Текст книги "Пора влюбиться!"
Автор книги: Ирина Соковня
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Кто это Нолик?
Да так, хмырь бритый из девятого "Б". Прокуренный, жуть.
И тоже наркотой торгует?
Не знаю, не пойман – не вор, но они с Ежовой в одной компании. Говорят о них плохо, но это ещё не факт. Про Жанку, например, тоже черте что говорят, а кроме нас с Муськой никто правду не знает.
А Жанна как на Павлика реагирует?
Как и остальные – привыкли мы к его воркотне. Да и заняты почти все. Многие в других классах любимых позаводили. А в нашем – Лейкина с Петуховым, Ивлева с Пинкисом. Жанночка и сама по себе хороша, вылитая Маша Распутина. Поэтому, кстати, Жанка на неё и молится. Да, ей у нас пару и не найти. Она в нашем классе с прошлого года и на год нас всех старше – в седьмом с дерева упала, долго лежала, переломы лечила, потом дома полгода сидела. Говорит, что за это время сильно повзрослела, компьютер отлично освоила. Она с тринадцати лет отцу помогает, вроде секретаря при нем. Компьютер у неё дома очень мощный, только кофе не варит, а так все, что прикажет, делает. В результате половина канцелярии на ней. Она настоящую зарплату получает, говорит большую. Девятый закончит – в экстернат уйдет. Она способная, ей за год два пройти – раз плюнуть.
А ты?
Не, я не смогу, придется полный срок отпотеть. У меня с языками хорошо, с географией, историей, но что математика, что физика со скрипом, а ей все эти квадратные уравнения и законы Ома так, семечки. У Жанки очень молодой отец. Ему только тридцать три года. А маме тридцать семь. Но она с отцом больше дружит.
Папец, так она его зовет, у неё крутой, нефтью занимается, а мама дома сидит, там ещё двое маленьких. Жанка с отцом на презентации ходит, следит, чтобы не пил. И женщин от него отгоняет. Говорит:"Виснут стервы продажные. Мне-то что? Я выросла. А как близняшки? Если его вдруг какая курочка уведет, мать одна малышей не поднимет." Отец её слушается. У Жанны, ты знаешь, какая-то совершенно взрослая жизнь.
Жаль.
Кого жаль?
Жанночку. Взрослой она ещё будет, а вот подростком уже никогда. В твоем возрасте есть своя прелесть.
Я, между прочим, тоже уже работаю. Папа переводы приносит, проспекты турфирм. Я, когда заказ есть, за три вечера до пятидесяти баксов на компьютере натюкиваю.
Это другое, сейчас многие школьники подрабатывают.
Верно. Петухов в "Макдональдсе" полы моет, Ивлева вечерами по вторникам и четвергам с чужим ребенком сидит. Мишка с Пинкисом тоже устроились. В какой-то конторе компьютерные винтики два раза в неделю подкручивают. По шестьдесят баксов на брата в месяц, часть в семью, часть себе. Костик летом помогал церковь расписывать, так что тоже при деньгах. Сейчас в Москве только дураки и лодыри у родителей на карман просят. Не знаю как где, а в столице с четырнадцати, как паспорт получишь, работенку нехитрую всегда найти можно.
Это хорошо. А ещё хорошо, что у тебя и у Мишки дома спокойная обстановка. У других не знаю, но вот Жанна оказалась втянута в родительские конфликты и это плохо.
Ага, слишком рано исчезла розовощекая наивность?
Нет, вера в алые паруса.
Из обрезков которых ты сшил свою шляпу?
Например. Жалеешь, что кусочек достался?.
Я? Ничуть. Я Жанке про капитана Грея и Ассоль недавно рассказала.. Представляешь она ни фильм не видела, ни книгу "Алые паруса" не читала. Я ей говорю: "Ассоль – девочка, бедная, папа рыбак-бедняк, жили в приморском поселке, и делала кораблики на продажу. Пообещали Ассоль, что когда-нибудь приплывет за ней белый фрегат под алыми парусами. Будет им командовать голубоглазый, черноволосый, добрый и нежный капитан Грей. И свалится на них прекрасная, возвышенная любовь, любовь слабого и сильного, нежного и верящего в чудо. Девочка Ассоль поверила. Так все и случилось"
Рассказала – смотрю, у Жанки на глазах слезы. Спрашиваю: "Жанн, ты что? "А она вдруг заревела и отвечает: "У меня такой любви никогда не будет". Я:"Почему?" Она:"Потому, что я с детства привыкла быть сильной и не верить в чудеса".
И ты не нашла, что ей возразить?
Нашла, да как-то неуклюже, по – моему.
Что же?
Я сказала: "А может быть ты встретишь человека, которому нужна будет твоя сила, твоя доброта и загнанная вглубь души нежность?"
И что она?
Она меня обняла и говорит: "Ох, Нинка-Тростинка, мне здорово повезло, что у меня такая подруга есть. И ещё, что Мишка и Муська через тебя со мной подружились. Я ведь знаю, меня многие не любят, а вы классные ребята. Вы меня не бросайте и я вас не брошу, а то, как в песне, "пропадем поодиночке". Чудная она девчонка!
А что за песня? Давно сочинили?
Давно. Лет сорок назад модная была" Возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть поодиночке". Грузин один написал. Окуджава фамилия. У него много песен, сейчас его редко поют, а раньше в семидесятые – восьмидесятые на всех тусовках горланили.
А ты что думаешь насчет тусовки?
Думаю. Это ведь просто так по желанию не бывает. Это как – то само собой сложиться должно. Вот Павлик, например, он знаешь какой одинокий! У него, правда, брат есть, в одиннадцатом классе учится, но друзей совсем нет. Очень смешно, Павлик брата Ника зовет, я слышала. Только я Ника от Нины, а он от Никиты. Брат умный – умный, круглое пять всю жизнь, одно слово-"ботаник", однако тоже социально отсталый. Хуже Павла, совсем дитяко. Но такой красивый! Прямо капитан Грей. Я Муське сказала, что Ника красивей Павлика, так она на меня обидилась, два дня дулась. Ох! Подружился бы Павел с Муськой, она бы меньше страдала.
Добрая ты, Ника, и фантазерка. Тебе все простые решения мерещатся. А жизнь куда сложней.
Как это "куда"?
Увидишь. Пока. Мне пора!
Нет, подожди!
ДЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗ.
– Журка, отдай мои тапочки! Беги, буди Сережу. Доброе утро, мамуля!
Закон парных отношений.
Если закон лодыря Ника и Мишка вывели сами, то закон парных отношений, не научный, но признаваемый всеми, вывели, как ни удивительно, сотрудники Скорой помощи. Заключается он в том, что чаще всего за каким – нибудь невероятным событием сразу происходит второе невероятное событие. Например упал человек с крыши, зацепился штанами за дерево и жив остался. Счастье? Везение? Конечно! Редко бывает? Очень. Но по удивительному стечению обстоятельств в этот же день происходит что-нибудь подобное, допустим кто-то летит с моста прямо на баржу с кирпичами и повисает на железном штыре, впившемся в рукав куртки. Ткань лопается, человек валится вниз, но ныряет в воду – баржа проплыть успела. И все живы. Бывают, конечно, и с печальными исходами парные случаи. Но не надо о грустном!
Об этом законе Ника узнала от Мишки в субботу. 30 сентября Вяльцевы всегда проводили у Туровых: у мамы Веры и дочки Нади именины.
Пришли в час. Женщины уединились в кухне, стучали ножами и тараторили. Мужчины, сидя перед телевизором, матч "Спартак" – "Локомотв", обсуждали последнюю командировку Турова старшего. Он вернулся из Кореи. Привез заморские кушанья – рисовые лепешки и тонкие пластинки сушеных водорослей. Всем ребятам подарили по пакетику. Надя с Сережкой играли у неё в комнате с долматинцем и таксой, а Мишка и Ника расположились на паласе в хламовнике Турова – младшего (ролики, мяч, свитер, отвертка, словарь англо-русский, рубашка, яблоко, "Пепси", два стакана, Мишка, Ника) и выбирали фотографии для большой классной газеты под названием "МЫ вчера, сегодня, завтра". И в"Б" такую же делали.
Надо было склеить монтаж из фотографий "вчера – сегодня" а предполагаемое завтра каждый должен нарисовать. Идея, поданная художником Гришей, всем очень понравилась.
Надо заметить, что Гриша вообще пользовался у 9"А" и "Б" большим авторитетом. Он был внуком учительницы биологии, классного руководителя "бешников". В небольшой холл второго этажа выходили двери всего двух кабинетов-"Биологии"и "Географии". Гриша, по имевшимся у девятиклассников данным, закончил первый курс истфака, он учился на археолога, но во время сессии заболел тяжелым гриппом с осложнениями, экзамены не сдавал и взял академотпуск. Выздоровев, стал искать работу на ближайшие полгода. Гриша хорошо рисовал и директор школы предложила ему продолжить роспись холла второго этажа. Два умельца летом уже начали покрывать стены зверями и птицами, да не закончив, ушли. Директор просила навести в росписи хотя бы относительный порядок, посулив небольшую плату и полную творческую свободу. Гришка, как звали его ашники и бешники, согласился на время, пока не найдет что получше и теперь обретался в холле на высоченных козлах среди кистей и ведер с красками. Иногда ему помогал Костик Ишуков. Порой они просили кого-нибудь посидеть попозировать. Дело в том, что все звери и птицы были с человеческими глазами. Мишка, к примеру, позировал для жирафа, Муськины очи подошли кошке, а Нику Гришка пригласил на роль глазастого олененка.
Она честно отсидела свои полчаса и потом поделилась с Муськой соображениями о том, что Гришка много знает и интересно рассказывает. Подруга согласилась и тут же добавила, что Павлик тоже очень интересный собеседник: они вместе в троллейбусе три остановки ехали. Зачем и куда, Ника спрашивать не стала. С влюбленной подругой в последнее время разговаривать было трудно. От любой точки нить вела к Павлику. Так что обсудить личность историка, археолога и живописца в одном лице с Муськой не удалось.
Ника не обидилась – что на жертву любви обижаться. Тем более, что тут как раз Гришка выдвинул идею парной газеты под названием "Как А и Б сидели на трубе, или МЫ вчера, сегодня, завтра" и Ника вместе с другими приняла её с энтузиазмом. Идея была веселая! Всем хотелось и себя в коляске показать и на других на ночном горшке посмотреть.
Ника кое-что отобрала из семейного альбома и теперь вместе с Мишкой обсуждала детали.
– Слушай, а почему ты в школу в юбке не ходишь? У тебя ж ноги классные стали! – Мишка вдруг отвлекся от фотографий, случайно бросив взгляд в сторону подруги. Дело в том, что Ника, получив за перевод деньги, по совету мамы купила шикарные туфли. Марину Васильевну раздражал вечный спортивный стиль дочери, ей хотелось видеть Никулю в платье и туфлях – лодочках. Но девочка упорно влезала в джинсы, свитер и ботинки, которые больше годились американскому солдату, переходящему пустыню Сахара. Нет, конечно, кроссовки и босоножки – подошва и три перепоночки, Ника носила, но туфли ни-ни! Мать боялась, что у девочки испортится походка, а потому предложила гонорар истратить не просто на туфли, а на ШИКАРНЫЕ туфли. Дочь не устояла. И хотя она не очень представляла, куда пойдет в серых, с замшевыми вставками, кожаных лодочках, на каблуках, добавлявших к её родным метр семьдесят ещё шесть сантиметров, туфли были куплены. Сейчас они стояли на стуле, а Ника сидела на полу разутая. В юбке, собранной по подолу шнурком, сидеть было очень неудобно, и она все время то подбирала подол, то вновь тянула ниже колен.
– Встань, – деловито скомандовал Мишка.
Зачем? – Ника отложила альбом.
Встань, говорю, сейчас поймешь.
Ника встала.
Подними подол до колен и подойди к шкафу.
Ника смеясь повиновалась. Подтянула юбку до указанной длинны и встала у зеркала.
Напяливай! – Мишка подал со стула туфли.
Подруга выполнила и этот приказ.
Папа, дядя Миша! Идите быстро сюда! Мы лучшие ноги Франции демонстрируем!
Зараза! – Ника одернула юбку и треснула Мишку по шее.
Пусть к нам выйдет, – прокричал отец.
Пошли, пошли, – приятель поволок Нику за руку. Он был сильнее и она не стала сопротивляться. Да к тому же туфли! – Пап, дядя Миш! Да скажите вы ей, чтоб ноги не прятала. Посмотрите, ведь вполне на уровне, – Мишка указал на подол юбки, – задери до колен.
– Щас! – взвизгнула приседая Ника и заорала, – Мама! Тетя Вера.
Вбежали женщины, дети, долматинец, такса. Стало шумновато, мягко говоря.
Разобравшись в чем дело, матери приказали разойтись по комнатам и не смущать девочку.
Нет, правда, ты ходи иногда в школу в юбке, тебе хорошо, – подытожил Мишка, когда они, отсмеявшись, вновь уселись вокруг фотографий.
Неудобно. В брюках проще.
Согласен. Я вообще не понимаю, как шотландцы и женщины ходят – ведь дует.
Ладно, давай о чем – нибудь другом, – предложила Ника. – Вот, например, где у тебя альбом с самыми ранними фотографиями? Неужели всего две штуки было? – Она взяла снимки в руки.
И вдруг Мишка помрачнел.
Нет, – тихо ответил он, – Эти из бабушкино альбома. Было, наверное, больше.
Повисла неловкая пауза. Мишкина бабушка умерла летом. Девочка поняла, что спросила что-то лишнее.
Молчание нарушил Туров:
Я тебе расскажу, но ты не трепись, ладно?
Конечно. – Ника не стала развивать тему своей неболтливости.
Нам с тобой по сколько лет? – начал друг.
В декабре по пятнадцать, ты на две недели старше.
Правильно. Я родился и меня в честь твоего отца Мишей назвали. А потом тебя, в честь моей матери Ниной.
Как так?
А так. Моя родная мать, первая жена моего отца, погибла в городе Спитаке во время землетрясения в декабре 88. Звали её Нинуш, я армянин наполовину. Отсюда и глаза черные. Я на мать похож. В тот день, когда это все рухнуло, мне тока – тока три исполнилось, я в загородной больнице лежал после аппендицита. Матерей там на ночь не оставляли. Мама Нинуш домой уехала и вместе со всеми родными погибла. Отец в Москве в командировке был. Больницу нашу только слегка тряхануло, но, видимо кое-что попадало тумбочки, там, кровати, наверное, перевернулись. А стены выстояли. На улицу вынесла меня мама Вера, у неё в животе тогда Надюшка сидела и мама Вера лежала на обследовании. В Спитаке погиб её муж, тоже Женя, как мой отец. Папа прилетел на второй день, искал меня и нашел вместе с Верой. Я в не вцепился и не отпускал. Обоих он и забрал. А точнее всех троих. Надя в июне родилась, уже сразу стала Турова. Я не знал ничего до лета. Бабушка перед смертью мне все рассказала. Плакала, завещала любить маму Веру и Надюшку как родных. Так что они мне теперь ближе, чем раньше стали. Только одному очень молчать тяжело, а я уже три месяца это в себе таскаю, поделиться не с кем. – Мишка обхватил лицо руками, потер глаза, щеки и посмотрел на Нику.
Знаешь, ты прав. Молчи пока, если силы есть. Мне всегда казалось, что тетя Вера больше тебя жалеет, а дядя Женя Надюшку. Если они узнают, что ты знаешь им тяжело будет. Придет время – скажут, – у Ники потекли слезы.
Утрись, – Мишка протянул ей рукав валявшейся на полу рубашки, обещала же молчать.
Конечно, – встрепенулась девочка. – Не волнуйся. Мы об этом больше говорить не будем, во всяком случае до тех пор, пока ты не захочешь.
Придет время, – согласился Мишка.
А знаешь, я тебе сейчас одну вещь скажу. Тайну чужую, но с меня слова не брали, так что можно. Наша Лера Лушина тоже из Спитака. У неё отец военный был, там служил. Леру на зиму мама в Москву к бабушке привезла, оставила, а сама к мужу уехала. Там и погибли оба. Лера осталась сиротой. Жили они с бабушкой хорошо, но этой зимой старушка заболела, её в больницу надолго положили, что-то с легкими. Леру устроили в детдом для одаренных и весной в нашу школу перевели. Бабушке сейчас получше, она снова дома. Так что Лера и там живет, и в детдоме. Так легче материально. Она в детдоме ещё и няней работает. Ей, кстати, тоже в декабре пятнадцать. Прямо тридцать первого.
Откуда ты это знаешь? – Мишка весь напрягся.
Она мне сама рассказала, мне и Муське. Но ты ведь не протрепишься?
Мишка кивнул.
Мы даже к её бабушке домой вместе ездили, – продолжила Ника. – Хорошая такая бабуля, добрая. Лера девчонка замкнутая, но отзывчивая. Правда?
Да. Она нормальная, – как-то слишком сдержанно заметил Мишка и добавил, – Закон парных отношений.
Что ты имеешь ввиду? – не поняла Ника.
Спитак.
И Мишка разъяснил суть закона, открытого врачами Скорой помощи.
– Стол накрыт! – Сережка и Надя возникли в дверях.
День был без числа. Сначала второй, а потом первый.
Это у Гоголя в "Записках сумасшедшего" есть такая глава. Привалясь к спинке самолетного кресла Ника вспомнила о ней и решила, что в её жизни было два дня без числа – вчера и сегодня.
Вчера началось обычно: будильник, душ, завтрак, по дороге в школу выслушивание очередной муськиной исповеди про Павлика, уроки и перемены. Вот на переменах кое – что было необычное. Ника по рекомендации Мишки пришла в юбке, в короткой, но не мини – боязно. Ноги не остались без внимания. Петухов присвистнул:" Класс!", Лейкина надулась, Жанночка чмокнула в щеку, сказав:"Растешь!", Ишуков покраснел и весь день бросал косые взгляды, Пинкис предложил списать алгебру без очереди. Ивлева фыркнула: "Ладно, я не ревнивая, да и грудь у меня покруче." Но, впрочем, все скоро привыкли, сама же Ника решила, что лучше ходить в брюках – теплее и нет нужды думать, что у тебя что-то не так. Тем более, что она была дежурная и предстояло поливать цветы после уроков в "Биологии", а как в юбке до кашпо на окне добираться?
Этот вопрос встал особенно остро, когда Ника обнаружила, что вслед за ней в "Биологию" увязался Зяблов. Она отпустила с дежурства влюбленную Муську – та собиралась снова проехаться с Павликом до его дома на троллейбусе, наврала ему, что у неё на этой остановке тетя живет. А так как тетя болеет, она, Муська, хорошая племянница, ездит банки на спину ставить. Павлик верил и сочувствовал. И Ежова тоже на этом троллейбусе ездила уже второй день. "У неё, наверное, там дядя. И тоже хворает, несчастненький. Ежова ему горчичники на пятки лепит" – ехидно подумала Ника, проводила взглядом из окна троицу, обернулась и увидела Зяблова.
Ты, что, Саш, забыл что-нибудь? – спросила она, стараясь разрядить обстановку – ей хотелось чтобы он скорее ушел.
Забыл. – Зяблов как-то нехорошо засопел и стал медленно приближаться к окну.
Что? – Ника старалась сохранять спокойствие.
Тебя! – Глаза у него стали ещё уже, он передернул мышцами на груди и плечах и слегка прогнулся назад.
Нику охватила паника. Руки задрожали, горло пересохло и она судорожно покрутила головой, соображая, куда бы отпрыгнуть. С одной стороны был стол учителя с другой окно.
Вдруг из коридора донесся глухой звук – Гришка уронил кисть на пол. Они у него часто падали. И тогда, повинуясь не столько разуму, сколько какому-то первобытному инстинкту, Ника крикнула:
Гриша! Пожалуйста, поди на минуточку!
Она сама не узнала свой голос. В нем было отчаяние, стыд, надежда.
Прыжок, шаги и Гришка, нет, не вошел, влетел в класс.
Он в момент понял то, что Ника только почувствовала
и быстро вырос перед девочкой, оттирая парня спиной.
Ты до кашпо не можешь дотянуться, – помогая ей справиться с неловкостью, художник взял у Ники лейку, – сейчас помогу. – И, повернувшись к Зяблову, добавил, – а ты пили отсюда, мальчик. Мы без тебя цветочки польем.
Зяблов застыл на месте и злобно скрючил пальцы.
Ушки не моешь? – Заботливо осведомился Гриша. – Может мыла дома нет? Может дать мыло?
Саша скрипнул зубами.
А может по уху дать? – Уже безо всякой доброжелательности продолжил Гриша, наклоняясь к Зяблову. – Тоже хорошо мозги прочищает и слух восстанавливает. Вали отсюда, понял?
И Зяблов понял. Дверью хлопнул так, что учебный скелет в углу покачнулся.
Бледная Ника привалилась к подоконнику.
Пристает? – спросил спаситель будничным голосом, от которого вдруг стало спокойно.
Да, надоел, этот Зяблов, сил нет. А сейчас я и вовсе струсила. Спасибо. – Ника покраснела.
Пустяки! – Художник – историк махнул рукой. – Ты полей цветы, а я кисточки вымою и провожу тебя.
Да не надо, спасибо, – Ника совсем смутилась.
Старшим-то не перечь, камышинка!
Почему "камышинка"? – засмеялась она.
Потому, что стройная и глаза карие. На коричневый цветок камыша похожи. А ещё на Мишку Турова. Вы что родственники?
Нет, растем вместе с пеленок. Глаза у меня бабушкины, она испанка, а у него, – Ника запнулась и, быстро найдясь, соврала, – дед был цыган.
А-А, – кивнул Гриша, – понятно, гены. Ну, давай, Грегор Мендель, заканчивай и пойдем.
Их совместный выход из школьных дверей не остался незамечен. Две одиннадцатиклассницы презрительно хмыкнули в спину.
Ника снова дернулась. Гриша скосил глаз.
Проблемы?
Я тебе репутацию испорчу, скажут что-нибудь.
Вот кто обо мне что говорит это мне по фигу, а вот что Зяблов за углом "Булочной" торчит, причем явно тебя поджидает, это мне не нравится.
Ника повернула голову в указанном направлении и действительно увидела преследователя.
О, господи! Да что он привязался!
Давно? – Поинтересовался Гриша.
С первого сентября. Прямо бес в него вселился. В прошлом году нормальный парень был. Не умный, не тихий, но и не лез ни к кому. А сейчас...
Да, фиг с ним, – прервал провожатый, – лучше расскажи что-нибудь интересное. Ты, кстати, где живешь?
Ой, ты не волнуйся, мы с тобой только за поликлинику повернем, а дальше я быстро добегу, – спохватилась Ника.
Я спрашиваю, где ты живешь, а не умеешь ли ты бегать, – Гриша посмотрел на неё сверху вниз, он был выше на голову.
Ты длинный, как бамбук! – Вдруг сказала Ника и снова смутилась.
Вот это уже разговор! Нам, болотистым растениям, есть о чем поболтать. Так где живешь-то?
За парком. Можно мимо Универсама, так короче.
Спешишь? – Гриша вытащил жвачку. – Хочешь?
Нет, не спешу.
Тогда парком. Так жвачку-то хочешь?
Нет, и ты не жуй, у меня кое-что получше есть, – Ника распечатала корейскую пачку. – Вот, сушеные водоросли, вчера пробовала. Вкусно.
Гришка взял соленую пластику.
Некоторое время шли молча, таская из пакетика прозрачные листочки.
– Хорошая штука. Где взяла?
Мишкин отец дал, мы у них в гостях были.
Он тебе правда как брат? – Зачем-то уточнил Гриша.
Да, мы всю жизнь вместе, – ответила Ника и, на всякий случай, чтобы не оставалось сомнений относительно их с Мишкой отношений, добавила, – у него сейчас душевные страдания.
Из-за кого? – Оживился провожающий.
Я не трепло! – Отрезала девочка.
Права, – Гриша наподдал ногой колючий каштан, тот щелкнул и развалился.
Посадка каштановой рощи, – Ника сделала тоже самое.
А ты веселая! – Гриша улыбнулся.
Да, знаешь, особых поводов для грусти в общем-то нет. Семья нормальная, учусь прилично. Только по физике трояки. Зато на двух языках говорю. Подруга есть хорошая, Муська. И болею я, вроде, редко. Правда в конце лета ангина была, тяжелая, даже от физры на всю четверть освободили. А так все ничего. Тусовки, жаль, нет.
У меня тоже тусовки нет.
А ты в институте со старой группой не общаешься?
Нет. – Он вздохнул, тряхнул густой шевелюрой, темнокаштановой, с золотистым отливом, и спросил, – Не протрепешь никому?
О чем?
О том, что скажу?
Нет, говори.
У меня академка не из-за гриппа. Я наркотой отравился, еле откачали. Месяц в больнице лежал. Дрянь какую-то попробовал, все новые ощущения искал и чуть не нашел на дне ящика с крышечкой. Того, в который в белых тапочках кладут.
Гриша снова тряхнул головой, как бы прогоняя тяжелые воспоминания.
А как сейчас? – Тревожно спросила Ника. Ей стало жаль Гришу. Она испугалась, что его вдруг могло не быть, такого высокого, сильного, умного. И улыбки его доброй тоже могло не быть. Кошмар!
Сейчас все о кей. Со второго семестра опять пойду учиться. Вот только зайцев и крокодилов вам нарисую.
И оленят! – Добавила Ника, радуясь, что сменилась пластинка.
Да, да, маленькое стадо копытных.
Гриша тоже засмеялся, а потом оба умолкли, как бы разбежавшись мыслями в разные стороны. Шуршали листья, остро пахла сырая осенняя трава и с неумолимой ясностью вырисовывались вдали контуры Никиного дома.
– Спасибо, – тихо сказала она, стараясь почему-то не смотреть спутнику в лицо. И спросила, спохватившись, – А почему ты сегодня без машины? Ты же вроде на "Жигулях" ездишь?
Езжу. Я и сегодня на тачке. Сейчас вернусь, отвезу бабушку и домой. Мы врозь живем.
Ой, как неудобно! Ты из-за меня потащился! Я думала, что ты тоже домой идешь.
Не комплексуй! – Гриша наподдал очередной каштан, – Во – первых ваш Зяблов действительно отвратный тип, а во-вторых я с удовольствием с тобой погулял. Поверь, мне совсем не сладко. После наркологических терзаний я не вернулся в старую тусовку. Там все покуривают, жуют или нюхают. И пьют много. Хорошо никто не колется. Вернее не кололся, что сейчас не знаю, к ним меня не тянет, я даже не звоню. Есть, конечно, друзья, но все заняты. С братом двоюродным дружу. Он археолог, я три раза с ним в экспедициях был. Сейчас он в Африку собирается, обещал взять, если что будет. Тогда уж зайцев за меня Ишуков дорисует. Но это так, мечты! А вот тусовки у меня, как и у тебя, нет. Только мне в отличии от тебя не четырнадцать...
Мне пятнадцать, – Ника добавила себе два месяца.
Хорошо, не пятнадцать, хотя это мало что меняет. Так вот мне восемнадцать и я куда более одинок, чем ты.
У тебя нет девушки?
Была, но она там, в наркоте. Я из-за неё и влез. А как смерть вокруг койки с косой погуляла – "вжик, вжик-уноси готовенького, кто на новенького" я решил, что пусть у неё кто-то другой на новенького будет. Она, видишь ли дилер: сама не употребляет, а торгует активно.
Так зачем же ты с ней связался?
Любил!
А теперь? – Ника запнулась, понимая, что зашла слишком далеко.
А теперь прошло. Как не было. Вспоминать тошно и от этого ещё хреновей. Вот так – то, камышовый олененок! Рожки! – Гриша приподнял двумя пальцами прядь волос у неё на макушке, потянул вверх, дунул, отпустил и сказав, – пока, – зашагал назад.
...
Сок, вода, вино белое, красное, – стюардесса, проталкивая перед собой тележку, медленно двигалась по проходу.
Вам что девочки? – Ника обернулась к соседкам, сидевшим с наушниками на головах.
День без числа. Продолжение.
Осторожно, чтобы не облить девочек, Ника подала одной сок, другой минералку и, потягивая, "пепси"вновь погрузилась в свои мысли. Как хорошо, что хористки слушают музыку и можно помолчать, повспоминать, подумать.
Расставшись с Гришей она поднялась в квартиру, бросила рюкзачок под стол, стянула одежду и долго стояла под душем. Ни родителей, ни брата не было, а Журка, оскорбленный невниманием, жалобно выл под дверью ванной. Но тщетно, Ника не откликалась. Тупо поворачивая краны, она меняла температуру воды от ледяной до очень горячей и снова холод, и опять погорячей, как бы подхлестывая себя сильными колючими струйками. Девочка ни о чем не думала,, она просто ощущала кожей прикосновения воды и получала от этого удовольствие, новое, неведомое раньше. Что-то случилось с телом. Что? Да, неважно, что, главное жизнь прекрасна!
Пусть всем будет хорошо! Ника открыла дверь впустила щенка. Журка сел на коврик и затих, стуча хвостиком.
Журушка, ты не знаешь что это со мной? – спросила Ника.
Тяв, – откликнулся долматинец.
Не знаешь. Ну и ладно. Обойдусь без подсказок, сама разберусь, а пока пойду есть. Очень хочется!
Съела Ника много, от еды совсем отяжелела, почти ползком добралась до постели, рухнула и уснула.
Снов, наверное, не было. По крайней мере к моменту пробуждения следов от них в памяти не осталось.
Ты часом не прихворнула? – Спросила мать, когда дочь в полном недоумении, соображая, что это с ней стряслось, вышла в семь часов на кухню. Семья ужинала.
Нет, просто я дежурная, пока по шкафам поползала, цветочки поливая, всю энергию растеряла, – Ника цапнула пирожок. – Подзаряжаюсь.
Никуль, я тебя сейчас растрою сказал отец. – Барселона накрылась. Взяли новую сотрудницу, как раз с испанским. Она и поедет. Одна, вместо нас двоих. Экономия.
Ну и ладно, – совершенно искренне откликнулась дочь, – будет ещё что-нибудь когда-нибудь.
Умничка, что не раскисла, – обрадовалась мама, – Испания страна доступная, туда часто поездки бывают.
Зазвонил телефон. Отец взял трубку. Выслушал и ответил:
Хорошо, Татьяна, я перезвоню.
Что случилось? Что-то нужно? – встревожилась мать. Она знала, что сослуживица мужа Татьяна просто так не звонит, всегда что-то срочное.
Ей нужно ни что – то, а кто – то, – ответил отец. – Ей нужна наша Нина Михаиловна Вяльцева, причем как всегда срочно и до конца недели.
Не говори загадками, – взвизгнула Ника, чуя приключение.
Погоди радоваться. Тебе предлагают бесплатный сыр, но в мышеловке. Зато мышеловка английская.
Ну, папа, не мучай! Рассказывай.
Татьяна Владимировна везет группу слабовидящих девочек, почти совсем незрячих, на международный фестиваль детских хоров. Это фестиваль для инвалидов по зрению. Субсидирует миллионер, у которого слепая дочь поет в хоре Аклахомы. Фестиваль в Лондоне. Нашим нужна переводчица – подросток для налаживания общения. Та, которая должна была ехать, заболела. Хочешь заменить? Лондон не Барселона, туда так просто не попадешь – с визой сложно и очень дорого. А здесь все оплачено. Так что?
Аск? Ес! Но почему это мышеловка?
А потому, что сыр под названием "Лондон даром" нужно отработать. Среду, четверг, пятницу вкалывать на фестивале, колесить по Лондону и дергать мраморных львов за хвосты ты будешь в обществе незрячих девочек. Это потребует немало сил.
Зачем силы? Львов дергать? А почему львов? – С завистью спросил Сережа.
Символ Англии. Так ты летишь?
Конечно, а документы?
Документы завтра оформим. Детям в английском посольстве визы дают быстро, это взрослых по неделе мурыжат.
И правильно. Вас только выпусти, сразу все хвосты открутите, – Сережка стал учить долматинца хождению на двух передних лапах.
Мать отобрала щенка и погнала сына заниматься.
Ник, это ведь не просто прогулка, – она обратилась к дочери, – Ты подумай сможешь ли провести в обществе полуслепых девочек три дня. Им все время нужно будет не только переводить, но и помогать. Незрячие очень ранимы и обидчивы. Да и Лондон они будут смотреть твоими глазами – ты должна будешь рассказывать о том, что видишь...
Ты что сомневаешься в своих воспитательных способностях? Я ж не сволочь какая-нибудь! Вы ж меня человеком растили, так что наверное я смогу найти общий язык с моими ровесницами, пусть и слепыми. И помочь им смогу не хуже этой заболевшей, – Ника надулась.
Прости, доченька, я не хотела тебя обижать, – мать поцеловала макушку девочки. – Я знаю, что ты у нас умница и хороший человек. Миша, звони Татьяне, договаривайся.
Так Ника оказалась в самолете. Переговоры с учителями отец отложил на среду – весь вторник ушел на оформление документов. Улетели в десять вечера по Москве и в десять вечера по Лондону должны был приземлиться, перекрыв часовой разрыв поясов. Муське Ника не дозвонилась, предупредила Турова и попросила особо не трепаться на тему "Куда это пропала Вяльцева?".
Если кто спросит у тебя лично, тогда ответь, а так помалкивай, предупредила она друга. – Муське, конечно, скажи...
... что мол улетела лучшая подруга в Лондон на три денечка по делу, продолжил за неё друг.
Вот, вот!
Ну ты даешь! Как раз диктант должен быть в четверг! У кого я запятые спишу? – Отреагировал Мишка. С синтаксисом у него было туго.