Текст книги "Играй в меня (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 11
Катя.
Квартира была темной, на первый взгляд пустой.
– Ляль? – снова позвала я.
Я не испугалась. Может потому, что была слишком измучена своими постоянными изматывающими мыслями, а может потому, что не верила, что может случиться что-то на самом деле страшное. Мне казалось, что все, что могло произойти со мной, уже стряслось. И все это я сделала своими руками. Маньяки, убийцы, насильники для меня тогда казались существами из страшных книжек, не больше. Все это было в параллельной вселенной, так далеко от меня.
Но дверь я за собой не заперла. Отчасти потому, что замок не защелкивался, я просто прикрыла её и шагнула в квартиру, на ходу расстегивая пуховик. Меня бросало из жара, в холод и сейчас я просто задыхалась, несмотря на то, что видела, как фонари подсвечивают морозные разводы на кухонном окне. Шагнула внутрь. Я уже чувствовала, что Ляльки здесь нет, ну не прячется же она от меня под кроватью! Но в ситуации следовало разобраться. В коридоре лампочка не горела, на кухне послушно зажглась.
Подошла к окну. Тогда, больше месяца назад, когда я по долгу «работы» часто обитала в этой квартире, я нарисовала на запотевшем окне сердечко. И оно сохранилось, подернувшись льдом. Я улыбнулась – это показалось мне хорошим признаком. Какой я все же была дурочкой, вспоминать больно.
Квартира кажется покинутой так давно. На подоконнике пыль толстым слоем.
– Ухожу, – сказала я сама себе, и сама же испугалась своего голоса.
Попятилась назад, боясь оторвать взгляд от сердечка на стекле. Оно словно гарантировало, что все будет хорошо. А в голове билось – дура, дура! Сказал же Сенька, сиди дома. Словно не было тебя. Что все решит. Беременная дура, прости господи! На улице ночь, снежинки передумали падать красиво и завивались в метель. А Лялька? Лялька как же?
Стекло было проморожено только в нижней части. Через чистую верхнюю половину было видно город, который не светился почти, скрытый снегопадом, видно было меня и голую лампочку под потолком. За моей спиной появился Жорка, бесшумно, словно привидение. Я вздрогнула, но только от неожиданности, поняла уже, в чем дело, и его появления тоже неосознанно ждала.
– Куда спешишь? – спросил он. – Метель на улице. Я вина купил. Ты говорила, что сухое любишь. Купил самое кислое, какое нашёл.
– Спасибо, – отозвалась я, как можно спокойнее, повернувшись лицом к нему. – Мне идти нужно. Меня Сенька ждёт.
– Врушка.
Тоже спокоен. Улыбается. Уверен в себе. Я шагаю на него, ибо не отойти никак, стоит на моём пути к свободе. Жорик тоже пятится, словно отступает. Но ухмылка, гадкая, подлая, больше привычная его лицу, чем улыбка, все же проступает. Не выпустит он меня просто так.
– Жор, я беременна.
– Я знаю, – я вскинула на него глаза. Как вообще так возможно? Есть ли предел человеческой подлости? Как таких земля носит? Жорик же продолжал: – Подслушал. Что беременна. Что Сенька твой волнуется. Я же не дурак. Выдергивает он тебя, пузом раздутым прикрывая. Словно то, что в тебе растёт её один человек делает тебя неприкосновенной. Вот я и решил, либо сегодня, либо никогда.
Я застонала. Боже! Что делать-то? Умолять, в ногах валяться? И тут я вспомнила про дверь. Что она открыта. Стоит только потянуть ну себя, а там свобода. По крайней мере – шанс. Скатиться по ступеням, не отвлекаясь на запертые двери других квартир – я знала, что в этом подъезде живёт одна лишь глухая бабушка. На улицу, в метель, растаять в ней, раствориться.
– Я выпью, – сказала я. – Один бокал. Просто, чтобы не обижать тебя. Но Сеньке это не понравится.
– А может он и не узнаёт, – хмыкнул Жорик. – Порезвимся и разбежимся, что же портить твою репутацию сплетнями?
Сейчас он пойдёт к комнату наливать вино. У меня несколько секунд. Не стоит недооценивать идиота Жорика. Он мужчина, а они сильные, они быстрые… Гораздо сильнее меня.
Моим надеждам не суждено было сбыться. Жорка достал из кармана ключ, и, глядя на меня, улыбаясь, запер дверь. Вот и все. Можно закрыться на кухне, прыгнуть в окно, но я бросаю взгляд на промерзшие рамы и понимаю – открыть не смогу. Разбить? На Рембо я не похожа не очень. Второй этаж, снега отнюдь не так много, как кажется. Малыш в моём животе… Это все и решило. Я не могла решиться сделать то, что напрямую повредит ему. Это было выше моих сил.
– Расслабься, – посоветовал Жорик. – Я не кусаюсь. Но если тебе это дело нравится, ты только скажи, я непременно покусаю.
Мне себя ущипнуть хотелось. Не снится ли это мне? Может быть из-за абсурдности происходящего, я никак не могла поверить, что это все по-настоящему. Надо тянуть время. И думать, думать.
– Жора…
– Не стой столбом.
И пуховик с меня стянул, не особо церемонясь. И его не смутили мои поношенные брюки, растянутый свитер тоже. Даже не поморщился. Я приняла бокал их его рук. Даже глоток сделала. Воистину, просто пародия на свидание. Мой взгляд бешено метался по комнате. На тумбе в углу старый светильник. Его я помнила – бронзовый монстр. Интересно, Жорка вырубится, если его им по башке ударить? Терять мне нечего. Я села на диван, поближе к своему предполагаемому оружию. Нужно выгадать момент, потянуться, и одним движением ударить. Времени на размышления и метания мне не дадут.
Времени и правда не давали. Жорик явно не являлся поклонником долгих прелюдий и хождения вокруг до около. Сел рядом, бокал у меня отобрал, вино выплеснулось на свитер, он внимания не обратил. Стянул через голову, я и пикнуть не успела, отталкивать руки – зряшное дело. Мгновение, и я уже сижу в белом бюстгальтере, на одной чашечке красный след вина.
Беременность иссушила меня, чего не сказать о моей груди. Она вызывающе налитая, Жорка даже сглатывает. Толкает меня на диван, меня под себя подминает, я тянусь, тянусь к светильнику – не дотягиваюсь. Закипают на глазах слёзы – все по настоящему. И руки, что неумело ищут застежку от лифчика не спине, и пахнущее алкоголем дыхание, и липкие поцелуи, от которых не увернуться.
Я коснулась кончиками пальцев холодной бронзы. Оттолкнулась пятками, и обхватила наконец основание лампы. Потянула на себя и…уронила. Тишина, нарушаемая лишь дыханием и моими всхлипами взорвалась грохотом. Жорка даже не заметил.
Зато стук в дверь отрезвил его сразу. Три отрывистых сухих удара. Нейтральных, невозмутимых, бесстрастных. Однако Жорика от меня, как отбросили.
– Кому сказала? – свистящим шепотом спросил он. Я покачала головой, отрицая – и правда никому не говорила. – Кому сказала, сука?
И ударил меня. Всего лишь пощёчина, но болезненная, унизительная. А стук повторился. Кто бы это ни был, уходить он не собирался.
– Если это Лялька, убью её на хер.
Поднялся, натянул штаны, которые, оказывается снять уже успел. Ремень не застегнул и пряжка покачивалась, чуть позвякивая при движениях. Я оглянулась – где мой свитер? Не нашла. И мысли собрать в кучу тоже не успела. Собственно, и мыслей то толком не было, в голове билось только одно – кто бы ни был, там, за дверью, он мой шанс.
Щека горела, я прижала к ней ладонь. Она холодная, словно только из сугроба вынула. Мы с Жориком смотрим друг на друга, дышим тяжело. Больше всего на свете сейчас я хочу вырваться из этой квартиры, но того, кто стоит за дверью я боюсь. Больше, чем Жорика. Мой страх глуп, иррационален, но хочется сказать – Жорик, давай сделаем вид, что нас нет дома. Спрячемся в шкаф и глаза закроем. Может, тот кто за дверью уйдёт.
И тихо так, мне кажется, я слышу, как ворочаются мысли в Жоркиной голове. Как дышит тот, кто молчит за дверью. Бутылка вина опрокинулась, в тусклом свете лампочки кажется, что по полу медленно растекается лужа крови. Мне хочется плакать.
Замок скрежещет, пытаясь открыться. Не выходит. Потом стонет жалобно. Дверь пинают, она ходит ходуном. Дверь тут так себе, как и сама квартира, как весь этот дом. Ни милиции, ни гопоты Игорь никогда не боялся, за семью замками не прятался – сейчас я об этом сожалею.
Скрипнули, взвизгнули дверные петли. Отвалился кусок штукатурки, подняло облачко пыли. Дверь распахнулась резко, я вздрогнула, Жорка больно стиснул мою руку.
Я думала, что страшнее быть уже не может. Нет, может. Вот сейчас, например. Я сижу на диване, поджав ноги в груди, на которой заляпанный вином бюстгальтер. Жорик, так и не удосужившийся застегнуть ширинку. И Димка.
Первая реакция, кричать ты не так все понял!
Не так? Все так. Как кажется. Наверное. На Димку я смотреть не могу. Смотрю на свои, обтянутые джинсами коленки. Сердце ухает в груди так громко, что я удивляюсь, почему они не слышат этого стука. Я не знаю, что нужно сказать.
– Пошли, – говорит мне Дима. – Просто вставай, и иди, твою мать!
Руку мне протягивает, пальцы чуть дрожат. Коснуться их я не успеваю. Жорик стремительно смелеет. Димку он не знает, не боится. Димка, на котором написано аршинными буквами, что он чистенький, всей этой грязи не видевший, совсем не тот, кого ждал и боялся Жорка.
– Ты вообще кто? – ухмыляется он.
– Её парень, – спокойно говорит Дима. И старается на меня не смотреть. Да, мне и самой за себя стыдно. – Муж…будущий…
Жорик складывается пополам и хохочет. Я шарю по полу, пытаясь все же отыскать свитер. Дима стискивает кулаки.
– Ещё один? – Жорке тяжело справиться со смехом. – Я все не знал, на какой козе к этой принцессе подъехать. Она же, блядь, не такая. Нимбом сверкает. А у неё мужиков оказывается, тьма. Один другого краше. Это мне что, в очередь вставать?
Я не смотрю на Диму. Комкаю в руках найденный свитер. Мне хочется, чтобы он снова протянул мне руку, я просто не встану сама. И руки мои трясутся ещё сильнее Димкиных. Только Жорику смешно.
– Может ты с ними обоими трахаешься одновременно? И как Сенька к этому относится? Имей ввиду – я против таких забав. Максимум на подружку согласный.
И руки ко мне тянет. Я закрываю глаза. Хочу умереть прямо сейчас. Пугали, пугали меня смертью, и где же она? Сердце бьётся так, словно каждый удар – последний. А я все не умираю.
– Я ничего не хочу знать, – голос Димки почти ласков. От него у меня дрожь и мурашки по спине, воистину, Димки сейчас больше Жорика боюсь. – Просто сейчас она встанет и пойдёт со мной.
– А может, позвоним Сеньке, и по очереди её оттрахаем? – у Жорика улыбка до ушей. Ему весело. Но мне страшно. Я то знаю, что он отморозок. А Димка, он не такой. Честный. И играет по честному. – Мне то чего? По крайней мере, я уже знаю, что прынцесска на сносях.
Димка молчит. Кулаки стискивает и меня ждёт. Я встаю, вкладывая в это последние силы. Делаю шаг, потом ещё один. Бежать бы отсюда. Но я просто иду. Тесная комнатке казалось растянулась на целые километры. Мне нужно встать за Димкиной спиной. Там – безопасно. А потом просто рассказать все. И про ошибки свои, и про лёгкие деньги, и про…сердце. Ещё же не поздно…
Я старалась не думать о том, что Димка мне не поверит. Тогда мне казалось, что хуже быть не может. Наивная. Всегда есть куда хуже. Все произошло очень быстро.
– Куда? – крикнул, буквально проревел Жорик, и дёрнул меня за свитер назад.
Я упала в винную лужу. Растерялась, даже боли не почувствовала. И не слышала то ничего – в ушах грохотал пульс. На мгновение показалась себе маленькой глупой девочкой, что выпустила в толчее мамину руку, и теперь хлопает глазами, не понимая, как мог привычный мир во мгновение пропасть вместе с теплом родной ладони. Я потерялась.
И крики доносятся, словно сквозь толщу воды. Ботинки мужские грохочут по полу, оставляют винные следы, а я сижу, в голове звенит. Странно, должна ли кружиться голова при сердечных болях? Или я вся насквозь больная?
Дерутся? Точно, дерутся. Димку я видела дерущимся в школе, но то было не всерьёз. А сейчас…по настоящему? Трясу головой, пытаясь прийти в себя. Надо уводить Димку отсюда. Жорка слишком проблемный.
– Я сейчас позвоню, – это Жоркин голос. – Подъедут пацаны и раскатают тебя, в лепешку, нахер!
Димка дёргает меня с пола, поднимает. Мы уходим. Я рада, я счастлива, что бы не случилось, а из этой квартиры нужно уйти. Дима толкает меня вперёд, прикрывает собой. Жорик не так силён, и не так опасен, как ему самому кажется, но он неадекватен. И уступать не умеет. Рычит, бросается на Димку со спины, валит его на грязный пол. Они катаются. И дерутся вовсе не как в фильмах. Некрасиво, хаотично наносят друг другу удары, дышат тяжело, яростно. Даже молчание их – яростное.
Надо бежать за помощью. Вызвать полицию. Дверь открыта нараспашку, Димка просто сломал замок. Выбежать я не успеваю. Раздается грохот, оборачиваюсь поневоле.
Димка стоит на четвереньках, раскачиваясь. Жорка лежит на полу, нелепо раскинув руки ноги в разные стороны, смотрит в потолок. Под головой разливается кровь.
– Глупости, – говорю я вслух. – Это не кровь, это вино.
Дима встаёт. Шарит взглядом по полу – ищет телефон. У него тоже кровь, сочится из носа. А в квартире погром, словно не два не слишком умелых бойца сражались, а стадо слонов прошло.
– Это лампа, – сказал Димка. – На полу валялась. Я ею ударил, по голове. Лампа тяжёлая… Надо скорую вызвать.
Я делаю шажок. Присаживаюсь на корточки. У Жорки – стеклянные глаза. Я ни разу не видела мертвецов. Думаю об этом и сама боюсь даже мысленно допустить, что Жорка мёртв. Тянусь пальцами, касаюсь кончиками пальцев его кожи. Она тёплая. Даже горячая, по сравнению с моими пальцами. Но…пульса нет. И я понимаю, что искать его бесполезно, Жорик не оживет.
– Не надо скорую, – мой голос глух. – Он умер, Димка.
Вот так нелепо, в старой квартире, на полу залитом вином, из-за чужой беременной женщины взять и умереть. Но Жорика мне не жалко. Я бы сама его убила. И ещё раз, и ещё. Если бы был шанс этим что-то изменить. Вот сейчас то я и понимаю, не то было страшно, что раньше. Страшно – сейчас.
– Полицию надо вызвать, – шепчет Димка, оседает на пол.
Я сажусь возле него на пол. Рядом – мёртвый Жорик. Такой безобидный. Симпатичный даже. И глаза пустые, растерянные. Я немного ему завидую – у него больше никаких печатей, горестей, проблем. И Димкину ладонь накрываю своей. Кажется, как будто в последний раз.
Глава 12
Жизнь не сложная штука. Всего-то сложностей – жить. Но сколько это порой требует сил! Даже дышать. Грудь опускается, поднимается, без устали, упорно год за годом заставляя меня дышать.
Стены белые. Такие белые, что невыносимо. Как я раньше справлялась с этой белизной? Не выдержав, я поднялась с постели, торопливо оделась и пошла прочь из дома. Забыла, что у меня машина есть, и даже при зимней резине, как положено.
Недалеко, на полпути к школе находился хозяйственный магазин. Был он там все время, все эти годы, и даже вывеску не сменил. Я вошла внутрь. Тут – огромные рулоны со смотанной сеткой рабицей. Ведра, тазики. Железные тачки на трёх колёсах. На стендах молотки и образцы гвоздей. Мешки с непонятным содержимым. Я протискиваюсь мимо всего этого изобилия, нахожу консультанта.
– Здрасьте, – здороваюсь я. – Мне краска нужна.
– Какая?
– Любая. Яркая. Много.
Обратно я несу два тяжёлых пакета. В них баночки с краской. Кисти, валики. Я подскальзываюсь, даже падаю один раз, но я весьма упорная в своём сумасшествии. Краску я донесла. До вечера красила стены. Цветы, нелепые сердечки, дремучие леса – над ними радуга. Рудольф взирал молча и терпеливо. Ко мне он привык.
Я уже говорила, что рисовать я не умею? Картинки получились не важные, местами даже нелепые. Зато все то время, что я рисовала, я не думала ни о чем вообще. А потом краска закончилась. Я нашла пачку сигарет, покурила, прямо на кухне, мрачно разглядывая свои заляпанные краской руки. Вернулась в комнату – ковёр в пятнах. Стены – мечта шизофреника. И оживление отступило, навалилась тоска.
Нашлась и бутылка вина. Открывала я не думая о ногтях – они так и не отросли толком, словно назло. Можно было сходить и сделать маникюр, но об этом думалось в последнюю очередь. Вино было сухим. Кислым, как сказал бы покойный Жорик. Вот вспомнится же, к ночи…
А самое печальное – завтра воскресенье. И сидеть мне ещё целый день и думать, думать, думать. Напроситься может на работу без выходных? Даже бесплатно. Все лучше, чем вот так… Спустя половину бутылки вина я не сказать, что повеселела. Беседовала с Рудольфом. Если быть точнее, с его полосатой задницей. В сотый раз убедилась в том, что рыбок недооценивают, что они умнее людей, меня по крайней мере точно.
– Ты меня не понимаешь, – с обидой заявила я Рудольфу.
Подскользнулась на разлитой краске – уронила зеленую днём, упала. Лежала, смотрела в потолок, думала о том, что он тоже белый. Раздобыть бы стремянку…надо было купить.
– Ты точно чокнулась, – сказала я себе вслух. – Так больше нельзя.
Так нельзя, а как иначе? Смешно, но я не знаю. Я так всю жизнь живу. И как остановить? Разорвать этот надоевший замкнутый круг? И нести свои печали некуда. Хотя я знала, где меня всегда примут. Правда давно обещала себе не делать этого, не ходить, не мучить
Но вино заканчивалось, а моё отчаяние и вместе с ним решимость росли. Я знала, что он приехал. Звонил днём, я говорить не захотела. Я эгоистка. Плохая. Но не могу так больше, не могу.
На улице вьюжило. Дорогу замело, ноги проваливались в снег. Моя машина потерялась в ряду таких же белых сугробов по соседству. Оно и к лучшему, хотя шевелить ногами конечно труднее, чем нажимать на педали. Пойду пешком. Недалеко, мы все жили рядышком, раньше… Сенька купил новую квартиру, но в этом же районе. У меня даже ключи от неё были. Оставил на тумбочке. Я не пользовалась ими ни разу… А сейчас вот взяла.
Дом светится огнями. Обещает тепло, уют. Я вдруг поняла, что к Сеньке сюда вообще не приходила. Нет, один раз он привёз меня, квартиру новую показывал, тогда ещё с голыми стенами. Я восхищалась, хвалила. Наверное, он хотел, чтобы я поучаствовала. Тот же диван помогла выбрать. Или стены вон покрасить…Ха.
Подъездная дверь открылась с трудом – снегу намело. Внутри тепло. Охранник сидит, обозревает экраны, на которых та же поземка либо стерильно чистые коридоры. На меня глянул недовольно, но ни слова не сказал, все же ключи в руках. Да и иду уверенно, несмотря на то, что пьяна. А может, Сенька вообще ориентировку на меня оставил, как на положительного гостя, с него останется. Он тоже сумасшедший. Все мы тут с ума сошли, в той или иной степени.
Лифт поднимается бесшумно. Открывается. Я стою и мнусь. Кажется, что пойду сейчас к Сеньке и все изменится. И нужно менять и страшно. Привыкла. Да и как знать куда, в какую сторону повернется? Я же знаю, что всегда есть, куда хуже. И это пугает.
Перед дверью замерла. А потом вспомнила свою пустую квартиру, пятна краски, Рудольфа… и открыла дверь. Она и не скрипнула, о чем я пожалела. В квартире пахло Сенькиной туалетной водой, едой – я вспомнила, что не ела сегодня. В прихожей темно, и сама она просторная, не чета моей. Я вытянула руку, чтобы ни во что не впечататься, и пошла на свет, в глубь Сенькиного жилья. Свет пробивался из-за не плотно прикрытой двери. Её я и распахнула.
И остановилась. Господи, какая же я дура! На постели Сенька. Свет идёт от неяркого точечного освещения на потолке, но его достаточно для того, чтобы я видела, как играют мышцы на Сенькиной спине. Отсраненно думаю о том, что Сеня и правда красив. Что лицом, что вот так, простите, задницей. И наверняка девушка, что стонет под ним, думает так же. Я вижу, как беспомощно скользят по его коже её пальцы. Аккуратная, не царапает.
Я пойду, пожалуй. Желательно незамеченной. Пячусь назад. И конечно спотыкаюсь, наверняка о брошенный ботинок, Сенька никогда аккуратностью не отличался. Я могла бы упасть, но видимо три раза за день это уже перебор. Равновесие я удержала, но грохоту произвела предостаточно. Дверь в комнату я не закрыла, боясь привлечь внимание, и теперь видела, как напрягся Сенька. Скатился со своей девицы во мгновение ока, потянулся к включателю, щелкнул им, заморгал от яркого света растерянно на меня глядя.
– Катька?
– Катька, – согласилась я. – Ну, я пожалуй, пойду.
Я отвела взгляд, стараясь не смотреть на его наготу, хотя множество раз её лицезрела. Он же выругался, подобрал с пола джинсы, принялся натягивать их на голосе тело. Думаю то ещё удовольствие, с эрекцией то. Посмотрела на девушку. Милая блондинка. Сидит, одеяло к груди прижимает. Глазами хлопает. Я вспомнила себя на постели в той загородной шарашке, под пьяным Димкиным взглядом и пожалела её. Не вовремя я. Не стоило приходить. Не то, что сегодня. Вообще никогда. Сенька тем временем джинсы надел.
– Не уходи, – сказал он мне. – Иди пока на кухню.
И в спину меня подтолкнул. И на кухню почти затолкнул, свет включив.
– Ты не уходи только, – повторил снова. – Она так, никто. Сейчас уйдёт.
И смотрит на меня так. Боится, что уйду. Я именно этого и хочу. Девочку жалко, которая никто. И Сеньку жалко. Смотрит глазищами своими, в которых целое небо. Душу вынимает.
– Хорошо, – вздохнула я. – Не уйду.
И на табуретку села. Ладони на коленки положила, показывая, что точно не уйду. Сенька улыбнулся, скрылся в темноте коридора. Послышались голоса. Слов не различала, только интонации. У Сеньки – устало раздраженная. У девушки – обиженно недоуменная. Шорох, звуки шагов. Мимо кухни гостья прошла заглянув. Брови вздернула удивлённо. Видимо, достойной соперницей меня не посчитала. Не слишком трезвую, возможно, не расчесанную, не помню даже…в пятнах краски.
– Шубу держи, – буркнул Сенька в дверях. – Давай-давай… Я позвоню.
Дверь хлопнула. Сенька вернулся на кухню. К стене приснился, руки на голой груди сложил.
– Случилось что?
– Нет, – соврала я.
Не рассказывать же ему, что меня заставили переспать с Димкой? Причём совершенно непонятно зачем. Кому с этого польза? Не от любви ж искусству…
– Ты себя видела?
Он помог мне снять пальто. Под ним заляпанная краской одежда. Сенька покачал головой, то ли восхищаясь, то ли осуждая. Пальто бросил на соседнюю табуретку.
– Я так понимаю, что твоя квартира кардинально изменилась? – я кивнула, Сенька хмыкнул. – Есть будешь? Я в душ пока схожу.
Есть я буду. Он достал контейнеры с едой из ресторана. Пикнула микроволновка. Я сглотнула – и правда голодна. Вскоре передо мной выстроилась целая батарея различных, и возможно даже не совместимых блюд. Налил чаю, в огромной чашке, думаю в неё влезло не меньше полулитра.
– Эммм…спасибо.
– Ешь. Потом тоже в душ сходишь, думаю, тебе не помешает.
И ушёл. Я поела, всего понемногу. Чаю попила. И вновь себя нелепо почувствала, на этой огромной чужой кухне. Закурить бы…наверняка Сенька курит в квартире.
Сенька помылся за рекордное время. Видимо и правда, боялся, что уйду. С волос вода капает, на грудь, по коже мурашки. Смешной. Выдал мне полотенце, футболку, даже шорты, убедив, что чистые. Сам сел есть. Типичный мужчина – война войной, а обед по расписанию.
Ванная у Сеньки тоже была большой. Наверное красивой. И удивительно безликой. Может, все же стоило помочь ему с дизайном? Хотя если вспомнить, что с моей квартирой было, и что стало, то я и сама в дизайне не очень сильна. И сама ванна – полноценное джакузи, огромное. Пузырями баловаться я не стала, наскоро приняла душ. Вещи бросила было на пол неопртяной кучей, а потом вспомнила, что я же не навсегда. Уйду.
Машинка обнаружилась в соседней комнате. С миллионом различных функций. В этой же комнатке гладильная доска, сушилка, шкафчики, с бытовой ерундой.
– Красиво жить не запретишь, – вздохнула я, и засунула свои вещи на экспресс стирку.
Руки так и не отмылись до конца. Шорты норовили свалиться не смотря на то, что подвязывались шнурком. Сенька обнаружился в своей комнате. Сидел, на краешке постели, вдумчиво изучал свои ладони.
– Ты же останешься? – он замялся. – Я…белье перестелил.
Я кивнула. Останусь. Села рядышком. Мы помолчали. Сенька поймал мою руку, потер зеленое пятнышко. Не сходило.
– И на щеке у тебя тоже…не отмылось. Спасибо, что пришла.
Протянул меня к себе, обнял, крепко, в волосы мои лицом уткнулся.
– Пошли спать, – попросила я.
Легла, натянула одеяло. Сенька сзади, руку на меня закинул, подмял.
– Я тебя боюсь, – прошептал он. – Что-то происходит, а я не знаю, что…
Я поймала его ладонь, прижала к своей щеке. Сенька наверняка хочет секса – я его буквально с бабы сняла. Но с ним тоже что-то происходит. Лежит, слышу его дыхание. О чем он думает? Я закрыла глаза. Уснуть бы, прямо сейчас, да не выходит.
В комнате темно. Тепло, даже уютно. Так хорошо, что хочется обманываться, убеждая себя, что так и должно быть. Дыхание Сеньки ровное – неужели спит? Везёт…
Я вспомнила тот, наш самый первый раз. Тоже неправильный до жути. Два сломанных человека – не лучшая пара. Тогда он сам ко мне пришёл. Я уже не питала никаких иллюзий – Лялька в психушке, Димка в Москве, мамы нет вообще, как не было. Да и моя жизнь – не моя. Осознавать это смешно и страшно.
– Я тебя вытащу, – говорил тогда Сенька. Словно это цель его жизни, меня вытаскивать.
– Брось – попросила я. – Уже не выйдет. Тогда бы вышло, а сейчас…слишком глубоко завязла.
Не говорить же ему, что я жить устала. И вытаскивать меня не нужно – тут я скорее умру. Быть может даже, убьют. Хотя кого я обманываю? Не будет никто меня убивать. От живой всякой пользы больше.
– Все будет хорошо.
– Посмотри на меня. Внимательно. И скажи снова.
Я была истощена. Тогда я с завистью смотрела на наркоманов – у них хоть забвение есть. И все больше думала о том, чтобы попробовать. Сенька передо мной сел на пол. Уткнулся лицом в мои колени.
– Это же я виноват. Во всем виноват.
Говорил одно, делал другое. Целовал мои колени, скользил пальцами по коже. Мне бы остановить его, а я сидела и смотрела безучастно, словно не меня целуют. Думала – неправильно. Сенька же мне, как брат. Что мы больные ублюдки. Но столько грязи было вокруг, столько грязи. А Сенька меня любил. На что я надеялась? Что в его любовь нырну и чище стану? Не вышло. Только сильнее запуталась.
Но тогда становилось легче. Цеплялись друг за друга, не в силах спастись. Обманывались. А потом в глаза смотреть стыдно, и одеваешься торопливо, убегаешь не прощаясь. Но то сначала. Потом привыкли. Люди вообще ко всему привыкают.
А потом мне сказали, что я свободна. Обманули, конечно. И Сенька, эту мою свободу своими зубами выгрызший вдруг стал лишним. Одна я могла притворяться, что все хорошо. А он приходил, душу бередил, заставлял слезами давиться. А если не приходил, то ещё хуже… Так и вышло, что вместе никак, и по отдельности не выходит. Сколько лет наша связь тянется? Кажется, целую вечность.
Сейчас я гадала, к чему мы придем. Что за странная смесь дружбы и больной похоти? Даже захотелось все сломать. Повернуть, поцеловать его. Прижаться к голой горячей груди. Чтобы знал, что не бывает по нормальному. Не у нас. Что дружба позади осталась, в чистом детстве, а сейчас мы имеем то, что имеем – больные отношения. Созависимость.
Но я осталась лежать. И не думала даже про Димку. Вернее, старалась не думать. И искренне надеялась, что Сенька не узнает. Потому что предугадать его реакцию даже я не смогла бы.
– Кать, – позвал меня Сенька. И к себе притянул, хотя куда уж ближе. И я поймала себя на мысли, что так все же гораздо лучше, чем одной. Каким бы Сенька не был, он – родной. Тёплый. – Не спишь?
– Не сплю.
Мужская ладонь прошлась по моей руке, я замерла, думая, что сейчас все само решится, без меня. Но он просто чуть стиснул предплечье.
– Выходи за меня замуж, – сказал Сенька, показывая, что и я не утратила возможности не то, что удивляться, охреневать. – Дюймовочка.
