Текст книги "Директива 22 (СИ)"
Автор книги: Ирина Ростова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
– Я думаю, они будут доступны в ближайшие несколько часов, несмотря на все трудности, руководство продолжает работать.
– О, я вижу, – ехидно согласился Кин, скашивая глаза на стакан с ядерным алкоголем, который Мевз-ло-Джахеррам забыл на столе.
– Итак, – явно преодолевая дурноту, сказал мне Кин по дороге обратно до Управления. – Ты считаешь, он врет, но врет недостаточно для того, чтобы выжать из этого обоснованные обвинения.
– Все врут, – меланхолично говорю я. Интересно, Кину так стабильно хреново в любых флаерах при полетах дольше, чем пять минут, что это, похоже на хитрое проклятье, а не на простую физиологию. – Но я думаю, что он сам не менял это. Скорее, знал, что изменение было, и ничего не сделал, но сам – нет. Он, несомненно, скользкий жук, но какая часть этой скользкости связана с мухляжом, а какая – просто служит самозащите?
– Отвратительно, – заключил Кин. – И никуда не годится.
– У нас остается вариант поговорить с Горун и финансистом. Как там? Лссин.
– Что это за фамилия такая? Или имя.
– Вероятно, кто-то из негуманоидных рас.
– Мальчик или девочка?
– Какая тебе разница? Тебе его допрашивать, а не на танец приглашать.
– Это был эвфемизм?
– Возможно.
– Держи свои грязные эвфемизмы при себе.
– Они чистые. Я их мыл.
– Справку принеси, – отмахнулся Кин.
Управление встретило нас полнейшим омутом отчаяния и тоски, в которых пребывал третий участник нашей команды.
– Я уже раз сто пятьдесят видела, как Иль с кофе проходит досмотр, – пожаловалась она, стоило нам появиться на пороге.
– Врешь ты все, или смотришь невнимательно, – не соглашаюсь я. – Там столько раз накопиться не могло.
– Зато пара дней точно отсутствует, я проверила.
– Это как?
– А так. Я бы не заметила по всем остальным, но Иль сюда ходит каждый день, и ты, Кин. Кроме выходных. А в одном месте Иля не было в будний день на входе и выходе, а, значит, запись была подменена. В общем, я запустила поиск дубликатов, и нашла несколько дней, которые были подменены записями с того же дня прошлого года.
– Вполне практичное решение, – хвалит нашего злостного хакера Кин. – Главное, без особой мороки. И чем знаменательны эти дни?
– Понятия не имею, – призналась Дип. – Я написала письма всем руководителям подразделений с датами этих дыр, но они пока молчат, тоже.
– Дай, – прошу я, и она протягивает мне планшет. Я, в самом деле, не могу ни с чем связать эти даты. Это были обычные дни, обычные расследования, даже практически без особого нависания Директивы 22, никаких форс-мажоров. Не к чему прицепиться.
– Я даже фотографии с комма пересмотрела за эти дни, пыталась вспомнить, что там было.
– И?
– И ничего. Что бы это ни было, оно было совершенно мимо нас. Но Лад обещал что-то придумать, чтобы по всем данным, которые мы соберем, сделать корреляцию. Так что все, что у вас есть по этим дням, шлите ему. И все пришлют – все министерство. Может, что-то найдется.
– Или нет.
– Или нет. А у вас как?
– Достаточно безрезультатно. Они врут и валят на центральный офис. С чем я нас и поздравляю, потому что нас ждет второй раунд с разгневанной госпожой Горун.
– Может, она не будет сейчас такой злой.
– Будет, – не соглашаюсь я.
– Почему?
– Потому что в этот раз в кадре буду еще и я.
– А, может, не надо? Толку от твоей телепатии все равно никакого с межпространством.
– Надо. Помните, как она дергалась при мысли о Палаче Эвердена? Она ненавидит альваров, и может от злобы сказать больше, чем собиралась. А слюной через межпространство забрызгать не получится.
Госпожа Горун отозвалась не ранее, чем через два часа, с пятого нашего приветствия, отправленного в ее адрес. Каждое из них было прогрессивно более грозным, и последнее завершалось обещанием обязательно пообщаться напрямую с Тир-ар-Ллеа о том, что мы не можем получить от нее ответы на вопросы, задерживающие следствие. За это время мы успели, развлекаясь, отыскать еще несколько проплат на сомнительные дубликаты фирм в других счетах: обычно это были оплаты за размещение роликов, или простые офисные услуги. Каждый раз оплата на сторону была спрятана в потоке аналогичных платежей на правильные реквизиты, и почти всегда это были разовые платежи. Когда мы записывали последнее обращение, Дип уже не обращала на нас внимания, с энтузиазмом разбирая счета, реквизиты и сведения о подставных конторах. И что бы там ни было, я был уверен, что она докопается.
– Собственно, – говорю я на запись, – Тир-ар-Ллеа недавно сам мне звонил. Вы не можете не знать, что этот номер, – я поворачиваю в камеру комм с выведенной информацией о звонке Тира. – В самом деле его. И я прямо сейчас попрошу его попросить Вас содействовать.
Имя Тира способно на волшебство. Мы получили, наконец, ответное видео, где Горун, по всем приметам злая, как черный демон из альварских сказок, смотрела на нас, как на дерьмо.
– Вы отвлекаете меня от важных дел и угрожаете – я вам это попомню, – сообщила она. – Думаете, вам все можно? Палачи и жулики.
Я знаю, кого конкретно она имела в виду под палачами и жуликами, хоть и смотрела она просто в камеру, а не на меня.
– Госпожа Горун, мы были вынуждены прибегнуть к Вашей помощи, – спокойно ответил Кин, игнорируя ее предистерическое состояние. Кажется, я в самом деле произвел нужный эффект, и она может и выдать что-то, что совсем не собиралась, просто от злости. – Дело в том, что мы нашли вероятные следы подлога в документе, предоставленном представительством фонда в Альянсе. Я направляю Вам копию. Пожалуйста, прокомментируйте осуществленные выплаты.
– Какое это имеет отношение к вашим деньгам? – возмутилась на присланном тут же в ответ видеофрагменте, а следующий мы ждем уже дольше.
– Это обычный счет на оплату размещения видеороликов. Я не понимаю, что вам от меня надо и что вы хотите услышать.
– То есть, вы можете утверждать, что ничего не знали о том, что один из платежей был направлен не самой фирме «Медиасфера», а подложной дублирующей фирме сомнительного происхождения?
Нас ожидала новая пауза, которая, видимо, потребовалась Горун, чтобы проораться на камеру как следует. Собственно, все следующее сообщение состояло из одного только ора. Вот только я ее эмоциональному выплеску почему-то совсем не верю.
– Да как вы смеете? Вы меня, меня обвиняете в мошенничестве? Я понятия не имею, что вы там выделывали с нашими документами, что вы там выделывали с нашими подписями, что вы творили с нашими отчетами, и как глубоко запустили свои грязные руки в нашу бухгалтерию! Вы, остроухие демоны, только и ждете, чтобы нас всех очернить!
– Госпожа Горун, – с осуждением сказал Кин, пока я молчу и нагло улыбаюсь в камеру. – Никто и ни в чем вас не обвиняет, конечно же. Мы столкнулись с подозрительной активностью и привлекли к ней Ваше внимание. Возможно, у вас происходила какая-то утечка, воровство средств, в результате такого же вмешательства, как это случилось с нашими банками. И сведения от вас могли бы помочь нам.
– Что бы у нас не происходило, это НАШИ ВНУТРЕННИЕ ДЕЛА! – заорала она так оглушительно со следующего отрывка, что у меня те самые «остроухие» уши просто в трубочку свернулись. – Мы сами разберемся с нашими делами и накажем виновных!
– Погодите, погодите, но эти документы относятся к деятельности вашего фонда на территории Альянса, что делает проблему нашей юрисдикцией, и, более того, попадает под директиву 22, так как связана с нашим текущим основным расследованием, – попытался прикрутить ей коптящий фитилек Кин, но безрезультатно.
– Мы сами разберемся с нашими делами, говорю вам! Уберите своих ручных демонов и сами уберитесь подальше, и не суйте свой нос, иначе останетесь без него! И тот урод тоже свое получит, попомните свое слово! И жалуйтесь Тир-ар-Ллеа сколько вам будет угодно, потому что я сейчас же, сейчас же звоню Кирсу, и он звонит ему, и мы вас выведем на чистую воду, проклятые жулики! Да вы там все заодно, и урод этот продался Альянсу!
И она, конечно же, больше нам отвечать не стала. Я задумчиво щурюсь и потираю шрам.
– Будем пытаться прозвониться этому, этой…? Лссин, – спросил Кин.
– Можно, – я пожимаю плечами. – А ты там, Дип, будь лапочкой, поищи совпадения между закрытыми заказами Коды и уходами денег со счета фонда в Альянсе.
Дип поднимает на меня удивленные глаза от терминала.
– Ты что, думаешь, что они в самом деле заказали эту кражу? Мне казалось, мы эту версию отмели.
– Вы, может, и отмели, – хмыкаю я. – А я – нет. Кроме того, я думаю, тут дело в другом. Ну, что, тебе трудно, что ли? Все равно роешься. Поищи.
Дип бросила на Кина взгляд за подтверждением, получила не слишком уверенный, но все же кивок в ответ, и вернулась к своим файлам. Я же выдерживаю пристальный, испытующий взгляд нашего шефа.
– Что? Я в самом деле считаю, что между ними должна найтись какая-то связь. Это все слишком очевидно, и особенно меня убеждает в этом золотой дождь из ваших зарплат.
– Да, это все больше похоже на месть, что ли? Но она может быть и личной. Например, тому же ло-Лланнренну.
– Или той же Горун, – соглашаюсь я. – Но сомневаюсь, что дело в Хастингсе. Он сумасшедший ученый, конечно, но, вроде бы, из них самый безобидный.
– Да, только на него есть ордер на арест, – с удовольствием просветила нас Дип.
– Где это?
– В СОНМе. Поэтому эту информацию так долго было получать – они не горят желанием прямо так вот сотрудничать. Но Хастингс их очень заинтересовал.
– И за что же его ищут?
– Он собирал детей на отсталых планетах и ставил над ними опыты, пытаясь создать псионический потенциал. Лет пятьдесят назад. Надо полагать, тогда он был молодым и бодрым амбициозным ученым.
– Какая дивная компания у них там подобралась, вот честное слово, – комментирую я, а Кин скривился.
– Вот за это я ненавижу Созвездие. Настоящий рассадник преступников, которых во всех приличных местах арестуют, как только увидят.
– С каких это пор СОНМ стал считаться приличным местом?
– С того момента, как они сообщили нам об ордере на Хастингса, конечно. Хорошие, значит, там все-таки люди.
– Особенно они прекрасны тем, что их ордер на арест обычно означает, что пойманному в ту же секунду вскроют живот, вытащат кишки и заставят измерить их шагами, – любезно подсказываю я.
– Какие душевные люди, – крякнул Кин.
– И такой душевный Иль, который дает себе труд узнать такие подробности, – проворковала Дип со своего места.
Я прикладываю руки к груди и склоняю голову, изображая, что раскланиваюсь. Что делать, у меня в голове в самом деле целая куча разрозненных знаний о самых разных ненужных вещах.
– Лссин? – напомнил Кин.
Не отвлекая Дип от ее трудов, мы сами находим в материалах дела номер финансиста фонда, и начинаем дозвон. Совершенно, наверное, не странно, что оно (он, она?) отвечает сразу же. Видимо, Горун тут уже успела пройтись с предупреждениями. Лссин действительно оказывается негуманоидным существом. Она кицилос – немного похожее на сухопутного спрута создание, чья раса отличается широко известной склонностью к коллекционированию и систематизации. Это, в самом деле, делает их прекрасными финансистами и мастерами инвестиций, и вот, например, мой собственный консультант-финансист этих вот кицилосов начисто не переносит, как самую мощную конкуренцию своему прирожденному таланту делать деньги, прятать деньги, вкладывать деньги и намывать деньги из воздуха.
– Лссин, простите, не знаю, как к Вам правильно обращаться, мы хотели бы задать Вам вопрос о нескольких визированных вами документах фонда «Дети науки». Мы направили Вам копии.
Вот в чем я архибесполезен, так это в чтении негуманоидных форм жизни по межпространственной связи. Если в гуманоидных я еще могу разобраться и так, без псионических воздействий, на основании опыта общения и основных невербальных признаков, то с негуманоидными швах. Ладно еще, когда можно телепатически прицепиться и хоть как-то прочитать – хотя структуры сознания у них обычно совершенно чуждые, пока разберешься – упаришься. Но вот так, через межпространство? Дохлый номер. Скорей госпожа Горун скажет мне «добро пожаловать в мою голову».
– Это внутренние документы фонда. Все платежи произведены в соответствии со сметой, должными отчислениями по налогообложению и по согласованию с руководством, – почти пропел синтезатор речи, расположенный примерно в середине тела кицилоса.
– Мы обратили внимание, что часть платежей произведена на компании-дубликаты с другими реквизитами. Как Вы можете это объяснить?
– Все платежи произведены в соответствии со сметой и тем подрядчикам, которые были выбраны и одобрены для проведения работ. Выбор подрядчика – внутренняя политика компании.
Кин возмущенно поморщился.
– Дублирующая компания «Медиасфера» имеет лицензию на рекламу, но не имеет ни одного выполненного обязательства, кроме ваших, и была ликвидирована вскоре после проведения сделки. Здесь на лицо следы экономического преступления, вероятно, связанного с легализацией преступных доходов или иной угрозой, вероятно, попадающей под директиву 22. Прошу вас внимательно изучить эти транзакции и подтвердить, что они были произведены именно за те услуги, которые указаны, предоставив отчеты об их выполнении и фактологические результаты, заверенные именно этой компанией. Документы, предоставленные первой фигурирующей в Ваших документах компанией «Медиасфера», не подходят.
– У нас есть все отчеты, и они были предоставлены Вам. Я не понимаю ваших требований. Пожалуйста, изложите претензию в письменной форме и направьте через посольство Созвездия для передачи нам.
– В ваших отчетах за все работы по смете отчитывается первая, настоящая компания «Медиасфера», для которой спорные работы тоже указаны, но в разбивку в других пунктах, судя по техническому заданию, – Дип подсунула Кину планшет с нарытыми данными, и тот уверенно зачитал с листа. – Отчет же предоставлен по всем пунктам сметы, перекрывая спорный пункт – вот этот, 10.2, размещение видеоролика в трансляции блоггеров по списку. Но за этот пункт отчета вы платили другой компании.
– Я не понимаю ваших требований, – повторил(а) Лссин. – Пожалуйста, изложите претензию в письменной форме и направьте через посольство Созвездия для передачи нам.
– Я прошу Вас объяснить простую вещь. Почему работу выполнила одна компания, а деньги ушли другой? Именно здесь, именно в этом пункте, не говоря уже о других!
– Простите, я не понимаю Ваш вопрос. Пожалуйста, изложите его в письменной форме и направьте через посольство Созвездия для передачи нам.
– Его заклинило, что ли?
– Они могут бесконечно ссылаться на дефекты работы ретранслятора, – махнула рукой Дип. – Заканчивай эту фигню, ничего ты от этой каракатицы не добьешься.
Кин вздохнул, кивнул, отправил короткое последнее сообщение о том, что «спасибо за помощь, мы непременно направим вопросы и требования в письменной форме через посольство Созвездия для передачи вам», и обернулся на Дип.
– Хочешь сказать, что зато ты нашла что-то интересное?
– Именно. Вы были правы – некоторые выполненные задания Коды плюс-минус «бьются» с проплатами Фонда.
– И что он для них делал?
– Протаскивал через банки крупные суммы денег. А еще – «обеспечивал доступ» к какому-то арестованному судну. Достаточно давно, месяцев восемь назад.
– Надо выяснить, что это за судно, и как он связан с этими подставными фирмами. У них должно быть что-то общее.
– У некоторых из них общий прокси-регистратор, который оформлял документы для подачи в Реестр Альянса. Я думаю, стоит его навестить.
– Если он функционирует, то обязательно и прямо сейчас. Иль?
– Только попробуйте, – возмутилась Дип. – Я все утро корпела над цифрами, пока вы прохлаждались. Моя очередь ехать!
Кин выгнул бровь, глядя на меня. Я сдался.
– Ладно, уступаю дорогу, гм, уму и красоте, – говорю я.
– А ты тогда у нас кто?
– Храбрость и безумие, – тут же придумываю я.
– А Кин?
– Опыт и ответственность.
– Тогда я тут самая полезная, – заключила Дип и торопливо встала, пока мы не передумали. – Не скучай тут без нас.
– Непременно, непременно буду рыдать в уголке, – обещаю я, демонстративно потягиваясь.
– Устроив вечеринку на все здание, – хмыкнул Кин. Проходя мимо, к выходу, он дружески хлопнул меня по плечу, а Дип подняла какую-то скомканную бумажку с пола рядом со мной и кинула мне на стол.
– От тебя мусор уже разлетается.
– Ну, хоть не песок, – смеюсь я.
Некоторое время после их ухода я просто туплю, обдумывая перспективы дальнейшего расследования, потом начинаю без особых надежд искать сведения по всем арестованным за последние три месяца космическим судам. Под руку попался найденный Дип мусор, и я собираюсь было выкинуть неопрятный комок в биокорзину, но вижу, что на бумажке есть какой-то текст, и поэтому разворачиваю, гадая, что это я там записал, а также зачем и когда.
Но это не моя работа. Текст написан прямыми печатными буквами алфавита сайедхе, но слова на весторне.
«Мои сведения могут быть полезны для вас. Приходите незаметно во двор на Индер-40 в четыре часа по стандарту».
Чудесно. А сейчас – больше трех. И Дип с Кином уехали больше получаса назад. И Индер-40 не так уж близко.
И кто мог это нам подсунуть? Сомневаюсь, что кто-то прошел прямо сюда, особенно после всех встрясок безопасности, чтобы оставить такую прописульку, скорее, я или Кин, или Дип принесли ее на себе, и я с Кином вероятней, потому что мы сегодня выезжали. Кто это мог подсунуть? Мевз? Сорель? Кто-то на улице? Но я не помню, чтобы по дороге мы с кем-то соприкасались достаточно близко. Значит, это произошло в офисе фонда.
По логике всех вещей, я должен сейчас вызвать подкрепление или Дип с Кином, и отправляться на встречу только так, потому что это запросто может быть ловушка.
Но, с другой стороны, я далеко не беззащитен. Чтобы справиться со мной не так давно не хватило и пяти стрелков, усиленных телепатом. Генератор у меня заряжен, бластер тоже, я в хорошей форме, насколько это возможно. А записка не создает у меня ощущения ловушки. Может быть, у нас правда пытается появиться информатор? Было бы неплохо, если бы хоть какая-никакая сволочь из фонда все-таки заговорила.
Это, в принципе, решает дело.
Я пишу Кину, что отправляюсь проверять зацепку на Индер-40 к четырем, и что если они освободятся в ближайшее время, то чтобы появлялись там аккуратно, чтобы никого не спугнуть.
И, да, я туда еду. Потому что любопытен и самоуверен, и, как уже сообщал – отличаюсь самой простой и глупой разновидностью храбрости.
И, да, я даже не беру флаер Министерства, чтобы соблюсти требование о «незаметно», и точкой высадки назначаю еще более глубокий проулок, которых в районах старой застройки Тайрены полно и даже больше, и уже оттуда пробираюсь, что называется, огородами к искомому зданию. Оно предназначено на снос, о чем свидетельствуют яркие голограммы строительных работ, как бы намекающие – убирайся отсюда, пока не завалило. Здание, в самом деле, выглядит угрожающе, как будто едва держится, буквально на соплях. Это какой-то старорежимный особнячок, окруженный забором чуть выше человеческого роста, весь увитый каким-то растением. Виноград, может быть? Я совсем не ботаник.
Оглядевшись, пересекаю заградительные голограммы, разворачиваюсь и нахожу себе удачный угол, из которого видно весь двор, и спина прикрыта. Подключаю по очереди всю схему, от импланта до генератора, проверяю бластер и застываю в ожидании.
Мой человек появляется через несколько минут, причем не со стороны воротец в заборе, а из недр частично обрушенного здания, и я знаю этого человека, конечно же. У меня было две основных версии – так что я угадал ровно на пятьдесят процентов. Это Сорель.
Он двигался нервно, дергано и выглядел далеко не так уверенно, как утром. Вероятно, это в самом деле был качественный блеф, или же он успел испугаться за прошедшее время донельзя.
– Вы один? – отрывисто спросил он, и я кивнул.
– Вы хотели поговорить, господин Сорель.
– Эндер. Энди, – точно таким же резким тоном поправил меня он. – Да. И хочу. Спасибо, что пришли.
Я пожимаю плечами.
– Я думаю, ничего Вы не выяснили у этих жучек? – спросил он.
– Ничего другого я и не ожидал.
– У меня есть на них. Многое есть. Вернее, не многое, но есть. Достаточно, чтобы найти зацепки, чтобы раскрутить.
– И на каких условиях Вы готовы этим «многим, но есть» поделиться с нами? Официально?
– Я хочу защиты. От них всех, от Созвездия. От остальных.
– Вы понимаете, что я не могу сходу дать Вам этих гарантий?
– Почему это? Вам нужны доказательства, что у меня есть сведения? Да?
– Нет, потому что у меня нет официальных полномочий, – объясняю я. – Я – внештатный консультант Управления Быстрых Решений, и даже не постоянный сотрудник. Поэтому за официальными гарантиями нам придется обратиться к Кинслееру.
– Плевал я на официальные гарантии, – его голос сорвался, и он закашлялся. – Я знаю, кто Вы. Иль Гиллернхорн, тот самый и сын того самого. Я хочу Ваших, лично Ваших гарантий, что Вы и Ваша семья за меня впряжетесь, если что. Перед сучьим Тиром, перед его людьми.
Я некоторое время смотрю на него, сосредотачиваясь на поле его мыслей так, что мне самому чудятся искры и щелчки энергии вокруг.
Стоит ли это дело такого личного вовлечения? Чтобы вот прямо так вписаться и собой, и своей семьей в помощь какому-то там свидетелю?
В общем случае ответ был бы, конечно, «нет». Мы не раздаем направо и налево таких обещаний. Но директива двадцать два? Директива двадцать два заставляет меня согласиться.
– Да, я обещаю Вам, Энди, свою личную защиту, если Вам будет угрожать опасность в связи с данными Вами показаниями.
Он видимо расслабился, и я расслабляюсь тоже, на короткий миг, и это, видимо, ошибка. По крайней мере, вспышку лучевого оружия я успеваю увидеть только краем глаза – первую вспышку, которая срезает нижний балкон со здания начисто, и аляповато украшенная громада, треснув, несется вниз. У меня есть меньше секунды, наверное, на все решения и все взвешивания, но она получается очень долгой. До следующего удара сердца я успеваю передумать сотню вещей, мысленно попрощаться с семьей и друзьями, пожалеть о своем обещании защиты и вытолкнуть Сореля из-под обвала, роняя его на землю торопливо и от этого не очень верно рассчитанной силой телекинетического толчка. Я тут же поднимаю кинетический щит, ожидая продолжения, и второй вспышки я не вижу, но она явно есть, потому что по щиту барабанят не только мелкие ошметки штукатурки, но и арматура, крупные куски лепнины, части строительных блоков. Это старый, когда-то прочный дом, в нем все кондовое, мощное, из тяжелых материалов времен активного освоения природных ресурсов, и он вполне может стать мне – и Сорелю – прекрасным надгробием, потому что лазер, по всей видимости, даже не военный, а строительный, продолжает шарить по зданию, выполняя вполне закономерные работы по демонтажу. Что это, вообще, такая волшебная случайность?.. На нас падают куски декора, балконы, балюстрады, и я понимаю, что сейчас начнет падать и все остальное – а двор становится все непроходимей.
– Надо выбираться, – яростно кашляя от потоков пыли, которую я не могу сейчас еще и фильтровать кинетическим щитом, выдавил Сорель. – К выходу, давай!
Он прошел бы – пока не рухнула вся конструкция, двор проходим для нормального человека, но у любого, даже самого мощного гравикресла есть ограничения. У моего люфт подъема и механики расчета движения позволяют подниматься и спускаться на пять-семь ступенек, что вполне достаточно, но я не уверен, что получится одолеть неровные завалы, в которые быстро превращается двор.
Впрочем, попытка стоит попытки.
– Не отходи дальше, чем на метр, – предупреждаю я и машу рукой в сторону мигающей при каждом прямом попадании сферы вокруг нас. Кинетический щит быстро жрет запасы энергии генератора, но без него мы были бы мертвы уже раз десять. Сорель кивнул, без спросу вцепился за спинку кресла, чтобы не следить за расстоянием между нами, а я поднимаю гравитационный люфт на максимум и пытаюсь продвинуться из с таким тщанием выбранного угла к воротам. Пока мы двигаемся – медленно, стремно, потому что уже нигде нет ровной поверхности и датчики кресла не могут найти пол для расчета – мимо нас и на нас падают обломки здания, и лазер, курсируя, пару раз задевает за кинетический щит. Я вздрагиваю каждый раз, и новая порция энергии утекает из генератора на залатывание дыр. Это похоже на локальный конец света. Мы с Сорелем оба кашляем, задыхаемся, глаза слепит пылью так, что мы толком не видим уже, в правильном ли направлении пытаемся спастись. Я соображаю послать сигнал тревоги Кину, на несколько мгновений задержав наше продвижение, и этих мгновений чертовому лазеру хватило для того, чтобы упереться прямо в мой кинетический щит и начать палить его в лучших традициях военных действий.
– Быстрее, – выкашливаю я, скорее себе, чем Сорелю, но он и сам чувствует или видит, да немудрено тут не видеть – от постоянного попадания лазера щит блестит, и становится красноватым, распыляя световые лучи.
– Как же так, – прохрипел Сорель и всем весом налег на гравикресло, проталкивая его почти боком между строительными обломками.
И мы упираемся – впереди выход, сверху и позади лазер, не устающий нас преследовать, намекая, что это не самая случайная случайность в мире, а, скорее, наоборот, а ровно перед нами – пылевой и защитный экран, по все правилам демонтажа воздвигнутые вокруг зоны сноса.
– Да как же так, – повторил Сорель.
Я молчу, перерасчитывая мощность щита, он истончается, высвобождая энергию для удара, но продолжает работать. Лазер – мгновенная, быстрая смерть, возможно, даже не мучительная, но нам рано. Нам точно рано, особенно мне. И не для этого я выбрался с Тир-Нан-Ога вместе с отпускным дебилом Тиром, чтобы сдохнуть в тупом расследовании на Тайрене.
– Резко вперед, как только, – предупреждаю я. – У нас пять секунд.
Нет и нет – и всей высвобожденной энергией я даже не ударяю по защитным экранам – нет, я подпитываю их так, что многократно возросшая мощность выбивает предохранители.
У меня начинает хлестать из носа кровь, и по голове ударяет болью так, что я почти забываю сам следовать своему совету. Но Сорель, так его разэдак, не забыл, и меня не бросил – он в очередной раз пнул, или, может, толкнул гравикресло, и оно, скатываясь с груды обломков, скопившихся у края защитных экранов, вместе с их частью и клубами пыли вылетело наружу.
Система перезагружается, предохранители перещелкиваются, и защитные экраны перекрывают ход строительному лазеру.
Я прижимаю руку к хлюпающему кровью носу и выдыхаю, в голове звенит, и першит в горле, но мы живы? Живы же.
Я оглядываюсь на Эндера Сореля, и он ответил мне совершенно очумелым взглядом. Его зрачки внезапно расширились, но я не успеваю обернуться – только чувствую дополнительную вспышку боли в виске, и мир гаснет.
Иногда я сам себе напоминаю плохо собранного киборга. Тут отваливается, тут шумит, тут пощелкивает. Но особенно это заметно в такие особые моменты, когда и во внешнем мире что-то неладно.
– Что с этим будем делать?
– Мы, сука, наследили. Этого забирай.
– А этот что?
– Этот министерский телепат. Ты так его нормально приложил. Он живой вообще?
– Вроде, дышит.
– Следи, чтоб не очухался. Я Гнарку звякну. Он не говорил, что тут министерские будут. Это все не смехуечки. Сука, сети нет. У тебя есть?
– Нет, все вырубилось. Что за нахрен?
Я слышу только звуки. Глаза, как ни пытаюсь открыть, не могу, и пошевелиться тоже, и это меня особенно пугает, потому что я всегда, всегда боялся и боюсь, что вместо прогресса меня настигнет регресс, и я потеряю чувствительность и контроль и над верхней частью тела, оставшись в нем беспомощным пленником.
Только бы нет.
– Что за нахрен?! – повторил тот же голос, и потом слышится смутно различимый гул двигателя крупного флаера, потом пара выстрелов, глухой удар, снова пара выстрелов и потом топот.
Я скорее чувствую, чем слышу, как едва слышно чпокает дверь флаера, явно какой-то крупной внедорожной модели, с герметичными дверями, и приближающиеся шаги. Кин? Нет, не Кин. Иначе выстрелов было бы больше, и ко мне бегом бежали бы, сломя голову, а не шли, и две пары ног, а не одна.
Кто-то касается вены на моей шее, и я снова ощущаю себя.
Несмотря на боль, это прекрасно, потому что я знаю, что чувствую, и, значит, выберусь, справлюсь, главное, что я все еще тут.
– Продержись чуть-чуть, – глухо говорит смутно знакомый голос. – Твои скоро будут. Твой спутник жив.
Я пытаюсь дотянуться до него телепатией, потому что ни говорить, ни открыть глаза все еще не получается, но вместо ощущения своей мысли получаю только острую боль в виске.
– Имплант разбит, – сообщает мне тот же голос, после чего ощущение прикосновения исчезает – к счастью, не забирая с собой все остальное. Даже боль – я рад сейчас боли, она означает, что я жив.
На грани слуха я слышу еще один двигатель, и наш, кажется, спаситель быстро отходит к своей тачке. Я слышу, как он запускает двигатель, как терпеливо дожидается чего-то, не двигаясь с места.
А потом резко стартует.
Внутренняя борьба не проходит зря – я все-таки разлепляю склеенные кровью ресницы, и поэтому через сраную пелену вижу, как резко затормозил флаер Министерства из него с двух сторон выскочили мои люди – Кин и Дип, и побежали ко мне, примерно как я это и представлял.
– Иль! – завопила Дипика, и я пытаюсь улыбнуться, чтобы ее не пугать, но, видимо, получается обратный эффект.
– Иль, мать твою, – более грозно сказал Кин, торопливо меня осматривая. – Я вызвал врачей. Уже вызвал. Мы не будем тебя двигать, хорошо? Ты понимаешь, что нам нельзя? Моргни, если понимаешь.
Я моргаю.
Вообще в такой ситуации не стоит никого двигать, а особенно меня – кто знает, насколько я снова повредил позвоночник?
– Кто это тут? Сорель? – Кин присвистнул. – В какое болото вас упыри макали?
– Я думаю, они были там, – Дип показала на разрушенный дом, торопливо проверила пульс и целостность Сореля, после чего вернулась ко мне, села рядом на землю и осторожно погладила по лицу. – Ильчик, милый, ты держись. Тебе очень больно?
– Нет, – я с трудом ворочаю языком, во рту пустыня песка и такое чувство что груды щебня. – Голова.
– У тебя дырка в виске. Где имплант, – она осторожно прикоснулась к нему. – Кажется, он разбит. В остальном я ничего не вижу. Несколько синяков.
– Кресло?
– Завалено на бок. Придавило тебя. Но я не двигаю. Я не знаю, оно отключилось? Иначе выровнялось бы.
– Имплант, – поясняю я, пытаясь облизнуть сухие губы сухим и потрескавшимся языком.
– В смысле, что когда имплант повредился, ты потерял управление?
