Текст книги "Генерал медицинской службы"

Автор книги: Иван Куренков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

План операции «Б»

Блюменталь и Гейман курили в просторном помещении конторы Полесского лесничества.

Стоял март 1944 года. Нависшие на ветвях деревьев комья снега таяли. Следы, оттиснутые сапогами солдат, темнели и наливались водой.

Обстановка на этом участке фронта была крайне тяжелой, и профессорам было не до ранних запахов весны.

Суховатое лицо Блюменталя было озабочено. Еще бы!..

Они прибыли в Белоруссию по приказанию рейхсмаршала Геринга. Пора применить бактериологическое оружие, хотя бы локально. Пусть не чума и не туляремия, но и сыпной тиф может создать эпидемический котел, задержав наступление русских на какое-то время!

Настоящие же чумные атаки с воздуха, по замыслу рейхсарцтефюрера, можно будет начать после этой проверки!

Блюменталь наклонился над картой и некоторое время молча изучал квадрат, расположенный близ переднего края немецкой обороны, – огромное болото.

– Так вот, коллега, – сказал он наконец, подняв голову. – Меньше всего нужно надеяться на то, что наши войска в этом месте удержат свои позиции. Так сказал мне командующий армией генерал-полковник барон фон Штрипке. Следовательно, именно здесь мы применим бактериологические средства и вызовем в рядах противника эпидемию сыпного тифа. Причем, сыпной тиф напустим на людей не через естественные пути передачи – через вшей, а со специальных самолетов. Будем распылять сухую или жидкую рецептуру – риккетсиозную. Ваши экспериментальные данные, профессор, – взглянул он на Геймана, – показали, что можно применить воздушным путем и возбудителей риккетсиозных заболеваний. Вот и применим риккетсии Провачека – возбудителя сыпного тифа.

– Сразу в войсках противника? – с недоумением спросил Гейман.

– Нет, зачем же. Это не даст эффекта. Насколько мне известно, в советских войсках нет вшивости. Для этой цели будет создан мощный концентрационный лагерь, в который в короткий срок сгонят тысяч тридцать местного населения – стариков, нетрудоспособных женщин, детей. Лагерь будет на болоте. Распылим с самолетов возбудителей сыпного тифа, а недели через две созревшая эпидемия перекинется на наступающие соединения 1-го Белорусского фронта. Русские войска неизбежно войдут в контакт с заключенными. Вы представляете, что получится? У согнанных в холодное болото людей, не имеющих мыла, чистого белья, горячей воды, вшивость разовьется в таком количестве, что захлестнет всех вступивших с ними в контакт. В середине марта войска нашей армии отойдут из района Озаричи на запад, на заранее подготовленные рубежи, а солдаты и офицеры наступающих частей Рокоссовского качнут падать, как листья осенью!

– Ясно, – кивнул Гейман. – Но я бы внес поправку к вашему плану, господин рейхсарцтефюрер.

– Какую же? – Блюменталь вскинул на Геймана глаза. – Слушаю.

– Из чисто тактических соображений хорошо бы создать не один лагерь, а, скажем, три. Первый вот здесь, на болоте, у поселка Дерть, – Гейман указал кончиком карандаша точку на карте. – Второй – в двух километрах северо-западнее местечка Озаричи. Третий на болоте, в двух километрах западнее деревни Подосинники. Тогда образуется более мощный эпидемический котел!

– Существенно! – одобрительно посмотрел на своего заместителя Блюменталь и добавил: – Надо как можно быстрее согласовать план предстоящей операции в главном штабе вермахта.

– Разумеется, – кивнул Гейман. – Эта оригинальная операция, назовем ее операция «Б» – в вашу честь, – несомненно, будет одобрена вермахтом.

– Благодарю, – поклонился Блюменталь. Он предпочел умолчать о том, что мысль о проведении акции принадлежала не ему, Блюменталю, а самому рейхсфюреру СС Гиммлеру. Но… к чему об этом распространяться?..

– Да, вот что, – Блюменталь потер пальцами висок. – Надо будет дать Гансу Штаркеру шифровку, пусть попросит Вершинина, чтобы и на этот раз он взял его на эпидемию. То, что генерал Вершинин будет тут, я не сомневаюсь. Представляю, какой информацией порадует нас доктор Штаркер на этот раз. Прямо сегодня, коллега, мы отправимся в Берлин на доклад. Самолет нас ждет.

Однако перед отлетом Гейман вдруг утратил приподнятое настроение.

«Что его тревожит?» – подумал Блюменталь, наблюдая за толстяком.

Словно угадав его мысли, Гейман сказал:

– Я опасаюсь, не сядем ли мы и с этой операцией в лужу? Кто знает, может быть, русские так же быстро ликвидируют эпидемический котел, как ликвидировали вспышку лихорадки Ку в прошлом году?!

– Во-первых, упаси бог напоминать об этом Герингу. Во-вторых, если генералу Вершинину молниеносно удалось поставить диагноз лихорадки Ку, то здесь им придется повозиться! Погасить эпидемию сыпного тифа, возникшую в концентрационном лагере, где сосредоточено тридцать тысяч человек, не так-то легко. Тут все будет наверняка! Мы поможем фюреру, а главное – проведем генеральную репетицию перед большой бактериологической войной.

– Дай-то бог! – облегченно вздохнул профессор Гейман.

Когда рейхсмаршал Геринг выслушал план операции «Б», уточненный на местности, он встал из-за массивного, под стать хозяину, стола и тяжело шагнул к карте, висевшей на стене кабинета.

Операция «Б» казалась рейхсмаршалу убедительной. Она действительно могла остановить советские войска на срок, необходимый для перегруппировки немецких войск в районе Полесья.

Рейхсарцтефюрер и профессор Гейман вышли из кабинета Геринга в хорошем настроении. План операции «Б» был утвержден.

Утром они вылетели в Полесье.

На фронте было затишье. С полевого аэродрома ехали по вязкой дороге. Смешанный с грязью мокрый снег налипал на протекторы.

Поглядывая по сторонам, Блюменталь и Гейман молча курили. После встречи с Герингом зловещая тишина на позициях действовала на них угнетающе.

Командующий армией, генерал-полковник барон фон Штрипке, подтянутый и энергичный человек лет пятидесяти, крепко пожал руки профессорам и пригласил их в уютный блиндаж. Здесь были собраны командиры армейского и танкового корпусов, командиры дивизий и полков, начальники штабов.

Представив их рейхсарцтефюреру, командующий дал краткую информацию об обстановке.

Привычным движением руки Блюменталь взял указку и подошел к карте:

– Мы отберем среди населения Гомельской, Могилевской и Полесской областей тысяч тридцать женщин, стариков, детей и разместим их в специальные лагеря. В районе местечка Озаричи, населенных пунктов Дерть и Подосинники. – Он провел указкой по названным местам. – Когда в лагерях произойдет заражение, наши войска отойдут на заранее подготовленные рубежи. А русские солдаты… – Блюменталь надменно улыбнулся, – они… как это сказать… мягкотелы: встреча – объятия, поцелуи… Это будет контакт с тифозными больными. Эпидемия перекинется на войска Рокоссовского, и наступление русских будет остановлено. Что касается нашего личного состава, который будет обеспечивать операцию «Б», все солдаты и офицеры будут обеспечены эффективными средствами против сыпного тифа. Будут вопросы, господа?

Вопросов не последовало, хотя, кажется, не все встретили с восхищением план операции «Б»… Это было заметно по недовольно нахмуренным лицам командиров некоторых дивизий и полков. Впрочем, это не смутило рейхсарцтефюрера. Командующий армией и командиры корпусов выразили явное одобрение, а мнение остальных ничего не значило… Следовало начинать выполнение плана.

Операция „Б"

Репродуктор на уличном столбе зашипел, потом послышался голос диктора:

– Граждане города Жлобина, германское командование направляет вас в глубокий тыл, потому как красноармейцы будут вас обстрелять из артиллерии и минометов. Мы желаем спасать вас от угрозы и эвакуируем всех. Можно взять с собой вещи. По пути вы будете иметь горячий пища. Слушайте немецки солдат, не скрывайтесь…

На улицах Жлобина появились солдаты – рослые, упитанные, совсем не похожие на тех фронтовиков в серо-зеленых шинелях, заросших и невзрачных, каких привыкли видеть жители. Эти были одеты в черное обмундирование. На высоких фуражках эмблема – череп и кости.

По городу пронесся тревожный слух: «Эсэсовские войска… Головорезы!». Испуганные люди прятались по домам, думая отсидеться до прихода Советской Армии, но эсэсовцы с помощью полиции начали повальный обход всех домов, пинками выгоняя на улицы детей, стариков, женщин.

Мальчики и девочки прижимались к матерям, друг к другу, затравленно озираясь на рассвирепевших фашистов.

Согнав огромную толпу на площадь, гитлеровцы подвергли людей сортировке. Молодежь – в сторону. Их должны были отправить на работы в Германию. Остальных оставили на площади.

Все ожидали, что после отбора молодежи, как это бывало раньше, старых да малых распустят по домам, но…

На станции уже стоял состав из полуразбитых товарных вагонов. Вот в него и загрузили несчастных. Отовсюду слышались крики, ругань, плач. Где-то на окраине, неподалеку от станции, занялось зарево пожара, робко окрашивая сумрачное мартовское небо.

Паровоз засвистел, толкнул вагоны и начал мерно отсчитывать стыки рельсов.

Лица окаменели, на глазах матерей застыли слезы. Старики ворчали и ругались от беспомощности и унижения.

– Они везут нас убивать! – сказал кто-то.

Утихший было рев детей вновь наполнил вагоны.

На второй день эшелон остановился на полуразрушенной станции.

К вагонам подошел худощавый офицер в фуражке с высоченной изогнутой тульей. Солдаты и полицаи вытянулись.

– Разгружать! – хриплым голосом приказал офицер.

На дверях загремели засовы.

– Выходи!..

Люди боязливо слезали из вагонов на землю, косясь на конвоиров, держащих на поводках рычащих овчарок.

Какая-то женщина, прижимая к груди ребенка, побежала прочь. Но не успела она добежать до платформы, как раздался треск автоматной очереди…

Согнав людей к полуразрушенному станционному зданию, охранники проявили «заботу» об узниках – отобрали вещи и продукты.

Через полчаса колонна растянулась длинной лентой, направляясь к далекой кромке леса. Шли трудно, увязая в липкой, холодной грязи, ощущая холод и сырость сквозь чулки и рваную обувь.

Еще не скрылась из глаз станция, как послышались выстрелы. Стреляли в отстающих.

Шли долго. Торопясь до наступления темноты пригнать колонну к намеченному пункту, фашисты зло подгоняли людей. Мальчик лет шести устал, остановился. Фашист застрелил его…

Старухи заголосили:

– Ироды!

Таким же образом сгоняли стариков, женщин, детей и из других городов и сел Белоруссии, вели их в намеченные концентрационные лагеря.

Около местечка Озаричи – болото. Местами виднелся на нем снег, но между кочек уже вытаяли заводи. Над изгородью возвышались сторожевые вышки, похожие на грибы. Подступы к лагерю были заминированы. Правда, кое-кому удавалось преодолеть заграждения, но далеко не всем…

С подъехавших к воротам машин швыряли в голодную толпу эрзац-хлеб. Те, кому удавалось схватить каменистый кусок, опускали его в лужу… Да и такого «хлеба» было мало…

Коченея от сырости и холода, бродили по лагерю дети, разыскивая своих матерей.

А потом ко всем бедствиям прибавилось еще одно – оттепель сменилась заморозками.

Как ни крепились старухи, но и они не выдержали, разрыдались, услышав, как мальчик лет четырех сказал матери:

– Мамочка, когда вернемся домой, я сделаю в своей хате целых три печки, чтобы было совсем тепло…

Лицо мальчика оставалось мечтательно-задумчивым.

Голод, холод и болезни косили людей без разбора. Узники раскапывали мох, ища коренья чахлых сосенок, пили болотную воду. А с кромки бора, оттуда, где расположились начальство лагеря и охрана, доносился умопомрачающий запах варящегося мяса…

Время от времени новые несчастные – из Подосинников, Дерти – прибывали в лагерь.

– Там еще хуже, – жаловались прибывшие. – Здесь хоть палками не бьют, а там – не так взглянул, лупят, раздевают догола.

Весна брала свое: снег почернел. Кое-где появилась на кочках прошлогодняя желтая трава. С надеждой люди смотрели в небо – вдруг выйдет солнце! Но солнце пряталось за низкими тучами.

И вот однажды над лагерями появились немецкие самолеты и распылили сухие и жидкие рецептуры с риккетсиями – возбудителями сыпного тифа. Посев пал на подготовленную почву. Через две недели в лагерях начались массовые заболевания.

Между тем советские войска, прорвав вражескую оборону, с боями освободили город Калинковичи. Войсковая разведка генерала Батова, скрытно продвигаясь по территории, еще занятой противником, услышала детский плач. Остановившись, прислушались, потом двинулись дальше и в прорезях утреннего тумана, стоявшего над болотом, внезапно различили сторожевые вышки. Люди за колючей проволокой кишели, как в муравейнике.

Разведданные были доложены командующему 1-м Белорусским фронтом Рокоссовскому. Его приказ был краток: стремительным ударом взять лагерь смерти. Но фашисты и не думали сопротивляться. Отошли без боя.

То, что пришлось вскоре увидеть нашим солдатам и офицерам, не походило ни на что виденное… Из распахнутых лагерных ворот навстречу им бежали и ползли изможденные, полунагие старики и дети. Все, кто еще мог двигаться, спешили навстречу освободителям. Голосили, плакали… На землистых лицах – жуткая радость!

– Наши!

Освобожденные и освободители сбились в одну толпу. Отовсюду слышалось:

– Хлеба!

С подъехавшего к лагерным воротам «виллиса» сошли генерал-лейтенант медицинской службы Вершинин, майор Лавров и капитан Туманов. Они прибыли сюда по экстренному донесению с фронта.

Мимо них, по грязной, оттаявшей земле, шли больные старики с тонкими, как у детей, шеями, женщины, с глубоко ввалившимися, лихорадочно поблескивающими глазами, дети, со сморщенными, как у стариков, лицами. Увидев невдалеке явно сумасшедшую женщину с мертвым ребенком на руках, врачи невольно остановились. Женщина пыталась качать ребенка, улыбалась, напевала что-то и ни за что не желала расставаться со своим несчастным младенцем…

Закаленные нервы генерала медицинской службы не выдержали. Он вздрогнул. Его спутники растерянно глядели на несчастную мать, на мертвого ребенка.

У самой кромки болота лежали полуживые, изможденные люди. Лавров нагнулся и распахнул лохмотья – на ребристых боковых участках груди, на сгибательных поверхностях предплечий у одного, другого, третьего больного – сыпь, характерная для сыпного тифа. В лохмотьях шевелились вши.

– Сыпной тиф! – сказал Вершинин, наклонившись над больным. – Точно, сыпняк!

Узнав от заключенных, что самолеты с черными крестами на крыльях распыляли туман над лагерем, Вершинин сразу понял, в чем дело.

«Применили аэрозоли, – подумал он с ненавистью, – произвели массированное заражение заключенных возбудителями сыпного тифа…»

Он великолепно знал, что заразить людей сыпняком можно и таким способом – через дыхательные пути. Советские ученые узнали об этом благодаря несчастному случаю. Узнали после того, как профессор Кронтовская во время работы по изготовлению сыпнотифозной вакцины, представляющей взвесь убитых риккетсий Провачека, полученных из ткани легкого белых мышей, обнаружила у себя в лаборатории ЧП: три научных работника заразились сыпняком во время постановки эксперимента. У всех появилась своеобразная пневмония, затем внезапный озноб, головная боль, угнетение психики, нарастание температуры до 39 градусов и выше, увеличение селезенки и петехиальная сыпь на боковых участках груди. Вершинин сам видел этих больных и был убежден, что заразились они именно через верхние дыхательные пути, так как вшей в лаборатории не было.

«Да, – продолжал размышлять Станислав Васильевич, задумчиво рассматривая больных… – Но откуда фашистские бактериологи узнали о втором пути передачи сыпнотифозной инфекции?.. Вероятно, сами сделали это открытие и поспешили воспользоваться им для создания эпидемического котла… Вот на что вы растрачиваете свой талант, господин Блюменталь!..»

Словно очнувшись, Вершинин взглянул на военных врачей, обступивших его, и остановил взгляд на солдатах, выстроенных за воротами лагеря.

– Вот что, товарищи! Весь личный состав, контактировавший с заключенными, немедленно вывести во второй эшелон. Всех без исключения подвергнуть полной санитарной обработке со стрижкой волос, мытьем и переодеванием!

– Ясно, товарищ генерал!

Вершинин был уверен, что командующий фронтом согласится с предложением немедленно развернуть полевые подвижные госпитали, санитарно-эпидемиологические отряды, обмывочно-дезинфекционные роты и банно-прачечные отряды… Не сомневался Вершинин и в том, что Военный Совет фронта согласится взять на полное медицинское, продовольственное и вещевое снабжение всех освобожденных из лагеря смерти…

Проводив Вершинина, улетавшего в штаб фронта, Лавров и Штаркер приказали поварам варить пока только бульоны. Изголодавшихся людей следовало постепенно приучать к пище.

Ганс Штаркер, пораженный всем увиденным, не мог удержаться от грустных размышлений. «Сами слова, такие, как «врач», «микробиолог», «эпидемиолог», – думал он, – фашисты сумели превратить в синонимы таких слов, как «палач», «убийца»… Фашистская система превратила лаборатории ученых в камеры пыток, взяла на вооружение самые низменные, самые нечеловеческие методы…»

Вернувшись в лагерь, Вершинин вызвал Штаркера, и в закрытой машине они отъехали в глубину соснового бора.

– Передайте, доктор, своему «шефу» в Германии новую шифровку!

Под диктовку Вершинина, Штаркер начал:

«Я – 15–18… Я – 15–18… Ваш замысел сорван. Эпидемический котел в районе Озаричи провален… Военный Совет фронта, по совету генерала Вершинина, принял срочные меры. В районах заражения развернуто двадцать пять военных госпиталей. Санитарно-эпидемиологические отряды, обмывочно-дезинфекционные роты и банно-прачечные отряды оперативно приступили к действиям. Организовано питание и санитарная обработка заключенных концентрационных лагерей силами и средствами фронта. Приняты все меры по недопущению распространения заболеваемости сыпным тифом как в войсках, так и среди гражданского населения. И еще одна новость. В 1941 году в Советском Союзе создана вакцина против сыпного тифа. Прививки против сыпного тифа проводятся в экстренном порядке не только в войсках фронта, но и среди гражданского населения. Эпидемия в войска не перекинулась.

15 апреля. 1944 г.».

Прочитав радиограмму Штаркера, Блюменталь сказал упавшим голосом:

– Я ожидал чего-то подобного, но не в таких масштабах! У них появилась вакцина и против сыпного тифа!

Рейхсарцтефюрер опустил голову. А когда поднял ее, то увидел, как у его заместителя лицо из кирпично-красного превратилось в бледно-серое, двойной подбородок неестественно задергался. Блюменталь брезгливо поморщился:

– Что ж, удачи и неудачи всегда рассеяны неравномерно. Будем работать!

Последняя шифровка

Как-то после ужина Штаркер подошел к Вершинину.

– Генерал, не пора ли нам дать последнюю шифровку господину рейхсарцтефюреру Блюменталю. Пусть не строит иллюзий насчет своего козыря – сверхвирулентного микроба чумы штамма РС. Пусть знает, что я передал ампулу с его питомцем вам и что против этого штамма микроба обеззараживающие сыворотка и вакцина уже изготовлены!

– Ну, а потом что? – изучающе спросил Вершинин. – Ведь на этом ваша миссия закончится…

– Потом?.. – Ганс задумался. – Потом я пойду работать. Наш замечательный писатель-антифашист Вилли Бредель, один из основателей комитета «Свободная Германия», примет меня в свой комитет.

– Что ж, это неплохо… – одобрил Вершинин. – Если не ошибаюсь, именно Бредель впервые заговорил об ужасе фашистских концлагерей…

– А вы читали его роман «Встреча на Эбро»?

– Не мог не читать! Ведь я сам сражался в Испании! – Вершинин зябко поежился. – Идемте, доктор. Похолодало…

Уже у палатки Штаркер спросил:

– Значит, я могу передать свой последний «привет» шефу?

Вершинин улыбнулся:

– Что ж, огорчите рейхсарцтефюрера… Он, наверное, все это время смеялся надо мной. Ловко, дескать, его осведомитель водит Вершинина за нос!

– Сейчас мы его разочаруем!

И в эфир опять понеслось: «Я – 15–18… Я – 15–18…»

Передав радиограмму, Ганс вышел на улицу и долго стоял на холодном ветру, погрузившись в свои раздумья.

Поздно, профессор!

Ошеломленные радиограммой, Блюменталь и Гейман не сразу пришли в себя.

– Да, – наконец выдавил Блюменталь. – Я никак не ожидал этого!

– Ужасно! – подтвердил Гейман.

Плохие новости не приходят поодиночке… Армия фюрера оставила Брест… Советские войска, форсировав Буг, вышли на Хелм и Люблин…

«Оставаться здесь больше нельзя, – решил Блюменталь. – Надо перебираться в Германию…»

Ему не хотелось беспокоить Геринга, но без ведома рейхсмаршала он ничего не мог предпринять.

– Я прошу, господин рейхсмаршал, – обратился Блюменталь к Герингу, прилетев в Берлин, – помочь мне в оборудовании нового мощного бактериологического института на территории Германии. В спокойной обстановке мне легче будет закончить работу.

Нервная судорога пробежала по лицу Геринга.

– Это саботаж!

– Нет, господин рейхсмаршал! – возразил Блюменталь. – В Польше свирепствуют партизаны. Даже у нас, в Познани, были попытки вооруженного проникновения в запретные зоны.

– Но ведь эвакуация вашего института приведет к задержке в работе!

– Другого выхода у нас нет!

Геринг долго молчал. Потом поднял глаза:

– Вы знаете, что представляет собой Висленский оборонительный вал?

Блюменталь неопределенно пожал плечами.

– Это крепкий орешек, профессор! Его с ходу не возьмешь!

Уверенность рейхсмаршала не очень тронула Блюменталя, но он понял – с эвакуацией института придется подождать…

Летом 1944 года советские войска с кровопролитными боями вышли на Вислу. Вышли и… остановились. Только тогда Блюменталь вдруг воспрянул духом – Висленский вал русским не перейти! Значит, время еще есть!

В последние месяцы в его лабораториях было оживленно, как никогда. «Пусть русские готовят свою защиту от штамма РС, – думал Блюменталь. – Мы тоже не сидели сложа руки! Наш штамм набрал новые силы, и мы еще покажем эту силу нашим врагам!»

На землю лег снег, а советские войска все еще стояли перед Висленским валом. «Выдохлись, – говорили Блюменталю знакомые генералы. – Так что работайте спокойно…» Однако Геринг, предчувствуя неизбежное наступление советских войск, продолжал торопить Блюменталя. И он не ошибся…

В январе 1945 года советские войска двинулись в широкое наступление на участке от Карпат до Балтийского моря. Блюменталю пришлось-таки ретироваться в Германию, но он не отказался от мысли предоставить нацистам бактериологическое оружие. Наоборот, продолжал увеличивать чумные запасы… Но весна принесла крах всем надеждам…

Геринг, попавший в немилость к Гитлеру, был смещен, а его пост занял генерал-фельдмаршал фон Грейм. Новый главнокомандующий сразу не сошелся с Блюменталем.

– Оставьте, профессор! – закричал он при встрече. – Нет у меня для вас самолетов! Подумайте, нанесен страшнейший удар по нашей группировке, оборонявшей подступы к Берлину, а вы требуете самолеты для проведения каких-то экспериментов! До того ли?..

– Господин генерал-фельдмаршал! – вспыхнул Блюменталь. – Мне нужны самолеты для нанесения массированных бактериологических ударов с воздуха!

– Поздно, профессор, поздно…

Гейман встретил шефа в институте:

– Что-нибудь случилось?

– Да, – раздраженно ответил Блюменталь. – Гитлер приказал расстрелять Геринга за вероломство… Все это борьба за власть!.. И, подумать только, она идет в то время, когда Жуков, Рокоссовский и Конев расчленяют наши войска под самым Берлином!.. И все же мне кажется, – сверкнул глазами Блюменталь, – положение еще можно исправить! Надо только начать немедленные бактериологические атаки!

– Но, – осмелился возразить Гейман. – Ввиду высокой контагиозности и обратного действия легочной формы чумы ее опасно выпускать вблизи нашей столицы.

– Я не собираюсь ударять по войскам, расположенным под Берлином! Я хочу применить чумные штаммы против особо важных целей в тылу противника. Возникшая там паника отвлечет врага от столицы рейха. Уверен, Гитлер меня поймет и выделит нам самолеты из резерва!

В тот же день Блюменталь прибыл в Ставку Гитлера. Охрана долго и придирчиво рассматривала его документы, наконец впустила. Но тут же Блюменталь наткнулся на своего старого знакомого – штандартенфюрера фон Ромке, человека, входившего в личную охрану фюрера.

– Кстати, очень кстати, профессор, – озабоченно сказал фон Ромке. – Я специально собирался вас предупредить – держитесь подальше от нашей Ставки!

– Но я иду к фюреру! – заявил Блюменталь. – Новый главнокомандующий военно-воздушными силами не дает мне самолетов! Говорит – поздно!

– К сожалению, главнокомандующий прав. Вы опоздали, профессор!

– Но я не мог начать бактериологические атаки раньше!

– Боюсь, профессор, фюрер этого не поймет… Мой вам совет, – фон Ромке понизил голос, – бегите! Бегите на Запад!

Блюменталь побледнел и вытер платком лоб. Только сейчас до него дошло, что с фашизмом, наконец, покончено!