Текст книги "Герой по принуждению"

Автор книги: Искандер Севкара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Мне тоже работалось нелегко, так как рядом со мной за столом сидела египетская царица, которая быстро писала правой рукой, в то время как левая была под столом и гладила меня по ноге. Мне было ясно, что Лаура уже успела известить её о том, что между нами нет никаких барьеров, типа её собственной ревности или моей природной застенчивости. Дыхание египетской царицы было таким напряженным и прерывистым, что я уже мысленно представлял себе, какие страстные ласки мне обеспечены в эту ночь.

Если признаться честно, то только ответственность нашей работы еще хоть как-то мобилизовала меня, и не будь я столь обеспокоен дальнейшей судьбой моих спутников, мне бы и четверти часа было не устоять перед этой обольстительной женщиной. Да что там четверти часа, тридцати секунд. Если у кого-то Египет и ассоциировался с Клеопатрой, то для меня он всегда был связан, прежде всего, с очаровательными, чувственными губами Нефертити.

Первыми свою работу закончили Бирич и Горыня, в то время как Ослябя все еще натужно водил фломастером по листу бумаги, заканчивая вторую страницу. Хлопуша строчил, как бравый полковой писарь, и возле него лежала целая стопка исписанных листков. Вудмены забрали кассеты у воронов-гаруда, которые по очереди излагали свои мысли и, вставив в свои уши, стоящие торчком, словно у немецких овчарок, наушники плейеров, принялись строчить с удвоенной скоростью.

Дольше всех пыхтел над своим трактатом Антиной, который, будучи магом, а стало быть профессионалом экстракласса, намного лучше других понимал всю серьезность нашей задачи. Зато мне, без сомнения, удалось составить самый большой список имен смерти, так как я, в отличие от небожителей, знал что такое зарин, зоман, ви-газы и "нейтральная" бомба, да и все остальные формулировки были достаточно экзотичными для них, как например: лазерный луч, нейтронное излучение, пуля со смещенным центром тяжести, пуля дум-дум, шрапнель, кумулятивный заряд и тому подобное. К тому же огромное число имен смерти было взято мной из медицинской энциклопедии, которые были вложены в мою магическую купальню.

В таком темпе мы работали часов до трех и вскоре наша память иссякла. Аккуратно закатав сканером все исписанные страницы и расшифровав тексты файнухой, я поручил Лауре все отредактировать все и собрать имена смерти в один файл. Девушка-охотница, которая двенадцать, из своих двадцати семи лет скрывалась в лесах от женихов, науськиваемых на нее родней, уже хорошо освоила компьютер. Не смотря на то, что Лаура выросла в обстановке махрового средневековья и кроме того, что умела бегло читать и писать на нескольких европейских языках, не знала почти никаких наук, в свободное время она любила сидеть за компьютером, который постоянно был у меня под рукой.

Лаура уже вполне бойко печатала и мне лишь стоило однажды показать ей как работать с окнами, чтобы она во все врубилась. Вот и теперь девушка принялась за работу со знанием дела и огромным энтузиазмом. На данный момент все зависело только от того, как быстро она закончит составлять документ в ворде, основу будущего магического заговора. Поскольку делать было больше нечего, а Лауре требовалась полная тишина, чтобы сосредоточиться, каждый занялся своими собственными делами.

Горыня, упросив меня и Ослябю полетать верхом на пегасе вместе с воронами-гаруда, тотчас умчался к горе Обитель Бога. Ослябя, отказавшись от чьей-либо помощи, занялся нашей поклажей, а Бирич и Хлопуша отправились с подружками к микенскому храму любви, чтобы в очередной раз пройти через все четыре входа. Хижина Уриэля уже через пять минут после того, как я снял со столовой ограждение, ходила ходуном и оттуда доносилось яростное хлопанье крыльев и его страстные признания в любви на ангельской латыни. Взяв с собой один уоки-токи, я сам оседлал наших магических коней, Мальчика и Доллара, и немедленно предложил Нефертити совершить небольшую прогулку верхом по окрестностям Микен.

Упрашивать царицу дважды мне не пришлось и вскоре мы скакали по лесной дороге. Внезапно помолодевшая женщина, до этого дня провела в степи вместе с кентаврами более четырех сотен лет, а до того жила при дворе мага Альтиуса, но когда поняла, что красота её безнадежно увяла, сама решила уйти из общества навсегда. Теперь, когда к ней вновь вернулась красота и молодость, ей снова хотелось блистать на балах и очаровывать мужчин. Со мной она даже не пыталась заигрывать или кокетничать, а была откровенна, как убийство.

В седле она держалась по-мужски крепко и Доллар повиновался каждому её движению. По тому, как она постоянно оценивала расстояние между нашими конями, я понял, что ей уже сделалась невмоготу вся эта бессмысленная скачка и это никчемное ожидание, и она готова была на полном скаку перепрыгнуть на круп Мальчика. Прикинув то, как далеко мы удалились от Микен по этой пустынной дороге, ведущей вглубь Драконова леса и не желая более рисковать, я резко остановил своего скакуна и заставил его идти шагом. Доллар проскакал вперед не более пятнадцати метров. Смуглая наездница осадила его своей твердой рукой и, круто развернув коня, двинулась ко мне навстречу. Глаза её были полузакрыты, а грудь от волнения вздымалась часто и высоко.

Подъехав к Нефертити вплотную, я наклонился влево, обнял её и пересадил к себе на колени. Поцелуи её были нежными и терпкими, как вино, а в каждом движении было столько томления, столько надежды и столько нетерпения, что мы, даже не стали искать в лесу удобной полянки, а лишь съехали с дороги, чтобы соскользнуть с седла под папоротники, на мягкий, прохладный и упругий ковер лесного мха.

Короткая, небесно-голубая шелковая туника знойной красавицы-египтянки, давно уже забывшей о том, что такое ласковые объятья обычного мужчины-человека, а не райского небожителя, и мои джинсы и тенниска, были для нас обоих, каким-то сверхмощным афродизиаком, невиданным катализатором влечения. Мы сплелись в страстных объятьях не спеша сбросить с себя свои одежды. Моя магическая купель вернула этой удивительной женщине не только ее легендарную красоту, но и силу. Объятья Нефертити были не только страстными, но и сильными, требовательными.

Нефертити знала какие-то магические заклинания, от которых одежда, как живая, сама сползла с моего тела и мне даже не пришлось размыкать своих объятий. Положительно, мне нравилось в Парадиз Ланде все больше и больше. После первой, бурной и мощной волны наслаждения на нас спустилась истома и мы лежали в зеленых, искрящихся сумерках под покровом папоротников, нежно лаская друг друга. Между двумя долгими и нежными поцелуями я спросил её:

– Царица, как ты будешь жить теперь в Микенах?

Нефертити ответила с тоской в голосе:

– Не знаю, мой повелитель, мне скучно и неуютно здесь, наконец, я смогла уйти от этих могучих, но невоздержанных грубиянов-жеребцов. Правда, эти ласковые козлоногие эллины уже успели до смерти надоесть мне своей болтовней, на ангелов надежда не велика, да и вряд ли кто-нибудь из них залетит сюда. Я право же не знаю, что мне делать. Когда я пересекала Миттельланд, у меня был магический конь, но теперь его нет со мной. Мне хочется вернуться в Золотой замок и я знаю, что у Бенедикта я найду приют, но я не знаю как мне это сделать, ехать же с тобой я не хочу, чтобы не становиться соперницей для этой франкской красавицы. Она и так сделала для меня слишком много. Видимо, придется как-то устраиваться…

Мне вдруг стало стыдно, что я её об этом спросил, ведь теперь я услышал от нее то, в чем и сам ни минуты не сомневался. Словно замаливая свои грехи, я приник к её губам долгим поцелуем. Чтобы не выглядеть полной скотиной в глазах очаровательной молодой женщины, которой так хотелось вновь обрести полную уверенность в своих чарах, я сказал ей, с трудом переводя дыхание:

– Не печалься, царица, уже завтра к вечеру ты будешь в Золотом замке и так как маг Альтиус теперь, в какой-то мере, мой должник, поскольку я вернул его народу молодость, то я напишу ему письмо с просьбой устроить тебя в его замке так, как это подобает твоему величеству. Пусть он только попробует отказать тебе в чем-либо, царица, и я устрою в Золотом замке такой скандал, что ему небо покажется в овчинку. Но скажи мне, моя прекрасная Нефертити, ты отважишься перелететь через Миттельланд на крылатом магическом коне, который будет лететь на огромной высоте, где царит жуткий мороз?

Глаза Нефертити наполнились слезами и она страстно прошептала мне на ухо:

– Ты необычайный человек, милорд. Сначала ты вернул мне молодость, любовь и силу, потом осчастливил незабываемыми и искусными ласками мое тело и согрел душу своей невиданной страстью, а теперь ты еще и хочешь вернуть мне жизнь во всей ее полноте, ту жизнь, к которой я так привыкла, да еще хочешь потребовать от Зевса щедрости по отношению к жалкой беглянке. Чем же я могу отблагодарить тебя?

Нисколько не кривя душой, я пылко воскликнул:

– Царственородная, ты уже отблагодарила меня своей любовью и страстью. Твои прекрасные губы и твое лицо, больше не будут для меня так мучительно недоступны, так как я испил из этого волшебного источника наслаждения и райской благодати. Впрочем, царица, ты можешь отблагодарить меня, если захочешь, но я не вправе просить тебя об этом, о, моя божественная и несравненная Нефертити.

Слезы в глазах этой красавицы мгновенно высохли и они вспыхнули ярким пламенем. С жаром она воскликнула:

– Клянусь тебе, милорд, я исполню любое твое желание, сколь необычным бы оно не было!

Целуя упругую, высокую и прекрасную грудь этой богини, я чуть сдавил губами и слегка прикусил её шоколадный сосок и принялся терзать его кончиком языка. Когда в её груди стал нарастать стон сладострастия, я быстро сказал:

– Тогда пообещай мне, что когда я окажусь в Золотом замке, ты подаришь мне еще одну ночь своей божественной любви и вытолкаешь в шею любого своего любовника, пусть даже это будет сам бог любви Эрос!

Сильным движением Нефертити, как пушинку сбросила меня со своего горячего и ароматного тела на прохладный мох и оседлала, словно Доллара пару часов назад. Она, крепко сжав мои бока стройными и сильными ногами, стала делать кругообразные движения нижней частью тела и, волнообразно двигая чуть выпуклым животом, сияющим как полная луна и покрытого бриллиантовыми бисеринками пота, стекающими к черному треугольнику, громко и отчетливо сказала мне, со смехом, от которого груди её призывно задрожали:

– Чтобы я променяла такого мужчину как ты, на этого глупого и капризного стареющего мальчика? Да я выгоню прочь любого, мой повелитель, даже самого Создателя, а сейчас я покажу тебе, что такое настоящая любовь царицы Египта…

Если бы спустя пять минут после этих слов, у меня под ухом взорвалась магическая граната, я бы и глазом не моргнул, потому что просто бы ничего не услышал. То, что делала со мной эта страстная, знойная, как египетская пустыня, красавица, вообще не укладывается в рамки привычных вещей и понятий и уж если меня в последнее время все кому не лень, то и дело называли великим магом-воителем, то именно она была величайшей и самой изощренной в искусстве любви магессой.

Как только накал ласк моей царственной любовницы стих и она, сама изнемогая от наслаждения упала ко мне на грудь, пришла моя очередь показать ей, сколь нежными могут быть мои губы и руки. Почти отключив свои чувства, я на полную мощь включил свой рассудок и принялся дарить своей царице все мыслимые ласки и наслаждения, которые только существовали в обоих мирах, известных мне.

Собрав всего самого в кулак, я опрокинул на Нефертити всю свою страстность, все то, что было во мне мужского. Тело царицы трепетало, она отвечала на мои ласки, криками невиданной силы. Частые и бурные оргазмы, сотрясали ее сильное, молодое и полное желания тело, словно землетрясения, и так длилось очень долго. Силы мои нисколько не уменьшались и виной тому был не я, а царица Нефертити, её чарующие, полные губы и её тело, подобное знойной пустыне, ждущей дождя.

Когда же мне, наконец, удалось напоить тело Нефертити своими любовными ласками и оно от моих поцелуев стало подобным цветущей Алой степи, я прилег рядом и стал похожим на ласковый, нежный ветерок. Как только к моей царице вернулась способность говорить, а не кричать от наслаждения, она произнесла голосом, полным неги и наслаждения:

– О, мой повелитель, как же я теперь буду жить, без твоих чудесных, небесных ласк? Мне горько думать об этом. Почему ты был таким нежным и таким сильным, мой повелитель?

Хриплым голосом я прошептал:

– Но царица, разве я отказываюсь от тебя? Мы еще не раз будем подниматься на эту вершину, да и тебе стоит не забывать о том, что в Зазеркалье есть еще множество мужчин, которых твои губы и по сей день сводят с ума. Разве ты откажешься от них, моя царица? Неужели все они не смогут воспламенить твое сердце своей неистовой страстью?

Какое-то время мы лежали молча, а потом, когда немного пришли в себя, некоторое время разговаривали. Египетскую царицу и впрямь возбудили мои слова о том, что в Зазеркалье у нее есть множество потенциальных любовников, ничуть не менее страстных и умелых, чем я сам. Нефертити тактично не стала говорить о том, как ей залучить их в свою постель, но она, явно, подумала об этом, ведь в Парадиз Ланде нет ничего невозможного, в чем я убедился на собственном опыте.

Мы возвращались в Микены под утро и продолжали заниматься любовью, даже верхом на Мальчике, заставляя его прядать ушами от наших сладострастных стонов. Этим мы несказанно удивили моих друзей вудменов, выехавших в лес на наши поиски. Доллар сбежал от нас едва мы начали заниматься любовью, а поскольку я не отвечал на призывы по радио, то Ослябя забеспокоился. Убедившись, что все в порядке и мне ничто не угрожает, мои косматые друзья с тихим фырканьем и ворчанием развернули коней и удалились прочь.

Вокруг храма любви, немного поодаль, расположился на ночлег табун кентавров, которых ночь любви и страсти свалила на землю и заставила ненадолго забыться в коротком сне. Даже во сне, они продолжали все так же страстно и пылко обнимать своих утомленных подруг и даже во сне эти парочки продолжали издавать сладострастные стоны. Мальчик, повинуясь одним только прикосновениям моих голых пяток, послушно вез нас к магической купальне.

Держа Нефертити на руках, я ловко соскочив со своего коня на траву, и бережно понес свою царицу к храму любви. Тунику египтянки, всю испачканную зеленью, я бросил на ступени храма, в купальне которого так до сих пор и не искупался. От воды поднимался, светящийся голубым, призрачным светом, туман, скрывший основание колонн храма. С драгоценной ношей на руках я поднялся по ступеням, но не дойдя до воды медленно опустился на каменные плиты, чтобы еще раз слиться с ней в божественном, любовном экстазе.

Погрузившись в светящийся туман, я принялся, как безумный, целовать лицо, грудь, живот, бедра Нефертити, а ей не терпелось поскорее припечатать меня к камню, чтобы снова оседлать, словно Доллара, сбежавшего от неё ночью. Сопротивляться этому у меня не было ни желания, ни сил. Плиты были твердыми, мокрыми и прохладными, но я даже не замечал такого неудобства. Когда мы, наконец, насладились друг другом, то заметили, что были в это утро под портиком храма не одни. Рядом с нами, сплелись в страстных объятьях золотоволосый ангел и женщина с карминово-красными волосами. Небо к тому времени уже окрасилось багрянцем зари.

Эвфимия, издав свой последний крик, прижала к груди золотокудрую голову Уриэля, крылья которого торчали вверх и бурно трепетали от восторга. В изумлении она уставилась на меня своими черными, окаймленными золотом, глазами. Видимо сама мысль о том, что простой смертный может провести с женщиной весь остаток дня, вечер и ночь, да еще так желать её под утро, была для нее полным откровением. Это поразило её настолько, что она протянула ко мне свою прохладную, гладкую руку и коснулась моего горячего, потного плеча.

Нефертити, сидевшая на мне верхом и страстно сжимавшая мои бока своими круглыми коленками, словно тисками, выгнулась к Эвфимии всем телом и, как-то странно улыбнувшись повелительнице змей, вдруг протянула к ней руки и буквально силой вытащила девушку из-под Уриэля, обняла и, положив её ко мне на грудь, принялась страстно целовать. Гидра поначалу пыталась слабо сопротивляться, но это длилось очень не долго и её руки тоже обняли мою знойную царицу.

На меня это подействовало, словно искра на сухой порох и я весь вспыхнул новой волной бушующей страсти. Узкое, гибкое тело Эвфимии тотчас оказалось между двух яростных огней. Электризующая прохлада тела гидры действовала на меня все более возбуждающе и я принялся целовать её шею и маленькое ушко, страстно нашептывая ей страстные признания. Нефертити, которая, сидя на мне, вновь было начала делать тазом, ритмичные круговые движения, быстро соскользнула с меня, с таким глубоким вздохом, словно покидала меня навсегда. Именно она развернула Эвфимию ко мне лицом и я встретился взглядом с её испуганными, золотыми глазами с узкими щелочками змеиных зрачков.

Мои руки только что лежали на огненных бедрах Нефертити и все еще хранили жар её тела. Медленно, чтобы не испугать Эвфимию, я протянул ладони к её лицу и приблизил его к своим губам. От этой фантастической девушки веяло, какой-то невероятно приятной прохладой. Целовать её ароматные, мускусные губы было огромным наслаждением, но еще большим наслаждением было обнимать её гибкое, сильное и узкое тело, от которого также веяло прохладой.

Эвфимия, извиваясь в моих объятьях, застонала:

– О люди, я и не знала о том, как вы горячи…

Медленно, словно в густой мед, я погружался в эту чарующую прохладу, пахнущую мускусом. Девушка, повелительница змей, и сама извивалась в моих объятьях, как юркая змейка. Нефертити, которая не хотела оставлять нас наедине, горячей тенью нависла над нами и прижалась к узкой спине Эвфимии своим раскаленным животом, от чего гидра выгнулась и издала протяжный, громкий и торжествующий звук. Видимо, такого наслаждения этой красавице с прохладной кожей, источавшей горьковато-сладкий, пряный аромат, никогда еще не приходилось испытывать.

Да и мне, признаться, тоже. В хрупкой гидре Эвфимии оказалось столько страсти и страсть эта была столь сильна и напориста, что я едва не терял сознание, обнимая эту красавицу с твердыми, упругими и холодными грудями, впивающимися в мое разгоряченное тело, словно туго слепленные и заледенелые на морозе снежки. Моя божественная царица плотно припечатывая девушку ко мне, извивалась на ней своим горячим, словно пустыня, телом и тоже издавала страстные звуки.

Уриэль сидел рядом, наблюдал за тем, как неистово извивались наши тела и нервно курил сигарету за сигаретой. Уже совсем рассвело, когда наши тела, наконец, остановились и мы с Нефертити откатились от затихшей и изнывающей от любовной истомы Эвфимии. Красавица-египтянка отнеслась к этой забаве с немалой долей юмора и, рассмеявшись, сказала:

– Мой повелитель, по-моему мы, наконец, согрели эту бедную малышку, которая так презрительно отзывалась о нас, простых смертных…

– Но разве я могла знать, что огонь ваших тел может быть так приятен, люди? Ведь до этого дня все ваши мужчины бежали от меня прочь, как от прокаженной. – Тихо и свистяще отозвалась на смех Нефертити Эвфимия.

Присев на ступенях поудобнее, я взял Эвфимию на руки и принялся нежно баюкать её. Нефертити снова приблизилась к нам и присела так, чтобы наша прохладная подруга вновь оказалась меж двух горячих тел. Нежно целуя то одну, то другую красавицу, лаская их обоих, я устало спросил Нефертити:

– Божественная, почему ты зовешь меня повелителем, ведь это ты царица, а не я, простой смертный?

Дрожащей рукой, я жестом попросил Уриэля, чтобы он угостил меня сигаретой. Ангел, который, вопреки своим привычкам, сидел на каменных плитах, скрестив под собой ноги, вывернул крыло под совершенно немыслимым углом и достал из под перьев пачку сигарет и зажигалку. По его улыбающейся физиономии я понял, что он не был на меня в обиде за мою выходку, так ловко спровоцированную Нефертити, которая нежно и успокаивающе гладила Эвфимию по узкой спине.

Повелительница змей лежала у меня на руках и смотрела на каменный свод купальни и её губы непроизвольно улыбались. Ни её, ни мою египетскую царицу, совершенно не беспокоил дым сигареты. Даже наоборот, он им, похоже, нравился. Эвфимия, не переставая улыбаться, все время что-то нашептывала мне, но так тихо, что я ничего не мог расслышать. Она уже немного пришла в себя и теперь ласкала своей узкой, прохладной рукой то мое лицо, то пышную, упругую грудь египтянки. Нефертити подняла на меня свои глаза, сияющие от счастья и тихо сказала мне:

– Но повелитель мой, ведь ты носишь на пальце перстень самого бога солнца Ра и ты такой же горячий, как и повелитель моей юности, который когда-то взял меня в Парадиз Ланд после того, как моя жизнь в Зазеркалье была окончена…

Не вдаваясь в дальнейшие подробности, я щелчком отправил окурок в купальню, где он тут же был поглощен прозрачным зеркалом воды. Блестящая гладь бассейна при этом, даже не колыхнулась, а окурок исчез без малейшего следа. Обняв обеих красавиц, я поднялся с каменных плит и направился к бассейну, движением головы, приглашая Уриэля, составить нам компанию. Ангел, который, уже достаточно хорошо знал о вредной привычке этой магической купальни бесследно растворять все, что не относилось к живой плоти, положил сигареты и зажигалку подальше от воды и последовал за нами.

Воды магической купальни вздыбились, почувствовав плоть существ, которых им было приказано, омолаживать, лечить, холить и всячески лелеять, но ко мне они отнеслись с полным равнодушием. Моя собственная магия, как это не было прискорбно, совершенно не воспринимала меня, хотя купание в этой компании оказалось довольно приятным.

Зато женщину-человека, женщину-гидру и ангела воды купальни обработали по первому разряду и те восторженно взвизгивали на вершине огромного водяного горба. Когда вода в начале бассейна успокоилась, а в средней части взметнулись вверх серебряные струи фонтана и купальщики стали выбираться на каменные плиты чтобы сделать короткую пробежку к другому портику, я, наконец, выдал им еще один маленький секрет своей магической купальни:

– Девочки, Ури, не торопитесь… Если вы сейчас мысленно загадаете какое-нибудь сокровенное желание, касающееся вашего внешнего вида и проплывете с этой мыслью под фонтаном, до противоположного конца бассейна, то оно воплотится в вашем теле. Заодно это касается любых ваших пожеланий относительно любовных возможностей и физической силы.

Первой с места сорвалась Эвфимия. Она плыла с завидной скоростью, извиваясь всем телом. За ней поплыла саженками Нефертити, а затем рванул Уриэль. Мне было бы за ними не угнаться. Даже ангел со своими крыльями, совершенно неуместными в воде и тот умудрялся плыть намного быстрее меня, но я никуда особенно и не торопился, ведь день только начинался. Проплыв за этими стремительными пловцами несколько метров, я выбрался на ступени и повернул назад.

Подойдя к Мальчику, который, как всегда терпеливо ждал меня, я быстро натянул джинсы и тенниску на мокрое тело и с помощью Кольца Творения привел в идеальный порядок тунику Нефертити. Велев своему коню самостоятельно отправляться в конюшню, я присел на ступеньки магической купальни и принялся торопливо жевать ореховые батончики, запивая их фантой. После этой ночи, до краев наполненной наслаждением, мне жутко хотелось есть и спать, ведь магическая купальня освежила меня только на несколько минут.

После того, как мои друзья приняли магическую ванну, подавая тунику Нефертити, я обратил внимание на то, что у нее весьма уменьшился объем бедер и ягодиц, что, впрочем, совсем не испортило её женственной фигуры. С ангелом, похоже ничего не случилось, ну, может быть, восстановилось количество перьев. У Эвфимии же, насколько я смог заметить, не только изменился аромат её тела.

К мускусно-горьковатому запаху тела Эвфимии, прибавился явственный запах ландыша и фиалок, но, что самое обидное, её необычный, синеватый, раздвоенный на конце язычок, который доставлял мне столько удовольствия при поцелуях, превратился в самый обычный, розовый язычок, такой же, как у всех других девушек. Крепко поцеловав меня на прощание, Эвфимия торжествующе выдрала из крыла ангела белоснежное перо, поцеловала его в щеку и гордо удалилась в сторону опушки Драконова леса.

Уриэль и Нефертити после купания были вновь свежи, бодры и энергичны. Ангел взмыл в воздух и мигом перелетел через поляну к своей хижине, египетская царица шла легким, пружинистым шагом и что-то напевала, зато я плелся через микенскую площадь-поляну как побитый пес, мечтая хоть немного поспать перед тем, как заняться охранительной магией, чтобы не упустить по рассеянности ни одно из имен Смерти.

Лаура, разбуженная Мальчиком, вышла к нам навстречу и, посмотрев на меня с легкой улыбкой, едва заметно вскинула брови и, кажется, вздохнула. Две мои красавицы обнялись, как старые подруги и я, прежде чем ускользнуть от них в свою спальню, поинтересовался у своей подруги:

– Как список имен Смерти, Лаура, готов?

– Да, милорд, я убрала все повторения и мне осталось только окончательно все проверить. Я решила, что лучше сделать это на свежую голову.

Погладив девушку по щеке, я сказал ей:

– Вот и хорошо, любимая, умница. Как только все закончишь, помоги Нефертити собраться в дорогу, после того, как я заряжу для вас обереги охранительной магией, она отправится на крылатом коне в дальний путь, к себе домой, в Золотой замок мага Альтиуса. Приготовь для нее, пожалуйста, теплые вещи, там на высоте жуткий холод.

Не знаю, что больше изумило Лауру, то, что я после этого ночного безумства назвал её любимой при Нефертити или то, что я вызвался помочь египетской царице добраться из этой лесной глуши до цивилизованного, по меркам Парадиз Ланда, мира. Во всяком случае она так и застыла с открытым от удивления ртом, что и позволило мне смыться без лишних слов.

К полудню все было готово к тому, чтобы я, наконец-то, раз и навсегда избавился от всяческого беспокойства за жизнь и безопасность своих друзей. Во мне зрела уверенность в том, что мне еще не раз придется браться за оружие для того, чтобы достичь цели, правда, я не знал какой именно. А раз так, то мне следовало, по крайней мере, сделать своих друзей неуязвимыми, если я не мог сделать этого для себя самого.

Вместе с тем мне не хотелось бросать на произвол судьбы жителей Микен после того, как кто-то напустил на них ужасное чудовище. Кто-то должен был защитить их от, вполне возможного, вторичного нападения. Мой выбор пал на одного Антиноя, поскольку Пан куда-то сбежал от своих подруг.

После полудня жизнь в Микенах на несколько часов замирала и я мог спокойно провести сеанс магии, не возбуждая излишнего любопытства сатиров и их подруг. Собрав свой маленький отряд на зеленой полянке между хижин, я превратил большой камень, принесенный Горыней и Хлопушей из леса, в круглый, изящный столик на точеной ножке.

Выложив на столик золотые чешуйки-обереги, я велел всем своим друзьям, с которыми прибыл Микены, а так же Антиною и Нефертити раздеться, встать в круг и взяться за руки и за гривы наших магических коней, с которых были сняты даже недоуздки, чтобы образовалось одно живое кольцо. Как только это было исполнено, я, обходя их по кругу, провел голубым лучом по траве и возвел сияющий голубой барьер, который поднимался вверх на несколько десятков метров.

Взяв в руки распечатку списка имен смерти, я принялся чуть слышно читать магический заговор, который уже со вчерашнего дня был в моей голове. Не обращаясь ни к кому персонально, я призывал все высшие силы и самого Господа Бога оберегать своих друзей от смертельной опасности, исходящей от всяческих врагов и недругов.

Призывал я Господа Бога и к тому, чтобы сделать тщетными все усилия врагов наслать на них смерть, имена которой я сейчас назову и которые должны будут запечатлеться на золоте, рожденном не по приказу мага, а добытому из недр Парадиз Ланда и Зазеркалья. При этом я держал руки прижатыми к груди, а голову низко склоненной.

Камень Творения, пробужденный моими словами, в течении всего того времени, пока я возносил свои просьбы небесам, изливал из себя уже не свет, а осязаемо плотные струи некой субстанции ярко-голубого цвета. Субстанция эта, походила на непрозрачный газ или тончайшую пылевую взвесь и вскоре покрыла весь круг и поднялась нам до щиколоток и если она плотно обхватывала ноги моих друзей, то меня она совершенно не касалась и отстояла от моих кроссовок сантиметров на пять. Как только я закончил читать вступительную речь, этот газ перестал вытекать из Камня Творения и застыл, словно стекло, или голубой, искрящийся на солнце лед.

Взяв в руки стопку листков, я принялся вполголоса, скороговоркой, называть все известные мне имена смерти в алфавитном порядке. После каждой остановки, сделанной в конце имени смерти, над голубой субстанцией, поднимался тонкий, всего в четыре-пять миллиметров, слой искрящегося яркой голубизной и чистым золотом света.

Чем больше имен смерти я называл, тем выше он поднимался. Поскольку читал я весьма быстрой скороговоркой, то эти пульсирующие толчки были довольно частыми. Вскоре мои друзья оказались залиты этим светом сначала по колено, затем по пояс и через полчаса свет полностью поглотил их и стал вздыматься все выше и выше и мы, словно оказались внутри цилиндра с серебряной крышечкой на самом верху.

Часа через полтора эта серебряная крышечка стала совсем крохотной, так как поднялось высоко к небу, а слой голубой взвеси у ног моих друзей стал таким тонким, что был едва виден среди зеленой травы. Имена смерти на листках кончились, но непрозрачная голубая субстанция на дне светящегося, голубого цилиндра еще оставалась и я озадаченно почесал затылок. Нужно было срочно вспоминать упущенные или придумывать новые имена смерти. Я немного поднапряг мозги и выдал такое определения смерти, что и сам обалдел:

– Смерть, вызванная погружением в сжиженный газ…

Голубая взвесь выдала еще одну пульсацию.

– Смерть от вакуума…

Следующая вспышка голубого света.

Тут меня понесло и я стал сыпать совершенно уж фантастическими именами смерти, вроде гравитационного коллапсора или темпорального ускорения. Минут через пятнадцать, после моего очередного словесного пассажа, вспышки пульсирующей вспышки света не последовало, а у меня на языке как раз вертелось, сказать про смерть от энтропии. Не веря своим глазам, которые уже устали от этого миганья, я нагнулся и раздвинул траву – вся голубая субстанция исчезла без следа и тогда я закончил магическую формулу следующими словами: