Текст книги "Заморский рубеж. Западня для леших. Засечная черта"

Автор книги: Иван Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Кили мягко проскребли по плотному песчаному дну, шлюпки остановились ярдах в двадцати от линии прибоя. Морские пехотинцы без команды выпрыгнули прямо в воду и ринулись на берег, выстраиваясь на ходу в развернутые взводные шеренги, держа мушкеты наизготовку. Как только они вышли на сушу, лейтенант Стэнли скомандовал:

– Рота, стой! К стрельбе плутонгом… готовьсь!

Первая шеренга залегла, вторая присела на колено, третья осталась стоять. Стволы направленных на лес мушкетов весело и грозно блестели на ослепительно ярком солнце. Плутонг был новейшим тактическим приемом морской пехоты. Он стал возможен лишь после того, как на вооружение флагманских экипажей взамен громоздких фитильных аркебуз, из которых можно было стрелять только стоя, со специальной подпорки, поступили легкие и удобные мушкеты с кремневыми замками.

– Есть ли добровольцы для разведки в лесу? – обратился к строю лейтенант.

Михась поднялся с колена:

– Капрал Майк Русс готов к разведке, сэр!

– Отлично, капрал! Вперед, за наградой!

Михась передал свой мушкет ближайшему бойцу, вынул из-за пояса обе выигранные им в замке сэра Эдуарда пистоли и бегом направился к таинственному тропическому лесу, готовый в любой миг вильнуть в сторону от возможной пули и выпалить в ответ. Благополучно преодолев открытое пространство пляжа, он углубился в густые заросли незнакомых ему кустов и деревьев. Лес, доселе спокойный и безмолвный, сразу ожил, наполнился разноголосыми криками и шорохами неведомых птиц и зверушек. Стаи этих сказочно ярких птиц вспорхнули со спутанных в плотную сеть ветвей и закружились над кронами. Михась несколько секунд задумчиво наблюдал за их кружением, затем решительно повернулся, выскочил из зарослей и подбежал к ожидавшему его перед строем пехотинцев лейтенанту.

– В лесу никого нет, сэр, иначе все эти пичуги орали бы непрерывно, задолго до нашей высадки, сэр!

Лейтенант Стэнли одобрительно кивнул:

– Молодец, Майк! Рота, приказываю осмотреть побережье! В лес можно не входить! Первый взвод – направо, второй налево! Бего-ом… Марш! Третий взвод – со мной к кресту!

Пехотинцы кинулись выполнять приказание. Те, что во главе с лейтенантом подбежали к кресту, принялись саблями и кинжалами разгребать песок под его основанием. Затем крест плавно наклонили, положили на песок. Внезапно человек, к счастью не прибитый к перекладине гвоздями, а лишь привязанный к ней, слегка пошевелился и тихо застонал.

– Он жив, сэр!

– Вижу! Немедленно воды!

Лейтенанту протянули сразу несколько фляжек, и он собственноручно приложил горлышко одной из них к губам страдальца.

Несчастный сделал несколько судорожных глотков и открыл глаза.

Увидев красные мундиры морской пехоты, человек еле слышно прошептал по-английски:

– Слава Богу… Спасен…

– Берите его на руки, несите в шлюпку и отправляйте на корабль! – скомандовал лейтенант, а сам с пятью бойцами остался на берегу, поджидая возвращения двух первых взводов.

Через полчаса оба взвода, осмотрев побережье на две мили вокруг, благополучно возвратились к месту высадки и доложили, что следов противника не обнаружено. Лейтенант приказал всем возвращаться на корабль.

Между тем снятого с креста человека доставили на борт, отнесли в лекарскую каюту и поручили заботам корабельного врача. Вскоре врач вышел из своей каюты, поднялся на ют, где в нетерпении толпились почти все офицеры корабля, и доложил адмиралу:

– Больной сильно ослаб, потерял много жидкости, но его жизнь вне опасности, сэр! Его можно навестить прямо сейчас. Кстати, спасенный джентльмен утверждает, что является вашим хорошим знакомым, господин адмирал!

– Господа офицеры! Ожидайте меня в кают-компании! Я вместе с врачом и адъютантом навещу пострадавшего, а затем присоединюсь к вам и удовлетворю ваше любопытство.

И адмирал поспешно направился в лекарскую каюту.

Спасенный человек, уже умытый и переодетый в длинную полотняную ночную рубаху, лежал в каюте на удобном диване, предназначенном для раненых и больных из числа офицеров. Ему даже успели расчесать волосы. И, несмотря на то, что лицо пострадавшего было красным от солнечных ожогов, сэр Дрейк мгновенно его узнал.

– Сэр Джеймс Оглби! – изумленно воскликнул адмирал. – Каким образом вы очутились на этом треклятом островке!?

– Я благодарен вам за спасение моей жизни, дорогой адмирал. – Сэр Джеймс говорил с трудом, делая частые длинные паузы. – Сам Господь Бог послал мне вас… Я отправился в это путешествие, чтобы помочь старинному другу моей семьи, который управляет нашими совместными плантациями… Сейчас он тяжело болен, практически при смерти… Вы наверняка с ним знакомы, это сэр Шел тон.

– Как? – удивленно воскликнул адмирал. – Сэр Самуэль Шелтон, отец леди Джоаны?

– Да… Это он.

– Дело в том, дорогой сэр Джеймс, что дочь вашего друга и ваша хорошая знакомая, леди Джоа-на, находится в настоящий момент на борту моего корабля! Она направляется к своему больному отцу. Я немедленно приглашу ее сюда. Уверен, что она с удовольствием примется за вами ухаживать и быстро поднимет вас на ноги!..

– Постойте, адмирал, – остановил его сэр Джеймс. – Дело в том… Видите ли, между мной и Джоаной произошло недоразумение… Мы поссорились… Возможно, она не захочет меня видеть.

– Глупости! Как это она не захочет видеть старинного друга семьи, который, рискуя собственной жизнью, отправился за океан, чтобы поддержать ее больного отца?!

– И тем не менее я прошу вас пока не приглашать ко мне леди Джоану. Когда я окрепну, я сам поговорю с ней.

– Но я могу хотя бы рассказать ей, кого мы подняли на борт и какова была цель вашего путешествия?

– Конечно, адмирал… Я буду вам за это признателен.

– Ну а теперь, когда мы обсудили ваши личные вопросы, ответьте мне уже не как вашему другу, а как адмиралу флота Ее Величества, что случилось с английским торговым судном, кто посмел на него напасть и какие негодяи распяли вас на кресте?

– Недалеко от этого острова нас атаковала испанская эскадра… Мы были взяты на абордаж. Почти вся команда погибла в неравном бою… Оставшихся в живых сбросили в море. Меня, как знатную персону, взяли в плен… Хотели получить выкуп… Но затем, по-видимому, их кровожадность и католический фанатизм взяли верх… Вы же знаете, что они считают нас, приверженцев англиканской церкви, еретиками. Так вот, они не стали топить наше несчастное судно, а решили провести акцию устрашения: судно посадили на рифы и подожгли, а меня распяли на кресте… Но, хвала Создателю, руки и ноги прибили не гвоздями, а привязали веревками… Они говорили со смехом, что на гвоздях я умру слишком быстро, а на веревках буду мучиться не в пример дольше, раскаиваясь в своей ереси… Адмирал, мне тяжело говорить… Если позволит ваш врач, нельзя ли мне подкрепиться бокалом вина? Пока он разрешил мне пить только воду…

– Да-да, конечно, сэр Джеймс! Прошу простить, если мои вопросы вас утомили. Как вы понимаете, я задавал их не из праздного любопытства. Я немедленно позову врача и оставлю вас отдыхать.

– Нет, сэр Фрэнсис, я должен поведать вам нечто важное… Поэтому мне необходимо взбодриться и собрать все силы для этого сообщения… А потом мне будет уже все равно… Пусть даже Господь приберет меня к себе…

Сэр Джеймс в изнеможении откинулся на подушки и закрыл глаза.

– Не говорите так, сэр Джеймс! Вы обязательно поправитесь! Эй, доктор, помогите больному!

На зов адмирала в каюту явился врач, почтительно ждавший за дверью окончания беседы. Он пощупал у сэра Джеймса пульс, покачал головой и сказал, что больному необходим длительный отдых.

При этих словах врача сэр Джеймс открыл глаза и, сделав усилие, довольно твердо произнес:

– Мне необходимо немедленно сообщить адмиралу важные сведения. Дайте мне чего-нибудь взбадривающего, а затем я подчинюсь всем вашим требованиям.

Врач вопросительно посмотрел на адмирала, тот согласно кивнул головой. Тогда врач налил в серебряную рюмку немного рому, накапал туда каких-то снадобий из хрустальных склянок разнообразной формы, во множестве стоявших в аптечном шкафу. Еще раз предупредив адмирала, что больному крайне необходим покой, врач вновь вышел из каюты.

Сэр Джеймс выпил приготовленное снадобье, глубоко вздохнул, приподнялся на диване.

– Когда подлые испанцы после захвата судна устроили на своем корабле пир, меня, связанного по рукам и ногам, приволокли в офицерскую кают-компанию, где ради забавы подвергали всевозможным издевательствам и оскорблениям. Затем, когда это развлечение им наскучило, они про меня просто-напросто забыли, оставив лежать на полу, а сами принялись обсуждать свои дальнейшие планы. Понятно, что меня испанцы не стеснялись, поскольку моя дальнейшая судьба была уже ими решена, и в их глазах я был покойником…

Сэр Джеймс замолчал на некоторое время, как бы давая понять окружающим, сколь тяжело ему вспоминать о недавно пережитых страданиях.

– Так вот, – продолжил он, – их Карибская эскадра готовится к выходу домой в Испанию. Как всегда, они везут с собой богатую добычу, в основном – золото. Как вы знаете, золото они перевозят на специальных огромных судах с особо прочным корпусом, то есть на галеонах. И в этот раз в составе эскадры будет несколько галеонов. Однако испанцам известно, что ваши корабли уже вышли на перехват. Поэтому, чтобы обезопасить добычу, они задумали одну хитрость. Пока вы будете атаковать всей эскадрой их тяжелые линейные корабли на встречных курсах в кильватерной колонне, наиболее легкий и быстроходный корабль – некая бригантина – улизнет и на всех парусах помчится прочь. Золото будет не на галеонах, а на бригантине. Очевидно, что вы не станете догонять какую-то там ничтожную бригантину, а продолжите сражение с основными силами. Исход этого сражения не ясен: если побеждают испанцы, то они продолжают следовать своим курсом, а бригантина с золотом, у которой после вашего возможного поражения уже не останется реальных врагов, первая спокойно добирается до родных берегов. Если же побеждаете вы, то вам все равно не удастся догнать этот быстроходный корабль, у которого будет к тому же много часов форы. Бригантину, груженную золотом, максимально облегчат от всего остального, даже сократят экипаж, не говоря уж об абордажной команде, которой там попросту не будет. Вот что мне удалось узнать.

Сэр Джеймс вновь без сил откинулся на подушки, дрожащей рукой попытался вытереть пот со лба.

– Спасибо, сэр Джеймс! Вы – истинный англичанин, настоящий патриот. Ваши сведения поистине бесценны. А сейчас отдыхайте. Мы найдем коварным испанцам достойный ответ!

Адмирал поклонился герою и покинул каюту, предоставив его заботам врача. Впрочем, для врача эти заботы вовсе не были обременительны, ибо сэр Джеймс мгновенно заснул безмятежным сном человека с чистой совестью, честно выполнившего свой долг.

Через день после того, как эскадра адмирала Дрейка миновала злополучный остров, Джоана, небрежно опираясь на широкие полированные перила драгоценного палисандрового дерева, стояла на юте, на месте, ставшем для нее уже привычным за долгие недели плавания. Кормовая часть корабля, на которой находилась Джоана, возвышалась над всей палубой, и со своей позиции девушка видела не только великолепную панораму океана, но и шкафут, на котором проходили почти непрерывные тренировки флагманской морской пехоты. Оттуда доносились отрывистые команды, звон клинков, иногда там звучали выстрелы, как одиночные, так и залпы. Элита Королевского военно-морского флота, да и, пожалуй, всех Вооруженных сил Англии, стремилась быть достойной своего высокого звания и интенсивно готовилась к предстоящим боям. Джоане иногда казалось, что среди бойцов морской пехоты, обнаженных по пояс, с красными платками на головах, она все же нет-нет да и узнает знакомое лицо. Впрочем, расстояние от юта до шкафута было слишком велико, к тому же рангоут и такелаж ограничивали обзор.

Джоана, созерцая океан и наблюдая за происходящим на шкафуте, думала о том, что вскоре, даже, наверное, сегодня, ей предстоят две встречи. Первой встречи она жаждала всей душой и уже не раз в своем воображении вела возможный диалог со своим собеседником. Диалог этот чаще заканчивался так, как она того желала, но иногда все же девушка не находила ответа на задаваемые самой себе вопросы. Тем не менее сердце Джоаны сладко замирало, и на ее устах появлялась мечтательная улыбка. Тогда она еще пристальнее всматривалась в носившиеся по шкафуту фигуры морских пехотинцев, в движениях которых даже с такого расстояния угадывалась поразительная сила и ловкость.

Сама мысль о второй встрече была ей отвратительна. Эта встреча даже пугала девушку, но Джоана чувствовала ее роковую неизбежность. Она глубоко вздохнула, ей даже почему-то захотелось перекреститься, она уже подняла было руку, но звук голоса, раздавшегося у нее за спиной, заставил ее вначале задрожать, затем замереть на месте.

– Джоана, умоляю, не гони меня прочь, выслушай, позволь сказать лишь несколько слов, на коленях попросить прощения!

«Опоздала я с крестным знамением!» – обреченно подумала девушка и медленно, как будто во сне, обернулась.

Разумеется, она увидела того, кого и ожидала: сэр Джеймс стоял в нескольких шагах от нее, низко склонив голову и молитвенно сложив руки на груди.

– Джоана, милая моя Джоана, я знаю, что нет оправдания моему отвратительному поступку, но, поверь, я был ослеплен страстью, потерял рассудок от любви к тебе! Я поклялся себе, что никогда не покажусь тебе на глаза, ибо нет мне прощения!

Сэр Джеймс говорил горячо и быстро, слова его проникали в сознание Джоаны, затуманивали разум. Она хотела было заткнуть уши, убежать, но не смогла пошевелиться, завороженная этой страстной речью.

– После того, что случилось в замке сэра Эдуарда, я сел на первое же торговое судно, отходившее в Новый Свет, отправился на помощь моему старшему другу, твоему отцу, Джоана, поскольку нет у меня в целом свете людей дороже, чем он и ты. Но тебя я потерял, потерял, как мне казалось, навсегда. Никакие силы не заставили бы меня вновь приблизиться к тебе, я лучше бы вонзил кинжал в свое сердце. Но не я, а сам Господь, Джоана, сам Господь вновь свел нас! Я уже умирал, я прощался с жизнью, распятый на кресте, и молил прощения у Господа и у тебя, Джоана! Все мои предсмертные мысли были только о Нем и о тебе! И Господь Бог услышал мои молитвы! Он послал нам эту встречу. Можно ли противиться воле Господа? И вот я у твоих ног, повторяю в душе все мои предсмертные молитвы и прошу, прошу, прошу у тебя прощения! Ты знаешь, наверное, что нам предстоит смертный бой, я буду в первых рядах сражающихся, с именем Господа на устах и твоим, Джоана! Я хочу, чтобы ты знала об этом. Я не смею рассчитывать, что ты простишь меня, но я хочу, чтобы ты знала, что мне легче будет умереть, зная, что я хотя бы частично искупил свою вину перед тобой! Я разузнал планы наших врагов, испанцев, сообщил о них адмиралу. Я сделал это во имя Господа, во имя Англии и во имя тебя, Джоана! И в качестве награды попрошу у него оказать мне честь и поставить в первые ряды сражающихся! Я с улыбкой приму смерть, как искупление…

Сэр Джеймс замолчал, словно в изнеможении.

– Адмирал рассказал мне о вашем подвиге, сэр Джеймс, – тронутая или, вернее сказать, околдованная речами коварного негодяя, произнесла Джоана.

– О, ты назвала меня по имени, ты заговорила со мной! Я вознагражден! Я вознагражден за все страдания! Господь услышал мои молитвы! Я исчезаю с твоих глаз, но буду стараться заслужить еще хотя бы кроху, хотя бы крупицу твоего прощения! Я удаляюсь! Я ползу на коленях в корабельную часовню!

Сэр Джеймс действительно исчез с глаз девушки, почувствовав, что произведенного эффекта вполне достаточно. Он отправился и, конечно же, не на коленях, а вполне нормальной походкой прямиком в офицерский буфет, где в один присест выпил полпинты рому, и лишь тогда перевел дух. Еще одно важное и весьма трудное дело было сделано: теперь Джоана ни за что не осмелится публично заклеймить его в подлости, ведь офицеры корабля, узнав о том, что произошло тогда в беседке, немедленно вызвали бы его на дуэль. Конечно, сэр Джеймс был весьма опытным дуэлянтом и прекрасным фехтовальщиком, но биться по очереди со всем офицерским составом эскадры вовсе не входило в его планы.

В тот же вечер адмирал Дрейк созвал в своей каюте военный совет, на который был приглашен также и сэр Джеймс. Открывая совет, адмирал произнес:

– Джентльмены, позвольте представить вам сэра Джеймса Оглби, отважного английского дворянина, который, рискуя собственной жизнью, помог нам разведать хитроумные замыслы наших врагов испанцев.

Сэр Джеймс встал, скромно и с достоинством поклонился присутствующим.

– Как вы отлично знаете, перехват испанских галеонов с золотом – одна из главных задач нашего похода, – продолжил адмирал. – Так вот, согласно сведениям, добытым сэром Джеймсом, испанцы на сей раз решили пойти на хитрость: погрузив золото на быстроходную бригантину, они свяжут нашу эскадру боем и дадут бригантине возможность уйти и тем самым лишат Ее Величество и Англию законной добычи, которая принадлежит нам по праву, ибо те земли, где испанские захватчики незаконно собирают золото с туземцев, уже давно, согласно указу Ее Величества, находятся под протекторатом Англии, и туземцы, как вам известно, уже приняли английское подданство.

Офицеры согласно кивнули, поскольку у них не было ни малейшего сомнения в том, что туземцы путем свободного волеизъявления, на основе глубоких знаний и сравнительного анализа культуры, экономики и общественного устройства Испании и Англии, выбрали, конечно же, английское подданство, о котором мечтали все долгие тысячелетия своей истории.

– Итак, зная планы врагов, мы поступим следующим образом. Наши линейные корабли обычным порядком атакуют противника. Но как только вышеупомянутая бригантина проявит себя бегством из боя, наш самый быстроходный корабль, то есть флагман «Принцесса», также покинет боевую кильватерную колонну и устремится в погоню. Если у противника при этом возникнет перевес в силах, мы после нескольких маневров и обменов пушечными залпами позволим ему зайти с наветренной стороны, а затем, в тот момент, когда он, гордый своим мнимым тактическим успехом, начнет совершать поворот оверштаг, на всех парусах неожиданно уклонимся от боя. Если испанцы, вопреки моим ожиданиям, бросятся за нами в погоню, что маловероятно, ибо у тяжелых галеонов нет преимущества в скорости, мы спокойно дождемся ночи и, резко поменяв курс, выйдем в оговоренную заранее точку рандеву с «Принцессой», которая к тому времени уже разделается с бригантиной и перегрузит золото в свои трюмы.

Адмирал сделал паузу, обвел взглядом лица присутствующих, опытнейших командиров боевых кораблей, прочитал на них молчаливое одобрение своим словам и продолжил:

– При втором варианте развития событий, то есть если огневое и численное превосходство будет на нашей стороне, мы топим испанскую эскадру и спокойно выходим в точку рандеву. Вопросы, замечания есть? Хорошо. Теперь о действиях «Принцессы». На ней, конечно же, будет находиться весь отряд флагманской морской пехоты. Более того, хотя сэр Джеймс и поведал нам о малочисленности экипажа вражеской бригантины, я предпочитаю не рисковать и, для обеспечения полнейшего успеха предстоящего абордажа, намерен перевести на «Принцессу» и присоединить к флагманским пехотинцам нашу лучшую абордажную команду с «Посейдона».

Заметив, что командир «Посейдона» собрался что-то возразить, адмирал жестом остановил его:

– Чтобы компенсировать «Посейдону» отсутствие абордажной команды, я принял решение самому перейти на «Посейдон», перед боем поставить его мателотом в кильватер «Принцессы» и после ее ухода сделать флагманом эскадры.

– Вы покинете вашу «Принцессу» на произвол судьбы?! – в нарушение всяческой субординации изумленно и растерянно воскликнул сэр Джеймс. – Кто же, как не вы, будет выполнять самую трудную, важную и почетную задачу: захват золота?!

Офицеры осуждающе посмотрели на выскочку-штатского, адмирал мягко ему попенял:

– Сэр Джеймс, вынужден вам заметить, что я, как адмирал, отвечаю не только за один свой корабль, пусть даже флагманский, но и за всю эскадру, поэтому должен во время боя находиться в самом опасном месте.

– А разве «Принцесса», которая в одиночку пустится в погоню за врагом, не будет этим самым опасным местом? – продолжал упорствовать в своем заблуждении сэр Джеймс.

– Нет, как раз «Принцесса» в предстоящем бою будет подвергаться наименьшей опасности. Она легко прорвется сквозь слабенький огонь нескольких малокалиберных пушек бригантины и, благодаря подавляющему превосходству в живой силе, молниеносно проведет победный абордаж. При этом рукопашная схватка даже не коснется палубы «Принцессы», все будет кончено на вражеском корабле. Поэтому и вы, и наша дорогая гостья, леди Джоана, останетесь на «Принцессе», которая, как я уже сказал, подвергнется минимальному риску.

Сэр Джеймс вынужден был замолчать, проклиная в душе совершенно неуместный, по его мнению, героизм адмирала. Героизм этот существенно нарушал его с доном Эстебаном замысел, но, по-видимому, ничего тут поделать уже было нельзя. Придется довольствоваться тем, что есть.

Теперь следует подумать, как он будет рассчитываться с подельником, ибо дон Эстебан не преминет предъявить ему претензии в связи с отсутствием адмирала Дрейка на борту обреченного флагмана. Сэр Джеймс со скрытой ненавистью посмотрел на Дрейка, мысленно навеки записав его в черный список своих должников. А долги сэр Джеймс не прощал никому и никогда. Ну что ж, остальное пока идет по плану. И этот надутый индюк, адмирал, вскоре вынужден будет горько оплакивать участь своей флагманской морской пехоты, и проклятого капрала Майка Русса, и даже этой никчемной дурочки Джоаны, от которой сэру Джеймсу нужны лишь две весьма простые вещи: доходы с ее земель и удовлетворение его, сэра Джеймса, похоти. Девка не захотела сделать этого добровольно, ну так ей, как и адмиралу, также предстоят в недалеком будущем запоздалые сожаления и горькие слезы.

«Принцесса» неслась на всех парусах. Впереди виднелся стройный силуэт испанской бригантины, также развившей полную скорость. Бригантина эта, как и ожидалось, при первых же звуках пушечных залпов, которыми обменялись две сошедшиеся в бою эскадры, вышла из кильватерной колонны и бросилась наутек. «Принцесса» тут же последовала за ней. Погоня продолжалась вот уже несколько часов, и «Принцесса», на которой, рискуя повредить рангоут, поставили даже лиселя – дополнительные паруса, чего вообще-то не следовало делать при таком свежем ветре, – стала постепенно приближаться к противнику.

Всем было ясно, что вскоре предстоит бой. И хотя до его начала, судя по скорости сближения с противником, оставалось не менее трех часов, все морские пехотинцы и матросы из абордажной команды «Посейдона» находились на верхней палубе в полном вооружении. Вначале они построились и выслушали предварительные указания офицеров, ставящих боевую задачу. Затем офицеры поднялись на мостик, а матросы, почти не ломая строя, уселись на нагретые жарким тропическим солнцем, идеально выскобленные и вымытые доски палубы. Сержанты и капралы, как им и положено, прохаживались перед своими взводами, переговаривались между собой. Среди всех этих людей, готовившихся к смертельной схватке с непредсказуемым лично для каждого исходом, царило то особенное возбуждение, которое невозможно описать словами, а можно лишь испытать на собственном опыте. Это возбуждение, порождаемое присущим каждому нормальному человеку чувством страха, старались погасить показной веселостью. Часто звучали шутки, иногда весьма сомнительные, но неизменно вызывавшие одобрительный, слегка наигранный смех. Забывались все ссоры, прежде произошедшие между бойцами, казавшиеся теперь совершенно ничтожными и не стоящими внимания. Сейчас важно было лишь одно: надежность оружия и готовность товарища прикрыть тебя в бою.

Михась вместе с сержантом Парксом после того, как на десятый раз убедились в полной боеготовности своего взвода, подошли к взводу матросов с «Посейдона», возле которого расхаживал их старый знакомый, Том Мэрдок, под ручку с их же другом и сослуживцем сержантом Бобом Коулом. Естественно, никто не вспоминал о многочисленных трактирных потасовках, ранее произошедших между ними.

– Приветствую вас, парни, – тепло и сердечно обратился к ним сержант Джонатан Паркс.

– Привет, Джон! Привет, Майк!

– Ну как боевой дух в абордажной команде?

– Дух, как всегда, боевой.

Они улыбались, обменивались ничего не значащими фразами, но время от времени бросали быстрые взгляды на все увеличивающийся силуэт бригантины.

– Мне в этой истории не нравится только одно, – задумчиво, словно рассуждая вслух, произнес сержант Коул. – Я уже говорил Тому, что господа офицеры на инструктаже уж больно настойчиво твердили о нашем численном превосходстве. Нам даже запретили брать с собой на абордаж ручные бомбы, чтобы не повредить эту гребаную бригантину!

– Плюнь, Боб, – с явно преувеличенной беспечностью обратился к нему сержант Паркс. – Пусть даже на этой испанской посудине, к слову сказать, весьма небольшой, засело в три раза больше бойцов, чем у нас, ну и что с того? Уж тебе ли не знать, что большинство наших тренировок происходят как раз при условии один против троих? В бой надо идти весело, без всяких там мыслей, тем более – о превосходстве противника. Сам посуди, где там поместится столько людей? Не стоят же они в трюме плечом к плечу?

Если бы знал, насколько верны его слова! Но ни ему, ни другим английским офицерам и матросам не было ведомо, что в трюме бригантины плечом к плечу стоят (вернее, сидят) отборные головорезы, собранные со всех экипажей испанской эскадры, и численность их превосходит всю команду «Принцессы» впятеро. Об этом знал только английский джентльмен, сэр Джеймс, нервно расхаживающий сейчас по роскошной, отведенной лично ему гостеприимным адмиралом, каюте обреченного флагмана.

На бригантине уже, по-видимому, поняли, что им не уйти, и тоже готовились к бою. На шкафуте выстроилась полусотня стрелков в блестящих кирасах и шлемах, устанавливающих на подпорках громоздкие аркебузы. Они выглядели жалкой кучкой по сравнению с отрядом, изготовившимся к атаке на палубе «Принцессы». Бригантина первой произвела залп из малокалиберных пушек правого борта. Часть ядер даже не долетела до «Принцессы», некоторые ударились в борт, проделав незначительные пробоины, которые тут же принялась заделывать авральная команда. Несколько ядер запрыгали по палубе, покалечив полдюжины сидящих на ней морских пехотинцев из взвода сержанта Боба Коула. Шутки и смех разом прекратились, некоторые бойцы во все глаза смотрели на раненых, которых перевязывали или уносили на носилках с палубы, другие, напротив, старались отвернуться от подобного зрелища.

Командир «Принцессы» лишь усмехнулся, когда прозвучал этот жалкий залп, приказал резко переложить руль влево и идти на сближение, наваливаясь на разряженный борт противника. Затем он скомандовал своему канониру:

– Палить только картечью по палубам, ядрами по корпусу не стрелять, нам важен груз!

Рявкнули носовые орудия «Принцессы», картечь с визгом пронеслась над палубой бригантины, сметая все на своем пути. Испанские стрелки на шкафуте попадали на палубу: то ли были убиты, то ли благоразумно залегли. Часть такелажа была повреждена, два-три паруса потеряли ветер, бригантина резко замедлила ход, и «Принцесса» начала стремительно приближаться к ней.

– К бою! Абордажные крючья – готовь!

Рота лейтенанта Латропа должна была атаковать бак и шкафут, а рота лейтенанта Сэдли – соответственно шканцы и ют: на шканцы нацелен был взвод сержанта Коула, усиленный абордажной командой с «Посейдона», а на ют – сержанта Паркса.

В кормовой части практически всех кораблей помещались каюты командира и офицеров, салон и кают-компания. Поэтому кормовая часть, которую покрывал ют, была приподнята уступом над остальной палубой. В переборку, представляющую основание этого уступа, обращенного к палубе, были врезаны относительно широкие двери, задраиваемые наглухо во время шторма. Двери находились сразу за широким трапом, расположенным под углом к кормовой переборке, который вел на ют, где находились мостик и штурвал. В кормовой срез выше руля и ватерлинии были вделаны широкие прямоугольные иллюминаторы, предназначенные для освещения салонов и кают, больше напоминавшие роскошные окна с частым переплетом, в которые были вставлены дорогие, порой разноцветные венецианские стекла. Обычно кормовые помещения в заключительной стадии абордажа представляли собой основной узел сопротивления проигрывающей стороны. Поэтому взвод сержанта Коула, высаживающийся на шканцы, и был усилен «посеидонцами», поскольку они, очистив от противника шканцы, затем должны были атаковать кормовые помещения через те самые двери под трапом, ведущим на ют. Взвод сержанта Паркса, завершив схватку на юте, должен был при необходимости поддержать атаку сержанта Коула через кормовые окна.

Со страшным глухим стуком корабли ударились борт о борт, содрогнувшись от киля до клотика.

– Крючья цепляй! Во славу Ее Величества – вперед!!!

Морские пехотинцы заняли палубу бригантины, не встретив сопротивления: испанцы словно испарились. Собственно говоря, именно этого и ожидали руководившие абордажем офицеры, заранее осведомленные о слабости противника. Лейтенанты уже хотели было отдать своим ротам приказ к осмотру трюмов, как вдруг раздался громкий треск, и переборка кормового возвышения упала, открыв взорам изумленных англичан пустое пространство вместо офицерских кают. Однако пространство это можно было бы назвать пустым только лишь в связи с отсутствием внутреннего убранства, дверей, мебели, да и самих кают. От борта до борта вся корма была занята плотными шеренгами испанцев в кирасах и шлемах, с пиками, алебардами и аркебузами наизготовку. Эта плотная, устрашающая одним своим видом колонна стала тяжелой поступью под барабанную дробь выдвигаться на шканцы. Шеренга за шеренгой испанские кирасиры поднимались из трюма, шли и шли навстречу остолбеневшим от неожиданности легковооруженным морским пехотинцам, как и положено при маневренном абордажном бое, без всяких доспехов, обнаженным по пояс.

Лейтенант Сэдли опомнился первым.

– Всем отступить на шкафут, за грот-мачту! – отдал он единственно разумный в такой ситуации приказ.

Лейтенант мгновенно сообразил, что плотный строй кирасир является несокрушимым лишь на ровной палубе, то есть на широком пространстве шканцев. На относительно узких крыльях шкафута, за грот-мачтой, шеренги поневоле распадутся, и тяжелые кирасы, пики и алебарды скорее помешают, чем помогут испанцам вести индивидуальный рукопашный бой с подвижными и ловкими морскими пехотинцами.