Текст книги "Богема с Невского проспекта"

Автор книги: Ирина Дудина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Когда 18 февраля 2004 года у нас произошёл пожар, всё как-то очень удачно обошлось, без жертв. Ко мне пришла подруга, директор одной гимназии, которой исполнилось 10 лет. Мы собрались выпить шампанского, но тут страшно завыли противопожарные сирены. «Наверное, 5 человек одновременно курят на лестнице», – подумала я. Но это был пожар.

АНДРЕЙ НИЩИТА, консультант по наркотикам

На Невском я познакомился с немцем, замечательным человеком. Мы с ним часто встречались на углу Садовой и Невского, покупали портвейн в магазинчике на Садовой. В то время ещё повсюду были автоматы с газированной водой, и я перед каждой встречей воровал стеклянные стаканы из автоматов. Чем приводил своего немецкого друга в дикий шок. Однажды мы с ним встретились, портвейн уже был куплен. Мой друг вдруг откинул полы своего пальто и показал во внутреннем кармане два украденных из автомата стакана. Тут некоторый шок испытал я. А он сказал на ломаном русском: «Андрей! Я сделал это!».

ЮЛИЯ ВИТОСЛАВСКИ, директор консалтинговой фирмы.

Я однажды увидела на углу площади Восстания и Невского проспекта лежащего на земле человека. Он лежал на спине, у него было распахнуто пальто и расстегнута почему то ширинка, он был весь седой. Все шли мимо, и никто не обращал на него внимания. У меня при виде этого пожилого мужчины вдруг начались видения. Я увидела его в детстве, в кругу семьи… Мне в тот момент казалось, что если он узнает об этих моих видениях, то что-то изменится, что очень важно, чтобы он о них узнал… Я прошла мимо, как все.

АНВАР ЛИБАБОВ, клоун

Я приехал в Ленинград поступать в ветеринарный институт. Мне очень хотелось пройтись по Невскому проспекту, но мне казалось, что если это Невский – то он расположен вдоль Невы. Я вышел к Неве и пошёл по набережной. Кругом было много нарядных радостных людей, на Неве стояли украшенные корабли, тут ещё что-то ужасно звездануло в небе – рассыпались разноцветные искры. Это был фейерверк, который я видел первый раз в жизни. Я был в восторге! Какой замечательный Невский! Какие замечательные ленинградцы – они так красиво одеваются, такие весёлые, по Неве плавают корабли в фонариках! Не город – а какой то радостный рай. Особенно – Невский проспект! Только потом я узнал, что это был не Невский, а набережная, и тот день был праздничным днём, а огни в небе – праздничным салютом. Увы, потом я узнал, что в будние дни всё не так, и Невский проспект выглядит совсем по другому, никакой Невы на нём нет…

АЛЕКСАНДР ЗАЙЦЕВ, специалист по рекламе

Как многие интеллигенты при совке я обожал книги, охотился за дефицитом, менял одни книги на другие. Иногда, когда очень нужны были деньги, я расставался с некоторыми, менее ценными на мой взгляд. Для этого можно было пойти в определённое место, где встречались такие же книголюбы, как я, и слегка поспекулировать. Продать, например, дефицитный томик Франсуазы Саган, стоивший в Кишинёве в книжном магазине 3 рубля, за десятку. Сначала таким местом нелегальной книжной торговли была Сосновка, потом поле за трубой в Ульянке, потом – местечко на Невском-28. Стоял разгул андроповщины, нужно было быть очень осторожным. В нашу книжную тусовку ввернулся один гражданин и стал со мной торговаться. Мой книжный знакомый Анатолий вдруг стал мне подавать знаки, но было уже поздно. Несколько дружинников схватили меня и, почему-то Анатолия, как свидетеля, отвели нас в знаменитое 27 отделение милиции на переулке Антоненко – сразу за Публичной библиотекой. Нас долго мучили в обезьяннике, наполненном пьяницами и проститутками, потом, всё же, отпустили, ближе к ночи. Мы с Анатолием дошли до Московского вокзала, где работал ночной буфет, и там Анатолий меня ещё и водкой угостил. Хороший оказался человек – в милиции не дал против меня показаний, не разозлился, что из-за меня попал в историю, бездарно потратил столько времени, да ещё и угостил меня за свой счёт, не сумевшего в этот день ничего заработать.

ОЛЬГА ВОИНОВА, работник московского киноцентра.

Во времена студенчества я любила путешествовать и несколько раз приезжала в Ленинград из Москвы на 1 день. Однажды я очень весело провела время в Ленинграде, так весело, что потратила все свои деньги. Билет в Москву у меня был, но при этом в кошельке ноль копеек. Я шла поздним вечером к Московскому вокзалу по обезлюдевшему осеннему Невскому проспекту, и ужасно переживала: как же так, как я доеду до Москвы без постельного белья, что про меня проводница и пассажиры подумают? Комплект постельного белья на железной дороге стоил рубль, и этого вот несчастного рубля у меня то и не было… «Как стыдно!», – думала я. «Боже! Ну сделай что-нибудь! Помоги мне найти этот рубль! Как же без него я поеду на поезде!». В момент кульминации моей мольбы я вдруг увидела, как позёмка несёт по асфальту какой-то сор, какой-то листок осенний скомканный. Эта позёмка достигла моих ног и закрутилась вокруг. Я увидела, что ветер гоняет по асфальту скомканный рубль!

МС ВСПЫШКИН, диджей

В послевоенные годы я, мальчишкой, часто сбегал из дома и тусовался с беспризорниками во дворах за кинотеатром «Колизей». Там была большая тёплая труба, у которой ночевало множество беспризорников со всего Невского.

Моей соседкой по коммуналке была старушка, жена близкого друга поэта Есенина. Она как то рассказала историю про Есенина на Невском. Он должен был выступать со стихами в зале под Думой, собралось множество зрителей – в основном – студенты. Есенин исчез, его нигде не могли найти. Тогда кто-то из дирекции пошёл домой к другу Есенина и стал умолять его найти поэта. Другу пришлось заглянуть во все знакомые злачные дыры на Невском, в одном из них он нашёл Есенина в невменяемом состоянии после излишне выпитых кружек пива. На поэта вылили несколько вёдер воды, студенты, ожидавшие поэтического выступления уже пару часов, разбушевались не на шутку и выкрикивали угрозы. Есенин, наконец, очнулся, услышал топот, ругань и шум, и сказал: «Сейчас они меня проклинают, но когда я начну читать стихи, они точно также будут бесноваться, выражая свой восторг». Выступления Есенина всегда вызывали бурю оваций и восторгов у публики.

ЯКОВ КИРСАНОВ, преподаватель

Я работал в больнице имени Куйбышева (сейчас Мариинская больница) санитаром. В 23.30 у меня была назначена стрелка у Сайгона с одним человеком, у которого я брал деньги взаймы и должен ему был отдать долг. Так как Сайгон находился в 5 минутах ходьбы от больницы, я был уверен, что спокойно отлучусь с работы на 10 минут. Но именно без десяти одиннадцать умерла старушка и я, как санитар, должен был находиться возле её тела. Не отдать долг было невозможно, тогда я вместе с каталкой прибежал на стрелку на Невский проспект. «Что там?», – спросил мой кредитор, указывая на каталку. Я собирался что-то соврать, но в этот миг подул морозный ветер и приподнял край серой простыни. Оттуда показались ноги покойницы. Кредитор повернулся и пошёл, не взяв денег.

ЕВГЕНИЙ МОРОЗОВ, музыкант

В годы перестройки я торговал на Невском картинами своей жены – художницы. Это было хорошее время, всё продавалось, часто давали валюту. Однажды пришли рекетёры, потребовали денег, произошла крепкая массовая драка. Она длилась до тех пор, пока не вмешалась милиция. После этого состоялось собрание – никто не хотел уходить с Невского, так как тут собрались люди, которые ничего другого, как рисовать и продавать картины не умеют и не хотят. Пришлось организовываться в сообщество свободных художников, платить за места, вносить деньги на общие стенды. Мимо часто проходили Миша Боярский и Игорь Дмитриев. Игорь Дмитриев отличался задушевным характером, ему часто дарили картинки просто так. Удачные дни художники любили отмечать в кафе «Мутный глаз» на улице Софьи Перовской. Потом я играл в переходах метро на Невском – сначала в «климате» – это у канала Грибоедова, потом в «трубе» – в переходе у Гостинки, потом в тёплом переходе у Думы.

НАТАЛЬЯ ПИВНОВА, психолог

В начале 90-х, когда я шла по Невскому, ко мне внезапно подошёл очень приличный молодой человек и пригласил меня в кафе, располагавшееся над магазином «Север». Это был недавно открывшийся ресторан с новыми интерьерами – с какими то настенными фресками под Итальянское Возрождение. Мы провели приятный вечер. Когда мы расставались, он попросил у меня мой телефон. У меня не было ни домашнего телефона, ни рабочего – я училась в аспирантуре. «Нет телефона? Такого не бывает! Значит, просто нет желания продолжить общение!», – сказал с грустью молодой человек и ушёл бесследно из моей жизни. Мне было очень жаль, что он мне не поверил… На следующий день со мной опять на Невском познакомился очень приятный молодой человек, и пригласил в то же кафе. Всё повторилось по тому же сценарию. На третий день было то же самое с третьим мужчиной. Официант узнавал меня, и уж не знаю, что он про меня думал…

Мне очень врезались в память настенные росписи этого кафе. Итальянские мужчины там были изображены с квадратными подбородками, маленькими жёсткими глазами, неповоротливыми шеями и крепкими корпусами. В принципе, это были герои нашего нарождавшегося нового времени капиталистического прихватизирования – пуленепробиваемые, твёрдо шагающие к поставленной цели, во что бы то ни стало желающие разбогатеть и стать хозяевами жизни.

ВЯЧЕСЛАВ ДОЛИНИН, истопник

Осенью 1975 года Борис Кошелохов, никому не известный в то глухое время художник-нонконформист, создал картину. Прямоугольный кусок фанеры высотой примерно в полтора метра он обтянул мешковиной, которую окрасил в черный цвет. Поверх мешковины Кошелохов живописно разместил несколько кусков металлолома, закрепив их проволокой. Картина была заключена в раму из свежеободранных досок. Кошелохов захотел показать свою новую работу публике – должно же искусство принадлежать народу. Я решил помочь художнику. Картина была установлена на Невском у стены дома № 78 недалеко от Литейного. На противоположной стороне благоухал кофейными ароматами «Сайгон», а рядом находился филателистический магазин. Толпы собирателей почтовых марок роились у входа в этот магазин – количество филателистов в Советском Союзе превосходило все разумные пределы.

Наконец показался первый зритель. Это была тетка в кирзовых сапогах и грязном фартуке. Она долго осматривала работу Кошелохова, потом вдруг схватила ее и потащила в соседнюю подворотню к мусорным бакам. Мы кинулись спасать картину. Пришлось объяснить, что это произведение искусства, а прекрасному место вовсе не на помойке. Тетка рассказала, что работает дворником, и ей приходится убирать мусор чуть ли не со всего Невского проспекта, а за свои каждодневные муки она имеет грошовую зарплату и тесную служебную жилплощадь в коммуналке.

Картина была возвращена на прежнее место, а мы с Кошелоховым продолжали топтаться рядом с ней. Первая в истории выставка нонконформистского искусства на Невском проспекте прошла без ажиотажа. Было очевидно, что для фланирующей публики искусство не имеет сколько-нибудь важного значения, а мир спасает отнюдь не красота.

ВАДИМ ШУСТРОВ, хозяин швейного производства

В конце 80-х я работал в торгово-закупочном кооперативе. Однажды мне удалось украсть с работы целый рулон очень хорошего искусственного меха. Мех был густой, шикарный, но его основа была чересчур жёсткая. Но мне даже то, что изнанка была пропитана чем-то типа толстого слоя клея, тоже понравилось. Стояла холодная зима, я быстро сшил себе из этого меха дублёнку – жёстким слоем наверх. Особенно хорошо в этой шубе было ездить в транспорте, – внутри мягко и уютно, а снаружи я чувствовал себя как рыцарь в доспехах, никакие локти, портфели-дипломаты с острыми углами и торчащие из авосек строительные приспособления были мне нипочём. Зато когда я сам кого-то задевал, то задетый человек сразу от меня далеко откидывался.

Вскоре мне надоело работать в кооперативе, я стал подыскивать себе какое-нибудь другое дело. По объявлению нашёл то, что мне нужно. Офис фирмы находился на Невском, в дальнем третьем дворе. Я в своей самопальной дублёнке, которой очень гордился, вошёл в недавно созданный, шикарный офис, мечтая о работе начальника производством. К своему ужасу я увидел, что весь пол, вплоть до стола директора фирмы, выстелен тем самым жёстким мехом, из которого у меня сшита шуба – даже цвет один к одному как у меня. Очевидно, этот мех купили в нашем торгово-закупочном кооперативе. Директор с изумлением уставился на мою одежду, я развернулся и быстро из фирмы убежал. Потом я узнал, что уворованный мною мех оказался новым, мало кому тогда известным строительным материалом – ковролином.

САМИР АСПЕРОВ, продюсер

Когда я учился в медицинском институте, мы с однокурсниками любили гулять по Невскому проспекту. Однажды мы гуляли по Невскому ночью, возле Садовой улицы через дорогу вдруг помчалась огромнейшая крыса – прямо гренадёр какой-то. От нечего делать мы бросились в погоню за этой крысой. На Невском тогда возле Садовой стояли длинные ряды телефонных кабинок. Крыса забежала в одну из них. Болгарский студент Георгий Иванов смело зашёл зачем-то к крысе в кабинку, наверное, желая её схватить голыми руками. Она поняла, что это её смерть вошла, вдруг раскрыла ужасную зубастую пасть и прыгнула Иванову прямо на детородные органы. Мы завопили от страха, Иванов громче всех, крыса воспользовалась переполохом и удрала. Мы хотели отправить Иванова в больницу, оказать первую помощь, но он сказал, что ничего не надо – крыса только чуть-чуть порвала на брюках ткань.

ВИТАЛИЙ ВИНОГРАДОВ, ювелир

Я читал, что Гоголь, который жил на Малой Морской, ходил не так, как обычные горожане того времени – по тротуарам, где их не могли задеть конные повозки, а предпочитал двигаться «по стеночке», прижимаясь вплотную к стенам домов. Я попробовал так пройтись – от Адмиралтейства по Невскому, потом свернув на Морскую улицу… И тут я всё понял про Гоголя. Когда так идёшь, то, во-первых, идёшь медленно. Во-вторых, ты совершенно защищён от контактов с людьми, от толчков и их взглядов. Зато сам можешь внимательно всматриваться в лица, подглядывать, кто куда пошёл. Этот способ передвижения и позволил Гоголю быть таким наблюдательным, запечатлеть столько неувядаемых типов петербуржцев…

ВЛАДИМИР ВОИНОВ, бывший панк

У меня был период жизни, когда я был панком. Однажды нашу компанию пригласила в гости одна богатая тётка, которая жила на Невском. Они с мужем пригласили нас в гости, очевидно, надеясь, что мы их развлечём своим внешним видом, манерами поведения и панковским пением песен. Однако мы вели себя несколько разнузданно, хозяева нас выгнали. Один человек из нашей компании не выдержал нервного напряжения от своего собственного имиджа, и украл роскошную натуральную шубу хозяйки. В среде панков было принято проявлять свой цинизм посредством воровства друг у друга и у всех остальных.

Украв эту шубу, он собирался в ней прогуливаться по Невскому. Но, подумав, он испугался – а вдруг хозяйка шубы встретится ему на Невском, будет скандал. Тогда он взял бритву и шубу побрил. Это оказался нелёгкий труд, было сломано и затуплено не одно лезвие. Наконец работа была сделана, бритую шубу хозяйка уж точно не узнает. Я встретил своего приятеля в этой шубе. Она выглядела как кожаное пальто, из которого внезапно проросла щетина, не успевшая дорасти до состояния бороды. Все, кто видел эту шубу, находились некоторое время в состоянии лёгкого шока. Не могли понять, из какого зверя это изготовлено. Или это была особая шкура, которая, после гибели животного, продолжает слегка обрастать…

ОЛЬГА КОРСУНОВА, фотограф

Когда я училась на юридическом факультете в Университете, у нас в группе была девушка, которая всё время чудовищно опаздывала на лекции. Опаздывая, она каждый раз что-то новое изобретательно придумывала. Её путь в альма-матер пролегал через Невский на троллейбусе, и большинство своих историй она связывала с этим видом транспорта. Все привыкли к тому, что она любит приврать. Однажды она в очередной раз опоздала этак на полчаса, и сказала, что она не виновата, виноваты слоны, которых переводили через Невский проспект, из-за чего весь транспорт остановился. Мы долго хохотали над её выдумкой, но потом оказалось, что на этот раз она не наврала, действительно, переводили слонов. Но с тех пор девушку звали Ирка со слоном.

ДМИТРИЙ ПИЛИКИН, куратор

В год пышных торжеств по случаю 300 летия Петербурга я и мои друзья высказывались резко против всей этой раздутой помпезности и казнокрадства. Чтобы избежать праздников, я решил совершить психоделический велопробег Дрезден-Петербург. Но так получилось, что из-за проблем с визами я застрял в лесу на границе с Белоруссией, и отстал от основной группы велогонщиков. До Петербурга я добрался как раз 30 мая, когда над Невой происходило лазерное шоу, салют, парад кораблей и т. п. Мой друг позвонил мне ближе к ночи и предложил всё же пойти посмотреть на всё, что устроили власти города. Мы вышли с ним на Невский проспект – на нём не было ни души. Мы пошли в сторону Невы, и вдруг навстречу нам стали попадаться сначала отдельные граждане, потом кучки людей, потом сплошной бесконечный поток горожан, возвращавшихся с салюта. Мы единственные шли против течения, настырно пробирались к Неве, хотя это было очень трудно. Я чувствовал себя безумной нерестовой рыбой, прыгающей против течения с целью скинуть икру на горной вершине. Это было как олицетворение моей оппозиции по отношению к празднующему юбилей народу…

ЖЕНЯ КОНОВАЛОВА, художник с Пушкинской-10

Это был какой-то сумасшедший день. Я сидела в гостях у подруги, которая живёт в доме на углу Фонтанки и Невского проспекта. Сначала мы выглянули в окно и увидели абсолютно голую женщину в резиновых шлёпанцах, которая шла по Невскому с банным веником. Перепарилась, наверное. Не успели мы опомниться от лёгкого шока, как увидели плывущего по Фонтанке белого кота. Мы бросились его спасать. Взяли кусок длинного холста, свесили его в воду с набережной, кот зацепиться за него не смог. Тогда мы нашли лопату с длинным черенком и загнутым низом – она валялась под лесами дома, который находился в состоянии ремонта. Кот на протянутую лопату отреагировал положительно. Он влез на неё, и был спасён. Наблюдавший за нашей спасательной акцией прохожий забрал кота, сказал, что отдаст его в столовую, мышей ловить и сытно харчеваться.

ВАЛЕНТИНА ПОВАРОВА, художник-примитивист

На Невском во времена совка часто встречался городской сумасшедший. Он фланировал туда-сюда в котелке и бабочке, с тросточкой в руках. При этом был одет в задрипанную одежду – пиджачишко пошива «Большевички», стоптанные ботинки фирмы «Скороход» и т. п. Но сам себя он воображал пребывающим в ушедшей эпохе, считал ниже своего достоинства совершать променад по Невскому без бабочки, котелка и трости. Он гордо вышагивал, потерявшийся во времени.

ЯКОВ КИРСАНОВ, историк

У меня была подруга, внучка бывшего хозяина аптеки на углу Невского и Фонтанки. Там сейчас ресторан «Суши». Эта аптека существовала на этом месте ещё до революции, но большевики её прихватизировали.

Моя подруга мне много рассказывала о своём дедушке. Он, будучи бедным еврейским мальчиком, попытался устроиться в Петербурге, но был изгнан казаками за проживание без регистрации. Тогда он отправился в Тарту, в Дерптский университет, где выучился на фармацевта. Он вернулся в Петербург отличным специалистом, сначала он был помощником хозяина аптеки на Невском, в 1915 году стал её хозяином. Это была первосортная аптека, за ней располагалась химическая лаборатория, где производилась большая часть лекарств. Это было характерно для всех аптек. До революции за фармацевтами был строгий контроль со стороны полиции. Следили не за продажей кокаина и морфия, которые продавались без рецепта, а за продажей соляной и азотной кислоты, так как из неё революционеры производили взрывчатку. Кокаин высшего качества кстати, был немецкий, производился фирмой «Марк».

Революция для дедушки началась с того, что в 1917 году манифестанты сбросили двуглавого орла, украшавшего угол дома, где располагалась аптека. Орёл упал и разбил витрину аптеки, дедушка был страшно огорчён этим.

Хозяина аптеки не пустили в расход, а даже оставили при своей собственности – сначала в качестве уборщика, потом – мойщика колб, потом – провизора. Более высокой должности ему так и не дали. Дедушка моей подруги умер во время блокады. Начиная с сентября 1941 года служащие аптеки стали растаскивать из неё всё, что могли – кроме перевязочных материалов, которые были конфискованы государством в начале войны. Фармацевт унёс из аптеки трёхлитровую банку глюкозы. Он ею питался, за водой ходил к проруби на Фонтанке. Но, очевидно, глюкоза его и погубила. Он распух от голода и умер.

ЕЛЕНА ЦВЕТКОВА, продавец

Однажды над Невским я видела удивительную битву ворон и чаек. Было раннее летнее утро, на улицах – ни души, а в воздухе происходил настоящий воздушный бой. Сначала я услышала ужасные птичьи вопли над головой. Посмотрела на верх и была потрясена увиденным. Чайки, выстроившись треугольником, атаковали ворон. Потом треугольник распадался – происходила воздушная драка отдельных чаек с отдельными воронами. Бело-чёрные клубки носились по воздуху, иногда более сильная птица в поединке начинала преследовать более слабую. Над моей головой проносились с громким карканьем и визгом сумасшедшие птицы, злобно раскрыв свои острые клювы. Вроде бы чайки победили. Я думаю, это была битва птиц за городские помойки во дворах.

АЛЕКСАНДР ЛИБУРКИН, филолог

Я как-то познакомился на Невском с немецкой девушкой – феминисткой, которая неплохо знала русский язык. Мне было очень интересно разговаривать с ней. Потом мы продолжили общение в ресторане «Невский» над станцией метро Маяковская. Во время беседы я поцеловал её руку, желая быть галантным. Тогда она тоже поцеловала мне руку. Я удивился. Потом я пригласил её на танец. Во время танца я взял её за талию и приподнял над полом. Тогда она тоже взяла меня за талию и приподняла над полом. Надо признаться, что тогда я весил 91 килограмм. После этого я как-то побоялся с ней общаться дальше.

СОФЬЯ ЧУЙКИНА, социолог

Во время 300-летия Петербурга меня удивил один молодой человек. Вдоль Невского выстроились плотные толпы людей, желающих полюбоваться на парад оркестров. Среди горожан был один молодой человек в очках, с потрёпанной книгой в руках. Он читал книгу, почти не отрываясь взглядом от страниц. Наконец он поднял глаза и, с удивлением осмотрев плотную толпу граждан, опять вперил их в книгу. Потом он опять оторвался от книги и спросил у меня: «Что происходит? Я уже полчаса не могу перейти улицу! Безобразие! Что здесь все столпились?».

НАТАЛЬЯ МИЛОВАНОВА, домохозяйка

Как-то с подругой мы шли по Невскому в сторону метро Гостиный двор. Вдруг рядом остановилась легковая машина, в ней сидели два симпатичных молодых человека. Они предложили подвести нас до Гостинки. Мы сначала отказывались – идти было два шага, потом согласились. Когда у Гостиного мы попросили выпустить нас, они, не сразу, открыли дверцу, выспрашивая у нас номера наших телефонов. В этот миг к машине вдруг подошли две девушки, называя наших новых знакомых по имени и размахивая руками. Когда мы вышли из машины, одна из них вдруг дала мне в глаз кулаком, вторая ловко поставила фингал моей подруге. Мы поняли по ругани и воплям, доносившимся из машины, что эти женщины были жёнами тех парней и жестоко приревновали нас к ним. На следующий день пришлось идти в ВУЗ, где я тогда работала, под толстым слоем грима и в чёрных очках.

Жильцы квартиры номер 30

Мы живём в знаменитом, шикарном доме на углу Невского и Литейного проспектов № 1/47. Там располагаются три мини-отеля, ресторан «Палкин», казино. Нас 12 человек, из них двое детей, мы все жильцы единственной коммунальной квартиры, оставшейся в этом доме. Так вот, у нас уже неделю нет воды. То есть это полная катастрофа – нельзя приготовить пищу, помыть руки, посуду, не работает унитаз. За водой мы ходим в мини-отель с вёдрами, слава Богу, воду нам наливают. Мы многократно обращались к нашему управдому Надежде Денисовне Ласточкиной, хотя сделать это трудно – она не даёт нам номер своего мобильника, хотя его знают наизусть хозяева ресторана, казино и отелей. Недавно удалось её выследить, и она сказала нам: «В чём дело? Какие проблемы? Я же включила вам воду на два часа вчера днём! Неужели вам этого мало?». Вообще то нам этого мало, мы же не в Африке живём.

ДМИТРИЙ ШАГИН, художник

Я родился в двух шагах от Невского – в Снегирёвке, вырос на Невском, где у моих родителей была квартира. Мне очень нравился Елисеевский магазин, особенно шикарная люстра в нём. Она была огромной, шириной чуть ли не с весь потолок и низко свисала полушарием, вся из извилистых узоров и висюльках. В каком-то 70-м году в магазине проходил какой-то ремонт, и люстра исчезла. Я стал расспрашивать у родителей, куда делась люстра. Я учился в СХШ в одном классе с сыном Родиона Станиславовича Гудзенко, художника, друга и одноклассника моего отца. Я часто бывал в гостях в этой семье. Родион Станиславович был очень элегантным художником, он ходил по Невскому со своей бородкой и с трубкой, знал в совершенстве французский язык, из-за чего даже сидел в тюрьме в 60-е, как ненадёжный элемент. От Гудзенко старшего и удалось узнать историю исчезновения люстры. Так как он знал французский язык, ему удалось пообщаться с одним из потомков Елисеева, кажется, с его сыном. Сын Елисеева рассказал Гудзенко историю исчезновения люстры. В 70-е он из своей Швейцарии обратился к советским властям с просьбой вернуть ему клад его отца. Он обещал рассказать, где находится клад, а за это требовал вернуть ему хотя бы половину клада. Ленинградская власть ему в этом отказала. После этого ни с того ни с сего в Елисеевском начался грандиозный ремонт – просверливали стены, прослушивали полы с миноискателем. Но всё напрасно, клада нигде не было. Тогда власти города обратились к сыну Елисеева и согласились с его условиями. Выяснилось, что клад находился у всех на виду, на самом видном месте. Это была сама люстра, которая меня так привлекала. Она была из литого чистого золота, покрашенная снаружи дешёвой бронзовкой. Как поделила золото Елисеева советская власть – не известно. Интересно, что не один я заметил исчезновение люстры. Граждане стали обращаться с вопросами в разные инстанции, в газеты – им отвечали, что им показалось, что люстры в магазине никогда и не было. Но она была!

АНЯ ШАГИНА, студентка

В детстве мне очень нравился Строгановский дворец. Он был зелёненький, с белыми скульптурами и украшениями, с позолотой. Когда мы с мамой ехали по Невскому на троллейбусе мимо дворца, я всегда начинала её дёргать и громко спрашивать: «Мама! Это Эрмитаж, да? Такой красивый дворец, это же Эрмитаж, правда?». Тут поднимался шум, все старушки, ехавшие с нами в троллейбусе, громко начинали мне объяснять, что это не Эрмитаж, что Эрмитаж в другом месте. Так было несколько раз, каждый раз мне казалось, что это и есть Эрмитаж. Теперь Строгановский стал каким – то совершенно чужим, у его входа зачем то стоит негр в ливрее, на первом этаже торгуют матрёшками, во дворике сделали дорогой ресторан для того, чтобы побольше денег вытрясти из туристов-иностранцев…

ФЕЛИКС ВОЛОСЕНКОВ, художник.

Я как то шёл по Невскому со своим отцом, который приехал ко мне из Николаева. Вдруг мы увидели идущего навстречу нам поэта Михаила Дудина. Он шёл в своём добротном, шикарном пальто, его голубые глаза важно и проницательно скользили по прохожим. Мой отец воскликнул: «Какой ты, Феликс, счастливый! Ты живёшь в городе, где можешь встречать на улице самого Михаила Дудина!». Тогда Дудин имел всесоюзную известность, сейчас его редко вспоминают.

СЕРГЕЙ ГУСЕВ, реставратор старинных автомобилей

В 1978 году я был первокурсником архитектурного факультета. Я делал зарисовки архитектурных деталей в альбом на Невском проспекте. Вдруг ко мне подошёл странный человек в шикарной джинсовой тройке. Он стал заглядывать в мой альбом, потом вдруг заговорил сл мной. Нёс он что-то несусветное и непонятное – о том, что он иностранец русского происхождения, живёт в гостинице «Европейская», что он слишком много выпил бренди и разбил китайскую вазу, и вот теперь, пока он не заплатит за неё, жить ему будет негде, он будет изгнан из отеля и ему нужно ровно 40 рублей, которые ему негде взять. Но что если я дам ему эти 40 рублей, то тем самым спасу его, а он мне за это даст точно такую же джинсовую тройку, как на нём самом. Я подумал, подумал, а потом рванул к себе домой на Чёрную речку, дома у меня лежала моя первая стипендия – ровно 40 рублей. Через полтора часа я вернулся на Невский, странный человек тут же будто из какой щели появился, я протянул ему свои 40 рублей. «Неужели это вы!», – воскликнул он. «Эти деньги будут жечь мне руки! Честное слово, эти деньги будут жечь мне руки, если я обману вас!». Он взял 40 рублей. Я ждал его час, два, три часа, весь продрог, но джинсовую тройку так и не дождался.

ВЯЧЕСЛАВ ОСТАПЕНКО, художник

Однажды в Питер приехал мой друг из Перми, фотограф Капышко. Первым делом он прошёлся от Московского вокзала до Адмиралтейства, потом – обратно. Ему захотелось поесть, он зашёл в гастроном и купил себе кефира и хлеба, но при этом глаза его блудливо бегали по портвейну «777». Его взгляд заметил какой-то странный субъект без возраста, с башмаками, надетыми на голые ноги, в какой-то телогрейке, но с интеллигентным лицом. Он сказал Капышко: «Покушать собрались? Давайте с вами культурно разопьём портвейн у меня дома, в нормальных условиях, а то, я вижу, вы собрались делать это во дворе, или, не дай Бог, в парадняке!». Капышко согласился и отправился следом за субъектом. Через некоторое время они поднимались по лестнице огромного дома на Невском проспекте на последний этаж, и тут Капышко был потрясён открывшемуся ему неизвестному, чудесному, таинственному миру ленинградской коммуналки площадью метров 800. Это были какие то коридоры, ходы, лазы, витражи и ниши, колонны и лепные потолки, по этим лазам сновало человек 100 жильцов, среди них удивительные старушки в шалях, странные мужчины, женщины и дети. Портвейн «777» распивался в огромной комнате примерно в 50 квадратных метров. Капышко так был потрясён увиденным, что достал свой фотоаппарат и снимал, снимал окружающее, пока хватило сил и плёнки. Теперь он мэтр фотографии в Перми.

ИРИНА ЛИБИХ, искусствовед

На Старо-Невском, в глубине дворов, когда-то жила замечательная ленинградская писательница Алла Драбкина. У неё уже давно другой адрес, но в 80-е это был центр андеграундной культуры. Там осуществлялось руководство борьбой за последнее спасение поэта Олега Григорьева от преследований милиции, там бывали Андрей Битов и Резо Габриадзе, выступали рок-музыканты. Однажды я там заночевала. Ко мне в комнату забежали ночью домашние животные талантливой писательницы. Это была такса Клавка, пожилая болонка и кот. Все эти звери ночью вдруг полезли ко мне под одеяло, разлеглись возле меня и даже отвратительно захрапели. Особенно поразила меня такса Клавка, которая храпела как пьяный мужик.