Текст книги "Глаз скорпиона"

Автор книги: Ирвинг Керидж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Он долго старался избавиться от ледяных объятий горной реки, цепляясь за скользкие камни, пока не натолкнулся на большую черную скалу, торчавшую у самого берега. Ухватившись за острый конусообразный выступ, он немного отдохнул, собираясь с силами, а потом одним рывком выбрался на сушу.

Лежа на берегу, он невидящим взглядом смотрел в небо, не в силах пальцем пошевелить от усталости. Но еще не потерявшее жар, хоть и клонившееся к горизонту, солнце вскоре согрело его, усталость прошла. Кулл встал и побрел вдоль берега к горам, надеясь на смышленость Ахсура, который, должно быть, сообразит, где его надо искать.

Атлант ничуть не удивился, когда ветер донес до него мальчишеский голос, что есть силы крикнул в ответ и вскоре разглядел Лхсура, который ехал вдоль берега на своей лошади. Вороной, привязанный к седлу Ахсура, трусил рядом.

– Кулл! – воскликнул Ахсур, увидев атланта, и пустил лошадь вскачь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Ровена приблизила к себе Румелию, как ей казалось, вполне сознательно. Она очень хорошо помнила наставления отца, и особенно одно из них: не приближать к себе людей, не доказавших свою верность делом, но к Румелии это совсем не относилось. Кинна чувствовала в ней какую-то скрытую силу, а когда смотрела знахарке в глаза, часть этой силы как бы переходила к ней самой, и она обретала уверенность в себе.

У Румелии были удивительные глаза. Темно-серая радужная оболочка почти никогда не была видна, а большой черный зрачок притягивал, поглощал взгляд. Казалось, будто смотришь в глубокий омут. Удивительнее исего, что Ровене хотелось этого. Она чувствовала в Румелии человека, способного помочь ей в общении с Ниттон-Таном, которого она панически боялась. Кинна не сомневалась, что ее новая подруга черпала свою силу отнюдь не в вере в Сигурона или других богов, а значит, лучше кого бы то ни было могла поддержать ее, дать совет или научить, как вести себя с могущественным повелителем Темных Сил. Она думала, что использует знахарку, не подозревая о том, что легко может оказаться игрушкой в ее руках и станет полностью зависеть от нее.

Через три дня после смерти кинара в Илурат прибыл гонец от мага и передал Ровене соболезнования по поводу кончины ее отца. Кинна лишний раз убедилась, что от него ничего нельзя скрыть. Как Ниттон-Тан узнал о смерти кинара Тибора? Ровно три дня требовалось на то, чтобы преодолеть расстояние между Илуратом и его замком. Значит, он узнал о смерти ее отца в то мгновение, когда сердце Тибора остановилось.

Гонец передал письмо, в котором говорилось, что Ниттон-Тан приглашает Ровену к себе, предлагая время траура провести у него. Он поможет ей справиться с горем, и, кроме того, они лучше узнают друг друга до свадьбы. Ему не хотелось бы, чтобы Ровена испытывала страх или ненависть, выходя за него замуж.

Прочитав послание, кинна в который раз внутренне ужаснулась: маг знал обо всем, даже о том, какие чувства терзают ее.

Девушка показала письмо Маргу, ожидая от него мудрого совета, и Марг убедил ее принять приглашение, объяснив при этом, что нигде нельзя так хорошо узнать человека, как у него дома.

– Что толку в том, что я его узнаю! – воскликнула Ровена раздраженно. – Хороший он или плохой, мне все равно придется выйти за него замуж.

– Да, – сказал Марг сухо, – свадьба неизбежна, моя госпожа. Но у тебя будет время заложить фундамент своей будущей семейной жизни. Ниттон-Тан, судя по всему, хочет, чтобы вас сязывали нормальные человеческие отношения.

Кинна пожала плечами:

– Разве могут быть нормальные отношения с тем, кто обладает сверхчеловеческой силой, кто видит на расстоянии, кто читает твои мысли, знает твои чувства?

– И все же, кинна, я советую тебе поехать к Ниттон-Тану. Не надо раздражать его отказом. Кроме того, твои страхи могут и и самом деле оказаться напрасными. Что, если тебе удастся направить его сверхъестественную силу во благо людей, во благо Илурата? Попробуй женским обаянием, а оно у тебя есть, покорить его, заставить выполнять твои желания.

Девушка посмотрела в глаза Маргу:

– Советник, ты сам веришь тому, о чем говоришь?

Марг, не выдержав ее взгляда, отвел глаза и пробормотал:

– Я хотел бы в это верить.

Ровена долго колебалась. Склонила ее к поездке Румелия, у которой она также попросила совета. Удивительно, что знахарка привела те же доводы, что и советник Марг.

– Госпожа, ты должна заставить его полюбить тебя, тогда он будет плясать под твою дудку, – сказала она. – Влюбленным мужчиной управлять легко. Я уверена, тебе это удастся.

* * *

Румелия вынашивала планы разделаться с кинной с тех пор, как узнала, что кинар Тибор умер. Ее жажда мести вспыхнула с новой силой. Она хотела заставить кинара мучиться и считала, что он слишком легко отделался, так быстро покинув этот мир. Теперь все ее помыслы были направлены на то, чтобы убить кинну. Румелия очень хорошо сознавала, что имеет над ней определенную власть, и в душе смеялась над ее доверчивостью. Однако в стенах дворца умертвить Ровену оказалось не так-то просто.

Румелия обнаружила, что за ней постоянно наблюдают. Куда бы она ни пошла, что бы ни делала, всегда кто-нибудь не спускал с нее глаз. Кроме того, по давно заведенной традиции все, что ели и пили члены семьи кинара, пробовали специальные люди перед тем, как блюдо или питье подавалось на стол. Поэтому отравить девушку было нельзя, а любой другой способ был слишком опасен. Румелия не хотела жертвовать собой. Ей удалось остаться безнаказанной после смерти кинара Тибора, и теперь она решила не рисковать понапрасну. Если бы Ровена внезапно умерла, подозрение неизбежно пало бы на нее, и тогда ей пришлось бы ответить за все. А она хотела жить!

Вот почему Румелия обрадовалась, когда кинна приняла ее совет и решила ехать к Ниттон-Тану. Она не сомневалась, что найдет способ погубить кинну по дороге в замок мага, и с нетерпением ждала ее отъезда из Илурата.

* * *

Рано утром кинна Ровена в сопровождении кавалькады всадников выступила из города и направилась по долине к горам, синей грядой видневшимся вдали. Большой отряд конных лучников скакал впереди, а позади следовали также верхом ее служанки, и среди них Румелия, рядом с которой ехал Зейнад, настороженно оглядывавшийся по сторонам. Несколько телег с припасами, сложенными шатрами, вещами кинны, подарками магу и прочим скарбом поскрипывали колесами по укатанной дороге. За обозом гарцевал еще один отряд, состоявший из отборных воинов.

Дорога шла через несколько небольших селений, жители которых от мала до велика, высыпав из домов, с любопытством глазели на кинну и ее эскорт. Но в одной из деревень никто не обратил на них внимания. Люди перекрыли дорогу, не давая проехать всадникам и обозу, но смотрели не на них, а на выступление бродячих комедиантов. Ровена, узнав, что им мешает, остановила начальника охраны, который собирался разогнать народ. Ей самой захотелось посмотреть представление. Толпа расступилась, пропуская кинну вперед.

Комедиантов было четверо. Огромного роста силач, обнаженный до пояса и состоявший, казалось, из одних мускулов, гнул подковы и подбрасывал в воздух тяжелые гири; худой высокий старик в цветастом балахоне пронзительным голосом выкрикивал сальные шутки; худенькая и гибкая девочка в шелковых шароварах ходила на руках. Но взоры всех привлекал молодой человек, который был красив, светловолос, как все илуры, очень хорошо сложен и будто излучал жизненную силу. Он не ходил, а носился, не прыгал, а взлетал, он не просто шел по веревке, натянутой между двумя деревянными козлами, а танцевал на ней и проделывал такие трюки, что все ахали от восторга. Казалось, этот комедиант умел все: подбрасывая в воздух несколько предметов, ловко их ловил, изгибал свое тело, словно у него не было костей, стоя на спине бегущей по кругу лошади, умудрялся жонглировать горящими факелами. Всадники из свиты кинны, то и дело восторженно вскрикивая, откровенно восхищались его искусством. Под конец юноша, подбежал к коню Ровены, начал вынимать из его уха бесконечно длинную ленту. Кинна, с огромным удовольствием смотревшая представление, смеялась и хлопала вместе со всеми в ладоши, а когда молодой человек согнулся в почтительном поклоне, милостиво ему улыбнулась и сказала:

– Ты очень искусен во всем, что делаешь, комедиант. Ты очень порадовал меня. Проси награды.

Юноша снова поклонился:

– Моя госпожа, несколько монет нам, конечно, не помешают, но позволь обратиться к тебе с просьбой. Разреши поехать за твоим обозом. Нам не хочется встречаться с лихими людьми, которые, говорят, промышляют на этой дороге.

Говоря это, он смотрел веселыми искрящимися глазами прямо в лицо Ровене, и она поймала себя на мысли, что никогда еще не видела таких красивых и умных глаз.

– Хорошо, – кивнула она. – Я распоряжусь, чтобы вам заплатили, и разрешаю следовать за нами.

Юноша склонился почти до земли, потом вдруг резко выпрямился, подпрыгнул, перевернулся в воздухе и снова крепко встал на ноги лицом к Ровене. Кинна звонко захлопала в ладоши.

* * *

Румелия хорошо продумала, как расправится с Ровен ой, еще во дворце. Все было очень просто. Если нельзя, не вызывая подозрений, отравить кинну, то можно запросто подложить в корм ее коню такую травку, от которой животное взбесится, понесет и сбросит всадницу под копыта.

Рано утром под предлогом, что ей нужно осмотреть ногу своей лошади, пораненную в дороге о камень, Румелия подошла к коню кинны и быстро подбросила в торбу с зерном, висевшую у него на шее, пучок травы.

Немного позже коня подвели к Ровене, и она заметила, что тот, обычно такой послушный, упирается и шарахается из стороны в сторону, глаза его налиты кровью, кожа на груди и крупе подергивалась. Кинна погладила коня по морде и выгнутой белой шее, а он, выкатив огромный лиловый глаз, настороженно на нее смотрел и беспокойно перебирал ногами. Как только девушка села в седло, конь рванулся, но она удержала его, и он покорно пошел шагом. Однако Ровена чувствовала, что ее скакун нервничает и подчиняется крайне неохотно. Думая, что конь застоялся и ему не терпится пуститься рысью, она отпустила поводья и даже на миг зажмурилась от удовольствия, подставив лицо свежему утреннему ветерку.

Но вскоре ее конь догнал отряд конных лучников, ехавших впереди, а когда она пожелала его приостановить, не послушался и полетел дальше. Солдаты с удивлением посмотрели на кинну, которая стремительно промчалась мимо, едва не сбив нескольких всадников, попавшихся на пути. Только увидев, что белый конь кинны, взметая клубы пыли, понесся стрелой по дороге, они поняли, что дело неладно, и пустились следом.

Ровена тщетно старалась остановить коня. Что есть силы натянув поводья, она добилась только того, что он, задрав голову с оскаленными зубами, взвился на дыбы и, сделав огромный прыжок, снова пустился галопом. Бедняжка едва удержалась в седле. Ее охватил ужас. Пригнувшись к шее скакуна и отпустив поводья, она уповала лишь на то, что он рано или поздно выбьется из сил и сам остановится. Дорога стремительно неслась навстречу, ветер свистел в ушах, перестук копыт по земле становился все быстрее. Впереди показалась синяя лента широкой реки, и Ровена безотчетно дернула левый повод, стараясь повернуть коня. На удивление, он послушался. Не уменьшая скорости, конь подался влево, сошел с дороги и понесся по равнине, делая огромную дугу.

Ровена краем глаза видела, что всадники, также свернув с дороги, бросились ей наперерез. Она еще сильнее натянула левый повод, заставляя коня сворачивать все больше и больше. Всадники приближались. Впереди всех скакал юноша со светлыми, развевающимися на ветру волосами. Он пригнулся к луке седла и привстал на стременах. Его стройное легкое тело словно парило над конем, покачиваясь в такт его движениям. Ровена с надеждой смотрела на юношу, прилагая последние силы, чтобы удержаться на взбесившемся жеребце. Наконец их кони сблизились и поскакали бок о бок. Юноша протянул руку и крикнул: «Вожжи!» Ровена бросила ему поводья. Конь юноши чуть обогнал белого жеребца, а умелый наездник вдруг стремительным броском кинулся плашмя на холку мчавшегося во весь опор скакуна кинны. От толчка и тяжести неожиданно навалившегося на него человека тот замедлил бег, а юноша тем временем умудрился сесть перед кинной.

Конь постепенно начал переходить на рысь. Он тяжело поводил боками, хлопья розовой пены падали из разодранного удилами рта. Он бежал все медленнее и наконец встал. Юноша спрыгнул и протянул Ровене руки. Как только она оказалась на земле, конь зашатался и рухнул как подкошенный. Огромное тело задергалось, забилось в предсмертной агонии, из глотки вырвалось жалобное ржание, и через несколько мгновений великолепное животное испустило дух. Ровена мягко осела на землю, ноги ее не держали, все косточки ныли, ладони, натертые поводьями, распухли. От пережитого потрясения она не могла говорить, и, когда всадники приблизились к ним, кинна только кивала и показывала пальцем на юношу, который стоял рядом и весело улыбался.

* * *

На следующий день, когда они почти приблизились к горной гряде, им навстречу попался большой табор бродячих сигани. Лучники, заметив их издалека, поскакали вперед и заставили освободить дорогу, а затем вернулись и доложили, что можно продолжать путь.

Проезжая мимо табора, Ровена с любопытством смотрела на пеструю толпу. Кочующее племя передвигалось на больших крытых повозках, забитых рухлядью, среди которой сидело множество смуглых черноволосых ребятишек в невообразимых лохмотьях. Взрослые сигани, как мужчины, так и женщины, а также подростки шли пешком. Старики важно восседали на козлах и правили лошадьми. Мужчины были лохматы, с большими черными бородами, а женщины, одетые в выгоревшие грязные длинные юбки и пестрые блузки, большей частью были некрасивы, но необыкновенно подвижны и дерзки.

Ровену оглушили их резкие гортанные голоса и громкий смех, ослепили их белозубые улыбки. Что-то лопоча на своем диком языке, блестя большими черными глазами, они чуть ли не бросались под ноги коней обоза кинны. Зная о вороватости этого племени, возницы угрожающе замахивались кнутами, но нахальные сигани ничуть не боялись их красноречивых жестов и только заливисто хохотали. Наконец последняя лошадь обоза прошла мимо табора, и все вздохнули с облегчением. Долго еще до ушей Ровены доносился гомон их голосов.

Снова пошла однообразная дорога, по обе стороны которой простиралась зеленая равнина, покрытая чахлым кустарником.

Кинна заметила, что один из всадников пустил свою лошадь вскачь. Вернувшись, он что-то сказал начальнику охраны, но тот безразлично махнул рукой. Вскоре девушка увидела на обочине дороги какую-то темную фигуру. Подъехав ближе, она рассмотрела, что это была старуха, сидевшая в пыли скрестив ноги и опершись локтями в колени. Она была такой старой, что едва держала голову. Серые грязные лохмы, стянутые на лбу бурым платком, покрывали сутулые плечи, глубокие морщины избороздили темно-коричневое лицо, беззубый рот провалился, над ним нависал крупный нос истинной сигани, один глаз был закрыт черной повязкой, другой, сизый от старости и слезящийся, жалобно смотрел на подъезжавшую кинну.

Неожиданно старуха метнулась под ноги ее лошади, и Ровена вынуждена была придержать скакуна. Тут же подлетел начальник охраны и замахнулся на старуху плетью, но кинна жестом заставила его остановиться. Древняя сигани благодарно закивала головой, на ее лице показалось подобие улыбки.

– Спасибо, госпожа, что не задавила старуху. Разве я могу тебе причинить какой-нибудь вред? – Голос ее был хриплым, надтреснутым, но, что удивительно, говорила она на илурском языке с чуть заметным акцентом.

На лице Ровены отразилось удивление. Старуха поспешно заговорила снова:

– Госпожа, не хочешь ли узнать свою судьбу? Я умею гадать по руке. Не побрезгуй подать ручку. Скажу все, что было, что есть и что будет в твоей жизни.

Девушка заколебалась. Ей хотелось узнать, что ее ожидает, но она побаивалась старухи: больно та походила на ведьму.

Начальник охраны вплотную приблизился к сигани и брезгливо поморщился:

– Проваливай, старая, нечего надоедать кинне.

Старуха только зыркнула на его коня сизым глазом, и тот захрапел, отшатнулся и встал на дыбы. Тогда она повернулась к Ровене и, шамкая беззубым ртом, снова заканючила:

– Дай ручку, госпожа, всю правду скажу.

Румелия тихо проговорила из-за спины кинны:

– Не надо гадать, госпожа, она тебя сглазит.

Однако любопытство взяло вверх, и Ровена, наклонившись, опустила левую руку. Старуха потянулась к ней заскорузлыми черными пальцами, но не взяла ее, а только приблизила свое лицо и внимательно стала вглядываться в розовую ладонь кинны единственным глазом. Затем заговорила совсем другим тоном, в котором звучала такая уверенность, что Ровена невольно верила каждому ее слову:

– Ты покинула свой дом, кинна, с отчаянием и страхом в душе. Ты боишься будущего, не хочешь замужества и ненавидишь человека, за которого тебя заставляют выйти замуж. Тебе и невдомек, что ждет тебя впереди. Ты не только полюбишь его, но будешь боготворить, потому что поймешь: нет ему равных ни в чем. Он обладает такой властью, что может одарить тебя всем, что бы ты ни пожелала. Он вознесет тебя высоко над остальными людьми, дарует тебе премудрость жизни и власть над смертью. – Старуха закивала седой головой. – Верь мне, верь, кинна.

Ровена молча выслушала предсказание, и на сердце ее словно лег камень. Самым страшным было для нее то, что она ехала не к обычному человеку, а к магу, который общался с Темными Силами. И не нужно ей было никакой премудрости жизни, а тем более власти над смертью.

Старуха, как зачарованная, смотрела на прекрасное лицо девушки. Ровена заметила ее пристальный взгляд и гордо выпрямилась в седле.

– Чем тебя отблагодарить? – спросила она.

Старуха печально вздохнула:

– Табор бросил меня подыхать на дороге. Я такая старая – никому не нужна. Позволь, госпожа, доехать с твоим обозом до какого-нибудь жилья. Я никого не обременю, а кто хочет узнать свою судьбу, всем погадаю.

Ровена кивнула ей, приказала начальнику стражи пристроить куда-нибудь старуху и тронула коня.

* * *

Румелия, накинув черное покрывало, неслышной тенью прокралась к шатру кинны. Она решила разделаться с ней этой же ночью, хотя и понимала, как рискует. Они приближались к замку Ниттон-Тана, а ей совсем не хотелось оказаться в его стенах: магу не составит труда узнать ее намерения.

Возле входа в шатер стоял стражник и дремал, держась руками за древко воткнутого в землю копья. Время от времени он, пытаясь стряхнуть оцепенение, вскидывал голову и смотрел в черную непроглядную темень, а затем снова закрывал глаза и свешивал голову на грудь. Невдалеке возле потухшего костра сидели несколько человек из охраны, но, видимо, тоже спали. Оттуда не доносилось ни звука. Румелия коснулась рукой ткани, занавешивавшей вход, намереваясь нырнуть внутрь, как вдруг услышала:

– Стой!

Она замерла, вглядываясь в темноту.

– Стой! – Донеслось от костра, и она вспомнила, кому принадлежал этот надтреснутый старческий голос.

На фоне тлеющих углей показалась темная фигурка. Румелия с трудом различила в темноте неспешно ковылявшую старуху, и ее охватил панический страх. Она бросилась назад, но сигани с необыкновенным для ее возраста проворством подскочила к ней. Румелия, выхватив кинжал, круто обернулась и занесла руку для удара… Старуха отпрянула, резко сдернула повязку с больного глаза, и молодую женщину пронзил такой взгляд, который она долго потом вспоминала с содроганием. Из черной глубины глазницы исходил слепящий луч, который заставил ее замереть с поднятой вверх рукой и сковал все движения.

Старуха подошла ближе и заговорила. Ее голос по-прежнему дребезжал, но интонации были повелительными.

– Ровену не трогай. Если причинишь ей вред, достану тебя из-под земли. Я тебя не наказываю, потому что ты мне нужна. Помни это!

Произнеся последнее слово, старуха исчезла. Румелия, охваченная ужасом, стояла как статуя, боясь шевельнуться, но, когда все же попробовала опустить руку, обнаружила, что оцепенение прошло. Пряча за пазуху кинжал, она едва слышно прошептала дрожащими губами:

– Ниттон-Тан…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Жара навалилась на путников с самого утра. Над песчано-каменистой равниной, по которой ехали Кулл и Ахсур, стояло марево. От жгучих лучей скрылось все живое, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. К полудню, изнывая от жажды, они добрались до крошечного оазиса, где подземные воды, подходившие близко к поверхности земли, питали влагой несколько пирамидальных тополей, кусты тамариска и саксаула, а также наполняли неглубокий колодец.

– Я знаю этот оазис, – сказал Кулл. – Отсюда довольно далеко до Талунина.

Ахсур кивнул:

– Я тоже помню это место. Мой караван здесь раньше проходил. – Он махнул рукой направо. – Через день пути на верблюде есть еще один колодец, а дальше, через два дня пути, большой караван-сарай.

– Надо добраться до караван-сарая, а оттуда ехать к Талунину. Но прежде мне нужно вооружиться. – Кулл достал из ножен саблю, которую купил в подарок вождю астридиев и которую вынужден был повесить на пояс после того, как потерял меч. Сабля в его могучей руке казалась игрушечной. – Мне нужен хороший меч. Разбойники, шайки которых здесь повсюду снуют, уважают только силу, а какая сила с таким оружием?

Глаза у Ахсура заблестели.

– А эту саблю ты отдашь мне?

Кулл засмеялся:

– Могу отдать. Только сначала научись ею пользоваться. Вот смотри. Этой саблей можно и рубить, и колоть, потому что у нее конец клинка заточен с обеих сторон. Но зато сила удара не такая, как у сабли с широким концом, которой колоть нельзя. – Он взмахнул саблей. Клинок сверкнул и со свистом рассек воздух. – Всю силу надо сосредоточить в кисти руки, а при ударе оттянуть на себя. Тогда можно снести человеку голову или рассечь его от плеча до пояса.

Он передал Ахсуру саблю. Тот сжал ее рукоять, поднес клинок к лицу, внимательно глядя на острое лезвие, несущее смерть, потом взмахнул им в воздухе:

– Я научусь ею владеть!

– Конечно, иначе в этом мире не проживешь.

* * *

На следующий день с вершины холма они увидели далеко впереди растянувшийся по желто-бурой равнине караван, который издалека казался длинной, медленно ползущей ниткой бус. Насколько можно было судить с такого расстояния, караван насчитывал не больше ста верблюдов. Пустив коней крупной рысью, путники вскоре приблизились к нему настолько, что могли уже отличить двугорбых верблюдов от дромадеров, а к вечеру догнали караван и решили к нему присоединиться. С караванщиками ехать было безопаснее. Кроме того, у них кончились все припасы, и они рассчитывали раздобыть еду.

Они старались ехать немного в стороне, чтобы не дышать пылью, которая обволакивала всю мерно шагавших верблюдов с гордо поднятыми горбоносыми головами. Мохнатую красновато-бурую, длинную на груди, шее и горбах шерсть покрывал слой песка и пыли, горбы свисали у кого на одну сторону, у кого – на другую, по бокам были приторочены большие тюки с товаром, метелки хвостов покачивались в такт неторопливым шагам. Купцы, ехавшие на дромадерах рядом со своей партией верблюдов, наблюдали за погонщиками и беспокойно оглядывали равнину, опасаясь нападения разбойников, которые постоянно рыскали вдоль караванной дороги. И хотя каждый караван всегда сопровождали вооруженные до зубов воины, специально нанятые для защиты, купцы боялись грабителей. Сколько раз в стычках с разбойниками гибли их товарищи, пропадали товары, которые так и не удавалось отстоять, потому что бандиты просто хватали первых верблюдов, стоявших в связке с другими пятью-шестью, и уводили всех, пока остальная шайка отвлекала на себя охрану.

Вот почему, когда Кулл с Ахсуром догнали караван, к ним сразу же с копьями наперевес направились несколько всадников. Подозрение, которое они вызвали, было небезосновательным. Атлант выглядел устрашающе. Тело его, обнаженное до пояса, покрывали кровоподтеки и заживающие ссадины, кожаные разорванные штаны обнажали разбитые в кровь и покрытые темными корками спекшейся крови колени, сапоги были разодраны вдрызг. Сидел он на великолепном вороном коне, положив руку на эфес сабли, и холодно смотрел на приближавшихся охранников. Один из них привстал на стременах и крикнул:

– Кто такие?

Атлант шевельнул поводом и направил коня им навстречу:

– Нас только двое. Мы ничего худого не замышляем. Хотим вместе с вами доехать до караван-сарая.

Всадники с интересом разглядывали гиганта, а тот, кто вел с ним переговоры, сказал:

– Чтобы ехать вместе с караваном, нужно разрешение караван-баши.

– Ну так веди меня к нему.

Разыскать караван-баши оказалось непросто. Кулл и Ахсур, окруженные отрядом всадников, долго ехали вдоль вереницы верблюдов, глотая пыль. Юноша оживленно смотрел по сторонам. Караван напомнил ему детство, и он, видя качавшиеся горбы, вдыхая густую пыль и особый острый запах, который всегда сопровождал скопище животных, слыша глухое шарканье сотен ног и звон колокольчиков, улыбался. Несколько лет он странствовал с караваном, разделяя вместе со всеми трудности кочевой жизни, мучаясь от жажды в течение длинного перехода, страдая от жары днем, от холода ночью. Он вспомнил ту особую усталость и ломоту во всем теле после целого дня мотания и качки на спине верблюда, огни костров на ночной стоянке и особый запах горящего сушеного верблюжьего помета. Он вспомнил удивительные восходы, когда солнце желтым диском быстро выкатывалось на небо, превращаясь постепенно в палящий огненный шар, от жара которого некуда было скрыться, и сказочные закаты, когда оно, став оранжево-красным и расцветив полнеба в огненно-алый цвет, постепенно исчезало за горизонтом. Тогда на землю падала тьма, небо искрилось множеством звезд, и пустыню заливал серебристый призрачный свет луны, белой с темными разводами.

Ахсур так задумался, что не заметил, как его лошадь заступила дорогу одному из дромадеров. Сидевший на нем человек резко крикнул. Юноша поднял глаза и замер. Он узнал его. Это был один из тех караванщиков, которые позарились на имущество Зерхана и продали мальчика в рабство. Поводья выпали у него из рук, и лошадь замедлила шаг. Кулл обернулся и, заметив, что Ахсур отстал, придержал коня и крикнул:

– Эй, не отставай!

Когда тот догнал его, он спросил:

– Что случилось? У тебя такой вид, как будто верблюжья колючка попала тебе под зад.

Ахсур был сам не свой. Он опустил голову и даже на шутку не обратил внимания. Кулл рассердился:

– Да что такое? Говори.

– Я видел купца, который вместе с другими караванщиками присвоил верблюдов и товары Зерхана. А от меня они отделались в первом же встретившемся на пути городе.

– Где он? Покажи.

– Вон тот, на одногорбом верблюде с красноватой шерстью. Зеленую чалму видишь? Его зовут Илвис.

– Да, я запомнил его. Не расстраивайся, Ахсур, он расплатится за все зло, что тебе причинил.

* * *

Когда они разыскали наконец караван-баши, тот приказал ехать рядом с ним до первой стоянки, где обещал огласить свое решение. Это был грузный тураниец в богатой чалме, сидевший на отличном верблюде. Власть над всем этим скопищем людей и животных сделала его гордым, самонадеянным и чванливым. Кулл про себя послал его к Тогу, но вынужден был ехать рядом как привязанный, под присмотром нескольких хорошо вооруженных всадников. Ахсур трусил следом.

На ночлег остановились, когда пала тьма. Быстро расставили походные шатры, образовавшие огромный круг, в середине которого поместили верблюдов и тюки с товарами. Зажгли костры, над которыми вскоре поплыл соблазнительный запах приготовляемой пищи. Кулл голодными глазами следил, как у костра, где расположились конники, сопровождавшие караван, дежурный раздавал лепешки и наливал похлебку. Охранники оказались достаточно гостеприимны и позвали своих пленников разделить трапезу. Кулл не заставил себя долго упрашивать и с жадностью набросился на еду.

Вскоре к ним подошел человек, посланный от костра караван-баши, и сказал, что тот приглашает их к себе.

Когда Кулл рассказал, в какую переделку попал в горах, тураниец раскрыл рот от изумления. Не верить атланту он не мог, ибо раны и ссадины на его теле красноречиво свидетельствовали, что ему пришлось перенести. Подозрение, что они подосланы разбойниками, отпало само собой.

Получив разрешение следовать вместе с караваном, Кулл снова обратился к караван-баши:

– Позволь, достопочтенный купец, поговорить с тобой о деле, которое касается моего друга Ахсура. Парнишку ты видел. Мы вместе с ним едем в Талунин. Скажу тебе правду: я купил его в Аграпутаре. Он был рабом, а в рабство его продал один купец, которого мы видели у тебя в караване. Ахсур утверждает, что его усыновил купец Зерхан. Перед смертью он завещал все, что имел, Ахсуру. Но товарищи Зерхана решили воспользоваться беспомощностью мальчишки и избавились от него, а сами присвоили себе то, что ему принадлежало по праву, и разделили между собой.

– Я знал Зерхана. Хороший был купец. А как имя того, кого признал твой раб?

– Он не раб. А имя купца – Илвис. Вызови его к себе и разбери это дело.

Караван-баши покачал головой:

– Я такой же купец, как и другие. Меня выбрали начальником, чтобы я вел караван и следил за порядком. Я могу приказывать и судить только в этом караване, а что было в другом, к тому же много лет назад, мне неподсудно.

Кулл сжал рукоять сабли:

– Тогда я сам разберусь с ним.

Караван-баши нахмурил брови:

– Нет! В караване не должно быть свары, а тем более драки. Если ты собираешься пустить в ход саблю, то вон отсюда, к Тогу!

– Тогда реши наше дело. – Кулл в упор посмотрел на караван-баши.

Тураниец задумался:

– Попробую. Я хочу это сделать не ради тебя или какого-то там Ахсура, а потому, что

Илвис нарушил наш основной закон – не обманывать собрата. Одно дело обмануть покупателя, но купца… Ладно, в караван-сарае мы соберемся и обсудим это дело. Если подтвердится то, что ты сказал, я заставлю Илвиса отдать наследство. А если откажется, выгоню из каравана и ославлю на весь мир!

* * *

В середине ночи стоянка огласилась криками людей, ревом верблюдов и ржанием лошадей. Нападение разбойников не было неожиданным, хотя они, конечно, рассчитывали именно на внезапность. Но охрана вовремя обнаружила грабителей и встретила их градом стрел. Однако в темноте стрелы не нанесли им никакого урона, и орда головорезов, сбив несколько шатров, проникла в середину стоянки, посеяв невообразимую сумятицу среди людей и животных. Потревоженные верблюды, недоуменно оглядываясь, вставали на ноги, а затем, увидев вокруг себя кричащих и бегающих людей, сами начинали носиться между шатрами, сбивая всех, кто им попадался на пути, и порываясь убежать от ожесточенного сражения. Повсюду сверкали сабли и большие изогнутые кинжалы, раздавались злобные возгласы и стоны раненых.