Текст книги "Проводник в будущее (СИ)"

Автор книги: Иван Булавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

  – Нам, собственно, глубоко наплевать, кто там руководит, – староста взял в руки большую фарфоровую кружку и принялся дуть на исходящий паром напиток. – Толку-то от них, если страны давно в помине нет? Власть ведь – она только тогда власть, когда сила за ней стоит.

  – А за ними?

  – Стоит, – вынужденно признал Борис Иванович. – Уже не первый раз слышу, есть сила. Там в округе все банды зачистили, и тварей давно уже нет. А поселения им теперь подчиняются. У них всё есть, оттуда, из-под земли. Горючее, техника, патроны, лекарства, еда, одежда. Единственное, как я понял, людей у них маловато. И ещё...

  Он прервался, осторожно отхлёбывая обжигающий чай и собираясь с мыслями.

  – Лаборатории там у них, под землёй, вакцину делают от дряни этой. Они с нами один раз по радио связались, выясняли, сколько нас, чем и как живём, сколько у нас мужчин, сколько женщин? Рождались ли дети? Потом сказали, что обязательно свяжутся ещё. А с провожатым посылку переслали. Он мимоходом был и у ворот оставил. Не поверишь, порох и капсюли новые. Целый ящик, нам ведь тут без боеприпасов совсем туго было, порох какой-никакой есть, а толку нет. На радостях целую неделю патроны крутили, теперь хоть гладкоствол заряжен, ну, и винтовочные помаленьку тоже делаем. Ты, кстати, мосинку свою продать не хочешь?

  Некоторое время он поразмышлял, винтовка хорошо себя показала, да только он к автомату привык, а два ствола носить – это перебор.

  – Что взамен?

  – К автомату твоему, пятёрка, хоть ведро насыпать могу.

  Это было странно, только что староста говорил о катастрофической нехватке боеприпасов, а теперь откуда-то взялось ведро пятёрки. Но пенсионер сразу пояснил:

  – Там качество так себе, да и стволов под неё у нас почти нет. Неделю назад наши молодые из рейда вернулись, десяток цинков принесли. К югу, за рекой, нашли БТР разбитый, оттуда выгребли.

  – Договорились, на ведро сменяю, только отберу сам, – сказал Саша, протягивая винтовку. – Чем ещё богаты?

  – Ты продуктов хотел, есть картошка, сало, хлеб, хоть и неважный, тушёнка тоже есть, но за качество не поручусь, сам понимаешь, время. А ты ещё чем богат?

  Саша молча положил на стол целлофановый кулёк на зип-локе, доверху наполненный блистерами с таблетками.

  – Антибиотики, разные, срок, понятно, вышел, но, вроде как, действуют.

  – Спасибо, – удовлетворённо кивнул староста. – Врач у нас есть, не врач, так, фельдшерица старая. Лечит, да только из лекарств один спирт. Теперь легче будет. Что взамен хочешь?

  – Еду, ночлег, патроны, как сказал. По-хорошему ещё и дорогу показать.

  – С дорогой проблемно будет, километров тридцать в ту сторону проводим, а дальше опасно. Там нашим находиться не с руки, соседи могут не так понять.

  – А что за соседи в той стороне?

  – Были раньше вояки, с ними дружили, там большая база была, на ней они сидели. Оружие нам подбрасывали, иногда вместе в рейды на тварей ходили, а потом вдруг молчок. Стали выяснять, а на базе уже другие сидят, вояк выбили, сами всё под себя подмяли. В ту сторону лучше не ходи, крюк сделай, вернись через тот посёлок, где с тварями бодался, возьми через лес на восток, там огрызок трассы остался, вот по ней и иди, далеко, зато прямо к Башне выйдешь.

  Панцирь кивнул, но задумался, мысль о неизвестных, захвативших базу, запала ему в голову.

  – И всё же, кто они такие? И как вояк одолели?

  Староста некоторое время молчал.

  – Точно сказать не могу, на контакт не идут, но и на нас пока не нападали, если к ним идти, то стреляют. Что до вояк, то их одолеть несложно было. Там в самом начале рыл полсотни было, и не спецназ никакой, ПВОшники местные. А полгода назад по ним какая-то зараза прошла, не та, что прежде, но тоже тяжёлая. Врачиха наша про тиф говорила, они на карантин сели и не высовывались, а как прошла инфекция, их всего полтора десятка осталось. Где им базу удержать? А новые эти, странные. Молодёжь всё больше.

  – Молодёжь? – удивился Панцирь.

  – Ну, да. Не совсем сопляки, лет по двадцать. Выходит, что Беду они совсем маленькими застали, после неё уже росли. Выглядят странно, разрисованные, татуировки на роже, шрамы, да не просто шрамы, видно, что сами себе их нанесли. Подозреваю, сектанты какие-то. Обычно в таких группах есть старики, которые руководят, а тут все молодые

  – Это плохо, – Панцирь хорошо знал, на что способны группы малолеток, лишённые присмотра взрослых, да ещё в условиях полной анархии. Во время Катастрофы они сбивались в стаи и творили такое, от чего у бывалых солдат, прошедших несколько войн, волосы на головах шевелились. А если ещё и секта, уверовавшая в нового бога, то и вовсе туши свет. – А много их?

  – Не могу сказать, десятка три точно есть, может, и больше, но нам не видно, они с базы выходят изредка, группами по шесть-семь человек, в рейды ходят, далеко, но когда возвращаются и что с собой несут, не выяснили. Всё бы ничего, да они всё ближе к нам подходят, случись чего, крепость мы отстоим, да только и выйти никуда не сможем. Только ждать, пока люди из Башни до них дотянутся.

  – Я посмотрю, – всё так же задумчиво сказал Панцирь. – Ничего делать не стану, просто посмотрю.

  – Посмотри, если жизнь не дорога, – обречённо сказал староста. – Ну, а теперь отдыхай. Комнату тебе выделим, баня тоже будет, накормим, девку на ночь дадим.

  – Не надо, – удивлённо сказал он.

  – Чего не надо? – староста удивился. – Ещё как надо, мы, сказать по правде, их всем даём. Их у нас четверо, за все годы пятеро детей родились, и, представь себе, почти все нормальные. Ни у кого такого нет. Зараза больше по мужикам ударила, вот потому и приходится кровь свежую со стороны брать. А ты мужчина ещё не старый, крепкий, мутаций нет. Должно получиться, поэтому не стесняйся, оно не ради похоти, а для пользы общества. Дрянное дело, конечно, людей, как скот, на племя разводим, да выхода нет, приходится, а то вымрем все к чертям.

  Панцирь приподнял левую руку и расстегнул пуговицу на рукаве камуфляжной куртки. Медленно засучил рукав, демонстрируя хитиновые пластины, покрывающие предплечье.

  – Потому и Панцирь? – с пониманием спросил Борис Иванович. – Но это не беда, до тебя тоже один был, так у него прям клыки волчьи и зрачки вертикальные, а женщина от него понесла, и ребёнок вовсе без мутаций вышел. Так что не переживай. Ступай сейчас в баню, а после ужинать и спать, время уже позднее.

  Баня располагалась в подвале одного из домов, где настелили деревянный пол и установили большую печь с каменкой. Сама печь была наспех сварена из толстых стальных листов, котёл с горячей водой был встроен внутрь, а большие камни окружали трубу, выходившую через окно наружу. К моменту, когда он вошёл внутрь, там было уже жарко натоплено. Сбросив ботинки и камуфляж, он буквально через силу отодрал от тела полуистлевшее нижнее бельё. Давно не мылся, запах прямо с ног валит. От щедрот старосты ему выделили кусок древнего хозяйственного мыла, хватит и на себя, и на одежду.

  Взяв с небольшой полки на стене ковш с длинной деревянной ручкой, он начал черпать из котла кипяток и наливать в большой оцинкованный таз, потом туда же добавил холодной, что стояла у стены в двухсотлитровой бочке. Неплохо. Вылив на себя пару ковшей, он взял с той же полки мочалку и начал её старательно намыливать.

  В этот момент дверь бани отворилась, тихо скрипнув петлями. В неё вошла девушка лет двадцати с небольшим, худая, с большими серыми глазами и густыми русыми волосами, собранными на затылке в толстый хвост, в руках она держала стопку чистого белья и большое цветное полотенце. Ни тени смущения при виде голого мужика девушка не испытывала. Привыкла.

  – Здравствуйте, – тихо сказала она, глядя на него преданным взглядом. – Меня Полина зовут. Я вам помочь пришла.

  – Саша. Да я вроде справляюсь, – растерянно ответил Панцирь, женщины у него не было уже больше года, а потому он просто уже забыл, как ему следует на такую ситуацию реагировать. Правда, организм его ничего не забыл и сразу начал подсказывать, что не ускользнуло от внимания Полины.

  – Вот видите, со мной у вас лучше получится, – широко улыбнувшись, она положила все вещи на лавку, а сама подошла поближе. На ней была надета зимняя куртка длиной до колен, а теперь она её скинула и осталась в одной длинной застиранной футболке неопределённого цвета. – Давайте мочалку.

  Отдав ей мочалку, он покорно сел на лавку. Женские руки начали старательно тереть его от загривка вниз. Тело было настолько грязным, что мыло отказывалось пениться, пришлось несколько раз ополоснуть его, чтобы кожа стала чистой, распаренной и даже слегка исцарапанной. Мытьё головы заняло немного времени, перед выходом, месяц назад, он побрился наголо, за это время волосы не успели отрасти и торчали ёжиком, зато борода отросла уже на пару сантиметров. Потом она снова начала его мылить, уже стоя, тут уже сдерживаться не было сил, обхватив девушку своими руками робота, он повалил её на пол и подмял под себя. Она пыталась сказать что-то на тему постели, которая уже ждёт, но он закрыл ей рот поцелуем.

  Через пару минут (длительное воздержание не способствует продолжительности) Панцирь слез с растерянной девушки.

  – Извини, – сказал он, сидя на полу.

  – Да ничего, – ответила она, одёргивая футболку, под которой ничего не было. – Мне даже понравилось. Вас бы побрить ещё.

  – Было бы чем, – он развёл руками.

  – У нас есть, – она посмотрела в сторону двери, – сейчас принесу.

  Выскользнув в дверь, она вернулась через минуту, держа в руках странного вида бритву, явно кустарного производства.

  – Садитесь, – с улыбкой сказала она, помахивая бритвой. – Я умею, сейчас будете, как молодой.

  Намылив ему бороду всё тем же куском хозяйственного мыла, она осторожно провела лезвием по щеке. Бритва имела вид небольшой расчёски, держать её было не очень удобно, но при этом отличная заточка позволяла брить щетину любой длины. Ощущение острого лезвия у себя на горле приятными назвать было сложно, но оно того стоило. Через пять минут на лавке сидел свежий и помолодевший Саша Державин.

  – Если нужно, могу и голову побрить, – сказала она, вытирая лезвие тряпочкой.

  – Не нужно, – он провёл рукой по волосам. – Так сойдёт. Пойдём уже, что ты там про постель сказала?

  – И постель, и ужин, всё уже готово, – на этаж только подняться.

  – Веди, – покорно сказал он, натягивая на себя исподнее.

  Глава третья

  Отбор исправных патронов занял у него едва ли не полдня. Понятно, что визуально не определить, какой патрон сработает, а какой даст осечку, тут лотерея. Зато можно избавиться от тех, что имеют пятна ржавчины, царапины, вмятины, болтающуюся пулю. В итоге, после долгой работы, перед ним на небольшом журнальном столике стояли сто пятьдесят относительно исправных автоматных патронов. Ещё раз пробежав глазами, он утёр пот со лба и начал быстро набивать магазины. Хотелось спать, ночь выдалась бурной, Полина, хоть и по принуждению «общества», но постельные развлечения любила, да и у него после долгого воздержания запасы энергии были немалые. Вот только злоупотреблять гостеприимством этих людей он больше не хотел. Нужно идти вперёд. Там его цель. Даже Цель.

  Вот только прежде, чем он доберётся к этой цели, следовало взглянуть на лагерь неизвестных сектантов. Кто они такие? Какой идеологии придерживаются? Ничего хорошего он не ждал, само собой, мародёры, насильники и (вполне возможно) каннибалы. И староста зря обольщается тем, что их пока не трогают. Тронут. Ещё как тронут. Община не так велика, люди часто выходят, вечно сидеть в крепости никак не получится. Через некоторое время люди перестанут возвращаться из рейдов, потом придут парламентёры, предложат чем-нибудь поделиться (например, женщинами), а потом и для штурма время подойдёт. Оружие у них теперь есть, да и с боеприпасами проблем быть не должно.

  Если сейчас им по двадцать, то Катастрофу они застали первоклассниками. Кто-то их воспитывал, уголовники, спятившие вояки, или просто старшие пацаны. Воспитателей теперь нет, можно предположить, что они же их и убили, и остались эти дети одни. Большие и жестокие дети, не знающие другой жизни и умеющие только мучить и убивать. Вряд ли у них хорошая подготовка, но её недостаток они компенсируют смелостью, которую проще назвать отмороженностью. Наверняка в их среде есть культ героической смерти, а павшие в бою совершенно точно должны попасть в какой-нибудь рай.

  Если там, в Башне, сейчас появилась настоящая власть, нужно будет первым делом зачищать подобные образования. И не брать в плен, не перевоспитывать, а просто истреблять. В своём путешествии по стране, он насмотрелся вдоволь на то, что способны делать люди. Есть бандиты, которые регулярно грабят соседей или собирают с них дань, есть те, кто живёт исключительно своим трудом, применяя оружие только для самозащиты, но и они, при необходимости не побрезгуют отжать добро у соседа, если оно очень плохо лежит. Святых вообще сейчас нет, их ещё в самом начале перебили. Но есть и те, кто даже на этом фоне выделяется, те, кто, однажды хлебнув человеческой крови, уже не может остановиться, кто живёт с одной единственной целью – уничтожать живое, те, кто объявил войну всему человечеству и не успокоится, пока последние из выживших не лягут в землю.

  А сейчас нужно разведать, прийти, посмотреть и уйти. Больше он ничего не планирует. Это будет просто. Чтобы перебить отморозков не хватит и десяти таких панцирей, на этот счёт он не обольщался. Подготовка у него неплохая, да и просто многолетний опыт жизни в постоянной войне дорогого стоит, но здесь он будет бессилен.

  Закинув на плечи изрядно потяжелевший мешок, он присоединил магазин к автомату и направился к выходу. К воротам провожали его двое, те, с кем он успел недолго пообщаться. Староста поселения Борис Иванович и Полина.

  – Вы к нам ещё зайдёте? – спросила девушка, которая ради проводов даже немного накрасилась.

  – Обязательно зайду, – Панцирь улыбнулся.

  – Не о том думаешь, – проворчал в её сторону староста. – А зайти не забудь, скажи им там, что мы готовы под них пойти, с удовольствием. Нам анархия эта уже давно поперёк горла. Если нужно, мы и переселимся поближе. Понадобится, так мы и работать, и воевать сможем, пусть только задачу поставят.

  – Я пока сам не знаю, насколько там всё серьёзно, – пожал плечами Панцирь. – И тоже надеюсь.

  – Иди с богом, – выдохнул староста, – а отморозков этих всё же стороной обойди. Ну их к дьяволу, потом разберёмся.

  Панцирь ничего не ответил, только поправил на спине мешок, неглубоко поклонился людям и направился к выходу. Снова послышался противный скрип ручной лебёдки, автобус отъехал в сторону, открывая ему выход в мир.

  Снова дорога, если можно так назвать мрачное весеннее месиво. Впереди стоял редкий лес, когда-то тут были дома, дороги, фонари и заборы. А теперь природа постепенно отвоёвывала своё обратно. Между тонкими стволами берёз тут и там проглядывали остатки асфальта, куски бетона или кирпичная кладка. Пройдёт ещё десять, двадцать, тридцать лет, и от всего этого останутся только воспоминания. И хорошо, если ещё живы будут люди, способные эти воспоминания хранить.

  Дорога его шла на северо-запад, где среди руин некогда огромного мегаполиса, бывшего недавно столицей крупнейшей страны, стояла одинокая башня, из которой (ему хотелось в это верить) пробивались ростки будущего государственного устройства.

  Перед выходом староста подробно рассказал ему путь, военная база, бывшая когда-то оплотом анклава бывших вояк, находилась в полусотне километров, когда-то там имелось небольшое поселение, но люди были полностью уничтожены инфекцией, а дома растащены на дрова или же просто снесены, чтобы не мешать обороне объекта. Туда он сейчас и направлялся.

  Поначалу редкий лес препятствий не создавал, тем более, что через него были натоптаны довольно широкие тропы. Дальше началась сильно пересечённая местность, опытный глаз сразу определил, что когда-то здесь прошлась частым гребнем артиллерия. Оборонялись от озверевшей толпы людей или накрывали скопление тварей. Сказать, откуда били, было невозможно, но результат был очевиден: обломки костей до сих пор кое-где торчали из земли, кому-то очень сильно не поздоровилось.

  Добраться до цели за день по такой поверхности было невозможно, поэтому к вечеру, по его собственным прикидкам, преодолев две трети расстояния, он разместился на ночлег в небольшой будке у въезда в дачный посёлок. Сам посёлок частично сгорел, а частично был растащен местными жителями на дрова и стройматериалы. А вот крошечная жестяная будка, бывшая когда-то обиталищем местного сторожа, ни у кого интереса не вызвала, а потому, как и прежде, стояла у дороги, охраняя насквозь проржавевший шлагбаум.

  Само собой, огня он не разводил. Неплохо было бы порадовать себя горячей пищей и сладким чаем, да только он давно уже привык жертвовать комфортом в пользу безопасности. Подкрепившись отварной картошкой, что прихватил из селения, он прилёг на узкие полусгнившие нары и попытался заснуть.

  Несмотря на прошлую бессонную ночь, заснуть сразу не получалось. Чуткое ухо постоянно ловило некие звуки в ночи. Некоторые, вроде стрекотания птиц, вопросов не вызывали, другие были сложнее. Где-то вдалеке треснула ветка, чуть позже кто-то завыл. Волк? Вряд ли. Волки, как и большинство представителей традиционной фауны этой местности, не выдержали конкуренции с новыми хищниками, более умными, сильными и живучими. Человек своим разумом дал эволюции хорошего пинка, отчего та покатилась со страшной скоростью и благополучно упала под откос.

  Современные твари, к великой радости оставшихся людей, немного измельчали. Те, что представляли собой первое поколение, то есть, бывших людей, были просто совершенны, если только можно было так назвать столь уродливые создания. Тот монстр, что встретился ему в особняке, был, скорее, исключением. Его развитие не остановилось, но приняло однобокую направленность. Сила, масса, скорость и острые зубы в мощной пасти. С другими было иначе. Сошедшие с ума гены модифицировали организм почти бесконечно, иногда забираясь в тупик. Кто-то обрастал хитиновым экзоскелетом, становясь похожим на насекомое. Другие отращивали большие уши и развивали эхолокацию, третьи вовсе сливались вместе по несколько особей и образовывали мегаорганизм с несколькими головами и пастями. Были такие, что плевались кислотой, а другие пили кровь хоботками, словно комары. Только у обычного комара такой хоботок не выстреливал на три метра в доли секунды и не впивался точно в артерию. Панцирь видел и такое создание, что лишилось конечностей, приобретая взамен необыкновенную гибкость и становясь подобием змеи. Порой создавалось впечатление, что демиург на небе сошёл с ума и давит на клавиатуре разные кнопки, совершенно не интересуясь результатом.

  Нескоро ещё Земля очистится, нескоро человек сможет снова ходить по ней, не оглядываясь и ничего не боясь. Но надежда была. Мир ещё не до конца погиб, ещё есть многие механизмы, есть специалисты, что смогут запустить турбины электростанций, оживить нефтяные скважины и снова завести уже лет десять как молчавшие двигатели машин. Увы, человечество разобщено и частично сошло с ума, нет никакой организации, способной собрать его воедино, теперь основной целью стало просто выжить, неважно, какой ценой, пусть даже сожрав (иногда в прямом смысле) невезучего соседа. Деградация человечества была страшнее самой катастрофы, она пришла сразу за ней, но кое-кто справедливо замечал, что началась она раньше. Люди заранее приучили себя к эгоизму, привыкли волками смотреть друг на друга. А стоило цепям государственной машины рухнуть, как началось взаимное истребление, когда отдельные люди давали фору тварям в деле уничтожения себе подобных.

  С этими невесёлыми мыслями Панцирь заснул, а открыл глаза уже утром, когда в маленькое оконце, затянутое рваной полиэтиленовой плёнкой, стал пробиваться слабый свет весеннего солнца.

  Но разбудило его не это. Даже во сне он продолжал слушать звуковой эфир, а теперь в нём ясно были слышны нотки, которые могли принадлежать только людям. Кто-то тяжело бежал, от ударов ног в тяжёлой обуви едва заметно тряслась земля. Бежал этот кто-то не прямо к нему, а мимо, в ту сторону, откуда пришёл сам Панцирь. И ещё, следом с небольшим отрывом бежали другие, двое или трое, но, в отличие от первого, они бежали легко и неслышно, типичной поступью хищника. Загонная охота. Вот только тут не животный мир, тут всё ещё живут люди. Теперь люди охотились на людей. Так быть не должно.

  Бросив бушлат и мешок, Панцирь вскинул автомат и осторожно, стараясь распластаться по земле, покинул своё хлипкое убежище. Быстро сориентировался в направлении звука. Вон там, в лесочке. В отличие от предыдущего, этот лес существовал и до Катастрофы, деревья здесь были гораздо толще и массивней, а подлесок наоборот хлипким. Спрятаться здесь было сложно. Спасало то, что окружающий пейзаж состоял сплошь из грязно-серых тонов, точь-в-точь как его одежда.

  Попытавшись слиться с кривым толстым древесным стволом, он занял наблюдательную позицию. Скоро показался один из бегущих, дорога его как раз огибала территорию бывших дач по широкой дуге. Это был некто, одетый в толстую шубу из меха неизвестного зверя. Бежал он довольно медленно, сказывалось тяжёлое одеяние, да и физподготовка была далека от идеальной. Именно он производил громкий топот тяжёлыми кирзовыми сапогами.

  Но этот человек мало интересовал Александра. Это жертва. Куда интереснее были охотники, что приближались с той же стороны, было их больше трёх, бежали они не скопом, а рассыпавшись цепью, при этом поочерёдно делали рывок вперёд, чтобы вынудить жертву повернуть в нужном направлении.

  Что было целью такой охоты, осталось неясным, вряд ли простое убийство, преследователям ничего не стоило догнать жертву и убить. Но дожидаться развязки он не стал. Как только его взору предстали фигуры в зимних маскхалатах (которые на фоне грязи служили противоположной цели), он быстро навёл автомат и приготовился стрелять. У этих тоже было оружие, автоматы, но висели они за спиной, явно никто не собирался стрелять вдогонку. Ну и ладно. Им же хуже.

  Палец привычно вдавил спуск, три короткие очереди всколыхнули воздух, и три белых фигуры беспомощно распластались на грязном подтаявшем снегу. Ни один патрон не подвёл. Преследуемый обернулся на секунду, среагировав на выстрелы, а увидев, что погоня погибла, просто упал. Силы давно были на исходе, адреналин не мог гнать бесконечно, а теперь оставалось только потерять сознание.

  Немного подождав, Панцирь встал и направился к телам убитых. В том, что они убиты, он не сомневался, попадания были явственно видны, а на маскхалатах уже расплылись пятна крови. Про себя он ещё раз поблагодарил старосту за патроны. Ни одной осечки.

  Но, как оказалось, и сам он не мог видеть и предусмотреть всё. Потом произошли сразу несколько событий. За спиной раздался щелчок затвора, тело его сработало быстрее мысли, ноги спружинили, и Панцирь отлетел в сторону. А следом на него прыгнул с ножом, сокращая дистанцию и не позволяя выстрелить, четвёртый участник погони. Прыгнул удачно. Автомат оказался бесполезен, пришлось выпустить его, чтобы не быть зарезанным.

  Молодой парень, лет ему было не двадцать, а всего шестнадцать или того меньше, с перекошенным от ярости лицом, расписанным татуировкой в виде скандинавских рун, быстро орудовал ножом. Техники ему недоставало, зато он компенсировал её напором и злобой. Длинный нож с острым, как бритва, лезвием несколько раз резанул по предплечьям, рукава бушлата и куртки превратились в мелко нарезанную лапшу, вот только рукам его ничто не грозило. Подарок проклятой инфекции, хитиновые пластины, что покрывали его руки от локтя до запястья, выдерживали даже попадание пистолетной пули.

  После очередной неудачной атаки, Панцирю удалось перехватить запястье врага и крутануть его так, что нож вылетел на землю, а после этого и сам враг оказался сбит с ног и придавлен коленом стокилограммового мужчины. Сам он оказался очень лёгким, килограмм пятьдесят, не больше, явно плохо питался. Но даже так он продолжал хрипеть и извиваться, пытаясь вырваться из захвата. Конец его мучениям положил удар кулака в подбородок. Глаза его закрылись, а помутившийся разум погрузился в омут беспамятства.

  Оглядевшись, Панцирь увидел, что именно его спасло. Парень стоял буквально в двух шагах и целился в спину из автомата. А вот патроны его подвели. Не став дёргать затвор, он просто полез врукопашную. Зря.

  Всё сложилось как нельзя лучше. Он спас неизвестного беглеца, а вдобавок взял языка, которого, правда, ещё предстоит разговорить. Тщательно связав пленника припасённой верёвкой, он потащил его за собой волоком, приближаясь к упавшему беглецу.

  – Не надо, – раздался хриплый голос. – Пожалуйста, не надо.

  Больше пленник, а точнее, пленница, не смогла сказать ничего. Поскольку просто стала терять сознание. Так нельзя. Прикинув, куда им проще бежать, Панцирь поднял женщину на ноги и осмотрел. Ей было около сорока лет, худая, с измождённым лицом, покрытым синяками и ссадинами и почти седыми волосами. Шуба, в которую она пыталась кутаться, зияла большими прорехами, через которые можно было разглядеть, что кроме этого на ней больше нет никакой одежды. Только шуба и сапоги. Откуда можно сбежать в таком виде?

  Но выяснять было некогда, Панцирь протянул ей руку и сказал избитую фразу из древнего боевика:

  – Пойдём со мной, если хочешь жить.

  Возражать она не стала, а Панцирь, пользуясь случаем, нагрузил на неё часть припасов, а сам взвалил на плечо пленника, который так и не пришёл в сознание. Следовало взять автоматы и боеприпасы убитых, но фиаско пленника убедило его в плохом качестве того и другого. Кстати, автоматы выглядели ужасно, покрытые грязью и ржавчиной, словно их никогда не чистили. Впрочем, возможно, так оно и было.

  Идти прежним курсом теперь было неразумно, наоборот, требовалось поскорее убраться из ареала обитания этих парней, затихариться в тайном месте и допросить пленника, с последующим его убийством. Погони следовало опасаться, но вряд ли среди них есть достаточно хорошие следопыты, сегодня похолодало, земля, бывшая ещё вчера жидкой грязью, схватилась твёрдой коркой, на которой не оставалось следов. Кроме того, он регулярно менял направление, чтобы следы вели то в одну, то в другую сторону.

  Хватило их километров на десять, после этого выдохся даже на редкость выносливый Панцирь, а спасённая им пленница уже едва переставляла ноги. Решив, что достаточно оторвались от возможной погони (ну, или хоть выиграли немного времени), он свалил пленника на землю, а сам сел рядом на толстый ствол поваленного дерева и предложил сесть своей спутнице.

  – Кто ты? – спросила она, с трудом восстанавливая дыхание.

  – Панцирь, – коротко ответил он. – Зови меня так. Но это неважно. Важно другое. Кто ты? И кто они?

  Он легонько пнул носком ботинка лежавшего на земле парня.

  – Твари они, – с ненавистью сказала она, плюнув на него. Точнее, она попыталась плюнуть, но с пересохшим ртом сделать это было затруднительно. – Скоты, убийцы, мучители. Малолетки дебильные.

  – А теперь, пожалуйста, то же самое подробно, – попросил он. – Кто, откуда и как?

  – Я жила на военной базе, – проговорила она, с трудом выталкивая из себя каждое слово. Панцирь отстегнул от пояса флягу и протянул ей. Открутив крышку, она припала к горлышку и сделала несколько шумных глотков. – Зовут меня Надя, Надежда. Нас там четверо было женщин. Мы жили... с мужчинами жили, чего там. Их много, нас мало. Вот и были общими. Но жаловаться грех, никто нас не обижал. И жить было можно. А потом эта эпидемия, как будто всех остальных напастей не хватало.

  Она всхлипнула и ещё раз отпила из фляги.

  – Мужиков осталось всего ничего. А потом из рейда привели одного такого, разрисованного. Допросили, он начал ахинею нести, про страшный суд, про очищение, ещё что-то. Его даже убивать не стали. Просто посадили под замок. Потом другие пришли. Человек пять, молодые, а наглые. Тоже про веру свою втирали, потом предложили уйти с базы. Их пугнули очередями, они и убежали.

  – А потом? – спросил Панцирь, поскольку женщина замолчала.

  – А потом... – она вздохнула. – Периметр большой, людей не хватало. А колючка – это от тварей защита, не от людей. Пробрались они внутрь, застали спящими и начали резать. Самых сильных сразу убили, а остальных мучили. Кишки на палку наматывали, глаза выкалывали, кому-то гвоздь в голову вбили. И женщин тоже... Они совсем больные. Им даже секс не особо нужен был, только издевательства. Я последняя осталась, им поохотиться захотелось. За живой добычей. Меня последние дни не били почти, а потом дали эту шубу и сапоги и велели бежать. А молодых по следу пустили, им нужно было найти и догнать. Потом бы убили ножом, а тот, кто первый догонит, должен был сердце у меня вырезать и съесть. У них там иерархия сложная, каждая ступень предполагает новый обряд. Сожрав человеческое сердце, он стал бы на ступеньку выше.

  – Сколько их там? – Панцирь перешёл к делу.

  – Я одновременно всех не видела. Человек семьдесят, может, больше.

  – Ясно, – в одиночку он точно не справится.

  Тут пленник начал приходить в себя. Удар был сильным, он до сих пор туго соображал. Но Панцирь ждать не хотел. Взяв руками его голову, он слегка надавил большими пальцами чувствительные точки за ушами. Глаза пленника распахнулись от боли, он издал тонкий визг.

  – Рассказывай, – приказал Панцирь, видя, что пациент готов к использованию.

  – Ничего не скажу, – парень оскалился, показывая острые зубы. – Можешь пытать.

  – Обязательно, – он достал нож. – Скажи мне, а ваша армия она только из мужчин состоит?

  – Не только, – ответила за него Надежда, в голосе послышалось презрение. – Там у них гомосеки есть, точно. Я видела, как они друг с другом развлекаются. Старшие младших пользуют.

  – Эвона как, – Панцирь нехорошо улыбнулся. – Непорядок. Неправильно вы себе боевое братство представляете. Придётся тебя за такое непотребство наказать. Я, пожалуй, тебя отпущу, пойдёшь к своим, да только кое-что твоё я себе на память оставлю. Кое-какой орган. Девушка его засушит и амулет сделает.

  Панцирь начал проворно расстёгивать штаны пленника. Того, наконец, проняло.

  – Не надо, – тихо попросил он.

  – Что не надо? – наигранно удивился Панцирь. – Очень даже надо. Будешь девочкой. Боевой подругой. Писать сидя научишься, а бывшие товарищи станут твоими мужьями. Прелесть какая, правда?