Текст книги "Устами Буниных. Том 2. 1920-1953"
Автор книги: Иван Бунин
Соавторы: Вера Бунина
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
1946
3 мая.
Год, как мы приехали в Париж. Кажется, такого бесплодного года я еще никогда не переживала. – Ляля меня возненавидела. С Олечкой тоже никакой радости.
20 мая.
Вчера, после обедни, панихида по Императору. Из молящихся ушла одна дама. Остро пережила за панихидой трагедию Государя и его семьи. […]
27 мая.
[…] Предлагают Яну полет в Москву, туда и обратно, на две недели, с обратной визой.
18. 6. 3 ч. ночи.
Спать не могу от блох и всяких мыслей. Весь день люди: Дидрихс 1 – приезжал на полковой праздник. Такой же милый и немного блаженный человек из ушедшего мира. […]
Зайцев зашел, чтобы напомнить Яну о вечере 7 июля – 25 лет Обществу помощи писателям и журналистам. […] Тэффи. […] Заходил Леня. […]
24 июня.
[…] 21 июня специальный выпуск Ц. К. Союза советских Патриотов. […] Напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР от 14. 6. 46 г. о восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской Империи, а также лиц, утративших советской гражданство, проживающих на территории Франции. […]
Везде волновались. Во многих семьях произошел раздел. Одни хотели ехать, другие – оставаться. Волнует вопрос о воинской повинности.
30 июня.
[…] Пришел Леня с заседания. Хорошо рассказал, представил, как говорил Богомолов 2 . Его скороговорку, повторение фраз. Сидели они с Кодрянской 3 во втором ряду. Перед ним Емельянов с женой. Тэффи была с Пантелеймоновым. […] Приходилось 20 раз вставать. От всего собрания послано приветствие Советам.
Очень тяжело. Безотрадно. Бессмысленно. Здесь тоже согнут, кого можно, в бараний рог!
28 июля.
[…] Зернов сказал, что Яну нужно, хоть на месяц, выехать за Париж. Нужен сосновый лес и известная высота. Это может стоить минимум 40000 фр. А взять неоткуда. […]
11 августа.
Вечером приезжал Симонов 4 , приглашать на завтра на его вечер. […] Понравился своей искренностью, почти детскостью. […] На юге он написал 30 стр. новой повести. Тема: профессор, побывавший заграницей, возвращается на родину, на Урал, не застает жены дома […] ждет и думает, вспоминает. И видит, как здесь все плохо, хуже, чем там. – Симонов думает, что цензура пропустит. Он уже в Верховном Совете, выбран от Смоленщины.
Симоновское благополучие меня пугает. Самое большое, станет хорошим беллетристом. Он неверующий. […] Когда он рассказывал, что он имеет, какие возможности в смысле секретарей, стенографисток, то я думала о наших писателях и старших, и младших. У Зайцева нет машинки, у Зурова – минимума для нормальной жизни, у Яна – возможности поехать, полечить бронхит. И все же для творчества это, может быть, нужно.
Симонов ничем не интересуется. Весь полон собой. Человек он хороший, поэтому это не возмущает, а лишь огорчает.
Я очень довольна, что провела с ним час. Это самые сильные защитники режима. Они им довольны, как таковым, нужно не изменить его, а улучшить. Ему нет времени думать о тех, кого гонят. Ему слишком хорошо. […]
15 августа.
Третьего дня был у нас московский ужин: водка, селедка, кильки, икра, семга, масло, белый и черный хлеб – все прислано на авионе по просьбе Симонова. Были у нас и Тэффи с Банин 5 , которая внесла большое оживление. Леня не остался. […]
Она [жена Симонова. – М. Г.] говорила, что здесь все хуже, чем в России. Отрицала, что были аресты перед войной. […] Рассказывала о Вале Катаеве 6 . Он иногда запивает на 3 дня. То не пьет, не пьет, а затем, кончив повесть, статью, иногда главу, загуливает.
Я думаю, что он несколько иначе все воспринимает, чем они, вот и тянет забыться. Все-таки он почти четверть века дышал нашей культурой. Он женат второй раз. У них двое детей. […]
23 сентября.
[…] за этот отрезок времени у меня были ученики – подготовка к «башо» по русскому языку.
[На отдельном листке бумаги запись Бунина:]
14/1 октября 46 г. Покров. Рождение Веры.
Все думаю, какой чудовищный день послезавтра в Нюрнберге. Чудовищно преступны, достойны виселицы – и все таки душа не принимает того, что послезавтра будет сделано людьми. И совершенно невозможно представить себе, как могут все те, которые послезавтра будут удавлены как собаки, ждать этого часа, пить, есть, ходить в нужник, спать эти две их последние ночи на земле…
[Вера Николаевна записывает:]
2 декабря.
[…] Капитан [Н. Рощин. – М. Г.] дал интервью, где сказал, что Ян едет в СССР, как и Волконские и другие представители аристократии. Почему он все врет? Трудно понять! […]
Я очень рада, что Рощина больше здесь нет. Рада, что он не виделся с Яном перед отъездом, а то наплел бы ни весть что. Теперь ведь девиз ко всем его статьям: «ври Емелька, твоя неделька».
Леня третью ночь сряду дежурит. Он нанялся сторожем в гараж, где служит Володя Варшавский 7 . Для защиты у них 2 дубинки и собака, которая не лает. […]
Алданов едет в Германию. […] Его тянет в Америку. Конюсы в Америке. М. С. [Цетлина. – М. Г.] улетела… Она часто бывала у нас, много подарила мне платьев и других вещей. Беспокоилась о Яне. Хотела собрать ему на поездку на юг. – Она очень заряжена. В ней сидит политик.
Новые знакомые – Гуль 8 . Очень приятные люди… Бываю на лекциях П. К. Иванова. […]
Вышли «Темные аллеи».
30. XII.
[…] Вчера был завтрак в честь Яна по поводу «Темных аллей». Было хорошо, просто, вкусно и даже весело. Под конец танцевали. […] Стол был накрыт покроем. Под окнами Ян не сел. Рядом по правую его руку – Зайцев, по левую – Тэффи, около нее Маковский, около Бориса – Берберова, рядом с ней Михайлов, дальше Вера [Зайцева. – М. Г.]. Я села напротив на пустой стол. Бержанский […] сел около меня, по другую руку – Миша Струве. […] Вдруг, вижу, идет с дочерью Бенуа 9 .
1947
26 мая.
Первая запись за этот год!
На следующий день после завтрака 29 декабря Ян перестал скрывать, что у него повышенная температура. […] Новый год мы встречали в постели. Повышенная температура, изнуряющий кашель, вызывающий сердцебиение и кровь, а главное – слабость. […]
9 августа.
Ян прочел о смерти Деникина. Расстроился. Целая эпоха жизни. Вспоминал, как был на приеме с Овсянико-Куликовским. Деникин с черной бородкой, подтянутый, в отличных сапожках и черном мундире 1 .
Последние его слова: «К Рождеству услышим московские колокола». Скончался в американском госпитале. […]
Сейчас живем одни: Леня, Ляля и Олечка в Вандее на океане. Леня в своей палатке, Жировы – в скаутском лагере.
15. VIII. 47.
День рождения Наполеона и Д. С. Мережковского. Сколько раз проводили этот день вместе. Особенно вспоминается год, когда они жили в Каннэ за большим отелем. Горели вокруг леса и было очень душно, даже жутко.
Может быть, Дм. С. и любил так Наполеона, что они родились в один день. […]
Сейчас вошел Ян со словами: Что значит татарская кровь, как грубо и пошло все у Банин. И какая ненависть ко всему русскому. И где она видела таких русских? И какое невежество!
6 сентября.
Вчера был Зернов. Дал Яну лечение. […] Печень увеличена. Сердце само по себе нормально, но от эмфиземного состояния дыхательных путей утомляется. Прописал пульверизатор.
1948
Juan les Pins.
2 января.
Грустно было встречать этот високосный год. Ян был в большом возбуждении. Его вывело из равновесия, правда, очень неустойчивого, письмо Марьи Самойловны [Цетлиной. – М. Г.]. Письмо бессмысленное, несуразное; трудно понимаемое. Она порывает с нами отношения, т. к. мы ушли из Союза 1 и чтобы «уменьшить силу удара», она «уходит от нас». Далее она пишет о каком-то «крестном пути» Яна – словом, белиберда ужасная. А вчера мы узнали, что М. С. циркулярно рассылает свое чудесное послание по всему Нью-Йорку. […]
10 января.
[…] Письмо от Тэффи. От нее не скрыли письма М. С., которое ее очень взволновало. «Понимает ли она, что Вы потеряли, отказавшись ехать? 2 Что швырнули в рожу советчикам? Миллионы, славу, все блага жизни. И площадь была бы названа Вашим именем, и статуя. Станция метро, отделанная малахитом и дача в Крыму, и автомобиль, и слуги. Подумать только! Писатель академик, Нобелевская премия – бум на весь мир… И все швырнули в рожу. Не знаю другого, способного на такой жест, не вижу (разве я сама, да мне что-то не предлагают, т, е. не столько пышности и богатства). […] Меня страшно возмутила М. С. Папская булла. Предала анафеме. А ведь сама усижена коммунистками, как зеркало мухами».
15 января.
[…] Ян вчера вышел в первый раз после нашего приезда. Полчаса посидел на скамейке. О чем он думал?
16 января.
Вчера вечером полчаса посидела с Ивановым 3 . […] Он говорит: «Я больше всего живу Россией, – больше, чем стихами. […] Я монархист. Считаю начало ее гибели с Первой Думы…»
27 января.
Тэффи опять хуже. Трагедия, что нет ухода. […]
31 января.
Письмо от Карповича 4 . «Не могу сказать, как я огорчен этой историей. Я не судья Марье Самойловне. Письмо свое она, очевидно, написала сгоряча, под непосредственным впечатлением непроверенного (и как оказалось – неточного) известия». Пишет осторожно. […]
1 февраля 48.
Ночь провели плохо. У Яна кровь. Кашель. Раздражен ужасно. Всякий пустяк его волнует. […]
10 февраля.
[…] Вчера письмо от Цетлиной. Длинно и неубедительно оправдывается и извиняется о способе посылки письма 5 . И очень кратко говорит: «по существу же насчет Вашего поступка я продолжаю думать, как и раньше…»
Вчера Иванов прочел мне письмо Зайцева, в котором он отказывает ему в членстве Союза до тех пор, пока он не оправдается от возводимых на него обвинений в дни оккупации. […]
Ночь Ян провел плохо. Кашлял. Письмо М. С. его задело и сообщение, что «результат ее письма это письма Зайцева и Веры Алексеевны».
13. II.
Сегодня мы оба сидели у Ивановых. […] мирно беседовали о Пушкине и о Лермонтове. Восхищались «Путешествием в Арзерум» и «Таманью». Иванов выше ставит Пушкина, как прозаика.
24. III.
[…] Была Екатерина Таубер. Подарила мне «Под сенью оливы». Ян хвалит ее стихи.
27. III.
Сегодня газета принесла 3 смерти: А. И. Андреева 11 марта, Мочульский 21 марта, Бердяев 23 марта.
4 апреля.
Приехала 2 апреля М. И. Балтрушайтис 6 . Она издает стихи мужа. […] Спокойна, тихо говорит, с чувством собственного достоинства. В прошлом – богатство, почет, приемы в посольстве, драгоценности. […] Полное отсутствие у нее интересов эмиграционных. Живет своим.
Вспоминаю Балтрушайтиса в пивной Белло. Еще молодой, красный, над кружкой пива. Одиноко сидит, мрачный. Мы с Яном, съев сосиски, выпив пива, подсаживались к нему, и они начинали бесконечные разговоры на литературные темы. Ян всегда любил его, выделял из всей этой модернистической компании.
[В конце апреля Бунины вернулись в Париж:]
10 августа.
Наконец нашла эту тетрадь. […] Ян только что выкарабкался из серьезной болезни. Еще слаб, много лежит в постели. […] У него после припадка астмы образовался фокус в легких. Т® поднималась до 38®. Были тревожные дни. […] Все старались помочь, как могли.
15 августа.
[…] 2000 долларов нам не позволяют отказаться от вечера. Решили устроить его 23 октября в день рождения Яна. Он решил «рассказать кое-что о своей жизни». […]
1 октября 48.
Получила от Софочки Волконской 7 одно письмо Ив. Ал. к Рахманинову, а другое его ко мне. Письма этого я не получила, а потому я перепишу его.«…хочу поблагодарить Вас от всей души за те полстраницы, которые посвящены моей дочери 8 . Вы хорошая, сердечная, если догадались написать о ней. […] у нас жизнь не красная, а лично я и жена моя, мы только и заняты слухами и сообщениями о войне, а мысленно о Танюше. Вот почему так трогательны и были Ваши строки о ней».
1949
Juan les pins. «Русский дом».
7. I. 49. (25. XII. 48.)
Вот мы опять в фурнемской ссылке. […] В этом году кормят лучше. О прошлогодней кормежке все вспоминают с ужасом. […]
20. I.
Чувствовала себя отвратительно. Ян страдает глазами – экзема век. […]
Вчера он сказал: «Мне кажется, что у Блока есть что-то и от Вертинского».
Читаем «Войну и мир», и Ян неустанно восхищается Толстым.
26 января.
[…] Много говорили [с М. А. Алдановым. – М. Г.] о «Войне и мире». М. А. считает самым лучшим 3-ий том. Начало считает слабее. Ян не согласился. Считает начало великолепным по свободе и разнообразию людей. Это был не спор, а разговор людей, любящих одно и то же.
«Ну, кто бы не удержался, и не выставил Анатоля мерзавцем, не изругал бы его, а у Толстого чувствуется какая-то симпатия», сказал Ян. […]
11. 2. 49
[…] Вчера были Алдановы. Очень оба милы. Сидели, разговаривали. Без Толстого не обошлось. Но Ян все был не тот, как обычно.
12. 2.
[…] Ночь прошла тяжело. Ян задыхался. 2 раза была кровь. Пульс больше 100. Слаб так, что сам не может поправить себе подушки.
15. 2.
[…] Ночь прошла на редкость тяжело, до 4-х мы не спали, затем Ян каждый час просыпался и только с 9-12 спал. Микстуру не принимает – «изжога».
17. 2.
Ночь прошла ужасно. […]
18. 2.
Ночь прошла дурно. […]
Температура в 11 ч. утра 36,6®. Сидел в кресле. […]
24. 2.
[…] Ян сейчас вспомнил, как папаша Познер приезжал к нему с предложением вступить в «Союз Советских Патриотов». Ян послал его туда же, куда и Гефтера.
Познер на старости лет стал писать по новой орфографии.
18 марта.
Вчера Ян начал писать «Ночлег». […]
20 марта.
Вчера Ян задыхался.
23. III.
Ян кончил «Ночлег».
29. III.
[…] Ян сидел сегодня около часа в саду. Разговаривал с художницей, все расспрашивал об Испании.
30. III.
День Алексея Божьего человека. Когда-то, 29 лет тому назад, Алексей Толстой читал начало своего романа «Хождение по мукам» в салоне М. С. Цетлйной. Мы 2 дня как приехали в Париж. […] Квартира Цетлиных поразила меня – в ней было 3 ванны! 1
В первый день мы уже завтракали с Цетлиными, Толстыми, Тэффи, Гончаровой и Ларионовым у Прюнье. Все еще были молоды. Из этой компании умерли Толстой и Цетлин. Это начало эмиграции.
Как сначала было трудно взять и носить чужое платье. А потом, понемногу, смирилась. […]
– Вот рассказ замечательный, сказал неожиданно Ян – это «Лирник Родион» 2 .
– Да, там настоящая поэзия.
– Это та поэзия, которая исчезла из мира, и все наши поэты ни в зуб толком. […]
6 апреля.
[…] Ян получил письмо от Г., он сообщает об Ильюше Муромцеве 3 […] называет его «знаменитым ученым». Он профессор в Блумфильдском университете по высшей математике, читает для post graduates. Он изобретатель cavety magnethron – прибора для производства ультра-коротких волн. […] Пишет, что Илюша восхищается Яном. Передает сердечный поклон В. Н. «от ее родственника и Вашего свойственника».
Я очень рада. Я давно мечтала спросить Г., не знает ли он что-либо об Илье Муромцеве. […]
12 апреля.
Ян опять болен. […] Вчера были Зайцевы. […] они так счастливы, что едут в Испанию, что даже приятно. […]
28 апреля.
Ян поправился, легкие здоровы, но сердце слабо. […] Ян сейчас пишет «Третий Толстой».
В Ницце Кодрянские. Они, действительно, очень внимательные и хорошие люди. […]
4 мая.
Ян по ночам задыхается, кашляет и очень мучается.
Получила от Ильи Эммануиловича [Муромцева. – M. Г.] письмо, очень милое, родственное. Оно меня сильно взволновало. […]
Ян отказался принимать участие в Пушкинском комитете. Вчера написал об этом Адамовичу. В нем будет участвовать Лифарь. […]
13 мая.
Завтра […] отъезд.
13 июня (Париж).
[…] Наши «четверги» приобретают популярность. Пока перебывало человек 21. […] Всех «четвергов» было 4. […1
Ян диктует почти ежедневно. Все пишет «Третий Толстой», но пока о нем меньше всего.
2 сентября.
За это время оказалось, что я больна – декальсификация позвонка. Лечусь, с 18 июля.
3 сентября.
У Яна летом была сильнейшая кровь. Нужная маленькая операция. […] Чувствует слабость. Задыхается. На людях оживляется. Бывает блестящ. На воздух не выходит. Часто почти весь день в постели. […] Леня помогает, покупает. […]
[Бунин в ночь с 2 на 3 октября записывает:]
Все одни и те же думы, воспоминания. И все то же отчаяние: как невозвратимо, непоправимо! Много было тяжелого, было и оскорбительное – как допустил себя до этого! И сколько прекрасного, счастливого – и все кажется, что не ценил его. Икак много пропустил, прозевал – тупо, идиотски! Ах, если бы воротить! А теперь уже ничего впереди: – калека и смерть почти на пороге.
[Вера Николаевна:]
12 ноября 49.
[…] Был у нас Керенский. Сидел полчаса. Пил белое вино, ел финики, виноград. Он стал седой, тихий, менее нервен. Разговор носил частный характер. Ян рассказывал о своем посещении Богомолова. Он смеялся. […]
Теперь у нас «четверги» два раза в месяц. […]
Вечер Лени был удачный. 18-го вечер Адамовича. Я продала ему билетов пока на 6.250.
1950
1 января.
Этот год не «встречали». Была у всенощной, и на молебне.
3 января.
[…] Ян сказал Лене: «Вы единственный писатель после меня».
5 января.
Наш «четверг». Было человек 27. Ян очень задыхался. С гостями был мало.
6 января.
[…] Леня задал Яну вопрос: Почему в ранних ваших стихах и потом в «Храме Солнца» у вас душа религиозная, а затем вы как-то от этого закрылись? – Ян ничего не ответил.
А ведь душа его, действительно, религиозна. В нем 2 души – матери и отца. Последняя заглушает первую.
9 января.
Ян не спал всю ночь. […] и днем не заснул. Леня покормил его. […]
10 января.
Была у Павловского, вручила 2 приглашения на вечер памяти З. Н. Гиппиус. Получила 1000. Чувствую, что больше билетов продавать не могу. Надеюсь, что это последний раз.
11 января.
Ян очень страдает, то у него озноб, то зуд во всем теле. Десять лекарств в день и каждое от всех болезней.
13 января.
[…] Продала [на вечер памяти З. Н. Гиппиус. – М. Г.] на 5600 фр., на синема «Быстрой Помощи» – 5200. На Олечку собрала 20000, на Лялю – 18000, на Тэффи 20000, на Леню 43000, на «Быструю Помощь» 13800. Это за год.
31 января.
[…] недостаток кровяных шариков у Яна. Мне кажется, ему лучше. Крови пока нет.
7 февраля.
[…] Ян почти весь день в постели. Задыхается. […}
1 апреля.
Были у доктора Лабри. Сердце нормально. Склероз артерий легких. Искривлен позвоночник. Лабри очень приятный. Ничего не взял. Яну запрещено все соленое, вплоть до ветчины. Ян ехал, как на казнь.
28 апреля.
Завтра едем. […]
29 апреля.
[…] Провожали: Леня, Аля, Адамович, Ляля, Олечка и Володя Варшавский.
30 апреля.
Спали ввагоне хорошо. Но утром Ян чувствовал себя дурно. Казалось ему: «Не доеду». В Антибах были в 11 ч. 5 м. На минуту был задержан поезд из-за наших чемоданов. Их было 7, да 3 я взяла сама.
Здесь тишина, народу «на донышке». Кормят хорошо.
1 мая Juan les Pins, Русский дом.
Ян бушевал из-за соли. Насыпал себе соли в суп почти целую ложку. Я сказала, что тогда ему не нужно варить без соли. Пришел в ярость. Не стал есть. […]
2 мая.
Был Марк Александрович [Алданов. – М. Г.]. У него высокое давление. Он на еще более строгом режиме. […]
Ян провел день тяжело, хотя и вставал. Ел ветчину, кашу, рыбу с картошкой.
4 мая.
Была Е. П. Ставраки. […] Дает мне 1000 фр. на кого я хочу. […]
7 мая.
Проснулся окончательно в 9 ч. Захотел кофе, ветчины. Я встала и закрутилась до 12. […] Вечером задыхается. Все время требует моего присутствия.
8 мая.
Обед для бедняков. Было 25 человек.
9 мая.
Ездила в Ниццу на свидание с Л. Т. Доброй. […] Получила на Ставрова 500 и на «Быструю Помощь» (лотерея) – 500. Слава Богу, Яну лучше. […]
11 мая.
Ночь почти без сна. Зуд. Печень. Утром Доктор. Запрещение мяса, кроме ветчины. Зуд продолжается, это от печени. Новые лекарства.
22 мая.
[…] воспаление в левом легком. Т® 38,8. Это после пенициллина.
26 мая.
[…] Был Марк Алекс. Они уезжают в Лондон во вторник. Сидели приятно. Опять говорили о литературе, о Толстом, опять восхищались «Войной и миром». М. А. говорил, что у писателей редко бывает глазная память, исключение – Куприн. […]
28 мая.
[…] Ян чувствует себя отчаянно – тошнит, никакого аппетита.
31 мая.
[…] «Не думал, что придется так тяжело умирать».
4 июня.
[…] Ян сидел за столом. После воспаления легкого он в первый раз сел в кресло. […]
8 июня.
С утра волнение – ждут морителей блох и клопов. […] Ян категорически заявил, что никуда не пойдет и не пустит к себе. Согласились в его комнате сделать легкую дезинфекцию – только протерли пол.
10 июня.
Ночь была ужасная.
Пришло «Новоселье» 1 . Ян прочел Тэффи. «Ничего не понимаю, так она не писала». […] Просмотрел Бахрака о поэтах – «Присманова оригинальный поэт…»
11 июня.
Ночью прочел «Русскую повесть» Зурова. – «Рассказ хороший, некоторые страницы превосходны… Варшавский талантлив, но уж очень до одури подробен».
15 июня.
[…] Ян спал до пяти. Немного поел. – «У меня жар». Лоб горячий. Т® 38®.
16 июня.
Очень слаб. Съел ветчины. Второй раз пенициллин.
20 июня.
Ян чувствует себя убийственно.
29 июня.
День нашего отъезда. […]
30 июня.
Встретили К [неразб. – М. Г.], Леня с креслом на колесах и Жиров. […] Стол ломился. Мы хорошо закусили. Ян сидел за столом и рассказывал. В 5 ч. был Зернов. Посоветовал исследовать мочу на белок и бактерии. […]
1 июля.
[…] анализ мочи прекрасный. А в легких хрипы. Предложил американский пенициллин за 1800 фр. Ян согласился.
13 июля.
[…] Подсчитали, сколько стоят доктора, анализы, аптеки и уколы за две недели – 8.700. Беспокоюсь, как проживем август.
8 августа.
[…] промывание пузыря. […]
13 августа.
Лежит с зондом, целая канализация.
19 августа.
Получила 15000 от М. А. Алданова. […]
22 августа.
В 4 ч Симков. Промывал пузырь. Неожиданно пришел Аитов, затем Беляев. Все трое находят, что операция необходима, как и переливание крови. […] медлить не следует, может быть катарр пузыря.
23 августа.
[…] Об операции и слышать не хочет.
27 августа.
[…] Был доктор Дюфур. Немедленно в госпиталь. […] у меня почти не было денег. Кодрянские дали взаймы 30000 фр.
28 августа.
Приезд в клинику. […] Здесь хорошо. Тишина.
31 августа.
Сильнейшие боли, почти до крика. […] готовят к операции. Морфий. […]
1 сентября.
[…] Дюфур пришел в 6. Сказал, что операцию сделает 4-ого сентября.
4 сентября.
Повезли без четверти девять. Ян был молодцом. Ночь провел лучше предыдущей. На операцию поехал сидя. Проявил присутствие духа. Говорит, что боли были нестерпимые.
5 сентября.
[…] Был Дюфур. Остался доволен.
9 сентября.
[…] Прислали 6 экз. «Воспоминаний» Яна. Ян читает. […] чувствует себя ужасно. […] все спит. […] мечется.
10 сентября.
[…] 3 раза пенициллин.
12 сентября.
Звонила Павловскому, дает 25000 фр., звонила Бененсон – дают 10000. Теперь у нас долг в 100 тысяч. […]
14 сентября.
[…] Звонок от Рогнедова, завтра привезет 80000 франков. Какое счастье!
15 сентября.
Был Рогнедов. Вместо 80000 дал 40000. […]
16 сентября.
[…] Спросила Дюфура, сколько мы ему должны. – Операция была очень трудная, но вы дайте, сколько хотите. Я всегда так говорю с русскими.
17 сентября.
[…] Первый раз Ян поел, как следует. […]
20 сентября.
Назначено наше возвращение домой. […]
