Текст книги "Пропустите женщину с ребенком"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
– Нет, я хочу подарить ей именно этот, – заявил Виталий. – Он какой-то уж совсем удивительный… И очень ей подойдет.
– У твоего отца все работы были удивительными, – вздохнула мать.
И Виталий с ней согласился.
8
В воскресенье вечером, распростившись с однополчанами и добравшись до станции на попутке, Егор медленно двинулся по той дорожке, что показала ему вчера случайная попутчица. По дороге он пытался осмыслить свои действия и настроения.
Ему так уж необходима консультация неизвестного медика? Хотя дочь утверждала, что очень даже известного… Все равно…
За долгие госпитальные месяцы Егор не то чтобы изверился и потерял надежду вернуться в свой любимый военный строй… Нет… Но безоговорочно доверять заключениям и уверениям официальной медицины перестал. Особенно после поездки к бабе Дуне.
– Я тебе вот что скажу, – как-то вдруг подошла к Егору в коридоре госпиталя пожилая санитарка Люба, – здесь, конечно, лечат неплохо… И люди все хорошие. А только съездил бы ты к одной женщине!.. Тут недалеко, по Казанской дороге. У нее многие так подлечивались, что сами себя потом не узнавали.
– Ну, это мне лишнее! – хмыкнул Егор. – Себя все-таки узнавать хочется. Хотя бы иногда.
– Ладно, не шуткуй! – махнула рукой Люба. – Вот тебе адрес. Выпишешься – и сразу поезжай! Еще спасибо скажешь.
Егор поблагодарил, сунул листок с адресом в записную книжку и благополучно о нем забыл. Но недели через три после выписки, когда вновь страшно начали терзать головные боли, он вспомнил о санитарке Любе и достал этот клочок бумаги. Наутро и отправился за город.
Приютила Егора в Москве все та же жалостливая троюродная сестра матери, с которой раньше Егор даже не был знаком. Врачи настаивали на демобилизации, Одиноков сопротивлялся… Так пока и жил, надеясь вновь победить.
В поселке дорогу к бабе Дуне ему показала первая же встречная женщина в пестром платочке. И заметила:
– Только очередь к ней большая, милок… Не сразу наша бабуля всех принимает. – Она задумчиво оглядела подтянутую фигуру полковника и не утерпела: – Да неужто вы хвораете? Бравый такой… Или родственники болеют?
– Я недавно с фронта, – скупо объяснил Егор.
– А-а, ну да… – горестно протянула женщина. – И когда эта война кончится?.. У соседей сын пропал без вести… Который год ждут… Хоть бы вернулся… Вашей матери повезло.
Она вздохнула и пошла дальше. А Егор – к дому бабы Дуни, от которого тихо и покорно вытянулась очередь вдоль задумчивой зеленой улицы, слегка пошевеливающей листьями деревьев.
«Куда я лезу? – виновато подумал, останавливая себя на ходу, Егор. – Тут, поди, народ больной, слабый, приползший с последней надеждой… А у меня есть госпиталь имени Бурденко… И другие разные госпитали».
Он остановился и уже совсем собрался повернуть к автобусной остановке, как его заметила девушка в цветастеньком платьице, стоявшая сбоку хвоста хворых и недужных, и окликнула:
– Товарищ полковник! Вы, наверное, к бабе Дуне?.. Так это здесь…
Егор замялся и затоптался на месте, не зная, как лучше поступить. Девушка отделилась от очереди и подошла к нему.
– Здравствуйте! Я внучка бабы Дуни, Галя. Помогаю ей.
– Вроде медрегистратора? Галя улыбнулась:
– Вроде… Спрашиваю всех, кто с чем приехал и откуда, кто сколько ждать может… Народу много. Потом бабуле рассказываю, а она уж решает, кого побыстрее принять и как помочь. У вас что?
– У меня война, – глухо отозвался Егор, глядя в сторону. Над ним о чем-то перешептывались две старые, слегка уставшие от жизни липы. – Ранение в руку и в голову… На мине подорвался. Контузия… Черепно-мозговая травма. Короче, голова сильно болит. Забодай ее комар… Спать не могу… Хотя теперь уже немного привык. В госпитале вволю належался. Хочу опять в полк, да не пускают. Одна нерва… Пока в Москве живу. Временно…
– Вы здесь подождите, – велела Галя. – Не уходите никуда! Я сейчас к бабуле схожу, обо всех вновь приехавших ей расскажу и вернусь. Вы меня, пожалуйста, обязательно дождитесь!
Егор хмуро кивнул и спрятался в сторонку, в тенек большого раскидистого дуба, потому что голова Одинокова теперь солнца не переносила и тотчас начинала болеть. Люди в очереди почти не обратили на него внимания.
Галя вернулась минут через десять и тотчас отправила в дом к бабе Дуне сначала женщину с бледно-зеленой, высохшей, как октябрьский лист, девочкой лет пятнадцати, а потом мужчину на костылях.
– Вы пойдете следующим! – сообщила она Егору.
Он снова угрюмо кивнул. В ожидании прошло около часа. Очередь не проявляла нетерпения, не роптала и почти не двигалась. Говорили больные шепотом, стараясь никого своим присутствием вокруг не тревожить.
Через дорогу вперевалку проковыляла дружная гусиная ватага, изредка флегматично погагивая. Вдалеке грустно промычала одна из еще уцелевших коров Подмосковья. Последняя могиканка… И снова наступила тишина.
Егор опустился на корточки и прислонился к забору. Устал ждать… Но уезжать сейчас смешно и глупо. Лучше уж повидать знаменитую лекарку бабу Дуню и выслушать все, что она скажет. Да и сама поселковая, заросшая бойкой травой улочка успокаивала, тормозила поспешно стучащее сердце и затягивала зеленым легким маревом все чувства и настроения.
Наконец вновь появилась Галя и приветливо призывно махнула Егору рукой. Он прошел по вытоптанной множеством ног дорожке к дому, поднялся по трехступенчатой лесенке на крыльцо и, толкнув дверь, вошел на веранду. Около стола в плетеном кресле сидела полноватая старушка, розовощекая и ясноглазая, совсем не похожая на кудесницу и врачевательницу. Хотя кто определил, как они должны выглядеть…
Егор поздоровался и подошел ближе. Баба Дуня указала ему на стул возле.
– Галочка мне все рассказала, – сразу перешла она к делу. Очередь за калиткой не давала возможности беседовать с каждым больным долго и обстоятельно. – Отдых тебе нужен, покой, свежий воздух… Воевать больше не надо. Навоевался уже! Езжай к матери. Ждет небось… А я вообще не понимаю, как вы там в этой своей Москве живете в квартирах. Бедные!.. Затолкали себя в клетки, без всякой зелени, замкнутые да еще висите на высоте какого-нибудь восьмого или десятого этажа… Как тут не болеть? Надо жить к земле поближе, это куда лучше. А вот тут травы… – И баба Дуня протянула Егору большой пакет. – Внутри листок бумаги, где все расписано, как и сколько принимать. Вылечить не обещаю, а помочь помогу. Полегчает обязательно. Через год приезжай, еще травы дам. Но без меня никаких трав не пей, и таблетки тоже лучше бросить. Они без пользы. Спи, гуляй!.. Жену заведи, детишек… Ребятишки – они самое хорошее лекарство от всех болезней. Ну, иди! А то меня там народ дожидается! – Баба Дуня мельком взглянула в стекло веранды.
Егор поблагодарил, взял пакет и вышел. Он был разочарован и зол. И ради чего мотался в такую даль?.. Хотелось настоящего тепла и ласки, а главное – большего волшебства и таинственности. Человек любит загадки. Ему с ними интереснее и уютнее. Но в жизни нередко все оказывается куда проще и зауряднее.
Галя на прощание махнула рукой и отправила в дом пожилую женщину.
Возле автобусной остановки Егор встретил женщину в платочке, указавшую ему дорогу к бабе Дуне.
– Неужто приняла? Так быстро? – удивилась она и обрадовалась. – Повезло вам! Теперь скоро выздоровеете!
Стоящая с ней рядом другая женщина в длинной лиловой кофте скептически поджала губы и покачала головой.
– Выздоровеет, как же… Дурят нашего брата! Себя-то поднять на ноги не может, а других вот берется! Это ж надо наглость такую иметь!
– Как это – себя? – не понял Егор.
– А вы что, ничего не знаете? Обезножела наша Дуня лет двадцать назад. А травница она знатная… И обет дала людям помогать, и только бесплатно. Вот слово свое держит, да ведь встать со своего кресла все равно не в силах, как не ходила, так и не ходит!..
– Перестань, нехорошо это! – одернула ее односельчанка.
– Чего нехорошо? Коли правда… И вообще бабуля наша головой поврежденная. Вы вот не слышали, поди, что она все по сей день ждет жениха с войны?
– Кого? – изумился Егор.
– Да жениха своего! Говорю же тебе, непонятливый! Парень у ей был, гуляли они… Но ты ничего такого не думай, это тебе не нынешнее время, когда девки так и норовят в постель нырнуть, так и высматривают, под кого бы поскорее лечь! Они в школе вместе учились, за одной партой сидели, летом жуков ловили, бабочек… Так бабуля все время вспоминает тех жуков… Потом война. Призвали жениха ейного, как и других парней. Через год родители похоронку получили. А бабуля наша до сих пор не верит, что погиб. Ждет – и все тут!.. Говорит, что он вот-вот приедет… Прямо сегодня-завтра… – Женщина в лиловой кофте недобро усмехнулась.
– А внучка Галя? Она-то откуда взялась?.. Злопыхательница пренебрежительно махнула рукой:
– Не внучка она ей! Вообще чужая! Приехала когда-то к бабуле издалека лечиться, так и осталась… Девка одинокая, ни кола ни двора. Вроде как сирота. Вдвоем теперь живут. А раньше Дуне соседи помогали…
Егор вернулся в Москву в глубоком унынии. И траву пить не стал. Бросил пакет в угол шкафа и забыл о нем. Но однажды сестра матери, прибирая в комнате, нашла пакет, прочитала записку бабы Дуни и заметила Егору:
– Верить и надеяться не обязательно, но проверить стоит. Чем так-то каждый день мучиться! Я же вижу! Хоть ты мне ни слова не говоришь и никогда не жалуешься… Только без перерыва и без всякого толка таблетки свои жучишь…
И Егор заварил траву, как писала баба Дуня. Стал пить. И через неделю как-то полегчало в голове, посветлело…
Так зачем он шел сейчас к дому врача? Или… Или его тянули к себе эти печальные, почти черные глаза, тайну которых очень хотелось разведать?.. Но зачем ему чужие секреты?.. Зачем незнакомые женщины с темными глазами и красивыми дочками?.. Зачем…
Он резко оборвал свои мысли. Всех дум все равно не передумаешь…
Возле калитки его встретила Маша. И обрадовалась. Странно. Совершенно незнакомый человек… Случайный попутчик…
Откуда ему знать, что Маша очень доброжелательная, отзывчивая и улыбчивая. В бабушку, в честь которой ее и назвали.
– Хорошо, что вы все-таки пришли! – объявила девчушка. – Дед у нас – светило медицинской науки! Только иногда светит не в ту сторону… – Она засмеялась.
– Это в какую же? – поинтересовался Егор. Девочка махнула рукой:
– Да не важно! Пойдемте! Мама будет рада. – И пошла впереди, показывая дорогу к крыльцу.
Егор насторожился. Почему это мама будет рада?.. Или она обожает заниматься благотворительностью, бескорыстно помогать людям, в том числе и незнакомым?.. Это похвальное и редкое качество, но… Егор верил в него очень слабо. Прожив на свете не так уж мало лет, он давно разобрался с человеческой бескорыстностью и благожелательностью. И отлично понял, что рассчитывать на них приходится не сильно. И тем более полагаться на помощь случайного встречного…
Но сейчас он шел по дорожке вслед за Машей, осматриваясь вокруг. Двухэтажный большой дом. Участок… Люди явно не бедные, но, судя по всему, безалаберные и много внимания на дачу не обращают…
Дом был недавно покрашен, крыша и крыльцо в полном порядке. Однако участок запущен, весь зарос неправдоподобно высокой травой. Плодовые деревья жили на манер диких, грядок нет вообще… Даже дорожки, те, где меньше ходят, тоже весело и празднично зазеленели. В глубине двора какие-то полуразвалившиеся сараюшки, мусор, заброшенная собачья будка…
Внутри дача точно так же отражала настроения и активность владельцев. Все в меру чисто, но ни малейшего намека на уют, на слабенькое желание украсить веранду или комнату вазой, ковриком на полу, картиной на стене… Все просто, почти аскетично, даже холодно. Без души… А так… Жить вполне можно. Дом большой, просторный…
– Мама! – крикнула Маша в глубину комнат. – Смотри, кто к нам пришел!
Откуда-то из тихих безмолвных дачных просторов появилась Кристина Геннадьевна в длинной пестрой юбке и белой блузке. И удивленно остановилась на пороге. Словно не ждала… Или, наоборот, ждала, ждала да и перестала. Надоело… Хотя прошло всего ничего, меньше двух дней.
– По вашему приказанию явился! – доложил Егор.
Маша снова засмеялась. Веселая девочка…
– Вы думаете, я приказывала? – задумалась вслух Кристина. – А впрочем, может, и так… Ну, все равно, садитесь, мы сейчас разыщем папу. Он где-то в саду. Маша! – Она обернулась к дочке, но та уже догадливо поскакала к двери.
– Я приведу! – Девочка подхватилась и побежала на веранду.
– Чай пить будете? – Кристина улыбнулась гостю.
Он кивнул и сел поближе к небольшому столу.
– А у вас есть с собой какие-нибудь медицинские заключения? – поинтересовалась Кристина.
Егор с досадой пожал плечами:
– Да нет, откуда? С собой не вожу…
– Это не обязательно, – поспешила успокоить его Кристина. – Обойдемся… Как ваши рыбки? Понравились друзьям?
Егор насупился. Он не выносил насмешек, воспринимал их крайне болезненно и агрессивно. И особенно не терпел язвительных и едких дам – женщин-зубоскалок, женщин-колючек. Поэтому ни одна из развеселых бойких поварих, подавальщиц и медсестер, с которыми ему приходилось сталкиваться по службе и по болезни, ему не нравились. Даже вызывали стойкие неприязнь и отвращение. Становились неприятными, как ни старались обратить на себя внимание Одинокова. Девчонки злились на него, раздражались, не понимали, какого рожна ему, этому вечно хмурому, но такому симпатичному мужчине, надо, и отступались, теряясь в догадках. А он и сам не понимал, что ищет. И хочет ли вообще кого-то для себя найти. Он напоминал самому себе дом, живущий со странной надписью на дверях: «Кто сюда войдет, окажет мне честь. Но кто этого не сделает, доставит мне удовольствие». Когда-то где-то вычитал…
В жизни порой случаются совершенно непонятные вещи. Скажем, почему-то о женской девственности говорят постоянно, а о мужской – почти никогда. Хотя мужская девственность существует абсолютно реально и анатомически. Говорят – «фригидная женщина». А вот для мужчин нет этого термина, хотя фригидные мужики очень даже встречаются в жизни. Явление есть, а термина к нему не придумали. Примерный эквивалент – «нордичный», но достаточно условный.
Впрочем, женщина в жизни Одинокова появлялась. Ненадолго. Промелькнула и исчезла, не оставив следа и только ухудшив ситуацию. Егор нередко вспоминал анекдот-поговорку одного из сослуживцев в Афгане, радостно твердившего, что есть лишь две разновидности женщин: «Прелесть какая глупенькая!» и «Ужас какая дура!» Третьей не дано. Опытный, видимо, был человек.
Валя работала в столовой военной части. За миленькой энергичной сибирячкой ухаживали многие и прозвали ее Валюха-веселуха. А вот почему она, разбитная и проворная, предпочла мрачноватого Одинокова – осталось загадкой. Но женщины вообще необъяснимо и довольно часто – чаще, чем ему того хотелось, – обращали на него свое пристальное внимание. Очевидно, в соответствии с великим и справедливым, жизненно логичным принципом «все наоборот».
– Она носит чулки всех оттенков, кроме синих, – любили повторять местную шутку о Валюхе жители гарнизона.
В то время колготки еще только завоевывали мир. И позднее Егор даже жалел об этом всемирном завоевании. Глухая колготочная стенка, закрывающая женские ноги целиком, его не радовала и не вдохновляла. Зато тонкий чулок, словно нечаянно, ненароком сползший, слегка приоткрывал небольшой промежуток нежного милого тела между капроном, наспех прихваченным резинками, и трусиками… Не случайно позже проститутки всех стран и народов вернулись к чулкам и поясам, оставив колготки исключительно для бытовухи и дневных походов по магазинам.
Валюня действительно носила разные чулки. Пестрые, по моде того времени, темно-коричневые, черные, песочные, прозрачно-серые… И эти разномастные, ежедневно разные чулки, туго натянутые на плотные ножки, неизменно резво и бодро мелькали возле столиков в столовой, притягивая к себе отнюдь не платонические взгляды.
Валюха стала упорно крутиться возле Егора, пока он обедал или ужинал. Одиноков раздражался и не мог толком есть. Он не любил, когда его, жующего, начинали рассматривать. Сослуживцы, среди которых приятелей у Егора за весь срок службы так и не завелось, шушукались и пересмеивались.
– Зря, девка, время и силы тратишь! – откровенно заметил Валюне один из них. – Очень зря! Переключись лучше, веселуха, пока не поздно, на другого. Хотя бы на меня! А с этим заумным лейтенантом тебе ничего не светит!
Но Валечка не послушалась. Не вняла совету умного и бывалого человека, а продолжала настойчиво обхаживать Егора.
– Послушай, тебе что надо? – наконец потерял терпение Одиноков. – Ты зачем здесь отираешься, как стрелка на циферблате?
Он специально выждал, чтобы столовая опустела. Лишние свидетельские глаза и уши ему не требовались.
– А разве не ясно? – нисколько не смутившись, а даже обрадовавшись, ответила вопросом на вопрос Валя. – Вы мне нравитесь! Нормально!
– Ну и что? – обозленно продолжал Егор. – Разве это повод, чтобы не давать мне который месяц спокойно есть?! Короче, тебе сначала стоило бы поинтересоваться, как я отношусь к твоей бездарной комедии и нравишься ли мне ты!
– Неужели не нравлюсь?! – искренне, по-детски изумилась Валя. – Не может быть…
Она так непосредственно удивилась и растерялась, что Егору стало смешно. Он постарался сдержать улыбку.
– А вдруг и нет? – поддразнил он ее.
Валя расстроенно теребила передник. Судя по всему, такое в ее богатой практике случилось впервые.
– Тогда я пойду… – пробормотала Валя. – Извините… Больше не буду подходить. Ешьте себе спокойно… Нормально… – И печально побрела в сторону кухни.
– Эй, погоди, проворная!.. Постой… – остановил Валечку Егор. Он пожалел ее, маленькую и смешную со своей непоколебимой уверенностью в силе личного обаяния. – Какая-то ты слишком прыткая!.. Забодай тебя комар… То не отходишь ни на шаг, то сразу «больше не буду подходить»… С тобой одна нерва. Так, с кондачка, с ходу, никакие жизненные вопросы не решают.
Валя остановилась и недоверчиво взглянула на Егора. Она показалась ему совсем малым ребенком, глупым и обидчивым, напрочь не понимающим, как правильно себя вести и как поступать. И напомнила сестренок – Веру и Олюню.
– А как же их решают? – спросила она.
– Ну как… Уж не знаю точно… – замялся Егор. – Во всяком случае, не с наскоку. Короче, тут надо все хорошенько обдумать…
– Да что же тут думать?! – в недоумении и отчаянии воскликнула Валя. – Ежели вы мне нравитесь?! Я не понимаю…
Честно говоря, Егор и сам не понимал. И признавал Валину правоту. Но только продолжал упорно сопротивляться такой простоте и примитивности выхода. Нет, так легко и безболезненно с поставленными задачами и появившимися проблемами не расправляются.
– Когда же ты, сынок, женишься? – часто спрашивала мать, когда он приезжал домой в отпуск. – Отдать всю жизнь службе – слишком ценный для нее подарок, особенно службе военной.
И в письмах повторяла тот же наболевший, мучающий ее вопрос…
В последнее время к ней активно присоединилась и Верка – молоко на губах не обсохло! Ей почему-то тоже страстно мечталось женить старшего брата. Вечно опаздывающий поезд, называла его сестра.
– Ты давай вот что… – неуверенно пробормотал Егор. – Короче… Завтра после семи вечера свободна?
– Да! – радостно выпалила Валя, глядя прямо ему в глаза. – Это лучшее!
Егор смутился и отвел взгляд. Уставился в пол, как подросток, мальчишка. Да и почему «как»? По опыту он именно такой и есть, не знать бы никогда этого Валюхе-веселухе…
– Тогда встретимся ровно в семь возле магазина. Нет, там неудобно… – На пятачке возле магазинчика их могли заметить военные или просто знакомые. – А ты где живешь?
Вольнонаемные, как правило, жили в поселках по соседству.
– Да здесь, рядом, недалеко… – махнула рукой Валя и пришла ему на выручку. – А давайте встретимся возле моего дома. Нормально? Большая цифра восемь на калитке. Не заплутаете!
Егор кивнул.
9
«Что я буду делать, если Алешку не найдут?..» – спрашивала себя Кристина.
И ответа не находила. Его не было. Хотя сына искала вся российская милиция. Воздвиженский своей властью поставил на ноги всех, и, кажется, даже поселковые милиционеры в далеких сибирских и дагестанских поселках ходили теперь всюду с фотографией пропавшего мальчика.
Странно, но Кристина почти не вспоминала о Маше. Словно дочка осталась в прошлой жизни и в эту, настоящую, права на вход не имела. Так оно и получилось, хотя Кристина пыталась скрыть эту нехорошую истину от себя самой.
После развода с Виталием Кристина практически отдала Машу родителям. Да и мать просила, убеждая дочь, что ей одной куда проще найти и наладить себе новую семью, построить второе счастье. Что за глупости – вторая семья и другое счастье… И как они вообще могут делиться по номерам?.. На первый и второй – рассчитайсь!..
А когда Кристина действительно вышла замуж за Егора, судьба Машеньки и вовсе оказалась решенной навсегда. Ей отныне предстояло жить и расти с бабушкой и дедом, уже к тому времени ставшим академиком.
Маша старалась понять мать. И никак не могла. Она пыталась, искренне и честно, ее оправдать. Но ничего не получалось. Девочка пробовала увлечь себя другими, интересными и важными делами, но отвлекалась только на время. На чересчур короткое. Ее душу больно ранили рассказы подружек об их домах, резало слух слово «мама». А видеть, как одноклассницы идут после уроков, прижимаясь к матерям, вообще стало чересчур тягостно и почти невыносимо…
Мария Михайловна оказалась замечательной бабушкой. Она делала все, чтобы Маша не тосковала. И ничего сделать не сумела. Ситуация превращалась в безвыходную. Но Марии Михайловне приходилось тяжко, и ее было несложно понять и оправдать. Она разрывалась между дочкой и внучкой и хотела помочь обеим. А именно это – не в силах человеческих…
Мать выкинула Машу из дома, отбросила от себя, вновь вышла замуж, уехала за рубеж, родила Алешку… Она забылась в погоне за счастьем, всегда лукавым и частенько ловко ускользающим из рук. А как же Маша?.. А никак!.. Мать этим вопросом, похоже, не задавалась. Считала, что с дочкой все в порядке. Девочка живет в прекрасных условиях, сыта, одета, имеет все, что захочет. Кристина забывала главное – больше всего на свете Маше, почти как ребенку, выросшему в детском доме, хотелось иметь маму. Видеть ее постоянно возле себя. Добрую, ласковую, улыбчивую… Маму, к которой всегда можно прижаться, устроиться с ней рядом и рассказать все, что произошло за долгий день. Маше хотелось помнить тот час, когда мама возвращается вечером с работы, разогревает кашу и картошку, режет помидоры и яблоки. Потом она обязательно интересуется, как поживает лучшая подружка Дина, как ведет себя подлая математичка, о чем спрашивала дотошная историчка… Какие контрольные впереди, не устала ли Маша, не натерли ей ноги новые туфли…
Все эти вопросы и действия взяла на себя бабушка. И справлялась с ними на пять с плюсом, никогда ни о чем не забывая. Но Маша ждала маму… Четко понимая, что ей маму уже не дождаться. И не желая этого понимать…
И Маша не могла заменить Кристине Алешку. Хотя попыталась это сделать, втайне надеясь, что таким образом сумеет вернуть мать.
Но Кристина даже не радовалась приездам дочери. Рассеянно открывала дверь, усаживала, равнодушно поила чаем и начинала бесконечный разговор об Алеше. Вот когда его найдут… И вот каким он был маленьким, как он… Впрочем, он и сейчас невелик, ему только шестой год.
– Ты не знаешь, это было уже в Германии, – вспоминала мать. – Алеша почему-то не хотел расти… Все дети хотят, а он – нет! Он говорил, что взрослым быть страшно… Что он боится всего нового и не хочет жить самостоятельно, без меня, без папы… Я боялась, что это очень плохо, что мы неправильно его воспитываем. Слабым, робким, боязливым… А Егор только смеялся… Может, Алеша уже тогда чувствовал, что ему не вырасти? Поэтому так все и получилось? Он как бы предсказал свою судьбу, ее запрограммировал?.. Не хочу – и не буду взрослым…
Маша сжималась, смотрела в стену, старалась отвлечь маму… Ничего не выходило.
– А еще, – часто вспоминала мать, – на остановке было много народу, я держала Алешку на руках… И он вдруг потребовал по-немецки: «Пропустите женщину с ребенком! Пропустите женщину с ребенком!» Он замечательно, как все дети, почти мгновенно выучил язык и говорил абсолютно свободно. И люди стали смеяться, улыбаться и расступаться перед нами. Почему всегда вспоминаются мелочи?.. Не знаю… Или это совсем не пустяки, не вздор, не безделица?.. И мне просто кажется, что ерунда? И я напрасно считаю, будто упускаю что-то серьезное ради этих пустых, чепуховых перебираний памяти?..
Кристина прижимала пальцы к вискам, мерно покачивалась на стуле. Умолкала…
Маша мучилась и терзала себя, не в силах догадаться, что ей делать и что говорить. Как помочь… И, подавленная, безмолвно уезжала домой, к бабушке и деду. А Кристина продолжала в одиночку метаться по пустой, изматывающе тихой квартире, где сломать тишину можно было только телефонным звонком или вывернув кран в ванной до предела.
– Тебе нужно пойти работать! – уже не в первый раз повторял отец. – Иначе невыносимо!
И Кристина, наконец, сдалась. Отец моментально устроил ее в платную стоматологическую клинику. Только дело у Кристины не заладилось.
Во-первых, она потеряла квалификацию, долгое время не работая, и многого просто не знала. Короткий трудовой период в воинской части в Германии среди некапризных и здоровых вояк опыта и знаний Кристине не прибавил. А здесь, в Москве, народ жил, как на подбор, привередливый. Требовал за свои деньги весьма определенных и квалифицированных услуг и тотчас начинал качать права, если что не по нем.
Во-вторых, издерганная Кристина обращаться с пациентами нежно и приветливо не могла и даже не старалась, чем вызывала ответные нарекания и частые жалобы заведующему. Тому тоже все быстро надоело. Ему нужно деньги зарабатывать – теперь те еще времена! – а не угождать всяким там сомнительным академикам, пестующим Ильича.
Заведующий пригласил Кристину к себе в кабинет и вежливо объяснил ситуацию, раз уж она сама ничего понимать не желала.
Геннадий Петрович впал в ярость, даже накричал на любимую дочь. Но ничего изменить не сумел. Его власть заканчивалась. И Кристина вновь оказалась без работы. И сидела дома, каждую минуту ожидая вестей о сыне.
Она забывала готовить, убирать и следить за собой. Только ждала… И однажды, взглянув на отросшие, давно не крашенные волосы, в ужасе увидела, что они стали абсолютно белыми.
Значит, она совсем седая… Но открытие поразило ее лишь в первый момент. Потом пришло безразличие. Как красилась, так буду краситься. Только бы нашли Алешку… Куда он мог пропасть?..
Но имя вероятного похитителя Кристина называть боялась и упорно скрывала от всех. «А вдруг я ошибаюсь? Мало ли что в отчаянии померещится…»
Пару раз ее вызывали на опознание найденных трупов детей, похожих по описанию на Алешу. Это было страшно. Отец всегда ездил с ней.
Когда маленькое тело ребенка открывали перед Кристиной, она каждый раз, стиснувшись, сжавшись в плотный комок, подозревала увидеть Алешу… Но оба раза в морге оказывался не он, а другой малыш, родителей которого по каким-то причинам пока не разыскали…
В молчании они с отцом садились в машину и ехали домой. И снова ждали… Маниакально, упорно, веря, что дождутся…
Геннадий Петрович часто ездил в МВД. У него и там имелись связи. Под его давлением некоторые газеты опубликовали фотографию пропавшего мальчика с просьбой всех видевших ребенка обращаться по телефону… Номер такой-то…
Но безрезультатно. И Кристина начала понимать, что дольше ей не выдержать. Еще немного, и она заболеет, сойдет с ума, выбросится из окна!.. И никто на свете не в силах спасти ее и удержать на краю отчаяния… Даже отец.
Неожиданно без звонка заехал Виталий. Возможно, его попросила об этом Машенька. Или бывшие теща и тесть. Однако Виталий решил тоже вмешаться и попробовать помочь.
На празднование Нового года у Воздвиженских Виталий явился минуту в минуту. Не опоздал и не пришел раньше. Все как положено.
Дверь открыла Кристина. И почему-то не слишком удивилась. Неужели ректор нарушил их уговор и все разболтал дочери?! Виталий обозлился на мэтра. Мог бы и попридержать язык за зубами, не маленький…
– Здравствуйте, ваша хвостатость! – весело поприветствовала гостя профессорская дочка. – Никак, явились поздравить папу с Новым годом? Ура, ура!
– Да… в общем-то так… – пробормотал Виталий.
Из комнаты вышел Геннадий Петрович.
– Вот, папуля, какие у тебя чудесные ординарцы! – пропела Кристина. Она так называла всех учащихся в ординатуре. – Не жалеют на тебя времени даже перед самым боем курантов! Очень трогательно!
– На самом деле, – начал объяснять ректор, – я пригласил Виталия к нам на встречу Нового года. Надеюсь, ты не возражаешь?
– Ах, вот как? Значит, вы еще, хвостатый господин, вдобавок и милый лжец? – Кристина засмеялась и внимательно осмотрела свои ноги, словно случайно выставив их на всеобщее обозрение. – Нет, папочка, против твоих приглашений я никогда не выступаю! Не перечу, не протестую… Принимаю как должное. Поэтому будем встречать вместе! А дальше все пойдет по народной примете: как и с кем встретишь Новый год – так его и проведешь! Верно? – И она кокетливо глянула на Виталия.
Он улыбнулся в ответ. Дело шло точно по его замыслу…
Мария Михайловна приняла Виталия как родного сына. Очевидно, муж ей немало порассказал о нем и настроил соответствующим образом. Впрочем, она вообще была к людям расположена и открыта, несмотря на высокое положение мужа. И внучка Машенька в этом плане унаследовала не только ее имя. Они и внешне оказались очень похожи.
Когда Кристина ждала Машу, отец часто говорил ей:
– На кого будешь чаще всего смотреть, на того будет и похож ребенок!
Кристина чаще всего видела перед собой маму…
Тот Новый год стал для них счастливым. А когда Виталий вытащил свой подарок, изумились даже видавшие виды старшие Воздвиженские. Кристина просто онемела от восхищения.
– Где вы достали такой перстень? – Геннадий Петрович осторожно положил на ладонь подарок Виталия.
– Это работа моего отца, ювелира, – невнятно пробормотал Ковригин. – Он давно умер…
Но у мамы осталась большая коллекция украшений… И все это будет ваше! – неожиданно выпалил он, смешался и торопливо отвел взгляд от Кристины.
Зачем он это сказал?.. Словно пытался ее купить… Или ничего?.. Ведь он от души, а женщины обожают украшалки…
– Да… – почтительно протянул ректор, – ваш отец, Виталий, был настоящим мастером, художником. Это уникальная работа.
– Мама говорит то же самое, – приободрился Виталий и, немного осмелев, посмотрел на Кристину.
