Текст книги "Итоги № 10 (2012)"
Автор книги: Итоги Журнал
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Музы не молчат / Политика и экономика / Те, которые...
Музы не молчат
/ Политика и экономика / Те, которые...
Хоть и не робкого десятка Алла Борисовна Пугачева, а перекричать Владимира Вольфовича Жириновского она не смогла. Народная артистка СССР, напомним, выступила в роли секунданта Михаила Прохорова в ходе предвыборных дебатов. Понятно, что политическое шоу – не эстрада, это очень скользкая для артиста территория. Вот и окунулась примадонна в политическую грязь с головой. Невзирая на звания, заслуги и всенародную любовь. Да и сама – что уж душой кривить – жару распоясавшемуся оппоненту поддала совсем не в тургеневских словесных оборотах. Вольфыч-то ладно: он в своей стихии. А вот на Аллу Борисовну грустно было смотреть.
Но ничего не поделаешь – жизнь нынче такая. Не только примадонна, но и многочисленные ее коллеги песен уже не поют, картин не живописуют, в театрах не представляют. Не до того: ринулись на баррикады. Пишут воззвания, выступают в поддержку, шастают по митингам и флэш-мобам. Если говорить без обиняков, торгуют лицом, пиаря себя, а заодно и «того парня». В результате высокое искусство и площадная политика превратились в подобие сообщающихся сосудов, где от постоянного перетекания все перемешалось.
Сочувствующие Болотной прозаики и пииты, музыканты и актеры сетуют, что на творчество времени категорически не хватает – только успевай парировать наскоки заклятых коллег из числа доверенных лиц Владимира Путина. Тем тоже не до муз: только и делают, что отбиваются в блогосфере от товарищей по цеху.
Даже театральная публика (а это аудитория не слишком политизированная) потеряла ориентацию во времени и пространстве. Недавно в Большом давали «Мертвые души» Родиона Щедрина. Маэстро присутствовал на спектакле вместе с Майей Плисецкой и знаменитым польским композитором Кшиштофом Пендерецким. Так вот донельзя политизированные театралы приняли великого польского классика за председателя ЦИК Владимира Чурова. Надо полагать, из-за мимолетного внешнего сходства. Бедолаге публика устроила обструкцию. «Чуров, верни мертвые души!» – разносилось под золочеными сводами Большого театра.
Что ж, в стране, где все занимаются не своим делом – артисты шастают в политику, а политические деятели ведут себя как второсортные актеры, – явно не все в порядке. Ни с политикой, ни, извините, с искусством.
Интересно, доживем ли мы до того светлого дня, когда в наших очагах культуры Чурова будут принимать за Пендерецкого, Жириновского – за Депардье, а Прохорова, на худой конец, – за Джорджа Клуни.
Плюшевый Миша / Политика и экономика / Те, которые...
Плюшевый Миша
/ Политика и экономика / Те, которые...
Президент Грузии Михаил Саакашвили, отношения которого с Москвой теплыми никак не назовешь, вдруг взял да отменил визы для россиян в одностороннем порядке. Как говорил незабвенный кот Леопольд, «ребята, давайте жить дружно». В конфликтных ситуациях психологи считают такую тактику наиболее эффективной. Например, приходите вы в ЖЭК, а там вам нахамили. В ответ, конечно, можно матюгнуться и хлопнуть дверью, а можно поступить элегантнее: отвесить сердитой тетке комплимент и оставить ее с открытым ртом.
В Москве эксцентричного грузинского лидера заподозрили в двуличии. Он, дескать, лишь притворяется, что против российского народа ничего не имеет. И коварно заманивает россиян на запрещенные у нас в стране грузинские вина и воды. Дескать, холодный расчет Саакашвили таков: приехав без виз на брега Куры, россияне должны поразиться грузинскому гостеприимству, товарному изобилию, общественному порядку и семимильной поступи местных благоулучшений (одна реформа полиции чего стоит). Ну а затем – разнести по городам и весям весть о том, как мирно и радостно живется народам в солнечной Грузии под мудрым руководством Михаила Николаевича. В отличие от мыкающейся со своей независимостью гордой Абхазии, где и отдохнуть-то цивилизованно нельзя по причине коррупции и неодолимой разрухи. В итоге Саакашвили оказывается весь в белом, а российское руководство, поддержавшее абхазов и южных осетин, сами понимаете в чем.
Но в одном ли пиаре дело? Скажем, сами грузины уверены: в открытии границ ничего личного, только бизнес. Дело в том, что Тбилиси позарез нужны российские туристы и, соответственно, российские рубли. Грузинские власти немало средств и сил вложили в восстановление туристической инфраструктуры, а она, тем не менее, простаивает. Не турок же с прибалтами приглашать, у них своих морей-красот хватает. Европейцы же с американцами, несмотря на заверения в вечной дружбе, крепить ее долларом-евро не спешат. При слове «Кавказ» у пугливых западных обывателей возникает единственная ассоциация – с кем-то бородатым, вооруженным и сильно недружелюбным. Вся надежда на жизнерадостных россиян – обеспеченных, неприжимистых да еще и, чего скрывать, искренне любящих грузин.
Вопрос – чем ответит Москва? Смоленская площадь уже заявила о готовности восстановить дипотношения с Тбилиси и отменить визы. А почему бы и нет! Свергнуть Саакашвили нам не под силу, так, может, проще задушить его в объятиях?
А вам – на выход / Политика и экономика / Те, которые...
А вам – на выход
/ Политика и экономика / Те, которые...
Губернатор Приморья Сергей Дарькин попросился в отставку, а президент Дмитрий Медведев его просьбу тут же уважил. И началось! Каких только версий не было выдвинуто для объяснения сей метаморфозы. И впрямь: уволен губернатор-старожил, который, несмотря на обилие проколов и компромата, всегда выходил сухим из воды. Даже когда не смог обеспечить партии власти достойный результат на выборах. Тем более что Кремль никогда не был замечен в привычках менять коней на переправе – когда и ключевые выборы на носу, и многострадальный саммит АТЭС на острове Русский. И все же отставка такого тяжеловеса озадачила многих. Версии строят разные. К примеру, поговаривают, что Дарькин может всплыть в правительстве. Дескать, его предшественник Наздратенко после отставки возглавил Госкомрыболовство. Хотя надолго там не задержался. Впрочем, рискнем утверждать, что административный взлет Сергею Дарькину как раз не грозит. Во времена белых ленточек и прочих синих ведерок наличие у губернатора такого артефакта, как супруга с легальным доходом свыше миллиарда рублей в год (актриса местного драмтеатра), не способствует бурному карьерному росту.
По всей видимости, в Кремле решили купировать любые очаги общественного недовольства во взрывоопасных регионах. Одно дело, когда в Москве на Болотную выходят безобидные «рассерженные». И совсем другое, если во Владивостоке на Светланскую выедут тысячи праворульных автомобилей, где за рулем сидят не мирные трейдеры и дизайнеры, а вполне себе конкретные ребята. Которые «губера» не боятся, ибо знают как облупленного.
Россия, которую мы выбираем / Политика и экономика / Главная тема
Россия, которую мы выбираем
/ Политика и экономика / Главная тема
Судьба предоставляет Владимиру Путину уникальный шанс – разорвать замкнутый круг, по которому Россия блуждает уже несколько веков подряд: ледниковый период – хаос – еще большая «заморозка»
Одной загадкой стало меньше: подавляющее преимущество фаворита президентской гонки не оставило шансов его соперникам. Но одновременно возникает новый, он же порядком подзабытый старый, вопрос: Who is Mr. Putin? Впервые он прозвучал зимой 2000 года. В истории России начиналась тогда новая глава, и писать ее предстояло неизвестному на тот момент в мире автору. За прошедшие 12 лет автора изучили вроде бы вдоль и поперек. Но эпоха вновь сменилась. И дальнейшее развитие событий зависит, таким образом, от того, какого Путина выбрала 4 марта страна – того же самого или в версии 2.0? Очевидно одно – это не будет «Путин 0»: старый новый президент России предпочитает писать историю самостоятельно, а не под чью-либо диктовку.
Страшная сила
На кого должен опираться, на кого должен ориентироваться в своей политике победитель президентских выборов? По идее – на поддержавшее его на выборах большинство. И если бы демократия у нас развивалась по тем же канонам, что на своей европейской прародине, это было бы абсолютно логично. Однако особенности национальной политической культуры простых ответов не предполагают. Путинское большинство образца 2012 года, предпочитающее синицу стабильности в руке журавлю мечтаний, – не субъект, а объект исторического процесса. Ибо руководит им не запрос на перемены, а страх перед ними.
Опасения, в принципе, вполне обоснованны: смена политических эпох всегда связана с социальной турбулентностью. Большой или маленькой – это уже как бог даст. Но страх – неэффективный политический стимул. Он хорош в тактических целях для единовременного сплочения рядов. Но со временем страх начинает оказывать обратный, деморализующий эффект. Особенно если гайки перекрутить.
Примерам несть числа, но, пожалуй, наиболее образно ужасы «оранжевой революции» прорисованы в повести Рената Хайруллина «Тонька» (рекомендована к чтению руководителем православного корпуса «Наших» братом главы Росмолодежи Борисом Якеменко). События здесь начинаются 24 марта 2012-го, в момент, когда «Госдепартамент США выступил с уверенным заявлением, что выборы в России нелегитимны», и началась операция «Пламеносцы свободы». Вот, наверное, наиболее драматичный эпизод этой душераздирающей саги: «Когда бомбежки Кремля стали ежедневными и проводить совещания военного совета стало возможно только в подвалах и бункерах, когда войска НАТО и отряды предателей появились в районах, прилегающих к областной кольцевой дороге, было принято тяжелое решение об эвакуации...»
Что должен чувствовать смирный обыватель, типичный представитель путинского большинства, зачитываясь подобными апокалиптическими откровениями? Что угодно, только не прилив бодрости и энтузиазма. Кто-то, конечно, исполнится решимости предотвратить ужасный сценарий: мол, «сквозь огонь мы пройдем, если нужно». Но комсомольцев-добровольцев нынче не так много, личное давно взяло верх над общественным. То есть если враги так коварны и могучи, как их изображают, то, может, хотя бы не класть все яйца в одну корзину?
Последнее особенно характерно для предпринимательского корпуса, который от моральной поддержки оппозиции рано или поздно может перейти к ее финансированию. Поражает не только грамотная организация митингов, но и эффективность, с которой вербуются новые сторонники в социальных сетях и печатаются немереные тиражи агитационной продукции, а также скорость, с которой наполняются виртуальные кошельки, предназначенные для финансирования очередных акций. Некоторые спонсоры, вероятно, действуют из идейных соображений. Но кто-то попросту страхует риски, считаясь даже с гипотетической возможностью смены власти. Доказательством чему усилившееся бегство капитала из страны, нежелание инвестировать вдолгую, а то и вовсе замораживание всякой инвестиционной активности.
Из этого тупика нет простого выхода. Нельзя просто взять и сыграть отбой воздушной тревоги: победила, мол, дружба – и на ближайшие шесть лет забыть о реальной политике как о страшном сне. Сиюминутный страх большинства в таком случае быстро трансформируется в затяжное разочарование. Эту смену настроений прекрасно передает гребенщиковский «Поезд в огне»: «Нас учили, что жизнь – это бой. Но, по новым данным разведки, мы воевали сами с собой». Песня, как известно, родилась в годы перестройки. Но примерно то же самое случилось и в 1996-м, после президентских выборов. Когда страну перестали пугать красным реваншем, «ельцинское большинство» тоже развеялось как дым. И больше уже не появилось.
Ставка на баррель
Не факт, конечно, что история повторится вновь. Многое, безусловно, будет зависеть от внешних факторов – прежде всего от динамики развития мирового финансового кризиса, особенно в его европейском преломлении. Ничто, как известно, так не укрепляет власть в России, как высокие цены на нефть, насыщающие бюджет и бюджетников. Но в условиях недиверсифицированной экономики, обремененной массой социальных и военных обязательств, нефтяной бум становится палкой о двух концах. Чем дороже баррель, тем выше зависимость от ситуации на сырьевых биржах: страна не просто сидит на игле, но и требует с каждым годом все большей нефтедолларовой «дозы». Десять лет назад, чтобы свести бюджетные концы с концами, достаточно было 20 долларов за «бочку». Сегодня не хватит и сотни. Кстати, тот же самый путь страна проделала в последние десятилетия советской власти.
Общепризнано, что существенный – некоторые даже считают, что решающий – вклад в крушение СССР внесло резкое падение цен на нефть в середине – конце 80-х. Нефть тогда действительно серьезно подешевела: в 1980 году среднегодовая цена барреля составляла 37,4 доллара, в 1990-м – 24,5. Но если взять ситуацию в более широком историческом разрезе и сравнить 1990-й, скажем, с 1970-м, то никакого падения не было и в помине. Какое там: в течение этого временного отрезка черное золото подорожало в 10 раз (в 1970-м баррель стоил чуть более двух долларов)! Но государственные расходы росли еще быстрее. И та «доза», которая 42 года назад привела бы к неземному «кайфу», 20 лет спустя вызвала такую «ломку», от которой одна шестая часть суши не может оправиться, по существу, и по сей день.
Сегодня нефть находится в приемлемом для нас ценовом диапазоне. Но страховок никаких. А ну как обремененные непомерным госдолгом европейцы снизят потребление наших энергоносителей? Проблемы, собственно, возникнут, даже если цены просто будут стоять на месте, а не планомерно увеличиваться: это будет означать прекращение или как минимум снижение экономического роста со всеми вытекающими отсюда социально-экономическими последствиями.
Снижение же – более или менее долговременное – тождественно кризису. Коктейль из бедственного положения «низов» и разочарования среднего класса – крайне взрывоопасная смесь, сметающая «верхи». Детонация этой бомбы почти сто лет назад смела со страниц истории и с карты мира трехсотлетнюю романовскую империю.
Впрочем, как показывает недавний опыт некоторых некогда дружественных нам южных стран, рост нефтяных котировок тоже никого ни от чего не страхует. Самый надежный предохранитель от революций – устойчивая, сбалансированная политическая система. Но чтобы создать таковую, Владимиру Путину придется поступиться многими своими козырями.
Разморозка
Если называть вещи своими именами, то лучшим итогом третьего путинского срока должна стать ситуация, при которой сам Владимир Владимирович или представители его команды могли бы, к примеру, не участвовать в выборах совсем или даже проиграть их. И страна при этом не перевернулась бы вверх дном, небо не упало бы на землю и Москва-река не потекла вспять. Иными словами, чтобы возникла политическая конструкция, при которой оппозиция может взять в свои руки рычаги управления легальным путем и при этом не может ни узурпировать власть, ни ввергнуть страну в хаос. И вовсе не по причине превосходных личных качеств будущего хозяина Кремля (хотя неплохо, конечно, чтобы человек был хороший). Защита от дурака и Бонапарта должна быть заложена в «генетическом коде» системы власти.
Сегодня такая защита, к сожалению, отсутствует: Конституция страны делегирует главе государства поистине необъятные, имперские полномочия. Базис этот столь универсален, что допускает практически любую надстройку – от разудалой демократии ельцинского образца до нынешней «суверенной». И, возможно, это еще не самые крайние границы диапазона. Страхи, рожденные «оранжевой угрозой», в принципе, не так уж и нелепы: и впрямь все может случиться. Но сохранение такого статус-кво не устраняет проблемы, а лишь на время замораживает ее. Прогнозы многих экспертов, предрекающих, что после выборов буза «рассерженных горожан» плавно сойдет на нет, вполне могут оправдаться. Но причины бузы никуда не денутся, и при первом же удобном случае может рвануть с удвоенной силой.
Детали новой политической конструкции – отдельная большая тема. Вариантов решения может быть много. Но главное – принцип «нескольких ключей»: ни у одной политической силы в стране не должно быть монополии на власть. И уж тем более – монополии на истину.
По сути, сверхзадача нынешней правящей команды – сделать так, чтобы ей было комфортно в том числе и в статусе оппозиционной силы. А когда она вновь предъявит претензии на власть, ее сторонникам не пришлось бы выходить на майдан. Чтобы никому не пришло в голову говорить об «антиоранжевой революции» и вновь издавать газету «Не дай Бог!». Любой другой путь – лишь отсрочка исполнения «приговора истории», отнюдь не делающая его более мягким.
...По утверждению председателя ЦИК Владимира Чурова, первые выборы на Руси состоялись в 862 году. А избран был, как нетрудно догадаться, Рюрик – первый глава первого русского государства. Конечно, не все историки согласятся с этой смелой гипотезой, но даже если допустить, что наша демократия есть пошла именно оттуда, из гостомысловских времен, то вывод все равно печален: с тех пор власть в России ни разу не менялась в результате выборов. Лишь посредством смут, войн и революций. Судьба предоставляет победителю президентской гонки уникальный шанс – разорвать замкнутый круг, по которому вот уже несколько веков ходит страна: ледниковый период – хаос – еще более мощная «заморозка»... Миссия сложна, но вполне выполнима.
Орден Славы / Общество и наука / Спецпроект
Орден Славы
/ Общество и наука / Спецпроект
Вячеслав Зайцев – о том, кто одевал Раису Горбачеву, кому Пугачева изменила с Юдашкиным, о вкладе Людмилы Зыкиной в высокую моду, о платье в горошек для Терешковой и собственных драных носках, а также о том, что общего у советского модельера с воздушным хулиганом Матиасом Рустом
«Красный Диор» Слава Зайцев не любит, когда его называют по имени-отчеству, искрит юмором и энергией. С трудом верится, что этот неотразимый мужчина в самом расцвете сил в эти дни справляет 50-летие творческой деятельности и 30-летие своего Дома моды. Да, собственно, не грех сказать, что и мода-то у нас началась именно с Зайцева. А стало быть, это и ее – российской моды – юбилей.
– Вячеслав Михайлович, загадка века: почему в СССР, в великой державе, люди одевались хуже всех?
– Это была целенаправленная политика. Никакой индивидуальности! Когда я работал в Доме моделей на Кузнецком Мосту, мы регулярно проводили совещания, где утверждались коллекции для всей страны. У нас работало шестьдесят художников – талантливейшие ребята, с фантазией. Так всех их чесали под одну гребенку. На худсоветах толстые тетки из министерств и мужики в кальсонах, выглядывающих из-под брюк, говорили: «Никто этого носить не будет». Я возмущался, но ничего не мог поделать.
– Ну теперь-то другой коленкор. В «Орден Славы Зайцева» входят самые известные и стильные женщины страны. Кстати, Людмилу Путину и Светлану Медведеву одеваете?
– Людмила Александровна – замечательная женщина. В свое время я сделал ей костюм для поездки в Лондон. Позже, на открытии Константиновского дворца в Санкт-Петербурге, мы вместе принимали жен глав государств и правительств – я устроил для них показ моделей. Сегодня иногда по ее просьбе делаю для нее эскизы. Мне приятно, что у нас по сей день чудесные отношения.
Для Светланы Медведевой я сделал лишь несколько эскизов. Просили подкорректировать один костюм, и я сделал это с удовольствием. Но в принципе стараюсь быть подальше от суперклиентов.
– Что так?
– Как говорится, минуй нас пуще всех печалей... В общем-то я никогда ни на кого не давлю. Хотя единственный раз все же пришлось. Это была Нанули Шеварднадзе, жена тогдашнего министра иностранных дел. Дама с большим гонором, сразу начала выступать, что, мол, лучше знает, что ей нужно, что сама занимается модой. Я говорю: «Если так, то я ухожу». И ушел. В конце концов все обошлось, но стоило нервов. По этой же причине я не стал работать с Раисой Горбачевой. Наряды для нее делали мои коллеги из Дома моделей. Однажды, когда мы встретились, я спросил: «Раиса Максимовна, почему вы все время говорите, что это я вас одеваю?» Она в ответ: «Разве вам это не приятно?..»
Вот Валентина Владимировна Терешкова – очень позитивный и индивидуальный человек. Собранная, деловая, но при этом веселая и заводная. Например, она мне всегда говорит: «Почему мы с тобой до сих пор не поженились?» Я ей: «Не спеши, не спеши». Очень люблю с ней работать. Она предпочитает классику, строгие линии, не носит декольте. Как и я, любит шелковые ткани в горошек. Первое платье мы сделали именно с таким рисунком, и оно ей очень понравилось. Правда, в последнее время я приобщаю ее к более роскошным тканям и декоративным рисункам.
Я люблю работать с клиентами. Правда, не всегда все бывает гладко.
– С театральными дивами и звездами эстрады как справлялись?
– В основном все подчинялись. Вообще капризных клиентов для меня не существует – главное, уметь найти к ним подход. Например, с Татьяной Дорониной все боялись общаться, зная ее сложный характер. Я же нашел в ней замечательного, вполне дружелюбного и милого человека... Сейчас, например, буду делать костюмы для «Пиковой дамы» с участием Элины Быстрицкой в Малом театре. Так все просто в восторге от того, что это буду делать именно я, поскольку Быстрицкая со мной удивительно мила и любезна. А у нее тоже непростой характер, и она редко кого близко подпускает к себе. Я давно научился быть психологом – столько женщин в своей жизни одел, таких разных! Мне посчастливилось делать костюмы к спектаклям для Марины Ладыниной и Галины Улановой, для Марии Ивановны Бабановой и Ангелины Осиповны Степановой, для Клавдии Ивановны Шульженко и Любови Петровны Орловой и многих других уникальных женщин. Я вообще люблю работать с людьми, которые естественно живут в этих вещах как в театре, так и в жизни. В этом смысле Галина Борисовна Волчек совершенно замечательная – очень творчески подходит с созданию костюмов. Я же стараюсь работать максимально в соответствии с желаниями клиентов, все подкорректировать в процессе работы. Это основа основ.
– И все-таки Людмила Зыкина «улучшила» сделанное вами платье...
– Это было так забавно! С Людочкой я познакомился через Майю Плисецкую. Как-то я был у нее в гостях, позвонила Зыкина. Майя говорит: «У меня сейчас Славочка». Слышу из трубки: «Я хочу с ним встретиться». Я Майе сказал, что не против, но при условии: пусть Люда снимет с головы свой валик...
Когда я приехал к Людочке в высотку на Котельнической, она стояла в неглиже, без своего «чалдона» на голове, в роскошном корсете. Говорит: «Я тебя так встречаю, чтобы ты меня видел сразу». Мы с ней замечательно подружились. Первое платье я ей сделал для поездки в Канаду – лаконичное, белое с синим. Вообще без украшений, которыми она злоупотребляла. Сказал ей: «Ты сама украшение, не стоит привлекать внимание к платью». Приезжает, говорит: «Все хорошо, я платье вышила». Нашила там цветы всякие. Я был в ужасе! Но это первый и последний раз, когда она проявила такую самодеятельность. Потом я сделал для нее много красивых костюмов. Зыкина была очень светлым человеком.
– Почему Алла Пугачева изменила вам с Валентином Юдашкиным?
– Аллу Борисовну я обожаю, она удивительный человек. Я ее очень чувствую на психологическом уровне. Будучи окруженной толпой людей, она чрезвычайно одинока. Я это всегда понимал.
Помню, как-то она позвонила: «Приезжай ко мне в гости». Говорю: «Что так поздно?» Она: «Да приезжай!» Алла жила на Маяковке. Подъехал еще Валера Леонтьев, сидим, пьем-поем. Вдруг из спальни появляется тогдашний муж Аллы Евгений Болдин, кстати, классный мужик. Алла говорит: «Иди к себе, не мешай». Я был поражен.
Когда я делал костюм для фильма «Женщина, которая поет», то сказал ей: «Подними волосы, тебе это пойдет». Она посопротивлялась, но сделала это. Но когда приступили к работе, Алла стала диктовать свои условия. Мол, извини, но у меня свои поклонники, которые хотят меня видеть в другом образе. Я тоже извинился, сказал, что не смогу так работать, и ушел. Потом она появилась у меня с Сергеем Челобановым. Алла тогда снималась в каком-то телешоу, я сделал для нее костюмы. Совсем недавно она неожиданно пришла на презентацию моей книги, очень теплые слова сказала... Юдашкин? Это, конечно, смешно. Человек гибкий, гуттаперчевый. Но я к нему хорошо отношусь, просто его здорово прогибает среда, в которой он живет.
– С Майей Плисецкой почему не срослось?
– В 1970 году мы начали делать «Анну Каренину». Пьер Карден прислал ткани, я сделал эскиз. Помню, как Майя показывала пластические движения, чтобы в костюме ничего не тянуло. Щедрин сидел за фортепьяно, она танцевала на фоне окна. С ума сойти! Запомнилось на всю жизнь, у нее божественные руки.
Мои эскизы ей очень понравились, начали делать макеты. Но дальше, думаю, завертелась интрига. Художник Симон Вирсаладзе вместе с Юрием Григоровичем решили, что Зайцева не должно быть в театре. Мол, Майе не идет мой костюм. В общем, обложили со страшной силой. Майя звонит: возникли некие сложности, но мы все равно будем работать. Дошли до Фурцевой. Она стала убеждать меня, что я слишком увлекся. А я – что не люблю компромиссов. На том с Майей и расстались.
– Зато с Фурцевой подружились.
– Фурцева была замечательным человеком. Она попросила сделать ей маленькое черное платье для юбилея полета в космос Юрия Гагарина. Помню, она жутко не любила примерки. Говорила: «Нет времени. Даю пять минут».
Тогда же у нее в кабинете мы попили чайку с сушками и цековскими карамельками. Негусто, но я всегда любил приобщиться к столу, коли угощают. Ведь мое детство было голодным, хотя и счастливым. Мы с ребятами ели заячью капусту, калину, боярышник срывали в больнице около морга. Ели все, что можно съесть. Хлеб вообще был редкостью.
Наш дом в Иванове был огромным, в двадцать четыре подъезда. Мама мыла их, после войны работала прачкой. Отца с нами не было – он попал в плен, сбежал оттуда, дошел до Берлина, но его осудили как изменника родины. Мы жили очень бедно, я носил обноски. С тех пор к деньгам отношусь непросто: нет желания иметь их в большом количестве. Когда мне что-то перепадает, быстро всем раздаю. Собственно, я и зарплату своим сотрудникам порой выдаю из собственных заработков. Иногда большие суммы, которые приходят от продажи моего парфюма, приходится брать из банка. Благодаря ему я более или менее состоятельно живу.
– Внучку Марусей в честь духов назвали?
– Так совпало. Если быть точным, духи называются не женским именем, а «Ма Русь», моя Русь. Внучку же мы назвали в честь моей мамы, Марии Ивановны. С ней мне жилось очень тепло, и у меня никогда не было обиды на детство. Я всем улыбался, все во дворе мечтали затащить меня к себе и покормить. Тому, что я люблю людей, я обязан детству.
В первом классе я получил премию за песню «У дороги чибис». Нам с ребятами выдали по три метра серой фланели на школьную форму. Потом во Дворце пионеров занимался танцами и пением, ездили по деревням с концертами. В общем, жил прекрасно.
– Как же вы оказались в Ивановском химико-технологическом техникуме?
– Как сына изменника родины меня ни в какие учебные заведения не брали. Мама сказала: учись вышивать, нечего бездельничать. Я стал учиться. Сидел с девчонками у подъезда и вышивал. Надо было рисунки к вышивкам делать – потихоньку рвал цветы на газоне – петуньи, гвоздики, рисовал их. Стало получаться. Единственно, куда меня приняли, – на факультет прикладного искусства химико-технологического техникума. Проучился четыре года. Трудно было, потому что я был, как говорится, «в поле ветер, в ж... гвоздь». А с нас требовали все делать тщательно. К тому же я еще красил афиши в цирке, играл в настоящем театре: в «Анне Карениной» – Сережу, Володю Ульянова – в «Синей тетради». Словом, жил полной жизнью.
В техникуме же был первым парнем на деревне. С удовольствием танцевал – и вальс-бостон, и фокстрот, открывал все балы. Как-то до такой степени обнаглел, что спел на «аргентинском» языке песню, которую исполняла в фильме Лолита Торрес, – просто придумывал созвучные слова, чтобы похоже было.
Техникум окончил с отличием, в Московский текстильный институт поступил вне конкурса. Когда попал в музей прикладного искусства, посмотрел на русский костюм, просто обомлел! Какая богатейшая культура скрыта от глаз, а мы все такие унылые! Поэтому начал первым делом шить декоративные рубашки – из сатина, ивановского ситца. За ночь мог сшить две-три. Носил их сам. В спину шипели: стиляга!
– Но вы стилягой не были?
– Я носил оранжевые брюки – и прямые, и клеш... Ни на кого не оглядывался и по сей день так делаю. К стилягам относился нормально. Считал, что ребята молодцы – попытались уйти от стереотипов, унылости и беспросветности.
В институте познакомился с моей Маришкой, которая позже стала женой. Она была старше курсом. Талантливая, я всегда тянулся к ней. Семья у нее хорошая: папа летчик, мама балерина в театре Станиславского. Она была активисткой и оптимисткой, чудной девочкой. Наверное, можно в каком-то смысле назвать единомышленниками ребят, с которыми мы создали юмористический театр моды. Скажем, я демонстрировал пляжный костюм для девушки. На мне был застиранный халатик с розочками, лифчик восьмого размера, в руках авоська с бутылкой и воблой, на голове косынка «привет коммунальной кухне». Костюм рекламировался как модель для летнего отдыха. Мы сами придумывали номера, сами писали тексты. Дошли до Кремля, между прочим, – выступали в КДС.
С педагогами же складывались странные отношения: они никогда не знали, что мне ставить – пятерку или двойку. Тем не менее я уже с третьего курса и до пятого получал ленинскую стипендию. Из 22 рублей каждый месяц отвозил маме 11. Ездил по железной дороге. С тех пор я боюсь железных дорог – очень много неприятных воспоминаний.
– В экспериментальные мастерские Моссовнархоза угодили как обладатель красного диплома?
– У меня было распределение в Дом моделей на Кузнецком. Но декан так устроил, что я попал на подмосковную фабрику спецодежды. Приехал туда – серые стены, ощущение ущербности и неухоженности. Меня сделали худруком экспериментального цеха. Вскоре нас пригласили поучаствовать во всероссийском методическом совещании. Там я показал свои цветные телогрейки и валенки, юбки из павловопосадских платков.
– Полный триумф?
– Да... Получил выговор и был разжалован в цех ширпотреба. Позднее я на основе этой темы сделал коллекцию «Истоки», получил за нее Госпремию...
