Текст книги "Звездные мальчики"

Автор книги: Ирина Скидневская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Кор, с тобой все в порядке? Сюда забежал волк... Где он?

И это было хуже смерти. Предстояло объяснение.

Кор поднялся. Он смотрел на брата, которого и ненавидел, и любил, и горький стыд, перемешанный со злобой, мучил его. Чтобы разом разрешить все сомнения, он, морщась и ужасаясь собственным словам, с вызовом произнес:

– Я и есть волк, Ян... Разве ты не понял этого?

Ян страшно побледнел и отступил назад.

– Я не верю, Кор... Ты не можешь быть волком, этим безжалостным убийцей...

Кор хмуро усмехнулся. Как ему объяснить, что когда становишься волком, меряешь жизнь волчьими мерками, а став снова человеком, ужасаешься и не понимаешь самого себя... Он показал брату руки, на которых длинные волчьи когти еще не превратились в ногти, и глухо сказал:

– Убей волка...

Но Ян покачал головой. Ужас в его глазах исчез, в них появилась боль, как будто на него обрушилось огромное, непоправимое горе.

– Еще можно все изменить, Кор. Ты откажешься от этого, ведь ты человек. Никто ни о чем не узнает, обещаю тебе.

Это было еще хуже. Кора душил гнев. Он не хотел никакого сочувствия, покровительства, тем более от брата, с которым соперничал всю жизнь! Любое сострадание злило и унижало его, особенно сейчас.

– Я помогу тебе, Кор!

– Убей меня!

Ян швырнул свой меч на пол и с тоской глядел на брата, которого вдруг начало странно передергивать, на его искаженное нечеловеческой болью лицо и судорожно сжатые руки.

– Ты не оставляешь мне выбора... – Кор из последних сил пытался смирить свой гнев, говоря себе, что нельзя проливать родную кровь...

– Я не могу убить тебя. Это мой выбор, – тихо ответил Ян.

Кор упал на четвереньки и, корчась в ногах у Яна, стал, начиная с головы, превращаться в волка...

– Зачем все это, брат? Зачем ты это с собой делал? – с мукой в голосе шептал Ян, наблюдая ужасное зрелище. Он даже не поднял руки, чтобы защититься, когда волк, пригнув голову и не глядя человеку в глаза, совершил свой кровавый прыжок...

И вот уже в тронном зале, при большом скоплении народа, больной, с потухшим взором, отец произносит долгожданные, невероятные слова:

– Королем будет Кор...

И на шею ему надевают цепочку с заветным медальоном, снятую с убитого брата.

Радость Кора горька, как растертая между пальцами полынь, и еще более жестоко безумствует волк в остывающей с каждым днем под неярким осенним солнцем долине...

Я тебя не понимаю, думает черный волк и глядит на солнечные блики, скользящие по провалу, на месте которого когда-то было окно. Ты сделал это, и уже ничего не вернуть – да и зачем? – так не стоит и сожалеть. Король... Старуха права: это дороже всего на свете. Веди себя, как мужчина.

Другой волк не слышит его, и его память рисует новые картины.

... Кор медленно едет по опустевшему осеннему лесу. Конь нехотя переступает через похожие на змей корни деревьев, пугается внезапно вспорхнувшей птицы, и седок удивляется своему безразличию. Раньше такого нервного коня он исхлестал бы плеткой, а теперь равнодушно терпит и едет без дороги вперед по быстро темнеющему в холодных сумерках лесу.

Неожиданно вдалеке, между деревьями, показалась высокая мужская фигура: навстречу шел немолодой лесничий – в охотничьем костюме, с луком за спиной. Они поравнялись, Кор взглянул встречному в лицо и задрожал.

Он узнал его. Это был сын старой ненавистной няньки, которая совала свой любопытный нос, куда не следует. Три года назад Кор наконец расправился с ней. Маленький мягкий шарик из ядовитого снадобья, незаметно брошенный в ее кружку с молоком, отомстил за все муки Кора, ведь не подгляди тогда эта старая ведьма, что он снял с брата медальон, он по закону был бы королем! Он был бы другим, совсем другим. Он не оборачивался бы волком, не таскал мерзкой колдунье детей, не убивал ей в угоду крестьян... Он стал бы королем, женился на Ане...

Но он отомстил! Старуха умерла на следующий день в страшных мучениях. Приехавшего с охоты Кора известили о ее кончине слуги. Он не старался изображать скорбь. Горевали Ян и Ана, мать, а он испытывал радость. Так сладко, когда осуществляется месть...

– Узнаешь ли ты меня? – тихо, с ненавистью спросил Кор лесника, склонившись к нему из седла, и обнажил меч.

Старик перевел взгляд со сверкающего лезвия на темное синее небо в просветах между верхушками деревьев, натруженной рукой пригладил усы и презрительно, чтобы задеть побольнее, произнес:

– Это ты, маленький воришка?

Через мгновение его седая голова покатилась по траве. У Кора тряслись от ярости губы, и пришпорив коня, он поскакал прочь.

... Кор уже король, и всеобщее внимание и поклонение льстят ему, но он понимает, что так, как отца, подданные никогда не будут его любить. Мне не нужна их любовь, говорит себе молодой король, но в глубине души таится сомнение, и в один из вечеров он входит в отцовский кабинет, чтобы понять, что за человек был прежний, столь любимый народом король.

Скривившись, Кор оглядел скромную обстановку: стены, обшитые дубовыми панелями, несколько высоких резных шкафов вдоль стен, массивный стол у окна, потрет королевы на стене. Он нехотя открыл один из шкафов, доверху набитых бумагами, из толстой пачки листов наугад вытащил один, глянул. На него, с пренебрежением и чувством превосходства, смотрело надменное хмурое лицо, талантливо нарисованное угольным карандашом на плотной шершавой бумаге. Это был он сам – уже наследник трона, уже с медальоном, уже вот-вот король...

Кор неловко потянул на себя пачку листов, и бумаги белым дождем просыпались на пол. Он медленно присел и принялся рассматривать рисунки. Он и не знал, что отец так прекрасно рисовал...

Вот свадьба отца и матери... Вот довольный отец, уже не молодой, но все еще статный, подтянутый, везет впереди себя в седле свою королеву, которая прижимает к груди какой-то сверток... Мать, улыбаясь, держит на коленях двух толстощеких младенцев, а рядом, прижавшись к ней, стоит веселая черноглазая девочка... Ян и Кор, обнявшись, сидят у камина и, замирая от сладкого ужаса, слушают страшные сказки слуг... Ана стоит на самой крыше старой башни и с детским восторгом что-то кричит, а внизу, во дворе, плачет испуганная мать... Ян и Кор, еще мальчики, сражаются на детских, затупленных мечах... Кор, счастливо улыбаясь, держит в руках корзину, а из нее выглядывает острая щенячья мордочка... На белом коне по цветущей долине во весь опор скачет молодая смуглая красавица, следом за ней мчатся два белокурых юноши, похожие друг на друга, как две капли воды...

Оглушенный увиденным, Кор, не шевелясь, сидит на полу в темной комнате и не зажигает свечей. В горле у него стоит ком, но он не может заплакать, ведь короли не плачут... и волки тоже... Неужели это все было – счастливая жизнь семьи, где все любят друг друга? Почему же он не помнил этого? Почему подозревал всех в безразличии к нему, к его чувствам? Почему все заслонили слова "Разве он не рожден королевой..."? Когда он превратился в волка... и зачем?

... Мертвый Ян... Мать с безумным взглядом... И то, чего на самом деле не было: старый король пронзает мечом черного волка...

Дрожащими руками, не глядя на лица, улыбающиеся ему в лунном свете с пожелтевших листов, Кор сгребает рисунки в кучу. Их много, ими забит весь шкаф, и на них – люди, которые любили вечно недовольного, ожесточенного душой мальчика. Что он приобрел, потеряв их? Власть над людьми, которые ему безразличны? Старуху-ведьму, которая помыкает им, королем, как хочет? Предсмертный ужас и ненависть тех, кого убивает безжалостное черное чудовище?

Только вчера волк убил Любомира, вот этого человека, который на рисунке отца учит Кора держаться в седле. Волк убил Яна, который, как оказалось, дорожил не властью, а чем-то другим, и собирался отдать трон своему обделенному брату. И раньше срока ушел старый король, мать чахнет от тоски... Дол... Теперь на очереди Ана, которая, похоже, что-то подозревает... Он загнал себя в западню, и из нее не выбраться...

Летучая мышь с силой ударилась снаружи о стекло. Кор вздрогнул. Хватит! Это все в прошлом... Ничего не вернуть. Нужно жить дальше.

Подобрав каждый клочок, он набивает рисунками камин и поджигает груду сухих и ломких, как осенние листья, бумаг. В трубе гудит; огонь весело пожирает легкую добычу, и листы шевелятся, как живые – тонкие и хрупкие, как жизнь нарисованных на них людей...

Внимание дремлющего волка вдруг привлекает старый облезлый ворон, который с самого утра сидит неподвижно на башне напротив и даже не поворачивает головы, когда рядом затевают стычки молодые драчливые соплеменники. Ворон почему-то раздражает волка. Сидит с таким видом, будто больше всех знает, с каким-то даже презрением поглядывая вниз...

Волк уже устал жить чужими чувствами весь этот долгий жаркий день, но он знает, что скоро конец воспоминаниям. Радости он не испытывает, только разочарование: молодой король очень глупо распорядился своей властью, этим восхитительным подарком судьбы...

... Все больше Кора беспокоила Ана. После того вечера, когда он сделал ей предложение, она избегала его. Он в отместку высокомерно молчал во время завтраков, когда они встречались в обществе матери. Ана торопливо уходила к себе, подолгу сидела в комнате королевы или сопровождала ее, когда та ходила на могилы отца и Яна.

Неожиданно Кор почувствовал, что отчужденность Аны таит в себе нечто большее. Однажды, задумавшись, он вдруг уловил пристальный взгляд матери она глядела, не отрываясь, на его руку, сложенную горстью и скребущую стол. Под отросшими ногтями у короля чернела бахрома грязи. Ана перехватила взгляд королевы и опустила глаза. Очнувшись, Кор убрал со стола руки, резко поднялся и вышел.

Его возросшая неопрятность не нравилась ему самому, но то, что повадки зверя становятся привычками человека, волновало его гораздо больше. Заметили женщины, что его рука скребет стол, как звериная лапа, или нет? Придется следить за каждым своим движением... Кроме того, теперь Кор, злясь, подолгу чистил и полировал свои ногти.

Через неделю Ана, нарушив свое обычное молчание, вдруг спросила Кора о чем-то маловажном, но глядела не в глаза, а на шею, на роскошный кружевной воротник. Кор давно ответил, а она, как зачарованная, все смотрела и смотрела, забыв о приличии, пока поднесший новое блюдо слуга не заслонил ее. Кору не терпелось уйти и взглянуть на себя в зеркало. Когда он наконец смог это сделать, то обнаружил густо прилипшие к воротнику длинные черные шерстинки...

... Не только днем, по своей давней привычке, но и по ночам Ана ходила теперь в старую башню. Кор считал, что это род болезни. От кого-то он слышал, что на впечатлительных и нервных людей луна может оказывать самое неожиданное воздействие. Ана, беззащитная, хрупкая, конечно не могла в такие минуты угрожать черному волку, и Кор был далек от мысли, что она его выслеживает. Но когда у старой башни вдруг несколько ночей подряд появился Любомир, а потом ему донесли, что Ана зачем-то разыскивала старика по всему замку, волк медлить не стал.

После смерти Любомира Ана неожиданно повеселела, стала оживленной и любезной с королем в их короткие утренние встречи.

Размышляя над этим, Кор спрашивал себя, действительно ли Ана видит слишком многое и пытается отвести от себя беду, прикрываясь маской, или она в самом деле занята поиском жениха и подумывает, не стать ли королевой в родном королевстве?

Легкие, плавные, как у волчицы, движения ее гибкого тела неизменно притягивали взгляд молодого короля, но осторожность и осмотрительность заставляли его выжидать. И когда однажды за завтраком, внезапно повернувшись, он уловил в ее взгляде неприязнь, то мгновенно последовавшая за этим любезная беседа и милые обворожительные улыбки девушки не смогли погасить его вновь вспыхнувшую подозрительность. Участь Аны была решена.

... Всю охоту король пребывал в напряжении: важно было не упустить момент. Он знал, что Ана не может переносить вида загоняемых животных, и правильно рассчитал, что она захочет одна проехаться по холодным опустевшим полям. Когда это произошло, король, повременив, оторвался от группы охотников, что не привлекло внимания, и поскакал вслед за принцессой.

... Крупный ворон покружил в отдалении над холмами, и вскоре из небольшой лощины внезапно вынырнул громадный черный волк, заставив белого жеребца Аны вскинуться на дыбы. Волк чуть наклонил вперед уши, показал клыки и выпустил когти, готовясь к прыжку. Но вдруг примешавшийся к запаху прелой травы слабый аромат лаванды и выпитого утром молока, который исходил от молодого горячего тела наездницы, сбил волка с толку. Его тонкий нюх учуял такие родные, знакомые с детства запахи, что на мгновение жестокий зверь снова стал младенцем, которого, прижав к груди, баюкала маленькая смелая девочка, и три сердца бились рядом, будто стучали три маленьких молоточка...

Опять прошлое мешает ему жить, очнулся волк, но эта заминка спасла девушке жизнь. Ее быстрый конь, оправившийся от ужаса, уже мчался по гулкому желтому полю. Волк понесся следом, быстро сокращая расстояние между ними. Он гнал коня в низину, испещренную оврагами, покрытую кочками и затянутыми хрупким льдом болотцами, туда, где конь сразу переломает свои тонкие ноги, но, разгадав намерение волка, Ана замедлила бег коня, заставила испуганное животное сделать огромный, почти непосильный прыжок влево, на спасительное ровное место, и поскакала в сторону леса, где отдаленно и глухо звучали охотничьи рожки.

У волка потемнело в глазах от злобы, и, как пущенная из лука стрела, он помчался назад, в рощу – там звякал удилами его привязанный конь. Горечь несостоявшейся победы жгла его, и волк разорвал коню горло. Вид и запах свежей крови немного успокоили его.

Содрав зубами кожу на задней лапе, так, чтобы из многочисленных мелких порезов хлынула кровь, волк обернулся человеком и привел в порядок свою одежду: красивую шапку с пером цапли, смочив кровью, отбросил в сторону, острым ножом располосовал свой сапог, чтобы, испачканный кровью и землей, он казался порванным волчьими зубами, и, задыхаясь от боли и злобы, принялся дуть в рог.

Его затея провалилась, но сейчас, когда его найдут, раненного волком, он может бросить на принцессу тень подозрения. Действовать нужно тонко, ведь в его окружении есть умные люди...

... Поначалу все шло хорошо, он удачно повел разговор, но тупоголовые ратники все испортили: недолго думая попытались схватить Ану. Кор предпочел бы, чтобы они так же стремительно расправились с ней в другом месте и без него. Но события принимали опасный оборот. Ана не неженка, еще раз, восхищаясь и сожалея, убедился Кор. В мгновение ока она раскидала этих дуралеев. Когда она подняла коня на дыбы и закричала: "Вы что, думаете, что я волк?!", Кору стало дурно. Защищая свою жизнь, она тут же могла выкрикнуть и другое, например: "Я знаю, кто волк... Это король!" И поведать о своих подозрениях. И раненый волк не убежал бы далеко от разъяренных вооруженных всадников... Поэтому Кор, боясь опоздать, тут же вмешался.

И вновь почва заколебалась у короля под ногами в тот злополучный день: оказывается, ратники и не собирались убивать принцессу, им известно, что оборотень боится огня...

Спасла Кора только его высокомерная наглость и отчаяние загнанного в западню зверя. Не дав никому опомниться, он ловко вышел из опасного положения: поставил на место ратников, избежал разоблачения и оставил Ану под подозрением. "Только король может позволить себе так нагло наорать на целую толпу вооруженных до зубов мужчин, и те все стерпят, – думал Кор, мчась во весь опор к замку. – У людей тоже есть инстинкты... К счастью..."

... Весь следующий день, не выходя из своих покоев, он обдумывал случившееся на охоте. Его поразило поведение Аны. Она могла мгновенно погубить его. Но промолчала, хотя жизнь ее подвергалась опасности, а честь – испытанию. Он не мог понять, почему она так поступила. Если она знает, кто волк, почему не сказала об этом? А если не знает? Тогда такое поведение принцессы становится понятным.

Размышления Кора прервал стук в дверь – в комнату впорхнула Ана. Застигнутый врасплох Кор смотрел, как она стремительно и немного кокетливо зажигает свечи, и не мог отвести от нее глаз. Волнующая, красивая, опасная – рядом с такой женщиной было бы нескучно жить и править...

Ана заговорила, и каждая ее фраза казалась настороженному Кору и многозначительной, и невинной – с какой стороны посмотреть.

– Наверное, уже сто лет не зажигал камин?

Заметила, что он стал бояться огня? Что теперь он всегда держится подальше от каминов, костров и даже свеч?

– Я иногда надеваю мужской костюм...

Это намек на то, что в случае чего она может постоять за себя? Интересно, у нее есть с собой кинжал? Стараниями отца Ана владела им мастерски...

– Что, не любишь собак?

– Как и ты.

Ему наплевать на собак. Но эти твари стали испытывать перед королем непреодолимый страх, как когда-то перед Долом, и он боялся, что рано или поздно это заметят все, и спросят себя – почему? Неужели Ана уже заметила? Кор все сильнее нервничал.

Когда гостья оглядела комнату, Кор сжался – такая опасность исходила от этой умной, проницательной красавицы. Зачем при такой красоте иметь еще и острый ум?! Достаточно было бы первого. Живи себе и не печалься...

Портьера, обычно прикрывающая маленькую потайную дверцу в стене, сейчас была предательски отдернута. Заметила Ана дверь или нет? Поморщилась... Кор давно уловил, что в его покоях появился неистребимый, едкий запах зверя, поэтому перед камином он бросил на холодный каменный пол несколько волчьих шкур. Сейчас Ана смотрит на них. Если она заглянет под стол, за которым они сидят, ему тут же придется убить ее, такую яркую, восхитительную... Жалко, но выбора нет.

Зачем же она пришла? Одно из двух: или она подозревает его, или ни о чем не догадывается. Огонь от множества свечей даже на расстоянии обжигал Кора, лишая столь необходимого ему сейчас спокойствия.

Ана уронила платок и наклонилась за ним, беззащитно подставив тонкую шею. Кор напрягся, и когда девушка, бледная и смущенная, пошла к двери, он решил, что не выпустит ее отсюда, и бросился за ней. Огромная баранья кость с ошметками свежего мяса валялась под столом. Ана могла нащупать ее ногой, а потом, наклонившись, увидеть. Королю полюбился вкус сырого мяса. Жареное отдавало пугающим дымом костров и разонравилось. Кор едва успел бросить кость под стол и утереться, когда Ана постучалась.

И вдруг она произнесла слова, которые он так желал услышать:

– Я согласна...

Они ослепили его. И все сомнения окончательно развеялись, едва эта гордая, неприступная красавица тихо и нежно произнесла:

– Дорогой...

Ее поведение на охоте, ее бездумные вопросы, неуверенный, смущенный вид – всё вдруг стало понятным и очень правдоподобным: она просто хочет стать королевой, его королевой! Ей не до поисков черного волка. Да она и сама ему сказала, что боится:

– А я боюсь, Кор, я очень боюсь... волка...

Конечно. Она должна его бояться. Волк сильнее, и не ей, слабой женщине, охотиться за ним! Дорогой...

Она убила тебя. Провела, как последнего дурака, с ленивым презрением подумал черный волк, следя глазами за вдруг оживившимся вороном. Волку стало грустно. Погибнуть от руки какой-то девчонки... Нужно было совсем потерять голову, чтобы перестать понимать, что происходит. Ну, что ж. Сам он не будет таким глупым, как его далекий предок. Он не намерен потерять власть, едва заполучив ее, хотя удержать завоеванное гораздо труднее, чем завоевать. Он не станет, как Кор, рыскать по лесам за одинокими лесорубами. Времена теперь не те, вместо стрел и луков у мужчин ружья, а это не одно и то же. Он будет осторожным, как маленькая, беззащитная мышь, осмотрительным, как самый трусливый заяц, коварным, как змея, спящая на солнце, хитрым, как десять лис, взятых вместе... Он добьется своего.

Старый ворон, глядя вниз, на черного волка, принялся вдруг ожесточенно и натужно каркать, с трудом выдавливая из ссохшегося горла громкие звуки. Волк, прищурив зеленые глаза, неторопливо спустился во двор и, задрав голову, покружил на месте. Когда его гнев достиг предела, он обернулся крупным молодым вороном, взлетел на башню и несколько раз ударил клювом наглого старика в голову. Тот беззвучно, теряя вылинявшие перья, камнем рухнул вниз. Воронья стая испуганно шарахнулась от чужака в разные стороны.

Оборотень взлетел повыше, покружил над погружающимся в сумерки замком и полетел над долиной, озирая сверху беспредельный простор неба и земли. Оттуда, из прозрачной холодной синевы, выглядели маленькими и хрупкими леса и реки, дома, люди. Казалось, протяни руку, и ты схватишь их. И сделаешь с ними все, что захочешь...

Да, подумал ворон, теперь он сделает с ними все, что захочет.

4.

Прошел почти год. Весна пожаловала в долину, всколыхнув в сердцах людей новые надежды. Сошли с гор снега, под теплыми весенними ветрами высохли дороги, яркое солнце пробудило к жизни буйную зелень лесов и полей, и склоны гор запылали алым огнем маков.

... Деревенский пекарь, как обычно, с раннего утра уже работал в пекарне. Когда Дуй вошел в нее, отец, напевая свою любимую, так надоевшую старшему сыну, песню, выскребал острым ножом длинный деревянный стол, на котором всегда замешивал и разделывал тесто. Он приветливо кивнул сыну, теперь редко бывающему дома, и не прерывая занятия, пояснил:

– Сегодня в деревне большой праздник, и я готовлю для всех угощение. Присядь, сынок, отдохни. Как у тебя идут дела?

Дуй не ответил. Он молча смотрел, как отец постукивает железными противнями, счищая прилипшие крошки, и протирает их чистой тряпкой, как обмакнув палец в опару, пробует ее, что-то довольно бормоча при этом. Казалось, пекарь совсем забыл про сына, сидящего в сторонке. Радость от занятия любимым делом переполняла его, и красивым сочным баритоном он увлеченно пел песню о белой птице, парящей над морем, о кораблях, уходящих в дальние странствия, о том, чего он сам никогда не видел и не увидит из маленького окна своей тесной пекарни. Сын вернул его с небес на землю:

– Отец, где деньги, которые я дал тебе в прошлый раз на постройку дома?

Пекарь наморщил лоб, припоминая.

– А-а... да-да, сынок... Понимаешь... – Он вытер испачканные мукой руки о фартук. – Сейчас всем так трудно из-за этого переезда... По-моему, что-то еще осталось от тех денег... Тебе лучше спросить об этом маму.

Дуй кивнул. Маму. Опять все раздали до копейки.

– Давай, отец, я помогу тебе замесить тесто.

Пекарь благодарно похлопал сына по плечу:

– Ты у меня отличный парень, сынок...

Не оборачиваясь, Дуй шагал по лесу, всё больше удаляясь от деревни. Сегодня голодранцы наедятся дармового хлеба в последний раз. Приятного всем аппетита. А родные... Нет никакого смысла в таком существовании, отец. Так будет лучше.

Состав ядовитого снадобья Кора, которое Дуй всыпал в тесто, отпечатался у него в памяти на всю жизнь: горсть морщинистых орешков черногорки перетолочь с белыми цветками лихорадочной травы, добавить две горсти блестящих кожистых листьев болотной одури и стакан сока болиголова, выжатого из его пятнистых стеблей; чтобы отбить неприятный мышиный запах, бросить горсть розовато-лиловых цветков мяты; все перемешать и поставить на две недели бродить; процедить и выпарить на солнце. Пара заклинаний, и полученного снадобья, размером с большой лесной орех, достаточно, чтобы отравить целую деревню...

Поздним вечером по спящей деревне прошли два старика с посохами в руках и с перекинутыми через плечо котомками. Постучавшись в один из домов, они коротко переговорили с хозяевами и вскоре подошли к неказистому на вид дому деревенского пекаря.

Дворовый пес добродушно полаял и с интересом обнюхал их сбитые в долгой дороге башмаки. Пока разбуженные стуком хозяева зажигали в доме свечу и радушно отворяли путникам дверь, старики стояли молча. Их обветренные морщинистые лица были суровы, а слезящиеся глаза невеселы. Дело, по которому они пришли в этот гостеприимный дом, тяжким грузом лежало у них на душе, но оно было слишком важным, и путники собирались его выполнить.

Старики отказались от скромного угощения, и пекарь с женой насторожились. Если гость не хочет разделить с хозяевами предложенный ему хлеб, значит, он пришел с плохими вестями или намерениями. Будто услышав эти мысли, нежданные ночные гости отщипнули по кусочку от пирога и съели, запив водой.

После все долго сидели молча в полутемной комнате, где горели всего две свечи. Это странное молчание прервал высокий старик с длинной бородой. Глядя в темное окно, он рассказал старинное предание о черном волке-оборотне, который века назад охотился в здешних местах за людьми. Зверь был безжалостен и неуловим...

Пекарь выслушал старика и обратился к нему, уважительно называя незнакомого человека отцом:

– Отец, мне известно это предание. Его я слышал от своей матери. Но неужели ты пришел с другого конца долины, чтобы рассказать мне эту сказку?

– Это не сказка, – возразил старик. – Волк появился опять. Он спустился с гор прошлым летом, и он такой же, как в предании, – жестокий, коварный убийца, враг человеческого племени, оборотень, рожденный людьми и проклинаемый людьми...

Пекарь и его жена в тревоге переглянулись, пытаясь понять, почему незнакомый старик рассказывает это именно им и сейчас, поздней ночной порой.

Опустив глаза, старик выговорил:

– По преданию, оборотень может вновь появиться только в королевской семье...

– А почему, отец, это все ты рассказываешь мне... и таким странным тоном? – запинаясь, проговорил пекарь. Какое-то неясное тоскливое предчувствие томило его.

– Потому что ты потомок королей, Ладислав. Ты должен сам понять, к чему я веду этот разговор. Где твой старший сын?

– Какой же я король? – криво усмехнувшись, сказал пекарь. – Я бедный.

– Ты происходишь из древнего королевского рода, и ты единственный, кто остался. Ты и твои дети.

– Моя мать прожила почти девяносто лет и к концу жизни стала не вполне здоровой, принялась рассказывать всякие небылицы. Но это все пустое...

– Я это знаю не от твоей матери. У тебя голубая кровь.

Пекарь в сердцах схватил со стола нож и полоснул лезвием по среднему пальцу на левой руке. На чистый глиняный пол закапала ярко-алая кровь.

– Ну?! Голубая? – торжествуя, обратился пекарь к старикам, пристально глядящим на кровь.

Те печально кивнули.

– Голубая, – сказал старший.

Не веря своим глазам, пекарь вновь посмотрел на красные пятна на полу.

– Жена, – обратился он к женщине, сидящей за столом, – посмотри... Какого цвета эта кровь?

– Цвета неба, – не глядя, сдавленным голосом ответила та и тихо заплакала.

Пекарь растерянно опустился на стул и сгорбился.

– Где твой сын, Ладислав? – помолчав, спросил второй старик, что был пониже ростом.

– Он работает в артели лесорубов... уже почти год... Недавно он принес нам денег.

– Сколько?

– Десять золотых монет.

Старики зашевелились, с осуждением покачивая головами.

– Я не обманываю! – горячо повторил пекарь. – Десять золотых монет! Мы, правда, почти все уже раздали... Людям сейчас живется несладко...

– Мы верим тебе, Ладислав, не в этом дело... Ты не спросил, откуда у него столько денег?

– Это деньги почти за целый год работы.

– Ты совсем не знаешь жизни... Столько лесорубу и за пять лет не заработать.

Пораженный пекарь надолго замолчал. Его маленькая, похожая на девочку жена, сидевшая все это время неподвижно, измученным голосом произнесла:

– Чего вы хотите от нас? Мы любим нашего мальчика... – Она подняла на стариков глаза и вдруг выкрикнула, сердито застучав маленьким кулачком по столу: – Я не верю вам! Не верю, что он оборотень!

– А когда убедишься в этом... ты... убьешь его?.. – спросил высокий старик.

Женщина вскочила на ноги, настежь распахнула входную дверь и закричала, захлебываясь слезами:

– Уходите прочь! Прочь отсюда!

Пекарь, тяжело поднявшись, обнял плачущую жену, усадил ее на стул и закрыл дверь. Второй старец достал из котомки сложенный кусок грубого льняного полотна и развернул его. Бурые пятна покрывали белую ткань. Старик поднес полотно поближе к женщине и сурово произнес:

– Посмотри хорошенько, Софья. Это другая мать заворачивала в эту ткань своего ребенка, которого загрыз волк...

С застывшим взглядом, жена пекаря раскачивалась на стуле, из глаз ее катились крупные слезы.

– Если мы убедимся, что волк – это наш сын, – глухо сказал пекарь, – я сам убью его.

Не соглашаясь, старики покачали головами.

– По преданию, волка-оборотня может убить только женщина, – сказал первый старик, и оба гостя посмотрели на жену пекаря.

– Нет, – сказала та, глядя куда-то сквозь стену.

– Волк не различает, кто перед ним, и может так случиться, что он убьет кого-нибудь из твоих остальных шестерых детей! Ты должна сделать то, о чем мы просим.

– Нет, – ответила женщина.

Пекарь сидел, опустив голову. Старики молчали, опершись на посохи. Вдруг в проеме двери, ведущей в другую комнату, появилась высокая светловолосая девочка лет четырнадцати. В руках она держала ружье.

– Я все слышала, – сказала она. – Я убью волка. Не плачь, мама. Он всегда нас всех ненавидел, я знаю, и братья это знают. Я умею обращаться с ружьем, – повернулась девочка к старикам, которые с сомнением смотрели на нее. – Недавно я подстрелила рысь.

– Доченька, ведь он твой брат! – закричала жена пекаря.

– Он волк! – сердито выкрикнула девочка. – Он убивает людей, а ты сидишь тут и жалеешь его! Ненавижу его! Когда в следующий раз он придет домой...

– Он больше не придет, – раздался с печи тоненький детский голосок, и из-за занавески высунулась взлохмаченная голова пятилетнего малыша. – Когда сегодня он уходил к себе, в лес, я бегал во дворе и налетел на него. Он меня пнул и говорит: "Хорошо, что я вас больше никогда не увижу..."

Старики встревоженно переглянулись.

– Почему он так сказал? Он приходил сегодня? – спросил высокий старик пекаря. – Что он делал?

– Посидел у меня в пекарне... Помог замесить тесто... – Пекарь кивнул на остатки праздничной выпечки на столе.

Старик взял подсохший кусок пирога, задумчиво посмотрел на него и понюхал. Пирог слабо отдавал запахом мяты.

После встречи с отцом Дуй весь день бродил по лесу, переворачивая старые трухлявые пни и выковыривая из рыхлой земли под ними жирных желтых червей. С первого же дня ведьма взяла его в оборот. Не успел Дуй вернуться с развалин замка, как старуха погнала его в леса.

– Пора приниматься за работу, – сказала она.

За каждое, даже самое ничтожное, заклинание, которому колдунья обучала своего ученика, она требовала слишком многого. С огромным риском для себя черный волк охотился за людьми, и чем дальше, тем труднее было для него приносить в жертву старухе человеческие жизни. Но еще противнее было ему, королю, ползать на коленках по земле, выискивая, как сейчас, лесных червей, собирать липкую паутину непременно с молоденьких, одиноко стоящих осин, дрожать от холода, подкарауливая первую, самую чистую, росу на высоких упругих травах в долине, – да мало ли работы находилось для него у сумасшедшей, ополоумевшей бабки.