Текст книги "В лабиринте (СИ)"

Автор книги: Ирина Девятая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 8

Сонная усталость накрывает Марину внезапно. Некоторое время она с внимательностью ястреба смотрит в окно, стараясь заметить малейший подвох, но затем мягкое покачивание автомобиля начинает действовать усыпляющее. Она безуспешно борется со слипающимися веками некоторое время, а потом утыкается носом в плечо Димы и проваливается в темноту.

В себя Марина приходит, когда резко хлопает дверца машины.

– Дим?.. – встрепенувшись, тихо зовёт она, но быстро понимает, что находится в салоне одна.

Тут нет ни Димы, ни Андрея.

Испугавшись настолько резкой смены декораций, Марина несколько секунд просто моргает в надежде проснуться и обнаружить себя сладко пускающей слюни на куртку Димы, но когда паника понемногу стихает, до неё, наконец, начинают долетать приглушенные голоса.

Марина поворачивается так, чтобы видеть кусочек неба сквозь стекло автомобильной дверцы, и пытается сосредоточиться, мало что соображая после такого неприятного пробуждения. И получается у неё далеко не сразу, потому что в голове всё ещё шумит из-за непродолжительного сна.

– ...и что ты этим хочешь сказать? – насмешливо, даже почти ядовито слышится снаружи.

Марина изумлённо моргает. Судя по лёгкой шепелявости, голос говорящего принадлежит Диме, однако ей всё равно с трудом верится в это, потому что он, на её памяти, никогда не говорил так грубо и отчуждённо. Ни с кем.

– Только то, что у тебя есть шанс уйти красиво, оставшись в памяти Марины принцем, а не сволочью. Цени мою щедрость.

"Андрей?"

Марина, зажмурившись, трёт глаза костяшками пальцев. Что за чертовщина творится с этими двумя? Почему они остановились и почему решили выяснить отношения именно сейчас?

– Ты самая большая заноза в жопе, которую я когда-либо встречал! – шипит Дима, и Марина съёживается от звучащей в его словах ненависти.

Непривычная интонация режет её по живому. Дима не умеет так разговаривать. Это наверняка какая-то шутка. Или нелепость. Или что-то там ещё.

– Аналогично, – бросает Андрей, сохраняя невозмутимость. – Но, знаешь, спасибо тебе, что оказался таким подонком, мне даже напрягаться не пришлось, чтобы вывести тебя на чистую воду.

Марина зажимает рот ладонями, желая и выпрыгнуть, чтобы устроить допрос с пристрастием, и остаться на месте. Её пугает этот разговор, но не столько своим содержанием, сколько эмоциональной окраской. Кажется, если бы у мужчин снаружи было оружие, они поубивали бы друг друга – настолько ощутимо разлившееся между ними напряжение. Это до спёртого дыхания страшно, поэтому Марина старается лишний раз не моргать, чтобы не привлечь к себе внимания.

– Сомневаешься? – с сарказмом спрашивает Андрей, выдержав внушительную паузу, в течение которой Дима не проронил ни слова. – Ты хоть понимаешь, что когда Марина узнает правду – а она узнает её, я об этом позабочусь, – она видеть тебя не захочет? Вся твоя красивенькая месть в любом случае пойдёт псу под хвост. Поверь, я не против, чтобы ты устроил папаше кузькину мать, старому козлу давно пора преподать урок, но Марину сюда не смей впутывать, она перед тобой ни в чём не виновата.

Дима угрюмо молчит, а сердце Марины готово выпрыгнуть из груди.

О чём они говорят? Какая ещё месть? При чём тут отец?

– Сука! – зло выдавливает, наконец, Дима.

– Тут ты прав, не спорю, – буркает в ответ Андрей. – Но если ты думаешь, что отсутствие такого папаши сделало тебя несчастным, я готов махнуться местами и пожить у твоей мамы пару десятков лет в любви и заботе. Постоянный гнёт амбициозного самодура, который считает своим долгом дрессировать детей, как собачек в цирке, тоже мало располагает к хорошей жизни.

– Ты просто ничего не понимаешь! – в ярости выплёвывает Дима, и у Марины внутри что-то обрывается.

Она не желает вникать в суть разгоревшегося снаружи спора, но смысл всё равно потихоньку, против её воли начинает до неё доходить. И разрозненные кусочки паззла стекаются в одну целостную картину: молчание, нежелание знакомить её с мамой и прочими знакомыми, увиливание от походов в гости под различными предлогами – всё это Дима делал не просто так. У каждого его действия, оказывается, был чёткий алгоритм.

– Не понимаю, – соглашается Андрей, – но и ты никогда не поймёшь ни меня, ни Марину. Поэтому уходи. Можешь хоть в лепёшку разбиться, чтобы исполнить задуманное, – я пальцем не шевельну, но если ты снова попытаешься втянуть Марину, я уничтожу тебя с такой изощрённостью, что отец будет мне аплодировать.

Дима заходится хриплым надтреснутым смехом, а Марина не верит своим ушам, потому что он не опровергает слова Андрея, не защищается и не сердится из-за глупых подозрений. Он просто... ведёт себя так, что не остаётся сомнений – всё произнесённое бьёт точно в цель. Выходит, чувства, любовь, привязанность между ними были спектаклем? Затянувшимся, жутким, наигранным спектаклем?

Марина задушенно всхлипывает, всё ещё цепляясь за глупую надежду, что это – несмешная шутка. Всему должно быть логичное объяснение.

– Хорошо, – хрипит Дима, и воображение Марины рисует вместо него стервятника – страшного, мерзкого, уродливого. – Твоя взяла, папенькин сынок. Только ответь на один вопрос: как ты узнал? Неужели я где-то прокололся?

– Ты прокололся только в тактике, – сухо отвечает Андрей. – Если бы ты не взялся играть в любовь с Мариной, я бы никогда не обратил на тебя внимания.

– И всё-таки? – настойчиво переспрашивает Дима.

– Назойливый какой, – цыкает Андрей. – Ревность и друзья в телефонной компании творят чудеса. Выбить распечатку твоих звонков не составило труда, но тогда я, каюсь, подумал, что у тебя есть другая. Поэтому вынудил мелкую поехать со мной в Тьмутаракань, обыграв всё, как её инициативу, чтобы уличить тебя в измене. Однако нас встретила твоя мама, ничего подозрительного не обнаружилось. Зато один местный, которого я поймал на нездоровом интересе к моей машине, за возможность посидеть в салоне рассказал увлекательную историю про юную аспирантку и солидного академика, который эту аспирантку использовал, а затем, когда она забеременела, бросил. У академика-то, к слову, в тот моменту уже были жена и ребёнок, поэтому лишних скандалов, тем более в преддверии выдачи гранта на новое исследование, ему совсем не хотелось. На его счастье, аспирантка оказалась слишком гордой, чтобы опускаться до банального шантажа. Она просто поселилась в доме своих родителей, бросила научную деятельность, родила и всю себя посвятила ребёнку, отказавшись и от помощи нерадивого папаши, и вообще от любого мужского внимания. А потом ребёнок вырос и укатил в столицу, чтобы получить образование. Гены, знаешь ли, пальцем не размажешь.

Дима издаёт звук, больше похожий на рык.

– Дядя Сеня, языкастый мудак!

– Точно, дядя Сеня, – подхватывает Андрей. – Но финальную точку во всём этом вертепе поставила, как ни странно, твоя мама. Я оставил на лавочке возле её летней кухни бумажку со своим телефоном, и недавно она позвонила, хотя я, признаться, не надеялся на такой исход. Она всё-таки недаром пахала в аспирантуре, так что быстренько сложила два и два и получила отнюдь не четыре, а любовь к непутёвому сыночку в ней оказалась так же сильна, как и гордость.

Марина мелко дрожит, изо всех сил впившись пальцами в обивку сидения. От услышанных откровений становится так дурно, что стошнить её не может только по одной причине – нечем.

Получается, Дима – незаконнорожденный сын их с Андреем отца? Он – их единокровный брат?

Сердце покрывается трещинами, а любовь осыпается цветными кусочками витражного стекла. Не было ни чувств, ни общего будущего – ничего. Дима просто использовал её для мести отцу, а она охотно велась, укрываясь в его объятиях от безразличия родной семьи.

Ком распирает горло, но Марина не позволяет себе расплакаться. Кажется, если Андрей и Дима поймут, что она не спит, случится что-то страшное.

Хотя куда уж страшнее.

– Уверен, Нина Степановна желает отцу не меньше радуг в небе, чем ты, но различие в твоих и её желаниях состоит в том, что она не хочет, чтобы ты при этом пострадал, – продолжает Андрей. – Скандалы – вещь занятная, но взрывная волна цепляет, как правило, всех. И ты не стал бы исключением.

– Пусть! – Голос Димы срывается. – Он всё равно должен заплатить за то, что сделал с мамой!

– Да ради бога, – хмыкает Андрей. – Если обнародовать, что у уважаемого академика и семьянина есть незаконнорожденный ребёнок, о котором он не заботился ни единого дня в его жизни, на его репутации появится внушительное пятно. Я, конечно, не сомневаюсь, что папаша вывернется из любой передряги, но попытаться ты в любом случае можешь.

– И тебе не жалко свою семью? – иронично тянет Дима. – Она ведь тоже распадётся.

– Нисколько. Моё имя можно сколько угодно купать в грязи – я даже не чихну, а маме давно пора устроить встряску, иначе она от этой сволочи не отцепится. Маринку только жалко, но, думаю, мы с этим справимся.

– Вы омерзительны. – Голос Димы становится таким тихим, что Марине приходится напрячь слух. – Ненавижу всю вашу отвратную семейку.

На её глазах выступают слёзы, а губы кривятся от желания зарыдать.

– Мне всё равно, – равнодушно бросает Андрей. – Можешь даже плюнуть в меня, если тебе полегчает.

Вместо ответа слышится ругательство и глухой удар, а затем в дверцу машины врезается чьё-то тело.

Марина давит вскрик ладонью и, задрав голову, видит в окне спину Андрея. Тот грузно опирается на крышу локтями, чтобы удержаться на ногах, и смеётся, из-за чего становится совсем жутко.

– Ты посмотри! – почти с восхищением тянет он. – Знаешь, если бы не обстоятельства, думаю, мы бы подружились.

– Иди нахер! – рявкает Дима.

– Да-да, – бормочет Андрей. – И тебе тоже не хворать.

Удаляющиеся шаги Марина различает не сразу. Лишь когда Андрей, повисев недолго в неподвижности, распрямляется и, шаркая, подходит к дверце со стороны водителя, она решает приподняться и выглянуть на улицу. Судя по бесконечной лесополосе и теряющейся на горизонте дороге, они находятся за городом, однако Димы нигде не видно. Наверняка он скрылся среди деревьев.

Марина сползает обратно на сидение и прижимается щекой к обивке, испытывая самые разные эмоции. Ей кажется, что она рассыпается на части: перед глазами плывёт, грудь рвёт от боли, а руки и ноги дрожат. Однако она не осознаёт своего состояния до тех пор, пока Андрей не усаживается на место водителя.

Он кидает взгляд в зеркало заднего вида и, вытерев кровь с разбитой губы, глухо интересуется:

– Давно не спишь?

Марина кивает, мало заботясь – видит он её или нет. Она сейчас больше похожа на лунатика, которого насильно разбудили и заставили решать сложные математические задачи. В голове нет никаких мыслей, поэтому когда Андрей поворачивается, она может лишь молча смотреть на него.

– Ко мне? – спрашивает он, и она снова кивает.

Единственное, что она действительно хорошо понимает, – домой ей нельзя. Ни под каким предлогом. Иначе план Димы претворится в жизнь посредством её нестабильного психического состояния.

***

В квартире Андрея темно и прохладно.

Марина стоит посреди прихожей, пока брат стаскивает с неё ботинки и пальто. Она не дёргается, когда он вешает её сумку на крючок, а затем приобнимает и подталкивает в сторону своей спальни. Подчиняясь его воле, Марина не идёт, а скользит, не чувствуя под собой ног. Перед её глазами по-прежнему всё плывёт, поэтому когда в поле зрения попадает неубранная кровать с нагромождением из одеяла и пледа, она отшатывается в испуге. Обычный бардак видится ей монстром с кучей рук.

– Тише, всё хорошо, – шепчет Андрей, стягивая с неё тёплую кофту.

Кожа Марины покрыта крупными мурашками. Ей холодно и мерзко, поэтому когда Андрей бросает кофту на стул, она начинает с остервенением чесать руки. Ей кажется, что внутри влажно и мерзко скользят черви.

– Так, – Андрей обхватывает её предплечья и с усилием отрывает ногти от расцарапанной кожи, – давай не будем играть в психов, а то я тебя бояться начну.

Марина медленно моргает и переводит на него взгляд. В висках простреливает боль, поэтому она морщится, и лишь затем до неё медленно, толчками доходит мысль, что всему действительно приходит конец. Она больше не будет долгими часами общаться с Димой по телефону, больше не подойдёт к нему на перемене, чтобы обнять и чмокнуть в щёку, больше не скажет Сашке, что счастлива...

Всё. Пустота.

Марину сотрясает крупная дрожь. Она обнимает себя за плечи и почти падает на пол, но Андрей вовремя подхватывает её под локти.

– Тихо-тихо, – натужно бормочет он, стараясь осторожно, но в то же время быстро оттащить её к кровати. – Всё хорошо, никто не умер и теперь уже точно не умрёт. Тихо, маленькая моя, тихо.

Андрей садится прямо в ворох из одеяла, сдёргивает плед и заворачивает Марину в него. Однако тепло не приходит, даже когда он обеими руками обхватывает её, усадив себе на колени, и начинает укачивать, приглаживая растрепавшиеся волосы.

– Тише, маленькая, ну хватит, всё наладится.

Его голос звучит монотонно и убаюкивающее, но Марина не может раствориться в нём, потому что в её голове вспышками возникают картинки из прошлого. Это режет острее ножа, поэтому с каждым новым воспоминанием она всё сильнее скукоживается в попытке исчезнуть из этого мира.

Горло перехватывает, и Марина заходится сухим каркающим кашлем. Ей нечем дышать внутри себя, потому что в её мире нет места настолько плохим вещам. Они не могут случаться с ней.

– Тихо-тихо, – снова слышится голос Андрея. – Не плачь, всё пройдёт.

Марина с трудом моргает и переводит воспалённый взгляд на его лицо. Она хочет возразить, сказать, что и не думала плакать, потому что ей всё это снится, но с пересохших губ не слетает ни звука. Ей больно говорить, ей даже думать больно, поэтому когда в уши втекает чей-то утробный вой, по тональности больше напоминающий жалобный скулёж собаки, осознание обрушивается с тяжестью наковальни, вдавливая содрогающееся тело в реальность.

– Маленькая моя, – Андрей целует Марину в покрытый испариной лоб, – маленькая...

Марина, сморщившись, прикусывает губу. На языке мгновенно появляется привкус крови, так что когда она снова смотрит на Андрея, сухость в горле ощущается намного сильнее, потому что она, оказывается, рыдает в голос.

– Тише, – говорит Андрей.

Он качает Марину на коленях и повторяет одно и то же, а она ревёт умирающим зверем и никак не может остановиться. Отрешение помогает ей забыться, но ненадолго, потому что вместе с осознанием приходит новая боль, а затем становится так плохо, что Марина начинает вырываться. Ей хочется бежать, прятаться, спасаться. Этот мир не нравится ей, от него одни неприятности.

– Нет, мелкая, ты никуда не пойдёшь, – натужно хрипит Андрей, крепче стискивая объятия.

Он опрокидывается на кровать и придавливает Марину к стенке, мешая бесноваться. А она продолжает биться с ним. Уже даже не ради побега, а просто так, вымещая обиду и разочарование. Но усталость всё-таки берёт своё: сперва ноги и руки перестают слушаться, так что движения становятся замедленными и вялыми, а затем голова тяжелеет и последние мысли улетучиваются, оставив после себя только глухой вакуум.

Марина смотрит на Андрея, моргая медленно, будто нехотя, а он, в свою очередь, не отрывает взгляда от неё.

– Не повезло тебе, мелкая, – тихо говорит он, улыбаясь так невесело, что затихшая боль вспыхивает слепым пятном, – но ты это переживёшь, я знаю. Нам от отца не только упрямство досталось, но и сила духа. Так что всё будет хорошо, мелкая, всё у нас будет замечательно.

Марина закрывает глаза, слушая его бормотание. Она некоторое время пытается прорваться сквозь заполонившую голову вату, но потом сдаётся. Обо всём можно и подумать, и поговорить завтра, в конце концов. А пока нужно спать.

***

Просыпается Марина от слишком громкого сигнала телефона. Усилием воли разлепив глаза, она кривится из-за яркого солнечного света и облизывает пересохшие губы. Хочется пить и умереть, причём первое почему-то сильнее.

Марина приподнимается на локте и с удивлением обнаруживает на тумбочке рядом с кроватью стакан с водой и лист бумаги. Рука сама тянется вперёд, так что с жаждой получается справиться довольно быстро, затем Марина долгим взглядом смотрит на листок, но брать его не решается. Вместо этого она закрывает лицо ладонью и вздыхает тяжело и тоскливо. Утро нового дня не кажется ей приятным, оно разрывает ей нутро своей неизбежностью.

Сев, наконец, Марина оглядывает спальню и, нахмурившись, смутно припоминает, что Андрей привёз её к себе минувшим вечером. Судя по проносящимся в голове отрывочным картинкам, он долго успокаивал её, а потом уснул рядом – Марина до сих пор чувствует согревающие её теплом и нежностью объятия.

Невесёлая усмешка кривит губы. Подумать только, её счастье сломано, судьба разрушена, а она испытывает благодарность к человеку, который это всё сотворил. Куда мир катится, в самом деле?..

Марина заворачивается в плед, борясь с лёгким ознобом, и сползает с кровати. Пол неприятно холодит ступни, но она не морщится, а осторожно, боясь не удержаться и упасть, идёт на кухню. Ей хочется найти Андрея, потому что без его присутствия ей не по себе, тем более что произошедший несколько часов назад болезненный разрыв ядом жжёт сердце. Андрей – редкостный пакостник, но без него Марина загнётся – она знает это.

На кухне оказывается пусто. Нахмурившись, Марина заходит в зал, но и там никого нет, поэтому она возвращается в спальню, усаживается на кровать и поджимает ноги. Её не покидают ни озноб, ни эмоциональное похмелье, поэтому она, дрожа, смотрит в одну точку и не шевелится, ощущая себя разбитым сосудом. Не хочется ничего делать, не хочется никого видеть. Единственное желание Марины сейчас – сидеть неподвижно и чувствовать присутствие Андрея, чтобы он бродил где-то там, в комнатах, ставил чайник, разговаривал с кем-нибудь по телефону и, главное, не трогал её. Для него это раз плюнуть, потому что при всём своём характере уважать чужие потребности он всё-таки умеет.

Звонок мобильного взрезает тишину, но Марина даже не вздрагивает. Она медленно поворачивает голову и, наткнувшись взглядом на телефон, который почему-то лежит на подушке, округляет глаза. На дисплее высвечивается фотография Андрея – та самая, единственная.

– Алло? – хрипло говорит Марина, пытаясь взять себя в руки и начать, наконец, соображать.

– Мелкая, – жизнерадостно откликается Андрей, – ты там спишь всё ещё? Вставай, раб, солнце уже высоко!

Марину дёргает от его тона, но реагировать колкостью на колкость нет сил, поэтому она лишь глубже зарывается в плед. В горле снова пересыхает от накативших воспоминаний, и она кидает взгляд на стакан, но он пуст, как бы она ни надеялась на обратное.

– Слушай, – вздыхает Андрей, не дождавшись ответа, – я могу, конечно, сказать, что понимаю твои чувства, но я нихрена их не понимаю, поэтому буду честен. Надеюсь, ты меня за это простишь. Знаешь, сидеть и сверлить взглядом точку над телевизором целыми днями – плохая затея, поэтому вставай с кровати и дуй на улицу, потом – на учёбу, а затем – в новую жизнь! Я слишком хорошо тебя знаю, поэтому можешь не прикидываться плесенью, всё равно не поверю.

Марина устало закрывает глаза. Его увещевания, вопреки ожиданиям, не вдыхают в неё жизнь. Напротив – ей становится ещё гаже осознавать свою никчёмность. Однако вступать в полемику касательно своей душевной боли она не хочет, потому что Андрея в таком настроении может переубедить только каток. Который переедет его пополам.

– Где ты? – спрашивает Марина, прижав ладонь ко лбу.

Андрей отвечает незамедлительно:

– В аэропорту.

Марина распахивает глаза, и мир, кажется, вздрагивает вместе с ней. Вцепившись пальцами в край пледа, она вжимает трубку в ухо и переспрашивает:

– Где?

– В аэропорту, – охотно повторяет Андрей. – Улетаю я, мелкая, на пмж в другой город.

Марине становится нечем дышать. Судорожно засопев, она скидывает ставший жарким плед и вскакивает на ноги. Ужас толкает её в спину, заставляя метаться из стороны в сторону.

– Ты что задумал?!

– О-о, – уважительно тянет Андрей, – ожила, ну надо же! – Он прокашливается и уже более серьёзным голосом продолжает: – Я много думал весь последний месяц и решил, что для нас обоих лучше будет держаться на значительном расстоянии друг от друга.

– Ты... – Марина захлёбывается новой волной эмоций и, поскользнувшись на ровном месте, почти падает на пол. Не распластаться целиком ей помогает только то, что она роняет телефон и хватается обеими руками за стол.

Ругнувшись сквозь зубы, Марина чешет ушибленное колено, а затем поднимает телефон и снова прижимает его к уху.

– Живая? – уточняет Андрей, услышав её сопение, но Марина и не думает жаловаться.

– Ты с ума сошёл! Зачем?!

Ей кажется, что она кричит в полный голос, но в горле слишком сухо, поэтому срывающиеся с губ слова получаются сиплыми и жалобными.

Андрей это прекрасно слышит.

– Затем, что так нужно. Мелкая... – Он замолкает и, собравшись с духом, произносит: – Я люблю тебя, мелкая, так сильно, что сам себя боюсь. И ты сама прекрасно знаешь, что даже висящее на стене ружьё может рано или поздно выстрелить, вот и я, несмотря на всё самообладание, когда-нибудь всё-таки не сдержусь. Я не железный, и ты не тот человек, который станет это оспаривать. Поверь, так действительно будет лучше.

– Для кого? – едва не плача, стонет Марина.

Она не верит, что Андрей может так поступить, но про ружьё и выстрел он не шутит. И, как ни странно, она действительно не торопится утверждать обратное. Андрей подвержен всем человеческим слабостям – это доказал случай месячной давности, поэтому требовать от него пренебречь правильными мыслями и вернуться, чтобы утешать переживающую разрыв сестру, Марина не хочет. Она, конечно, та ещё эгоистка, но это уже слишком.

– Для нас обоих, – терпеливо повторяет Андрей. – Вспомни свою реакцию на мои... кхм... действия. Я вот не хочу снова видеть ужас в твоих глазах.

Марина убито молчит, мысленно соглашаясь с его словами. Он напугал её и напугал себя. И теперь он делает всё как надо, но желание расплакаться почему-то не исчезает. Марина слишком остро понимает, что останется один на один со своими проблемами.

– Мелочь, – Андрей смягчает интонацию, – ты для меня бесконечно дорогой человек, поэтому я хочу для тебя счастья.

Гнев вспенивается в груди, вытеснив собой горечь.

– Тогда забери меня с собой! – выпаливает Марина и, опешив, зажимает рот ладонью.

Андрей осекается, а затем в динамике раздаётся его усталый смех.

– И ты готова терпеть мои приставания? Я ведь не остепенюсь. Пять лет пытался, даже с девушками встречался, но так и не смог пересилить себя.

Волнение проносится по телу ураганом, и Марина поджимает пальцы ног, когда перед глазами возникают картинки их возможной жизни. Это дико, но взбудораженное сознание, кажется, совсем не против такого развития событий, потому что отвращения не возникает, даже когда она представляет их в одной кровати.

– Я... остепеню тебя, – сдавленно говорит Марина и едва не захлёбывается словами.

Андрей некоторое время молчит, прикидывая, видимо, возможные варианты, а зачем с непередаваемым оттенком сарказма тянет:

– Да неужели?

– Можешь ловить меня на слове.

Марина затаивает дыхание в ожидании. Она думает, что он сейчас скажет, что приедет за ней и они вместе улетят в какую-нибудь малонаселённую республику с искренним стремлением начать жизнь с чистого листа: без отцов-академиков, без его незаконнорожденных детей, без мамы, которая никак не может слова ему поперёк сказать – без всего того, что опостылело за эти годы.

Однако Андрей говорит совершенно другое:

– Хорошо. В таком случае, сообщаю тебе следующую информацию: на холодильнике лежат ключи от квартиры, аренда проплачена на ближайшие полгода. Твои действия: берёшь ключи, едешь к родителям, собираешь вещи и терпеливо втолковываешь им, что не имеешь ни малейшего желания продолжать такое существование. Далее: со скандалом или без, но ты селишься в моей квартире, устраиваешься на подработку и учишься изо всех сил. Итог: ты получаешь диплом, а затем я высылаю тебе билет и встречаю вместе со всем скарбом в аэропорту. Что скажешь?

Когда Андрей замолкает, Марина глупо моргает, разглядывая замысловатый рисунок на линолеуме. Весь алгоритм выглядит довольно простым, но он означает такое сильное изменение ритма жизни, что на миг низ живота скручивает. Она не знает, что ему ответить на такие условия.

– Это называется "выход из зоны комфорта", и пока ты не научишься распрямляться под жизненными пинками, тут, со мной, тебе делать нечего, – добавляет Андрей, когда Марина смущённо прокашливается.

– Н-но... – Она запинается и проглатывает целую прорву вопросов, усомнившись в решении ехать за Андреем хоть на край света. Она, конечно, не тепличный цветок, но вот так, с корнем, сниматься с любимого места... Марина такого ещё ни разу не делала.

– Ты согласна? – с нажимом спрашивает Андрей. – Если да, я вышлю тебе свой новый номер, как только обзаведусь им. Если нет, я вешаю трубку.

Марину коробит его безапелляционный тон, потому что настолько резкие ультиматумы он ещё ни разу перед ней не ставил. Понятно, конечно, что он в первую очередь заботится о ней, потому что под гнётом отца и обстоятельств она так или иначе превратится в копию мамы, только не изначально мягкую, а сломанную. Но его методы всё равно кажутся ей несколько жестковатыми.

– Я... не уверена.

Андрей вздыхает.

– Тогда счастья тебе, мелкая...

Марина съёживается от ощущения, что сейчас порвётся самая крепкая, самая надёжная нить, связывающая её с реальностью. Если Андрей исчезнет из её жизни, конец придёт не только её правильному прекрасному миру, но и ей самой.

– Подожди! – выпаливает она, задыхаясь. – Я согласна! Только у меня тоже есть кое-какие условия: ты должен будешь звонить мне, писать и вообще всячески подавать признаки жизни! Иначе никакого уговора!

Андрей, крякнув, заливается смехом – настолько облегчённым, что Марина сразу понимает – на успех он и не надеялся.

– Ты прелесть, мелкая, я тебя обожаю. Замётано.

На несколько секунд его глушит мелодичный женский голос, объявляющий регистрацию на рейс. Андрей затыкает динамик, чтобы не было слышно место назначения, а у Марины невольно щемит сердце. Это, получается... два с половиной года? Они не будут видеться так долго?

– Ладно, пошёл я получать посадочный талон, а ты жди смс, – весело произносит Андрей, когда объявление под потолком затихает.

– Андрей! – Марина сжимает трубку обеими руками. Она боится расставаться и с ним, и с его голосом, от которого хоть и ненадолго, но всё-таки становится легче.

– М?

– Я... – Марина сглатывает. – Я тоже тебя люблю.

Андрей явно ошеломлён, потому что сперва он издаёт невнятный звук, а затем – несколько нервно хмыкает.

– Глупая, ты ведь не знаешь, что говоришь.

– Знаю! – уверенно перебивает его Марина. – И через два с половиной года у тебя будет возможность убедиться в этом!

– Хм, – тихо роняет Андрей, – посмотрим. – И без предупреждения отключается.

Марину больше не держат ослабшие ноги. Она медленно, чтобы снова не ушибиться, ложится на пол и ёжится от блаженства, потому что вспотевшей спине необходима прохлада.

Из-за разговора с Андреем кровь практически кипит в венах, поэтому ни от бледности, ни от дурного самочувствия не остаётся и следа. Да, Марине всё ещё больно и обидно, ей до сих пор не верится, что Дима – человек, любовь к которому ещё теплится внутри – мог так поступить. Но теперь у неё есть цель, и Андрей своим поступком только подстегнул её желание добиться этой цели любыми средствами. Даже если придётся тратить всё время на занятия, которые не вызывают в ней энтузиазма.

Сжав губы, Марина зажмуривается. Она изрядно покривила душой, вложив в своё "люблю" по отношению к Андрею тот смысл, который он хотел там услышать, однако в одном она теперь уверена на сто процентов – её чувства к нему тоже отличаются от обычных семейных. И хоть она пока не может дать им классификацию, у неё будет достаточно много времени, чтобы разобраться в себе.

Марина поднимается с пола, кидает плед на кровать и решительным шагом идёт на кухню. Схватив с холодильника ключи, она возвращается в спальню и, наткнувшись на лист возле пустого стакана, останавливается.

"Я знаю, что ты проигнорируешь это письмо, так что жди звонка и не смей киснуть!"

Улыбка растягивает губы, и Марина, аккуратно сложив послание, торопливо одевается. У неё есть целый день на переезд и разборки с родителями, а потом – ещё пара недель, чтобы найти работу. Дел невпроворот, так что на бесконечную рефлексию действительно нет никакого времени.

Шагнув за порог квартиры, Марина захлопывает дверь и бегом спускается по лестнице.

Эпилог

Зажав в зубах ремешок сумки, Марина пулей вылетает из подъезда. Помахав рукой улыбающейся маме, она закидывает сумку в такси, затем садится сама и на выдохе говорит водителю:

– Аэропорт!

– Торопитесь? – уточняет тот, с подозрением глядя на её разрумянившееся лицо.

– Нет, – Марина взмахивает рукой в беззаботном жесте, – до вылета ещё часов шесть.

Вздёрнув бровь, водитель хмыкает, но комментировать настолько серьёзный запас времени, судя по всему, не собирается. Он плавно вдавливает газ и выводит машину на дорогу.

Марина, обернувшись, с лёгким оттенком сожаления провожает взглядом двор, который она, быть может, больше никогда не увидит, но потом её накрывает волной предвкушения, так что грусть моментально пропадает. Она едет в новую жизнь, и если два с лишним года назад такая перспектива напугала бы её, сейчас она не может дождаться, когда сядет в самолёт.

Достав билет из сумки, Марина в который раз досконально проверяет каждую букву, опасаясь найти где-то ошибку, которая может оттянуть момент счастья, но все данные указаны правильно, поэтому она закрывает сумку и удовлетворённо вздыхает. Через шесть часов она будет слишком далеко от этого города, чтобы о чём-то волноваться.

Телефон начинает вибрировать в кармане, когда до аэропорта остаётся примерно половина пути. Марина вытаскивает мобильный и, увидев на дисплее фото Сашки, улыбается.

– Мартышка, ты чокнутая! – вместо приветствия обрушивается подруга.

В её голосе нет осуждения – только лёгкое недоумение напополам с азартом. Марина уверена, что будь у Сашки возможность – она тоже рванула бы куда-нибудь подальше, но у неё теперь семья и ребёнок, так что любые авантюрные затеи разбиваются о непоколебимость мужа в этом вопросе: до тех пор, пока сыну не стукнет хотя бы шесть, никаких пробегов по Европе.

– Завидуй молча! – Марина высовывает язык.

Сашка, конечно, не может её видеть, зато она всё прекрасно чувствует.