возьму Эдькин топор.

– Тебе дать топор? – усмехнулась Алиса и прислонила руку к груди. – Я не про это. Запах ужасный. Задохнёмся.

Громова отмахнулась и пробежалась лучом по палаткам.

– Выветрится. Где он там? Э-эдик! – взяла она высокую ноту.

Взлохмаченная голова братца немедленно высунулась из палатки. По поляне заскакал белый луч прожектора и упёрся в лицо нетерпеливой сестрице. Она зажмурилась от яркого луча, полоснувшего по глазам.

– Заснул? Да, убери…

Эдик пробурчал в ответ что-то неясное и долго возился с кроссовками.

– Не заснул, а искал, – наконец подал голос он. – Там всё перевёрнуто и карты нет.

Громова застыла с открытым ртом, не в силах поверить в подобный расклад, но после дежурного «трындеца» направилась к палатке брата. Следом за ней на место событий подтянулся остальной народ. Некоторое время присутствующие созерцали оригинальный разгром. Трудно было понять, как из небольшого количества вещей, которые взял с собой Эдик, можно было сотворить такой кавардак.

– Мамай приходил, – просипела Алиса и слегка кашлянула.

– Или Батый с войском прогулялся, – расширила временные рамки подруга. – Золотого Коня в палатке искал.

– Тут обоих можно спрятать.

Данилу удивило отступление подруг к монголо-татарам, но он позволил себе лишь вежливое недоумение:

– Ничего себе. Что за карта?

– Да, сокровищ…карта, – отмахнулась Дашуня.

Громова подвесил фонарь на опорной стойке: внутри палатки стало светло как днем. Алису раздражал яркий свет. Она сидела в спальном мешке и недовольно крутила носом:

– Запах никогда не выветрится. Въелся в брезент. Эта палатка будет благоухать вечно. Вот хозяева обрадуются.

Даша равнодушно пожала плечами. Она натянула на широкий конец биты резиновый шлепанец и с угрюмым видом взлохмачивала им траву. Девицу одолевали сомнения-подозрения, а вот чувства хозяев ничуть не волновали.

Из темноты вынырнул Эдик и безмолвно застыл на пороге. Для большего сходства с монументом он прихватил с собой два камня.

– Тук-тук! – постучал он по стойке.

– Заходи! – разозлилась сестрица, стряхивая шлепанец в траву. – Комаров… хотя какие комары при такой вони. Шуйская переживает, что хозяева палатки нас не простят и зароют где-нибудь в овраге вместе с ароматным изделием.

Эдик бухнулся на колени, уронив камни на брезентовый пол.

– Мы с Данилой ловушки соорудили. Теперь просто так к лагерю не подойдешь.

– Кто-нибудь из нас спросонья вляпается, – не верила в добрый исход сестрица. – И это буду я.

– Не броди по ночам! Тогда вляпается враг.

Даша почесала затылок, покачала пальцем фонарь и задала волнующий всех вопрос:

– Кого боимся?

– Чёрт его знает, но кто-то из них болен на всю голову.

– Я тоже в чужих я не верю, – кивнула Алиса.

Никто не сказал, что она неправа, но и имён предполагаемых преступников перечислять не стали: у каждого присутствовал свой интерес.

– Графин самый подозрительный. Обожрался этот баран рыбой и решил мстить.

Логика Громовой впечатляла. Действительно, самый подозрительный. Остальные агнцы божьи. Особенно черноволосая ведьма и варвар с топором.

– Карту украли, – уныло напомнил Эдик. – Где теперь Коня искать?

Алиса укладывалась и по ходу этого непростого занятия напоминала прописные истины:

– Вы нарушили основной закон кладоискателей. Помните, я читала вслух, когда у меня в квартире палатку ставили. Первое и основное правило: не болтай! Нашёл сокровища – молчи. Потерял сокровища – тоже молчи. – Она попробовала глубоко вздохнуть и скривилась от боли. – А мы? Не успели явиться – сразу все секреты разболтали.

– Ловим преступника на живца, – бухнула Громова.

– Какого еще преступника? – удивился Эдик. – О чем ты?

Дашуня прикусила губу и отвела глаза.

– Ни о чем! Иди уже, – фыркнула она на брата, – завтра будем думать.

Эдик приподнял полог палатки и собрался «идти уже», но тут его настиг контрольный выстрел Алисы, пробормотавший из глубин спальника:

– О чём думать? Карту я на всякий случай сфотографировала. Видите, этот случай наступил. Фотография лежит в потайном кармашке рюкзака. Я проверила.

Брат и сестра переглянулись.

– Тогда с утра выдвигаемся, – решил Эдик.

– По самочувствию! – резюмировала сестра, выталкивая братца наружу. – Спать. Не мог, растеряха, мою карту спрятать в потайной карман.

– Нет у меня никакого потайного…

Даша занялась созданием второго круга обороны. Для этого она опустила полог палатки и поставила на брезентовый угол камень. Натянула второй полог – и второй камень встал рядом с первым. Некоторое время рассматривала порезанные шнурки, однако не решилась их завязывать, придумала другое: установила по краю полога кружки, миски и ложки.

– Спи, Шуйская, спокойно, – довольно изрекла она. – Враг не пройдёт.

Алиса приподнялась, оценила взглядом нестойкие сооружения. Второго экстремального подъема ей не пережить. Здоровье совсем плохое: руки дрожат, ноги подкашиваются, а нервы такие, что мечтается заснуть с битой в обнимку.

– А если эти миски упадут ночью? – поинтересовалась она. – Ветер подует или по собственному желанию.

Подружка недобро насупилась.

– Тогда тебя родимчик хватит, и преступник достигнет цели. Зато я просто так не сдамся, буду бороться.

При слове борьба заскучавшая фортуна воспрянула духом. Где-то возле очага раздался характерный дребезжащий голос, треск и коронное «Етить-теретить!» В ответ на вторжение предводителя голубых беретов Даша взмахом руки смела посуду, подхватила камень и умчалась бить врага. Алиса не торопилась вылезать из спальника. Она с большим удовольствием слушала причитания Графина:

– Что ж вы, ироды, верёвки накрутили? Разби-ился!

– Евграф Силантьич, вы же спали! – причитал Эдик.

– Кто там спал?! – не верила Даша. – Бродит вражина. Ты еще, когда в Интернете нарисовался, я тебя подозревать стала…

Алиса блаженствовала, уткнувшись носом в курточку, которую принёс Данила. Милая мягкая вещица не пропиталась мерзким запахом, как все остальное в палатке.

– Проснулся. Даньки нет, – продолжал оправдываться Графин, – отправился искать.

– Зачем меня искать? – Родственник прибежал на звук скандала.

– В кустах сидел? – докапывалась Громова.

– Не сидел я нигде. Шёл себе, шёл и вляпался в какую-то дрянь.

– Работает ловушка, – гордился Эдик.

– Пошли спать. Спокойной ночи! – закруглил разборки Данила.

Голоса отдалялись, звуча все глуше.

– …тётка Вера просила за тобой приглядеть, – растерянно бубнил Графин. – Ты связался с этими…одни неприятности. Завтра поведёшь их в деревню. Знаешь, когда они меня нанимали…

Глава двенадцатая,
в которой Даша заглядывает в чужое прошлое

Утро выдалось ясным и безветренным. Колоритная четверка кладоискателей выбралась из светлого соснового бора на склон невысокого холма, поросшего смесью пырея, сурепки и розового клевера. Зажмурившись от солнца и медового запаха, они застыли на мгновенье, а потом побежали вниз. Следы ног ложились тёмными полосками на побелевшей от росы траве. В изножье холма снова начинался лес, только уже берёзовый, с редким подлеском из тоненьких осин и орешника. Такой лес не внушал тревоги, радуя приятным шелестом глянцевых листьев.

В березняк они вступили цепочкой. Процессию возглавлял рослый Данила с рюкзаком за спиной, следом шла Алиса налегке, третьей – Даша, тоже с небольшим рюкзаком на одном плече, и замыкал группу Эдик, груз которого являл чехол с металлоискателем и уже опробованная в полевых условиях саперная лопатка.

Они уходили всё дальше и дальше от ночного бивака, преодолевая изрезанные солнечными лучами светло-зелёные опушки, и наполненные хрустом сухих веток тенистые чащобы. До полудня, когда наступит настоящая жара, было еще далеко. Подстегиваемые утренней прохладой, все четверо сносно преодолевали частые подъемы и спуски.

– С привалами идти часа три с половиной, – оглянулся Данила. – Ты как?

– Лучше, чем лежать в палатке, – успокоила его Алиса. – Здесь легче дышится, к тому же идём под горку.

– Как только спустимся к ручью, отдохнём, после двинемся дальше.

Данила оказался «правильным» проводником, о которых она так много читала. Он беспокоился о самочувствии подопечных, не бежал сломя голову и вовремя объявлял привалы.

Спустя четверть часа они расположились под сенью ивы, склонившейся в многолетнем поклоне над бегущей водой. В тени дерева приятно пахло влажной травой и прелыми корнями. Чуть выше расположилась миниатюрная поляна, на которой, как доложил Эдик, росла огромная земляника.

– Дашка, клянусь, она бордового цвета!

Сестрица загорелась собрать лесной урожай, но из посуды имелись лишь одноразовые стаканчики и одна железная кружка. Благо, ёмкость оказалась невелика, и спустя десять минут врач Громова лечила ягодами больную Шуйскую.

– Витамины, – она пихала ей в рот. – Ешь, говорю. У тебя производственная травма.

– Отравления молоком лечат, – сопротивлялась травмированная.

– Молока нет. Есть земляника. Не перебирай, Шуйская!

– Ты тоже ешь. Всю ночь травились.

– Четыре часа всего.

Этим утром, едва занялся рассвет, Громова настежь распахнула полог, выветривая тошнотворный запах.

– Слушайте, может правда, чужие приходили? – поднял тему Эдик. Он не представлял соседей в роли злодеев.

– На той стороне озера туристы объявились, – подтвердил Данила.

Он вместе с остальными делил трапезу, состоящую из земляники, бутербродов и крепкого чая в термосе.

– Во-от! Бродят тут всякие. Усмотрели Алиску в палатке, и с пьяных глаз решили подшутить.

Данила кивнул. Он тоже не мог поверить в преступный умысел дяди и племянницы.

– Вчера вернулся на поляну – тишина. Заглянул к соседям – спят. Не похоже они на шутников.

Алиса смотрела на журчащую воду ручья, слушала стрекот неутомимых кузнечиков, вдыхала запах сосновой коры и тоже сомневалась. Ночное приключение казалось нереальным в свете солнечного дня.

– Возможно, и не они. Здесь можжевельник растет, представляете?

Она вытащила из травы веточку с голубоватой хвоей и продемонстрировала разомлевшей публике.

– Здесь много, что растёт, – поднялся на ноги Данила, – и березы, и можжевельник, а на две сотни метров выше – сосны. Вы сами видели, но мы вниз спускаемся. Мы спускаемся?

Туристы разом подхватились, вспомнив, что время работает против них, и скоро наступит жара, а до деревни – два часа неспешным ходом.

В Плакиде это была главная и единственная дорога. Когда-то она была выбитой добела, раскатанной и широкой. Но сейчас кладоискатели шли по заросшей глубокой колее, на которую с двух сторон надвигалась высокая молодая поросль. Справа от дороги возвышались брошенные серые дома из сруба, слева – старые березы, засохшие деревца и поле с травой по пояс, чуть в стороне – стена соснового бора. Все дома в селе стояли по одну сторону и выглядели почти одинаково: полуразрушенные, почерневшие, фасад в три окна, высокий чердак, разбитые стекла, сорванные с петель двери. Позади запущенный палисадник и трухлявые развалины хозяйственных построек.

– Почему села умирают?

Громова нервно потерла предплечья. Они прошли всего два дома, и ей уже стало невмоготу. Царящие тлен и разруха действовала на Дашу удручающе.

– Отвечать? – спросил Данила.

– Говори.

– Человек всегда ищет, где ему лучше. А лучше нынче в городе. Там есть работа, блага цивилизации, развлечения, наконец. Молодёжь уезжает в город учиться и работать, старики умирают, деревня исчезает.

– Это не дома, а портреты людей с ужасной судьбой, – заговорила Алиса, отворачиваясь от ветхого строения с выбитыми глазницами-окнами по обеим сторонам от центрального сохранившегося окна. – Мне страшно, – призналась она.

Ей категорически не нравилось заброшенное селение. Она бы предпочла сию же минуту покинуть это кладбище домов, наводящих тоску и уныние.

– В Плакиде с полвека никто не живет, – как ни в чем не бывало, информировал Данила. – Раньше здесь было дворов тридцать и насчитывалось сто восемьдесят человек.

Алиса обратила внимание, что напротив каждого дома стояло одно, два, а то и три дерева.

– Смотрите, осина посажена, а там – берёза.

– Событие было в семье. Кто-то женился, родился или с армии вернулся. Посадить дерево – к счастью в доме.

– К счастью, – передернула плечами Даша. – У-ух, стрёмно мне! Ка-ак выскочит одичавший бомж или сумасшедший! Эдик, где этот чёртов клад искать?

– Не поминай… – попросила Алиса, на что Громова раздражённо фыркнула и дёрнула братца за руку.

– Я разбираюсь, – буркнул тот, уткнувшись в фотографию карты. – В первый раз рядом с крестиком камень был нарисован, а здесь – петух какой-то.

– Полдеревни муторной пробежали, а ты никак не разберёшься.

– Кончай истерить! – завёлся Эдик. – Сама непонятно с кем связалась, левую карту в дом притащила…

– О покойном либо хоро…

– Что-о?

– Давай, посмотрю, – вмешался Данила.

Алиса не вслушивалась в перебранку. Она смотрела на один из домов, что отличался от остальных более крупными габаритами и необычным фасадом. На улицу выходили четыре окна, в двух из которых сохранились стёкла. Наличники облезшие, но видно, что когда-то были белые, чердак с окошком, ставни резные. Слегка балансируя, она прошлась по лежащему на земле забору, обогнула засохший колючий куст и свернула к входу, зияющему неприветливым чёрным проломом. Рядом с входом валялась облупившаяся дверь.

– Ты куда? – крикнула Даша и, не дождавшись ответа, потянулась следом.

– Какой дом необычный, – задумчиво протянула Алиса и покачала на ржавой петле скособоченную ставню, – петушки на ставнях, подкова над дверью. Любопытно, кто здесь жил?

Громова не разделяла ее исследовательского энтузиазма:

– Тебе оно надо? – Она сняла со щеки липкую паутину и скривилась. – Паутины, тьма! Под ноги смотри. Провалишься в какой-нибудь колодец. Я уже видела один такой обрушившийся. Не колодец, а яма бездонная. Подожди, что ты сказала? Петушки. Где петушки?

Алиса взялась за ставню и вернула её в исходное положение, продемонстрировав подруге резного петуха. Громова глядела на него секунды три, а после обернулась к ребятам, склонившихся над картой.

– Идите оба сюда, – позвала она и нехотя пошла им навстречу. – Тут петухи на ставнях. Спорим, что этот дом наш?

– Алиска нашла? – Эдик вытер влажный лоб.

– Угу.

– О чём тогда говорить? – пробормотал Данила. – Она всегда рыбные места чует.

Даша притопнула от нетерпения.

– Эдик, собирай шарманку. Дань, пошли со мной, а то Шуйская сама в развалины полезет. За приключениями. У неё это суперски выходит. Позавчера чуть в пропасть не свалилась, вчера ночью задохнулась, а сегодня нашу невезучую бревном привалит.

Эдик послушно снял с плеча чехол с прибором, достал секции штанги, катушку и занялся сборкой металлоискателя.

Когда Данила и Громова подошли к парадному входу в дом, невезучая сидела на корточках возле поверженной двери и рассматривала полустёртые кресты, начертанные сверху чем-то белым.

– Зачем рисовать на двери? – обратилась она к Даниле.

Тот присел рядом, провел пальцем по неровной поверхности. Тут и там, местами, облупилась коричневая, а следом и ярко-синяя краска. Под облетевшими слоями виднелась рыжая труха.

– Кресты на дверях рисуют для оберега от порчи, которую могут наслать злые люди.

– Темнота и суеверие, – возмутилась Громова.

– Если вы добрые люди, не бойтесь, заходите.

– Мы не просто добрые, мы ещё и светлые, – развила тему Даша, пристраивая на голову налобный фонарик и засматриваясь на небо. – Что на дворе, что в доме, – как в погребе.

Алиса тоже подняла голову и проследила за движением пепельно-сизых туч.

– Дождь будет.

Подружка кивнула и потянула за рукав завязанную на поясе ветровку, надела её и застегнула до самой шеи замок.

– Клада в доме нет, – обеспокоилась Алиса, придержав подружку за рукав.

Та дёрнула рукой, натягивая на пальцы перчатки, и ступила на ступеньку крыльца. Рассохшаяся доска угрожающе затрещала.

– Не надо заходить! – попросила Алиса, но в Громовой пробудился исследовательский дух, и не было никакой надежды остановить таран женского любопытства.

– Шуйская, не тормози! Появилась возможность заглянуть в чужое прошлое. Тебе, может, и нет, а мне интересно, как жили люди пятьдесят лет назад, на какой кровати спали, чем развлекались, какие книжки читали. Журналы старые могут быть, альбомы, фотографии прошлого века.

Она уже переступала порог.

– Опасно бродить по старым домам. Пол провалится или стены рухнут. – Данила разделял беспокойство Алисы.

– Срубы здесь мощные, – отмахнулась отчаянная Громова, – не рухнут. Сто лет ещё простоят. Я пол фонариком освещаю, под ноги смотрю, а уж потом…

Незаконченная фраза, сопровождаемая подозрительным скрипом, донеслась из глубины сеней.

– Пойду за ней, – нахмурился Данила и тоже вытащил из кармана фонарик.

Он вознамерился последовать за Дашей, когда из-за кустов появился медленно идущий Громов с металлоискателем. Прибор не издавал никаких звуков, Эдик широко зевал.

– Где искать? – уныло спросил он, стягивая с головы наушники.

Алиса пожала плечами и провела рукой вдоль фасада.

– Поброди вокруг.

– В доме не может быть?

– Какие вы нетерпеливые! Подай вам клад сию минуту и на этом самом месте. – Она притопнула. – В доме бродит твоя любопытная сестра.

Любопытная сестра отозвалась, как будто бы ждала сигнала.

– Пили они «Русскую водку», закусывали консервами «Килька в томате». Возможно, это уже и не хозяева были. Ладно, читали они Тургенева «Отцы и дети», рассказы Чехова и пьесы Островского. Изучали классиков по вечерам и плакали. Книжки в подозрительных разводах.

– Кто пил по вечерам и плакал? – удивился Эдик.

– Люди, которые там жили, – пояснил Данила. – Твоя сестра заглядывает в прошлое.

Младший Громов закатил глаза и схватился за наушники.

– Тут какая-то древняя бандура и суперское зеркало! – восхитилась невидимая Даша. – В такой раме. Сейчас…