Текст книги "Все, что она хочет (СИ)"
Автор книги: Ирина Лем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Он не реагировал на прикосновения Дженифер, как бы не замечая – игра, которая нравилась обоим.
Затягивать прелюдию девушка не собиралась: бесцеремонно расстегнув молнию на джинсах гостя, залезла в трусы. Там никакого движения. Придется самой выполнять всю работу, это в ее интересах. Нестрашно. Дженифер любила быть ведущей – в сексе и в работе. Она и в семье будет командовать, если найдет подходящего мужа.
Хотя, вряд ли: слабака она не потерпит, сильный не потерпит ее – проверено на практике. Значит, всю жизнь будет забавляться с одноразовыми мужчинами, и чем старше будет становиться она, тем моложе любовники – живые игрушки для секса.
Живые лучше чем искусственные, от них теплом веет.
Наклонилась к груди, лизнула сосок, подняла голову, потянулась к губам. Марк отстранился: губы – его храм, куда доступ разрешен далеко не каждому. Дженифер не обиделась, поцеловала его щеку, подбородок, шею, снова спустилась к соскам.
Он отвлекся от экрана и вроде удивленно посмотрел: что это она делает на моей груди?
А, понятно.
– Подожди, сейчас поставлю рюмку.
Пока гость наклонялся к салонному столику, Дженифер быстренько разделась, буквально за три секунды – брюки, майка, лифчик. Когда Марк снова взглянул на нее, девушка была обнажена. Окинул ее оценивающим взглядом и почувствовал зарождающееся желание, подогретое вином, диваном, музыкой, всей атмосферой. Дама помогла ему раздеться, наклонилась к промежности, и активно используя язык, губы, руки, принялась за дело.
Ничто не работает лучше для возбуждения мужчины, чем хороший минет. Сработало и для Марка. Хотя не достиг пика, ждать не захотел, произойдет по ходу дела. Взял партнершу подмышки, посадил на себя верхом. Получилось без задержек – вагина просторная, мякая как желе. Немного широковата – вот где ей первым делом сделать бы корректирующую операцию... Мелькнуло и забылось.
Дженифер охнула и задвигалась вверх-вниз, мощно, даже агрессивно – похожая на воинственную амазонку, несущуюся в бой.
Она уперлась в грудь мужчины и показала сексуальный мастер-класс: прыгала, скользила, крутила бедрами, стараясь разнообразить монотонный процесс. Она была в своей стихии, ощущала себя дирижером, отведя Марку роль второй скрипки – лишь поддерживать ритм и не спешить с концовкой.
Один раз он увлекся, потянулся к ее грудям. Они твердо торчали вперед и двигались неестественно – как два шара, прилепленных к телу.
«Силикон, руками не трогать!» – поступил в мозг предупреждающий сигнал. Совершенно неуместно – чуть эрекцию не потерял. Закрыл глаза, решил не отвлекаться на глупости. К грудям партнерши так и не прикоснулся...
Дженифер получила свое. Она кончила раз пять или шесть. Может все десять – Марк не считал. Выглядела довольной. После полутора часов почти непрерывного секса сказала:
– Теперь ты, – наклонилась и снова принялась за минет.
Доведя мужчину до оргазма, она получила в рот ощутимую дозу спермы и отправилась в туалет выплюнуть.
Когда вернулась, Марк стоял одетый. Он мог бы остаться на ночь, как не раз предлагала Дженифер, но ужасно не любил спать в чужих кроватях. Давно проверено и не изменилось со временем: ночевка в гостях его телу противопоказана – даже на самом удобном матрасе и мягкой подушке. Будет ворочаться с боку не бок, теребить одеяло, но не заснет.
Накинув халат на голое тело, хозяйка отправилась его провожать.
У двери остановились, прильнула к Марку, прошептала:
– Ты был великолепен. Как всегда. Как раньше. – Отстранилась, обхватила его голову, заглянула в глаза. – Знаешь, из всех мужчин, которые у меня были, ты лучший в постели. Не хочу тебя терять. В наше время так трудно найти настоящего самца. Все эти геи и трансгендеры... Что я буду делать, когда мужчины эволюируют во что-то другое?
– Ну, на твой век жеребцов хватит, – грубовато успокоил Марк. – Кому-кому, а тебе беспокоиться не о чем. Мне тоже с тобой понравилось, Джен. Спи спокойно, дорогая.
Сухо поцеловал ее в лоб и вышел за дверь.
19.
На уикэнд прилетели родители. Визит был спланирован заранее и ожидался сторонами с одинаковым нетерпением.
Амелия и Сэмюэл Руттенберги три года назад одновременно вышли на пенсию и вступили в новый этап, который часто рассматривается в черно-белом варианте. Для одних это потеря социальной значимости, отчуждение старых друзей, обочина активной жизни. Для других – бессрочный отпуск, возможность заводить новые знакомства и делать то, на что в молодости не хватало времени или денег.
Для Амелии и Самюэла выход на пенсию не означал конца полнокровного существования. Спрятаться за кустом герани, наблюдать мир через окно? Не для них. Загорелись идеей посмотреть мир.
Популярные туристические страны они посетили раньше. Там, конечно, интересно, но – спешка, дороговизна и усталые гиды, скороговоркой выдающие заученный текст. Индустрия путешествий крутится на полных оборотах. Рядовой турист попадает в конвейер, который постоянно движется и не спрашивает о впечатлениях. Приехал? Любуйся. Посмотрел? Сфотографируй. Восхитился? Проходи!
Постоять перед экспонатом или природным пейзажем, подумать, обменяться мыслями – некогда, надо уступать место следующей группе или бежать к автобусу. Захочешь передохнуть за чашкой кофе – сдерут втридорога, испортят настроение до конца дня, а то и до конца отпуска.
Прелести и недостатки паломничества к туристическим «магнитам» Руттенберги испытали вдоволь. Все эти пирамиды и колизеи... Хватит. Настало время проехать по глубинкам, не открытым туристами. Увидеть не парадную сторону страны, а повседневную.
Притормозить. Оглядеться. Вникнуть.
Очароваться не в обязательном порядке, а по собственному желанию и в спокойном темпе. Общение с прекрасным требует неторопливости – как общение с неординарным человеком, который раскрывается не сразу. Только когда поговоришь, узнаешь его точку зрения, поймешь его глубину.
Чуть ли не каждый месяц супруги паковали чемоданы, готовясь к очередной поездке. Необязательно за границу – с неменьшим удовольствием ездили по Америке. Полюбившиеся места как Ценральный Парк в Нью Йорке посещали несколько раз в год, он прекрасен во все сезоны.
Путешествовали насколько позволяли финансы. Руттенберги не миллионеры, но очень хороший средний класс. Оба имели в прошлом престижные специальности: папа – в финансовом отделе городской администрации, мама – в больнице. Проработали всю жизнь на одном предприятии, в благодарность за преданность получили неплохой бонус к пенсионному пособию. Раньше деньги тратили на семейные нужды – дом, машину, откладывали на образование для сына. Теперь пришло время тратить на себя.
Регулярно приезжали навестить Марка, коротко – на уик-энд. Его они считали единственным ребенком, хотя фактически имели еще дочь – на два года старше.
От нее давно не приходило известий, лет семнадцать.
В детстве Рэйчел была доброй, беспроблемной девочкой, выглядела как картинка из журнала для семейного чтения – блондинистые кудряшки, румяные щечки, счастливая улыбка. К четырнадцати годам лицо и характер испортились самым драматическим образом: из улыбчивого ангела с голубыми глазами она превратилась в нервного демона со шрамами от прыщей.
Внезапно Рэйчел обозлилась на целый свет. В знак протеста увлеклась мрачной, готической атрибутикой: покрасила волосы, ногти и губы в ядовито-черный цвет. Надела черную куртку с заклепками-иголками, перстни и кулоны в виде крестов и черепов. Возненавидела родителей, обзывала их тупоголовыми мещанами, приспособленцами, рабами комфорта и системы. В шестнадцать прониклась идеями то ли хиппи, то ли кришнаитов и ушла из дома.
Как потом оказалось – навсегда.
Амелия и Сэмюэл давно оставили попытки найти дочь и не имели понятия, жива ли она вообще. Из сердца не выбросили, надеялись в душе, что она когда-нибудь объявится – веселая и счастливая. Да любая – лишь бы вернулась. Но... С каждым годом надежда становилась прозрачнее. Невосполнимая потеря. Непроходящая боль. Похоронив ее на дне, родители никогда о том не разговаривали, даже между собой.
Зато сыном гордились за двоих, по-американски безгранично. Также безгранично любили, как любят маленьких – только за то, что они есть. Старались быть в курсе его событий, значительных – как покупка дома, и поменьше – как последняя прочитанная книга. Следили за успехами. Не забывали поддержать, подбодрить. Давали советы, просили следить за здоровьем.
Особенно Амелия. Привыкла в больнице заботиться о пациентах и перенесла эту манеру на близких. Упорно не желала признавать, что сын больше не нуждается в опеке – для нее он оставался малышом, пусть и выше ее ростом.
Доходило до смешного. Когда Марк по скайпу разговаривал хриплым от простуды голосом, мама первым делом спрашивала:
– Сынок, ты принял парацетамол?
Наказывала:
– Не сиди на сквозняке. Грей ноги. Ешь больше фруктов!
Сэмюэл обожал сына не меньше, обращался с ним сдержанно – по-мужски.
– Сын, ты позаботился о дополнительных пенсионных накоплениях? – интересовался он, готовый дать профессиональный совет.
Другого бы родительская опека раздражала, только не Марка. Наверное, в душе он был маменькин сынок, в хорошем смысле – когда человек имеет надежный тыл. Было весело ощущать себя ребенком в глазах родителей. Подыгрывал им, позволял о себе заботиться. Пусть со стороны выглядело комично – кому какое дело? Это их внутрисемейная тайна – как у мафии, члены которой скреплены не кровью, а любовью.
Когда уехал из родного штата, совершенно неожиданно начал скучать по родным. Ощутил пустоту в том месте возле сердца, которое раньше при семейных встречах наполнялось чем-то сладким и тягучим вроде клубничного сиропа.
К новому месту привыкать тяжело, а к такому амбициозному как Лос Анджелес – особенно. Иногда вечерами Марк лежал на диване, не включая ни света, ни телевизора, представлял – что сейчас делают родители? Играют в Скрэбл, смотрят «Касабланку» или танцуют танго под Армстронга? Возраст не испортил их характеров, они до сих пор влюблены друг в друга, сейчас даже сильнее чем прежде – ничего не стоит поцеловаться на многолюдной улице, устроить для двоих вечеринку с шампанским или заказать на дом курьера с букетом цветов.
Если Марк когда-нибудь женится, у него будут такие же нежные отношения с супругой.
Счастье, что родители живы, в том же доме, в том же штате – только теперь до них не двадцать минут на машине, а два часа на самолете. В принципе, разница небольшая, в случае нужды прилетят по первому зову.
Это знание успокаивало.
Наплывавшее одиночество отступало.
Вскоре оно вообще забыло к нему дорогу.
20.
Марк встретил родителей в аэропорту. Амелия придирчиво оглядела сына – не похудел ли? Для нее это был главный критерий здоровья и вообще благополучия. Если визуальный контроль проходил успешно, чаще так и бывало, спрашивала про новости.
У сына их имелось немного, пока выруливал на сто пятый фривэй, рассказал вкратце про успех в деле ювелира, похвалу Бернса, а также приобретенный недавно самоходный пылесос, одинаково эффективный на голом полу и на покрытии.
Амелия устроилась на заднем сиденье, но место на периферии ее не устраивало – чувствовала себя оторванной от общества любимых мужчин, вдобавок распирало поделиться впечатлениями от последних поездок. Она передвинулась на самый краешек, наклонилась вперед, просунула голову между передними сиденьями и без вступления спросила:
– Марк, ты знаешь – сколько раз покушались на Фиделя Кастро за всю историю Кубы?
Сэмюэл хмыкнул, Марк едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Привык к словесным эскападам родительницы, но каждый раз ей удавалось его удивить. Молча покачал головой: сейчас начнется информационный водопад, который лучше не прерывать замечаниями, не обижать маму. Пусть выскажется. Когда первый поток схлынет, они с отцом поговорят на свои темы.
– Более шестисот раз! – торжественно сообщила Амелия. – И ни один не удался. Ему подстраивали самые невообразимые ловушки. Кастро любил нырять за ракушками. В одну из них подложили бомбу, но он ее так и не подобрал. В другой раз соорудили сигару со взрывчаткой, но она не попала к адресату. А вообще на Кубе замечательные люди! Улыбчивые, благожелательные. Несмотря на бедность. Нам перед поездкой посоветовали: если хотите вкусно и дешево поесть – в ресторан не ходите.
– А куда? – вставил Марк, показать – слушает внимательно.
– К простым людям. Мы так и сделали. Это потрясающе! Обязательно надо пережить, если поедешь на Кубу. Зашли в один домик, который прилично выглядел. Там нас покормили буквально за пару долларов. Вкусно и без изысков. Правда, Сэмюэл? – спросила Амелия, чтобы вовлечь в разговор мужа. – Тебе какое блюдо понравилось?
– Жареные бананы.
– Жареные бананы? Ха-ха! – хохотнул Марк.
– Между прочим, зря смеешься. Таких блюд в ресторанах не подают. Готовится очень просто. Берут недозрелый банан, режут на кусочки, кидают в кипящее масло. Потом кладут между двумя салфетками и давят. Снова обжаривают. Получаются плоские блинчики. Сладкие, хрустящие. Еще мне понравилась «Фрита де маланга».
– Фрита – понятно. Что такое маланга?
– Это их местный овощ. Белый клубень вроде картошки. Его стругают на крупной терке, чтобы получить кружочки. И тоже обжаривают. Вкус – пальцы облизать...
За полтора часа до Пасадены мать замолкла лишь на пару минут, когда заехали перекусить в японский ресторанчик. Сразу за входной дверью висела декоративное полотно с типичным ландшафтом: горы на дальнем плане, ближе – пагода, прямо перед глазами – ветка цветущей сакуры. Полотно висела низковато: чтобы пройти в зал, приходилось наклоняться.
– Специально сделано, – пояснила всезнающая Амелия. – Японцы – вежливый народ, приучены кланяться друг другу. Мы должны соблюдать традицию.
Подошла официантка, выглядевшая лет на десять-одиннадцать: маленькая, плоская, круглолицая. Записала в блокнотик заказ – три комплекта суши и охлажденные напитки. Семья рассиживаться здесь не собиралась, только перекусить. Пока ждали, разглядывая интерьер, Амелия просвещала:
– Кстати про Японию. Какой город был первоначально их столицей? Киото. Древнейший и красивейший. Сам по себе памятник. Во Вторую Мировую страны коалиции договорились его не бомбить, чтобы не разрушать храмы и другие уникальные архитектурные сооружения. Они – сокровища, имеющие общечеловеческую ценность.
– Вы недавно из Японии вернулись?
– Нет, из Индии. Марк, ты не представляешь, какая там бедность! – сказала Амелия с искренним то ли сочувствием, то ли возмущением. – Дети ходят босиком. Бездомные круглый год живут на улице. Там, конечно, тепло, но ведь никаких условий! Ни электричества – посмотреть телевизор, ни воды – руки помыть. Чудовищная антисанитария! Когда человек умирает, лежит на дороге, пока не приедет труповозка. Это же дикость в наше время...
Две девушки в одинаковых коричневых платьях с белыми воротничками как у школьниц расставили по столу тарелки с едой и соусами. Суши разных форм, размеров, с разными начинками отвлекли Амелию, и она затихла, разглядывая. Выбрала один – с ярко-желтым кусочком авокадо наверху и, ловко орудуя палочками, обмакнула в соевый соус, положила в рот.
– М-м-м, – довольно промычала, прожевала, проглотила и тут же продолжила: – С другой стороны, Индия – страна экзотической природы. По-карнавальному красочной – в Америке такую не встретишь, даже в Лос Анджелесе. Искусный народ, создавший уникальную культуру. Марк Твен говорил: «Индия – колыбель человеческой расы, мать истории» и так далее. Все верно. Их культура богата и разнообразна. Архитектура поражает утонченностью. Их древняя религия... как она точно называется, Сэмюэл?
– Индуизм, кажется.
– Точно, индуизм. Миролюбивая вера. На уровне философии. Неудивительно, что ее исповедует больше народу, чем проживает в Соединенных Штатах. Ведь там насчитывается... Сколько, Сэмюэл?
– По-моему, более миллиарда, – подсказал муж.
– Только представь себе! – воскликнула Амелия, сделала круглые глаза и на секунду замолкла, будто осознавая – сколько же это «полмиллиарда». Махнула рукой, мол – невозможно вообразить. – Перенаселение заметно на каждом шагу. По улицам наравне с людьми ходят коровы, олени, обезьяны. На дорогах полнейшая анархия. Вместо светофоров – регулировщики с бамбуковыми палками. Которые используют в качестве штрафа. Кто уж слишком нагло себя ведет – тут же получает по спине. Жуткая толкотня – в поездах, в автобусах. Даже у реки. Ой, Марк, сейчас расскажу, как мы чуть не окунулись в Ганг...
– Не мы, а ты, я и не собирался, – добродушно поправил Сэмюэл.
– Это правда. А вообще фестиваль мне понравился. Называется Кумбха-мела. Про все рассказывать не буду, слишком долго. Что меня особенно впечатлило – голые йоги, которые издеваются над собой. Накручивают пенис на палку, утверждая, что в страданиях достигают совершенства. Это надо видеть... Потом люди пошли окунаться в реку, чтобы «очиститься». И я за ними. Спасибо Сэмюэлу – вовремя остановил. Увидел проплывающие экскременты. Не понимаю, почему река так загрязнена. Ведь она считается священной. Казалось бы, люди должны сохранять Ганг в приличном виде.
– Дорогая, перестань строить из себя идеалистку. Ты же знаешь, там не все в порядке с бытовыми удобствами.
– Да, еще один показатель отсталости. Общественные туалеты стоят на воде. Содержимое тут же уносится течением. С одной стороны -естественная утилизация. Но представь, Марк, каково тем, кто живет ниже по течению! – возмутилась Амелия, отправляя в рот очередной кусочек суши. У нее отлично получалось совмещать несовместимое: рассказывать о неаппетитных вещах и наслаждаться пищей.
– А, не это главное, – бодро добавила она. – Я влюбилась в Индию. Помнишь, Сэмюэл, как замечательно нас кормили в поезде на Мумбай? Они везде добавляют ту особую приправу «кэрри» желтого цвета. Она самая популярная в азиатском регионе. Вкусно. Только если испачкаешь одежду, можешь выбрасывать, потому что кэрри не отстирывается...
– Куда ваш следующий маршрут? – спросил Марк у отца.
– Я хотел в кругосветный круиз. Амелия – побродить по Аравийской пустыне. На верблюдах.
– Интересный разброс мнений.
– В круизе мы уже были, – сказала Амелия. – Вокруг Америки. Кстати, Марк, очень советую хотя бы раз пережить проход через Панамский канал. Зрелище, которое не забудешь! Представь: корабль гигантский, проход узкий. Кажется – невозможно. Не впишется. Честно – я по-настоящему испугалась. Думала – обязательно врежемся в стену.
Сэмюэл повернулся к жене:
– Тебе же стюард объяснял: судно ведут роботы, столкновение исключено. Безопасность гарантирована.
– Да. Но все равно.
– Обошлось? – спросил Марк, глянув на мать в зеркало заднего вида.
– Даже бортом не прикоснулись! Ювелирная работа. Они и берут за нее неплохо.
– Это основная экономики Панамы.
– Точно. Знаешь, сколько стоит проход одного лайнера?
– Понятия не имею. Никогда не интересовался.
– Самые дорогие – круизные. Такие громадины, как «Норвежская Жемчужина» платят по четыреста пятьдесят тысяч долларов. Отличный источник дохода. Другие страны тоже задумали прорыть канал. Кажется, Никарагуа, а, Сэмюэл?
– Нет, Коста Рика.
– Мам, а чем тебя пустыня привлекает?
– Своей философией. – Амелия помолчала, чтобы переключиться на новую тему. – Многие думают: пустыня – пустая. Никто там не живет, потому что невозможно. Ан нет. В пустыне кипит жизнь. Только на другом уровне. Мы в прошлом году ездили в Марокко. Побывали в местах, куда возят туристов – Маракеш, мечети, дворцы и так далее. Очень красиво. Потом пригласили нас на экскурсию в Варзазат.
– Чем он знаменит?
– Крупнейшая натурная съемочная площадка. Своеобразный африканский Голливуд. Там снимали, в частности, «Игры престолов».
– А, помню. Классные пейзажи. Я четыре сезона смотрел. Потом как-то надоело. Сюжет упростился, много фантастического появилось.
– Я все сезоны смотрел. И жду продолжения, – сообщил Сэмюэл.
– Я тоже, хоть и не люблю сериалов, – сказала Амелия. – Так вот. В пустыню ехать нашлось немного добровольцев. Среди которых, естественно, мы. Там неподалеку есть деревенька берберов...
– К которым твоя мама, естественно, напросилась в гости, – закончил фразу Сэмюэл.
– Ой, Марк, я не устаю повторять. Приезжаешь в чужую страну, особенно – в бедную, непременно поговори с жителями. Посмотри на быт. Не для того, чтобы ужаснуться, почувствовать себя привилегированной расой. Для себя. Чтобы обогатиться опытом. Восхититься приспособляемостью людей. Понять их образ мыслей. Сравнить наши и их приоритеты. Может – поучиться чему-то. Знаешь, полезно над такими вещами поразмышлять.
– Чему же научил тебя житель пустыни – бербер?
– Вечным истинам. Счастье – не в деньгах. Не в дворцах. Не в драгоценностях.
– Давно известно. В чем же его счастье?
– В душевном спокойствии. В простоте. Зашли мы в гости к одному пастуху, звали Мохамед. Вернее, посидели возле жилища. Дом его – глиняная хижина, где встать во весь рост невозможно. Им и не требуется, они внутри только спят. Вся жизнь на улице. Сидим возле костра: я на пеньке. Мохамед на песке. Чай вскипятил. Разлил по стаканчикам. Рассказывает. «Я счастлив здесь. Ни о чем не беспокоюсь. Троих детей вырастил. Они в города уехали. Старший Ахмат – во Франции. К себе зовет. Мы с женой не хотим. Ни в город, ни за границу. Мне пятьдесят один, я свою жизнь прожил. Если завтра Аллах призовет, пойду к нему без сожалений». И такое блаженство на лице... Как у праведника. Жизнь тяжелейшую прожил – в труде, без привычных нам удобств. Ни на что не обижается. Не жалеет, не мечтает. Заметила я у него часы на руке. Показалось странноватым. Бессмысленным. В пустыне время неважно. Каждый день одно и то же. Часы, минуты не существуют. Года проходят незаметно. Спрашиваю – зачем? Как думаешь, что ответил Мохамед?
– Ну... чтобы вовремя верблюдов в ограду загнать? На рынок в город поспеть? Не знаю...
– Вот – у нас сразу практические мысли приходят. А он говорит – чтобы вовремя помолиться. Представляешь? Единственная тревога – не опоздать поговорить с Богом. Вот такие проблемы. Разве не любопытно? Я всегда говорю Сэмюэлу – куда бы ни приехали, обязательно познакомимся с обычаями простых людей. Вот как тебе такая мелочь. Наш бербер хоть и нищий, а оказался гостеприимным хозяином. Но. Нас заранее предупредили: в Марокко существует закон. После третьего стакана чая – уходи. Мы так и сделали. Расстались с Мохамедом лучшими друзьями.
– Я ему нашу техасскую ковбойскую шляпу подарил... Амелия, а расскажи про того предсказателя из Индонезии. Помнишь его?
– Конечно! Ой, Марк, смешно получилось... Приехали мы на Бали. Там люди духовные. Фанатичны в религии. Верят во всякие экзотические вещи. Реинкарнацию, медитацию, наличие души у неживых предметов. Очень популярны народные врачеватели, хироманты, предсказатели будущего. Пошли мы к самому известному, звали Кату. Он самый старый житель острова, сам точно не знает – сколько ему лет. То ли восемьдесят шесть, то ли сто двенадцать. Посмотрел на мою ладонь и говорит: у тебя две линии брака. Так Сэмюэл потом долго насмехался, говорил – почему скрывала, что была замужем до меня? Ха-ха-ха!
Посмеялись. Милая, ненапрягающая болтовня, Марк слушал и не вникал. Неважены слова. Важно, что эти люди есть в его жизни. Пусть редко приезжают, даже хорошо, иначе ягодный сироп в душе превратится в приторную мешанину. Два-три раза в год – самая приемлимая частота. Отличный уик-энд получится. Уик-энд мечты.
21.
Дома задерживаться не стали – это перевалочный пункт, где можно оставить вещи, ополоснуться, переодеться. Родители – люди активные, сидеть без движения не любили, запланировали целую программу, успеть бы осуществить за выходные. Завтра, уже в аэропорту, Амелия, прощаясь, обнимет сына, поцелует в лоб, скажет с сожалением:
– Два дня пролетели – незаметно как. Поговорить по-настоящему не успели. Ну ничего. В следующий раз.
И так каждый раз.
После короткой передышки семья отправилась на бульвар Голливуд совершить пробег по магазинам – по просьбе Амелии. Требовалась сумка для следующего путешествия: на длинной ручке, с отделениями для паспорта, кошелька, телефона и зонта.
Когда знаешь – чего хочешь, знаешь – куда идти. Пройдя мимо гитарного магазина и секс-шопа, Амелия свернула к дверям дорогого торгового центра, который привлек ее объявлениями о распродажах. Муж и сын отправились в отдел мужских интересов, туда, где пахло кожей – Сэмюэлу требовался ремень для брюк, заодно поглазеть на последние модели часов и летней обуви.
Сумки, которые продавались со скидкой, Амелии не подошли. Она не придерживалась принципа – не уйду, пока не куплю, ее желание звучало мягче: куплю, если очень понравится. Перешла в отдел марочной одежды и превратилась из покупательницы в смотрительницу – подобно большинству посетителей, заходивших лишь поглазеть на предметы роскоши.
Продавщицы поглядывали на Амелию с подозрением – она имела оригинальную манеру осмотра: будучи близорукой, подносила вещи близко к глазам – будто обнюхивала. Выбирать товар по запаху? Такого они еще не видели, но от комментариев воздерживались, привыкшие ко всяким чудачествам.
Через час она купила лишь мелочь: шарфик от Диор и набор коротких белых носочков. Устала не столько от ходьбы, сколько от толкучки и мелькания реклам, к тому же соскучилась по своим «мальчикам». Время воссоединиться.
Позвонила, договорилась встретиться у эскалатора.
Мужчины явились с приобретениями: у Марка портмоне, у Сэмюэла – ремень для брюк, который он сразу вставил вместо старого. Похвалившись покупками, подвели итог: время и деньги потрачены с пользой, итог положительный. Другого и не ожидалось – семья Руттенбергов предпочитала смотреть на жизнь с солнечной стороны.
В буквальном смысле. Они шли по солнечной стороне бульвара, ели мороженое в рожках, болтали и не заметили как на серых тротуарных плитах появились красные звезды.
Сэмюэл бросил случайный взгляд под ноги, увидел знакомое имя, остановился.
– Фрэнк Синатра, лучший исполнитель Америки. Сейчас таких нет. И не будет, – сказал он с ноткой сожаления. – И песен таких не будет.
Запел низким голосом, удачно имитируя немного небрежную манеру Синатры:
– Странники в ночи
Для нас сверкают,
В светлые мечты
Нас приглашают...
– А я приглашаю в казино! – сказала Амелия и показала на вывеску «Казино Жираф» впереди – где бульвар выходил к набережной. Не то, что избыток денег жег карманы, предложила из веселого азарта.
Почему нет? Хочешь праздника – создай его, считали супруги. Были полны юношеского любопытства и желания испробовать побольше новых вещей.
Старость пусть подождет лет двадцать. Когда обоим перевалит за восемьдесят, и физическая активность пойдет на спад, наступит время остепениться. Амелия и Сэмюэл сядут на лавочку в садике за домом и каждый разговор будут начинать фразой: «А помнишь...».
Этот момент вынужденной оседлости еще очень далек.
Казино не имело лестницы перед входом, тротуар привел прямо к распахнутым дверям. Сначала решили там поужинать, потом отправиться проигрывать деньги.
Практичная Амелия нашла возможность сэкономить. Зная, что пенсионерам положена скидка, она сообщила кассирше, что они с Самюэлом к тому же новички в казино и имеют право на дополнительную привилегию. Два раза скостить цену на фишки – это удача дня: воодушевленная Амелия вошла в игровой зал с гордо поднятой головой, будто уже сорвала джек пот.
Время прошло весело. Немножно выиграли, потом все проиграли и не расстроились ни капли. К полуночи вернулись домой, часок посидели в пляжных креслах перед бассейном с фужерами вина.
Беседовали в основном мужчины. Амелия днем наговорилась, сидела молча, глядя на ночные огни и неясные очертания гор у горизонта. Ей не терпелось спросить сына насчет женитьбы. После Леонтин Марк постоянной девушки не нашел, а ему уже тридцать один – критический возраст для мужчины. Привыкнет к одиночеству, останется до конца жизни холостяком. Жаль. Амелии внуков хотелось понянчить пока силы есть, посмотреть – какими они вырастут...
Разговор в нужное русло не свернул, напрямую спрашивать не стала. Оставила до следующего раза.
Утро воскресенья семья провела в павильоне студии Юниверсал, где показывают – как снимались известнейшие приключенческие картины. Было весело поучаствовать. Основательно промокли, когда их трамвайчик накрыла волна из фильма про Индиану. В намокшем виде люди выглядят жалко и потешно – в прилипшей одежде, с мокрыми волосами и растерянными глазами. Хохотали друг над другом, заодно над пассажирами, которым свежая ванна не очень-то пришлась по душе.
После раннего ужина Марк отвез родителей в аэропорт. При прощании договорились снова встретиться после их очередной дальней поездки то ли в Перу, то ли в Коста Рику. Куда именно, пока не решили, но направление – Южная Америка – уже выбрали.
Возвращался Марк в сумерках. На въезде в даунтаун пришлось постоять в пробке. Типично для вечера воскресенья: горожане и приезжие массово покидают пляжи, казино, магазины и рестораны, чтобы вовремя вернуться домой, прийти в себя после беззаботно проведенного уик-энда.
От нечего делать Марк покрутил настройку приемника. Мелодичный женский голос пропел музыкальную заставку «Ретро Радио», потом – флейта, ударник, труба и слова «Она живет одинокую жизнь».
Отличная, старая композиция «Все, что она хочет», где-то он ее слышал – совсем недавно... Но где?
22.
Понедельник прошел незаметно – за конторской рутиной. Вторник начался с производственного совещания, вернее, с деловой беседы между компаньонами. Беседовали в кабинете основателя фирмы Энтони Бернса.
Есть мужчины, которые умеют стареть. В молодости они просто красивы, с возрастом приобретают особый шарм: глаза излучают спокойствие и мудрость, крупные морщины говорят о надежности. Женщины таких обожают.
Бернсу шестьдесят восемь, но стариком он не выглядел, на вид максимум – слегка за пятьдесят. Лицо сухое, породистое, как у актера Грегори Пека. Черные волосы с едва заметными ниточками седины разделены на пробор и зачесаны назад. Фигура по-атлетически подтянутая – он жутко гордился ею и подчеркивал безупречно подобранными костюмами.
Энтони обладал врожденным артистократизмом, которого нет у современных людей: плавные жесты, неторопливая походка, правильная речь – попади он в Голливуд, снимался бы в ролях графов и особ королевских кровей.
Марк редко видел его сидящим. Засунув руки в карманы брюк, Бернс обычно прохаживался по кабинету, останавливался перед окном, глядел вдаль и покачивался с пятки на носок. Когда с кем-то разговаривал, смотрел в глаза, улавливая настроение собеседника, и в этом тоже выражалась его старомодность.
