Текст книги "Топало"

Автор книги: Ирина Христолюбова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Галлюцинации

Утром следующего дня теплоход «Космонавт Савиных» прибыл в крупный порт.

На берегу стояли экскурсионные автобусы.

– Желающие могут ознакомиться с городом, посетить исторические места!

– Мы тоже желаем! – запрыгала Зойка.

– А Топало останется в каюте, – сказала мама.

Вначале Топало страшно возмутился, сказал, что он в иллюминатор выпрыгнет и будет жить на дне речном, рыб у него знакомых много. Зойка тоже расстроилась, что Топало нельзя взять с собой.

– Ну ты подумай, – сказала мама. – А вдруг он потеряется в большом городе? Окликнешь, а его уже и рядом нет. Где будем искать? В милицию не заявишь! Больше на эту тему никаких разговоров! Я хочу спокойно посмотреть город.

Топало запыхтел, но возражать не стал.

– Не скучай, мы быстро вернемся, – сказала Зойка.

– Чего не скучать, я привык на чердаке один жить.

– Хватит выяснять отношения, – сказала мама. – От его выходок и так у всех уже голова болит.

– У кого голова болит? – обиделся Топало. – Я и так тише мыши! У нас вон на чердаке мышь живет – вреднющая. Только все уйдут из избы – она на стол. Усядется – и лапки сложит, а глазки, как у жулика, бегают. Кота Филимона совсем не уважает, а ведь он – один из достойнейших котов.

Зойка мышь тоже знала, однажды эта нахалка даже в портфель забралась.

– Ох, бабка Дуся и ругает ее! – продолжал Топало. – «Таких мышей-то не бывает, чтоб на столах сидели!» Мышь передразнивает бабку: «А вот бывает, а вот бывает!» Бабка Дуся их язык не понимает, мышь и болтает что вздумает. Я говорю: «Вот возьму и переведу твои высказывания!» Она говорит: «Только не переводи!»

– И чего это ты про мышь принялся рассказывать? – спросила мама.

– А потому, что я тише мыши!

– На том и порешили, – сказала мама. – А то с твоими воспоминаниями на автобус опоздаем.

Когда они закрывали дверь ключом, из своей каюты появился Федулин.

– Спешите, спешите, – он посмотрел на часы, – а то опоздаете!

– А вы?

– Я уже пятый раз плаваю по этому маршруту. Сам могу экскурсию водить!

Капелькины заспешили, а Федулин шел не спеша. Теплоход уже опустел. У пристани пассажиры садились в автобусы и уезжали в город. Павел Михайлович стоял и махал уезжающим рукой.

В город он не поехал не только потому, что побывал там не раз. На то имелись еще две причины. Первая: Павел Михайлович натер мозоль на пальце правой ноги. Он долго ругал свои новые сандалии и фабрику «Скороход», которая их выпустила как будто специально для того, чтобы доставить ему неприятность. Вторая причина: Федулин хотел уединиться, чтобы написать письмо в Академию наук по поводу летающих рыб и тут же, на речном вокзале, опустить его в почтовый ящик.

Прихрамывая, Павел Михайлович направился в музыкальный салон, где было тихо, уютно, сиреневые шторы пропускали солнечный свет. Все распологало к творчеству.

Он сел за журнальный столик, достал блокнот и задумался. Лучше всего письмо начать так: «Жарким летним днем я гулял по берегу великой русской реки Волги. Настроение было отличное…» Нет, – решил он, – пожалуй, надо иначе. «Несмотря на великолепную погоду, на душе было тревожно…»

А в сто второй каюте в одиночестве скучал домовой Топало. «Лучше бы сейчас с котом Филимоном и бабкой Дусей баню топить», – мечтал он. Топало очень любил погреться в бане. Ему нравился запах дыма, березовых веников, раскаленных кирпичей. Все так же, как сто лет назад, а то и больше. Ух, жарко раньше топил баню Денис Капелькин, а после бани полведра квасу выпивал. А дочь его, Кланька, до чего певунья была! Чистая пташка. И чего, дура, не пошла замуж за Гришку-ямщика?

Как запряжет Гришка в тарантас своего рыжего Бунчука, да как прокатит по деревне, подбоченясь, так из окон все выглядывают и еще долго смотрят вслед.

И так Топало размечтался, что полез в шкап за шляпой, которую от него все время прятали. Нашел в углу.

– Всегда все изомнут, – проворчал он, расправляя шляпу.

Вытащил тапочки, которые собирались выбросить, но так еще и не выбросили. Разумеется, это не лаковые ботинки… Жаль, нет зеркала. Он всегда любил смотреться в зеркало, когда одевался или «модничал», как говорила бабушка.

Топало осторожно приоткрыл дверь каюты. Тихо. Лампочки тускло освещают коридор. «Никого нет, – подумал он. – Все уехали в город. Ничего страшного не случится, если я прогуляюсь по коридору да посмотрюсь в зеркало».

Он вышел из каюты и протопал к зеркалу, которое было расположено как раз напротив лестницы, ведущей вверх.

– Великолепный вид! – сказал Топало, рассматривая в зеркале свой невидимый облик. – Только тросточки не хватает!

А может быть, он и видел себя таким, каким хотел видеть: стройным, с черными кудрями, жгучими глазами? Красавец!

Он снял шляпу и поклонился:

– Доброго вам здоровьица!

– Чтоб не было у вас печалей!

– Привет вашей матушке!

Ему казалось, что он гуляет по ярмарке и все ему кланяются, и он всем кланяется.

В это время Павел Михайлович Федулин закончил писать письмо в Академию наук. Академики и не подозревали, какая их ждет сенсация.

Павел Михайлович направился в каюту за конвертом. Его мысли были все еще заняты летающими рыбами. «Летают, – шептал он, – летают…» И от того, что они летали, Федулину казалось, что жизнь его приобретает какой-то особый смысл.

Но прежде чем запечатать письмо в конверт, Павел Михайлович решил прочитать его буфетчику Васе.

Письмо на Васю произвело большое впечатление.

– Потрясно! – повторял он. – Потрясно!

Счастливые, они выпили по кружечке кваса.

В самом возвышенном расположении духа Павел Михайлович спустился по лестнице в трюм. Неожиданно у него подкосились ноги.

«Караул!» – хотелось закричать ему. Но слова застряли в горле он стоял с открытым ртом. Невероятное видение: по коридору самостоятельно топали тапочки, а над тапочками плыла шляпа. Он закрыл глаза. А когда открыл – ни тапочек, ни шляпы не было.

Федулин на цыпочках прошел по коридору, дрожащими руками достал ключ, вошел в свою каюту и некоторое время стоял в раздумье. «Неужели кружка кваса может вызвать галлюцинации?» Самым странным в этих галлюцинациях были знакомые тапочки, те самые, дырявые, подозрительные.

«Никогда не надо подглядывать и подслушивать! – сделал для себя открытие Федудин. – Тогда и видений никаких не произойдет». Слишком много он об этих тапочках размышлял – что да почему? – вот и явились они в отместку.

«Заяц» или поважнее

Федулин достал из папки конверт запечатал в него письмо, подписал красивым мелким почерком: «Москва, Академия наук». Письмо как-то его успокоило, вернуло к действительности. Хотя действительность тоже странная – летающие рыбы, но все-таки действительность: ведь держал он окуня в собственных руках? Держал! Окунь улетел? Улетел!

Федулин закрыл свою каюту и хотел уже идти, помня только что родившуюся заповедь: не подглядывать, не подслушивать! – но как-то само собой получилось, что он уже стоял у соседней двери и глядел в замочную скважину. Хотя что глядеть? Он сам проводил Капелькиных на автобус. Но что-то Павлу Михайловичу не давало покоя, что-то он опять подозревал, хотя сам не знал, что.

Федулин смотрел в замочную скважину то одним глазом, то другим, но ничего усмотреть не мог. И вдруг в каюте кто-то запел:

 
Во поле березынька стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли-люли стояла.
Люли-люли стояла.
 

Федулин чуть не упал. Никогда в жизни он не слышал такого скрипучего голоса! Значит, в каюте кто-то скрывается! Тайный пассажир! А кого возят тайком? Хорошего человека тайком не возят. Хороший человек сам билет купит, вот как он, Павел Михайлович Федулин. А тот, кто не купил билет, с какими целями едет? С плохими целями. Вот потому-то все время что-то и слышалось, потому-то у Павла Михайловича и возникали различные вопросы, потому-то и замечал он странности в поведении Капелькиных.

Таинственный жилец безмятежно продолжал напевать песню своим ни на что не похожим голосом. «Веселится! – подумал Федулин. – А веселого-то мало!»

Он неслышно отошел от двери, соображая, что бы предпринять. Преступника надо задержать! А то, что это был преступник, Федулин не сомневался. «На вид-то какие простодушные, – подумал он о Капелькиных. – А что творят! Тайком везут кого-то. Может, они и сами… того… из какой-нибудь шайки. Надо немедленно сообщить капитану!»

И он затрусил наверх, даже про свою мозоль забыл. По лестницам взбирался на четвереньках – никто не видит, зато быстрее и легче. Но все равно вспотел. «Не тот возраст, не тот», – подумал Федулин, вытирая пот.

На палубе он столкнулся с матросом Колей Сопиным – тем самым, которого в машинном отделении щелкнул по носу Топало.

– Скажите, где капитан? – спросил запыхавшийся Федулин.

– Капитан там, где ему положено быть, – достойно ответил Коля. – А ведь вы тот самый пассажир, у которого окунь улетел?

– Тот самый! – Федулину польстило, что его узнали, но сейчас было не до этого. – Срочно нужен капитан!

– Чуть что – сразу капитана подавай! В чем дело? Может, без капитана можно обойтись!

– Невозможно! Без капитана невозможно!

– Случилось что-то? – уже заинтересовался Коля.

– В том-то и дело, что случилось! – Федулин оглянулся, словно боялся, что его услышат. – В сто второй каюте едет тайный пассажир!

– Какой еще тайный?

– Это и нужно узнать! Вполне возможно – преступник. Кто еще, как не преступник ездит тайком?

– Да безбилетник, – сказал Коля Сопин, – «Заяц». Но это тоже недопустимо! Его надо высадить.

– Вот и я такого же мнения – высадить!

– А откуда вы все это знаете?

– Я живу в каюте напротив. И раньше всякие странные звуки слышал. А сегодня соседи мои уехали в город, закрыли каюту, как полагается, сам видел. И вдруг слышу, в каюте кто-то поет…

– А с чего это он запел?

– Кто его знает!

Коля Сопин был озадачен.

– Может, вам показалось?

– Давайте пойдем и послушаем, – предложил Федулин. – Как говорится, один ум хорошо, два лучше.

Коля согласился. Когда они спустились в трюм, Федулин прижал палец к губам:

– Только тихо!

Они шли на цыпочках, как две большие цапли. На какое-то мгновение Павлу Михайловичу стало не по себе. Совсем недавно он видел, как по этому ковру вышагивали тапочки. «Не видел, а привиделось», – поправил Федулин себя.

Вот она, сто вторая каюта. Федулин указал на нее пальцем. Коля Сопин приложил ухо к двери.

– Тишина! – прошептал он.

Федулин покрутил головой: дескать, не может быть, и тоже припал ухом.

Именно в это время, ни раньше, ни позже, Топало решил положить свою любимую шляпу в Зойкин чемодан. А то валяется где-то в углу, никакого уважения. Он поставил чемодан на столик. Но чемодан что-то не открывался. Топало посильнее его тряхнул, чемодан открылся и свалился со стола. Топало стал собирать вещи и ругать чемодан: «Чего сразу не открылся, больно мне нужно тебя ломать».

Непонятный грохот и какое-то бормотанье явственно услышали за дверью Федулин и Коля Сопин. Переглянулись.

– Слышишь? – прошептал Федулин.

– Слышу, – прошептал Коля.

Топало между тем продолжал ругать чемодан, который вначале не хотел открываться, а потом не хотел закрываться.

Федулин и Коля Сопин, крадучись, пошли обратно на палубу.

– Ну что? – спросил Федулин, расправляя плечи. Когда человек прав, он всегда расправляет плечи.

– «Заяц»! – произнес матрос, все еще немного ошарашенный. Где-где, а на теплоходах дальнего следования безбилетные пассажиры – чрезвычайная редкость.

– А может, и поважнее «зайца»!

– Может, и поважнее, – согласился Коля. – Вы меня здесь, на палубе, подождите, а я найду капитана.

Федулин в изнеможении опустился в кресло. За всю жизнь ничего особого Павел Михайлович не совершал, и с ним ничего не совершалось. А за эти дни что-то в его судьбе перевернулось. Позавчера – летающие рыбы, сегодня – тайный пассажир. Как будто специально для него все эти сюрпризы уготовлены: «Совершайте, товарищ Федулин, совершайте, пора!..»

Павел Михайлович вытер потное лицо своим белым беретиком. «Будет вам и белка, будет и свисток», – вспомнились ему слова детской песенки.

Коля Сопин вернулся быстро.

– Капитан ушел на речной вокзал к диспетчеру, – сообщил он. – Пойдемте, там его и разыщем.

Топало в опасности

У пирса стояло множество судов, больших и маленьких. Неторопливо, по-домашнему, подходили к причалу водные трамвайчики; подлетали, как гигантские белые птицы, «Ракеты», «Метеоры»; торжественно подплывал недосягаемый, величественный четырехпалубный теплоход.

Но Федулину некогда было любоваться. Он спешил с матросом Сопиным на речной вокзал. В кармане у него лежало письмо в Академию наук. Об этом Павел Михайлович тоже не забыл и опустил его в первый же почтовый ящик.

Речной вокзал, недавно построенный, весь сверкал стеклом, как граненый стакан. В большом зале ожидания сидели изнуренные жарой пассажиры. Коля Сопин уверенно прошел к диспетчеру и тут же возвратился обратно.

– Они уже ушли, – сказал он.

– Кто они?

– Наш капитан.

– А куда он ушел?

– Не докладывал. Вот если вы про штурмана Карпова спросите, то я могу сказать. Штурман на велосипеде катается. Представьте себе, самый пожилой, а велосипед с собой возит. Как длительная стоянка – так вдоль по берегу. У многих людей, я замечал, имеются странности…

– Я думаю, надо сообщить в милицию, – не дослушав размышления Коли Сопина, сказал Федулин. – Там разберутся с этим «зайцем» или кем там.

Коля засомневался:

– Сначала капитана надо поставить в известность. Капитан сам все решит и, если надо, сам милицию вызовет. Как положено.

– Его еще найти надо. Пока ищем, и стоянка кончится.

– Сначала надо капитану доложить, – твердил свое Коля.

– Докладывай. Ты подчиненный. А я лично беру на себя ответственность. Вам, молодой человек, я мог бы ничего и не рассказывать.

– Как хотите, – упорствовал Коля. – А я пойду капитана разыщу.

Коля побежал на теплоход. А Федулин пошел в милицию. Милиция была расположена в этом же здании, и даже стрелочка на стене указывала – «милиция».

– Жалуетесь на что? – встретил его вопросом лейтенант, который, видимо, только недавно надел форму, она была новенькой.

– Я ни на что не жалуюсь, – обиделся Федулин. – И пришел я к вам не по личным делам.

– А по каким таким?

– Я пассажир с теплохода «Космонавт Савиных». Сообщаю вам, что на теплоходе в сто второй каюте едет тайный пассажир.

И Федулин рассказал все, как было, и про песню «Во поле березынька стояла» – тоже. Это особенно поразило лейтенанта. Он сразу подтянулся и почувствовал себя на боевом посту.

– На теплоход! – приказал он, хотя приказывать было некому, только себе да Федулину, но тот не был его подчиненным.

У трапа их встретили капитан Петров и матрос Коля Сопин.

– Лейтенант Горгулько, – представился милиционер. – Что у вас за непорядки, товарищ капитан? – строго спросил он.

– Думаю, это какое-то недоразумение, – сказал Петров и не очень приветливо взглянул на Федулина. Он не верил, что в сто второй каюте, где едет симпатичный человек Валя Капелькина с дочкой, может быть какой-то третий пассажир. И ему было неприятно, что вызвали милицию, не поставив его в известность.

– Пойдемте, послушайте, и вы услышите, что в каюте кто-то есть, – предложил Федулин.

– Я у чужих дверей не подслушиваю, – холодно сказал капитан. – Через пятнадцать минут пассажиры возвратятся из города, тогда и разберемся.

– Мне нужны факты, доказательства, – сказал лейтенант Горгулько. – А хозяева – сообщники, их самих нужно будет привлекать.

– Пассажиры Капелькины – люди вполне надежные.

– Это мы посмотрим, показывайте вашу сто вторую каюту, – обратился он к Федулину.

Федулин заторопился впереди милиционера.

Топало и не подозревал, что вокруг него разворачиваются такие события. Он был занят важным разговором с чайкой. Птица покачивалась на воде прямо перед иллюминатором сто второй каюты. Волны ударялись о борт корабля монотонно, лениво. Словно и им было жарко.

– Пристань Ключи на левом или на правом берегу? – спросил Топало.

– На правом, – сказала чайка.

– А чего там пароходы не пристают? Мелко, что ли?

– Глубоко. Дна не видно, темнота. А чего не пристают – не знаю. Раньше приставали. Столько крошек с борта бросали – кыр, кыр, кыр! А сейчас там поесть нечего!

– Мне надо в Ключи, – вздохнул Топало. – У меня друг там живет, Думало. Не знаешь?

– Моя бабка с ним была знакома! А мне до него дела нет.

– Легкомысленная ты птица!

– Мы все такие. Но в затруднительном положении приходим на помощь!

– У меня как раз затруднительное. Надо встретиться с другом Думало, а пароход не пристает.

– Какой необразованный: не пароход, а теплоход!

– Больно образованная!

– Мы тебе поможем, даже очень просто. Будем кричать: «Причаливайте к берегу, шторм идет! Причаливайте к берегу, шторм идет!» Теплоход и пристанет к берегу.

– Кто твой язык понимает?

– Ну тогда я не знаю, что делать. Извини! – И чайка улетела. Расстроенный Топало даже иллюминатор закрыл.

– Причаливайте к берегу! Причаливайте к берегу! – От расстройства он так громко это произнес, что его отчетливо услышал лейтенант Горгулько (до этого ничего не мог услышать, кроме крика чаек) и, разумеется, Федулин.

– Стойте здесь и караульте! – прошептал милиционер. – Я бегу к капитану.

Лейтенант поднялся в рубку.

– Ну что, кого нашли? – спросил Петров, усмехнувшись.

– Кое-кого…

– Что значит кое-кого?

– А это мы должны выяснить вместе. Теплоход отправляется… – Он посмотрел на часы.

– Через полчаса, – сказал капитан.

– Когда же вернутся пассажиры из города?

– Думаю, с минуты на минуту.

Только капитан произнес эти слова, как на привокзальной площади появились экскурсионные автобусы.

– Пойдемте! – заторопил лейтенант, одергивая новую форму. – Мы должны задержать ваших нарушителей. Как их? Капелькиных!

– Что значит задержать?

– Для выяснения личности скрывающегося и их личностей тоже.

Капитан Петров не мог поверить, что на его теплоходе кто-то скрывается. Да еще в сто второй каюте.

Пассажиры один за другим проходили по трапу. Капелькины шли в числе последних.

– Не торопятся, – заметил милиционер.

– А чего им торопиться? Не опаздывают еще.

– Я смотрю, капитан, вы всячески скрываете недостатки в своей работе.

– Нисколько не скрываю! Пожалуйста, ходите, смотрите, ищите! У меня в тот рейс целая комиссия была!

«Нашел чем хвастаться, – подумал Горгулько. – Зря комиссии не посылают…»

– Валентина Ивановна! – окликнул Петров Капелькину.

– Товарищ капитан! – замахала ему рукой Зойка.

«Да они, видать, хорошо знакомы», – сделал вывод милиционер. В подтверждение его догадки Зойка прыгнула с трапа на палубу и – прямо к капитану.

– А мы по всему, по всему городу ездили! – с восторгом сообщила она. – Он такой большой!

– Вы Капелькина? – спросил милиционер Валентину Ивановну.

– Да, я, – удивилась она.

– Пройдемте в салон, – пригласил милиционер.

Валентина Ивановна вопросительно посмотрела на капитана. Петров смутился.

Они прошли в салон.

– Времени у нас мало, – сказал лейтенант Горгулько. – Так что давайте честно признаемся: кого вы возите в своей каюте?

– Ни-никого, – неуверенно произнесла мама-Капелькина и подумала: что же случилось? Неужели Топало вышел из каюты и что-то натворил?

– А кого нам везти? – спросила Зойка и сделала круглые глаза, как бы очень удивилась.

– Вот я и спрашиваю – кого?

Капитан стоял, сложив руки за спину, и молчал.

– Никого мы не везем! – шмыгнула Зойка острым носиком. – Идите, посмотрите.

– Здесь старшие разговаривают! – строго сказал лейтенант Горгулько. – А посмотреть мы посмотрим. Пойдемте в вашу каюту!

Мама с Зойкой пошли впереди, милиционер за ними, а капитан – замыкающим.

Павел Михайлович Федулин взад и вперед прохаживался по коридору.

– Все в порядке, – отрапортовал он милиционеру. – Из каюты никто не выходил.

Мама достала ключ, но от волнения никак не могла вставить его в замочную скважину.

– Пожалуйста, посмотрите, никого у нас нет, – нарочно громко, чтоб услышал Топало, сказала Зойка.

– Не волнуйтесь, – сказал Капелькиной милиционер и взял у нее ключ.

Он открыл дверь, и Зойка тут же прошмыгнула первая.

– Вот видите, никого нет!

Все зашли в каюту.

– А ты выйди, – сказала мама Зойке, потому что в каюте было очень тесно. К тому же прибежал Коля Сопин, чтоб посмотреть на «зайца».

Но «зайца» не было. Лейтенант Горгулько был в недоумении. Он заглянул в шкап, под стол, под кровать, осмотрел иллюминатор, который был надежно закрыт.

– Клянусь, никто не выходил! – прошептал не менее пораженный Федулин.

– Я сам слышал голос, – произнес милиционер озадаченно.

– Он и песню пел «Люли-люли стояла»! – добавил Федулин.

– Вот и «люли-люли»! – усмехнулся капитан. – Может быть, у вас был включен репродуктор? – спросил он хозяйку.

– Да, включен! – обрадовалась она догадливости капитана.

Репродуктор был действительно включен. Милиционер подергал шнур.

– Почему же он не работает?

– Право, не знаю, все время работал. – Она не могла признаться, что репродуктор неисправен.

– Я что – дурак: не разбираюсь, репродуктор работал или что-то другое говорило? – подал голос Коля Сопин.

– А что другое? – повернулся к нему капитан.

– А черт его знает! – Коля почесал затылок.

– Если не знаете, надо поменьше болтать! – вдруг рассердился капитан. – Идите и выполняйте свои обязанности! Много без дела шляетесь, да еще у чужих дверей!

– Слушаюсь! – опешил Коля. – Я бегу!

И действительно побежал.

– А чьи это тапочки? – заинтересовался лейтенант Горгулько. И вытащил из-под подушки тапочки. Топало почему-то их решил туда упрятать, чтоб не выбросили.

Мама-Капелькина растерялась, не знала, что и ответить.

– Мы их в каюте нашли, – высунулась из коридора Зойка. – Кто-то их оставил. Кому они нужны, дырявые?

– Почему под подушкой лежат? – подозрительно спросил лейтенант. – Почему прячете?

– Не прячем, – сказала мама. – Это Зоя играла, вот и засунула под подушку, я даже не заметила.

– Странные игры у вашей Зои, – проворчал Горгулько.

– Сегодня же мы их выбросим…

Федулин смотрел на тапочки и готов был поклясться, что именно они самостоятельно двигались по коридору. Но об этом он не мог сказать. Не поверят. Да и сам себе он поверить не мог, иначе посчитал бы себя явно нездоровым.

Лейтенант бросил тапочки, обтер пыль – рука об руку. Тапочки еще не доказательство, если никого в каюте не обнаружили. Странно все…

– Осмотр закончен? – спросил капитан.

– Так точно. Прошу прощения за беспокойство. – Лейтенант Горгулько отдал честь, но вид у него при этом был растерянный. – Рад, что сигнал не подтвердился. Желаю вам приятного путешествия!

Лейтенант пошел. Ему очень хотелось оглянуться, как будто за его спиной что-то в этот миг могло произойти, но он стерпел, не оглянулся. Горгулько чувствовал: что-то он упустил, до чего-то не додумался. Но до чего?

Федулин поплелся в свою каюту совершенно разбитый.

В голове у него не осталось ни одной мысли.

Капитан Петров чувствовал себя перед Капелькиными виноватым.

– Я очень огорчен этим недоразумением, – сказал он и осекся: ему послышалось, что верхняя полка заскрипела, как будто на ней кто-то заворочался. Петров поднял голову, но, разумеется, никого не увидел. Зойка, видимо, перехватила его настороженный взгляд и тут же залезла на полку и улеглась. Капитан почувствовал себя совсем неловко.

– Вы простите нас, столько хлопот вам доставили, – сказала мама-Капелькина.

– Это вы нас простите! – улыбнулся капитан. А улыбка его, как известно, вызывала доверие. Мама тоже улыбнулась.