Текст книги "Королевская кровь-4 (СИ)"

Автор книги: Ирина Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

      Глава 2

       «И, наконец, происшествия. Вчера ночью столица проснулась от громкого магического представления. Тысячи горожан наблюдали за ночным действом, которое, несмотря на красочность, произошло в нарушение городских административных норм, в частности закона о тишине. Глава фирмы-организатора уже задержан и дает показания. И все задаются вопросом – кто же заказчик и кто та таинственная девушка, которой предназначалось это послание? Как бы ни было впечатляюще произошедшее, хотим напомнить, что подобные акции допустимы только с согласования с властями города и уж конечно не в то время, когда все уже спят. »

      Иоаннесбург, королевский дворец, Люк Кембритч, суббота

      Без пяти минут одиннадцать лорда Лукаса Дармоншира, выглядящего так респектабельно, что даже его дворецкий не нашел бы, к чему придраться, провели в кабинет первой принцессы дома Рудлог, предложили чаю и сообщили, что Ее Высочество сейчас подойдет. Дворец Рудлогов, в отличие от резиденции Инландеров, не производил впечатления соединенных коридорами темных каморок, а был высок, светел и пышен – но не до раздражения. И дышалось в нем легче.

      Может, конечно, дело было в том, что Марина была здесь? Люк, шагая от парадного входа по широкому коридору, с некоторой ностальгией прошел мимо двери в Зеленое крыло, покосился дальше – в сторону покоев королевской семьи, улыбнулся едва заметно, но тут же подобрался, сосредоточился. Разговор точно предстоял непростой: он не мог уклониться от брака, но рассчитывал, что принцесса осведомлена о прошлых скандалах и проявит достаточно здравого смысла. А что касается его обещаний в Храме Всех Богов…Люк усмехнулся. Раз до сих пор его не ударило по темечку молнией, то можно было, наверное, надеяться, что перед Великими Стихиями он чист и что все его действия – и скандал на посольской встрече, и свидания с Крис, и вспышки рядом с Мариной – не были засчитаны как нарушение данного слова.

       Ее Высочество Ангелина Рудлог появилась через две минуты, сухо кивнула на учтивый поклон вставшего жениха, милостиво протянула ему руку для поцелуя и предложила садиться.

      Он с некоторым изумлением разглядывал ее – хоть и видел фотографии и видео уже после возвращения, но вживую…Разительная перемена. Невысокая, ниже Марины, очень худая, сдержанная, с тщательно уложенными светло-льняными волосами, она выглядела бы совершенным ребенком, если бы не тяжелый взгляд ледяных глаз, не развернутые плечи и сильный подбородок, не холод, исходящий от нее, и не голос – звучный, глубокий, уверенный. Таким бы полки и батальоны в бой бросать, а не замужество обсуждать. Маленькая, да, но не хрупкая – хрупкость предполагает уязвимость и нежность, а здесь их не было и в помине.

      Но манеры были прежние – никакой женской томности, прямой взгляд, скупые движения. И в кабинете с момента их прошлого разговора ничего не поменялось, разве что бумаг добавилось.

      – Приношу свои извинения, что не ответила сразу же на ваше приглашение пообщаться, лорд Лукас, – сказала она спокойно. – За время моего отсутствия накопилось много срочных и важных дел.

      Люк уловил настрой и тут же сам перестроился, так же сдержанно и вежливо улыбнулся. Первый знак нерасположения – вопрос замужества к делам важным и срочным ее высочеством не отнесен. Обнадеживающий знак.

      – Благодарю, что все-таки нашли время, Ангелина, – ответил он с должной долей почтения, – и я рад, что вы вернулись в целости и сохранности. Вы прекрасно выглядите.

      – Приятно слышать, – это прозвучало чуть высокомерно. Заскрипел металл – принцесса открывала ключом ящик стола. – Кстати, и ваше кольцо теперь мне как раз, герцог.

      Обручальное кольцо его матери, сверкнув желтым бриллиантом, свободно скользнуло на тонкий палец, и его невеста повертела его задумчиво, внимательно посмотрела на собеседника.

      – Чуть великовато, – небрежно заметил Люк.

      – Это поправимо, – улыбнулась первая Рудлог, и он мысленно поаплодировал ей за прекрасную игру. – Итак. Вы все еще намерены жениться на мне, герцог?

      – Я уже говорил, ваше высочество, – она едва заметно приподняла брови, – что связан обещанием, которое не имею права нарушить. Точнее, уже несколькими обещаниями. Поэтому я приму любое ваше решение.

      – Да, я помню, – сказала маленькая женщина, не сводя с него тяжелого взгляда. – Мы все обсудили, но за время моего отсутствия обнаружились новые обстоятельства. И появились новые вопросы. Вчерашнее представление – ваших рук дело?

      Железная выдержка. Он восхитился почти до благоговения.

      – Разумеется, – сказал лорд Дармоншир, не отводя глаз.

      – Вы поставили меня в нелепое положение, лорд Лукас.

      – Я не хотел этого, ваше высочество, – деликатно ответил Люк. – Примите мои извинения.

      Она небрежно кивнула, словно не слушая его.

      – Неоднократно, – добавила она безжалостно. – Будучи связанным словом и обещанием, вы слово это нарушали неоднократно. И мое имя, и имя моей семьи упоминалось в связи с вашим безобразным поведением много раз.

      – Да, – сказал Люк. И замолчал. И принцесса молчала, разглядывая его в упор.

      – Вы не хотите объясниться?

      Этой женщине стоило бы в допросных у Тандаджи работать.

      – Не думаю, – произнес он медленно, – что есть смысл в оправданиях. Единственное, что я хотел бы сказать – все мои… проступки никак не связаны с вами. И задевать вас не было целью, Ангелина.

      – Вы и не задели, – возразила она с усмешкой. «Вы слишком мало для меня значите, чтобы задеть» – говорила эта усмешка. – У меня крепкие нервы, и я не склонна драматизировать ваши рабочие моменты, тем более, что вы неоценимо много сделали для моей страны. И ваши увлечения меня мало волнуют. За исключением одного, – Люк склонил голову, внимательно наблюдая за собеседницей, которая сейчас размазывала его тонким слоем. Заслуженно, надо признать. – И я даже готова вас простить, – добавила она неожиданно и величественно, и у него похолодел затылок. – Ради дружеских отношений между Инляндией и Рудлогом. Но вам придется убедить меня, лорд Дармоншир, что вы будете хорошим мужем.

      Он все-таки моргнул раз, другой, и резко захотелось курить, и пальцы чуть сжались. Но лицо оставалось спокойным, и его светлость несколько мгновений заинтересованно созерцал резные завитушки на тяжелом письменном столе, пока они не приобрели резкость, и он снова не поднял взгляд.

      – Я не буду нарушать брачные клятвы, – очень ровно произнес Люк, – мы уже обсуждали это. Моя супруга может рассчитывать на уважение и поддержку с моей стороны.

      – Прекрасно, – удовлетворенно сказала принцесса Ангелина и снова тронула обручальное кольцо. – Я могу получить ваши заверения, что вы больше не будете искать встреч с Мариной? Кроме тех, от которых не уклониться в рамках семьи, конечно. Будем считать ваш вчерашний салют прощальным.

      И хотя он знал, чувствовал, что сейчас его жестко и наглядно наказывают, как-то само собой вспомнились и бутылка коньяка в спальне, и ждущая его машина, и скользкие дороги Инляндии.

      – Да, – коротко произнес он и даже улыбнулся непринужденно. И остановил руку, потянувшуюся к пачке сигарет в кармане. Курить хотелось до рези в скулах. – Конечно, леди Ангелина.

      – Рада, что с вами так легко договориться, – произнесла она одобрительно и перевела взгляд на полную чашку чая перед ним. – Что же вы не пьете? – поинтересовалась она очень заботливо. – Или вам предложить что-нибудь покрепче, лорд Лукас?

      – Не стоит утруждаться, моя госпожа, – с легкой иронией ответил Кембритч. – Уверен, чай превосходен.

      Он взял чашку и сделал сразу огромный глоток под откровенно – теперь уже откровенно насмешливым взглядом старшей принцессы.

      Чай был отвратительно крепким и переслащенным, но удивительным образом смыл его вязкое состояние.

      – Одними извинениями дело не обойдется, да? – спросил он понятливо.

      Его невеста сдержанно улыбнулась, пожала плечами.

      – Вы неплохо держите удар, герцог. Что неудивительно при вашей работе.

      Люк легко кивнул в ответ на похвалу, молча глотнул еще из чашки.

      – Но вот в чем дело, Лукас, – продолжила она жестко. – Мы оба понимаем, что наш брак был необходимостью для моей коронации. Обстоятельства изменились, и ни мне, ни вам эта помолвка не нужна. Однако вы вашими выходками и вчерашним впечатляющим представлением не оставили мне выбора. Я обязана защитить семью. Заяви мы сегодня или завтра о разрыве помолвки – и пресса континента обязательно свяжет имя моей сестры, разрыв и ваши прошлые скандалы. А я прессой сыта по горло, и если в Рудлоге служба безопасности сможет купировать наиболее острые высказывания – а молчание газет про ночной фейерверк вызовет еще больше вопросов, чем краткие упоминания – то в других странах по нам пройдутся по полной.

      – Я могу переключить огонь на себя, Ваше Высочество.

      Она жестом остановила его.

      – Но я готова предложить вам сделку, и по здравом размышлении могу подставиться под удар ради этого. Условия таковы. Я объявляю о разрыве помолвки. А вы оставляете Марину в покое.

      Чай стал безвкусным.

      – Я не могу согласиться на это, Ваше Высочество, – сухо сказал Люк. – Для меня это не имеет смысла – что брак с вами, что отсутствие его при таких условиях.

      Глаза ее вдруг потеплели – всего на мгновение, но этого хватило, чтобы он растерялся.

      – Только из-за ваших долгов? – быстро спросила она, не давая опомниться. Но Люк был закаленным бойцом и не дрогнул. И чуть помедлил, перед тем как четко ответить:

      – Не только.

      Принцесса удовлетворенно постучала пальцами по столу, и этот жест так не соответствовал всей ее манере, что Кембритч даже завис ненадолго. Все-таки что-то в ней изменилось. Больше жизни стало? Больше движения?

      – Хорошо, – резюмировала первая принцесса дома Рудлог. – Мы поступим следующим образом, Лукас, раз уж мне принимать решения. Никакого разрыва сейчас не будет – подождем, пока успокоятся журналисты. Сейчас мы сделаем заявление для прессы, что обстоятельства нашей помолвки и то, что произошло дальше, не дало нам возможности узнать друг друга. А теперь эта возможность появилась, и раз мы не связаны срочной необходимостью вступать в брак, мы хотим понять, подходим ли друг другу. Дальше минимум месяц вы ведете себя безукоризненно, сопровождаете меня на мероприятиях и изображаете дружеское расположение. К концу месяца посетим несколько балов, где признаемся в крайнем уважении друг к другу. В следующем месяце будем показываться на публике куда реже. Я буду занята работой, вы будете давать интервью и гордиться мной. И чаще употреблять слово «друг». А уж после я с сожалением скажу, что вы великолепный человек, но, увы, мы не подходим друг другу, и пожелаю вам счастья. И после верну вам кольцо и развяжу вам руки. Вот так.

      – Превосходный план, ваше высочество, – только и сумел сказать Кембритч, чувствуя себя так, будто ему перед виселицей амнистию зачитали. – Но не вызовет ли мотив «не подходим друг другу» очередных сплетен?

      – Мотив будет другой, – ответила она спокойно. – Но вас это не должно волновать, – и добавила настойчиво: – Помните, Лукас. Безукоризненно. Никаких публичных выходок, даже тени скандала. Иначе, – добавила она непринужденно, – я уничтожу вас.

      Он улыбнулся почти с восхищением.

      – Теперь я верю, что вы можете, Ангелина.

      – Могу, – она сухо улыбнулась в ответ, встала и протянула руку для прощания. – И еще. Не дай Боги вы обидите мою сестру, Кембритч.

      – Поверьте, – сказал он мягко и коснулся губами пальцев старшей Рудлог, – Марина может постоять за себя. Ничуть не хуже, чем вы.

      Первая Рудлог с сомнением качнула головой.

      – Возможно, вы многого про нее не понимаете, Лукас.

      – Я учту это, – пообещал он. – До свидания, Ваше Высочество.

      – До свидания, лорд Кембритч, – произнесла женщина, сделанная из стали, и холодным взглядом проводила его до дверей кабинета.

      Герцог Дармоншир вышел в коридор в немного ошеломленном состоянии. Глянул в окно, ухмыльнулся и вытащил из кармана пачку сигарет.

      Да уж, вот это выволочка. Тандаджи и не снилось.

      Дракону, унесшему ее, надо будет при случае пожать лапу, как нечаянному спасителю. И выставить лучший коньяк, если ящеры пьют, конечно.

      – Ваша светлость, – он оглянулся. За его спиной стояла секретарь первой Рудлог и протягивала тоненькую папку. – Здесь расписание ваших встреч и другая необходимая информация. И текст заявления для прессы. Если вы согласны, то наша пресс-служба распространит его для СМИ.

      Люк иронично улыбнулся, с любопытством глядя на каменное выражение лица помощницы своей невесты, взял план действий по сопровождению, быстро прочитал заявление, пролистал папку дальше. Поднял брови.

      – Все предусмотрено. Почти, – добавил он с сарказмом, – не увидел наименование цветов, которые любит Ее Высочество.

      – На последней странице, – невозмутимо ответила секретарь, – там же список уместных подарков.

      – Очень предусмотрительно, – пробормотал он весело. – Очень.

      – Я провожу вас к выходу, если позволите, ваша светлость, – твердо сказала помощница.

       Люк понизил голос, склонился к ней и вкрадчиво спросил:

      – Думаете, я могу заблудиться? Или свернуть куда-нибудь не туда?

      И с удовольствием увидел, как ресницы невозмутимой дамы чуть дрогнули. Ну слава Богам. А то после визита в кабинет старшей Рудлог он уж начал сомневаться в своем воздействии на женщин.

      Настроение после разговора было на удивление хорошим, и он, с некоторым сожалением покосившись на свою конвоиршу и удаляющийся проход в Семейное крыло дворца, бодро зашагал за аккуратно одетой женщиной. Это и к лучшему. Два месяца публичного лицедейства не такой большой срок в оплату за личную свободу. И, честно говоря, он еще легко отделался.

      Марина, суббота

      В конюшне тепло и хорошо пахло зерном, прелым сеном, травой и лошадьми, маленькие окошки в стойлах и стеклянная крыша были запотевшие, мутные, а я, разогревшаяся после пробега, снимала со своего Пастуха седло, проверяла, нет ли где потертостей. Осмотрела копыта – жеребец послушно поднимал ноги, похрапывая несколько высокомерно, словно говоря «Ну чего ты беспокоишься, хозяйка?»

      Я не могла сказать доброму и величественному коню, что беспокоюсь я не о нем и не из-за него. С утра просто не смогла оставаться в постели – вчерашний салют до сих пор заставлял меня нервничать и улыбаться, поэтому позавтракала быстро, раньше всех, и улетела на стадион. И совершенно забыла о том, что сегодня Вася с Марианом уезжают на Север, и что надо бы попрощаться.

      Может, дело было в том, что я не могла, не хотела ждать встречи Ани и Люка. Она обязательно все сделает правильно, это же Ангелина. Но вот будет ли это «правильно» приемлемым для меня?

      На телефоне, когда я переоделась и залезла в сумку, оказалось несколько непринятых звонков от Ани. Но я почему-то боялась перезванивать. Лучше уж приеду домой и обо всем сама расспрошу.

      День выдался замечательно сухой и солнечный, и снега было совсем немного, и тротуары были вычищенные, и город казался нарядным, радостным. Время быстро шло к обеду, и я, одетая в полумаску, рулила по улочкам старого центра Иоаннесбурга, разглядывая гуляющих по морозу людей и не без удовольствия слушая выпуски новостей.

      Девушки – глупые создания.

      Зазвонил телефон, и я потянулась к нему, взглянула на экран, улыбнулась.

      – Да?

      – Мне с ним не тягаться, – загробным голосом сказал Март, – я, оказывается, очень скучный парень. Хотя могу изрисовать стены дворца из баллончика. Надписями «Марина, я тебя люблю».

      – И через сто лет к этим стенам будут водить экскурсии, – засмеялась я. – Ты уже слышал, да?

      – Девочка моя, – произнес он проникновенно, – весь континент об этом гудит. Не слышали только глухие. И блаженные, типа нашего Макса, – добавил он весело. – Что теперь?

      – Понятия не имею, – сказала я честно. – Но очень хочу узнать. Подожди-ка, Март.

      Краем уха я слышала бормотание радио, и потянулась, сделала погромче. Еще громче.

      «…долгожданная новость из королевского дома Рудлог. Принцесса Ангелина и ее жених, герцог Лукас Дармоншир, подтвердили помолвку и заявили, что намерены чаще встречаться, чтобы лучше узнать друг друга…»

      Я молчала, молчал и Мартин, слышавший все через трубку.

      – Ну что же, – сказал он после некоторой паузы отвратительно жизнерадостным тоном, – я только хотел спросить, не боишься ли ты, что теперь, когда нет никаких препятствий и все сладко до приторности, тебе станет неинтересно. А сейчас я даже не переживаю. Лучшей вожжи тебе под хвост и представить невозможно.

      – Март, – произнесла я сдавленно, – замолчи, а?

      В глазах все расплывалось от обиды и злости, и я моргала, пытаясь уследить за дорогой. Рука на руле дрожала, и я замедлила ход – кто-то истошно засигналил мне сзади. Ну за что ты так со мной, Ангелина? За что?

      – Тшшш, – сказал Март мне на ухо – как согрел, – Марина, тихо. Ты в машине? Припаркуйся сейчас же. И выйди на тротуар.

      Я вывернула руль к обочине, остановилась. Посидела немного.

      – Выйди, девочка, – говорил он спокойно, – выходи, ну?

      Я щелкнула ручкой двери, оказалась на улице, сделала несколько шагов – и уткнулась лицом в его грудь, повернулась и прижалась щекой к колючему шерстяному свитеру. Люди вокруг неодобрительно озирались на нас, кто-то испуганно ругался. За Мартом медленно таяло Зеркало.

      – Раз уж я нарушил из-за тебя все нормы безопасности при открытии проходов, – сказал он смешливо, – придется требовать компенсации. Ну что? – я подняла на него глаза, зажмурилась, прижалась теснее – было холодно. – Во дворец тебя? Или устроить реабилитацию с вином и битьем бутылок?

      В руке снова зазвонил телефон. Я посмотрела – звонила Ангелина – и сбросила вызов.

      «Какая же ты трусиха, Марина» – укоризненно пробурчал внутренний голос.

      Я не трусиха. Я просто боюсь, что сейчас скажу что-то такое, чего мне не простят никогда.

      – Куда-нибудь, – голос звучал жалко, – только не во дворец, Март. Пока не нужно. Куда-нибудь, где тепло и тихо.

      – Ты же не была еще у меня в гостях? – спросил он серьезно. И поцеловал меня в макушку.

      Дворецкий Марта при нашем появлении сделал совершенно квадратные глаза, выслушал пожелания хозяина и поспешно удалился. Дом у Мартина был такой… тяжеловесный. Почти средневековый. С маленькими окнами, толстыми стенами, высокими и тяжелыми дверями. И если бы не обилие светильников, казался бы почти мрачным.

      – Тут в центре Рибенштадта все такие, – сказал он, посмеиваясь на мое выразительное ошеломление, – но я осовременил, как мог.

      – Это что, бойница? – я недоверчиво ткнула пальцем в крохотное окошко, мимо которого мы проходили

      – Что поделаешь, – блакориец усмехнулся, – мои соотечественники довольно буйный народ. А в гражданскую войну после падения трона Гёттенхольд, когда еще наивно надеялись, что кто-то из оставшихся дворян сможет принять корону, нападения на дворянские дома были нормой. Резня была жуткая, неудивительно, что часть уехала, и что остались единицы из старого дворянства. Так что наследие прошлого.

      Во всех помещениях горели камины, и запах в доме стоял хороший, дровяной.

      – Любишь огонь? – спросила я, усаживаясь на широкий диван в гостиной. В голове было пусто, и думать ни о чем не хотелось. Снова зазвонил телефон, и я отключила, не глядя.

      – Это фобия, – сказал Мартин, располагаясь рядом. Обхватил меня за плечи, и я прижалась к нему, прикрыла глаза. – В детстве мы часто мерзли. Оно давно было, мое детство, – добавил он задумчиво. – Мать одна нас воспитывала, жили небогато, зимой все спали в одной кровати. Поместье было большое, а земли кот наплакал, вот и ютились все в одной комнате. За лето она не успевала дров заготовить, а мы малые были, какая там помощь? Двое братьев маленьких умерли от воспаления легких, а я, когда подрос, таскал из леса дрова, и они чадили черным дымом. Вот и зажигаю всю жизнь. Не могу без огня, хотя тут паровое отопление.

      Маг потер мои ладони.

      – Может, горячую ванну тебе? Совсем холодная.

      – Никуда не пойду, – пробормотала я, чувствуя, как меня размаривает рядом с ним. В камине потрескивали дрова, за окном мела метель, Мартин был горячим и уютным, несмотря на колючий свитер.

      – Тогда, – сказал он, – я тебя накормлю. И включу кино. Будем смотреть и молчать, угу?

      – Угу, – буркнула я и обхватила его крепче, засунув ладони ему под мышку.

      Слуги накрывали стол прямо перед нами, а я подтянула ноги на диван, и почти спала, сквозь ресницы наблюдая за ними. И обед был вкусным, и кино, кажется, веселым, и мы пили в темноте горячее вино с пряностями и смотрели на экран, и, как и планировалось, почти не разговаривали, а я все думала, успокаиваясь потихоньку – и снова вспыхивая злостью, и на сестру, и на Кембритча – и периодически отключала телефон, пока он не разрядился и не сел.

      Фильм кончился, а с ним закончилась и моя уютная пауза. Нужно было возвращаться, и я лениво пошевелилась, потерла глаза.

      Ну же. Не трусь, Марина. Ты же Рудлог.

      – Во дворец? – спросил Мартин сонным голосом. Он, похоже, тоже задремал, а теперь потягивался, и под моей щекой играли мышцы.

      – Во дворец, – кивнула я и с неохотой встала. – Я уже говорила тебе, что ты идеальный мужчина?

      – Зачем повторять очевидное? – фыркнул он, тряхнул своей лохматой головой и широко, насмешливо улыбнулся.

      Дома я первым делом нашла своих охранников, извинилась перед ними, делая умильные глаза – ребята смотрели сурово, неодобрительно – и попросила забрать свою машину. Потом покурила и, набравшись смелости, пошла к Ани в покои. Она сидела в гостиной, что-то писала, напряженная, сердитая – о, как я хорошо знала это выражение лица и эту напряженную спину. Перед ней стояла чашка с чаем, блюдце с печеньем, но непохоже, что к нему притрагивались. Сестра подняла на меня глаза, молча кивнула.

      – Я неправа, да, – произнесла я сразу, как переступила порог. – Извини. Я просто дико разозлилась, Ани. Боялась, что наору на тебя или что скажу что-то гадкое.

      – Где ты была, Марина? – спросила она устало. И чуть расслабилась, и лицо стало спокойнее. И снова я поняла, что она за меня переживала.

      – С Мартином, – призналась я, бросая сумку в кресло и усаживаясь на подоконник – сестра подняла брови, но промолчала. – Почему ты ничего не сказала мне, Ани?

      – Я бы сказала, – проворчала она, пододвигая к себе чашку с чаем, – если бы ты не сбежала с завтрака раньше, чем пришла я. И если бы ты брала трубку.

      – Так… ты выйдешь за него?

      Она покачала головой, и мне стало стыдно. И стыдно было, пока она пересказывала мне условия их договора, хоть и злилась я по-прежнему.

      – Два месяца. И он согласился?

      Как он мог на это согласиться? Как он, черт подери, мог отказаться от меня на такой срок?!

      – У него не было выбора. Марин, – терпеливо объясняла мне Ангелина, – я постаралась здесь учесть интересы всех. Мы избегаем внимания журналистов, ухудшения отношений с Инляндией, умиротворяем Василину. Но прежде всего этого требуют приличия. Все должно быть красиво.

      – Конечно, – пробормотала я и улыбнулась через силу. Подтянула ноги на холодный подоконник, обхватила их руками. – Я все понимаю, Ани.

      Это же Ангелина. Она все делает как надо.

      Я действительно все понимала. Но это не мешало мне испытывать какой-то невероятной силы ярость.

      «У детки из-под носа опять увели игрушку?»

      «Заткнись, а?»

      – Не сердись, – попросила Ангелина мягко. Она аккуратно взяла чашку, сделала несколько глотков. – Два месяца для отношений – не срок.

      – Да каких отношений, Ани? – не выдержала я. – У нас нет пока никаких отношений. А за это время всякое может случиться.

      Ани опустила глаза и аккуратно откусила мягкое шоколадное печенье.

      – Понятно, – сказала я чужим и бесцветным голосом. – Ты и это предусмотрела, да? Думаешь, уйдет дурь из горячей головы, и я успокоюсь? Перегорю? Так вот что главное?

      Она совершенно прозрачным, уверенным взглядом посмотрела на меня.

      – Я буду рада, если это будет не так, Мариш, – произнесла она очень внятно. Я со стоном обхватила голову руками и потрясла ею.

      – Боги, Ани. Ты чудовищна. Это совершенно, абсолютно, просто невозможно выносить. Неудивительно, что драконы тебя вернули. Ты их всех построила, да?

      Кажется, ее пальцы дрогнули – а мне было смешно и горько одновременно. И я почти не могла дышать – от обиды, совершенно детской обиды, хоть и обещала себе, что выслушаю ее спокойно. Поэтому сунула ладонь в карман, щелкнула нащупанной зажигалкой, протянула руку.

      – Кинь мне сигареты, они в сумке. Я покурю, ладно?

      Ангелина нахмурилась, но встала и подала мне пачку, и осталась стоять рядом, глядя в окно, упершись руками в подоконник у моих ног.

      – Я тебя переиграю, – пообещала я сердито, сделав несколько затяжек. – Так нельзя, Ани. Я думала, ты на моей стороне.

      – Когда ты перестанешь злиться, ты поймешь, что это так и есть, Мари, – сказала она с той же усталостью, что в самом начале, и я проглотила горький дым, глядя на нее – почему-то показалось, что вокруг Ангелины тысячи километров пустоты, и сестра была в этой пустоте совсем маленькой, одинокой. – Я сделала все, что могла, чтобы дать Кембритчу шанс реабилитироваться в глазах общественности и глазах главы нашего дома. И мне, а не тебе, объясняться с Василиной. И мне тратить время на него. Если ты думаешь, что я буду получать от этого удовольствие, ты очень ошибаешься.

      К концу ее голос уже звенел от напряжения, и я протянула руку, тронула ее за плечо.

      – Я же не могу без него, Ани, – призналась я тихо. – Какие два месяца?

      – Какие, какие, – проворчала она уже спокойнее и накрыла мою руку своей. – Никакие. Я даю максимум неделю. Больше он не продержится. Так что, – сестричка глянула на меня, и я опустила глаза, – я рассчитываю на тебя, Марин. Ради семьи. Пожалуйста.

      – Я постараюсь, – пообещала я, сама себе не веря. Ангелина, кажется, тоже не поверила. Но кивнула, погладила меня по коленке и отошла к своим бумагам, сгорбилась над ними на секунду – и снова выпрямила плечи. И в этот момент мне стало очень совестно – что я сижу тут и дымлю, что отвлекаю ее от работы, хотя сама бездельничала с утра. И за детскую выходку с отключением телефона стало стыдно.

      – Что пишешь? – преувеличенно резво поинтересовалась я, оглядываясь – куда бы выбросить сигарету. Не нашла, приоткрыла форточку – сразу стало холодно – и выкинула окурок туда.

      Уборщики меня наверняка ненавидят.

      – Оставь открытой, – попросила сестричка. – Я завтра еду в Теранови, задержусь там немного. Буду организовывать посольство для Песков и планировать встречу Василины и Владыки Валлерудиана. Пока мы не можем оперативно работать с ними в Истаиле, попробуем так. Потом, когда наладим связь, перенесем посольство к ним….

      Она говорила и говорила, рассказывала мне о своих планах, и глаза ее постепенно загорались, а я смотрела на это, чуть ли не открыв рот. Вот это да. Мне такое вдохновение по рабочим вопросам и не снилось.

      В свои покои я вернулась минут через сорок. Поставила телефон на зарядку, посмотрела пропущенные. Только от Ани.

      Вот так вот, да?

      Сунула телефон подальше, под подушку, чтобы не видеть, не слышать, не бегать смотреть каждые пять минут, и пошла в ванную. И уж там, вооружившись каким-то глупейшим любовным романом, зависла на два часа, периодически добавляя горячую воду, подсыпая разных ароматических пенообразователей, пробуя разные массажные режимы. И вылезла только когда поймала себя на мысли, что просто не хочу возвращаться в спальню и видеть, что на телефоне пусто.

      Врать себе тяжелее, чем другим.

      Но на экране светились непринятые вызовы и сообщения, и я пощелкала, открыла первое, затем второе. Улыбнулась, нахмурилась.

      «Я знаю, что ты злишься»

      «Когда все закончится, можешь сломать мне вторую ногу. Если захочешь»

      «Ты в любое время можешь приехать ко мне»

      Звенькнул телефон – пришло еще сообщение.

      «Я купил тебе подарок. Уже должны доставить»

      – Ваше высочество, – в спальню заглянула горничная.

      – Да, Мария, – сказала я со вздохом и промокнула полотенцем волосы, не переставая хмуриться и умирая от любопытства, – давай сюда.

      – Только что принесли, – сказала она удивленно, протягивая маленькую аккуратную коробочку, обтянутую кожей.

      – Да, – протянула я и взглянула на нее. Горничная понятливо исчезла. А я потянула за шелковую ленту, открыла крышку.

      Сначала я подумала, что это массивный золотой браслет. Взяла за широкие дуги, перевернула.

      На другой стороне браслета тикали большие сезонные часы. Не простые – магические. Прочное стекло покрывалось позолотой и узорами, так что казалось, что это обычное украшение. Но проведи пальцем по кругу – и стекло светлело, становилось прозрачным и подсвечивалось изнутри. Внутренняя стрелка часов отсчитывала время на привычном циферблате. А вокруг него был еще один. Внешний контур был поделен на сектора – сезоны, отличающиеся цветом, со стилизованным драгоценным знаком стихии в каждом. По широкому шестиугольнику в три ряда были выложены маленькие бриллианты, показывающие дни. Триста шестьдесят пять, как дней в году. Маленькое золотое ядрышко, заменяющее стрелку, застыло в самом конце синего сектора и вот-вот должно была перейти в черный.

      Я присмотрелась – напротив «ядрышка» бриллиант, указывающий на сегодняшний день, был заменен на маленький рубин. Был в годовом круге и второй красный камешек – в черном секторе, ровно через два месяца, если считать от нынешнего дня.

      Я полюбовалась еще немного, взяла телефон и набрала его номер.

      – Себе такие же купил? – поинтересовалась я в ответ на его хриплое «Да».

      – Я и без них не пропущу этот день, – ответил Люк со смешком. – Я не думал, что ты позвонишь. Решил, что будешь долго злиться. Очень долго.

      – На два месяца как раз хватит, Люк.

      – Скажи еще раз.

      – Лююк, – выдохнула я в трубку мстительно. – Люююк.