Текст книги "Мужчина-вамп"

Автор книги: Ирина Павская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Парикмахерша не ошиблась – женщина, сидевшая за дверью с табличкой «№ 5», хотя и была миловидной и ухоженной, но выглядела лет на сорок. В ответ на мое осторожное приветствие она бодро воскликнула:

– Проходите, жду вас с утра!

Странно, она что, ясновидящая? А Татьяна Долгих тем временем раскрыла папку и деловито продолжила:

– Документы с собой?

– К… какие документы?

– А вы разве не из банка?

– Нет, я по личному вопросу.

– А-а, – женщина моментально утратила ко мне интерес. – По поводу покупки квартир надо обращаться в седьмой кабинет.

И она уткнулась в бумаги, считая диалог законченным.

Я осторожно кашлянула:

– Извините, пожалуйста, Татьяна. Я по еще более личному вопросу.

Хозяйка кабинета удивленно подняла голову.

– Я хотела бы поговорить с вами по поводу гибели Киры Тоцкой.

На лицо женщины набежала тень, подбородок едва заметно дрогнул:

– А вы, собственно, кто?

– Частный детектив Серафима Нечаева. Меня наняли для расследования этого дела.

– А милиция что же, не справляется? И кто вас нанял? Подлубняк?

– Нет, не он, – ответила я быстро. – Сведения о моем клиенте строго конфиденциальны. А что касается параллельного расследования… Видите ли, клиент считает версию милиции неубедительной.

Кажется, такие аргументы произвели на Татьяну Долгих необходимое впечатление. Она подошла к двери, выглянула в коридор и крикнула кому-то:

– Галя, меня нет минут на двадцать!

И заперла дверь изнутри.

– Слушаю вас. Только боюсь, мне особо рассказать нечего.

– Татьяна, откуда вы знаете Киру?

– Я бывшая сослуживица ее матери, Елены Тоцкой. Когда-то дружила с ней.

Мне вспомнилась пыльная деревенская дорога, красивая женщина с безумными от горя глазами и Алексей Михайлович, который, прижимая ее к себе, уговаривал: «Лена, Лена!»

– Тогда, может быть, для начала поговорим о взаимоотношениях между матерью, дочерью и отчимом. Ведь Подлубняк Кире отчим, не так ли?

Моя собеседница тяжело вздохнула и кивнула головой.

– Не знаю, вправе ли я раскрывать семейные тайны. Хотя… строго говоря, это и не тайна уже. Видите ли, такая история… неприятная… необычная.

Она собиралась с духом. А когда собралась, то я действительно узнала необычную историю. Хотя, с другой стороны, что в ней необычного?

Алексей Михайлович познакомился с молодой эффектной Леной Тоцкой, когда ее дочери только исполнилось десять лет. Женщина была свободной, Подлубняк тоже недавно оформил развод. Знакомство переросло в роман, а затем и в брак. Новоиспеченная семья жила неплохо, чему способствовал и крепнущий бизнес главы семейства. Алексей Михайлович был не только внимательным мужем, но и заботливым отцом. Он всегда находил время для своей падчерицы, оплачивал учебу в престижной школе, баловал нарядами и дорогими безделушками. Кира рано развилась и к своему пятнадцатилетию выглядела вполне сформировавшейся, очаровательной девушкой. Как все произошло, этого никто не знал, но только моложавый импозантный отчим вдруг пробудил в юной падчерице совсем не дочерние чувства. Страсть оказалась взаимной. И однажды случилось неизбежное – они стали любовниками. Поначалу Елена ничего не подозревала. Но, как известно, все тайное становится явным. Влюбленные потеряли осторожность, и однажды женщина застала свою дочь в объятиях своего же мужа.

Был грандиозный скандал. Дело чуть не дошло до суда. Но Алексею Михайловичу удалось всеми правдами и неправдами историю замять. Тем более девушка заявила матери, что любит отчима, и даже пригрозила самоубийством. Лена отступила. Они развелись с Подлубняком, а Кира осталась с Алексеем Михайловичем. Вот, собственно, и все. Свою связь они предпочитали не афишировать. Кстати, этому способствовало и то, что Кира по большей части жила в деревне. С матерью ее отношения были весьма прохладными.

Не могу сказать, что услышанное поразило меня до глубины души. Скорее я уже была готова узнать нечто подобное. Время от времени такие пикантные истории всплывают на страницах светской хроники на радость скучающей общественности. А уж сколько не всплывает!

– Почему же Подлубняк официально не женился на Кире?

– Этого я не знаю. – Татьяна Долгих спрятала глаза. Она явно что-то недоговаривала. Или мне просто казалось?

– Скажите, а не мог сам Алексей Михайлович решиться на убийство поднадоевшей любовницы?

– Что вы! – От такого нелепого предположения моя собеседница даже на стуле подскочила. – Он человек, конечно, своеобразный, но убийство Киры! Нет, нет!! И потом, мне кажется, Подлубняк к ней серьезно был привязан.

Татьяна осторожно глянула на часы. Время аудиенции истекало.

– Как вы думаете, кто мог поджечь дачу?

– Представления не имею! Когда-то и в самом деле я была дружна с их семьей, но уже давно наши встречи носят случайный характер. «Здравствуй, до свиданья» – и все. А дачу все-таки подожгли?

Я сделала вид, что не услышала последнего вопроса, и снова спросила сама:

– Вы не знаете случайно, кто такая Мальвина?

Долгих удивленно вскинула глаза:

– Подружка Буратино. Кукла. Кто же этого не знает?

Буратино меня не интересовал. Я помнила сказку с детства.

– У Киры были знакомые с таким именем?

Татьяна пожала плечами:

– Не припомню. Вообще Кира не могла похвастаться широким кругом общения. От сверстников отошла по понятным причинам, а знакомые Алексея Михайловича – все больше люди солидные, зрелые. Хотя была вроде у нее одна близкая подруга, но ее звали не Мальвина. Точно не Мальвина.

– Что за подруга, не скажете?

Моя собеседница старательно наморщила лоб:

– Крутится в голове, а назвать не могу. Что-то музыкальное, грузинское. Вам лучше обратиться к Лене, маме Киры. – Она снова взглянула на часы, уже более откровенно.

Я поднялась с места:

– Спасибо, Татьяна. Можно, я вам оставлю номер своего сотового? Позвоните, если вспомните что-нибудь интересное. Например, имя подруги.

Женщина закивала с видимым облегчением. И когда я уже была на пороге, она вдруг спросила:

– А обо мне-то вы от кого узнали?

– У нас в работе свои секреты, – ответила я таинственно и многозначительно.

Встреча закончилась как нельзя вовремя. Гипноз внезапности начинал проходить. У женщины стали появляться в мой адрес ненужные вопросы.

Да, с наскоку это дело не распутать. Спасибо, что Татьяна Долгих сгоряча поверила моей выдумке насчет частного детектива и не поинтересовалась документами. С семьей Киры такой номер не пройдет. Поэтому совет насчет Лены Тоцкой не имеет смысла.

Я неторопливо шла по малолюдной улице, стараясь держаться в тени. Что теперь? А теперь хорошо бы узнать, как продвигается официальное расследование. Эх, была не была! Позвоню! В конце концов должны же старые друзья помогать друг другу.

Это было смелое решение, а ноги между тем предательски подкосились, и кровь бросилась в лицо совсем не от жары. Боже, от одной только мысли! Как можно оставаться такой несовременной, сказала бы сейчас Зойка. Я присела на лавочку, стараясь унять сердцебиение, и набрала номер, по которому не звонила уже сто лет.

– Да! – Знакомый баритон был, как всегда, спокоен.

– Борис, это Сима. Я бы хотела встретиться и поговорить. Ты можешь уделить мне немного времени?

В трубке случилась секундная заминка. Всего секундная. Но она показалась мне вечностью. Неужели откажет? И какая же я бестолочь, зачем позвонила! Еще подумает, что я решила возобновить отношения.

– Хорошо, Сима. Завтра вечером тебя устроит?

– Устроит.

– Тогда в шесть, в кафе «Встреча». До свидания.

Все. Предельно корректно и отстраненно-доброжелательно. Интересно, а у него сердце затрепыхалось? Борис Валевич – бывший сотрудник милиции, бывший возлюбленный искусствоведа Серафимы Нечаевой, то есть меня. Основательный мужчина с серьезными намерениями. И хотя наши отношения складывались непросто, но перспективы просматривались вполне определенные. До того момента, как я… как со мной… Да что уж там мямлить! Пока на моем горизонте не возник другой. Блестящий, богатый, умный, красивый. Короче, совершенство в мужском обличье. Нет, он не был традиционным подлецом и обманщиком. По-моему, он меня даже любил. Что вы говорите? Имел семью и двоих детей? Вот именно. Любовный роман сгорел яркой рождественской свечой. Безумный карнавал закончился. Борода у Деда Мороза оказалась накладной, а вместо конфетки на елке болтался пустой нарядный фантик. Боря тем не менее получил отставку. Сначала я сама никого не хотела видеть, зализывала раны. А затем рассудила, что возобновлять прерванные по моей вине отношения по меньшей мере безнравственно. И все-таки мы же с ним не враги? Нет, конечно. И потом, ничего личного. Я попрошу его лишь о небольшом одолжении. В память о нашей дружбе. Так я лепетала сама себе, путаясь в объяснениях и пытаясь не думать о том, как давно мы не встречались с Борисом Валевичем.

* * *

День у Алексея Михайловича Подлубняка был тяжелый. Проблемы с новым поставщиком оказались серьезнее, чем он ожидал. Заместитель не сумел их «разрулить». Пришлось вмешаться самому. Весь день ушел на мотание по городу, утомительные переговоры, оформление документов. К вечеру Подлубняк чувствовал себя совершенно измученным. По-хорошему, надо бы пересилить усталость, заглянуть в тренажерный зал. Физические упражнения и бассейн всегда взбадривали, давали новую энергию. Но сегодня тренироваться определенно не хотелось. Не хотелось!

– Алексей Михайлович, вы плохо себя чувствуете? – Матвей озабоченно глянул на хозяина, осторожно тронул машину с места.

– Устал что-то, Матюша. Крутишься, вкалываешь, а жизнь все одно сволочная, – неожиданно для себя пожаловался Подлубняк.

Парень понимающе качнул головой. Сквозь нежную кожу щек просвечивала алая кровь, большие черные глаза сосредоточенно смотрели на дорогу. Красивый! И совсем молодой. Сколько ему лет-то? Наверное, как Кире. Сердце Алексея Михайловича болезненно сжалось. Бедная девочка! Подлубняк не любил чувствовать себя виноватым, но с той минуты, как он увидел дымящиеся развалины своей дачи, его грызла и грызла совесть. Ведь если бы он мог несколько лет назад справиться со своим темным нечто, живущим внутри крепкого мужского тела, возможно, Кира была бы жива. И Лена его бы не проклинала. Что за судьба – делать всех несчастными. Почему он должен выбиваться из среднестатистического ряда обычных людей! Но ЭТО было сильнее рассудка. И когда кровь ударяла в голову, Алексей Михайлович уже не думал о последствиях. Как тогда, в тот вечер. Ах, как была Кира хороша! Невинная девочка во всей прелести пятнадцати лет. Как замечательно пахла ее кожа: свежестью и почему-то молоком. Ему бы остановиться, убежать. Но он забыл обо всем и очнулся только, когда опасная сила внутри его насытилась до отвала.

Воспоминания взволновали Подлубняка. В висках знакомо застучало. Умолкла совесть, куда-то испарилась усталость. Может быть, ему потому-то все и удается в бизнесе, что он немного не такой, как все. Чуть-чуть, самую малость. Будь он ординарным человеком, пахать бы ему на заводе инженером за гроши до самой пенсии. А эта его непохожесть – оборотная сторона удачливости, деловой смелости. И что греха таить, люди к нему тянутся. Сами хотят, чтобы он опалил их своим огнем. Так в чем же его вина?

Алексей Михайлович выпрямился на сиденье, глаза неожиданно засветились. Водитель Матвей уловил движение хозяина и бросил на него косой быстрый взгляд. Ему было хорошо знакомо такое выражение лица Подлубняка. Парень не ошибся.

– Вот что, Матюша. Домой не поедем. Поворачивай в клуб.

Взвизгнули тормоза, потом мотор взревел с новой силой. Развернувшись, автомобиль помчался в обратную сторону и скоро растворился в мощном вечернем потоке машин.

* * *

Я собиралась, как на свидание. Перемерила кучу нарядов, причесалась по-новому. Собственно, это и было свиданием. Только деловым свиданием. И весь ажиотаж с макияжем и новой блузой, строго говоря, ни к чему. Что это – стремление просто хорошо выглядеть или тайное желание возбудить в моем старом знакомом прежние чувства? В общем, как ни хитри, мне было не все равно, и точка.

Искусству ходить на свидания Зойка когда-то обучала меня терпеливо и, кажется, небезуспешно. Во-первых, объект (она так и говорила – объект) не должен понять, что ты полчаса как из парикмахерской. Вид должен быть абсолютно естественным. Теперь прикид. Даже если ты надела свой самый эффектный туалет, веди себя так, словно это повседневное платье. Пусть объект не воображает, что ты расшиблась в лепешку из-за него. Ни в коем случае нельзя приходить раньше времени и торчать печальным столбом, вытягивая тревожно шею в сторону каждого мужчины, появляющегося из-за угла. Опаздывать тоже некрасиво. Признак невоспитанности. Надо задержаться, но самую малость – минуты на две-три. Даже если объект сам опаздывает. Для этого необходимо занять удобную позицию на подступах к месту свидания. Что-то вроде временного наблюдательного пункта. Когда тебя не видно, а ты видишь все. Не пришел голубчик – тебя словно тоже не было. А если объект появился, отсчитывай две минуты и выходи из укрытия. Короче, во всем вежливая небрежность и едва заметный интерес, граничащий с равнодушием. Только с Борисом смешно в такие игры играть. Не вчера познакомились. Однако у кафе я появилась в три минуты седьмого. На всякий случай.

Мой кавалер уже просматривался под навесом открытого кафетерия. Нервы у него будь здоров! Руки не дрожат, лицо красными пятнами не покрылось. Мне даже стало несколько обидно. Может, ему действительно все равно?

– Привет! – Я села на соседний стул и независимо огляделась, словно мы расстались только вчера.

– Здравствуй, Сима! – Борис смотрел на меня спокойно и выжидательно. – Что тебе заказать?

– Кофе и мороженое. – Господи, когда же Я была в этой «Встрече» последний раз? Кажется, полтора года назад. Точно, полтора года назад мы были здесь именно с Валевичем.

– Хорошо выглядишь.

– Спасибо!

Над столом повисла пауза. Что это я? Есть определенное дело, и нечего разводить многозначительные антимонии с паузами и взаимными комплиментами. Борис молчал. Он не собирался облегчать мне судьбу. Официантка принесла кофе. Я отпила жгучий глоток и кинулась в разговор, словно на тарзанке прыгнула с моста. Для начала объяснила ситуацию с пожаром и гибелью Киры. А потом попросила узнать, в какой стадии находится расследование дела и существуют ли новые версии. Городок наш небольшой, у Бориса полно знакомых в правоохранительных органах, поэтому ничего невыполнимого в моей просьбе не было. Я резонно полагала, что занимается трагедией в Малых Петушках отнюдь не районный участковый, если учитывать личность хозяина дачи.

Валевич выслушал меня и не перебил ни разу. Потом поиграл задумчиво металлической ложечкой для мороженого:

– По правде говоря, Сима, в качестве искусствоведа ты мне нравишься гораздо больше. В этом качестве ты чудо как хороша. Умная, мягкая, деликатная. Поднимаешься над обыденностью. Настоящая русская интеллигентка. Не понимаю – зачем тебе все эти грязные, кровавые истории? Оставила бы их для грубых мужиков вроде меня.

Вот, вот! Именно это всегда и выбивает из колеи. Можешь сделать – сделай. Не можешь – откажись. Только не надо нравоучений. Терпеть их не могу. Завожусь с полоборота. Почему так называемые профессионалы, к коим причисляет себя и Валевич, уж очень небрежно относятся к попыткам человека со стороны докопаться до сути? Кажется, доказала, что не глупее некоторых, и не только в искусстве, что умею рассуждать нетривиально, что в конце концов бываю права, черт побери! Сколько раз мы уже дискутировали на эту тему, даже скандалили. И опять старая песня на тему «не садися не в свои сани».

Наверное, по моему лицу очень заметно побежали волны негодования, потому что Борис поднял примирительно руку:

– Тихо, только не злись.

А я еще и слова не сказала.

Валевич тряхнул головой, видно, принял решение.

– Ладно, узнаю, что смогу. Ты ведь свою затею все равно не оставишь. Уж лучше тебе помочь, а то еще наломаешь дров по неосторожности.

– Правильно, Боря! Как говорила моя мама, если не можешь противостоять событиям, то надо их возглавить.

Валевич захохотал и стал прежним. Таким, каким я его помнила. И любила. Ведь любила же!

Он вдруг перестал смеяться и накрыл мою руку своей большой ладонью:

– Как ты живешь?

Его серые глаза были совсем близко, а губы еле слышно прошептали: «… без меня». Или мне это показалось?

– Все хорошо, – я не стала усугублять ситуацию и осторожно вынула руку из теплого плена. – Вот пошла в отпуск. Отдыхаю.

Ра-аз! От резкого движения ежик свернулся клубком. Раковина захлопнула свои створки. Мимоза сложила нежные листья. Борис, почти не шевелясь, вдруг сделался далеким и отстраненным. Посмотрел насмешливо и спокойно:

– Вижу, как ты отдыхаешь. На юридический поступила бы, что ли, если много лишнего времени.

– Надо будет – поступлю, – пробормотала я сердито, изо всех сил пряча смущение.

Конечно, меня смущали не его слова. Меня тревожило его присутствие и еще то неосязаемое, невысказанное, что витало в воздухе вокруг нас. Нет, это на самом деле глупо – пытаться плюхнуться второй раз в одну и ту же реку. Согласно философам, такого не бывает.

– В общем я все понял. Когда будут новости – позвоню. А сейчас мне пора. – Борис поднялся.

Вот гадство! Опять я прокололась. Чего точно не умею, так это уходить вовремя. Учила меня Зойка, учила… А я всегда проморгаю зыбкую грань, до которой еще можно красиво встать и раствориться в пространстве и времени, оставив после себя тонкий аромат духов и страдающее мужское сердце… и теперь вот сижу дура дурой. Почти брошенная. Нет у меня способностей к любовной науке. Ну, то есть полный дебилизм.

Борис ушел, а я с горя заказала еще чашку кофе. Он сказал, что позвонит. Надеюсь, у меня хватит терпения и ума подождать, не запрашивая каждые полчаса, как там идут дела. Я немного еще пострадала, покомплексовала и пошла в сторону парка. Деревня меня развратила. Все время хотелось свежего воздуха и шелеста листвы. И еще не хватало густого жирного молока от знаменитой Рыжухи. Коровка Ерохиных не нуждалась в рекламе, не то что городской кефир. Вон красуется плакатный лозунг: «Молочная империя Алексея Подлубняка». Кстати, эту фамилию я точно встречала еще до своих деревенских приключений. И не только на жизнерадостных рекламных щитах. Но где, где? Я подняла глаза на плакат. Живописные пачки кефира выстраивались в замысловатые башни, почти такие же, как сгоревшая дача. Должно быть, империю Подлубняка обслуживает один и тот же архитектор со своим, глубоко личным представлением о прекрасном. Хотя, возможно, я напрасно ехидничаю, и чудовищный стиль – всего лишь материальное воплощение драмы художника. Так сказать, противоречие между его хорошим вкусом и капризами заказчика, которому непременно надо угодить. А что! Такое сплошь и рядом. Хозяева жизни трудно поддаются эстетическому воспитанию. Рая мне постоянно об этом рассказывает. Рая… Точно – Рая!! Специалист – дизайнер высокого класса. Мы познакомились, когда в картинной галерее проходила выставка ее работ. Рая, ко всему прочему, пробовала свои силы в живописи и графике, и, надо сказать, довольно успешно. Примерно за месяц до отпуска я встретила ее на улице. Как всегда, остановились поболтать. На вопрос, чем она сейчас занимается, Рая похвалилась, что получила большой заказ на разработку эскизов по оформлению квартиры господина… Подлубняка. Именно! Тогда я на фамилию не обратила никакого внимания, прошелестело слово мимо уха, и все. «Что он Гекубе, что ему Гекуба!» А теперь память услужливо выудила из своих тайников тот разговор и подсунула под самый нос – Подлубняк! И что нам это дает? А при умном подходе очень даже многое.

Так, Раиса, сегодня же вечером тебя разыщу и потолкую. Относительно новых тенденций в дизайне частных апартаментов.

* * *

– Сима, располагайся, как тебе удобно. – Рая, симпатичная толстушка-хохотушка, сбросила с кресла на пол кипу журналов и листов с эскизами. Ничего не изменилось со времени моего последнего визита. Все тот же творческий беспорядок, который мама непременно обозвала бы бардаком. Но Рая на подобные мелочи не обращает внимания. По крайней мере жить ей это не мешает нисколько. Богема в классическом варианте. Я плюхнулась в кресло и с удовольствием огляделась. Что у моей знакомой появилось новенького?

– Вот, посмотри пока, если интересно, – Раиса выудила откуда-то из бумажных завалов плотную папку. – Фантазии на тему «Зима в городе».

Графика была очаровательна. Черно-белые рисунки непостижимым образом передавали и холод, и рассеянный морозный свет, и городскую слякоть. Знакомые улицы родного городка выглядели неожиданными, пейзажи дышали любовью и странной грустью. В этом была загадка художницы. Творения Раисы совершенно не вязались с ее обликом. Казалось, что когда она начинала работать, то словно раздваивалась. Из глубины энергичной веселой дамы без комплексов, которая свободно может и рюмку водки при случае опрокинуть, и анекдот такой забубенить, что у мужиков уши в трубочку свернутся, проступала застенчивая нежная девочка с тревожным и обостренным восприятием красоты. Когда я готовила первую выставку Раи, этот диссонанс поразил меня.

– Замечательно! – Я была искренна в своей похвале.

Хозяйка дома порозовела от удовольствия, но махнула рукой нарочито небрежно:

– А, пустяки! Расскажи лучше, что нового у вас в галерее.

Я принялась пересказывать последние культурные события и сплетни. Рая слушала заинтересованно, время от времени хохоча и вставляя острые замечания. Наконец, светская часть моего разговора была исчерпана. Теперь требовалось аккуратно перейти к интересующему меня вопросу.

– Рая, помнится, ты говорила, что занимаешься частным интерьером. Уже закончила работу?

– Что ты! Начать и кончить! Сперва я приболела, затем мой заказчик уезжал. А требовалось эскизы с ним согласовать. Потом мы разошлись концептуально. Трудность заключается в том, что я работаю не на расчищенном пространстве. Господин Подлубняк в этой квартире живет несколько лет. Естественно, там уже есть отделка. Пышный, дорогущий евроужас. К счастью, Алексей Михайлович – мужчина толковый. Мне удалось его убедить, что менять надо в принципе все. И, в первую очередь, сам подход к интерьеру. Следовательно, надо прежнее искоренять, выкорчевывать без жалости. Вот сейчас едва-едва к работе приступаю. Задачи комплексные, грандиозные. Я не только дизайнер, но и прораб, и снабженец. Иначе нельзя. Стоит раз недоглядеть, наши отделочники всю идею на корню загубят. И так норовят то краску не ту подсунуть, то эскиз подкорректировать. А еще мебель нужно подбирать. Короче, кошмар! – закончила Рая с восторгом. Было видно, что все эти ужасные хлопоты доставляют ей истинное наслаждение.

– Слушай, а можно мне к твоей работе ненадолго подключиться?

Раиса запнулась на полуслове. Она откровенно растерялась.

– Раечка, не волнуйся. Я не собираюсь с тобой конкурировать и тем более претендовать на часть денег. У меня чисто познавательный интерес. Хотелось посмотреть, как ты работаешь в качестве дизайнера. Это раз. А во-вторых… Ладно, не буду врать. Тут замешаны и личные мотивы. Одним словом, мне необходимо познакомиться с Алексеем Михайловичем поближе, а других возможностей нет.

– Ага! – Художница понимающе улыбнулась и погрозила мне пальцем. – Так бы сразу и сказала! А что, Подлубняк – мужчина хоть куда. Деньги, влияние, харизма – все при нем. Можно и дерзнуть.

Ну, что ты будешь делать! И эта туда же! Наивные, наивные девчонки. Впрочем, если видит ситуацию под таким углом, то пускай. Мне даже на руку. Я изобразила смущение и вполне натурально покраснела.

– Ноу проблем! – ободрила меня Раиса. – Подруге помочь в личном – святое дело. Значит, так. – Она на мгновение задумалась и затем продолжила весело: – Ничего сочинять специально не будем. Все предельно правдиво. Скажем, я пригласила тебя для консультаций как искусствоведа. Пусть Алексей Михайлович гордится, что на его квартире работают специалисты из картинной галереи. В дом будешь вхожа, а уж дальше действуй сама. – Она комично развела руками. – В сердечных делах я тебе не подсказчица. Технологией обольщения владею слабо.

Думаю, что мне это не понадобится вовсе. Главное, получить доступ в закрытый мир молочного императора. Вдруг за что-нибудь да зацеплюсь.

Рая тем временем деловито наморщила лоб:

– Решение принято, нечего рассусоливать! К осаде крепости приступим немедленно. Первая вылазка послезавтра. Встречаемся утром и двигаем. Только ты уж не обижайся, кое-какую работу мне придется все-таки тебе поручать. Чтобы твое присутствие не вызывало подозрений. Признаешь мою главенствующую роль?

– Признаю! Кстати, возможно, мне на самом деле удастся тебе помочь.

Раиса на это смелое предположение деликатно промолчала. Представляю, что она подумала о моих дизайнерских способностях. Впрочем, мне было все равно. Главного я добилась. Послезавтра вполне легально проникну в дом Подлубняка. А там видно будет.

– Между прочим, Рая, осенью мы планируем провести выставку современной графики. Не хочешь предложить свою серию «Зима в городе»?

Художница легко вздохнула:

– Подлизываешься? Да я тебя к Подлубняку и так проведу.

– Обижаешь, начальник! Твои работы хороши сами по себе. Подлубняк здесь ни при чем.

– Ладно, ближе к осени и поговорим. – Рая испуганно вскинулась: – Слушай, у меня уже, наверное, весь чай выкипел.

Она кинулась на кухню, я встала и пошла следом за ней.

* * *

Сотовый высветил незнакомый номер.

– Алло!

– Сима, привет, это Борис.

Ну, конечно, откуда я могу знать этот номер. Раньше у него мобильника не было.

– Я тебе еще не надоел? Ты готова пообщаться?

Деликатность Валевича перехлестнула через край. По правде говоря, это я надоедаю занятому человеку глупыми просьбами и неуместными напоминаниями о себе.

– Конечно, всегда готова.

Господи, что я несу! Какие-то пионерские лозунги. Как ни хорохорюсь, а предохранители всякий раз вышибает.

– Отлично! Тогда сегодня и как в песне: «На том же месте, в тот же час». Пока.

– А-а… – Но Борис уже отключился.

Жизнь становится все интересней и оживленней. Например, свидания с мужчиной приняли регулярный характер. Это тебе не грядки с морковкой прореживать. Хорошо, что Зойка сидит в деревне и ничего не подозревает о моей деятельности. А то курса лекций и советов было бы не избежать.

Итак, шесть вечера. Кафе «Встреча». Мы становимся завсегдатаями этого популярного заведения для небогатой публики. Можно уже рассчитывать на поощрительный бонус от владельцев. Допустим, на лишний пакетик чая «Принцесса Нури». Ну, бонус не бонус, а когда я подошла к знакомому столику, то кофе уже принесли. И мороженое. Бедный Валевич! Мало того, что ходит на встречи со мной (не исключено, что с отвращением!), так еще вынужден тратиться. После этой покаянной мысли перед глазами сразу же возникло суровое Зойкино лицо.

– Что за «совковая» привычка жалеть чужие деньги. Тем более если они потрачены на тебя. Это нормально, когда мужчина делает женщине подарки, это не должно вызывать у женщины чувства вины, – сердилась в таких случаях моя подруга.

– Мне неловко!

– Ох, и дремучая ты, Сима. Откуда у тебя этот менталитет?

– Должно быть, с генами перешел, – робко оправдывалась я.

– Ну-у, если с генами, тогда дело – швах! Никогда из тебя не выйдет настоящей дамы. Так и будешь всегда своим любовникам накрывать ужин и втихаря утром совать деньги на такси. Вот из-за таких, как ты, наши российские мужики совсем опаскудились. Вы же их своей нетребовательностью развращаете и еще нам, настоящим женщинам, – тут подруга гордо вскидывала голову, – жизнь портите. Даже если твой друг из-за тебя разорится и пулю в лоб себе пустит, тебя это не должно волновать абсолютно. Слышишь, абсолютно! Умрет со счастливой улыбкой на устах, ибо ты дала ему возможность почувствовать себя щедрым и крутым.

Может быть, Зойка и права. Ладно, не буду сокрушаться, спокойно съем заказанное Валевичем мороженое. Могу еще и про вторую порцию намекнуть. Пусть чувствует себя щедрым и крутым.

Я слизывала с губ сладкий холод и ждала. Раз позвонил, значит, есть что рассказать.

– Сима, информация такая. Дело идет полным ходом. Преступление, можно сказать, раскрыто, остались небольшие формальности.

– Вот как! И кто преступник?

– Все тот же. Главный подозреваемый – житель Малых Петушков Николай Ерохин.

– Ах ты, дьявол! Так я и думала. Человека осудят только на основании глупых пьяных угроз. Да мало ли кто кому угрожает под горячую руку!

– Сима, дело не только в угрозах. Как я понял, против него имеются серьезные улики. На пожарище найдена канистра с остатками бензина, принадлежащая Николаю. И сам он практически почти сознался.

– То есть как! Прямо взял и сознался?

– Ну, не совсем чтобы… Ваш деревенский народоволец накануне пожара допился до такого состояния, что ровным счетом ничего не помнит. Поэтому своего участия в поджоге не может отрицать, как и не может ничего сказать в свое оправдание. А канистра – это доказательство. В общем дело ясное. Посидит немножко и сознается окончательно.

Я занервничала:

– Подожди, Борис. Но если он был пьян в стельку, то как же мог поджечь дачу?

– Для этого исключительных способностей как раз не нужно. Подтащил бензин, чиркнул спичкой…

Я вспомнила про дорогую зажигалку и прикусила язык.

– … и пошел дальше пить на радостях. Сима, что тебя в этой истории смущает? Ты чего добиваешься?

– Э-э, понимаешь… как тебе сказать… мне кажется, не все так просто.

– Ты можешь эту версию убедительно опровергнуть?

– Не могу, – сказала я сердито. – Пока не могу.

– Послушай, вот тебе мой совет. Не ищи кошку в темной комнате. Ребята довольны, что дело раскрыто моментально, извини за невольный каламбур, по горячим следам.

– Что же они так сразу прицепились к злосчастной канистре? Самого Подлубняка-то хоть проверили?

– Не извольте сомневаться, – Валевич откровенно ехидничал. – Только у Алексея Михайловича – железное алиби. В ночь пожара он до самого утра расслаблялся в клубе «Арамис». И тому полно свидетелей. – Тут Борис задумчиво прищелкнул пальцами. – Хотя выбор заведения, конечно, своеобразный.

– В каком смысле?

– О, святая простота! – Мой визави усмехнулся. – Хотя откуда тебе знать. «Арамис» – клуб дорогой, солидный. Закрытый. Все бы ничего, но только у него есть определенный оттенок. Неофициальный, конечно, но есть. Впрочем, в наше время это не повод для подозрений.

– Какой еще оттенок?

– Серафима, ты меня в краску вгоняешь своей наивностью. Известно какой – голубой!

Я поперхнулась чаем:

– Неужели?! Уж не хочешь ли ты сказать…

– Я ровным счетом ничего не хочу сказать. Местечко пафосное, туда не одни «противные» ходят. Модный клуб – не тюремная зона. Сексуальная терпимость только приветствуется. Есть даже в этом определенный шик. Чем же Подлубняк хуже других?