Текст книги "Играй в меня (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 8
Катя
Долги бывают разными. Мой был необъятным – по сути, я была должна целую жизнь.
Тогда – много лет назад – светлая мысль пришла в голову Ляльке.
– Светка Гусейнова в том году сорвалась, – задумчиво сказала она.
Мне имя ни о чем не говорило, я промолчала. Мозг лихорадочно подбирал различные варианты избавления меня от новой работы – кто бы знал, что уволиться будет так сложно! Мы сидели в моей кухне втроём: я, Сенька и Лялька. Теперь мы часто заседали таким составом. Думали.
– Которая? – переспросил Сенька.
– Залетела, Мишка её в сторону тихонько отвел. Про неё забыли все, даже ты забыл. Но фишка в том, что Мишка-то остался. Как залог молчания Светки.
Сенька задумался, видимо, все же вспомнил Светку. Я поставила чайник. Мама легла в больницу, наступил сентябрь, Лялька практически перебралась жить ко мне. Не знаю, как так вышло, но с Лялей было спокойнее, и я не возражала.
– Зачем изобретать велосипед? – воскликнул мой друг. – Пойдём по той же схеме. Скажу всем, что ты моя девушка. Там нет людей, что пересекались бы с Димкой, надеюсь, он не узнает. Будешь чаще показываться со мной. Это тебя хоть от Жорика оградит. Потом сообщим, что ты беременна. Если нужно – симулируем выкидыш. После операции отправим тебя с мамой в санаторий на пару месяцев, а там глядишь, про тебя и забудут. А я останусь… залогом.
Я поглядела на Сеньку диковато – как он, вообще, себе это представляет? Но на следующий день выдержала мерзкий разговор с Жориком и согласилась изображать и любовь, и беременность, и в санаторий ехать, и к черту на кулички. Жорик понял, что «начальство» отчего-то меня защищает, и выбирал моменты, когда рядом никого не было. Хватал меня за руки – хорошо, если только за них – вел себя так, словно имеет на это право. Теперь Лялька не отходила от меня ни на шаг, словно она – маленькая красивая кукла Ляля – могла меня защитить.
Я стояла на очередной пыльной кухне и смотрела в окно. Листья стремительно желтели и уже начинали опадать, близилась очередная зима. Мысли путались. Мой цикл, по которому можно было сверять часы, сбился. Уже четыре дня задержки. Я боялась идти в аптеку, хотя и понимала, что необходимо.
От мысли о том, что внутри меня зародилась маленькая жизнь – единение меня и Димки – становилось тепло и страшно. Страшно, потому что совсем не время. А с другой стороны, кто знает, когда вообще время рожать детей? Мысли сделать аборт у меня даже не возникало – детей любви нужно рожать, и плевать на время… Я была уверена в Димкиной любви так же, как и в своей. Горы свернем. Все будет хорошо. Иначе быть не может.
Я так погрузилась в свои мысли, что забыла прислушиваться к происходящему в квартире. А зря. Дверь скрипнула, причём противно так, что становилось понятно, что Жорик идёт.
– Приве-ет, – протянул он, – скучаешь?
– Нет.
Я хотела обернуться и не успела. Он подошёл сзади, встал, прижимаясь ко мне, фиксируя руками, положенными на подоконник по обе стороны от меня. Если обернусь – окажусь лицом к нему, мерзко. А так чувствую его, как никогда близко, даже дыхание его, и ощутимую эрекцию тоже… Тошнота подкатила к горлу, я сглотнула и задышала глубже. Главное – спокойствие. Не изнасилует же он меня в этой кухне – в квартире ещё несколько человек.
Открыла рот, пытаясь подобрать слова, которые были бы в силах оттащить от меня Жорика, но они не пригодились. Сенька был куда весомее любых моих доводов, и его кулаки тоже. Жорика оторвали от подоконника, бросили на пол. Сенька пинал его с молчаливым остервенением, я даже испугалась – никогда его таким не видела. Дверь снова открылась – из коридора заглядывали любопытные. Игорь оттащил Сеньку в сторону.
– Псих, – пробормотал Жорик, вытирая кровь, текшую из носа.
– Ещё раз к моей девушке подойдешь – убью, – пообещал Сенька.
Игорь удивлённо приподнял брови. Кажется, наша возня его только забавляла.
– Вся ваша Санта Барбара, пожалуйста, за порогом, – попросил он. – Забыли, что нам внимание привлекать к себе нельзя?
Сенька кивнул, но на Жорика посмотрел недобро. Я поняла – Жорик так просто не отстанет. Причём не столько я ему нужна, сколько желание гнуть свою линию, оставить своё слово последним. И от него я ещё натерплюсь. Но так откровенно больше не лез, и на том спасибо.
Вечером ко мне пришёл Димка. Тогда я уже точно знала, что беременна: тест, аккуратно завернутый в салфетку, лежал в мусорном ведре. Сегодня я ему не скажу, сначала сама соберусь с мыслями.
– Привет, – поздоровался Димка и чмокнул меня в макушку.
Обнял сзади, обдав терпким запахом осени и надеждой, что все будет хорошо. Рядом с Димой всегда в лучшее верилось. А то, что я вынуждена ему врать… это во благо. Он не поймёт, мой Димка. Он слишком хороший, ему в эту грязь не нужно.
– Вот, – торжественно сказал он и положил на мои колени конверт.
– Что это?
Я открыла. Деньги. Руки затряслись, купюры посыпались на пол.
– Я же сказал, что половину суммы у отца возьму… А остальное накопил за лето, и ещё кредит взял, я же работал – дали без проблем.
Я разревелась. Моё стремление сделать лучше вышло лишь во вред. Но ждать… смогла бы я ждать и надеяться, сидеть, сложа руки? Не знаю…
Ночью я лежала, прижималась к спящему Димке и слушала своё сердце. Порок у меня был диагностирован ещё в младенчестве, но особых волнений не причинял, его даже оперировать не стали. Сказали – частое явление. Выписали освобождение от физкультуры и посоветовали маме не волноваться. А теперь казалось, что сердце сбоит. Сворачивается в груди тугим клубком, словно ёжик, очень колючий ёжик… Надо пойти к врачу. Ради малыша. Ему нужна здоровая мама. Вот кончится вся эта кутерьма, обязательно схожу. Зато насчёт беременности врать не придётся, и никакие выкидыши симулировать тоже…
– Все будет прекрасно, – шепнула я в темноту и позволила себе уснуть.
А утром пришла Ляля. С любопытством разглядывала Димку, тот хмурился. Дождался, когда она уйдёт в ванную, наклонился ко мне.
– Мне она не нравится…Тебе обязательно с ней дружить?
– Лялька хорошая, – успокоила я.
А кто бы успокоил меня? С этим бы справился Димка, если бы знал все, что я знаю. Но Сенька запрещал ему говорить. Мало того, мне было велено сократить общение с Димой по максимуму. Никаких лишних встреч, ночевок, прогулок…
– Это будет странно выглядеть, – убеждал Сенька, – что моя девушка разгуливает везде с другим. Это временная мера, перетерпи.
И я лгала Димке. Что на учёбе завал. Что с работы увольняться пока никак нельзя. Что мама остро во мне нуждается. Что просто не выспалась и адски устала. Лежала ночью, уснуть не могла одна, и так хотелось к нему, что впору босиком бежать. А он не понимал, обижался. Сначала в шутку, потом серьезнее.
В тот день из университета меня забрал Сенька. Говорил, что нам надо чаще вместе бывать на людях. Не противоречил ли сам себе? Сенька старательно делал вид, что того разговора и единственного нашего поцелуя просто не было, а у меня забыть не получалось. Казалось, все наше притворство шито белыми нитками.
Мы заехали в кафе. Оно было далеко от университета, в котором учился Дима, от того наша встреча была вдвойне неожиданней.
Передо мной таяло прежде любимое мороженое. Теперь казалось, что молочная сладость пленкой затягивает рот и горло, подташнивало. Сенька улыбался, ему нравилось, что теперь мы проводим гораздо больше времени. Почти как раньше, только без Димки…
– Катя? – его голос раздался над головой как раз в тот момент, когда я о нем вспоминала, я даже вздрогнула. Сам Димка явно был зол – и гадать нечего. – Как мило, – скривился он. – Дружеские посиделки.
Сенька поднялся со стула. Даже кулаки сжал. Неужели подерутся? Быть такого не может.
– С тобой потом поговорю, – обещал он Сеньке. – Катя, пошли домой.
Я посмотрела на Сеньку. Тот подобрался весь и смотрел на меня напряженно. Может, надеется, что останусь? Остро захотелось взять и все рассказать. Втроём мы точно нашли бы выход. Но Сеня прав – прокурорского сына лучше не вмешивать.
– Прости, Сень, – сказала я и встала.
Сеньку и правда было жалко. Словно котенка в мороз на улице бросила. Хотя смешно сравнивать котёнка и Сеню. Он вон какой здоровый… и все равно жалко. Из кафе мы вышли молча. Сели в Димкину машину. Тот сразу по газам – злится.
– Мы случайно встретились, – принялась оправдываться я. – А мне его жалко, мы словно бросили его.
– Это он нас бросил, – отрезал Дима. – Кать, бога ради, держись от него подальше!
Костяшки его пальцев побелели. Думала, закричит на меня – сдержался. Теперь его было жалко. Дурацкая моя беременность, это все гормоны… Весь мир к груди прижать хочется, каждого обиженного пожалеть.
– Я тебя люблю, – шептала я ему уже в квартире, лихорадочно расстегивая пуговицы своей блузки. – Только тебя, слышишь?
Пуговиц был целый миллион. Я знала единственный способ выпустить злость и пар, не убив друг друга – секс. Но сейчас Димка был таким чужим, что подступиться страшно. Стояла перед ним, голая уже, а он смотрел так внимательно, изучал словно…
Я шагнула к нему, коснулась щеки пальцами, скользнула к воротнику рубашки, расстегнула первую пуговицу. Прижалась всем телом, голой кожей к прохладной ткани. Димка сдался, застонав, схватил меня в охапку и отнёс на продавленный скрипучий диван.
Без прелюдий, обычных наших ласк, неторопливой обстоятельности. Жадно, до боли, до прикушенных губ и синяков на теле. Но так было нужно. Потом мы прижимались друг к другу – отопление ещё не дали, прохладно было – Димка обнимал меня, словно всю меня хотел в своих объятиях спрятать.
– Я слишком тебя люблю, – шептал горячо он. – Слишком. Неправильно даже, сам боюсь. Если ты… ты только не обманывай меня, хорошо? Вы всего лишь мороженое ели, а мне его убить хотелось.
Я гладила его по волосам, обещала не обманывать никогда-никогда. Снова лгала.
Вспоминать прошлое не хотелось. Но оно само лезло в голову, назойливо, неотвратимо. Наверное присутствие Димки запустило эту машину, а теперь она мучила меня, словно самое изощренное устройство пыток.
Дверь за Игорем закрылась, я осталась наедине со своими мыслями. Первая была очень глупой – бежать. Бегать я уже пробовала, бежали мы вместе с Лялькой, когда она забеременела. Нашли нас до обидного быстро.
Но тогда, когда нас встретили на станции электрички, в одном из далёких городков – плутали мы изрядно – мы восприняли это смиренно, словно наказание за непослушание. Но сейчас то, сейчас! Когда я уже поверила в свою мнимую свободу…
– Убегу, – решила я, и вслух сказала, чтобы точно утвердиться.
Вещи пошла собирать. Так, чтобы незаметно было, что уезжаю, по минимуму. Прошла на кухню, залезла под стол, ножом выковыряла одну из половиц паркета. Под ней – деньги на чёрный день. Такая же заначка есть на даче, с ними мне спокойнее. Документы, минимум сменки в рюкзак, ещё одна сумка у меня на даче тоже, главное добраться до неё.
Вместо шубы короткий пуховик, удобные тёплые кроссовки на ноги, джинсы, дурацкая полосатая шапка…. Может сойду за студентку. А шуба, тряпки – на тот свет все барахло не утащить. Вышла из квартиры. Люк на чердак закрыт, но у меня есть ключ. В соседнем вовсе только толкнуть – откроется. Я уже не раз проверяла. Столько же раз, сколько мне сбежать хотелось.
Срезала путь к проспекту через дворы, махнула рукой останавливая машину…из города я выбралась. А потом сидела и плакала на одной из остановок. Плакала потому, что знала – уехать не смогу. Мне уже давно пообещали, что любые мои проступки аукнутся на Ляльке, а я не верила в защиту стен и её болезни. Ляльке и так досталось, не хочу, чтобы и над ребёнком, что в ней поселился, надругались. Да и Сенька, как я Сеньку оставлю?
Я вернулась. Прятаться не стала вошла в свой подъезд, не таясь. Может и правда следят за мной? Да кому оно нужно. Знают – никуда я не денусь. Приняла душ, словно второй заплыв за вечер поможет смыть с меня грязь. Такую ничем не вывести – въелась. В самую душу.
Даже котлету остывшую и очень неаппетитную доела. А потом лежала, даже не пытаясь уснуть, и набирала Сеньки номер каждые пять минут. Я знала, он бы спас. Он только и делал, что меня спасал, с воистину мазохистическим удовольствием.
В обеденный перерыв ушла с работы. Пошла к Главному. Так мы его и называли – Главный. Где он обретался я прекрасно знала, он вообще был на редкость консервативен. Здесь я была всего два раза, но помнила адрес прекрасно – такое не забывается.
Домик находился в частном секторе, который могли бы застроить высотками, но словно забыли про него. Земля недалеко от центра, и поэтому «домики» были солидными. Тот, что нужен мне намеренно простоват. Красный кирпич, два этажа, три окна на первом этаже смотрят на улицу, и одно большое наверху. Зато забор что нужно. И за коваными воротами сторожка, в ней всегда дежурит охранник.
Я вышла из машины, подошла к воротам. Охранник посмотрел на меня лениво, потом снова уткнулся в книгу. Я демонстративно нажала на звонок. И жала ещё минуты две. Мужчина не выдержал и подошёл к воротам.
– Чего тебе?
– Я к Главному. Катя Коломейцева.
– И?
– Позвони.
Охранник вздохнул и вернулся в свою сторожку. Я видела, что он и правда звонит. Разговор длился долго, добрых минуты три. А потом он отпер ворота, пропуская меня внутрь. Я не ожидала, что меня пропустят, действовала наудачу. И удача меня не подвела. И даже робкая надежда загорелась – а вдруг получится? Не звери же они, в конце концов.
Однако голос внутри шептал – звери. Ты же сама прекрасно это знаешь.
Тщательно очищенная от снега дорожка вела к дому. Летом здесь клумбы, я знаю. В них пионы, астры, а к осени, огромные, чуть не с голову пурпурные георгины. Он сам за цветами ухаживал, была у него такая слабость. И розарий у него был отменный, но больше он тяготел к простым цветам.
У дверей дома меня ждал парень. Открыл, ввёл в дом. И смотрел внимательно за каждым моим шагом, словно боялся, что я обворую его хозяина. Впрочем, я именно обворовала когда-то, пусть и не своими руками, за что по сей день и расплачиваюсь.
Ничего здесь не изменилось. Так же чисто, ни пылинки. Нарядные занавески, даже пол блестит, пожалуй этот дом мог бы по соревноваться с моей квартирой по чистоте. Пахнет травами, вкусно пахнет. Умиротворяет. Словно к дедушке приехала, которого у меня никогда не было.
Николай Юрьевич именно дедушкой и был. Не знаю, сколько ему было лет, но за годы нашего знакомства он нисколько не изменился, мне казалось, что время над ним не властно. Он сидел в гостиной, пожалуй, её можно было назвать горницей, она была выполнена в исконно русских традициях. Даже печка имелась, а в ней чуть потрескивали дрова. На застеленном цветастой скатертью столе самовар, блюдце с пряниками, вазочки с вареньем. Именно от чая душистыми травами и пахло.
Он поднялся, завидев меня. Кивнул парню, тот вышел и дверь за собой прикрыл. Впрочем, неплотно. Улыбнулся, сверкнув белыми, не по возрасту зубами.
– Катенька! Сколько лет, сколько зим… чаю будешь?
– Буду, – согласилась я.
Села. Чай действительно был вкусным. И малиновое варенье, и свежие баранки тоже. Николай Юрьевич пил с удовольствием, шумно прихлебывая, и меня разглядывал. А я его. Стариком бы его язык не повернулся назвать, слишком много было в нем силы. Он был даже красив. Волосы, пусть и поседели, но были такими же густыми, как и в молодости, лежали игривой волной, подчиняясь стильной стрижке. Свитер, простенький, ромбами, домашние брюки. Николай Юрьевич – воплощение уюта.
– По какой нужде пожаловала?
Я отодвинула чашку. Пальцы мелко задрожали, я спрятала их на коленях, под скатертью. И как подобрать слова, которые могли бы меня спасти? По дороге надо было подготовиться, нет же, всякая чушь в голову лезла.
– Четыре года, – наконец начала я. – Четыре года, Николай Юрьевич вы позволяли мне считать себя свободной. Почему сейчас?
– Обстоятельства изменились, – спокойно ответил он. – Игроки…новые. Правила тоже. А я старею, Катенька, старею. И уйти ещё не готов, надо же все передать в надёжные руки, чтобы не просрали…
– Сенька…
– Сенька твой уехал. И молчать будет, коли не глуп. А глупым ему быть никак нельзя – высоко метит.
Я поняла, что бесполезно. Он что-то решил, и передумать я его не заставлю. Мелькнула дикая мысль – просто убить его. Взять нож, лежащий рядышком на столе, словно специально, и пырнуть. Сенька говорил, что ножом в грудь лучше не бить – в сердце все равно не попаду, да и ребра…а вот если в живот, и провернуть… А лучше – несколько раз ударить. Чтобы точно. И стану свободной. А тюрьма…не важно уже.
Николай Юрьевич улыбнулся, словно мысли мои читая. Нисколько они его не пугали. Знал, что не стану. Не смогу. А если смогу, я возможно сильнее его, он же стар…то как же Сенька, Лялька? Жизни им не дадут…
– Мне даже инструкций ни каких не дали, – как можно суше сказала я. – Ничего. Только время.
– А ничего и не нужно, Катенька. От тебя требуется просто быть женщиной. Красивой женщиной. Но ты, Катенька, и безо всяких усилий красива…
Я задохнулась. Не ожидала, что все будет настолько примитивно. Хотя чего ожидала? Мата Хари из меня так себе… поднялась, неловко дернув скатерть, опрокинулась чашка с недопитым чаем, жалобно звякнув о блюдце. Расплылся неопрятным пятном чай.
– Простите, – пробормотала и почти вслепую бросилась прочь.
Плакать хотелось, но я знала, что слёзы здесь ничего не решают. Это Сеньку трогали мои слёзы, Димку когда-то…А Николая Юрьевича нисколько. Это я тоже на своём опыте знаю. Ворота за мной закрылись, я поехала домой, скорее спрятаться, пусть даже по-детски, под одеяло…про работу забыла напрочь, вспомнила лишь вечером, увидев десяток пропущенных вызовов. Придумывать причину не было сил, я решила отложить до завтра. Если оно вообще наступит, это завтра.
Могло и не наступить. Хотя не страшно…
На улице уже темно, сколько времени вообще прошло? Я поняла, что просто езжу, нарезая круги по городу, и безостановочно набирая Сенькин номер. Нужно возвращаться… Я купила пачку сигарет – может они помогут т пережить сегодняшнюю ночь.
Дома наполнила ванну с пеной, зажгла свечи, налила в бокал вина. Вода была тёплой, хотелось расслабиться, глаза закрыть, уснуть. Но я думала. Как «женщину» меня уже использовали. Сколько мне тогда было? Двадцать три, точно.
Тогда все было иначе. Воплощение их замыслов заняло два месяца. В июне меня увезли в соседний городок, уже там натаскивали, так, чтобы история от зубов отлетала. Я изображала студентку. Невинную красавицу. Невинности тогда во мне было – ни на грош. Я уже чувствовала на себе тяжесть всей этой грязи, что липла ко мне.
Оттуда я уехала сама. Добралась на поезде до приморского городка. Жильё уже было снято. И инструкции у меня были четкие. И новое имя… От меня требовалось втереться в доверие к одному из мужчин. Это было непросто – он всюду ходил с охраной. Помог нелепый случай. Как только я не изгалялась – и пробежки устраивала на набережной вблизи его особняка, и пейзажи малевала, не имея к тому ни малейшей склонности. Пейзажи, надо сказать, получались откровенно отвратительными. Однако стопка их росла, а внимание не привлекалось. Точнее он иногда поглядывал на меня, оценивающим мужским взглядом, но не больше. Этого хватало, чтобы все моё нутро сжималось в страхе – цену таким взглядам я уже знала.
Но терпела. Напоминала про долг. Человеческая жизнь, это вам не шутки! Про Сеньку. Что он мой залог, а я его. Что Лялька только стабилизировалась, пусть и не сразу меня вспомнила. И вновь малевала.
А тем вечером я почти сдалась. Возвращалась с пляжа, на глаза слёзы наворачивались – устала. Домой хотелось, пусть и там покоя нет. Уже темнело. Отдыхающие не очень заботились ни о своём поведении, ни о каких-либо нормах. В итоге я наступила на осколок бутылки. Ногу обожгло болью. Доковыляла до фонаря, посмотрела – выглядит ужасно. Осколок проколол шлепок на тонкой подошве и впился в ступню. На асфальт капрала кровь, неестественно тёмная и густая. Я села на лавку и расплакалась.
Там он меня и нашёл. Был, естественно, с охраной. Сел, ногу мою осмотрел, цокнул.
– Нехорошо вышло, – протянул он. – Ну-ка, хлопцы, окажем девице, попавшей в беду помощь.
Меня подхватили на руки и понесли, я только пискнуть и успела. На большой чужой кухне обработали ногу, повязку наложили, и всунули в руки большую кружку с горячим чаем. Слишком сладким.
– Пей, – велел он. – Много крови потеряла. Сейчас ещё шоколадку найду…была.
Он мне нравился. Может тем, что заботился обо мне, пусть и недолго. Или тем, что его звали Димой, пусть и на моего Диму он был нисколько не похож, и старше его лет на двадцать. Он был хорошим. Наверное… Но если смотреть с этой стороны, разве Николай Юрьевич пройдёт мимо раненой девицы? Рыцари хреновы…
Спать с ним было не противно. Он был ласков. Иногда, лёжа возле него ночью я воображала, что возьму, и все ему расскажу. И он меня спасёт. Он же добрый. И меня и Сеньку, и Ляльку. Но потом понимала, что не будет ничего такого. Что не настолько занимаю его я, со своими идиотскими пейзажами. Не бывает сказок, не в этой жизни.
Мы встречались уже три недели. Я практически переехала к нему. Парни, трое охранников, даже подшучивали надо мною, по доброму. Они тоже мне нравились … Но в условленную ночь, ровно в двенадцать я пошла и открыла дверь. Потом стояла в ванной и выйти наружу боялась. Постучали.
Они все были мертвы. И мальчики из охраны, и Дима. Пол заляпан кровью. Я шагала осторожно, чтобы не наступить на пятна, и думала, что меня тоже убьют. Просто за то, что много видела. Тогда я уже многое знала, и почти считала это суровой нормой. Всех убивают, и вообще люди умирают. Все. Только отживают разный срок.
Двух мальчиков убили в постелях. Дежурил Ванька, успел выбежать…это его кровь в коридоре. И сам он лежал, вытянувшись вдоль стены. Молодой, наверное мой ровесник. Диму убили в кабинете. Там крови было ещё больше, я входить не стала, торопливо прошла мимо открытой двери.
– Страшно? – подмигнул мне Пашка.
Ненавидела его. Почему убили не Пашку? Впрочем, и его убьют. Только позже и без моей помощи. Я села в кресло и сложила руки на коленях. Остро пахло бензином – им поливали коридоры, намереваясь сжечь дом. Интересно, меня сразу убьют или оставят гореть заживо? У меня сил даже бояться не было. Пусто на душе. Это же я их убила, я. Могла бы предупредить…
– Ну чего расселась? – буркнул Пашка. – Пошли.
Меня не убили. Впоследствии я очень об этом жалела. Наверное, я и тогда уже была проституткой… Но хотя бы не так открыто.
Вода в ванной остывала, пена осела. Я встала завернулась в полотенце. На полочке, в красивой подставке женский розовый станок. Интересно, можно располосовать вены безопасным? Или сходить за ножом? Глупости, ножи все тупые…
У меня были парики. Выбрала я рыжий. Этот цвет со мной никак не ассоциировался. Я лелеяла надежду, что останусь неузнанной. Тщательно, соблюдая каждый шаг его надела, убедившись, что он надёжно зафиксирован.
Глаза у меня очень узнаваемые. Димка говорил – золотые. На этот случай у меня были контактные линзы. Одно движение – и они серые. Я сама себя не узнавала. Макияж. Броский, проститутка, так проститутка. Сексуальное бельё. Оставлю его там, если не умру, конечно… Маленькое чёрное платье – классика.
Шубу надевать не стала. Учитывая, что все вещи сожгу потом – недопустимая трата. Хотя, я вроде как умирать собиралась… Что бы там ни было, к назначенному часу я была готова. Выпила ещё один бокал, поверила, открыв форточку.
– Не скучай, – сказала Рудольфу. – Ты же все равно меня не любишь. А если не вернусь, Сенька о тебе позаботится. Он добрый, пусть ты и считаешь иначе.
Спустилась вниз. Машина Игоря уже стояла у подъезда. Пунктуален. Хотя, разве с Николаем Юрьевичем можно иначе?
– Тебя не узнать, – хмыкнул Игорь.
– Долго жить буду, – отозвалась я, и снова закурила.
