Текст книги "Ненависть"

Автор книги: Иван Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– В союзе с Сибирской Республикой? – предположил Руди.

– Ты слишком много знаешь для унтертана, – Кот искоса посмотрел на носилки. – А, понимаю, Борода занимался твоим просвещением. Травил байки про рай на востоке?

– Ничего подобного. Он единственный кто не пытался промыть мне мозги.

– Сибирская Республика – крысы, прячущиеся в болотах, – неожиданно зло огрызнулся Кот. – Американская подстилка, в лапах капиталистов и корпораций. Мы будем с ними сотрудничать, брать их деньги, и оружие, но пока нам будет выгодно.

– И какова цель? При условии, что она есть.

– Мы создадим на руинах новое государство, – возбужденно всплеснул руками Кот, – Прежде невиданное, где не будет эксплуатации и принуждения, где никто не укажет как тебе жить и чем заниматься. Свобода, равенство, братство. Уже сейчас мы сделали первый шаг, прекрасно обходясь без королей, фюреров, президентов и прочих сраных живоглотов.

– А как же Хозяин? – прищурился Руди.

– Не путай сладкое с мягким, – назидательно воздел палец Кот. – Хозяин выбран советом банд…, ну в смысле отрядов, у него нет привилегий, дворца с гаремом из девственниц, золотого унитаза и офшорных счетов. Он спит и ест рядом со своими людьми. Чувствуешь разницу? Можешь прийти и бухнуть шнапса с гауляйтером? Получишь по роже еще на входе, с лестницы спустят. Будешь сидеть, размазывать сопли и радоваться как легко отделался. А у нас запросто, нашлось бы вино, да хорошая беседа в придачу. Идеальное общество. В Мертвых землях даже двери не запирают.

– Все честные?

– Хуже, – расхохотался Кот. – У нас нечего брать, нет всякого бесполезного хлама, нет телевизора, двух телевизоров, третьего телевизора на кухне, у большинства и кухни-то нет. Нет поводов для зависти. А еще нет судов и тюрем, поэтому если кто и ворует, то один раз, и до ближайшей березы. Люди бегут к нам в поисках свободы и получают ее столько, сколько хотят. Правило только одно – не мешать жить другим.

– Это утопия.

– Возможно, но для меня – это идея, способная повести людей за собой. У тебя есть идея?

– Наверное нет, – подумав, признался Рудольф. О жажде немецкого гражданства и домике с полисадничком, теперь было стыдно признаться. – Уже нет.

– А должна быть. Иначе нахрена тогда жить? И чем идея безумнее и несбыточнее тем веселее жить посреди этого унылого мира и смерть не кажется такой страшной. Каждый выбирает, медленно тлеть грязной тряпкой, или вспыхнуть коротким, но ярким огнем.

Кот замер, взобравшись на осколок замшелой скалы и сказал:

– Помаши ручкой, мы покидаем славный город Свердловск.

Рудольф оглянулся. Позади, насколько хватало глаз, раскинулись залитые солнцем руины города которого нет, наполненного тихой скорбью, призраками и пением птиц. Здесь Руди понял – Мертвые земли уже не отпустят его, навеки поселившись в самых укромных уголках разорванной на части души. Впереди дорога домой, вот только где теперь дом, и как теперь жить, оставив частичку себя, в пропахшем смертью лесу?

Глава 17

К полудню третьего дня, за кромкой леса, показались величественные башни и небоскребы Первоуральска, весело сверкая океаном стекла и переливами рекламных огней. Город греха, запретных удовольствий, ресторанов и казино, где усталого путника ждут мягкая постель, изысканная еда и прекрасные женщины…

 Ага, мечтай больше, – Руди слабенько улыбнулся. Первоуральск выплыл из солнечной дымки все тем же куском засохшего, расплывшегося, засиженного мухами дерьма.

Обратный путь обошелся без приключений. Неприметными звериными тропами, старыми лесными дорогами, глухими ущельями, маленький отряд вышел к исходной точке веселого путешествия. Спасибо Коту, без него остался бы гнить в развалинах Свердловска. Одному, с раненным на руках, верная смерть. А бросить Стрелка…, нет, точно не смог бы. Можно конечно, но дальше куда, тыкаться слепым котенком и пойти на корм Фоме и прочим придуркам? Незавидная перспектива.

Стрелок в сознание пришел всего пару раз. Нес бессвязный бред на своем языке, переходя на немецкий, требовал спасти книги. Руди не узнавал, порываясь встать и куда-то идти. Красавчик поил раненого травяным настоем, жутко вонючим и черным как кофе, от которого Стрелок впадал в тяжелое, горячечное беспамятство. Раны воспалились несмотря на частые перевязки, температура держалась стабильно высокая, лицо почернело и исхудало, губы запеклись коркой и белым налетом. Чудом дотащили живым.

До окраины осталось метров двести, Кот остановился на краю заросшего крапивой овражка и сообщил:

– На этом наши пути расходятся. Дуй в город, ищи повозку. Одна нога здесь другая там, мы неуютно чувствуем себя рядом с этим гадюшником. Прощаемся сейчас, увидим тебя с каретой, сразу же свалим.

– Мы еще встретимся? – затаил дыхание Руди. Так здорого, когда все решают и делают за тебя. А теперь все самому. Так закончилось детство. В двадцать-то лет.

– Надеюсь нет, – хмыкнул Кот. – От тебя один геморрой.

– Не очень-то и хотелось, – обиженно засопел Рудольф.

– Ты придешь ко мне еще до весны, – подмигнул Котяра. – Ставлю последние неношенные рейтузы.

– Уверен?

– Мертвые земли не отпускают заблудшие души. Скоро ты будешь дома, прежняя рутина войдет в колею. Круговорот серости и скуки, вгоняющий в гроб. Но однажды ты услышишь тихий голос в своей голове. Он велит тебе собираться в дорогу. Жизнь превратится в ад. Убогая квартирка станет душной и тесной. Приятели превратятся в кучку придурков, охочих до шлюх и вина. Прежние радости начнут вызывать тошноту. Ты начнешь подолгу стоять у окна и смотреть на восток, где хмурится и шумит притаившаяся тайга. Потеряешь сон и покой. Прослывешь психом, а однажды закинешь рюкзак на плечо, возьмешь винтовку и отправишься навстречу восходящему солнцу. Ты больше не вернешься, променяв сраное благополучие на искры ночного костра, небо над головой, свист пуль и открытые ветру дороги. Это Зов Мертвых земель, голос свободы и силы. Поэтому ты придешь. Рано или поздно. Я буду ждать.

По спине пробежала холодная дрожь.

– Как я найду тебя?

– В Первоуральске хватает наших глаз и ушей. Как появишься в городе, сделай что-то известное только мне и тебе, нужен знак. Подумай.

Руди прикинул варианты.

– Знаешь забегаловку «Медведь»?

– Слышал.

– У них на заднем дворе, в клетке, медведь.

– Изверги.

– Однажды он исчезнет. А если зверя не будет, то вспыхнет кабак, – это будет мой знак.

– Договорились, – Кот хитро прищурился. – Как зверюшка получит свободу или случится пожар в кабаке, на следующий день, на этом месте, появится проводник и ждать будет сутки, второго шанса не будет, – он достал из кармана кучу мятых купюр и сунул в Рудольфу. – Тут на первое время, для вас эти бумажки имеют значение.

– Откуда такая щедрость? Не ожидал, – Руди машинально сунул марки в карман.

– Щедрость первая из моих добродетелей, – похвастал Кот. – Деньги я у Бороды в рюкзаке отыскал, тебе подал на бедность, остальные оставлю в счет оплаты услуг. Я стою недешево.

– Думал вы деньги не признаете.

– Давай не умничай. Проваливай пока я не передумал. Целоваться не будем, слишком много свидетелей.

Руди попрощался с каждым за руку, получил от Кота снисходительный хлопок по плечу и двинулся в сторону ближайших домов. Отошел шагов на пятьдесят, повернулся и спросил:

– Чуть не забыл. А меня возьмут и примут, если я заявлюсь весь такой красивый и модный?

– Не переживай, щеночек! – на губах Кота заиграла подленькая улыбка. – За тебя сам Хозяин Мертвых земель замолвит словечко! Прощай.

На душе неожиданно стало весело и легко, рухнул непомерный груз страха и неуверенности. Да гори оно все огнем. Совсем неплохо, когда есть куда отступать. Ведь перспективы открываются мрачные: полиция, имперская служба безопасности, гестапо, каждая из этих милых организаций захочет себе кусочек несчастного унтертана для опытов. Но это будет потом… и совершенно неважно, сейчас нужно спасти Стрелка.

На окраине опомнился и убрал «Гевер» в чехол. Не стоило наживать лишних проблем с законом, их и так предостаточно. Появление в городе странного парня прошло незамеченным. Никто не обратил внимания на грязного, заросшего щетиной бродягу. Повозку нашел без труда, на первой же улочке встретив старика, сгружающего сено с телеги. Договорились быстро. Сбивчиво рассказал, что к чему, сунул пару купюр. Кот с компанией испарились. Даже следов не осталось. А был ли Кот, поход в Мертвые земли, смерть десятков людей?

Старик заохал, помогая грузить раненого в телегу.

– Где ж вас угораздило-то сынки?

– Белки в лесу напали, засада, – ушел от ответа Рудольф.

Дед понятливо покивал. Дескать да, знаем, белки твари опасные, чуть зазевался и уже в дупле на зиму сушишься, с гарниром из грибов, орехов и прочей вегетарианской херни.

– В больницу?

Руди на секунду задумался. Когда смотришь на местный госпиталь, глаза кровоточат, заведение в румынском стиле: стены дырявые, крыша из соломы, но музычка играет веселая. Нет, там Стрелка быстрее убьет медицина чем сепсис.

– Давай к центру трансплантологии.

– Понял, – старик заговорщицки подмигнул, и взялся за вожжи. – Неча добру пропадать, глядишь на хлеб с маслом и заработаешь.

Руди посмотрел ему в глаза. Оставшуюся дорогу дед предпочел помалкивать, изредка понукая неторопливо плетущуюся, тощую лошадь.

Рудольф думал, что распрощался с этим безликим городом навсегда. С развалюхами, лужами нечистот, и жителями с обреченными взглядами. Странно, больше это убожество не вызывало надменной брезгливости. Только странную, щемящую в сердце тоску.

Приветливо забелело здание центра, резко контрастируя с окружающей нищетой. У стеклянных дверей скучали двое охранников, в черной, обвисшей форме, с наручниками, резиновыми дубинками и баллончиками перцового газа на поясе. Ничего, будет вам развлекуха ребятки.

Руди спрыгнул с телеги и коротко приказал, копируя стиль Дирлевангера:

– Чего вылупились? Каталку сюда!

Охранники спорить не стали, явно шокированные появлением странного, вооруженного парня с пустыми глазами. Скрылись внутри и вернулись с медицинской каталкой. Переложили Стрелка и сноровисто покатили по бетонному пандусу. За дверью огромный, светлый холл, сверкающей белизной. Пусто и тихо. Молоденькая, симпатичная медсестричка за стойкой регистрации вытаращила глаза.

– Вы куда? Вы к кому?

– Где операционная? – Руди зашлепал по полу, оставляя куски грязи налипшей к подошвам.

– Дальше по коридору, – растерялась сестренка, опомнилась, выскочила, и перекрыла дорогу тщедушным тельцем. – Ой, вам нельзя туда, подождите!

– Милочка, мне можно все, – Руди мягко отстранил девушку, пытаясь быть максимально вежливым.

Открылась дверь, на шум появился доктор, немец лет сорока, откормленный, мордатый, раздутый от собственного величия.

– Инга, что происходит? – голос неприятненький, мерзкий, как у старой девы, заставшей племянника за просмотром порнушки.

– Рвется в операционную! Не могу удержать!

– У меня тяжелораненный, – растерялся Рудольф. – Помощь нужна.

Врач мельком глянул на каталку, скривился и повелительно рявкнул:

– Богадельня для недочеловеков дальше по улице. Пошел вон мразь унтерменшская.

Прежний Руди вернулся. Убогий мусорщик, с детства приученный повиноваться людям с германской кровью. Перед ним немец, сверхчеловек, чистокровный ариец, владыка мира. Бог. Подчинись, рассыпаясь в поклонах. Новый Руди, рожденный под волчий вой и пение пуль ударил зачехленной винтовкой в лоснящуюся, жирную харю. Мокро хрустнуло, падаль опрокинулась на пол. На белый халат хлынула нереально алая кровь. Врач потрогал свезенный в сторону нос и истошно завыл. Привык корчить хозяина жизни, ни разу толком не били. Изо рта тянулись зубное крошево и кровавые слюни.

– Добро пожаловать во взрослый мир мразь, – рыкнул новый Руди и улыбнулся сестре. – Будь добра, проводи нас в операционную. Пожалуйста.

– Идите за мной. – побелевшая под цвет стен медсестра упорхнула по коридору, таращась на корчащегося врача.

Каталка мягко катила по плитке. Охранники втянули головы в плечи. Скорее всего, к вечеру оба будут уволены, зато довольны, здоровы и живы, попивая дома чаек, и хвастаясь перед женами умением избегать конфликтов с агрессивно настроенным психопатом.

Свернули направо, тупик окончился распашной, непрозрачной дверью, куда вся процессия тут же вторглась без приглашения. За ней небольшая, сверкающая чистотой операционная, залитая ярким, электрическим светом. Вход один, на окнах решетки, отлично.

Навстречу выскочил лысый коротышка предпенсионного возраста, с пышными усами, облаченный в белый халат и шапочку. Маска свободно болталась на груди.

– Какого черта? – воскликнул усатый, пока еще не особо волнуясь. Хотя следовало бы.

Медсестра открыла ротик, но Руди мягко прервал:

– Инга, ты можешь идти. Вы, господа в черном, тоже свободны, всем спасибо.

Группа сопровождения выскочила за дверь.

– Вы врач? – спросил Руди.

– Хирург–трансплантолог. Позвольте, я не пони…

– Этот человек ранен, – кивок на каталку, – Огнестрел, три дня назад, нужна срочная помощь.

–Ч то ж вы молчали! – всплеснул руками доктор. – Марта, Ольга, готовьте стол, герра Шнайдера в операционную, срочно!

Белоснежными вихрями заметались медсестры, загремело железо, зашумела вода.

– Вам лучше подождать снаружи, – бросил на ходу врач.

– А вам лучше занятся своими делами, – отпарировал Руди. – Я останусь и присмотрю чтобы никто не мешал.

– Через пять минут здесь будет полиция.

– Это их работа, – пожал плечами Рудольф. Огляделся в поисках подходящего укрытия, подтащил к двери тяжелую, деревянную тумбочку, бросил рядом рюкзак. Присел за импровизированной амбразурой. Отличный обзор, коридор просматривался до самого выхода, пусть попробуют сунуться. Тут без артиллерийской подготовки и бронетехники не пройдешь. Пока начнутся переговоры, пока решат кто командует, пока подтянут штурмовую группу, усатый, возможно, успеет заштопать Стрелка.

 В городе истошно завыли полицейские сирены. Ближе и ближе. Руди расчехлил винтовку, любовно погладил гладкое, отполированное сотнями прикосновений ложе, и принялся насвистывать веселую песенку. Идите, я жду.

                                                             * * *

Час, сутки, двое, неделя. Время растворилось в синем, табачном дыму и сонном мареве накатывающего безумия. Допрос длился без остановки. Мелькали, в круговороте, лица и голоса. Угрозы, сочувствие, обещания. Несколько минут сна. Тяжелое, отравляющее разум небытие. Вновь круговорот вопросов и свет, нестерпимо бьющий в глаза. Теряешь ориентацию в пространстве, путаешься в мыслях и тонешь, тонешь, тонешь в болоте из слов.

« – Где Вольф?

– В Преисподней.

– А если он ранен?

– Сложно выжить с перерезанным от уха до уха горлом, а скорая приедет только когда проложат дорогу.

 – Ты убил его?

 – Нет.

– Название «Свердловск» о чем-то тебе говорит?

– К сожалению да.

– Цель группы Дирлевангера?

– Золото, другая жизнь. Подальше от дерьма и собственной совести.

 – Ты убил Вольфа?

– Нет, но мысль посещала.

 – Что случилось с безопасниками из Первоуральска?

– Сунули нос куда не следует. Все умерли.

– Как?

– Без шансов на воскрешение.

– Ты участвовал в террористическом подполье?

– Смотря с какой стороны посмотреть.

– Тебя зовут Рудольф Штольке?

– Да, наверное, не знаю, нет.

– Шел с бандой добровольно?

– Нет, мне платили суточные вареньем.

– Ты убил Вольфа?

– Да, больше некому.

– Подпиши.»

Состояние на грани сумасшествия. Короткая передышка. Комната без окон. Металлический, девственно чистый стол, прикрученные к полу стулья. В углу бесстрастно мигающая видеокамера. Стена из темного стекла. За ней люди. Зоопарк твою мать. Мясорубка человеческих душ. Выхода нет. Хотя есть.

Открылась дверь, вошел мужчина. Средних лет, с острым, неприятным лицом и светлыми, лишенными жизни глазами. Элегантный черный костюм, кожаный портфель. Впечатление портил желтый целлофановый пакет из универсального магазина. Шнапс и закуска?

– Здравствуй Рудольф, – скрипучий голос тер песком по стеклу.

– Здрасьте.

– Следователь Главного управления имперской безопасности Йохан Шульц.

– Очень приятно, – бодро соврал Рудольф. Этот хер первый кто соизволил представиться. Другие только пугали и словоблудничали без меры.

– Я здесь чтобы помочь, – Шульц присел. Так волк говорит повстречав в лесу олененка.

– Спасибо. – пискнул олененок.

– Будем сотрудничать?

– С удовольствием. – Руди постарался привести мысли в порядок. Готовился какой-то грандиозный подвох.

– Для начала осмотрим пару вещей, – следователь зашуршал пакетом и выложил на стол странный набор: расползшегося по швам плюшевого медведя, перстень с падающим орлом в дубовом венке, и лист белой бумаги. Уставился выжидательно, цепко. – Это твое?

– Мое. – признался Рудольф. Смысл отпираться если все лежало в твоем рюкзаке? В конце концов таскать игрушки не преступление, в крайнем случае признак неопасного психического расстройства. Это они еще в рюкзак Кота не заглядывали…

– Знаешь что это? – Шульц коснулся печатки.

– Перстень немецких десантников. Отличительный знак. Снял со скелета в Свердловске, там еще несколько было, лежат с Великой войны. Вольф приказал их похоронить.

– А это? – Шульц указал взглядом на медведя.

– Сувенир из Мертвых земель. Я немного странный. Чуть-чуть совсем.

– Я так и думал, – неопределенно хмыкнул следователь. – А бумага?

– Первый раз вижу.

– А вот так? – Шульц перевернул листок и Руди внутренне сжался. Все, допрыгался. Отксерокопированный план деревни Стрелка, тот самый, что всучил сраный помощник врача, и благополучно забытый в одном из карманов. Идиот. Надо было выкинуть или сжечь. А лучше сжечь и выкинуть, для надежности. Изгиб реки, стороны света, пояснительные надписи на немецком.

– Детские каракули? – предположил Рудольф.

– Бумагу нашли в твоем кителе.

– Не припоминаю, там целая куча мусора.

– В мусоре таятся жемчужины, – сытым котом улыбнулся Шульц. – Предполагаю, это местоположение базы террористов где тебя содержали. Не стоит делать из меня дурака Рудольф. Я к тебе как к родному, а ты комедию разыгрываешь. Хочешь по плохому? Не вопрос, сломать тебя проще простого. Есть множество способов и ни один тебе не понравится. Ну так как?

– Там нет никакой база, – выдохнул Руди. – Обычная деревня, и обычные люди. Не трогайте их.

– Невиновные не пострадают. Завтра на место выдвинется следственно-досмотровая группа. Стандартная процедура: проверка документов, выявление неблагонадежных, изъятие незарегистрированного оружия. Да неприятно. Ничего, потерпят, терпение единственная положительная черта аборигенного населения. Террористы и их пособники понесут должное наказание. Таков закон.

– Вы всех уничтожите, – убежденно выдохнул Руди.

– Чего ты заладил? – изумился Шульц. – Пойми мальчишка, Рейх совсем не тот каким хочет казаться. Прошло семьдесят лет, мир изменился, изменилась Германия. Времена факельных шествий, уничтожения евреев и костров из книг, ушли безвозвратно. Забыты идеи расовой чистоты и немецкого превосходства. Умы большинства направлены на новые «Мерседесы», двухуровневые квартиры и набитый желудок. Молодеж мечтает о клубах, наркотиках, безделье и конвульсиях под электронную музыку. Им плевать на Рейх, тысячелетнюю историю, фюрера и Великую войну. Десятилетия благополучия сделали свое дело. Права человека, Лига Наций. Германия стала другой. При старых порядках твои внутренности украсили бы эту уютную комнатку, а сейчас ты сидишь и разыгрываешь стокгольмский синдром. А я даже не могу подвести ток к твоим яйцам.

Рудольф беспомощно огляделся. А если он прав и все виденное в Мертвых землях отголоски ушедшего прошлого? У какой страны нет своих темных тайн, перемазанных кровью? В Америке недавно линчевали негров, а сейчас чернокожие заседают в сенате, а США форпост свободы и демократии. Испанские инквизиторы сожгли тысячи женщин, а сейчас их потомки играют в футбол и стараются об этом не думать.

– Пора подумать о себе, а не о кучке унтерменшей, которым и так ничего не грозит, – голос Шульца вкрадчивый, тихий. – На тебе пособничество террористам, захват Первоуральского медицинского центра, вооруженное сопротивление полиции, трое сотрудников ранены, один останется инвалидом, тяжкие телесные врачу, моральный ущерб персоналу. Отличный набор для унтертана. Это виселица. А тебе всего двадцать лет.

– Что я могу сделать?

– Сотрудничать со следствием, мне нужны  правда и имена. Чистосердечное признание. Ты совсем один в этом мире, Рудольф. Я могу стать тебе другом взамен утраченному, стоит сделать единственный шаг.

–Утраченному?

–Тот бродяга, которого ты приволок в первоуральскую больницу, умер сегодня после полуночи.

Воздух застыл и осыпался пеплом. Исчезли звуки. Хотелось упасть на колени и выть, выть загнанным волком. Все, чем дорожил, обрушилось и втоптано в грязь. Осталась кровавая рана на месте вырванного с мясом и жилами сердца. Пришло время платить по счетам.

Глава 18

Гул внутри вертолета жуткий. Шум двигателя и лопастей разрывал голову на мелкие части. Уши закладывало. Жесткое, неудобное сиденье резало зад. В кабине два пилота, белая кость военно-воздушных сил, гордость «Люфтваффе», смерть с небес. В десантном отсеке, помимо Рудольфа, Шульц в новехонькой полевой форме, бронежилете и модном разгрузочном жилете с сотней подсумков. На морду нацепил черные очки, корчя из себя пса войны, но штурмовую винтовку держа как манерная девственница член. Привык в кабинетах с терроризмом бороться. С ним десяток бойцов. Все немцы, по ухваткам видно, в серьезном деле бывали не раз. Держались спецы нарочито вальяжно, расслабленно, в любую секунду готовые распрямиться сжатой пружиной. Легкие, кевларовые шлемы, баллистические очки в чехлах, штурмовые винтовки увешаны планками, прицелами, фонарями и окрашены в лесные мотивы. Интересная компания молчаливых, суровых, уверенных в себе мужиков.

За круглым иллюминатором зеленое море, извилистые полосы рек, песчаные отмели, фантастические очертания скал, черные волны выгоревшей тайги. Поляну пересекло стадо кабанов рыл в пятнадцать, в середине смешно семенили мелкие поросята. Красота. Лети себе с ветерком, наслаждайся природой. Сверху все миленько и невинно: елочки, цветочки, луговая трава, а на деле настоящая Преисподняя. Как вспомнишь стертые до крови ноги, бесконечные буреломы, бездонные, поросшие обманчивым мхом болота, так холодный пот прошибал. Вроде вымыли, выдали новую одежду, а запах прелой гнилости и кострового дыма пропитал тело насквозь, выделяясь сквозь поры. И все бы променял, чтобы сейчас оказаться там, внизу, в тягучем лесном полумраке, в окружении вековечных исполинов и пряном аромате сырого елового бора. Там, впервые в жизни, был по-настоящему счастлив. Был выбор пути и выбор людей с которыми ты пройдешь этот путь до конца. Этот лес оголяет человеческие души, учит ценить настоящую дружбу и отделять зерна от плевел. Там невозможно врать и носить осточертевшие маски. Хорошему человеку ты протягиваешь руку, а подлеца закапываешь под ближайшей сосной. Выбор всегда за тобой.

Шульц говорит. Ничего не слышно, слова прирастали к губам, как пчелы к поилке. Жестом приглашает в кабину. Орет в самое ухо:

– Мы совсем близко. Два батальона егерей в оцеплении, а то пташки начнут разлетаться, потеряются, ноги переломают, дикари, ничего не поделаешь, а лишние жертвы нам ни к чему. Через пять минут начинаем высадку. А пока небольшой фейерверк в честь нашего прибытия. Наслаждайся!

Какой фейерверк, что он несет? Впереди, в нескольких километрах, петляла река. Неужели та самая?

 Мерное гудение вертолета перекрыл мощный рев. Левее и чуть выше пронеслось звено штурмовиков, выскочивших словно из ниоткуда. Хищно-красивые «Мессеры» рванули зыбкую ткань беззаботно-синего, рассветного неба. Черные свастики на фюзеляжах похожи на древние, жертвенные ножи. Горделивый символ вселял безотчетный ужас, неся явную, затаившуюся на время, угрозу. Самолеты стремительно унеслись к линии горизонта, оставляя белесый инверсионный след. Не слишком ли серьезная поддержка для пустяшной операции по паспортному контролю?

Штурмовики плавно качнули крыльями и весело замигали россыпью танцующих огоньков. К земле веером потянулись дымные полосы. Кусок леса в пару гектаров, стремительно набух гигантским шаром пламени, дыма и разлетающихся ошметков.

Руди сдавленно засипел. Воздуха не хватало. Он не удивился, не пришел в ужас, не расплакался сопливой, маленькой фройлян. Руки сами собой потянулись к горлу обрадованно скалящегося Шульца. Только бы добраться до автомата…

Сзади схватили, заломали руки, бесцеремонно пригнули к полу. Быстрые сволочи. Голову пронзила острая боль. Шульц ухватил за отросшие волосы, наклонился и заорал прямо в лицо:

– Полегче парень, твои друзья-мутанты получили свое. Всерьез думал мы будем облизывать каждого задрипанного унтера? Будешь дергаться, выброшу к чертовой матери, станешь рождественской звездой на первой попавшейся елке.

Руди обмяк. Мрази, какие все таки мрази, а ведь поверил, развесил уши как последний придурок. А интуиция не просто подсказывала, истошно вопила, привлекая внимание. Идиот, тупой идиот.

Огненный шар опал, сдулся, приник к вершинам деревьев, клубясь размытыми, черными вихрями. Над выжженной излучиной закружились боевые вертолеты, поливая трассерами и скрываясь в густом дыму. Горел лес, горела земля, воздух плавился и шкворчал. Несколько винтокрылых машин приникли к поверхности. Из десантных отсеков выскакивали солдаты, бежали и падали за укрытия.

Вертолет сделал круг и плавно пошел на снижение. Бойцы натянули очки и черные маски. Двое контролировали притихшего Руди. Сейчас будет высадка. Мягкий толчок, пружинящие полозья. Дверь ушла в сторону, открывая ворота в Ад. Тошнотворный запах дыма и паленого мяса. Елки порыжели от нестерпимого жара и поджали опаленные лапы. Догорали разрушенные дома, пощелкивая углями и медленно осыпаясь.

Шульц пропустил перед собой четверых и зычно скомандовал:

– За мной, периметр под наблюдение!

Тяжело спрыгнул, пошатываясь под весом лишней снаряги, и грозно повел из стороны в сторону автоматом. Клоун. Не наигрался в войну дурачок.

Лопасти разгоняли раскаленный, обжигающий легкие воздух, раздувая пожарище и вздымая к небу тысячи искр. Деревня перепахана сталью, покрыта слоем золы и невесомого, серого пепла. Темные фигуры мелькали на другом краю уничтоженного селения, заканчивая дьявольскую работу.

Группа Шульца ощетинилась стволами. Им страшно, – внезапно осенило Рудольфа. – Эти твари даже мертвых боятся!

На дороге неряшливой грудой валялся детский велосипед, краска съежилась и потрескалась от нестерпимого жара. Затрещала и рухнула догорающая изба. Руди утробно сглотнул увидев первые трупы. Обгорелая до неузнаваемости женщина, с крохотным ребенком прижатым к груди. Тела спеклись, сплавились в единое целое. Вопреки смерти, вместе и навсегда.

– Убрать, – брезгливо скорчился Шульц. – С минуты на минуту будет телевиденье, готовьте картинку.

Бойцы засуетились, потащили трупы в кювет, остальные выгружали из вертолета загадочные ящики с полустертыми надписями.

Дальше новые тела, страшно изуродованные, обоженные, многие со свежими огнестрельными ранами, группа зачистки добивала в упор. Выживших нет, никто не планировал сохранять жизни этих людей. Вот оно, лицо благословенного третьего Рейха – страшная, перемазанная кровью харя лживого монстра, питающегося человечиной, страхом и детскими душами.

– Нравится? – с усмешкой поинтересовался Шульц. – А ведь все это благодаря тебе.

Руди молчал, сказать нечего. Ублюдок прав.

– Благодаря тебе, и более того, ради тебя, да-да, – Шульц приятельски хлопнул по плечу. – Сегодня твоя никчемная судьба сделала крутой поворот. Представь, вечерние новости, прайм-тайм, Германия приникла к экрану. Обыденность и скучища: закончилась посевная, наводнение в Швабии, фанатики перекрыли дороги, препятствуя перевозке ядовитых отходов. И тут появляешься ты. Герой одиночка, внедрившийся в самое сердце террористического подполья. Молодой патриот, рисковавший жизнью ради страны. Ты ведь рисковал жизнью?

– Мне плевать на жизнь, убейте меня.

– Тяга к смерти в моде среди молодежи, – загрустил Шульц. – Рад бы помочь, но теперь ты герой, используй выпавший шанс. Станешь звездой: слава, женщины, деньги, Берлин, гражданство, предел мечтаний для такого замарашки как ты.

– Я согласен, – глухо обронил Руди. Деваться некуда, окружен, раздавлен и смят.

– Тебя никто не спрашивает, – резко оборвал Шульц. – Отныне ты проект Имперской секретной службы и принадлежишь нам. Мы выжмем тебя досуха и выбросим на помойку, где тебе самое место. Такова участь героев. Делай что говорят и наслаждайся процессом. Я завидую тебе парень. Вчера возил мусор, а завтра примешь железный крест от самого фюрера, и девочки будут визжать и падать в обморок при твоем появлении. Твоя унтерменшская рожа появится в каждом учебнике, и все дети Рейха будут равняться на тебя. Это великая честь Рудольф. Хорошая награда за сотню жалких жизненок. Они бы все равно умерли, люди смертны, рано или поздно, всегда. Если тебе станет легче, деревня давно в оперативной разработке, случившееся было лишь вопросом времени. Удачное стечение обстоятельств. Выжгли осиное гнездо и подбросили дровишек в затухающий костер патриотического угара.

Поток грязи вливался в уши, и Руди тонул в ней как беспомощный, новорожденный котенок. Сука, почему не подох в Мертвых землях, как все нормальные люди? Почему?

Над выжженой поляной загудел транспортный вертолет. Заложил пару кругов и пошел на снижение.

– А вот и друзья из «Дас Рейха», – обрадовался Шульц.

Руди пошел за ним, как послушный теленок. Два бойца не отставали, каждое движение под контролем, попробуй дернись, порвут как сторожевые овчарки. «Дас Рейх» первый имперский канал, правительственный рупор, чье вещание состоит из прославления немецкого образа жизни и плохих новостей из Соединенных Штатов. В перерывах сериалы для романтически настроенных домохозяек, и старые фильмы о Великой войне.

Первой спустилась женщина, Шульц галантно подал руку. Ого какие люди! Сама Грета Абель, звезда телеэфиров, объект воздыханий всей мужской половины империи. Всегда в гуще событий, всегда первая,  у нее самые горячие и злободневные репортажи. Короткие блондинистые волосы скрыты под каской не по размеру, точеная фигура затянута в тяжелый бронежилет. Следом люди с камерами, осветительными приборами и прочей, малопонятной аппаратурой. Падальщики не заставили себя долго ждать.

– Здравствуй Греточка! – рожа Шульца едва не треснула от улыбки. – Ты прекрасна, как северное сияние, в кромешной тьме полярных ночей.