Текст книги "Проводник в будущее (СИ)"

Автор книги: Иван Булавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

  – Связь у нас не наладили, пытались передатчик запустить, да он коротит постоянно, а телефонную линию пока не проложили, да и не поедут они за одним человеком, даже если сообщить.

  Я подумал, что за мной-то как раз отправили бы колонну, да только если связи нет, то и пытаться не стоит.

  – Но это не беда, – продолжал он, – патруль из Башни наведывается раз в месяц, привозит кое-чего, специалистов оставляет, ну и вообще, инспектирует, чтобы мы жили правильно. Крайний раз были неделю назад, ждать недолго. Мы тут тебя всем обеспечим, будешь у нас жить, работа тебе найдётся по силам. А как приедут, так с ними и убудешь. Если захочешь, конечно.

  Я на короткое время задумался, предложение осесть на время здесь было заманчивым. Вот только я ведь не просто путешественник, ищущий цивилизацию. У меня задача несколько другая. А потому время важно. Чем раньше начнут со мной биологи работать, тем раньше этот мир начнёт просыпаться и оживать. Прикинув, что места здесь спокойные, я набрал воздуха в грудь и решительно заявил:

  – Спасибо тебе на добром слове. Но я решение принял. Да и ждать не хочу, и так два месяца с лишним на дорогу ушло. Здесь ведь места безопасные?

  – Абсолютно, бандитов и тварей повывели.

  – Вот и пойду, доберусь как-нибудь за три дня, а там, если будет возможность, к вам попрошусь. Только из меня специалист неважный, но работать смогу.

  Ну, выбор твой, я его уважаю, – Сергей хлопнул ладонью по бедру, встал со стула и направился к выходу. – Если на ночь у нас останешься, проходи в трёхэтажку, что напротив, там тебе место дадут, скажи, что я приказал.

  Но я на ночь оставаться не захотел. Быстро сдал посуду, подхватил нехитрые пожитки и направился к выходу. На воротах выпустили неохотно, видимо, в самом деле думали, что здесь останусь. Стало быть, большой дефицит людей. Ну, подождите немного, будут вам люди. И вам, и всем остальным. Только бы дойти поскорее.

  Вот только дорога оказалась не такой лёгкой. Теперь, когда до цели осталось немного, направление имело значение. Я пытался идти по указанной дороге. Говорили, что Башня старательно чинит все имеющиеся пути сообщения, даже железную дорогу запустили, хоть и на небольшом расстоянии. Увы, сюда они пока не дотянулись. Не знаю, каким путём прибывают их патрули, но трасса была в ужасном состоянии. Десять метров асфальта, потом трещина в метр глубиной, потом снова асфальт, потом промоина, которую приходится перепрыгивать с разбега. Скорость моя упала до черепашьей.

  Когда меня застала ночь. Я ещё какое-то время продолжал идти, пока, наконец, не вышел на руины очередного посёлка, он располагался на возвышенности, поэтому я смогу осмотреть окрестности и, может быть, увижу тот самый поворот. Но это завтра, а сейчас спать. Я даже костёр не стал разводить, бояться тут нечего, просто лень. Перекусил наскоро сухомяткой, завалился на старом диване в квартире без одной стены и благополучно заснул.

  Разбудил меня шум работающих двигателей. Я как раз досматривал сон, пробуждение затянулось, а когда открыл глаза, звук уже начал удаляться. Резким движение я подскочил и стал осматриваться. Было семь часов утра, небо хмурилось, но видимость была отличная. Неподалёку, по второстепенной грунтовой дороге двигались три грузовых Урала. Техника Башни, больше некому.

  Я попытался кричать, но понял, что не услышат. Расстояние метров двести с лишним, да рёв моторов. Тут меня осенило, ведь есть автомат. На выстрелы точно среагируют. Нагнувшись, я протянул руку к оружию

  Вот только справа высунулась чужая рука, ухватившая автомат за цевьё. А через мгновение в челюсть прилетел удар кулаком. Удар был не такой сильный, но я стоял в неудобной позе, а потому не удержался на ногах и упал. А следом мне прилетел второй удар, прикладом моего же автомата по переносице. В голове что-то хрустнуло, свет померк, и я провалился в омут беспамятства...

  Открыл глаза я с трудом. Они явно заплыли от удара. Хотя, судя по вкусу крови на губах, большой гематомы быть не должно. Окружающая действительность не порадовала. Её и видно было плохо, перед глазами всё плыло. Но даже то, что я смог разглядеть, было отвратительно.

  Во-первых, моё положение. Я был абсолютно голым, и при этом висел на каких-то перекладинах. Два мощных деревянных бруса, скреплённые в виде буквы Х. Руки и ноги прочно примотаны толстой проволокой. Явно не для хорошего дела меня распяли.

  Во-вторых, передо мной у небольшого костра сидели двое, чьи физиономии мне категорически не понравились. Это были молодые парни, наверное, и двадцати лет не исполнилось. Оба были полуголыми, так что я прекрасно мог видеть, что они истощены до крайности, натуральные узники концлагеря. Если бы я в самом начале не затупил, мог бы легко победить обоих в рукопашной. А кроме ужасной худобы, я смог разглядеть не менее ужасные шрамы на телах, судя по ровным и симметричным бороздам, наносились они намеренно. А кроме шрамов имелась обильная татуировка, с какими-то рунами, стилизованной свастикой и ещё чем-то непонятным. Даже их лица были покрыты шрамами и татуировкой. Психи? Сектанты?

  Мысли в голову приходили одна хуже другой. А они, сидя у костра, безостановочно бормотали, увидев, что я очнулся, стали говорить громче. Скоро я стал разбирать слова. Они молились, молились Одину, час от часу не легче. Сектанты. Теперь-то что? Вряд ли они меня связали, чтобы в свою веру обратить.

  До меня долетали слова:

  – Жертва... бог голоден и сердит... жертва... сердце воина... насытить бога, вернуть его милость... братство возродится, придут новые воины, мы обучим их и сделаемся, как первые...

  От бессилия хотелось проблеваться. Какого беса? Я ведь почти дошёл, а тут... места ведь безопасные. Принесут в жертву, два безумных сектанта, которые с головой не дружат. Убив меня, они убьют всю надежду человечества.

  Болтали они ещё долго. Иногда совещались друг с другом, иногда произносили странные фразы в воздух. Я узнал, что им следует пролить кровь во имя бога, насытить его и вкусить её самим. А потом вкусить свежей плоти воина, которая даст им силы, съесть его сердце, чтобы придать твёрдость духу. А потом они наберут новых детей, воспитают их братьями, научат воевать. Я пытался возражать, говорил, что никаких детей они сейчас днём с огнём не найдут, говорил, что мне нужно в башню, что за меня любой выкуп дадут. Говорил громко, они меня точно слышали, более того, постепенно у меня начиналась истерика, мне было страшно, по-настоящему страшно. У меня текли слёзы, я был готов на коленях вымаливать пощаду, да только сложно это сделать, когда ты привязан. Раньше я и подумать не мог, что окажусь таким слабаком, но теперь...

  Увы, с тем же успехом я мог обращаться к статуе непонятного мужика в пиджаке. Что стояла неподалёку и чудом уцелела среди всеобщего хаоса. Они продолжали впадать в религиозный экстаз, воздевая рука к небу и распевая нечленораздельные псалмы. Истерика моя скоро прошла. Чувство безысходности, как ни странно, принесло что-то, вроде успокоения.

  Наконец, оба встали и направились ко мне. В руках у них были ножи. Мои ножи, видимо, трофеи показались им особо качественными, а может, того требовал обряд. На пол поставили два огромных бокала из стекла. Под кровь.

  Я сжался в комок, насколько позволяли путы. Когда лезвия коснулись тела, зубы мои сжались, вместо крика я испускал только мычание. Впрочем, меня пока не убили. Оба несколько раз провели кончиками ножей по моим конечностям, погружая их примерно на миллиметр. Делали они это медленно, боль была адская, а по коже заструилась кровь из рассечённых вен. Я извивался всем телом, но ничто не помогало.

  На какое-то время они прекратили экзекуцию, взяли бокалы и стали собирать в них кровь. Большая её часть пролилась на землю, но даже так каждому досталось грамм по сто. Воздев бокалы к небу, они хором прокричали:

  – Один, надели нас силой, дай победу над врагами, жертва эта принадлежит тебе!

  С этими словами они выпили кровь. Я уже молился, чтобы поскорее потерять сознание, а очнуться уже на том свете. Верующим я никогда не был, более того, встреча с подобными сектантами любого отвернёт от религии, но теперь отчего-то хотелось, чтобы загробный мир существовал. Хоть какой, хоть ад.

  Напившись крови, они возбудились ещё сильнее, глаза горели, как лампочки. Бормотание стало всё более неразборчивым. Затем они уложили крест со мной на землю, и присели с двух сторон. Я понимал, что сейчас будет, но ничего не мог поделать, даже сознание не терялось, несмотря на огромную кровопотерю.

  – Один, эта жертва тебе! – завопил тот, что справа.

  – Вкуси его душу, насыщайся плотью! – прокричал тот, что слева.

  – Прими его трепещущее сердце! – крикнули уже оба, поднимая ножи.

  Я сделал единственное, что мог, – закрыл глаза. Из горла вырывалось нечленораздельное блеяние, внутри всё тряслось, а тело ждало смертоносной стали в грудь. Только бы быстрее...

  Раздался щелчок. На лицо мне плеснуло тёплым, потом щёлкнуло ещё и ещё. Кто-то или что-то упало рядом. Раздались шаги, топот ног в тяжёлых ботинках. Но я, как и прежде, лежал с закрытыми глазами и трясся. Кажется, что-то произошло, кажется, смерть откладывается, вот только мозг мой отказывался воспринимать эту мысль.

  – Успели, – раздался надо мной чей-то голос. – Развяжите его и перебинтуйте.

  Послышалось клацанье кусачек, перекусывающих проволоку. Кто-то приподнял меня и переложил на что-то мягкое, послышался звук льющейся жидкости, а потом знакомое шипение. Перекись. Жжение в ранах привело меня в чувство. Не то, чтобы совсем привело, но я смог открыть глаза. Вокруг суетились несколько человек в странном сером камуфляже. Военные, в идеальном новом снаряжении, с оружием, пистолеты с глушителем. Люди из Башни?

  – Меня... в Башню, – слова произносились с трудом, словно горло моё сжимала невидимая рука. – Денис... Холодов... Панцирь меня... В Башню надо...

  Больше я ничего не сказал, тело моё скрутила судорога, я измученное сознание наконец покинуло меня...

  Только через три дня я худо-бедно пришёл в норму. Был ещё слаб, но жизни моей ничто не угрожало. Я сидел на своей кровати в медицинском блоке в бинтах и разговаривал с человеком, что назвался подполковником Пименовым.

  – Так вы говорите, Панцирь погиб. Это точно?

  – Да, погиб, – рассеянно ответил я. – Он ранен был, от потери крови умер. Я предложил перевязать, но он сказал что-то про внутреннее кровотечение, сказал, что уже не поможет. Потом сказал, чтобы я забрал автомат и разгрузку и отправлялся к вам. Тело... тело пришлось бросить. Погоня была.

  – Можете примерно показать на карте, где это было?

  – Только очень примерно, я карту с местностью смог связать только в последние дни. Река там была и обрыв. А потом...

  – Что? – он с интересом поднял на меня глаза.

  – Странно, – я попытался сформулировать свою мысль. – Когда погоня прибыла, ну, на то место, где Панцирь остался, я ещё близко был. Слышал их разговоры.

  – И что вам показалось странным? – Пименов подозрительно на меня прищурился.

  – Они его искали, стояли в том месте и не могли найти. Он должен был быть у них под ногами, но они его почему-то не увидели.

  – А была возможность, что Державин не умер, а просто потерял сознание, а потом куда-то отполз?

  – Вряд ли, я не доктор, но мёртвого отличу, да и он в таком состоянии был, что отползти точно бы не смог.

  – Что же, – он вздохнул. – Запишем в герои новой страны. Будем вспоминать вечно.

  – Он ещё просил передать Наде, что любит её (Панцирь договорить не успел, но я сам домыслил).

  – Передадим, – он снова вздохнул. – Это его жена и мать будущего ребёнка. Она его ждала. Скоро вы увидитесь.

  Это то, чего мне сейчас больше всего не хватало, смотреть в глаза вдове и объяснять, почему её муж умер, а я жив.

  – Но потом, – добавил он. – Когда вас медики отпустят. И не только медики, скоро вас посетят нашу учёные. Кровь ещё осталась? Вот и хорошо, они её заберут.

  Учёные добрались до меня через два дня, когда уже были сняты бинты, а я мог свободно ходить (правда, пока только до туалета и обратно). Как и полагалось, взяли кровь (другой биоматериал пока не понадобился). Делалось это с большими церемониями, а людей в белых халатах набралось полтора десятка, если не больше.

  – Вы только представьте, какие перспективы ждут нас теперь, когда мы получили наконец ваш геном, – бубнил себе под нос высокий и тощий, как оглобля тип в белом халате, выцеживая из меня уже третий шприц. – Просто не могу передать свои эмоции.

  – Вакцину сделаете, – с понимание кивнул я, чувствуя, как голова снова начинает кружиться.

  – Вакцину и не только, – пробубнил над ухом другой, бывший в противоположность первому маленьким и толстым. – Мы вирус поставим себе на службу. Он ведь действовал во вред. Просто выносил большие участки генома и заменял их чем попало. А теперь он служит нашим целям, можно сказать, мы им управляем, теперь он выносит повреждённые участки и вставляет то, что нужно нам. Оставалось только дать ему образец. Этот образец.

  Он многозначительно постучал по двадцатикубовому шприцу с кровью.

  – Скоро, через пару недель, – продолжил третий, восточной внешности, – мы станем свидетелями грандиозного события – подъёма на поверхность зачатка нового человечества. Тысячи людей впервые вживую увидят небо и солнце. Вы тоже будете там присутствовать. Ведь случилось всё благодаря вам.

  Вообще-то я ничего не делал, тут Панцирю памятник ставить нужно, а не мне. Чёрта с два бы я добрался без него.

  Отпустили меня ещё через три дня, о ходе работы с моим геномом ничего не сообщали, но я предпочёл считать, что у них всё получилось. А на выходе из медицинского блока меня ждала она. Женщина, ещё нестарая, лет тридцати пяти, но уже с обильной проседью в волосах. Она была беременна, хотя живот был едва заметен.

  Я внутренне напрягся, ожидая обвинений в свой адрес. Но всё оказалось не так. Она вежливо поздоровалась, назвала себя, после чего попросила рассказать ей о наших приключениях. Я ничего не стал от неё скрывать и всё рассказал в подробностях. Она слушала внимательно и молчала, а в глазах стояли слёзы. В конце своего рассказа я добавил:

  – Я не могу вам вернуть Александра, но, если нужно какая-то помощь, то...

  – Помощь? – она встрепенулась. – Да, пожалуй, нужна. Только вот...

  – Говорите, – уверенно сказал я. Её было так жалко, что я и правда собирался выполнить любую просьбу.

  – Я беременна, – проговорила она задумчиво. – Более того, жду сына. А сыну нужен отец. Будьте его отцом. Не для того, чтобы обеспечивать, в современном мире такой вопрос не стоит. Нужен мужчина, который будет его воспитывать. И любить.

  Я от таких предложений слегка растерялся. Но потом решительно выдохнул и сказал:

  – Буду.

  – Пойдём домой, – она взяла меня за руку, и мы вместе медленно пошли по асфальтовой дорожке в сторону общежития.

  Эпилог

  Александр Державин, известный в определённых кругах, как Панцирь, открыл глаза. Увиденное его удивило, потом испугало, потом у него появилась робкая надежда. Впрочем, полной уверенности, что окружающая действительность не является плодом его больного воображения, у него не было. Его ранили, тяжело и, вроде бы, даже смертельно, а теперь умирающий мозг галлюцинирует, показывая ему картинки другой реальности. Реальность, правда, была привлекательной.

  Дотянувшись, он крепко ущипнул себя за руку, за то место, где не было хитиновых пластин. Помогло слабо. Картинка ночного города, что стояла перед глазами, никуда не исчезла. Современного города, в котором ярко светят уличные фонари, горит свет в окнах высотных домов, а на дороге, что проходила в двух шагах, то и дело проносятся автомобили.

  Сам он лежал на большой клумбе, где понемногу начинала пробиваться зелёная трава. Напрягая все силы, он встал и осмотрелся. Осмотр начал с себя. Тут же был весьма озадачен увиденным. Куртка была насквозь пропитана кровью, в ней сохранились дыры от пуль. А вот самих ранений не было, на коже остались странные следы, мало похожие на шрамы от пулевых ранений. При этом они даже не болели, только слабость сохранилась. Что за фигня тут творится?

  Он окинул взглядом окружающее пространство. Взгляд этот упёрся в стоявшие неподалёку машины. Их было три. Первая вопросов не вызывала, это было такси, обычная недорогая иномарка с нарисованными на борту шашечками. А рядом стоял белый микроавтобус скорой помощи, на крыше которого ещё мигали маячки, а чуть поодаль остановился и УАЗ-Патриот, уже в другой раскраске, но тоже вполне узнаваемый по надписи «Полиция» на борту.

  Около них стояли люди, медики в синей униформе откровенно скучали, им здесь было нечего делать, а потому они уже собирались уезжать. Зато двое мужчин в полицейской форме старательно допрашивали ещё двоих одетых в гражданскую одежду. Один был нерусским, явно выходец из Средней Азии, очевидно, он и был водителем такси. Второй производил впечатление офисного работника, высокий, худой и чуть сутулый, одет в хороший костюм, в котором ему было довольно холодно, отчего он поднял воротник.

  Преодолевая слабость, Панцирь попытался встать. Но на него и так уже обратили внимание. Один из полицейских, убрав в папку несколько исписанных листов бумаги, направился в его сторону.

  – Не подходите! – крикнул Панцирь, то есть, попытался крикнуть, а на деле вышел только громкий шёпот. – Не подходите близко, я могу быть заражён.

  – В чём дело, гражданин? – строго спросил полицейский с погонами старшего сержанта, и тут же, покосившись на его изорванную и окровавленную одежду, добавил. – Вы ранены?

  – Да, ранен, но это неважно, – он пытался сформулировать свою мысль, но выходило плохо, в голове всё ещё стоял туман, а мысли путались. – Не подходите близко, я могу бить заражён. Пусть медики в защитных костюмах возьмут меня и отвезут в карантин.

  – Что с ним? – спросил второй сотрудник, теперь уже капитан, подошедший сзади. Тут он разглядел кобуру на бедре у Панциря. – Оружие, бросьте оружие!

  Рука капитана, а за ним и сержанта потянулась к табельному пистолету.

  – Да, бросаю, смотрите, – Панцирь осторожно, двумя пальцами вынул Ярыгина из кобуры и бросил впереди себя. – Больше ничего нет, даже ножа, позовите медиков.

  – Кто вы такой? – настойчиво повторил капитан, теперь он не сводил взгляд с лежавшего на траве пистолета, но подходить пока не рисковал. Слова Панциря о заражении воспринял всерьёз.

  – Какой сейчас день и год? – вместо ответа спросил Панцирь.

  – Две тысячи двадцать первый, – спокойно ответил сержант. – Тридцатое апреля.

  В голове у Панциря сложились кусочки пазла, объяснить это он не мог, просто принял, как должное.

  – Только что пропал Денис Холодов, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он.

  – Допустим, – сказал капитан равнодушным тоном, но в глазах его мелькнул интерес.

  – Так вот, он переместился в будущее, а я отправился оттуда сюда. Можете вызывать психиатров, но сначала закройте меня в инфекционное отделение. В карантин, я могу быть носителем опасной инфекции. А потом позвоните в ФСБ.

  Полицейские переглянулись. Мысль у них была одна, вот только не каждый день им попадаются психи с пистолетами, которые к тому же по макушку залиты кровью, а кроме того у них ещё странное дело с исчезновением человека. А этот псих откуда-то знает о нём.

  В итоге ему поверили. То есть, конечно, не поверили, слишком уж невероятные вещи он говорил, но меры принимать пришлось. Полицейские, решив на всякий случай перестраховаться, позвали медиков, а те отнеслись к вопросу серьёзно. Через полчаса прибыла ещё одна машина, из которой вышли трое в жутковатого вида скафандрах, пригодных, самое малое, для работы в облаке нервно-паралитических газов. Панциря положили в просторный полиэтиленовый «гроб» с системой очистки воздуха, а потом отнесли в машину. Попутно они продезинфицировали место в радиусе десяти метров, обдав всё каким-то белым паром. Дезинфекции подверглись и люди, контактировавшие с ним, которых в итоге тоже забрали с собой. Даже пистолет с земли подобрали и, также облив дезраствором, положили в отдельный кулёк. Лёжа в машине, Панцирь наконец позволил себе расслабиться и сам не заметил, как заснул...

  – Вы понимаете, Александр Михайлович, что всё, сказанное вами, звучит, как лютый бред? – задумчиво спросил немолодой человек в гражданской одежде, в очередной раз бравший у него показания. Инфекция не подтвердилась, поэтому он был одет только в больничный халат и медицинскую маску.

  – Понимаю, – Панцирь кивнул. – Но также понимаю и то, что меня до сих пор не отвезли в дурдом, держат здесь и регулярно допрашивают, пытаясь установить новые факты. С психами так не поступают, а значит, есть в моих показаниях нечто такое, что вы не можете объяснить, так?

  Человек в маске кивнул.

  – Например, это, – Панцирь вынул руки из-под одеяла и показал предплечья. – Медики уже высказались? Я помню, как они попытались мне капельницу воткнуть. И то, что Холодов в самом деле бесследно исчез, а камера наблюдения это подтвердила. А ещё, надо полагать, наличие у меня молодого двойника. Кстати, как он там поживает?

  – Нормально поживает, мы о вас ему пока не говорили.

  – Привет передавайте, – Панцирь как-то неоднозначно хмыкнул. – А насчёт сказанного мной, вам решать. Понимаю, вам бы больше всего хотелось отправить меня в психбольницу и забыть, но приходится реагировать. Всё, что я рассказал, – истинная правда, всех подробностей я знать не могу, в науках не силён, но у вас теперь есть уникальный шанс всё переиграть, осталось только им воспользоваться.

  – Хорошо, – человек в маске закрыл ноутбук, в который забивал показания Панциря, одновременно записывая их на диктофон. Потом встал и направился к выходу. – Мы попробуем что-нибудь сделать.

  Панцирь откинулся на подушку.

  – Всего доброго, Александр Михайлович, – сказал человек в маске, не поворачивая головы, – мы сейчас ждём кое-каких результатов, после чего с вами обязательно свяжемся.

  Ушёл он, впрочем, недалеко. В соседнем кабинете, откуда было хорошо видно больничную койку за стеклом с односторонней прозрачностью его ждали двое. Один из них носил белый халат, но на медика походил мало, скорее, это был учёный. Вторым был грузный немолодой мужчина с абсолютно лысой головой, лицо его было нездорового красно-фиолетового цвета, опухшим и с мешками под глазами, казалось, инсульт уже на подходе. Протерев пот со лба белым платком, он повернулся к остальным и, видимо, на правах старшего, задал вопрос:

  – Что делать будем?

  – Если моё мнение интересно, – сказал «учёный», – то этот человек говорит правду. Не знаю, как такое возможно, но все факты указывают на это.

  – А точнее?

  – Пожалуйста, – откликнулся тот. – Начнём со странных наростов у него на руках. Это очевидные следы мутаций, я поначалу надеялся, что это какая-то хитрая фальсификация, но нет, кусочек, отпиленный от хитиновой пластины, тоже содержит ДНК и ДНК эта его, Александра Державина. Теперь о двойнике, том самом, что сейчас служит в армии по контракту. Мы провели анализ, так вот их геном почти совпадает. Так бывает у однояйцевых близнецов, но тут, как вы понимаете, случай не тот, разница в возрасте в пятнадцать лет, а если брать возраст биологический, то ещё больше. Наш объект жил отнюдь не в тепличных условиях.

  – Вы сказали «почти»? – уточнил человек, проводивший допрос, он уже избавился от халата и маски, а теперь сидел на жёстком стуле и пил из большой кружки давно остывший чай. – То есть, какое-то отличие у них всё же есть?

  – Отличие микроскопическое, мы сейчас работаем, но думаю ( и вряд ли ошибаюсь), что именно этот участок генома отвечает за хитиновые наросты на его руках.

  – Может, клон? – спросил старший, достав из кармана пузырёк. Повозившись с пробкой, он вынул маленькую белую таблетку и положил себе под язык. – Тогда ведь уже были нужные технологии.

  – Технологии были, – согласился консультант, – вот только клоном в этом случае будет младший двойник, а старший окажется прототипом, это больше похоже на правду.

  – Ну, и? – хором спросили оба.

  – Но тут есть другая проблема, опровергающая такую удобную для нас теорию клонирования. Его родители живы, а также имеется медицинская карта, что прослеживает здоровье Александра Державина от самого рождения и до наших дней, а взятый у них анализ говорит, что они действительно его родители, папа и мама, и никак иначе. Понимаете?

  Старший покачал головой.

  – Допустим, они сначала естественным способом родили его, – терпеливо объяснил учёный, тыкая пальцем в сторону окна. – Потом некие неизвестные нам люди в возрасте примерно пятнадцати лет взяли у него образец ДНК и сделали клона. Клона, кстати, должна была выносить та же мать, иначе это было бы заметно. Но этого не может быть, поскольку тут мы упираемся в возраст.

  – А что не так с возрастом? – спросил старший.

  – Тогда получается, что прототипа они родили в возрасте девяти и десяти лет соответственно. Такого не бывает. Это именно Державин, он именно прибыл из будущего, и нам попался дорогой подарок, которым следует воспользоваться.

  – Кстати, пробили его пистолет, – как бы сам себе сказал человек, проводивший допрос.

  – И что? – с интересом поднял голову старший.

  – Нашли, на складе в Московской области, понимаете, не такой же, а тот же самый, мы даже микроструктуру металла изучили, все трещины на месте, только его экземпляр старше.

  – Хорошо, – резко выдохнул старший, видимо, таблетка подействовала, и ему полегчало, он даже немного улыбнулся и расправил плечи. – Вы, Семён Семёнович, можете быть свободны. Пока. Когда нам снова понадобится помощь по вашей части, мы вас вызовем. А мы с Павлом Алексеевичем ещё потолкуем.

  Учёный встал и, откланявшись, покинул комнату. А Павел Алексеевич повернулся к своему коллеге и спросил:

  – Товарищ генерал, что делать будем?

  – Включи чайник, – ответил генерал глухим голосом.

  Когда электрический стеклянный чайник осветился изнутри синим светом, и вода в нём зашумела, они продолжили разговор.

  – Всегда хочется переложить ответственность на кого-то... – он неопределённо показал пальцем на потолок. – Пусть они решают, у них голова большая. А я – мелкая сошка, хоть и генерал. Вот только, если всё это правда, то меры принимать нам придётся. Я для своей страны такой судьбы не хочу. И для всего мира тоже.

  – А что мы можем? – почти равнодушно спросил Павел Алексеевич.

  – Много чего, – генерал откинулся на стуле. – Наверх, само собой, доложим, а заодно вывалим всю информацию, которая у нас есть по вирусным лабораториям «наших западных партнёров», поставим перед фактом, что оно вот так и никак иначе.

  – Примут меры? – с сомнением спросил Павел Алексеевич.

  – Не факт, совсем не факт, – генерал покачал головой. – Меры тут будут нужны самые радикальные, вроде бомбардировок лабораторий, авиацией, ракетами, ну, или, на худой конец, с помощью диверсантов. Сам понимаешь, чем такие меры чреваты во внешней политике. Очень может быть, что начальству не хватит яиц, а сиюминутные интересы окажутся важнее будущего спасения, и нам прикажут обо всём забыть.

  – И что тогда? – Павел Алексеевич взял в руку закипевший чайник и налил кипяток в две кружки.

  – Будем надеяться на лучшее, всё же лаборатории эти находятся в не самых важных странах, а потому их разрушение мир переживёт. Наверняка, существуют и окольные пути, вроде заблаговременного получения вакцины. А в самом плохом случае, когда они просто наплюют на будущее, будем действовать самостоятельно.

  – А что мы можем? – спросил Павел Алексеевич, макая два пакетика чая одновременно в две кружки.

  – Вот смотри. Дата начала нам известна, а потому вполне сможем заранее упрятать под землю пару тысяч человек, в те самые чистые зоны. Как я понимаю, сделать это нужно будет примерно за год до начал конца. Также изолируем в убежищах все толковых генетиков и микробиологов, попробуем выжать максимум из организма этого... Панциря. Врачи говорили, что некий вирус в нём присутствует, просто концентрация недостаточна для заражения... я на это надеюсь.

  – Разрешите идти? – вдруг спросил Павел Алексеевич, отставляя кружку.

  – Иди, полковник, иди, – сказал ему генерал. – Подготовь подробный доклад, изложи всё в красках, ты это умеешь. А я ещё посижу тут немного, подумаю.

  Павел Алексеевич ушёл, негромко хлопнув дверью кабинета, а генерал взял в руки кружку и, осторожно подув на горячий чай, погрузился в раздумья.