Текст книги "Замужем за олигархом"

Автор книги: Ирина Лобановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 17

В субботу утром счастливая Алина устроилась на переднем сиденье машины и терпеливо ждала, пока мать, наконец, закончит давать отцу ценные указания.

Готовый в любую минуту взбрыкнуть, Михаил выслушивал ее, стиснув зубы, стараясь по возможности не сорваться и не высказать Наталье все, что он о ней думает. Он вынес, не дрогнув, наставления по поводу конфет, пепси-колы, пиццы, «Макдоналдса», мороженого, дождя, урагана, смерча, землетрясения, наводнения, плохих тормозов джипа, допустимой скорости, неплотно закрытой дверцы, атаки чеченских сепаратистов, но, когда дело дошло до опасности непосредственного общения ребенка с животными, Михаил не выдержал. Да тут любой бы взорвался!

– Наташа, хочется надеяться, что у меня тоже имеется кое-какое соображение! – прошипел он. – Или у тебя есть серьезные сомнения по этому поводу? Странно, что ты не вспомнила о сегодняшнем нашествии инопланетян и неминуемой к вечеру атомной войне. Вот счастье-то! И на том спасибо. Какой-то словесный понос! Фиолетовая жуть! Алина, закрывай дверь, и поехали. Помаши маме ручкой! Мы будем к обеду. Когда надышимся вволю свежим воздухом Садового кольца. Всех благ!

– Мах-мах! – сказала беспредельно довольная девочка, даже не взглянув на любимую маму, и, как только они отъехали, посоветовала: – Ты учись у меня: все выслушивай, говори «отл», а потом, когда останешься один, поступай наоборот и делай все по-своему!

Михаил покосился на нее: в общем-то он так всегда и делает.

– Ну, спасибо! – сдержанно поблагодарил он. – У тебя уже богатейший жизненный опыт. Что будем смотреть, кроме слона? Какая программа действий?

Алина радостно защебетала, болтая ногами и просвещая незнакомого с миром фауны отчима. Любимая кукла Барби – без нее ни шагу! – лежала на сиденье рядом. Она все-таки удивительно напоминала очаровашку Дени. Михаил свернул в правый ряд и притормозил у тротуара. Алина взглянула удивленно: до зоопарка было еще далековато.

– К сожалению, тебе придется пересесть назад, – сказал Каховский. – Я совершенно забыл, что детей нельзя возить впереди.

– Не хочу! – категорически отказалась девочка. – Мне там будет скучно без тебя! Что я там буду одна делать? И тебе нужно дослушать про бегемота, я еще не досказала до конца.

Михаил снова искоса взглянул на это непонятное создание. В сущности, она абсолютно права…

– Ну, будь по-твоему! Бегемот – это действительно важно, – легко сдался он. – В конце концов, заплатим штраф… Но лучше, как только увидишь дядю с палочкой или милицейскую мигалку, ныряй на пол! Поняла? И носа не высовывай!

– «Хор»! – засмеялась Алина. – А здесь ножки отапливаются?

Михаил включил печку и приподнял в машине стекло: девочку может продуть, потом Наталья заест насмерть. Один-единственный раз поехали, и вот вам, пожалуйста, финита: ребенок в соплях, а она столько предупреждала…

В зоопарке Алина снова потрясла отчима, полностью оправдав последнее наставление Натальи: девочка, как обезьяна, залезала на решетки клеток куда-то вверх и явно рвалась пообщаться с четвероногими узниками самым непосредственным и тесным образом. Проклиная все на свете и чертыхаясь про себя, Михаил без конца сдергивал Алину с клеток и терпеливо объяснял, стараясь не заорать, что подобные затеи крайне опасны, до добра еще никого и никогда не доводили и что мама как раз напоминала… На Алину большого впечатления это не производило. Похоже, отчима она просто держала за дурака. Резвая девочка бежала к следующей клетке, и все повторялось сначала.

Взмокший от напряжения и ненужной ему ответственности, Каховский сознательно решился на ложный шаг и предложил Алине почему-то строжайше запрещенный Натальей «Макдоналдс». Там все-таки ребенок будет сидеть на стуле. Да и тигров с медведями в кафе пока не наблюдается. Однако Алина действительно имела слишком хорошие представления о жизненных сценариях.

– Мы пойдем туда обязательно, но после того, как я все здесь посмотрю! – заявила она и очень разумно добавила: – А «Нестле» ты мне купи сейчас! Скажи «отл»! – и помчалась дальше.

Вокруг мельтешили дети, озабоченно суетились родители, перекормленные звери смотрели на людей с нехорошим выражением презрения и осуждения. Солнце припекало все сильнее, очевидно, нужно было что-то расстегнуть на Алине или что-то там снять – Наталья предупреждала на случай тропической жары. Михаил судорожно попытался вспомнить, что именно, но сил на это уже не осталось: девочка с ее неугомонностью поглощала его внимание целиком. Поэтому он разумно решил положиться на интуицию маленькой женщины: эти создания всегда отлично знают, от какой детали одежды нужно отказаться в самый подходящий для такого события момент. Правый висок потихоньку наполнялся мучительной болью.

– Алина, нам пора! – крикнул Михаил, уже вполне освоившись с ролью родителя. – По-моему, ты насладилась вполне! Иначе кафе на сегодня отменяется!

Девочка остановилась и посмотрела удивленно: мнения не больно-то сообразительного отчима она, конечно, не разделяла. Но «Макдоналдс»… И Алина послушно побрела к машине.

Вечером Наталья тихо вошла в комнату и осторожно села рядом. Михаил недовольно, резко отодвинулся к стене: что на этот раз?

– У тебя опять болит голова? – полуутвердительно спросила Наталья.

К чему дурацкие ненужные вопросы? Лучше бы принесла эффералган…

– А где рецепты, которые ты получил у врача?

– Возьми на столе, – буркнул Михаил. – Это не панацея и вообще благоглупости. А сегодня я просто устал от Алинки: она носится как оглашенная. Кроме нее, по-моему, никто из детей в клетки не совался. Абсолютно неуправляемый ребенок.

Сказал и тут же пожалел о неосторожно сорвавшейся фразе: девочке есть в кого быть именно такой. И внешне она похожа на мать, хотя природа над ней потрудилась значительно больше: миниатюрная Алина, с мелкими, почти правильными чертами лица, росла изящной и складненькой.

– Тебе звонили, – сказала Наталья, разумно решив не вдаваться в детали и подробности воспитания Алины.

Михаил быстро приподнялся на локтях.

– Кто? Разве мобильник не работает?

– Я не в курсе твоего мобильника! – заявила жена. – Звонило множество народа, большинство не представлялось, но главное, конечно, Дронов, который очень интересовался, собираешься ли ты, наконец, у него появиться. Говорит, не видел тебя полгода.

У Наташки потрясающее умение капать на мозги… Михаил опустился на подушку. Господи, как болит голова!.. И нет ему спасения… Какие-то никому не нужные приятели…

– Едем дальше – едем в лес… Стало быть, тебе достался позвоночный день, бедолага. Не повезло, – пробормотал он. – Только контакты – нынче не моя проблема. Очень не моя… А полгода – просто гипербола. Неужели неясно? Бросил общаться… И расцветай, травка! К чему лишние заморочки? Да и последний умишко ку-ку! Надыбать ничего не в состоянии… Ты ведь сама так когда-то считала, не вздумай теперь отрицать. Дразнила Мишей-зубочистом. Сунула отца мне в руководители…

– Я ничего не отрицаю, – сказала Наталья. – Отрицание – это уж твое основное занятие. И ты иногда им слишком увлекаешься. Разве тебе действительно больше не хочется учиться? Почему-то не верится. Но ты ведь бросил институт. Зачем?

Каховский покосился на жену. Недоверчивая… Умная… Это нечто… И по обыкновению проявляет дурацкую настырность. Раньше вроде такой не была…

– Постараюсь объяснить, – неожиданно сказал он. – Чтобы ты не приставала ко мне в дальнейшем с подобной ерундой. Я бросил все не после неудач, хотя ты, оценивая меня как неудачника, не ошиблась. Я плюнул, когда один человек в вузе заявил мне открытым текстом, что купить диплом нынче куда легче, чем протирать пять лет штаны на институтской скамье. А я – вечный непроходняк. Сподобился… До крайности замечательное, хотя и несколько ошарашивающее объяснение. В духе времени! Безупречная формулировка и сплошной позитив. Устраивает? Меня устроило на все сто процентов. Стало быть, в общем и целом могу и умею, но опять нагрелся на капитализме. Не выгорело… Продолжать не решился. Не хватило духу и сил. Без вариантов. Захочу – куплю и диплом, и кандидатскую. С докторской заодно. И давай лучше оставим все это за кадром и сменим тему.

Интересно, почему Каховского вдруг потянуло на откровенность?.. Решил рассчитывать на свои собственные силы. Абсурд… Он чересчур легко и быстро ломается, Наталья права. А жизнь… Жизнь сложилась лучше, чем он боялся, но хуже, чем ему хотелось… Сумма плюсов все же постоянно превышает сумму минусов.

На мгновение Михаилу стало жалко жену: такое у нее было опрокинутое, потерянное лицо.

– Тебе принести чай или кофе? – тихо и расстроенно спросила она.

– Чай, – попросил Михаил. – С сахаром. И с какой-нибудь таблеткой. На твой вкус. И позови, пожалуйста, Алину. Это нечто…

Снова внимательный испытующий Натальин взгляд из-под ресниц. Опять ее замкнуло на идиотских рассматриваниях! Ничего нового не намечается.

Алина влетела ветром и с размаху бросилась на тахту к отчиму.

– Тебе нравятся «Руки вверх»? – поинтересовалась она. – Я от них просто тащусь! Там поет один мальчик в лифчике! Очень крутой клип!

Мальчик в лифчике?! Михаил едва не застонал.

– Мне кажется, Алиночка, – осторожно начал он, – что у тебя не самый удачный подбор клипов. И может быть, ты слишком часто смотришь телевизор?

Надо поговорить с Натальей…

– А телевизор сам подбирает, что мне смотреть. – вполне логично объяснила Алина и радостно сообщила: – Завтра воскресенье!

Кто бы мог подумать… Очень сообразительный ребенок. Есть в кого…

– Ты удивительно проницательна, – заметил Михаил. – Стало быть…

– Yes! – пронзительно завизжала Алина, и Каховский снова начал бояться за свой слух. – Мы куда-нибудь опять поедем! Скажи «хор»!

Михаил неслышно вздохнул: вариант был единственным.

– И программа имеется? – спросил он, нисколько не сомневаясь, что у Алины есть и четко обдуманный план, и боевая готовность к действиям.

Только бы не санкционированный митинг…

– Имеется! – столь же звонко прокричала девочка. – Мы поедем за город! На пленэр! К кому-нибудь на фазенду!

Это было немногим лучше митинга. Дачи у Каховских-Калининых не было: не захотели возиться. Поэтому жену с дочкой Михаил обычно отправлял летом в Болгарию или Прибалтику, оставаясь на три месяца полностью свободным.

– Интересно, к кому? – растерянно спросил он. – Случайно, не знаешь? Неплохо бы подсказать… Сделай милость… Только не кричи, как укушенная мартышка!

– Ну, у тебя же есть приятели! – уверенно заявила Алина. – Мама говорит, что их очень много. Даже слишком. А как кричит укушенная мартышка?

Ах, мама говорит?! Что там еще говорит мама?

– Укусят – узнаешь! А это обязательно случится, если ты будешь продолжать лезть подряд во все клетки. Дай-ка мне со стола телефон, – попросил Михаил девочку, и она с готовностью принесла мобильник.

Каховский позвонил Митеньке. Тот нисколько не удивился, услышав голос Михаила, и сразу прервал его извинения.

– Ты ни от чего серьезного меня не оторвал и оторвать не мог, – спокойно объяснил повзрослевший мальчик-снегурочка. – Все то же самое: неплохие ликеры и симпатичная, ласковая девочка. Очень даже приятная. Ничего нового. И ничего такого, от чего нельзя было бы отвлечься. Я тебя слушаю.

Просьбу друга Дронов тоже воспринял без всякого удивления.

– Дочка Натальи? Это хорошо, – спокойно сказал он. – Завтра в любое время, когда тебя устроит. Я буду один. Дорога тебе прекрасно известна. И я очень рад, наконец, с тобой повидаться, роднулька. Живешь ты по-прежнему кувырком. Все мотаешься по нефтяным землям?

Видеться они перестали после высказывания Митеньки по поводу обязательности наказания.

Алина сидела рядом, болтала ногами и с интересом слушала разговор. Стало быть, «отл»…

– Мы едем завтра к дяде Мите. Yes? – спросила она, едва Михаил отключил телефон. – Вот видишь, а ты говорил, что некуда! А там есть лес и речка?

Современный ребенок замечательно ориентировался в жизни. Не слишком похоже на Наталью. Очевидно, исключительно веяние времени. Или влияние дедушки?

Выслушав, как всегда, бесконечные Натальины наставления, Михаил посадил утром Алину в машину, но, прежде чем опуститься на сиденье рядом с девочкой, повернулся к жене:

– Ты высказалась полностью? Вот счастье-то! Хоть какое-то. Сыпала словами без остановки… Тогда, будь добра, разреши, наконец, высказаться мне. Мы вернемся вечером. Как только – так сразу…

Он пристально, задумчиво посмотрел в Наташины довольно неудачно накрашенные глаза. Для кого бы это? А ты абсолютно не умеешь краситься, жена зубочиста! У Денисика получается значительно лучше.

– Можешь отдыхать от нашего присутствия и заняться собой. Покрасься в рыжий цвет и нарисуй совсем другое лицо. По-моему, у тебя есть чудесная возможность развлечься. Устраивает? На твоем месте я бы использовал ее на все сто. По обстоятельствам.

Правда, он больше всего на свете страшился именно подобной возможности, с ужасом думая о своем новом одиночестве.

Озадаченная Наталья молчала и, похоже, даже немного испугалась.

– Ничего кошмарного и сверхъестественного я тебе вроде не предлагаю. Отнюдь, – сухо добавил Михаил, садясь в машину. – Почему у тебя такое тухлое выражение? Это ты напрасно. Живи себе с миром… Ты совершенно свободный человек, но кажется, никак не можешь это до конца осознать… Всех благ!

Она слишком многого не могла осознать. И он тоже, до сих пор не подозревающий, что свой выбор жена сделала давно и навсегда. Зато Алина вполне осмысленно и радостно щебетала всю дорогу, показывая любимой Барби, почему-то отправившейся на пленэр без мужа и без друга, березки и сосны. Михаил уже начинал привыкать к детскому милому бесконечному лепету. Кажется, голосок падчерицы чем-то успокаивал, приводил почти в умиротворенное состояние, и окружающее раздражало не так остро. Это была очевидная и реальная замена. Устаканится…

Словно опять щелкнул невидимый выключатель, погрузив во тьму всю его предыдущую и настоящую безумную жизнь, и осталась только смешнушка-Алина, ее куклы, слоны да носороги. Не нажимайте на выключатель!

Давно пора было понять, что разделить свою жизнь ни с кем просто невозможно, как ни пытайся. С распростертыми объятиями тебя не встретят нигде. Его жизнь только его, принадлежит лишь ему одному и остальным нужна, как запойному диета. И никто, кроме самого Каховского, в его существовании не нуждается. Он никого не устраивает, и только вот если Алинка… Своих-то детей нет. Наталью он по обыкновению не учитывал.

И хватит ему суетиться и суматошничать, «земную жизнь пройдя до половины». Душа не терпит суеты, и давно приспело время подумать о духовном – от канонов никуда не деться, как ни пытайся.

Настала пора решать самую главную, единственную и теперь уже последнюю для него на земле задачу – отношений со смертью. Что там, впереди и на небесах? Есть ли там вообще что-нибудь? Сколько еще ему отпущено и для чего? Господи, да ведь других вопросов просто нет на свете! Для чего в действительности он живет, двигается, мыслит? Для чего пытается найти несуществующее? Зачем? И все суета сует, бесконечная, дурная, бессмысленная… Сугубо фиолетовая.

Иногда ему мучительно хотелось представить грядущий и, возможно, достаточно близкий уход. Спроецировать ситуацию никак не удавалось: сознание упорно отказывалось от навязываемой ему идеи отделения от тела. Правда, однажды, в сером полусне, вдруг показалось, что душа поднимается ввысь, оставляя Михаила навсегда в пустоте… он в смятении открыл глаза и с тех пор старался не тревожить себя чересчур сложными и опасными размышлениями.

Каховский опять вспомнил прощальное письмо бабы Тани. Бабушки, с которой он так и не увиделся перед ее смертью.

«Мишенька, – писала она рукой Саньки, – ты прости меня, Мишенька… Это ведь я согрешила тяжко, и нет мне прощения… Я виновата перед Господом и перед тобой, я отправила тебя в Москву, в этот поганый муравейник, оторвала от Волги, от дома, от родной земли… Сама отравила твою душу суетой, деньгами, удобствами… Сама погубила душу твою… Ты прости меня, Мишенька… Я молюсь о тебе денно и нощно, Господь милостив… Я плачу о тебе… Ты сходи там в церковь, в Москве много храмов… Исповедуйся и причастись… И ходи туда почаще, Мишенька… Как же мне тяжело, если бы ты знал… Продала я твою душу, драгоценный ты мой, единственный… Бедная моя Иринушка…»

Каховский не нашел времени выполнить последний завет бабушки. В Господа Бога он верил – этим и ограничивался.

«…Отравила твою душу суетой, деньгами, удобствами…»

– А ты знаешь, – спросила Алина, вовремя оборвав его мысли, – какая самая лучшая буква в алфавите?

Михаил покосился на падчерицу и поправил очки.

– Подскажи, сделай милость, – пробормотал он.

– Буква «М»! – объявила Алина. – Все самые лучшие слова начинаются с нее: мама, мороженое, «Макдоналдс», музыка, магнитола, Мадонна, майонез, малина, маникюр, Масленица, мечта, машина, мандарины, Москва, мушкетеры, мясо, молоко, мяч!

– Пожалуй, – согласился Каховский.

К списку не мешало бы добавить мораль, мигрень, матриархат, «Мартини», морфий, мышьяк, мизантропа, маскарад, Митеньку… Но это не для Алины.

– А какая, по-твоему, самая плохая?

– Буква «Р»! – заявила девочка. – Она очень трудно выговаривается!

– А вот и не угадала! Мы тоже, как-никак, не лыком шиты! – Михаил сбросил скорость на въезде в поселок. – Буква «Т»! Самые неудачные, вредные и опасные слова начинаются именно с нее: транспорт, табак, таблетки, тараканы, техника, телефон, телевизор, тоска, темнота, террор, тиран, толпа, толщина, травма, трагедия, трепотня, трибунал, тщеславие, тюрьма, тяжесть… И термоядерная реакция.

Он вовремя успел остановиться на трансвеститах. Девочка выслушала внимательно, хотя, безусловно, понимала значение далеко не всех слов. Он ожидал новых вопросов, но их не последовало: Алина с увлечением осматривалась вокруг. Михаил криво улыбнулся в сторону. Да, вот только если Алинка с ее милой отсебятиной…

Не нажимайте на выключатель!

ГЛАВА 18

Митенька картинно курил у окна и увидел подъезжавший джип издали. Прихватив Барби, Алина быстро выскочила из машины, словно знала здесь все до последней травинки.

– Не хилая фазенда! – сообщила девочка, с удовольствием осматривая роскошную дачу и участок. – Здесь очень клево! Пахнет травкой!

Само собой разумеется. Вот только какой…

В последнее время Дронов уже не спрашивал, как найти продавцов наркоты. Митенька-разумник справлялся с задачей самостоятельно. А дачу передала ему мать-актриса, которая, схоронив мужа, фактически переселилась в Америку. Старший брат, пробившийся куда-то во власть, по-прежнему опекал Дмитрия. Тот не любил упоминать об этом.

Этот загадочный фотограф, кошка, которая гуляла сама по себе, беспрерывно меняющий свои коротенькие привязанности, по сей день оставался для Михаила книгой за семью печатями. Человек одинокий, вольный, всегда окруженный приятелями и девицами, которых у него было видимо-невидимо, Дронов бесконечно восхищал Михаила загадочностью и оригинальностью, по почему-то пробуждал в его душе неясную, безотчетную тревогу. Каховского неизменно сдерживали, безотчетно останавливали отстраненность и очевидная замкнутость этого томного херувима. Разве такого можно разговорить? Такие запросто в душу не пустят. Слишком неоднозначные. Да и вообще кто из людей так уж открыт всем взглядам? Как посмотришь вокруг – сплошные вещи в себе…

Немногословный и замкнутый, ничем не бравирующий, тщетно старающийся скрыть свое привилегированное положение, Митенька все равно всегда оказывался в выигрыше. Благодаря связям брата и славе матери ему неизменно удавалось легко, без всякого труда, избегать больших бед и сложностей. На его не слишком невинные шалости, забавы и увлечения, отнюдь не редкие шумные ночные пьянки и тесное общение с торговцами наркотой милиция смотрела сквозь пальцы, что беспрестанно мучило Митеньку и заставляло по-настоящему страдать.

– Удивительно честная, открытая, искренняя натура, – с уважением однажды вдруг отозвался о нем Дени. – Знаешь, роднулька, на свет редко рождаются такие ранимые и совестливые люди. Просто одна сплошная рана вместо души. Я даже не понимаю, как он живет. Постоянно прячется в раковину… Елы-палы… Боится, что ударят.

Боится?.. Михаил вспомнил это, поправил очки и, прищурившись, глянул на Митеньку.

Промчавшись по песчаной дорожке, Алина остановилась как вкопанная перед ним, вышедшим ей навстречу и, казалось, немного растерявшимся от ее беспредельной открытости и общительности. Нет, ну в кого только девчонка уродилась? Правда, Михаил был незнаком с ее родным отцом…

– Здравствуйте, дядя Митя! Мы уже приехали! – радостно доложила Алинка.

Кто бы сомневался…

– А почему вы такой большой?

Михаил усмехнулся, закрывая машину. Интересно, как Дмитрий будет выкручиваться? Дядя Митя замялся и беспомощно поглядел на Каховского – может, выручишь? Ну уж нет, пусть теперь сам голову ломает! Это тебе не очаровашка Дени и не симпатичная девочка. Михаил сам рядом с Алиной чувствует себя как при землетрясении в девять баллов.

Алина легко угадала смятение большого, но не сильно догадливого дяди Мити и с настоящим женским благородством тут же поспешила прийти на помощь.

– А я знаю почему! – заявила она.

Для чего тогда было спрашивать?!

– Это от радиации! Здесь, наверное, очень сильная! От нее все очень здорово растет: и лук, и картошка, и редиска! И помидоры! И вы тоже!

Михаил еле удержался от смеха. Несколько ошарашенный сравнением с помидорами и редиской, Митенька взглянул на Каховского с немой укоризной: предупреждать надо о подобных детишках с сюрпризами!

Да, это тебе не очаровашка Дени!

– А вы сажаете огород? – продолжала хозяйственная Алина. – Весной как раз надо копать грядки! Все уже копают!

И деловитая девочка посмотрела на хозяина таким взглядом, что оставалось только взять лопату и немедленно приняться за вскапывание земли.

– Видишь ли, я очень ленивый, – попытался неловко оправдаться Дронов. – Поэтому сад запустил и грядки не завожу, на минуточку. Зато у меня есть чудесная беседка. И сейчас мы будем пить чай!

– Папа, можно, я буду ходить тут босиком? – спросила Алина. – Это круто!

– Исключено! – решительно заявил Михаил. – Мама категорически не разрешила делать ничего подобного! Никаких босохождений!

Мамин авторитет оказался по-прежнему непререкаемым. Девочка недовольно скривила мордашку и умчалась в сад. Обегав его целиком и сунув нос во все укромные уголки, Алина явилась на террасу раскрасневшаяся и чем-то очень восхищенная. Очевидно, снова нужно было с нее что-то там снять… Исключая туфли. Почему Каховский никак не может запомнить, что именно?..

За чаем Алина развлекала вконец ошеломленного хозяина, который в отчаянии бросал на приятеля умоляющие взгляды. Но Михаил сделал вид, что ничего не замечает, и уткнулся в свою чашку, из последних сил пытаясь не захохотать.

В мгновение ока Митенька был посвящен в перипетии сериалов о разбитых фонарях и первых поцелуях, а также в тайны личной жизни Филиппа Киркорова, Мадонны и «Стрелок». Затем Алина поведала изумленному и, видимо, надолго онемевшему от переизбытка информации Дронову о том, что папа должен писать мемуары, поскольку у него прекрасное перо и необыкновенная жизнь – так мама говорит! И не возьмется ли дядя Митя в качестве лучшего друга повлиять на папу? Не заставит ли его сесть за книгу?

Нет, это, в конце концов, невозможно! У Натальи просто словесный понос!

Но когда Алина дошла до восторженного пересказа в деталях любимого хита о любовных приключениях девушек в красных туфельках, Михаил в отвращении содрогнулся. А куда же теперь делась бедная милая Красная Шапочка? А если девочка сейчас от красных перейдет к голубым?.. С нее станется…

Наталья совершенно не занимается ребенком. Полностью передоверила воспитание девочки телевизору… Милое дело!

– Алина, – попытался вмешаться Каховский, – мне кажется, ты уже заговорила здесь всех. А телевизор и видеомагнитофон надо иногда выключать. Им это полезно. Может быть, тебе хотя бы немного поиграть? В виде большого одолжения!

Не тут-то было! У Алины вся жизнь была предельно спланирована. Это нечто…

– No! – заявила она. – Мы лучше пойдем все вместе в лес! Тут же есть лес, ты рассказывал! И тебе очень полезно гулять на свежем воздухе, тогда у тебя перестанет болеть голова, так мама говорит!

Да, Наталья молчаливостью не сильно отличалась. Лучше бы читала ребенку Чуковского! Больше бы толку было!

Не дожидаясь согласия, Алина доверчиво и смело, на манер Дени, вложила маленькую теплую ладошку в руку Митеньки и посмотрела на него как на свою собственность.

– Ну, мы идем! – утвердительно сказала девочка. – Вы будете выбирать дорожки посуше, чтобы я не промочила ноги. Так мама велела.

Алинка замучила их пешей прогулкой почти до одури. Девочку приходилось то вылавливать из больших луж, то вытаскивать из колючих веток. Наконец устала и она.

– Я хочу обедать! – объявила Алина. – А у вас есть чипсы? Я их люблю больше всего на свете! В следующий раз, когда мы приедем, купите их побольше!

У нее не было ни малейших сомнений, что следующий визит состоится.

– Вообще-то мы можем привезти их с собой. «Хор», да, папа? А что мы будем есть?

Михаил внимательно посмотрел на Дмитрия: а правда, чем мы с тобой, дядя Митя, намерены кормить ребенка? Но этой проблемой Дронов не озадачился ни на миг: обед – не Алинкины вопросы, к нему можно заранее неплохо подготовиться. И через пятнадцать минут, не забыв вымыть руки, как наказывала мама, Алина сидела за прекрасно сервированным столом и с аппетитом уплетала за обе щеки ветчину и маслины, успевая при этом расхваливать икру и восхищаться крабами. Но самый замечательный сюрприз забавница Алина приберегла напоследок.

– А можно, папа, я останусь здесь жить с дядей Митей? – спросила она, аккуратно, как учила мама, вытерев руки салфеткой. – Дядя Митя будет фотографировать, а я гулять в саду! Получится просто здорово!

Кто бы сомневался… И до свидания, девочки!..

Дронов слишком громко заскрипел ножом о тарелку. Михаилу срочно понадобилось выскочить – ну может человеку понадобиться выйти по нужде! – и отсмеяться в соседней комнате. Когда он, приняв серьезный вид, вернулся на террасу, Алина солидно и спокойно растолковывала неопытному Дронову, что одному жить скучно и тоскливо – так мама говорит! – и что сейчас в жизни лучше всего заниматься рекламой – за нее больше платят.

– А вы не снимаете для рекламных плакатов? – деловито спросила Алина, проявляя искреннюю заботу о благосостоянии дяди Мити. – Знаете, есть такой, где девушка в буденновке с красной звездой и в красном лифчике спрашивает: «А ты купила новое белье?» И еще один, где белье для тех, кто любит обольщать. Очень клево! Это, случайно, не ваши?

В полном раздрызге дядя Митя только слабо качал головой.

– А что такое «обольщать», папа? Я не знаю.

Михаил с трудом перевел дыхание и в который раз решился на ложный шаг.

– Лучше всего тебе это объяснит мама.

– Но я ее увижу не скоро, потому что остаюсь на даче! – решительно объявила Алина отчиму. – Мне здесь очень понравилось! Скажи «хор»! И мне полезен свежий воздух! Так мама говорит.

Какой там «хор»! Тихий караул… Алина слишком уж склонна к смертельным номерам. А окружающих просто за дураков держит. Каховский, наконец, возмутился:

– А мама ничего иногда не говорит о том, что все идеи и замыслы о жизни в других домах сначала неплохо бы с ней согласовывать? На всякий случай? – сдержанно поинтересовался он.

Вопросы поставили Алину в тупик. Но только на одну секунду.

– А разве ты все всегда с ней согласовываешь? – тотчас отпарировал развитой ребенок. – Ты даже никогда не звонишь вечером, когда не приходишь ночевать! Хотя у тебя целая уйма телефонов. И мама ждет!

Наступила нехорошая тишина. Полный зарез… Дронов задумчиво глянул на Каховского, пристально, с бесконечным интересом изучающего знакомую до мельчайших подробностей картину на стене. На соседнем участке оглушительно залилась лаем собака.

– Я тоже далеко не все всегда делаю правильно… Не исключено… – неуверенно пробормотал Михаил: – И по-моему, нам пора ехать…

Но Алина посмотрела очень сонными глазками.

– Папа, лучше я сначала немножко посплю, – попросила она. – Мама говорит, мне полезно днем спать.

Нагулявшаяся Алина проспала до позднего вечера. Михаил и Митенька сидели на террасе в каком-то странном неопределенном состоянии. Пить нельзя – Каховскому везти девочку в город, заняться нечем, никого не пригласишь. Позвонила какая-то девица и попыталась напроситься в гости.

– Видишь, я все же помешал тебе, – виновато сказал Михаил.

– Нисколько, скорее наоборот, – отозвался повзрослевший светлый мальчик. – Очень даже развлек. Понятия не имел, что у тебя такая дочка.

– Я и сам понятия не имел. Очень не имел, – искренне признался Каховский. – До недавнего времени. Выросла без всякого моего участия.

Дронов неторопливо набил трубку.

– Что будешь делать, роднулька? – вскользь поинтересовался он.

Приятно запахло табаком.

– Ты о чем?

Он неловко попытался притвориться непонимающим. Обсуждать свои дела не хотелось ни с кем, даже с Митенькой. Но фотограф был непонятно настойчив.

– Ты знаешь о чем. Твой бизнес меня беспокоит мало. Хотя он – тоже твоя жизнь… Вот только власть – мерзкая, противная и беспредельно развращающая штука. Как ты, вероятно, сам давно успел заметить. Тебе она нравится?

Михаил постарался остаться спокойным хотя бы внешне.

– Тебе ли говорить о разврате? Девки, наркота… Я не хотел, Митя, но ты сам напросился! Лучше не возникай!

– Это немножко другое дело, и твои комментарии довольно неуместны, – спокойно возразил Дронов. – Страшнее всего повелевать и знать, что окружающие – бессловесны, поскольку полностью от тебя зависят. Нет ничего ужаснее отношений зависимых и зависящих со своими повелителями. Там и речи нет об искренности и естественности, на минуточку. Страх, подозрительность, натянутость… Да и прорывается наверх одно хамье. Не сердись, please. Но разве тебя устраивает роль властелина? Отвратительная… Но ты уже хорошо в нее вошел, роднулька… Почти. Эти твои фирмы, прорезающиеся, как зубы у ребенка. You get what you want… Сдается мне, успех – гнусная штука. Его мнимое сходство с заслугой вводит людей в заблуждение. Преуспевайте – такова теория! Кто победил, тому почет. Родитесь в сорочке – в этом вся штука. Будьте удачливы по жизни – все остальное приложится. Лишь бы удача мчалась тебе навстречу. Кажется, Черчилль сказал, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Не ошибся старикан?

Михаила передернуло: фотограф прав на все сто. И как раз Каховского все это устраивает.