Текст книги "Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Да, милая? – спрашиваю рассеянно.

– У нас не хватает «Сан-Мигеля» и «Короны»!

– А где Родж? – удивляюсь я, будто не в курсе.

– Отлучился ненадолго.

Знаю я, куда он отлучился, кобель гребаный!

– Черт побери, детка, неужели нельзя оставить меня в покое? – Погруженный такой весь вдела, я поворачиваюсь к подозрительной парочке, будто только что их заметил, и с улыбкой киваю. Здоровяк натянуто улыбается в ответ, зато глаза плюгавого коротышки пронзают меня насквозь. – Я что, один

должен всем заниматься?

Бросаю книгу и топаю вниз по ступенькам, ругая на чем свет стоит идиотку Синти и всех баб заодно.

Бандюганы, долбоебы хреновы. Всегда терпеть их не мог, даже дома. Нет, не то чтобы сам без греха, но от всяких гангстерских распальцовок просто с души воротит. По большей части эти типы – тупые вонючие качки, а ведь приходится им поддакивать, смеяться над их блядскими шуточками.

Наконец, отморозки допивают и уходят. Прилизанный тип, увешанный золотом, кивает мне на прощание с таким видом, что я долго потом себе места не нахожу.

К ночи в пабе становится спокойнее, и мы с Винсом и Бертом усаживаемся раскинуть картишки. Забавно думать, что, удерживая Берти, я тем самым помогаю Роджу пялить его жену. Ну, не знаю… Что касается Винса, то он парень нормальный, из Манчестера или откуда-то рядом. Здесь занимается сдачей внаем недвижимости. Скользкий тип: вечно разъезжает по делам, и денег полные карманы. Берти держит лавочку спортивных товаров, но куплена она, боюсь, не на трудовые доходы. Тот еще жук, вечно дергается, едва в бар заходит кто незнакомый.

Мы с Винсом на пару подкалываем Берти.

– Ты что, за всю жизнь не имел гомосексуальных контактов? – удивляюсь я.

– Конечно, нет! – отвечает Берти с оскорбленным видом.

Я недоверчиво качаю головой, разглядывая карты.

– Надо же, тебе сороковник ломится, а ни разу не пробовал.

Берти оглядывается на Винса. Тот с загадочной улыбкой пожимает плечами.

Берти явно встревожен.

– Че-е-го? – Он снова поворачивается к Винсу. – Ты, что ли, пробовал?

Винс презрительно щурит свои большие глаза.

– А то… – цедит он с манчестерским говорком. – В жизни надо все испытать.

Берти давится пивом, кашляет и отставляет кружку, изумленно глядя на Винса.

– Не может быть… – Он поворачивается ко мне. – А ты?

– Черт побери, мне тридцать девять стукнуло, – хмыкаю я. – Не всем же быть монахами-отшельниками.

– Я не отшельник, – протестует Берти, голос его срывается.

– Ну да, конечно. – Винс иронически качает головой.

– Вообще-то если хотите знать… – смущенно мямлит Берти. – Один раз…

Мы с Винсом придвигаемся поближе, навострив уши. Недоумок описывает свое приключение в каком-то голубом притоне в Клапэме. Даем ему закончить и разражаемся дружным хохотом.

– Вот как, значит? Ну-ну… Эх ты, мы же пошутили!

Нокаут! Всегда подозревал, что старина Берти голубой. Тычу в него пальцем и хихикаю.

– Гомик! Педрила сраный!

Берти умоляет нас никому не рассказывать. Он, мол, просто растерялся от наших неожиданных «признаний» и все выдумал, чтобы не выделяться из компании. На самом деле, зная Берти, в это легко поверить, но мы ничего не хотим слушать – гомик, и все тут! Однако, видя, в какой он панике, обещаем держать язык за зубами.

Само собой, на следующее утро в пабе только и разговоров, что об этой истории. Кто-то проболтался – поди узнай кто. В общем, мы с Винсом теперь для Берти – главные враги. Слух дошел до Марсии, и она в страхе перед СПИДом наложила полный запрет на постельные отношения, хотя, судя по всему (вернее, по словам Роджа), она и раньше-то мужа не слишком баловала. Короче, Берти теперь занят сбором доказательств своей невиновности. Хрен он вывернется; я, во всяком случае, помогать не намерен.

После закрытия является ко мне с претензиями.

– Один из вас проболтался! – гонит Берти с места в карьер. – Все в баре об этом знают. Даже Марсия…

– Чушь. Я ничего ей не говорил. От кого она услышала?

– От какого-то мужика в баре!

– От кого именно?

– Понятия не имею. Она не говорит.

– Ну, это слишком неопределенно, – качаю я головой. – А с чего бы ей не сказать?

Таким недоумкам, как Берти, как бы они ни разорялись, надо просто задавать вопрос за вопросом – это быстро приводит их в себя.

– Да не знаю я! – твердит он как попугай, весь на нервах.

Я снова качаю головой.

– Подозрительно это, старина.

– Почему? Что подозрительно?

Так и тянет рявкнуть: «Да ты сам подозрительный, жоподрал сраный!», но приходится все ему разжевывать. Старый добрый Берти, благослови его бог, сообразительностью не блещет.

– Если бы моя кошелка заявила, мол, говорят, что я торгую задницей, я бы уж постарался выяснить, кто именно. «Все в баре» меня не устроило бы. Первым делом я спросил бы себя: кому выгодно, чтобы она так думала?

Кажется, дошло. Берти шумно втягивает воздух.

– Значит, к ней ходит Родж?

– Похоже на то.

Он разворачивается и бежит прочь – глаза выпучены, как яйца у бультерьера. Судя по всему, готов натворить дел. Не тот он, конечно, человек, но из-за юбки чего только ни бывает – состояние аффекта и все такое. Вспомните Древний Рим: Цезарь, Марк Антоний, Клеопатра… Впрочем, из-за бабы не только великие империи рушились. Немало уютных питейных заведений разорилось в пух и прах после того, как хозяина или его благоверную нашли не в той постели. На самом деле я сам шепнул Роджу про маленький секрет нашего дурачка, прекрасно зная, что он тут же доложит Марсии. Теперь, по моим расчетам, Родж сделает ноги, а поскольку Берти на неопределенное время отказано в доступе к телу, то наступит светлый час вашего покорного слуги.

Утром сижу довольный собой, и вдруг звякает мобильник, высвечивая сообщение. Трез, корова старая… Чего ей понадобилось?

Читаю: «Позвони мне на домашний с четырех до шести. Срочно».

Вот ведь скупая карга!.. Принимаю душ, потом делаю себе бутерброд с сыром, помидором, салатом и майонезом. Беру телефон и набираю номер. Короткие гудки… черт, забыл, международный звонок, ноль после кода страны не нужен. Опять тыкаю в кнопки – и попадаю на автоответчик: «Ни Терезы, ни Эмили сейчас нет дома. Оставьте, пожалуйста, сообщение, и мы вам обязательно перезвоним».

– Трез, это я, Микки. Ты просила между четырьмя и шестью, но, поскольку срочно, звоню сразу. Не…

– Майкл, – отвечает она; похоже, эта стерва все время сидела у телефона. Да за кого она меня держит?! – Как поживаешь?

– Очень занят. Что стряслось? Эм в порядке?

– Ну, ясно, обо мне ты никогда не беспокоился… Эм совсем от рук отбилась. В общем, посылаю ее к тебе.

Сегодня жарко, но, похоже, крови в моих жилах об этом никто не доложил.

– То есть как? Черт побери, у меня ведь паб…

– Не можешь выкроить время для собственной дочери? Замечательно. Я ей так и скажу.

Вот зараза, только бы поиздеваться!.. Делаю глубокий вдох.

– Надолго?

– Понятия не имею. Она вылетает завтра в четверть девятого из Гатвика, прибытие в половине первого.

– Нельзя же, черт возьми, вот так, не обсудив со мной, вдруг… У меня куча дел!

– А у меня их нет, по-твоему?

Да, тут она в своей стихии. Знает, сучка драная, что я ничего не могу поделать. Не прогонять же дочку вон.

– Слушай, ты же понимаешь, надо было хотя бы предупредить, а не ставить перед фактом. Трез, дай покой…

– Нет, Микки, это ты дай покой! – Господи, кого хочешь доведет до белого каления! И как я терпел столько лет, просто святой!.. – Эм хочет с тобой повидаться. Никакого с нею сладу, только настроение портит нам с Ричи.

Опаньки!..

– Так вот в чем дело! Ты со своим кобелем…

– Я все сказала. – Сквозь холодный тон пробивается самодовольное ликование. – Завтра в аэропорту встречай дочку.

– Трез… – Я уже умоляю. – Тереза…

Тут она вешает трубку. Сука. Снова набираю номер. «Ни Терезы, ни Эмили сейчас нет дома…». Чесать-молотить! Плюю и спускаюсь по лестнице в бар. Нокаут! Бейкер лежит на помосте без движения. В голове пусто. Наливаю себе двойной скотч. Синти прищуривается.

– Не слишком ли рано?

– Утро что-то не задалось, – ворчу я, направляясь в подвал.

Она провожает меня взглядом, подбоченившись, похожая на роскошную вазу.

Внизу уютно и всегда прохладно – самое подходящее место, чтоб подзарядить батарейки. Спокойствие и порядок. Внезапно слышится шорох, по полу пробегает здоровенная мохнатая крыса, направляясь к поддонам, уставленным пивом. Хватаюсь за швабру, и тут снова звякает мобильник. Черт возьми! На этот раз сообщение от Сеф, греческой смугляночки, с которой мы вволю потрахались прошлым летом. Приезжает в пятницу на две недели… Боже, как все сложно!

Длинношерстая тварь уже исчезла в углу. Сижу в подвале и размышляю о своей жизни. Она вся здесь, в бочках и пирамидах бутылок. Все мои капиталы вложены в запас спиртного на продажу. Расслабуха, кайф, надежда на удачу – вот чем я торгую. Сколько уже пташек угодили в мои силки благодаря этому самому славному из наркотиков? И не сосчитать…

Стряхиваю дурацкие мысли и поднимаюсь по лестнице. Подходит Синти, прижимается ко мне. По глазам видно, что хочет. Так и есть.

– Когда мы увидимся?

– Сегодня у меня. Без четверти двенадцать, – рассеянно отвечаю я, обшаривая взглядом бар в поисках незнакомцев.

Ничто так не отталкивает женщину, как равнодушие. Надо хотя бы делать вид. создавать иллюзию.

– Что стряслось? – с тревогой спрашивает она.

– Да так… – Ладно, выложу все начистоту. На душе до сих пор скребут кошки, хотя сообщение от Сеф доказывает, что за неприятностями всегда следует светлая полоса. Только уж очень быстро на этот раз, придется кое-что разгрести. – В общем, моя бывшая присылает сюда нашу дочурку. И куда прикажешь деть девчонку-подростка? – Снова оглядываю бар, потом киваю наверх. – Квартирка-то крошечная.

Синти задумчиво выпячивает губы.

– У тебя есть свободная комната…

– Да какая она свободная – вся завалена вещами! И кровати нет.

– У меня есть раскладушка, можешь взять, – радостно предлагает Синти. – Вечером приду, помогу прибраться. А сколько твоей дочери лет?

Какая все-таки Синти славная.

– Тринадцать… Самый психованный возраст.

– На все каникулы?

– Похоже, так.

Синти задумывается. У нее нет детей – с мужиками не везло. Первый, по ее словам, был полный ублюдок, скряга, каких свет не видывал. Не хотел лишних ртов. Номер два за все годы так никого ей и не сделал, а теперь утешается гольфом. Что-то уж слишком она оживилась, узнав о приезде Эм… Впрочем, если они поладят, у меня будет больше времени для некой молодой особы из Греции.

Интересная девчонка эта Сеф. Мы познакомились прошлой зимой, она в первый раз сюда приехала. Говоря по правде, усики на женском лице не пробуждают во мне желания, но после нескольких «Джеков Дэниелсов» она могла быть кем угодно, хоть вонючим талибом. Летом несколько раз ей впендюрил, а потом еще в ноябре – там, у них, когда «Олимпиакос» принимал «Челси» в Лиге чемпионов. Мужики в Афинах падали от зависти, когда я прогуливался с этакой телочкой под руку. Хрен с ними, с усиками, зато волосы длинные, черные, до самой задницы. Даже дурацкие большие очки, как у Наны Мускури, не портили мне удовольствия. Такие вот дела: с какого-то возраста начинаешь находить в этом кайф. Особенно когда смотришь много порнухи. А вообще-то усики и удалить можно…

– О чем задумался? – спрашивает Синти.

Гляжу на внушительные складки между ее топиком и шортами. Сплошной целлюлит, но загорелая кожа на удивление его скрывает. Пробую двумя пальцами.

– Похоже, ты теряешь вес, милая.

Подбоченившись, Синти вертится перед зеркалом над стойкой.

– Честно?

– Ну.

– А на весах совсем другое, – сетует она и изворачивается, рассматривая свой зад.

Родж удивленно поднимает брови, глядит на нас из-за стойки общего бара и продолжает наливать пиво двум козлам, которые пришли с женами. Вид у него виноватый. Интересно, Берти с ним уже побеседовал?

– Домашние весы – ерунда. – Я засовываю кусок пиццы в микроволновку. – Всегда врут, разве можно на них полагаться?

– Нет, ты прелесть, Микки. Знаешь, Бен только и делал, что придирался. Орал, что я толстая… А Том вообще не видит во мне женщину.

Я подхожу и прижимаю ее к стойке.

– Просто не у всех есть вкус… – Расстегиваю молнию на шортах и запускаю руку внутрь, поглаживая густую поросль.

– Майкл!

– Нехорошая девочка, совсем без трусиков… – Теперь уж дураку ясно, что ей сегодня требуется.

– Не надо, Майкл, вдруг кто-нибудь зайдет, – протестует она. Я задираю ей топик – обнажаются пышные груди, не оскверненные бюстгальтером.

– Пожалуй, ты права, – со вздохом говорю я, слыша вдалеке шаги Роджа.

З. Эм

На следующий день я томлюсь в ожидании в аэропорту, чувствуя себя прескверно. Мимо марширует армия отдыхающих: пенсионеры хотят погреть старые косточки, плутоватые мужья мечтают оставить за бортом осточертевших жен и вопящих детишек, а свободные охотники, молодые и не очень, рыщут в поисках хорошей выпивки и подходящей жертвы.

Прошлой ночью мы с Синти разобрали мое барахло, осушили пару бутылочек красного и принялись за текилу. Смесь убийственная. Тем не менее я умудрился кинуть пару палок Синти, а потом нажарил стейков с луком, грибами и маккейновскими картофельными ломтиками. На утро пришел в бар еще полупьяный и поручил бизнес-партнеру, который выглядел весьма уныло.

– Меня теперь часто не будет, старина, готовься, – сообщил я ему. – Вся надежда на тебя. Аврал, все наверх.

– Ну да, тебе с Эм возиться… Не переживай, справимся.

– Спасибо, сэр, вы настоящий джентльмен, и при том образованный.

Бедняга Родж… Даже трахнуться, небось, с Марсией не успел, а уже нажил лютого врага! Обозленный Берти сыплет угрозами во всех окрестных пивнушках. Родж, конечно, ходок известный, однако совсем упустил из виду старую поговорку насчет приготовления омлета. Когда путь становится тернист и опасен, парни его типа обычно поджимают хвост.

По пути в аэропорт я звякнул Сеф. Она не из тех, кто долго ломается, но в голове ветер, так что присмотр не помешает. Ее старик – начальник полиции на крошечном островке поблизости от Пирея, старого афинского порта; она только и хвастается, что он «управляет полицейскими целого острова». Там бы я к ней и на пушечный выстрел не подошел: судя по всему, папаша – редкостная сволочь. Небось народу оприходовал немерено.

Однако сейчас Сеф на моем территории, во всяком случае, скоро будет. И ее коврик я тоже скоро попробую на вкус. Обычно я не прочь, джентльмены увлекались этим видом спорта куда раньше, чем появились всякие там лесбиянки, но у нее там целый аксминстерский ковер, настоящие джунгли. Наверное, встретил бы Ливингстона с экспедицией, если бы необходимость не заставила меня выйти глотнуть воздуха.

Стою у выхода для пассажиров. Эм видит меня, лицо светится от радости… увы, лишь секунду, пока она не вспоминает, что уже почти взрослая, а я всего лишь замшелый предок. Неловко хлопает меня по плечу, и все. Грустно. Даже больно. Потому что я хотел обнять ее, как раньше, спросить, как поживает моя маленькая девочка, моя доченька… Да только ничего такого, конечно, я не сделал, ведь сколько лет прошло с тех пор, как я говорил это в последний раз, сколько всего потеряно, будь я проклят, и потеряно навсегда…

На глазах у меня слезы, ей-богу, не вру. Надвигаю темные очки и веду Эм к выходу.

– Нормально долетела? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Обычно, самолет как самолет, – пожимает она плечами, даже не заметив, что творится с папашей.

– Да, конечно.

Садимся в машину, я гоню какую-то пургу – пустой треп, типа как дела в школе и прочая дребедень.

– Ненавижу школу, – вдруг заявляет она, задумчиво ковыряя заусеницы на пальцах. Острые коленки торчат вверх.

– И зря, – отвечаю я. – Тяжело в учении, легко в бою – так всегда говорил мой отец, твой дедушка. Привыкнешь, потом будет легче.

Эм закатывает глаза.

Я пускаюсь в объяснения.

– Понимаешь, это твой старт в жизни, надо сразу занять правильную позицию. Что посеешь, то и пожнешь, верно?

Дочурка пожимает плечами. Надо признать, у нее есть основания для скептицизма. И про отца своего я все выдумал, ничего такого он не говорил. Обычная мотивационная речь в духе Черчилля. На самом деле старику было глубоко плевать, чем я занимаюсь в школе. Если честно, школа – куча дерьма; мои учителя были лицемерными подлыми тварями, все до одного. Не считая, конечно, мисс Джонс по английскому. До сих пор вижу, как она наклоняется, чтобы проверить мою тетрадку, блузка туго обтягивает грудь, волосы водопадом свисают вниз, щекоча лицо, а ее духи… Такое безобразие надо запрещать. Неудивительно, что теперь я не пропускаю ни одной юбки. Определенно я на всю жизнь изуродован проклятой школьной системой! Хоть в суд подавай. Найти бы хорошего адвоката, пусть иск вчиняет, как тот прохиндей, что нас в свое время всех отмазал, да еще и денежек выбил, компенсацию за моральный ущерб, когда фараоны, чесать их молотить, в очередной раз облажались.

Да, бывают и такие, как мисс Джонс, которые не делают вид, что знают все на свете, и не врут из лучших побуждений…

– Мама сказала, что ты сидел в тюрьме за драку на стадионе, когда я была маленькая.

Ни хрена себе! Что еще эта старая сука ей наговорила? В школе Хардвиков отлично учат наносить удары ниже пояса.

– Меня арестовали, потому что я случайно оказался близко к драке, а полиция хватала всех подряд. Даже в тюрьму не посадили, сразу выпустили – правда, под залог, но не осудили.

А потом обвинение сняли и даже дали компенсацию как невинно пострадавшему. На эти деньги я здесь и устроился, а вам с мамой остался дом… – Тема щекотливая, пора двигать дальше. – Ну а как вообще дела, дружок-то появился?

Сказано в шутку, но Эм вдруг поворачивается с серьезным видом.

– Мне не нравятся мальчишки из школы. То ли я недостаточно взрослая, то ли они недозрели, но думаю, что капелька девственности у меня еще осталась.

Черт, больно…

Ну и ну. Можно подумать, мне лет десять, а она – моя старшая сестра.

– У тебя ведь были другие женщины – еще до того, как ты от нас ушел.

Лицо леденеет, в ушах звон. Так бывает, когда сидишь себе в пабе, и вдруг вваливается толпа жлобов; таких хлебом не корми, дай подраться. Марку держишь, а колени дрожат, сидишь и ждешь, когда в голову полетит бутылка…

– Кто тебе такое сказал? – спрашиваю, но будь я проклят, если не знаю.

– Это правда? – В голосе звучат знакомые интонации.

Проклятые хардвиковские гены!

Отдохни на канатах. Используй свой опыт, ныряй и уклоняйся.

– Знаешь, тебе еще предстоит понять, что любой поступок обусловлен многими причинами. Чтобы изменить жизнь, не достаточно желания одного человека. В семейных отношениях – то же самое.

Эм на мгновение задумывается.

– А эти бабы… когда ты с ними спал… – Голос дочери становится резче. – Когда ты их трахал, вспоминал о нас с мамой?

Ну все, хватит. Торможу, съезжаю на обочину, делаю глубокий вдох.

– Послушай, я все-таки твой отец, и нам предстоит прожить какое-то время вместе. Постарайся хоть немного меня уважать. Ты – меня, я – тебя.

Невероятно! Микки Бейкер выбрасывает полотенце! В его углу говорят, что парень схлопотал по полной программе.

– Как скажешь, – отвечает она равнодушно, будто думая о чем-то другом.

Открывает свой журнал и начинает читать. Дешевка со светскими сплетнями из мира звезд, для подростков и тупых коров. Сами эти «звезды» обычно из запасных низшей лиги; прочирикает какая-нибудь уродина раз в жизни что-то хитовое, а потом засасывает в хобот весь колумбийский урожай, потому как, мол, хахаль ее сбежал с птичкой поярче… Меня беспокоит круг чтения дочери: такая мура скорее подошла бы Хардвикам. Неужели ей это интереснее, чем родной отец, с которым она за последние месяцы почти не виделась?

Я готов рвать и метать. И это мой ребенок! Отравили, настроили против меня, суки, – не будем называть имен. Где моя девочка? Ее не узнать – тощая, длинная, одета хрен знает во что и несет какой-то бред!

Показываю в окно.

– Гляди, вон Красная гора, ее здесь называют Montca Coloradа. А дальше – дюны Корралехо, там полно всяких растений, которых нигде больше нет.

Эм и ухом не ведет. Небось ее в школе и так достали всяческой экологией.

– А там все вулканического происхождения… – начинаю снова с фальшивым энтузиазмом, указывая на остров Лобос.

Над ним клубятся тучи; надеюсь, их сюда не понесет. – Можем как-нибудь съездить, в лодке со стеклянным дном. Хочешь?

– Давай, – кивает она, на миг отрываясь от своего чтива.

Мчим по проспекту Генерала Франко. Ну не интересно ей, что тут поделаешь. Подъезжаем к «Герефордскому быку»; знакомлю ее с Синти, Роджем и остальными. Эм поднимается в квартиру, через некоторое время выходит с книгой. Это немного примиряет меня с жизнью – все-таки не дерьмовый желтый журнальчик.

Синти, похоже, совсем свихнулась.

– Когда я была маленькая, – выдает она вдруг, – то любила разглаживать серебряную фольгу. Знаешь, разноцветную такую. Наверное, теперь больше никто этим не занимается… – Она смотрит на Эм, ожидая ответа.

Та продолжает читать. Филип К. Дик… Я в ее возрасте тоже любил фантастику. Артура Кларка, к примеру. Помню, была такая вещь у Брайана Олдисса – «Неудачники», – про чудиков, которые лежат в земле. Разумные, вроде ящериц с огромной головой. Осточертело им все, они заморозили себя и зарылись все вместе, целые миллионы таких, и будут лежать до тех пор, пока кто-нибудь на них не наткнется. А пока лежат, и все им по нулям… Прям мозги набекрень ехали, когда читал. Такой пофигизм не по мне.

Много было книг интересных. Гарри Гаррисон, тот, что писал про Марс; Айзек Азимов, который про роботов. А еще где растения захватили весь мир. Да, фантастика… я без нее просто жить не мог. Только потом вдруг бросил, не знаю почему. Скорее всего из-за телки какой-нибудь. В войне воображения с гормонами победитель только один.

– А ты, Майкл, любил разглаживать фольгу в детстве? – Синти опять за свое.

– Ага, – отвечаю.

Фольгу, разглаживать?..

Эм не реагирует на мои шутки, сидит и киснет весь день. Синти пробует ее растормошить – безуспешно. Девчонка весь вечер не отрывается от книги, а я кидаю дартсс Винсом и Роджем.

– Слыхал, что вчера было? – спрашивает Винс.

– Вчера? – Гляжу на него, ожидая услышать что-нибудь о Берти.

– Парня одного застрелили. – Винс бросает на стол газету.

По-испански я не очень-то, но главное понимаю. Британский турист застрелен перед пабом «Герцог Йоркский» на Лансароте. По спине пробегает неприятный холодок, на ум сразу приходят те два типа, что сидели в баре. Подозрительная парочка, дальше некуда. Коротышка хотел, чтобы кто-то исчез. Паршиво сработали, раз не исчез: полиция нашла труп там же, на месте. Они вроде упоминали имя…

Эм по-прежнему увлечена Филипом К. Диком. Мозговитый был мужик, ничего не скажешь. «Бегущий по лезвию», «Особое мнение», «Звездные войны», всего и не упомню. Отличное чтиво – для тех, кто понимает. Жалко, что помер, и бабок за все это ему уже не видать. Жизнь несправедлива, но скажу я вам, уж кто заслужил погулять на белом свете подольше, так это он.

Родж целую вечность сидит на тройных восемнадцати, хотя сначала все шло к тому, что он пустит меня по ветру. Нервишки ни к черту – не до арифметики, ясное дело. Если Марси надеется что-то поиметь от этого фрукта, ждать ей до второго пришествия, особенно если старина Берти не остынет. На эту тему весь вечер ни слова – зловещее молчание.

Я выбил четырнадцать и закончил с блеском – двойной двадцаткой. Родж матерится – вот ведь придурок! – затем оборачивается к Эм и Синти.

– Пардон за мой французский, дамы.

Впечатления на них это, понятно, не производит.

– Тот бедняга, которого пристрелили, он вообще кто? – спрашиваю я Винса.

– Бизнесмен вроде, отдыхающий.

Бизнесмен… Сейчас каждый встречный-поперечный величает себя бизнесменом.

– А в каком бизнесе?

Родж идет к стойке и наливает себе изрядную порцию виски. Глядит на меня. Я киваю, толком не зная зачем. У меня в желудке плещется столько, что можно утопить крейсер «Белфаст».

– Там не написано, – пожимает плечами Вине.

Ясное дело, разве они скажут?

Ближе к ночи звонит Сеф, она уже на Лансароте. Говорю Синти, что у меня там дела, прошу присмотреть за Эм. Обе не слишком от этого в восторге, да и Родж тоже. Ничего, жизнь есть жизнь, пускай привыкают.