Текст книги "Повседневная жизнь российского спецназа"
Автор книги: Ирина Дегтярева
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)
Майор милиции Владимир Соболев служит в СОБРе со времени создания этого отдела, с 1993 года. Он – старший оперуполномоченный по особо важным делам. У него на счету пять командировок в составе СОБРа – Чеченская Республика, Буденновск, Первомайское, Дагестан. Награжден орденом Мужества, медалями ордена «За заслуги перед Отечеством» I и II степени, медалью «За отвагу».
День не заладился с самого утра. Собровцы договорились встретиться с «заказчиками» – оперативниками на шоссе, около оптовой базы. Остановились на обочине. Прождали оперативников минут сорок, на жаре да еще чуть не стали участниками дорожной аварии.
Джип вылетел со встречной полосы, через сплошную линию. Ему понадобилось проехать к воротам оптовой базы. Джип подрезала «девятка». Все это на глазах собровцев, стоявших на обочине. Джип с грохотом перевернулся и заскользил по асфальту прямо к их «жигуленку». Бойцы едва успели выскочить из машины. Сильного столкновения не произошло, джип только царапнул крыло.
Майор Соболев вызвал милицию и МЧС. Пришлось вытаскивать пассажиров из перевернутой машины, оказывать первую помощь, пока не подлетел вертолет спасателей.
Наконец подъехали оперативники.
– Едем на торговую базу, – сказал капитан. – Там у них охрана с автоматами. Нас в прошлый раз туда не пустили. Автоматами размахивали. Никакого разрешения на оружие у них, конечно, нет. Мы проверили.
Собровцы влетели на базу. Охранники дружно сложили оружие, даже не пытались сопротивляться. Оказалось, что эти автоматы – муляжи отличного качества.
Собровцы подождали, пока оперативники завершат свои дела на базе, и поехали в отряд. Жара донимала весь день.
– Сейчас приедем, поедим, выпьем чего-нибудь холодненького, хоть дыхание переведем, – вслух мечтал Соболев.
Но навстречу их машине с КПП выскочил подполковник Смирнов:
– Наконец-то! Я уж думал, одному на задержание придется ехать. Берите снаряжение и гоните в Одинцово. Володя, ты старший. По информации, там особо опасный преступник. Числится во всероссийском розыске. Убийца. Когда его задерживали в прошлый раз, он гранаты в собровцев кидал.
– Александр Аркадьич, можно десять минут? Перекусить. – Соболев прекрасно понимал, что они сейчас побросают вещи в машину и поедут, но не хотелось так сразу расстаться с мыслью об обеде.
Смирнов только руками развел:
– Потом пообедаете. Дело серьезное.
Через сорок минут экипаж СОБРа прибыл на место.
Преступник, по информации оперативников, находился сейчас на девятом этаже высотного дома у своей любовницы.
Около квартиры говорили шепотом. Стояла какая-то женщина.
– Это сослуживица его любовницы. – Оперативник подвел женщину к железной двери: – Звоните.
Та нажала кнопку звонка, испуганно оглядываясь на собровцев в бронежилетах и с автоматами. За дверью гнетущая тишина. На площадке много людей. Слишком жарко.
– Она там, – зашептал оперативник. – Звоните еще.
Но снова никакой реакции за железной дверью.
– Надо взрывать. Другого выхода нет.
Рисковать лишний раз людьми Соболев не собирался. Спускаться на альпинистском снаряжении с крыши, залезать в окно…
– Немного подождем, – решил Соболев. – Ты же сам говорил, что у него и гранаты могут быть. К тому же любовница все-таки существует. Куда она делась? У меня такое ощущение, что он уже знает о нашем присутствии, поэтому за дверью так тихо.
Через пятнадцать минут открылись двери лифта – вышла молодая женщина.
– Татьяна, – заспешил к ней оперативник.
Оказалось, что она каким-то образом ускользнула на улицу и все это время ходила по магазинам.
Усадив Татьяну на подоконник на лестничной площадке, оперативник и Соболев уговаривали ее решить вопрос миром: чтобы она позвонила или открыла дверь своим ключом.
– Я боюсь, – шептала она и плакала.
– Да не волнуйтесь вы так. Все будет хорошо. Мы его возьмем тихо. Ни ему вреда, ни вам.
Наконец согласилась. Позвонила – тишина. Стала открывать ключом, а дверь изнутри заперта на засов.
– Надо взрывать, – упорствовал оперативник шепотом.
– Чего шептать? – недовольно заметил Соболев. – Или ты думаешь, он случайно закрылся на засов?
– И что ты предлагаешь?
Соболев приблизился к квартире.
– Эй, Миша! – крикнул он через дверь. – Я майор СОБРа! Ты догадался, что мы за тобой пришли. Выбор у тебя небогатый. Ты человек неглупый, в окно прыгать не будешь, а сопротивляться бесполезно. Поэтому тебе лучше отпереть дверь и лечь на пол лицом к двери. Даю две минуты на размышление. Время пошло!
– Ладно, я согласен, – раздался через мгновение мрачный голос из-за двери.
Щелкнул засов. Соболев подождал еще немного и зашел в квартиру. Преступник лежал на полу, как и велели, – лицом вниз и к двери. Следом за собровцами вбежали обрадованные оперативники.
– А чего сразу не сказали? – Преступник в наручниках сидел на стуле и обращался к Соболеву. – С СОБРом я связываться не хочу. Ваши меня в прошлый раз прессанули здорово. Я бы теперь на все условия согласился.
– Почему же голос не подавал? Дверь не отпирал?
– Вдруг бы вы передумали и ушли? Не кидаться ведь вам в объятия, – усмехнулся он. – Слишком просто.
* * *
Утром после суточного дежурства Соболев ехал домой. Добираться со службы ему часа четыре, два из которых он трясется в душной электричке. Летом – духота, зимой – ледник.
Он старался не вспоминать свои командировки. Но, когда оставался один, воспоминания всплывали в памяти помимо его воли. То одно событие, то другое.
…Палатки группа их отряда поставила под Ассиновской на поле. В январе 1995 года. Слякоть и сырой воздух…
Однажды в палатку зашел спецназовец из «Росича». Соболеву показалось очень знакомым его лицо.
– Ты где служил? Вроде я тебя где-то видел.
– В ОБСН, в дивизии Дзержинского.
– Так и я там же. – Соболев, наконец, вспомнил. – Ты Олег Терешкин, да?
– Верно. А ты – Володя Соболев? Только ты тогда на контракте в дивизии был, а я срочником. Ну надо же, где довелось встретиться!
Собровцы работали пятерками посменно. В тот день пятерка Соболева как раз отдыхала. Почти все уехали во Владикавказ: помыться, поесть, позвонить домой. Соболев остался.
– Как удачно. Могли бы и не увидеться.
– Мы после совещания в Самашки пойдем, – пояснил Олег. – Как у тебя жизнь сложилась после бригады? Сразу в СОБР?
– Нет. Я ведь и на контракт в бригаде не сразу после срочной остался. Сначала год в милиции, в охране прослужил, потом в спецназ на контракт вернулся. А в СОБР… Помнишь, в 1991-м у контрактников начались проблемы? Финансировать нас не хотели, распускать вроде собирались. Тогда Селиверстов в отряд пришел, бывший командир подмосковного ОМОНа, сказал, что новая структура создается – СОБР ГУБОП. Телефоны оставил. А я позвонил, попал на Рябинкова, он после Селиверстова ОМОН возглавлял. Он говорит: иди пока что ко мне в ОМОН, а через год мы такой же СОБР создадим в Московской области. Короче, переманил. А у тебя как сложилось после срочной?
– В пожарной части служил, а потом знакомого парня-«афганца» встретил. «Ты же, – говорит, – спецназовец. Иди к нам в "Росич"». Так вот и попал.
После совещания Соболева вызвал командир:
– Сейчас от нас набираем группу, в Самашки идти на зачистку. Ты сегодня свободен. Но может, поедешь?
– Поеду.
Колонна, готовая к выходу, растянулась по дороге, вся в облаках выхлопов. Гудели двигатели. Соболев с трудом расслышал крик Олега:
– Володя, давай ко мне на броню!
Их БТР шел в колонне третьим. На первом бронетранспортере ехала пятерка Фарвата Якупова. Колонна начала втягиваться в Самашки. Справа – частный сектор, а дальше слева – целый город.
Соболев – снайпер, но здесь, в Самашках, когда колонну стали обстреливать и шквальный огонь обрушился на бронетранспортеры, для обороны больше подходил автомат.
Командир сразу отдал приказ выходить из населенного пункта, но первый БТР с Якуповым слишком далеко продвинулся. Им досталось больше всего. Они прикрывали отход всей колонны. Якупова тяжело ранило в голову, Славу Шишкова – в ногу.
Якупова и Шишкова отправили во Владикавказ. Один боец из дивизии, ехавший в колонне, погиб. С ним прощались тем же вечером.
Соболев снова сидел в палатке с Терешкиным.
– У меня младший брат Олег в школе милиции учится, – рассказывал Соболев. – В Воронеже. После школы я хотел в СОБР ему предложить… Помню, в 1992 году, тогда я еще в ОМОНе служил, в Дербент в командировку ездил. Обеспечивали безопасность оперативной группы. Вот это командировка, – улыбнулся он. – Поселили нас в гостинице, море рядом, метров пятьдесят до пляжа, гостеприимные дагестанцы. Поработаешь днем, а вечером, если не дежуришь, иди на пляж, загорай, купайся. Во время событий 1993 года с Русланом Слепцовым, он мой друг, охраняли заместителя министра Егорова. А теперь вот это… И все равно, скажу Олежке. Чего ему за пультом каким-нибудь в отделении сидеть? Он ведь спортсмен. Сильный парень. Мы с ним вместе борьбой с детства занимались. Самбо, дзюдо. Нас старший брат в секцию определил.
Терешкин был задумчив и молчалив в тот вечер. Из головы не шел бой и погибший парень…
Соболев не мог даже предположить тогда, что почти через три месяца после их встречи Олег погибнет в бою на Лысой горе. 18 апреля. Его ранило в живот, и по дороге в госпиталь он умер. Прапорщику Терешкину присвоили звание Героя России посмертно.
Сорок пять суток командировки истекли. Дома Владимира ждала Оленька – жена. Только поженились, и сразу такое испытание.
Соболев часто вспоминал ее такой, какой увидел впервые на платформе, ранним утром, в толпе людей, ожидающих электричку. Она стояла будто в стороне от других, красивая, независимая.
– Куда едете? – Володя не удержался, подошел.
– Учиться. – Она на него и не смотрела.
– А я на службу. – Он слышал приближение электрички. – Телефончик мне свой не дадите?
– Не дам, – отрезала она и скрылась в толпе.
Он увидел ее на следующий день. Снова подошел:
– Все равно с одной платформы будем ездить. Вместе веселее. Меня Володя зовут.
– Оля.
Стали встречаться. Скоро он повез ее домой знакомить с родителями.
– У тебя девять братьев и сестер? – с удивлением узнала Оля, разглядывая фотографии на стене комнаты.
– Пять братьев и четыре сестры, – уточнил Володя. – Не смущайся, у нас семья простая. Родители рабочие, всю жизнь на местной ткацкой фабрике работали. Мать войну пережила.
– А отец? Воевал?
– Партизанил, – пошутил Володя. – Ему к концу войны только восемнадцать исполнилось. Он в Германии служил, а потом маршала Гречко возил… Знаешь, Оленька, я тоже хочу большую семью.
Они поженились и ждали своего первого ребенка. Родилась дочка, Мариночка…
Металлический голос произнес название станции и вернул Соболева от воспоминаний к действительности. Солнце заливало электричку. Полпути до дома проехал. Впереди еще час в вагоне…
Он все-таки привел своего брата поступать в СОБР. Олег в 1997 году закончил Высшую школу милиции, женился, привез жену из Воронежа в Подмосковье. И, когда началась вторая чеченская кампания, вместе с братом в 1999 году вылетел в Дагестан, в Дылым. У Владимира как раз родилась вторая дочка – Леночка.
В 2000 году, летом, Владимир собрался в Чечню на три месяца. Оля не хотела его отпускать, плакала:
– Не уезжай, откажись.
– Ну, что ты. – Он обнял ее за плечи. – Так же нельзя. Как там служить, когда ты здесь плачешь? Ты же молодая, нервы крепкие должны быть, – пытался шутить.
– Да какие теперь нервы! У меня их не осталось. Понимаешь?! Не осталось! Бьюсь тут и с хозяйством, и с детьми. Все одна да одна. А мысли только – как ты там, каждую минуту. И жена Олега твоего с ума сходит, пока он в Чечне. Звонит мне. Нет ли новостей? Плачет.
– Занимайся детьми, отвлекайся от этих мыслей.
– Детям папа нужен! И мне ты нужен, – опять заплакала Оля.
Командировка выдалась напряженной – в Чечне выборы. По ночам приходилось выставлять людей для охраны избирательных участков. Человек десять собровцев в здании школы – большой риск. Для обороны ничего не приспособлено. Если начнется нападение, помощь по ночному Грозному подоспеет нескоро…
В один из дней Слепцова, командира группы, и Соболева, его зама, вызвал к себе комендант:
– По соседству с вашим ПВД русская семья живет. У них мужчину убили. Хоронить некому, там с ним только одна пожилая женщина. Он уже который день лежит. В такую-то жару… Надо помочь. Похороните его по-человечески.
– Придется помочь. Только сегодня же – завтра заместитель начальника управления приезжает, – решил Слепцов.
Вместе с Русланом поехал Соболев. Зашли в дом. Старушка заплакала:
– Голубчики, слава Богу, пришли. А то ведь не знаю, куда с ним.
Соболев поглядел на труп. Даже не смог понять, молодой это или пожилой мужчина. Сын или муж?
Завернули его в одеяло, повезли на кладбище. Ехать достаточно далеко. Пять вечера, вот-вот темнеть начнет. Это уже не похороны, а боевая задача в опасном Грозном.
Спешили. Опустили тело в могилу.
– Мать, прощайся с ним, и ехать надо. Темнеет, – тихо обратился к ней Соболев.
– Чего уж. – Она вытерла глаза. – Закапывайте. Сейчас всех так хоронят. Ничего. Будем жить.
Сбили крест, поставили его и поехали.
На следующий день Соболев ездил встречать заместителя начальника управления в Махачкалу. Пока ждал приземления самолета, позвонил жене:
– Оленька, как дела? Как дети?
– Ты знаешь, что наша дочь в школу пошла?
– Так ей всего шесть лет! – опешил Владимир.
– Решили с шести отдать. Купили книжки, рюкзак, в школу ходит.
– Вот это да! Ребенок в школу пошел, а папы нет, – расстроенно протянул он.
Следом за заместителем приехал сам начальник управления. Вечером в тот же день на верхнем этаже ПВД устроили торжественное построение всего личного состава. Вручали награды и очередные звания. Соболеву вручили медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» I степени. Потом все спустились в столовую и был праздничный ужин.
А ночью замкомандира СОБРа, приехавший с начальником управления, устроил боевую тревогу. Он остался доволен действиями собровцев…
Электричка дернулась, подъезжая к платформе. Соболев торопливо вскочил – чуть не проехал! Мелькнули за мутным стеклом три ярких пятна летних платьев – жена и дочки.
– А мы решили выйти тебя встретить, – улыбнулась Оля. – Погуляем заодно.
Дочки повисли у отца на шее.
Сейчас домой. Отоспаться. С Мариной и Леночкой сходить погулять в лес около дома. Может, книжку удастся почитать, фантастику. И спортом позаниматься. А через день снова на службу…
Встречи и проводыПрапорщик милиции Виталий Морозов работает в ОМОНе на воздушном и водном транспорте с 1995 года. Перешел в отряд из ППС, где прослужил три года.
Четыре раза ездил в командировки в Чечню. Награжден медалью «За отвагу».
Три года была передышка между войнами. Воспоминания о первой чеченской кампании уже начали тускнеть. Не забылись, а просто отошли на задний план. Их заменили будничные дежурства в отряде, патрулирование аэропортов, усиления в связи с криминальной обстановкой в городе или очередным праздником. Это у обычных граждан праздник как праздник, а у омоновцев – напряженная работа.
И несмотря на такой плотный график работы, Виталий как-то в разговоре с друзьями сказал:
– Чего-нибудь новенького хочется…
Конечно, он не имел в виду новую войну. А она не заставила себя ждать. В октябре 1999 года отряд вылетел в Чечню.
* * *
Взлетное поле. Рев самолетных двигателей. Звезды на черном небе от края до края, холод – зуб на зуб не попадает. Приземлились несколько часов назад. Ночевали рядом с самолетами. Быстрей бы рассвет…
С первыми лучами солнца проснулись робкое октябрьское тепло и надежда, что омоновцев разместят где-нибудь и следующую ночь не придется провести под открытым небом. Хватит такой романтики!
Виталий ходил с другими бойцами за водой. Заглянули к вертолетчикам, которые играли в нарды около своей машины. Разговорились.
– Как там, мужики? – спрашивали омоновцы.
– «Духов» очень много. Из вооружения у них чего только нет! За три года передышки они подготовились капитально.
Эта новость еще больше растревожила.
Отряд, как и другие ОМОНы со всей страны, разместили в железнодорожных вагонах в Моздоке. Неделю ждали отправки в Чечню. Но ОМОН на воздушном и водном транспорте вместе с железнодорожным ОМОНом отправились последними. И встали на переднем крае наступления федеральных сил, в Червленной-Узловой.
По совету десантников, сразу начали усиленно окапываться. «Духи» совсем недалеко. По Терскому хребту почти все время работали зенитки и авиация.
Поселок пустовал. Местные стали возвращаться домой, только когда Червленная-Узловая была полностью занята российскими войсками.
С прошлой войны, как ее помнил Виталий, ничего не изменилось. Все стало еще более разрушенным и запущенным. Со столбов поснимали даже электрические провода. Мечеть, которая строилась в поселке, как была в развалинах три года назад, так и осталась. Не до строительства было – готовились к новой войне.
Местные рассказывали омоновцам, что обороной Червленной-Узловой руководил сам Хаттаб. Показывал, где копать окопы и ставить мины. Его боевики – арабы, негры, славяне, бандиты всех национальностей, – бесчинствовали в поселке, мародерствовали, пока местные отсиживались в подвалах домов. Хаттаба из Червленной-Узловой выдавили десантники. Тяжело им это далось. Много ребят погибло.
Омоновцы взяли железнодорожную станцию под свою охрану. Местные относились к ним хорошо. Но все равно сохраняли дистанцию.
…Для Морозова первая война началась в декабре 1995 года, через два месяца после его перевода из ППС в отряд.
Виталию было тогда двадцать четыре года и, наверное, как и многими, им двигало еще мальчишеское любопытство. Он уже наслушался рассказов омоновцев о командировках и хотел увидеть все своими глазами.
Базировались вначале не в Гудермесе, а в Червленной. Там встретили Новый год. А «духи» в половине третьего ночи «поздравили» их двухчасовым минометным обстрелом.
В три часа Морозов вместе с Дмитрием Казинкиным, пулеметчиком, заступил на пост. Мины с шорохом пролетали над головой, шмякались где-то в стороне с оглушительным взрывом. Это был первый в жизни Виталия обстрел. Казалось, этот змеиный шелест, шипение никогда не закончится. Однако все стихло. С нашей стороны потерь не было.
Через несколько дней по приказу омоновцы перебазировались в Гудермес. Меняли своих ребят, которые просидели десять дней, окруженные боевиками в здании вокзала.
Сначала приехали в то же здание, где были окружены милиционеры несколько недель назад. Пробитые ракетами и испещренные пулями стены дымились. Во многих местах внутри здания и вокруг лежало столько гильз, что они шуршали под ногами, как осенние листья. Потом выгребли их лопатами. Они напоминали, что бои здесь были страшные. Досталось ребятам…
Но война войной, а надо жить и налаживать быт. Бойцы, Павел Горбунов и Виталий Голубикин, строили баню. Вокруг грязь, слякоть, и баня необходима. Другие ребята ремонтировали здание, оборудовали столовую. Запаслись водой.
Стояли вместе со сводными отрядами ППС из Самары, Нижнего Новгорода и Кузбасса. «Духи» обстреливали их расположение почти каждый вечер из подствольников и автоматов.
В один из сильных минометных обстрелов ночью осколками посекло двух милиционеров из Самары и Кузбасса. В ответ ударили по «зеленке» и утром от местных узнали, что уничтожили двух боевиков. Раненых забрал БТР из комендатуры.
Сорок пять суток командировки истекли. В феврале омоновцы вернулись домой. Но уже в июне Морозов снова поехал в командировку.
На этот раз отряд стоял в Червленной-Узловой. Летом 1996 года проходили перегруппировка и вывод войск из Чечни. В Червленной-Узловой предстояло пробыть теперь шестьдесят суток.
На бронепоезде омоновцы сопровождали воинские эшелоны из Ханкалы в Моздок. Бронепоезд – впереди тепловоз, сзади на платформах связь, зенитки, бээмпэшки, мешки с песком.
Солнце палило, раскаляло железные платформы. Проезжали опасные районы – Аргун и Джалка. Там боевики часто обстреливали эшелоны.
Бойцы сидели на платформах впереди и сзади. Во время движения их обдувал ветерок и было не так жарко. В одной из таких поездок пришлось возвращаться ночью. Пошел дождь, все промокли и замерзли.
Охраняли мост через Терек – длинный, почти полкилометра длиной. Стояли вместе с федеральными войсками. Шестеро омоновцев с одной стороны моста и шестеро – с другой. А чуть позади постов – солдаты-срочники с зенитками.
Эти посты боевики обстреливали часто из минометов, издалека, как правило, с Терского хребта. В одно из таких нападений с поста в станционной диспетчерской в Червленной-Узловой засекли огневую точку «духов», передали координаты минометчикам. И солдаты метко положили мины, грамотно сработали.
Морозов в этот момент находился на мосту и о дальнейшем развитии событий узнал чуть позже, со слов бойцов.
Оказалось, что ответным минометным огнем федералы задели боевиков. И связист заставы перехватил сообщение боевиков о том, что у них есть раненые. Машину, которую «духи» послали своим на помощь, тоже накрыли из миномета – получили боевики сдачу по полной программе.
Через некоторое время по поселку среди местных пополз слух и дошел до омоновцев. Дескать, там, на хребте, минометчики хлопнули друга и соратника Басаева, и тот поклялся, что ни один омоновец живым отсюда не уедет.
От такой информации радости, конечно, никто не испытал, но когда прошла неделя, а угроза не была приведена в исполнение, острословы начали шутить: «Басаев на Коране поклялся, но, видать, Коран у него свистнули. Значит, и клятва недействительна».
А вообще, «духи» устраивали так называемую «проверку на вшивость» в начале командировки и в самом ее конце. Недели две-три почти беспрерывно обстреливали. Проверяли боеготовность. Но, убедившись, что люди приехали подготовленные, умолкали.
Тем более что, обустроившись, омоновцы расставляли по периметру растяжки и подойти близко боевикам было сложно. Однажды на рассвете раздался взрыв в лесу, и через некоторое время со стороны поселка привезли раненого. Ему оторвало ступню. После оказания помощи раненого отправили в комендатуру. Ясно было, что он в «зеленке» лазил не просто так, не за грибами ходил.
В августе Терек разлился и затопил эту злосчастную «зеленку». Настали более-менее спокойные дни. Арык поблизости тоже затопило водой, и образовался небольшой пруд, в котором все с удовольствием купались в перерывах между дежурствами. Там же несколько раз пытались глушить рыбу. Улова хватало на уху.
По нормальной, полноценной еде стосковались. Макароны и каша надоели. Иногда покупали или обменивали на крупу баранов. На шпроты в масле Виталий уже спокойно смотреть не мог. Ими объелся еще в первую командировку.
Друзья из внутренних войск, с которыми стояли на посту, приехали в очередной раз в гости и привезли полный БТР арбузов.
С внутренними войсками ходили на зачистку Червленной-Узловой. На рассвете подняли омоновцев по тревоге и бросили на зачистку. Удалось задержать троих. Один из боевиков был без руки.
Милиционеров и военных вместе с задержанными окружила плотная толпа местных женщин, чтобы отбить боевиков. Они накинулись на военных с таким неистовством, что солдаты вынуждены были стрелять в воздух.
Эти женщины приходили потом к командиру сводного отряда милиционеров с угрозами. Они обещали уйти из поселка и оставить своих мужчин разбираться с омоновцами. Но командир никак не отреагировал на их слова, и местные сами не стали ничего предпринимать.
В конце лета группу омоновцев сменили. А для Морозова на этом первая война закончилась.
Дома его встретили родители. Накрыли стол. Люди небогатые: отец – слесарь по ремонту электровозов на железной дороге, мать работает в комнате матери и ребенка на Ленинградском вокзале – они расстарались, достали все самое вкусное. Только недоумевали, почему Виталий упорно не ест шпроты в масле.
Однако недолго удалось спокойно пожить родителям, не тревожась за сына. Опять предстояли проводы и потом счастливые долгожданные встречи на вокзале под бравурные звуки оркестра.
Начался 1999 год…
* * *
Как и в первую войну, после командировки 1999 года Морозов отдохнул совсем недолго. В декабре вернулся домой, а в мае 2000 года снова уехал.
Лето 2000 года выдалось для омоновцев очень напряженным.
В Грозном был пост в пятиэтажном доме рядом с вокзалом. Охраняли Грозненский вокзал. Менялись каждые пять дней, приезжали группами по десять-двенадцать человек.
Сначала отряд целиком хотели перебазировать в Грозный, но подходящего, неразбитого, здания не нашлось. Тогда и было принято решение выезжать на пост из Червленной-Узловой на бронепоезде. На пятом этаже дома рядом с вокзалом, видимо, совсем недавно еще находились военные. Лежали мешки с песком, и все было более-менее оборудовано.
Омоновцы, кроме вокзала в Грозном, охраняли мост через Терек, вокзал в Червленной-Узловой и выезжали в Гудермес на суточные дежурства на вокзале вместе с чеченскими спецназовцами.
На рассвете в Гудермесе они выходили проверять автомобильный мост – не поставлены ли боевиками за ночь фугасы.
В Червленной-Узловой омоновцев часто обстреливали из минометов. Мины падали метрах в тридцати от поста. От осколков милиционеров спасали только мешки с песком и окопы. Вместе с омоновцами стояли военные.
Морозов еще с 1996 года ездил в командировки с РПГ. Это оружие ему нравится. Из него выстрел – действительно весомый аргумент для боевиков. Ни с автоматом, ни с подствольником не сравнишь.
После этой командировки Морозов больше в Чечню не ездил. А в 2003 году ОМОН на воздушном и водном транспорте вывели из Чечни.
О том, что хочется чего-нибудь новенького, он уже не говорит. Двух войн хватит для любого с лихвой…
