Текст книги "Директива 22 (СИ)"
Автор книги: Ирина Ростова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 4. Rain
Я не ожидал этого вызова, но, в целом, ничего удивительного в нем, конечно, нет. В конце-концов, я на самом деле знаком с Тиром, и, даже если я не оставлял ему свой номер комма, это, все-таки, не главная тайна вселенной, узнать его реально. И в Министерстве, и у моей семьи. Семья менее вероятна – они бы пощадили мои нервы. А вот Министерские операторы запросто выдали бы мой номер по запросу посольства. Это же международные отношения! Важно! Немедленно! Вау! Подать сюда Иля!
Так что… на самом деле, я удивляюсь – но не очень, когда пришедший рано утром межпространственный вызов оказывается от главы Созвездия.
– Маэр, рад тебя видеть, – так звучит и мое имя, и имя моего отца на сайедхе. Это одно и то же имя для сидхе, и, конечно, я не очень люблю это обращение. – Мирная жизнь, похоже, идет тебе на пользу.
– Спасибо, – вежливо отвечаю я. Пожалуй, в самом деле, по сравнению с последним разом, когда мы виделись, я выгляжу (да и чувствую себя) на порядок лучше. Это было, наверное, на пресс-конференции после освобождения, и я тогда был совершенно не в себе. С кашей в голове и изуродованный настолько, что я предпочел бы никогда не видеть никаких фото того периода. К несчастью, это также был момент моей наибольшей публичности, так что все новые изображения продолжают выскакивать на меня до сих пор, даже по прошествии стольких лет. – К тебе годы тоже были милостивы. И к твоему народу.
– Это были хорошие годы, – подтвердил Тир. Я вижу, что он печален, но не тревожен. Я не могу его считать через пространство, да и никогда не мог, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы различить нюансы эмоций.
Наше общение на злополучном Тир-Нан-Оге было коротким, несколько дней, но происходило в настолько критической ситуации, что все нервы были наружу. Думаю, за эти дни в соседних камерах я понял его на каком-то подсознательном уровне. Не знаю. Может, я просто обманываю сам себя.
– Вряд ли ты звонишь, чтобы обсудить мое самочувствие.
– Я хочу поговорить с тобой о Фонде, – он видимо потратил пару минут на то, чтобы заново собраться с силами и мыслями. Приятно знать, что я его выбиваю из колеи точно так же, как он меня. – Я понимаю, что выглядит все очень подозрительно для вас, но я вчера говорил с Кирсом, и, Маэр, он поклялся, что они в самом деле не заказывали, не планировали и не участвовали в этой вашей краже. Их кто-то подставил, и я прошу тебя, лично прошу, именно тебя прошу, раз ты занимаешься этим делом – найди настоящих виновных. Тех, кто подставляет моих друзей и мою страну, тех, кто пытается испортить нашу репутацию. Есть всего двое вне моего Созвездия, кому я доверяю точно так же, как своим соотечественникам, тем, кто разделяет мои идеи и идеалы. И один из этих людей – ты.
– Тебе передают материалы дела?
– В той части, которая касается моих, – сдержанно кивнул Тир. – Я держу руку на пульсе.
– И ты полностью уверен, можешь пообещать мне, что никаких нет там темных дел, или сомнительных дел, или чего-то, о чем нельзя рассказать перед Советом Альянса?
– Я уверен, – подтвердил Тир. – Я вырос с Кирсом. Он не станет мне врать – и он объяснил все вещи, которые вызвали у меня вопросы. Объяснил, и сомнений у меня не осталось, что их круто подставили.
– Я могу обещать только справедливое, всестороннее и непредвзятое расследование.
– Это все, о чем я могу просить, – кивнул Тир. – Только, прошу, побыстрее. Побыстрее, Маэр. Там важные вещи на кону. Целая группа детей с планеты на границе с Империей. Они начали колонизацию. Детей надо спасать, а я вынужден был наложить вето на все операции фонда, пока ваша группа не закончит расследование в их отношении. Я, конечно, сейчас пошлю туда свою миссию, и попытаюсь как-то решить, но, Маэр, пожалуйста, быстрее.
– Я приложу для этого все усилия.
– И, Маэр? Я верю, что ты не будешь покрывать преступников из Альянса, но я также обещаю тебе, что если следы приведут тебя в Созвездие, я выдам тебе всех, чья вина будет доказана. Или накажу их сам – и щадить не стану.
В другой ситуации я бы открыл рот насчет способов доказательства вины, и достаточности доказательств, и состава арбитража или иного судейства для решения спорных вопросов.
Но не в этот раз. Я понимаю, что все равно ничего ему не докажу, и если что – то придется давить на все слабые места, которых у Тира не так много, и пытаться справиться. Впрочем, я всегда справляюсь, так или иначе.
– Я приложу все усилия, чтобы расследование было закончено, – я прикидываю в уме время и наши зацепки, – до конца декады.
Тир кивнул мне и заколебался на короткий момент, словно хотел спросить что-то еще, но потом передумал, и просто добавил. – Спасибо. Буду ждать новостей. До связи, Маэр.
После таких утренних звонков мне хочется лечь и лежать, и не делать ровным счетом ничего. Они выбивают меня из хрупкого утреннего ритма, который помогает сосредоточиться и жить дальше.
Никто не смеет звонить мне по утрам. Никто! Даже самые близкие люди. А сегодня из-за этого трепетного говоруна я мало того, что опаздываю в управление, так еще и остаюсь без кофе.
На момент моего появления рядом с кофейней, «наш» бариста стоит на крыльце кофейни и что-то яростно печатает в комме.
Как я его узнал? Честно сказать, по фирменному фартуку и модели комма, который у него достаточно дорогой. Не заоблачно, не вульгарно и не неприлично, но в одну среднестатистическую зарплату ценой – точно. Судя по его хмурому виду, у парня день не задался прямо с утра, тоже – так что я, как уже опаздывающий, вынужденно продолжаю свою скорбную дорогу к рабочему месту без кофе.
– А кофе? – с тоской спросила меня Дип, когда заметила мое появление.
– Сегодня мы должны проявить выдержку, свойственную только нам и пережить без, – парирую я. – Новости?
– Немножечко, – сказала девушка и я, повернувшись к доске, приготовился делать новые пометки в своем произведении из огуречиков и палочек.
– Мы нашли потенциальное место второй серверной, но когда туда прибыл наряд, там уже ничего не было. Все вывезли – видимо, у них был какой-то план на случай форс-мажора, и его запустили. Все наши граждане божатся, что понятия не имеют, куда перевезли сервер. И это вполне может быть правдой, но ты бы хотя бы Свифта сам подопрашивал опять – может, выжмешь из него что-то.
– Например, кто должен был этим заниматься, – киваю я, принимая от нее на планшет материалы ночной инспекции и бухгалтерской проверки.
– Именно. Все-таки, должен же ты хоть что-то полезное делать, если кофе не приносишь.
Я громко фыркаю, но не возмущаюсь. Если удастся еще и без присмотра «взрослых» беседу провести, то вообще супер.
Все выглядит более или менее очевидно: из закупленного только за прошлый год оборудования можно не одну серверную собрать, а целый огромный датацентр. Адрес тоже, как будто бы, очевиден: помещение, арендованное с предосторожностями через физическое лицо, аффилированное с аффилированным юридическим лицом. В него и был ночью безуспешный рейд. Но я не уверен, что все так просто.
С учетом любви подпольщиков всех мастей к децентрализованности, скорее всего, это будет не один большой, а куча мелких точек распределенного хранения.
Неприметный сервер, стоящий в углу сарая партнерского фермерского хозяйства, или под столом у секретарши бухгалтерской фирмы.
– Проверьте всех их партнеров, – советую я, гоняя туда-сюда отчеты на планшете. – Совершенно всех, с кем были документально или изустно подтвержденные отношения. Спрашивайте про размещение оборудования. Я почти уверен, что вся эта техника растеклась даже дальше, по знакомым знакомых знакомых, но, может, хоть что-то накроем им медным тазом.
Дип посмотрела на меня самыми печальными на свете щенячьими глазами.
– Что? – отзываюсь я. – Я не виноват, что это работает как-то так.
– Какой-то ты слишком умный для десантника, – пожаловалась она.
– До того, как стать десантником и выбить из себя всякую дурь, я был отличником. А когда десантником быть перестал, снова набрался. Дурь – она такая, прилипчивая. А где, кстати, наша главная прилипчивая дурь?
– Кин? У них планерка у Кольбейна. Старик с утра получил звонок от Тира и склонен драматизировать.
Вот как. Значит, у кого-то было сегодня очень занятое утро.
– А что с той площадкой, про которую так дружно пел дуэт телепата и кулхацкера?
– Внутримир? Я зашла, но, знаешь, там с поиском заключенных сделок не очень. Я не нашла ничего эдакого за последний месяц, что можно было бы притянуть за уши к банкам. Кстати, ты посмотрел про «Соджорн»?
– Дип, – я поворачиваюсь к ней и проникновенно смотрю, пока она не начала нервничать и поправлять блузку.
– Что?
– Ты ужасно умная девочка. Давай ты сама сейчас подумаешь, что именно пропустила?
Она некоторое время побегала глазами по комнате и моему лицу, словно ища подсказку, перевела взгляд на доску и внезапно стукнула себя ладонью по лбу.
– От шести до года! – и ретировалась обратно за терминал.
– Умничка. А пока ты ищешь, я пойду переговорю с Кейвином.
Она только махнула на меня рукой, погруженная в недра Сумсети.
Когда есть закон, большинство структур будут параллельно существовать по обе его стороны. Если есть правительство, то будет другое, альтернативное. Если есть средства массовой информации, особенно подконтрольные в той или иной степени закону – хотя бы в части цензуры – то обязательно появятся другие, неподконтрольные.
Так и с Сумсетью.
Как бы не боролись с ней, не запрещали, не отлавливали и не отпиливали щупальца, но Сумсеть, как параллельный мир коммуникаций, существует и здравствует, и все нынешние правительства, несомненно, переживет, как бы они не надеялись на обратное.
Кто-то считает, что она воплощает пороки. Но мне скорее кажется, что дело не только и не сколько в пороках, а в той непричесанной, дикой энергии, которую способна порождать человеческая воля. Это тяга к свободе, где все возможно, все допустимо и где, фактически, все ограничения порождаются только личной моралью или правом сильного. От этого первобытного, во многом, понимания общества мы спасаемся законами, прикрываемся правилами и религиями, но там, в глубине, перед лицом чьего-то бога или Великой Алхимии, остается только внутреннее моральное чувство, обуздавшее (или нет) свободу, как она есть.
Поэтому я считаю Сумсеть свободой. Но, конечно, осуждаю в меру сил, потому что я, как любой обыватель, хочу, чтобы мои вклады были защищены, личные контакты неприкосновенны и все такое.
– Опять ты, – с отчаянием произнес Джерри Кейвин, когда его ввели в комнату допросов и усадили напротив меня.
– В Управлении обычно говорят «о, божэ», – подсказываю я. – Ты тоже можешь так ко мне обращаться.
– Обойдешься, – буркнул он. – Много чести. А мелкий приятель твой где?
– У меня сегодня карт-бланш, – говорю я и пробегаюсь ментальной энергией по его взъерошенным мозгам. – Мы нашли место предполагаемого датацентра, но там ничего не оказалось. Мои коллеги считают, что все вывезли, но я считаю, что там ничего не было. Кто из нас прав?
– Ты, – без особых экивоков ответил мой собеседник.
– Что ж, хорошо, – я замолкаю и двигаю туда и сюда его воспоминания, от чего он морщится и иногда дергается.
– Разве это не запрещено? – спросил он.
– Запрещено. Но ты и не запомнишь этого. Мы просто поговорили. Очень мило. О твоих многочисленных друзьях, по которым почти бесполезно искать сервера. О том, что их принято перемещать и передавать. О том, что также принято оставлять там, где никто и не знает, что это такое.
– Хорошо быть телепатом. Все вы суки. Но и против вас есть защита.
– Самая верная защита, – подтверждаю я. – Незнание. Трудно поймать черную кошку в черной комнате, особенно если ее там нет.
– Еще как.
– А еще мы поговорили о том, что ты – не только хостер, но и один из создателей этого аукциона, «Внутримира». Один из, но, тем не менее. Какая часть – твоя работа?
– Система торгов. Я не занимался безопасностью, не надейся.
– Тогда скажи мне, разработчик системы торгов, как найти по ним участие конкретного пользователя?
– Думаешь, я тебе за пять секунд прямо так и объясню, как что работает?
– Объясни нашему аналитику, – говорю я, буквально пришпиливая его к стулу взглядом и капелькой псионического давления на лобные доли мозга. – И я не буду взрывать тебе башку.
– Ты не посмеешь.
– Посмею. И сделаю так, что все решат, что это был твой план на крайний случай, если мы подберемся слишком близко к твоим тайнам.
Некоторое время он обдумывал свои перспективы, но, видимо, решил, что я в самом деле могу это сделать, потому что идет на попятную.
– Я уничтожил большую часть ключей.
– Меня устроит, если мы просто найдем информацию по Коде. Все остальные тайны пусть разматывает кто-то другой.
– Ладно, – согласился он. – Ладно.
Он прекрасно понимал, что это лазейка, потому что служебный телепат не будет так глубоко лезть, и не будет угрожать целостности его мозга, потому что он ограничен правом и законом.
Я прекрасно понимаю, что это лазейка, тоже.
И благодаря нашему общему разделенному пониманию, это совсем не похоже на сделку с совестью ни для одного из нас.
Пока Дип нависала над Свифтом с мобильным терминалом, и он неохотно учил ее, как найти сделки Коды на аукционе, не имея особых прав доступа, я проверяю письма и сообщения, скопившиеся со вчерашнего обеда и даже в самом деле собираюсь заглянуть в подборку про «Соджорн», но мое внимание привлекает аналитика по «Фаради», которую, наконец, мне прислали.
Там два документа: список клиентов со строками цифр и букв, и тот же список, но куда более жидкий и прореженный, но зато с каким-то ссылками.
Это, конечно, не полноценный отчет, а полуребус, но мой ценный корреспондент всегда так развлекается, считая, что раз я играю в сыщика, то выводы должен делать самостоятельно.
Я колупаюсь в этом богатстве некоторое время, и за этим делом застала меня вернувшаяся Дип. Видимо, она по дороге завернула к автомату с едой, потому что в одной руке у нее надкусанная булочка, от которой густо пахнет ванилью и апельсинами.
– Помочь? Что ты там разматываешь?
– Скорее, наматываю. Сопли, например, на кулак, – шутливо жалуюсь я. – У меня тут «Фаради».
Дип наклонилась над моим терминалом, обдавая меня запахом своих духов, в котором мне чудится знакомая, но не относящаяся к ней нотка. Чем же так пахнет?.. Но воспоминания мгновенно перебил вкусный сдобный запах булочки, которую она продолжила отсутствующе жевать, и вместо того, чтобы вспоминать, я начинаю адски хотеть жрать.
– Такой беспомощный, – пожурила меня она, откусывая от булки. – Это номера транзакций. Вот, давай посмотрим. Они все от разных людей, вот от этих самых людей, в разное время, но примерно одного периода, конец прошлого года, на счет одного и того же клуба. Можно посмотреть, что это за клуб… Вот. Гольф-клуб «Ликомартис», тут какие-то документы на него есть. Хмммм, сейчас гляну на их бухгалтерию.
Она вернулась за свой терминал, а я начинаю шерстить ссылки из второго файла. Почти все касаются каких-то преступлений или «желтых» расследований, и я не очень все это могу связать воедино. Какой-то лихач сбил старушку, оправдан. Источники денег какой-то бизнесвумен. Сын политика обвинен в изнасиловании. И так далее. При этом я не очень понимаю, причем тут фамилии, напротив которых стоят ссылки. Это все случайно, как будто бы, и бесит меня ужасно. От злости я запускаю поиск по первому же делу, потом ищу всех фигурантов и внезапно нахожу связь, и она меня прямо-таки поражает.
– Ты знаешь, – начала было Дип.
– Ты знаешь, – говорю в то же время я.
Мы оба замолкаем, и оба по очереди киваем друг другу, мол, давай ты. В конце концов, Дипика сдалась первой.
– Я не вижу по документам, чтобы у этого клуба для гольфа было хотя бы поле для гольфа. Прикинь! Ни в хозяйственных сметах, ни в планах, нигде! Я, вообще-то, начала искать про персонал. Их море, и платит им тот же «Фаради» с зарплатного счета клуба, а вот полей для гольфа нет. Машины, правда, есть, знаешь, эти, такие, маленькие и смешные? А поля для гольфа даже со спутников не видно, я проверила.
– Шикарно. А учредитель клуба кто?
– На первый взгляд левый человек, – поджала губы девушка. – Может, спросим о нем того делового парня, Думара?
– Или самого учредителя.
– Ха, – хмыкнула она. – Если найдем.
– А что, с этим тоже проблемы?
– Проще сказать, с чем их нет! У него основной адрес – в строящемся доме. То есть, я могу предположить, что на самом деле он живет в том особняке, где клуб. Но это гадания на облаках и шрифте в уставе.
– Значит, Думар, – делаю вывод я.
– А ты что нашел?
– Участники клуба так или иначе связаны с рядом некрасивых криминальных происшествий. Это могут быть… тети, дяди, одноклассники, коллеги. У меня тут данные не на всех клиентов, но, я думаю, просто дела не попадали в сеть? Заминали раньше.
– Очень интересно, – прокомментировала Дип и сморщила нос. – Только вот, – она сделала паузу, и я продолжил.
– Вероятно, это совсем не имеет никакого отношения к делу о краже денег, – я поворачиваюсь к доске и перечеркиваю банк «Фаради» со смешанным чувством. С одной стороны – круто, что крысу я просек правильно, но с другой – совершенно не круто, что вся эта работа ума ничуть не приближает нас к раскрытию основного дела.
– Съездим, все равно? – предложила Дип, которая явно завидует тому, что мы с Кином вчера были в центре событий, а она нет. – Может, ты прав, и вообще вся кража была актом отчаяния, чтобы указать нам на нечистые на руку организации.
– По-моему, больше похоже на терроризм, чем на акт отчаяния, – не соглашаюсь я.
– Зачастую, это связанные интерпретации, – пожала плечами она. – Так съездим?
– Банк «Фаради» далеко. Замучаемся добираться, – предупреждаю я.
– Ничего, в пути поковыряем другие зацепки, – отмахнулась она. – Кин все равно раньше обеда не вернется, ты же сам знаешь.
Стоило нам выйти из Управления, как нам наперерез бросилась вчерашняя приснопамятная девица. Она была все в том же возмутительно-прекрасном мини-платье, так что узнать ее было легко.
– Погодите! Погодите! – закричала она, размахивая сумкой так, что мне кажется, что я сейчас получу ей в рожу, прямо как цепом. – Это же вы двое работаете с Кинслеером? Да? Точно вы!
– Госпожа, гм, не знаю, как Вас там, – попыталась заступить ей дорогу Дип. – По какому Вы вопросу?
– Я по такому вопросу, что, о, небеса, вы с Кинслеером же работаете! Я так ужасно хочу с ним познакомиться! Я видела его в новостях, он всегда ТАК рассказывает про разные дела, там, и о, небеса как, КАК он одевается, он же круче любой кинозвезды!
С последним пунктом мы с Дип, кажется, оба молча соглашаемся.
– Девушка, милая, простите, как Вас по имени? – успеваю вставить в ее словесный понос я.
– Эйрика. Эйрика Вельтури, это я. Вы скажете Кинслееру, что я хочу с ним познакомиться? Пожалуйста! Вы выглядите таким добрым! А он жутко, жутко крутой!
Я скорее чувствую, чем в самом деле замечаю, как Дипика зашипела на грани слышимости, и это очень забавно, на мой взгляд, и очень мило.
– Разве у вас кого-то не арестовали вчера, Эйрика? – проникновенно говорю я.
– Брата! Но он сам дурак! Будь я там, я бы ему сразу сказала – не смей варежку раззевать на Кинслеера. Самого Кинслеера! Подумать только, он посмел свой пистолет на него наставить, дебила кусок! Да сама бы его прибила!
Я сочувственно киваю, про себя потешаясь над ситуацией.
Я бы мог предположить, что девица врет или пытается добраться до Кинслеера с целью жестокой, но справедливой мести или добычи информации… но она звучала совершенно искренне. Вот такая она: увидела в новостях красивого парня, вбила себе в голову и вперед. На такое временное слабоумие способны даже самые умные люди, что уж говорить о девочках двадцати неполных лет?
– Так чего вы хотите, Эйрика? – спрашиваю я, и в голове у меня начинает оформляться смутная идея.
– Ооо, я хочу, так хочу с ним познакомиться! – умоляюще сложила руки она, и Дип зашипела чуть громче, как испорченный сифон. – Пожалуйста!
– Я могу подсказать время, когда он выходит с работы, – говорю я. – Хотя, погодите. Эйрика, а ребята, которые работают с вашим братом, или сам ваш брат вам, случайно, никакой компьютерной техники не оставляли?
– А зачем?.. – начинает она, осекается, вспоминая, и радостно подпрыгивает, да так, что ее волнующий бюст колыхается еще пару раз после. – Есть! Какую-то штуку привезли и включили, год назад, может. Я про нее и забыла! Стоит себе в гардеробной. А что?
– Вы можете очень помочь нам в расследовании. Помочь Кинслееру в расследовании, – поправляю сам себя я. – И познакомиться с ним.
– Оооо! – восторженно потянула она. – Ооо! Конечно, конечно, я готова помочь! А что надо делать?
– Пойти в Управление сейчас и сказать, что у Вас есть важные сведения для расследования, которое ведет Кинслеер, – объясняю я. – Сказать, что говорить будете только с ним. И, когда он придет с совещания, рассказать ему о штуке, которая стоит у вас в гардеробной.
– О, – она обернулась на Управление, резко теряя к нам интерес. – Я тогда сейчас же туда побегу! Спасибочки!
Когда она, сверкая длинными ногами, усвистала в сторону Управления, Дип с шумом выпустила воздух из легких.
– А что? – невинно спрашиваю я. – Вы же не встречаетесь. А девушка такая симпатичная.
Дип молча и жестоко дернула меня за кончик уха, и я, к ее огромному удовольствию, даже вскрикиваю и дергаюсь, специально для того, чтобы ей было приятно.
Впрочем, несколько минут спустя Дип оттаяла достаточно, чтобы спросить:
– Думаешь, у нее там один из этих серверов?
– Думаю, да. И это огромная удача, если так. Потому что просто так обыскивать подряд все квартиры всех друзей и знакомых сотрудников этой конторы и друзей и знакомых друзей и знакомых и так далее нам просто никто не даст. Тем более, что эта зацепка уже толком не имеет отношения к кражам и их статусу угрозы нацбезопасности.
– То есть, это в самом деле может быть полезно, а я дура, да?
– Ты не дура, – не соглашаюсь я. – Но, если там в самом деле сервер, и она нам сама его выдаст – у нас будет изрядный кусок ключика к этому Внутримиру. Это было бы чистое везение.
Дип попыхтела еще немного и тяжело вздохнула, глядя в окно флаера.
– Так говоришь, не встречаетесь? Но хотелось бы?
– Ой, да иди ты в задницу! Или про «Соджорн» читать. Там, в заднице.
Я отворачиваюсь от нее, тоже, демонстративно закрываю глаза и погружаюсь в глубокую медитацию. В обидки таким нехитрым образом я вполне могу играть вплоть до приезда – мне уж точно не надоест.
Все тот же небольшой офис встретил нас искренним недоумением секретаря.
– Господин Думар сейчас не в офисе. Я, к сожалению, не знаю, когда он будет. Могу принять от вас сообщение для него.
– Вы знакомы с его планами? Где он должен быть сейчас?
– Это закрытая информация.
– А мы расследуем дело, касающееся национальной безопасности, – тут же начала давить Дипика. – Директива 22, знаете такую? Мне вас арестовать за препятствие следствию?
– Он… он предупредил, что будет на встрече с партнерами. Но не сказал где, и когда его ждать обратно.
Дип критически сощурилась и перевела взгляд на меня.
– Будем отслеживать по номеру комма?
Я покачал головой.
– А господин Дональдсон на месте? – спрашиваю я.
– О, да, он есть. Он всегда есть.
– Можем мы пообщаться с ним в вашей переговорной?
– Конечно, – с облегчением согласился секретарь.
– Зачем тебе этот… Дональдс?
– Он боится своего босса сильнее, чем тюрьмы, – я выбираю себе место так, чтобы с камеры слежения нельзя было разобрать мои слова по губам, и поворачиваю стул для Дональдса так, чтобы обезопасить и его. После чего включаю генератор и глушилку, чтобы создать белый шум на вероятных подслушивающих устройствах.
– Д-добрый ддд-день, – поздоровался наш старый знакомец, присаживаясь на самый край дорогого кресла. – А…г-го-сподина Д-думара нет.
– А мы в курсе, Стив, – киваю ему я. – Мы хотели поговорить именно с вами.
– С-со мной? – Дональдс сделал страшные глаза. – Но что я могу знать?
– Думаю, намного больше, чем вы сами считаете, – уверенно говорю я. – Во-первых, если босс спросит нас о чем мы разговаривали, в ваших интересах сказать, что мы снова обсуждали вопрос проведенной Вами трансзакции. Вы меня понимаете?
– Д-да, – он кивнул, испуганный, похожий на несчастную, очень запуганную и лысую мышь. Неужели денег на пересадку нет? Разве ценному бухгалтеру с доступом к совершенно деликатной информации не должны платить прямо так изрядно?
– Хорошо, Стив, – говорю я и самую малость касаюсь его псионического фона своим, чтобы успокоить. Он не врал мне раньше – только жутко боялся своего шефа, и вряд ли будет врать сейчас, главное – задать правильные вопросы. – Скажите мне, что Вы знаете о клубе «Ликомартис»?
– Это… это т-т-ам с-состоят все н-наши клиен-нты. И они н-на, – он проглотил последнюю букву, видимо, опасную для себя. – З-зарплатный к-клиент.
– Вы знаете учредителя и директора клуба, госпожу Шелассис?
– Л-лично, м-мало. С-совсем н-нет. Н-но я в-вижу все сч-чччч…
– Счета, – мягко говорю я. – Но кто она?
Стив упрямо посмотрел на меня, молча, и губы у него едва заметно подрагивали, вместе с кончиком носа.
– Г-господин Д-думар меня уволит.
– Он не узнает.
– Т-тут пр-пр…
– Я заглушил. Скажите мне, кто она?
– Его л-л…л-любовница.
Я торжествую внутри себя.
– То есть, если мы хотим ее найти, нам нужно искать Думара?
– Ск-скорее всего, – я вижу, что ему страшно, но, кажется, я и закон в моем лице его пугаем еще сильнее.
– Что вы можете сказать о деятельности клуба?
– Они н-ничего н-не д-делают, – почти неслышно ответил Стив после паузы. – Т-только вз-зносы пл-платят.
– Не переживайте, мы так и подозревали, – говорю я. – Вы просто подтвердили наши подозрения. Вы знаете, что связывает членов клуба?
– Есть с-слухи, – кротко сказал Стив, опуская глаза в стол. – К-кузен г-господина Д-думара – прокурор. М-мы п-пл-платили с-чччччета з-за банкеты. Якобы ббб-банка. Д-для н-него.
Это куда больше информации, чем я надеялся получить, и куда больше, чем Стиву стоило бы знать для собственной безопасности. И картинка, вроде бы, складывается, только вот к краже она в самом деле не имеет отношения.
– Спасибо, Стив, – говорю я. – Вы нам очень помогли. Мы постараемся не упоминать Ваше имя при предъявлении обвинений господину Думару, а Вы уж, пожалуйста, сами себя не подставляйте. Помните, мы говорили о том злополучном переводе.
– Д-да, к-конечно, – торопливо кивнул он. – С-сп-спасибо.
– А я всегда говорила, что нам ужасно нужен нормальный телепат в команду, чтобы проводить допросы эффективно, а не абы как, – безлично похвалила меня Дипика, когда мы, к огромной радости секретаря, покинули офис «Фаради».
– Хочешь сказать, Кин допрашивает хуже, чем я?
– Да. А я и вовсе в этом отношении кура. Или овца. Не то блею, не то кудахчу. А ты своим шаманским взглядом как посмотришь, так они все и готовенькие.
– Ты же знаешь, что без ордера нельзя лезть людям в головы.
– Я также знаю, что если ты «почуял крысу», то сделаешь это все равно. Это-то и круто.
– А вот то, что с этим можно попасться – не круто. Но я в самом деле стараюсь влезать по минимуму. И никогда не лезу к тем, кого нет оснований подозревать.
– Да ты у нас просто сокровище, – с ехидцей подтвердила Дип.
Я некоторое время перекладываю ее слова так и эдак, пытаясь понять, чего в них было больше – искренности или сарказма, но так и не прихожу ни к какому мнению, а в голову ей лезть в самом деле не собираюсь, хотя ее щиты я бы точно прошел. Это уж точно работа Кольбейна – Старик примерно так лепит всем, и меня так учил, так что я могу их разобрать даже не напрягаясь. Но я не хочу: во-первых, мораль, во-вторых, смысла нет, а в-третьих – так не интересно.
Заскучав, я возвращаюсь к делам Фонда. Хваленые вирусные ролики оказываются полным дерьмом, или просто это я ничего не понимаю в современном искусстве пиара. Практически все остальные данные – бухгалтерская скучища, проверенная нашими бравыми финансистами, уже просмотренная мной и практически полностью бессмысленная для меня. А вот медиа-план привлекает мое внимание, и я провожу некоторое время за сравнением данных, радуясь, что чувство задницы, кажется, меня не повело, и конкретно здесь зарыта какая-то жирная, жирная и изрядно подванивающая крыса, потому что медиапланы, выданные нам по запросу, и взятые с серверов Фонда отличаются друг от друга.
– Ну, вот, все примерно понятно, – радостно объявила Дип спустя некоторое время. Видимо, она тоже проводила время продуктивно.
– И что же тебе «все понятно»? – уточняю я, откладывая пока свои изыскания.
– Я пробила через Министерство соцразвития всех родственников нашего Думара, последовательно, и действительно обнаружила там одного прокурора. И, если подтянуть немного, можно прикинуть, как он мог повлиять на те дела, про которые мы знаем. Это дает нам достаточно простую схему. Все эти люди замешаны в разных криминальных делах – и мы даже можем теперь искать по членам клуба и их родне темные пятна и гарантированно найти! Вероятно, прокурор лично, или при посредничестве Думара, оказывал им соответствующую помощь. Влиянием, прямыми приказами или просьбами – без разницы. А эти люди, кому была нужна помощь, становились членами клуба и платили «длинный кредит» за это. Это дополнительно связывало их своего рода круговой порукой и наверняка позволило творить еще какие-то коррупционные дела. Классно. Все очень классно, и надо разматывать, только аккуратненько, потому что тут могут быть замешаны люди и покрупнее прокурора.
– Это дело для Кинслеера, – хмыкаю я. – И для управления по борьбе с коррупцией.
– Да, надо будет их всех порадовать. Но «Фаради» точно к кражам не имеет отношения, так что они идут в минус и в разработку на другие, более светлые времена. Ты, кстати, про «Соджорн» посмотрел?
– Нет, конечно, – отмахиваюсь я. – Я что, похож на юного аналитика УБР, чтобы бежать и делать, как только велели?
– Похож, – отрезала Дипика. – Иди и читай.
– А ты иди и проверяй, что там можно собрать по данным на заказы Коды и на заявки, которые можно за уши притянуть к банкам.
В пику ей, я вместо этого зарываюсь в документы, полученные с сетевых хранилищ «Детей науки», и сильно подозреваю, что она, в пику мне, тоже занялась чем-то совершенно противоположным. Впрочем, у нас тут столько всяких документов, счетов, отчетов и результатов проверок, что копошение в любом направлении будет серьезным подспорьем.
– Ту проблему, когда деньги пропали в пути и появились потом неизвестно откуда, решили, кстати?
– Нет, – отсутствующе ответила Дип – Вернее, не совсем. Там такое чувство, что деньги физически сняли и наличкой положили в другом месте. Вернее, там, в общем, в первом случае речь идет о выемке в драгметаллах по курсу. А там, где они появляются, они пришли из ломбарда, в виде стоимости заложенных драгоценностей. Этот ломбард пытаются вытрясти, конечно, а вот записей там, где была выемка средств, почему-то нет. У них там служба безопасности банка волосы на заднице рвет от ужаса, потому что кто-то просто взял и стер. С учетом того, что сделать это было у них особо некому, это либо внутренний саботаж, либо взлом и внешняя диверсия.