Текст книги "Генерал медицинской службы"
Автор книги: Иван Куренков
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Снова на фронт
В научно-исследовательском институте Вершинина расшифровали содержимое ампулы. Культура чумного микроба штамма РС в результате многократного пассирования в лаборатории Блюменталя действительно в десятки миллионов раз повысила свою вирулентность для морских свинок и белых мышей. Вершинин тотчас доложил о результатах анализа генералу контрразведки. Тот поблагодарил Вершинина и спросил:
– Ищете противоядие?
– Готовим вакцину, сыворотка уже есть… Одним словом, обезвредить РС сможем!
Таким необычно веселым и разговорчивым Лавров своего учителя давно не видел. Но для радости у Вершинина действительно были причины: беспримерный подвиг под Сталинградом проложил путь новым победам советского оружия, сорвалась и ставка фашистских бактериологов на превосходство своих достижений в науке… И, наконец, еще одно событие, радостное для всего коллектива института, – Вершинину присвоили звание генерал-лейтенанта медицинской службы, Игорю Лаврову – майора, а Ганс Штаркер надел на плечи погоны капитана.
Среди приглашенных к Вершинину были доктора, профессора, лаборанты – все, кто принимал участие в недавней весьма ответственной операции.
Вершинин, в новой генеральской форме, с тремя орденами Ленина на груди, поднялся и торжественно провозгласил:
– За победу!
Разошлись по домам далеко за полночь.
В институте завершились работы над скоростными методами обнаружения болезнетворных микробов на объектах внешней среды. И вдруг начали поступать тревожные вести.
Однажды генерал Вершинин достал карту и отыскал на ней населенный пункт Лиман. В этом пункте, после того, как оттуда выбили фашистов, был обнаружен очаг какой-то инфекции. Летальных исходов пока не зарегистрировано, но заболевание протекает тяжело.
Вершинин вызвал Лаврова.
– Игорь Александрович, придется снова в путь собираться.
– Куда теперь, товарищ генерал?
– На Южный фронт, – и показал Лаврову шифровку с фронта. – Полагаю, это очередной сюрприз господина Блюменталя. Вылетаем сегодня. Попросите ко мне капитана Туманова, а сами позаботьтесь приготовить укладки с люминесцентным микроскопом и иммунными диагностическими сыворотками всех известных нам возбудителей инфекций. На сей раз применим на фронте скоростной метод обнаружения микробов.
Когда Игорь вышел, Станислав Васильевич задумался: «Штаркер, Штаркер… Конечно, шеф ждет от него весточки. Знает, подлец, что я непременно буду на вспышке вместе с Гансом Штаркером. Что ж, и сейчас сумеем подготовить информацию, охладим твой азартный пыл, господин Блюменталь».
Вечером самолет с Вершининым, Лавровым и Штаркером приземлился недалеко от лиманского лагеря. У трапа ученых встретили военные врачи.
– Ба! – удивился Станислав Васильевич. – Евгения Степановна!
– Начальник эпидотдела, подполковник медицинской службы Суркова, – начала было пожилая женщина в синем армейском берете, но Вершинин шагнул к ней.
– Ну, зачем, зачем так? Вы, как всегда, на переднем крае! Здравствуйте, Евгения Степановна!
– Здравия желаю, товарищ генерал.
– Ах, будьте, же наконец женщиной, а не начальницей, – рассмеялся Вершинин, обнимая ее.
С Евгенией Степановной Сурковой – начальником эпидотдела Военно-медицинского управления фронта – Вершинин вместе учился на Томском рабфаке. Не раз ему приходилось встречаться с ней и на врачебных конференциях, и в войсковых частях. Он очень уважал эту энергичную женщину – доктора медицинских наук, высококвалифицированного микробиолога и эпидемиолога – и сейчас был искренне обрадован встречей.
Представив Лаврова и Туманова, Вершинин спросил:
– Так что у вас тут такое?
– Варварство, товарищ генерал! Фашисты проводили перед отступлением какие-то опыты на людях. Вспышка с крайне запутанной и тяжелой клинической картиной. У большинства пневмония… На всякий случай я приказала надеть всем защитную одежду, как при особо опасных инфекциях.
Вершинин одобрительно кивнул:
– Правильно сделали!
В пропускном пункте всем выдали специальную одежду и обувь.
На территории лагеря Игорь взглянул на бараки и взволнованно сказал шагавшему рядом Туманову:
– Знаешь, Сережа, мне вспомнились средневековые гравюры: вымершие города, медики в белых саванах и в масках… Мы похожи на них, правда?
– Да, – кивнул Туманов.
– Мы, товарищ генерал, – объясняла Суркова, – успели до вашего прибытия сделать первые лабораторные исследования. При бактериоскопии чумных микробов не обнаружено. Аллергическая реакция с тулярином отрицательная.
– Какова смертность?
– Умерли двое, причем очень ослабленные голодными отеками. Полагаю, если бы фашисты заразили этой непонятной инфекцией вполне здоровых, то смертности в данном случае не было бы вообще. Мне кажется, что это не чума и не туляремия, а что-то другое… Здоровые взяты на обсервацию [12]12
Наблюдение.
[Закрыть]и размещены вон в том бараке. – Суркова показала на отдельный барак. – А вот тут, в этом бараке, что около забора, мы развернули госпитальное отделение.
Станислав Васильевич посмотрел в сторону обсервационного пункта, потом сказал:
– Сначала к больным.
Вошли в барак с очень низким потолком. Сквозь узкие зарешеченные окна едва пробивался свет. Но, благодаря медсестрам, барак уже напоминал больничную палату. На нарах, застеленных белыми простынями, лежали больные в чистом белье. Все были до крайности изнурены. Отовсюду доносились кашель, стон, бред.
Пока Вершинин оглядывал бледные осунувшиеся лица, его спутники склонились над больным, лежащим у самого входа. В глазах Сурковой мелькнула жалость, в глазах Игоря и Ганса – профессиональное любопытство. Станислав Васильевич приветливо кивнул больному:
– Как вас зовут, дорогой?
– Фомин…
– Как себя чувствуете?
– Плохо… Голова страшно болит, кашель замучил, все нутро горит.
– Если не трудно, расскажите, что тут произошло?
Фомин со стоном откашлялся.
– Сначала над лагерем появился самолет и начал что-то распылять. Мы думали – это газ, испугались и выскочили на улицу. Потом туман, как вот над рекой утром бывает, пополз по земле и в щели бараков. Через несколько дней у всех начала болеть голова, появился кашель.
Больной откинулся на подушку, закрыл глаза.
– Порошок бы от головной боли, доктор…
– Все будет, дорогой! Как только закончим анализы, установим диагноз, сразу же начнем вас лечить. Надо же знать, от чего лечить? Все будет хорошо.
Где источник инфекции?
– Клинически это заболевание не похоже ни на чуму, ни на туляремию, ни на сибирскую язву… – заключил профессор после обхода.
Лавров и Туманов быстро подготовили рабочее место для бактериологического анализа в отдельном отсеке барака. Игорь достал из портативной укладки диагностические люминесцентные сыворотки в ампулах, люминесцентный микроскоп и другое лабораторное оборудование, разложил все на длинном столе.
Бактериологи армейского санитарно-эпидемиологического отряда принесли пробы из крови и мокрот больных.
Пока Лавров готовил из проб препараты, Ганс внимательно следил за ним, думая: «Вот и еще одну пилюлю подкинул нам Блюменталь»…
Когда в бараке закрыли окна и выключили свет, в импровизированной лаборатории стало совсем темно.
Вершинин взглянул на светящийся циферблат часов: было без пятнадцати минут девять.
– Начнем, товарищи…
Вставляя под люминесцентный микроскоп подготовленный препарат, профессор ощутил тяжелые толчки сердца: еще бы, ведь новый метод применялся на фронте впервые! Склонившись над микроскопом, Станислав Васильевич едва дышал.
На темном фоне препарата, сделанного из смыва, не было свечения. Лавров подал другой, сделанный из мокроты, затем третий, приготовленный из крови больных.
Но соединения искомого антигена – микроба, который прежде всего искали с заведомо известной диагностической иммунной сывороткой – антителом, не было. А раз нет соединения – нет свечения!
Станислав Васильевич поднял голову.
– Это не чума, товарищи.
Все с облегчением вздохнули.
– Ну, пойдем дальше…
Не оказалось и туляремии. Под микроскоп вставлялся препарат за препаратом. Перебрали уже несколько иммунных диагностических сывороток, но, увы!..
Все напряжены до предела. Время неумолимо летит. Прошло полчаса, сорок минут, сорок пять… Тишину лаборатории нарушали лишь голоса проходивших под окнами людей да постукивание движка передвижной электростанции, установленной в укрытии.
– Стоп! – раздался голос Вершинина. – Появились светящиеся микроорганизмы!
– Вот они, искомые антигены – риккетсии Бернета! Они соединились с известной нам диагностической иммунной люминесцентной сывороткой – антителом и засветились в ультрафиолетовых лучах. Риккетсии Бернета – возбудители лихорадки Ку! Вот, взгляните! – Вершинин радостно потер руки.
Игорь метнулся к столу:
– Лихорадка Ку! Вот это закатили фашисты! Взгляни-ка, Сергей.
Сергей Туманов, как зачарованный, смотрел на светящиеся точки: «Вот она – сила подлинной науки!..»
Станислав Васильевич взглянул на часы.
– Итак, от начала исследования прошло два часа десять минут. Запишите-ка это, Игорь Александрович, в протокол!
В лаборатории зажгли свет.
– Вот что, дорогие друзья, – обратился Станислав Васильевич к бактериологам. – Не ожидая окончательного бактериологического подтверждения – выделения чистой культуры микроба, займемся-ка ликвидацией вспышки.
По лагерю вмиг разнеслась радостная весть: найден возбудитель.
Уединившись в одном из отсеков, Вершинин продиктовал Штаркеру текст радиограммы.
«Я – 15–18… Я – 15–18. В известный вам лагерь вместе со мной прибыл генерал-лейтенант медицинской службы Вершинин. Через два часа десять минут поставлен диагноз эпидемической вспышки – лихорадка Ку. Русские разработали скоростной метод обнаружения болезнетворной микрофлоры на объектах внешней среды. Теперь предотвращение в начальной стадии эпидемических вспышек любого происхождения для них не проблема. 15 сентября. 1943 г.».
– Передайте, доктор! Это заставит их опять оттянуть решение с бактериологической атакой!
Несмотря на полночь, в огромной палатке, освещенной карбидными лампами, было оживленно. Военные врачи, сестры и санитары с нетерпением ждали Вершинина. Слышались восклицания:
– Вот это здорово!
– Невероятно!
– За два часа десять минут поставлен диагноз вспышки. Поразительно!
В белом халате, в сопровождении начальника госпиталя и Евгении Степановны Сурковой, Вершинин вошел в палатку. Его встретили стоя, бурными аплодисментами.
Станислав Васильевич поклонился.
– Садитесь, товарищи! – сказал он, прошел и сел за стол, накрытый белоснежной простыней. – Сейчас я вам расскажу, что это за заболевание… Лихорадка Ку – острое лихорадочное заболевание, оно характерно своеобразным поражением легких, проходит без кожных высыпаний, свойственных большинству болезней риккетсиозной группы. Лихорадка Ку открыта и описана совсем недавно – в 1935 году в Австралии. Нацисты рассчитывали на нашу неосведомленность и… просчитались. Эту вспышку мы быстро потушим, коллеги. Мы располагаем всеми средствами, чтобы локализовать и ликвидировать очаг. Должен сказать, что эпидемиология лихорадки Ку еще недостаточно изучена… Но, – усмехнулся он, – спасибо фашистским докторам и за то, что они предоставили нам возможность изучить эту инфекцию.
«Даже в такой момент он не теряет чувства юмора, – подумала Суркова. – Впрочем, он и на рабфаке отличался веселым нравом».
– Так вот, – продолжал Вершинин, – заражение происходит воздушным путем, с вдыхаемой человеком зараженной риккетсиями пылью. В естественных условиях риккетсии Бернета попадают в пыль с выделениями рогатого скота. Кстати, в Австралии лихорадка Ку встречается в природных очагах среди сумчатых и грызунов и переносится при помощи различных клещей. В данном же случае фашисты создали аэрозоль-туман, начиненный риккетсиями Бернета. Вы спросите, с какой целью? Конечно же, с целью изучения возбудителя. Очевидно, они хотели позондировать почву насчет нашей готовности. Ведь эти изверги готовят кое-что и пострашнее, и надо быть готовыми ко всему, товарищи!..
Планы фашистов рушатся
Никогда еще рейхсарцтефюрер Блюменталь не находился в столь сложном положении. Черт побери этого Штаркера: что ни радиограмма, то новый сюрприз! Вот вам, пожалуйста: в России применяют скоростные и экспрессные методы обнаружения болезнетворной микрофлоры на объектах внешней среды!
Блюменталь отлично понимал, что это значит. Своевременно и точно проведенная русскими индикация бактериологического оружия позволит им быстро установить природу примененных бактериальных средств, определить видовую принадлежность возбудителя, что, в свою очередь, поможет быстро определить характер и специфическую направленность противоэпидемических и лечебно-эвакуационных мероприятий.
– Нет, – нервничал Блюменталь. – Я не пойду сейчас на бактериологические атаки, как того требует Геринг. Ему лишь бы дать побыстрее бактериологическое оружие, а готовы ли мы сокрушить врага?
Гейман поднял на шефа свои выпуклые водянистые глаза:
– Ужасно!.. У них есть такие пилюли, что…
– Что вы имеете в виду?
– Да их мощь. Их силу, способную свести на нет все наши приготовления.
– Нет, нет, дорогой Гейман, им не остановить нас! Да, они могут оттянуть начало наших атак, но удар мы все-таки нанесем!
Вошел дежурный врач.
– Звонили с аэродрома: прибыли рейхсмаршал Геринг и генерал СС Келлер.
«Ну вот еще, – нахмурился Блюменталь. – Опять будет требовать: скорей, скорей!.. Впрочем, они правы. Обстановка этого требует! К счастью, Геринг принимает мои доводы и каждый раз идет на уступки».
– Поезжайте на полигон, Гейман, а я встречу гостей.
Против ожидания, рейхсмаршал любезно обошелся с профессором Блюменталем. Представил генерала СС Келлера. Тот не очень почтительно взглянул на знаменитого бактериолога и довольно холодно поздоровался. Но Блюменталя это не задело. «Подумаешь, генерал СС! Я, рейхсарцтефюрер, не тебе чета – человек государственного масштаба!»
– Ну, чем вы нас собираетесь удивить? – спросил Блюменталя Геринг.
– Время, господин рейхсмаршал. Только время мне требуется…
Геринг нахмурился:
– А вы учитываете сложившуюся ситуацию на Восточном фронте?
– Именно поэтому и прошу дать мне столько времени, сколько потребуется для окончательной подготовки к массированным бактериологическим атакам. Я располагаю сведениями из первых рук, что русские…
– Можно подумать, что вы не бактериолог, а разведчик, – язвительно вставил Келлер.
Блюменталь догадывался, почему генерал СС был не очень почтителен… «В высших сферах, окружающих фюрера, где подвизается и этот тип, недовольны моей медлительностью… Ну и пусть… Мне виднее, когда можно начать бактериологические атаки», – зло подумал он.
Все трое молча прошли в кабинет.
– Ну что ж, покажите нам свое хозяйство, – попросил рейхсмаршал.
Переодевшись, как полагается, они вошли в огромное двухэтажное здание.
– Мы работаем здесь с возбудителями чумы, – доложил Блюменталь. – Выводим такие агрессивные виды бактерий, какие не встречаются в природе. Они идеальны для целей бактериологической войны.
Рейхсмаршал и генерал СС молча переглянулись.
В следующем отделе профессор продолжал объяснять:
– Здесь ведутся опыты по заражению крыс чумоносящими блохами. Преимущества нашей методики в том, что исследования проводятся и на животных, и на людях…
Гости снова переглянулись.
Блюменталь сообщил также, что в научно-исследовательских лабораториях действует четыре тысячи инкубаторов, где размножаются блохи – переносчики чумы. Для них создана естественная среда – живые крысы. В вивариумах сосредоточено несколько тысяч крыс… Геринга передернуло от этих слов. Блюменталь заметил реакцию и пояснил:
– Крысы надежно изолированы. Вас, господин рейхсмаршал, разумеется, интересует производственная мощность моего института? Она колоссальна. Мы в состоянии выращивать огромное количество чумных бактерий.
Геринг удовлетворенно кивнул.
В следующей секции Блюменталь показал мощную аппаратуру, пояснив, что здесь налажено производство питательных сред для массового размножения бактерий.
– А вот здесь на самолетах установлены специальные приборы для распыления бактерий в воздухе, – пояснил Блюменталь, вводя высокопоставленных посетителей в огромный ангар, примыкающий к зданию бактериологических лабораторий. – С таких самолетов мы начнем скоро распылять сухие и жидкие рецептуры – бактериальные, вирусные, риккетсиозные. Пустим в ход микробные аэрозоли, добьемся заражения огромных территорий.
– Следовательно, у вас все готово? – нетерпеливо спросил Геринг.
– Нет, господин рейхсмаршал, пока еще не все. Но скоро мы сможем начать бактериологические атаки, конечно, при условии, если будем обеспечены в достаточном количестве самолетами.
– Я дам вам самолеты! В неограниченном количестве!
Блюменталь просиял и, решив, что надо ковать железо, пока горячо, предложил посетить полигон.
После столь напряженной экскурсии по фабрике смерти Геринг изрядно устал и, представив, что он еще может увидеть, поморщился:
– Вернемся в Берлин, генерал…
– Господин рейхсмаршал, если вы разрешите, я задержусь. Хочется увидеть полигон и опыты.
– Пожалуйста, генерал.
Проводив Геринга до самолета, Блюменталь и Келлер направились на полигон.
Келлер любил острые ощущения. Он не раз присутствовал на массовых расстрелах военнопленных. А тут, как говорится, сам бог послал ему возможность пощекотать нервы.
Полигон и экспериментальная клиника
Профессор Гейман оправдал надежды шефа и навел на полигоне порядок.
Несмотря на холодный ветер, он вышел к воротам полигона как был, в белом халате и колпаке, натянутом до бровей. Выкинув вперед короткую толстую руку, громко приветствовал шефа и генерала СС Келлера.
Колючая проволока в шесть рядов огораживала полигон и делила его на три части, усиленно охраняемые эсэсовцами. В первом отсеке к металлическим столбам были привязаны изможденные люди. Они никак не реагировали на появление врачей и генерала. Туго стянутые веревками, жертвы «науки» стонали, слабо шевеля запекшимися губами. За столбами громоздились ряды бочек с хлорной известью и другими дезинфицирующими средствами.
– В этом отсеке, господа, – пояснил Гейман, – мы производим взрывы мин, бомб, гранат, начиненных болезнетворными микробами. Проще сказать, заражаем подопытных. Затем помещаем их в экспериментальную клинику и изучаем действие того или иного вида бактериологического оружия. Сегодня по плану работ мы произведем заражение подопытных сибирской язвой.
– Почему сибирской язвой? – удивился Келлер.
– Это одна из инфекций, которые нами будут применены в бактериологических атаках. Все клинические формы сибирской язвы протекают молниеносно. Высокая заболеваемость, тяжелое течение болезни, колоссальная смертность дают полный комплекс желательных результатов.
Ответ удовлетворил генерала СС.
– Может, желаете взглянуть на первую стадию эксперимента? – Гейман взглянул на шефа. – Тогда, пожалуйста, в укрытие. Я прикажу открыть минометный огонь по целям.
– Нет уж, давайте сначала посмотрим хозяйство, – сказал шеф.
– Слушаюсь! Прошу, – учтиво указал Гейман на ворота, ведущие в соседний отсек.
Вдоль изгороди выстроилась команда обслуживания. То были здоровенные эсэсовцы, обутые в специальные сапоги, одетые в крепкие глухие комбинезоны, предварительно обработанные веществами, отпугивающими насекомых.
– Хорошо работают, – похвалил Гейман помощников смерти.
Бравые эсэсовцы, фанатично преданные фюреру, полагали, что они несут высокую миссию, помогая «науке» создавать новый вид оружия для сокрушения противника. В то же время они были реалистами: работа на полигоне – не русский фронт.
На втором участке тоже имелись столбы, к которым привязывали обреченных на гибель.
– Сюда, – пояснил Гейман, – мы сбрасываем с самолетов контейнеры с зараженными блохами. Вы, очевидно, заметили, господин генерал, что в первом отсеке стоят целые батареи бочек с дезинфицирующими веществами, а здесь, во втором отделении, поскольку мы имеем дело с зараженными насекомыми, расставлены бочки с инсектицидами, то есть веществами, уничтожающими насекомых. После экспериментов мы наводим на полигоне порядок, – уничтожаем всю микрофлору и насекомых. Профилактика прежде всего.
Прошли в третий отсек: и здесь стояли столбы с привязанными к ним людьми.
– Откуда вы их берете? – поинтересовался Келлер, пристально рассматривая прикрученного к крайнему столбу изможденного мужчину лет тридцати со спутанными волосами и бледным лицом, искаженным болью и ненавистью.
– Это – русские военнопленные. Рейхсфюрер СС Гиммлер дал распоряжение поставлять нам подопытных прямо из лагерей.
– Хорошо, – кивнул Келлер и, подойдя ближе, впился ледяным взглядом в глаза человека, надеясь увидеть в них испуг или мольбу о пощаде. Но пленный не доставил генералу СС этого удовольствия. Его черные глаза горели такой ненавистью, что Келлер невольно отступил.
Профессор Гейман спокойно продолжал:
– Здесь мы распыляем аэрозоли с болезнетворными микробами.
О том, что жертвы подвергались и другим экспериментам, профессор умолчал. Впрочем, это само собой разумелось.
– Что ж, откроем огонь по целям?
Блюменталь взглянул на генерала СС. Тот поморщился: он вдруг утратил охоту наслаждаться кровавым зрелищем.
– Увы, я тороплюсь, господин рейхсарцтефюрер, – искоса взглянул он на Блюменталя. – Прошу извинить.
Блюменталь и Гейман понимающе переглянулись.
Когда генерал Келлер уехал, Блюменталь обратился к Гейману:
– Продолжим работу.
Они спустились в укрытие, и Гейман нажал на одну из кнопок. Через несколько секунд стены убежища затряслись от разрыва мин. Но огонь так же быстро прекратился, как и начался.
Врачи и солдаты-эсэсовцы, обслуживающие полигон, бросились к людям, привязанным к столбам, и стали заносить окровавленные жертвы в санитарные машины.
Экспериментальная клиника с боксами для различных инфекций напоминала скорее конюшню со стойлами, чем клинику: полы – цементные, со стоками, окна заделаны решетками. Правда, койки в боксах были с матрацами и простынями. Надо же создать минимальные условия для микстов – раненых и одновременно зараженных, – чтобы сохранить их жизнь на то время, которое требуется для изучения инфекции.
Сегодня профессора интересовало, как протекает у подопытных кожная форма сибирской язвы, возбудители которой попали в их организм вместе с осколками.
Блюменталь и Гейман сразу обратили внимание на раненого с забинтованной грудью. Только что доставленный с полигона, он был очень бледен, а когда с него начали сдирать бинты, побледнел еще больше. Пульс на его восковидной руке едва прощупывался.
– Прикажете в операционную, господин профессор? – спросил Геймана молодой хирург. – Подопытному необходима срочная операция.
– В крематорий! – бросил Гейман. И строгим голосом добавил: – Вы, очевидно, забыли, коллега, что эта партия подопытных должна показать, как быстро развивается симптоматика сибирской язвы. В частности, сибиреязвенный карбункул. А вы, кажется, намерены возиться с подопытными, лечить их, отвлекаться от основной работы? Займитесь легкоранеными! А этого в крематорий, сейчас же!
Блюменталь одобрительно кивнул:
«Профессор Гейман прав. В конце концов, здесь не благотворительная больница, а экспериментальная клиника…» Подумав так, он не мог не вспомнить слова рейхсфюрера СС Гиммлера, произнесенные им как-то на собрании высокопоставленных нацистов: «…Лишь один принцип должен, безусловно, существовать для нас: честными, порядочными, верными мы обязаны быть по отношению к представителям нашей собственной расы и ни к кому другому. Живут ли другие народы в довольстве, или они подыхают с голоду, интересует меня лишь постольку, поскольку они нужны нам как рабы для нашей культуры; в ином смысле это меня не интересует».
В данном случае, – подумал Блюменталь, – мы точно придерживаемся этой формулы. Смотрим, как развиваются симптомы сибирской язвы, а затем пускаем зараженных в расход…
…Вернувшись в Берлин, Геринг встретился с Гитлером.
– Мой фюрер, скоро мы обрушим на врага всю мощь бактериологического оружия! – начал доклад рейхсмаршал, но осекся, заметив сдвинувшиеся брови Гитлера.
– Когда именно? Когда? – нетерпеливо крикнул Гитлер.
Уклоняясь от точного ответа, Геринг начал подробный рассказ обо всем, что увидел в институте.
Гитлер отчужденно смотрел на рейхсмаршала, не находя в его докладе того, чего он так ждал, – определенности. Для восстановления сильно пошатнувшегося положения на Восточном фронте фюреру срочно требовалось оружие массового поражения. Но физики затягивали изготовление атомной бомбы, а бактериологи тянули с новыми возбудителями…
– Удары! Массированные удары сверхмощными бомбами при взаимодействии с бактериологическим оружием – вот что мне сейчас нужно!
– Мой фюрер, я понимаю…
– Так действуйте! Торопите ученых, рейхсмаршал. Ведь я наделил вас всеми полномочиями. Действуйте.
– Слушаюсь, мой фюрер!
Пока происходил этот разговор, по другую сторону фронта советские военные врачи, обнаружив причину вспышки лихорадки Ку, перевели всех больных из наспех сколоченных бараков в утепленные госпитальные палатки. Территория бывшего концентрационного лагеря была очищена от мусора, бараки снесены.
Никто из зараженных уже не терял сознания. Снижалась, приближаясь к норме, температура. С каждым днем ослабевали головные боли. Кое-кто начал выходить на воздух.
Стояли темные осенние ночи. Вокруг было тихо, только время от времени, далеко за Лиманом, слышались орудийные гулы. Линия фронта уходила на юг.