Текст книги "История Древнего мира, том 2"

Автор книги: Ирина Свенцицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 46 страниц)

Пока можно судить только о военно-политической организации, которую создали Аршакиды, чтобы удержать в своих руках завоеванные страны: она была достаточно гибкой и приспособленной к особенностям и традициям каждой области. Так, в западных областях засвидетельствованы названия должностных лиц, восходящие – через Селевкидов – к греческой номенклатуре чиновников («стратег Месопотамии и Парапотамии», «архос (глава) арабов» – в долговом контракте из Дура-Европос) или к ещё более древним ахеменидским терминам (аркапат – «начальник крепости»). Местные титулы и звания иранского происхождения существовали и в Закавказье (битахш, или питиахш – «наместник», «занимающий второе место»), и в Восточном Иране (нахвадар, ноходар – «держащий первое место»). Более подробно (благодаря хозяйственным документам из Нисы) исследовано административное деление, существовавшее на восточной окраине Аршакидской державы – в собственно Парфии. Здесь оно было трехступенчатым: дизпат (правитель селения или небольшой крепости с прилегающими землями) подчинялся сатрапу (шахрап), управлявшему в отличие от ахоменидской эпохи сравнительно небольшой областью, а над сатрапами стоял марзбан («охраняющий границу»), ведавший более крупной административно-территориальной единицей (все эти термины иранского происхождения). Видимо, по областям различалась и система налогообложения.

Подобная система административного устройства, приспособленная к особенностям каждой области, могла обеспечивать управление огромной державой лишь в условиях сильной царской власти, но, когда она ослабевала, немедленно проявлялась тенденция к децентрализации.

Соперничество между родами парфянской знати усиливало эту тенденцию. Ещё одна могущественная внутренняя сила, противостоявшая власти царя в Парфии,– экономически развитые города Месопотамии. Их неоднократные антиаршакидские выступления во II—I вв. до н.э.– косвенное подтверждение того, что Аршакиды пытались нарушить их традиционный статус. Каковы бы ни были процессы, происходившие в социально-экономической жизни месопотамских городов парфянского времени, ко II в. н.э. уже не наблюдается никаких резких проявлений антагонизма между этими городами и царской властью.

Тенденция к децентрализации с последней четверти I в н.э. заметно усиливается и приобретает обычно форму борьбы за власть между несколькими представителями аршакидской династии, которых поддерживали различные внутриполитические силы. В конце I – начале III в. н.э. у власти в Парфии нередко находятся одновременно два (а иногда и три) враждующих правителя, каждый из которых носит пышную царскую титулатуру, чеканит свою монету и т.д. Однако расстановка сил в этой междоусобной борьбе была, очевидно, непостоянной – мы ничего не знаем о разделах Парфянского царства, которые закрепили бы за разными ветвями аршакидской династии определенные территории: каждый из соперников претендовал на все царство. Ослабление центральной власти не замедлило сказаться во внешнеполитических неудачах (именно междоусобицы облегчили римские завоевания в Месопотамии во II в. н.э.) и в усилении сепаратистских тенденций царств и областей, составлявших Парфянскую державу. Еще в 58 г. н.э., после восстания стала независимой Гиркания, неоднократно отправлявшая собственных послов в Рим. Многие свои владения аршакидские цари теряют во II в., а к началу III в. из-под их власти окончательно выходит Парс (Перспда), где местные династии (сперва с титулом фратарак – «князь», «предводитель», затем с титулом шах(В текстах обозначается арамейским написанием – малка.)– «царь») сохранялись у власти и чеканили свою монету непрерывно начиная с III в. до н.э. Здесь правители и жречество считали себя преемниками и хранителями ахеменидского наследия. Их оппозиция Аршакидам привела в первой четверти III в. к тому, что против парфинского царя выступил Арташир, «сын Папака, из семени Сасана», победы и царствование которого открывают новую эпоху в истории Ирана – сасанидскую.

Культура Парфии.

Нельзя рассматривать парфянскую культуру как «арифметическую сумму» культур тех стран и народов, которые составляли аршакидскую державу. Не происходило и иранизации покоренных народов, насильственного навязывания им культуры завоевателей пли слияния культур с потерей облика каждой из них. Греки в Селевкии-на-Тигре продолжали приносить жертвы своим богам; в Парсе чтили Армазда (Ахурамазду) и Анахиту (особенно славился ее храм в Стахре), т.е. древних зороастрийскпх божеств, культ которых сохранялся здесь вместе с другими ахеменидскими традициями. В собственно Парфии и в ряде других областей были распространены культы, восходившие к учению Заратуштры, но претерпевшие очень сильные изменения. Несомненно, существовала и «Авеста» или ее важнейшие части, но неизвестно, в устном ли только исполнении магов или уже записанная (арамейскими буквами или как-нибудь иначе).

В арабском княжестве Хатра (среди пустыми между Тигром и Евфратом) поклонялись древним семитским божествам, хотя и изображали их по эллинистическим образцам: ал-Лат – как Афину, Шамса – как бога солнца Гелиоса и т.д. В кварталах римско-парфянского пограничного города Дура-Европос храм Зевса-Теоса мог соседствовать с синагогой, храм «пальмирских богов» – с римским «Митреумом» (митраизм – религия, очень далекая от первоначального иранского культа светового божества Митры,– распространился в Римской империи через Малую Азию, на первых порах соперничая здесь с ранним христианством).

Только в изобразительном искусстве разных областей Парфии местные черты часто выглядят как бы сглаженными – прежде всего потому, что художники в далеких областях Парфянской державы часто следовали одним и тем же эллинистическим образцам, наполняя их, однако, своим содержанием (как это было, например, с изображениями божеств в Хатре).

Широкое распространение определенного набора эллинистических сюжетов и образов (особенно популярна была, например, фигура Геракла), чисто внешних атрибутов нередко переосмысляемых изображений характерно в это время для огромной территории – от Средиземноморья до Индийского океана. Одни области, как, например, Парс, оказались в меньшей степени затронутыми этими веяниями эпохи, другие – в большей.

Очень высокого развития достигла парфянская архитектура: несмотря на явное преобладание в ней эллинистических приемов и традиций, «лицо» парфянской архитектуры определяет их сочетание с древневосточным архитектурным наследием (купольные своды особой конструкции, большое развитие открытых во двор помещений под сводом или на столбах – айванов).

Специфические парфянские черты в искусстве Аршакидского государства полнее всего проявляются в изображениях правителей. Именно в эту эпоху складываются те особенности иранского официального образа царя, которые достигают высшего расцвета в сасанидском искусстве III—IV вв.

Официальных письменных языков в державе Аршакидов было несколько. Широкое распространение имел греческий язык, служивший не только для составления различных документов, но и являвшийся языком монетных легенд. Это был прежде всего язык городов и торговли, но знали его и в собственно парфянской среде, где было распространено увлечение греческим театром. Важную роль в жизни Парфянского государства играли и семитические языки. Созданный на основе арамейского алфавита письменный язык парфянских канцелярий состоял более чем наполовину из арамейских слов, которые, однако, полагалось читать по-парфянски (таким способом записаны документы архива из Нисы и некоторые другие документы и надписи). Вряд ли у парфян существовала своя письменная литература. Однако к парфянскому времени относится расцвет искусства иранских певцов-сказителей (гошанов) и, вероятно, сложение восточно-иранского эпоса в той его форме, которая была записана позднее, при Сасан'идах, а до нас дошла в поэтической передаче Фирдоуси.

Греко-бактрийское царство.

Сведения о странах, лежавших на восточной окраине эллинистического мира (современные Афганистан, Средняя Азия, Пакистан и северо-западные районы Индии), весьма скудны и отрывочны. Далеко расположенные от цивилизаций с развитой письменной исторической традицией, эти страны лишь изредка попадали в поле зрения как греко-латинских историков и географов, так и придворных историографов китайских императоров. Собственная же историческая традиция в этих странах если и была, то нам пока неизвестна. Поэтому особенно велика ценность прямых исторических свидетельств, поставляемых археологией,– будь то хозяйственные документы или монетные находки, памятники искусства или предметы вооружения, остатки ирригационных сооружений или развалины древних зданий. Все это в особенности приходится учитывать, рассматривая историю Греко-Бактрийского царства.

В середине III в. до н.э. (между 256 и 245 гг. до н.э.) одновременно с Парфией от Селевкидов «отложился и Диодот, наместник тысячи городов бактрийских, и приказал, чтобы его величали царем; следуя этому примеру, пароды всего Востока отпали от македонян»,– пишет римский историк Юстин.

Ядро владений Диодота и его преемников составляла территория Северного Афганистана (столица Бактрии находилась около современного города Балха), однако точные границы царства определить трудно.

Стремление греко-бактрийских царей распространить свою власть на север, очевидно, наталкивалось на сопротивление обитавших там народов. Насколько грозной силой были эти северные соседи, показывает эпизод, рассказанный историком Полибием и относящийся к 208—206 гг. до н.э., когда селевкидский царь Антиох III осаждал греко-бактрийского царя в его столице. Осада продолжалась два года и была снята только после того, как греко-бактрийский царь передал через посредника Антиоху III, что «положение их обоих становится небезопасным. На границе стоят огромные полчища кочевников, угрожая обоим: если только варвары перейдут границу, то страна наверняка будет завоевана ими».

Экспансия на юг оказалась менее трудным делом: уже в первой четверти II в. до н.э. греко-бактрийский царь Деметрий перешел Гиндукуш и стал «завоевателем Индии». На его монетах в первые наряду с греческими появляются и индийские надписи, а с середины II в. до н.э. такие двуязычные монеты чеканят все последующие правители (по этому признаку их отличают как «греко-индийские» от более ранних, собственно «греко-бактрийских»).

Греко-Бактрийское царство сохраняло четкое обособление греков [106]106
  Имеются в виду люди, сохранявшие греческий образ жизни и греческую культуру; они не обязательно были потомками только греков. – Примеч. ред.


[Закрыть]от местного населения с сохранением всех эллинистических институтов и традиций в социальной жизни, греческого языка и большинства других элементов культуры. Один из греко-бактрийских городов, раскапывавшийся французскими археологами в Северном Афганистане (городище Ай-ханум у впадения р. Кокча в Амударью), – это типично эллинистический город с характерными для него акрополем и агорой, регулярной планировкой и общественными зданиями, пропилеями и портиками, колоннадами и фортификационными сооружениями, надежно охранявшими обитателей этого островка греческой культуры среди «варварского» окружения. Этот город был основан в последней четверти IV в. до н.э., а прекратил существование в конце II или в I в. до н.э.

Чисто греческий облик столь же характерен и для монетной чеканки греко-бактрийских царей – от титулатуры и имен царей до весовой системы. Именно здесь, в Бактрии, были отчеканены самые крупные в истории античного мира золотые (достоинством в 20 статеров – около 160 г) и серебряные (достоинством в 20 драхм – более 80 г) монеты.

Портреты греко-бактрийских царей на монетах считаются одной из непревзойденных художественных вершин античного медальерного искусства. На оборотной стороне монет изображались греческие божества, покровительствующие царю, прототипом для которых служили лучшие каноны эллинистического времени.

В письменных источниках встречаются упоминания только о семи греко-бактрийских царях. Основателю Греко-Бактрийского царства Диодоту I наследовал (видимо, в 30-х годах III в. до н.э.) его сын Диодот II. В 20-х годах III в. до н.э. у власти уже находился царь Евтидем, выдержавший в 208—206 гг. двухлетнюю осаду Антиоха III. В самом конце III или в начале II в. до н.э. начал царствовать его сын Деметрий, прославившийся как завоеватель Индии. В 70—50-х годах II в. до н.э. Бактрией правит царь Евкратид, именующий себя на монетах «великим». Известно, что он был современником и, возможно, противником парфянского царя Митридата I; доблестно, но не всегда успешно вел многочисленные войны; совершил, как и Деметрий, поход в Индию. Погиб Евкратид от руки собственного сына, бросившего его труп без погребения и проехавшего по крови своего отца в колеснице. Ещё два царя – Менандр и Аполлодот – упоминаются в связи с проникновением греко-бактрийских царей в Индию, что находит подтверждение и в их монетном чекане.

Наибольшую известность на Востоке получил Менандр. Рожденный близ эллинистического города Александрия, недалеко от нынешнего Кабула, он распространил свои владения далеко в глубь Индии, по-видимому проникнув в долину Ганга. Если верить индийской традиции, Менандр воспринял учение буддизма.

На этом список греко-бактрийских царей, который можно составить по письменным источникам, оказывается исчерпанным. И здесь обнаруживается, насколько неполны сведения античных авторов о греко-бактрийских и греко-индийских царях: их монетами засвидетельствовано существование ещё не менее двадцати (часто, судя по титулам на монетах, тоже «великих») царей. Где они правили и когда – на эти вопросы исследователям пока приходится отвечать только гипотетически, исходя прежде всего из самих монет.

Тохары (Да-юэчжи).

Пришедшие из глубин Центральной Азии кочевники, которые в 20-х годах II в. до н.э. угрожали Парфянскому царству с востока, представляли еще более серьезную опасность для владений греко-бактрийских царей. Китайский историк Сыма Цянь рассказывает, что да-юэчжи двинулись на запад, потерпев в 70-х годах II в. до н.э. поражение от племен сюн-ну (гунпов). Очевидно, это была борьба за господство в степях Центральной Азии. Гунны помнили об этой победе и гордились ею; их вожди, сделав сосуд из черепа убитого предводителя тохаров, еще долго пользовались им в особо торжественных случаях (например, в 47 г. до н. э. вождь гуннов пил из него «клятвенное вино», заключая мир с послами китайского императора).

Пройдя через Давань (совр. Фергану), да-юэчжи вторглись в Среднюю Азию и подчинили себе значительную ее часть. В столкновении с Бактрией они, по словам китайского историка, одержали верх (возможно, это была одна из неудачных войн царя Евкратида) и «утвердили свое местопребывание на северной стороне реки Гуй-шуй» (Амударьи). Там их и застал в 128 г. до н.э. китайский путешественник Чжан Цянь, оставивший краткое описание Средней Азии и Бактрии.

По Чжан Цянго, западный сосед да-юэчжей – Парфия, южный – Бактрия, а границей между ними служит Амударья.

У кочевников да-юэчжей в это время насчитывается «от 100 до 200 тыс. войска», но, «обитая в привольной стране, редко подверженной неприятельским набегам, они расположились вести мирную жизнь».

В Бактрии, по словам Чжан Цяня, «народонаселение простирается до миллиона»: «Там ведут оседлый образ жизни; имеют города и дома; в обыкновениях сходствуют с даваньцами.

Не имеют верховного главы, а почти каждый город поставляет своего правителя. Войска их слабы, робки в сражениях. Жители искусны в торговле... столица называется Ланьгаи (Александрия?). В сем городе есть рынок с различными товарами... купцы их ходят торговать в Индию», где «большая жара» и «люди сражаются, сидя на слонах».

Почти ничего не добавляет к сведениям Чжан Цяня китайская хроника «История Старшей династии Хань» («Цянь Ханьшу»), в которой описываются события до 25 г. н. э. В ней только перечислены пять «домов», на которые разделялись да-юэчжи, и среди них «дом» кушан (гуйшуан).

Литература:

Зеймаль Е.В. Парфия и греко-бактрийское царство./История Древнего мира. Расцвет Древних обществ. – М. .-Знание, 1983 – с. 465-475

Лекция 26: Индия во второй половине I тысячелетия до н.э.

Индия в VI-/]/ вв. до н.э.

Период второй половины I тысячелетия до н.э. в истории Индии важен во многих отношениях.

Наиболее заметным событием в политической области было образование государств общеиндийского характера, а в области идеологии – оформление буддизма. В основе этих событий лежали не столь заметные на первый взгляд сдвиги в сфере материального производства и социальных отношений.

Выяснение их составляет труднейшую задачу для историка, так как ни одна из равных по значению древних цивилизаций не оставила после себя столь скудных источников для изучения.

Для рассматриваемого периода появляются, правда, данные эпиграфики и нумизматики (и те и другие, впрочем, немногочисленны), свидетельства античных писателей. Но огромная по объему религиозная и полурелигиозная литература содержит очень немного исторических данных и все еще часто датируется очень приблизительно; отсутствуют исторические хроники, политические и хозяйственные документы дворцовых и частных архивов, точно датированные памятники действующего законодательства и т.д. Эти невыгодные для древнеиндийской историографии условия надо постоянно иметь в виду.

К середине I тысячелетия до н.э. подвижность населения – следствие освоения долины Ганга – прекращается и сменяется состоянием относительной стабильности. В это время в Северной Индии насчитывалось несколько десятков небольших и до 16 более крупных государств. В борьбе за преобладание наибольшее значение приобрели Кошала (в современном штате Уттар Прадеш) со столицей сначала в Айодхье, а затем в Шравасти, и Магадха (в южной части современного штата Бихар) со столицей сначала в Раджагрихе (совр. Раджгир), затем в Паталипутре (ныне Патна). Между ними в основном и развернулась борьба за политическую гегемонию. В начале V в. до н.э. при магадхском царе Аджаташатру она закончилась победой Магадхи, постепенно усиливавшейся все более и более и в IV в. до н.э. ставшей ядром империи Нандов, объединившей все государства долины Ганга и, возможно, часть Южной Индии в одно политическое целое.

Сведения об империи Нандов не только скудны, но и сбивчивы. А между тем она представляет собой, вероятно, интереснейшее явление в древнеиндийской истории. Все более поздние источники с редким единодушием отзываются о царствовавшей в ней династии с ненавистью и презрением, причисляют ее к шудрам (т.е. представителям самого «низкого» общественного слоя), а её основателя Уграсену Нанду называют сыном цирюльника. Около 345 г. до н.э. он сверг царя Магадхи и воцарился сам. Такое чрезвычайное при существовавшей в то время социально-психологической атмосфере событие не могло остаться простым эпизодом придворной хроники, и Уграсена встретился с сильнейшим противодействием в кругах господствующей знати; это видно из того, что о нем осталось воспоминание как о яром враге и истребителе кшатриев (родовитой знати). Вместе с тем ясно, что Уграсена должен был не только обладать выдающимися качествами государственного деятеля, но и опираться на какие-то оппозиционные господствующей знати общественные слои, иначе ему не удалось бы долго продержаться. А он не только продержался, но и подчинил военным путем огромную территорию в долине Ганга, создал государство, на которое не решились напасть в 327 г. до н.э. даже войска Александра Македонского, победоносно промаршировавшие до этого по всему Ближнему и Среднему Востоку. Но никаких данных, которые бы позволили представить картину происходивших событий и судить об их социальном характере, в нашем распоряжении нет.

Северо-Западная Индия на протяжении VI – IV вв. до н.э. состояла из большого числа мелких государств. Территории к западу от Инда в конце VI в. до н.э. вошли в состав империи Ахеменидов. Возможно, что власть персидских царей распространялась и на какие-то территории к востоку от Инда, но как далеко в глубь страны, это даже приблизительно указать невозможно.

Александр Македонский после разрушения империи Ахеменидов и отпадения бывших индийских сатрапий этой империи в 327 г. до н.э. вторгся в глубь страны. Некоторые из расположенных здесь государств подчинились добровольно, другие же оказали ожесточенное сопротивление. Хорошо известно, какой трудной для Александра оказалась, например, его победа над одним из пенджабских царьков – Порой. Обескураженные этим сопротивлением и трудностями похода, воины Александра отказались последовать за ним, когда он вознамерился напасть на империю Нандов, о могуществе которой греко-македонцы были много наслышаны; им было известно, что на левом берегу Ганга их ожидает армия в 200 тыс. воинов пехоты, 80 тыс. всадников, 8 тыс. колесниц и 6 тыс. слонов, т. е. более чем десятикратно превышающая войско Пора.

В 325 г. до н.э. Александр ушел из Индии, оставив в завоеванной части страны подчиненных правителей и греко-македонские гарнизоны.

Империя Маурьев.

Пребывание захватчиков на индийской земле оказалось недолговечным: уже в 317 г. до н.э. последний их отряд покинул страну. Причиной этого были как войны между полководцами Александра после его смерти, так и борьба индийцев против иноземных завоевателей.

Возглавил эту борьбу Чандрагупта Маурья. По некоторым сведениям, он был родом из шудр, но большинство источников указывают, что он происходил из родовитых кшатриев. В молодости Чандрагупта служил Нандам, но рассорился с царем и вынужден был бежать на северо-запад страны. Здесь он примкнул к Александру, уговаривал его вторгнуться в долину Ганга и обещал легкий успех, так как царь – низкого происхождения и подданные не поддержат его. Но попытка расправиться с противником чужими руками не удалась, так как Александр не решился продолжать поход дальше на восток.

После смерти Александра и последовавшего затем замешательства в его империи Чандрагупта добился изгнания греко-македонцев из страны и укрепился на северо-западе так, что смог возобновить борьбу с Пандами. На этот раз она была успешной: царствовавший тогда сын Уграсены Дхана Нанда был около 317 г. до н.э. свергнут, и Чандрагупта воцарился в Паталипутре. На всех этапах бурной карьеры Чандрагупты его верным сподвижником и советником был брахман Чанакья, ярый враг Нандов. О Чанакье в преданиях осталась память как о хитроумном политике, поэтому ему (под именем Каутилья) приписывалось составление известнейшего сочинения «Артхашастра» – «Наука о политике».

Несмотря на то что о Чандрагупте сохранилось множество преданий, точно известен только один факт его 24-летнего царствования. Около 305 г. до н.э. произошло военное столкновение между ним и Селевком I Никатором, вторгшимся в Индию. Повидимому, перевес остался на стороне Чандрагупты, так как Селевк в обмен на 500 слонов вынужден был уступить противнику значительные территории современных Афганистана и Ирана; Чандрагупта получил также в жены дочь Селевка. После этого ко двору Чандрагупты прибыл от Селевка посол Мегасфеи, оставивший описание Индии, до нас не дошедшее, но хорошо известное по обширным цитатам в сочинениях других античных писателей.

После 25-летнего царствования сына Чандрагупты Биндусары (293—268 гг. до н.э.), о котором почти ничего не известно, воцарился его сын Ашока (268 г. до н.э.), при котором империя Маурьев достигла наибольшего расцвета.

Империя Маурьев в царствование Ашоки охватывала почти весь Индийский субконтинент, за исключением крайнего юга Декана, а также значительные территории к западу от Индии. Эта империя была создана, по-видимому, в основном воинскими трудами его отца и деда, так как от правления самого Ашоки известно только о завоевании им на восьмом году царствования Калинги (совр. Орисса). Главной задачей, стоявшей перед ним, было не дальнейшее расширение пределов и без того огромной империи, а внутреннее ее укрепление, сплочение в единое целое большого числа народов, различавшихся по языку, культуре и уровню социального и экономического развития.

Самой настоятельной была потребность в организации управления. Вся империя была разбита на пять основных областей – паместничеств, управлявшихся обычно членами царского дома: Магадха с долиной Ганга, находившаяся под непосредственным управлением из Паталипутры, северо-запад с центром в г. Таксиле, запад (г. Уджияни), Калинга (г. Тосали) и юг (г. Сувариагири). Наместничества делились на более мелкие административные единицы. Сам царь и высшие сановники систематически объезжали провинции с инспекционными целями.

Насущно необходимым было создание идеологической основы империи. На ее территории существовало множество племенных религий, что создавало между правительством и подданными и между самими подданными многочисленные общественные и культурные перегородки.

Нужна была религия, более соответствующая новым общественным и политическим условиям, способная стать единой для разноплеменного населения огромной страны. Лучше всего для этого подходил буддизм. Ашока, религиозная политика которого нам хорошо известна благодаря многочисленным надписям, оставленным им на колоннах и скалах, сумел оцепить его. Он сам принял буддизм и государственной поддержкой, щедрыми дарами буддийской общине и строительством культовых сооружений способствовал его распространению. Государство впервые при Ашоке начало устанавливать контроль за духовной жизнью своих подданных.

Государственная и религиозная политика Ашоки встречала постоянное сопротивление со стороны местных сепаратистов и брахманского жречества. Особенно обострилось положение в последние годы жизни Ашоки; возможно даже, что он был отстранен от фактической власти. После его смерти (231 г. до н.э.) начались ослабление и распад империи, ускорившийся благодаря нападениям со стороны Греко-Бактрийского царства. Около 180 г. до н.э. последний представитель династии Маурьев был свергнут и убит своим военачальником Пушьямитрой, основавшим новую династию Шупгов. В это время власть царей Магадхи распространялась, видимо, только на долину Ганга и на земли, непосредственно примыкавшие к ней с юга.

Государству Шупгов пришлось неоднократно и не всегда удачно воевать с греко-бактрийцами и индийскими государствами на западе, возглавлявшимися греческими динасхами.

В 68 г. до н.э. в Магадхе произошла очередная смена династии: к власти пришли Канвы, о 45-летнем правлении которых почти ничего не известно.

Образование и полуторавековое существование первого всеиндийского государства Маурьев имело огромное значение. Было достигнуто (хотя и насильственным путем) политическое объединение самых различных по этнической принадлежности, языку, уровню развития, характеру производства и формам культуры народностей и племен. Это способствовало общему экономическому развитию, сближению составных частей империи, обмену культурными достижениями.

Индия все это время не подвергалась вражеским нашествиям. Установлены были внешние торговые и политические отношения со странами Средиземноморья.

Южная Индия.

Вплоть до начала нашей эры Южная Индия (полуостровная часть страны) заметно отставала от Северной. Это было следствием менее благоприятных условий для занятия земледелием и для внутренних связей, большей удаленности от других центров древних цивилизаций. В последние века до нашей эры положение начинает меняться.

Распространение железных орудий труда позволило местному населению преодолеть трудности в освоении новых земель, добыче полезных ископаемых, развитии морских промыслов и установить морские связи с другими странами (Африкой, Цейлоном, Юго-Восточной Азией). Пребывание большей части Южной Индии в составе империи Маурьев также способствовало усвоению местным населением передового северо-индийского опыта.

Уже в период Маурьев известно о существовании на крайнем юге нескольких государств (Керала, Чола, Пандья), отстоявших свою независимость, что свидетельствовало об их достаточной зрелости.

После же распада империи на территориях, принадлежавших ей ранее в Южной Индии, также образовались самостоятельные государства, причем некоторые настолько сильные, что сами совершали завоевательные походы в Северную Индию (Калинга, государство Сатаваханов).

Хозяйство и общественные отношения.

Рассматриваемый период отмечен прогрессом во всех областях экономики. В сельском хозяйстве происходило освоение новых земель, развитие искусственного орошения, расширение набора возделываемых культур. Известно о существовании крупных хозяйств – царя, знати и богачей – в многие сотни гектаров, с тысячами голов скота, с большим числом подневольных работников. Основной задачей животноводства становится выращивание рабочего скота.

Лесные и морские промыслы остаются уделом отсталых окраинных племен. От этого периода мы уже располагаем некоторыми данными, чтобы судить о формах земельной собственности. Соответственно уровням развития отдельных обществ формы эти были неодинаковы – от первобытных коллективных до вполне развитых частновладельческих. Но даже в самых передовых обществах, где существовали не только владение и пользование землей, но и все основные формы отчуждения земли (дарение, продажа, передача по наследству), государство сохраняло право собственности на необрабатываемую землю, на полезные ископаемые и на клады, а община – на пастбища и пустоши. Кроме того, и государство и община сохраняли право на контроль за всеми земельными сделками.

Важнейшим свидетельством технического прогресса является развитие ремесла. Имеется много данных о высоком уровне развития черной и цветной металлургии, кузнечном, оружейном и ювелирном деле, хлопкоткачестве, резьбе по дереву, камню и кости, гончарном деле, парфюмерии и пр. В каждой деревне было несколько ремесленников, удовлетворявших скромные потребности односельчан в промышленных изделиях, но основными центрами сосредоточения ремесла, особенно по производству сложных и высококачественных изделий и предметов роскоши, были города. Здесь ремесленники расселялись по специальностям и имели свои союзы – шрени, представительствовавшие перед властями и защищавшие ремесленников от произвола. Немало крупных мастерских, в которых были заняты и подневольные труженики, и наемные работники, принадлежало царю (верфи, прядильные, оружейные, ювелирные).

Развитие материального производства и специализация его приводили к росту торговли. Наметилась также естественная областная специализация: Магадха славилась своим рисом и металлами, северо-запад страны – ячменем и лошадьми, юг – драгоценными камнями, жемчугом и пряностями, запад – хлопком и хлопковыми тканями; хлопкоткачеством отличались и некоторые города вне этой области – Варанаси, Матхура и др. Купцы были людьми богатыми и уважаемыми; как и ремесленники, они объединялись в шрени.